«Школьное образование: какие трудности могут возникнуть и как их преодолеть?» Священник Валерий Духанин - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Школьное образование: какие трудности могут возникнуть и как их преодолеть?» Священник Валерий Духанин

* Поделиться
Александр Ананьев и Алла Митрофанова

Наш гость — писатель, кандидат богословия, клирик Николо-Угрешской семинарии священник Валерий Духанин.

Мы говорили о целях и значении современного школьного образования, о том, какие трудности чаще всего возникают у детей и их родителей в процессе обучения, и что может помочь их преодолеть. Отец Валерий размышлял, насколько родителям стоит включаться в образовательный процесс; что делать, если мнение родителей не совпадает с мнением учителя; а также как быть, если ребенок жалуется на преподавателя и теряет интерес к изучаемому предмету.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова


А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья. В очередной раз за семейным столом вас приветствует ведущая Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Ведущий Александр Ананьев.

А. Ананьев

— И мы поздравляем вас... Хотя, может быть, не поздравлять, Алла Сергеевна?

А. Митрофанова

— Не знаю, не знаю...

А. Ананьев

— Может быть, выразить сочувствие, сострадание...

А. Митрофанова

— Соболезнования.

А. Ананьев

— Соболезнования... Начался учебный год, дорогие друзья. И это очень непростое время. С какими трудностями сталкиваются дети и их родители с началом нового учебного года? Какие ошибки совершают взрослые, проверяя ошибки в домашних заданиях своих детей? Как помочь ребенку, да и, наверное, родителям тоже, не утонуть в учебном процессе? Чему действительно стоит научиться, а что достаточно выучить, сдать и забыть? И что делать, если мнение учителя не соответствует твоему собственному мнению, а ребенок оказывается, ну что называется, меж двух огней? Вопросов очень много.

А. Митрофанова

— Ну у ребенка в конце концов и свое мнение может быть, тоже не обязательно совпадающее с мнением учителя.

А. Ананьев

— А вот с этим я бы поспорил.

А. Митрофанова

— Почему?

А. Ананьев

— Ребенок на то и ребенок, чтобы у него не было собственного мнения.

А. Митрофанова

— Ну здрасте! Ну, конечно. Тролль восьмидесятого уровня у микрофона.

А. Ананьев

— В общем, об этом и многом другом мы хотим поговорить сегодня с замечательным человеком, очень опытным пастырем, клириком Николо-Угрешской духовной семинарии, кандидатом богословия, писателем, что немаловажно, и родителем, и преподавателем, священником Валерием Духаниным. Добрый вечер, отец Валерий, здравствуйте. Поздравляем вас.

Иерей Валерий

— Здравствуйте, дорогие Александр, Алла. Я очень рад буду, конечно, побеседовать на эту тему. Но сразу скажу, немножко так проясню все-таки свой статус, что я все-таки не педагог, конечно, не школьный психолог, не являюсь таким вот специалистом там возрастной психологии, и постоянно тоже приходится какие-то свои проблемы решать. Ну по крайней мере отец троих детей, да, то есть к школьным проблемам имею некоторое такое отношение. Ну мне очень понравилось, как вы с юмором стали высказывать соболезнования в связи с началом учебного года. Все-таки в школу надо идти как на праздник.

А. Ананьев

— Ну вот будем откровенны: не получается, как на праздник-то, дорогой отец Валерий. Я вам больше того скажу...

Иерей Валерий

— Не может каждый день быть праздником.

А. Ананьев

— Да дело даже не в этом. Может быть, это будет такой публичной исповедью отчасти, но каждый год 1 сентября я, сорокапятилетний мужик, смотрю на людей, которые идут в направлении школы с цветами астр и прочих недорогих цветов...

А. Митрофанова

— Гладиолусов.

А. Ананьев

— Гладиолусов, да. И вы не представляете себе, как я радуюсь, что мне туда не надо. Вы понимаете, это какая-то абсолютно такая детская радость — что а у меня-то все это уже позади, а у меня уже есть диплом и мне не надо идти в школу! Вот какие-то такие у меня воспоминания. А чтобы немножко более яркими красками написать картину того, в каких реалиях живете вы со своей замечательной семьей, в каком классе учатся ваши дети, отец Валерий, если не тайна?

А. Митрофанова

— В каких классах, наверное, точнее.

Иерей Валерий

— Ну у меня как получилось: то что вот сын-то, он уже после 9 класса в училище, вот Свято-Дмитровское медицинское училище, там уже 3 курс он закончил. А дочки — одна перешла в 9 класс, другая в 7 класс — то есть это уже больше такие вот старшие, конечно, классы. Причем вначале мы учились в православной гимназии, восемь лет там мы находились, на юге Москвы, скажем так, учились они. А потом мы переехали в деревню под Сергиев Посад, и сейчас в обычной сельской школе находимся.

А. Митрофанова

— Вы знаете, отец Валерий, что удивительно в вашем ответе? Вы сказали: сначала мы учились. Понимаете, да? То есть не дети ходили туда-то, а сначала мы учились в православной гимназии. То есть получается, вы учились, то есть вы были вместе с вашими детьми на всех фронтах, связанных со школьным образованием.

Иерей Валерий

— Ну, в общем-то, на самом деле так и есть. Потому что для меня это было каким-то новым таким жизненным опытом прохождения школьного пути, уже в лице своих детей. По крайней мере, пока позволяло здоровье, потом уже не очень позволяло, да, но с самого начала я в это включался. Причем я так даже скажу, что вначале, когда вот сын, он самый старший, мы пошли в 1 класс гимназии в Сергиевом Посаде в православную гимназию. И там отучились восемь месяцев, а потом уже вот переехали, так как я получил должность на тот момент проректора в Николо-Угрешской семинарии, там мы уже в другую православную гимназию. Причем это две совершенно, получилось, кардинально разные школы: то есть первые восемь месяцев, пока мы здесь находились, мы отмучились, действительно как нечто такое жуткое что-то, а потом, когда туда перешли, то там вот уже ну просто вот, конечно, душа вздохнула. И совершенно новый опыт — нового отношения к школе, восприятия учителей, совсем все другое, то есть как два разных мира, вот это что поразительно. Вроде бы одна школьная программа, да, система одна образования, а совершенно два разных восприятия, совершенно разные ощущения, разные проблемы там и тут. И вот есть некий такой опыт. А потом уже в такую обычную школу уже, без православного направления, но все равно. Но вот да, верно вы сказали, что в каком-то смысле я тоже получил некое образование, некий новый жизненный опыт и учился вместе со своими детьми.

А. Ананьев

— А вот правильно это или нет? У Аллы было сейчас очень важное, очень точное, очень глубокое замечание относительно того, в какой степени родители должны учиться с детьми и вообще должны ли. Я в течение года учился в американской школе — это было в 90-х, довольно давно, но не думаю, что что-то кардинально поменялось там с тех пор, очень многое поменялось у нас с тех пор. Но меня удивило то, что происходит в школе у ребенка с математикой, географией там, историей, литературой, физкультурой — это целиком и полностью зона ответственности ребенка. Для меня было удивительным то, что американские родители никак не заняты в проверке домашнего задания, в том, чтобы сидеть вместе с ребенком учить химию, биологию. Нужно тебе — учи, не нужно тебе — выкручивайся. Это то, чему тебе и надо научиться: ответственности за то, что у тебя там происходит; тому, как добиваться каких-то результатов; понимания зачем тебе это нужно, поиску мотивов. Меня удивило, то, что родители интегрированы в процесс образования на уровне: вот тебе на завтрак, вернее на обед там ланч-бокс с бутербродами и яблоком, и вот тебе деньги, которые ты должен отдать учителю — всё, родители больше никак не занимаются обучением. Этим занимается школа. В то время как мои родители, я, мои друзья — все всегда садились с ребенком. Я думаю, что и вы, как ответственный папа, тоже часто занимались тем, что включали настольный свет, садились рядом с ребенком и разбирали с ним формулы, геометрию, исторические какие-то даты. Было ведь такое? И вот у меня вопрос: надо ли это? Или же, может быть, ребенку надо все-таки самому уже как-то нести ответственность за то, что происходит у него в школе?

Иерей Валерий

— Ну, честно говоря, я вот удивлен тому, что вы сказали про Америку, американскую систему. Я даже не знаю, как там они выживают при таком отношении, что если ты абстрагировался, отстранился от детей, то ну ведь непонятно...

А. Ананьев

— Нет, от детей не отстранился, но от школы. Ну есть школа, есть у ребенка задания...

А. Митрофанова

— Это зона ответственности ребенка.

А. Ананьев

— Зона ответственности ребенка. Более того, собственно, вот домашнее задание как таковое — это тоже, кстати, важно, — домашнего задания у детей как такового особенно-то и не было. Да, надо было что-то почитать, надо было что-то написать, но вот прямо кипу домашки никто никогда там не приносит. Все что ты должен сделать, ты делаешь в школе, во время школьного образовательного процесса.

А. Митрофанова

— Ну это, может быть, скорее история про разные действительно образовательные системы и разные походы. Потому что вот я, например, вспоминаю сейчас опыт моих друзей в Германии — их дети ходят, естественно, в немецкие, обычные самые немецкие образовательные школы. И поскольку они в Германии живут с начала двухтысячных годов, сами при этом учились в российской, то есть еще советской школе. И они говорят: да, это небо и земля, действительно. Они вспоминают свои школьные годы как постоянный страх, стресс и какое-то преодоление. А их дети, вы понимаете, они в школу рвутся. Вот рвутся. В Германии. Причем не только о своих детях они здесь могут говорить, они и других детей тоже наблюдают — они все крайне неохотно школу прогуливают. Если, к примеру, надо куда-то с родителями поехать, в какую-нибудь там, не знаю, соседнюю страну — прекрасные путешествия, приключения, всё — они с болью констатируют, что им придется школу для этого прогулять. Ну как же так, мама, папа? Может, вы меня как-то оставите? Потому что я хочу в школу. Вот, наверное, это действительно про какие-то разные системы. Не знаю.

Иерей Валерий

— Ну я повторю, что я вот не очень представляю зарубежную систему, что там и как, но у нас в русской школе мы такие трудяги, понимаете, с детских лет, вот как в советское время вся эта система формировалась. И с детских лет все привыкли к такому труду, может быть, даже непомерному труду, где-то даже мучительному. И вот куча этих предметов, да, и к каким-то душа не лежит, и непонятно, кем ты там будешь — математиком, физиком, биологом или спортсменом, а при этом надо все изучать, да, каждый преподаватель считает, что его предмет главный, нужно каждому угодить. Но на самом деле, если правильно к нашей системе подойти, то это приводит к чему? К тому, что как бы к некой такой жизненной, к такому приспособлению, к некоей выживаемости, да, что ты уже с детских лет ты можешь выживать при всевозможных таких вот жестких условиях, внешняя среда тебе приносит какие-то трудности, но ты учишься их преодолевать. Но и поэтому понятно, что если родитель будет в нашей системе отстранен от школы, то ребенку будет выжить в этой системе очень трудно. Я уж не знаю, как там на западе, ну может быть, вот эта среда, где, в общем-то, и поставлен некий жизненный комфорт на первое место, главное, чтобы учеба, она все-таки тоже приносила некое удовольствие. Но потом вот на общегосударственном уровне я не знаю, к чему это может привести. Вот наш народ, он всегда формировался за счет такого жесткого, в общем-то, воспитания, но, на мой взгляд, это и приводит к выживаемости нашего народа.

А. Ананьев

— Секунду, можно я уточню? Вот отец Валерий, очень важно, я не могу не задать вам этот вопрос, он будет хлестким, как пощечина. Школа не должна быть в радость, говорит священник Валерий Духанин. Так это или нет?

Иерей Валерий

— Нет, школа, конечно, и должна бы быть в радость. Но если в реальности так не получается, то с детских лет уже хорошо бы получить какой-то опыт, жизненный опыт преодоления трудностей и вот правильной реакции на те или иные сложные ситуации. То есть можно извлечь очень такие неплохие уроки для себя, которые в целом тебе пригодятся на всех последующих этапах твоей жизни. Когда ты увидишь, что начальник, допустим, он совсем не такой, как тебе нравится, когда там другие сотрудники по работе, когда вообще какие-то предписания в твоей профессиональной деятельности, они не очень тебе в комфорт, но ты уже с детства приучен преодолевать это, уже с разными учителями ты там встречался, ты готов был выполнять любые уроки. И вот это некое такое, может быть, вот отчасти оно сложное воспитание, да, но оно может очень пригодиться в дальнейшем, в будущем, если, конечно, правильно к этому отнестись. Ну кроме того, я все-таки не могу согласиться, что вообще все вот в нашей школе, оно настолько вот тяжко, утомительно. Потому что у каждого из нас есть все-таки учителя в нашей памяти даже, да, учителя, которые оставили светлый такой вот облик, воспоминания. Причем вот я вспоминаю свою школу и, что удивительно, что, как ни странно, одно из таких вот ярких воспоминаний учительницы по математике, которая достаточно жестко нас обучала, как бы жестко не в том смысле, что она нас ругала, но она очень была такая строгая, требовательная. И я помню, как она назначала во внеурочное время, чтобы мы приходили сдавать ей разные теоремы, и мы приходили, что-то там в 7.30 утра уже занимали очередь, чтобы сдавать ей. Но зато это помогло организовать мышление. Вот я просто вспоминаю себя в то время, что это учило мысль. Вот я помню, что болел, и там задано было что-то 50 задач решать по геометрии. Вот я, пока болел, сижу их и решаю, и вдруг — раз, почувствовал некое внутреннее расположение к этим задачам, что они помогают развиваться моему уму, мне это самому интересно. И потом вот как-то дальше, и в итоге у меня по этому предмету была пятерка. Сейчас прямо скажу, что все позабывал, но некий вот навык мышления, дисциплина ума осталась с того самого времени.

А. Ананьев

— Ваше описание ваших взаимоотношений с геометрией, дорогой отец Валерий, сильно напоминает стокгольмский синдром. Вот что я вам скажу.

А. Ананьев

— «Семейный час» на радио ВЕРА. Священник Валерий Духанин, клирик Николо-Угрешской духовной семинарии, кандидат богословия, замечательный писатель, отец...

А. Митрофанова

— Троих детей.

А. Ананьев

— Троих детей. Я еще хочу поговорить о том вашем опыте преподавания, который у вас есть. Меня зовут Александр Ананьев. И вместе со мной «Семейный час» ведет, что немаловажно тоже, учительница в каком-то смысле, преподаватель кафедры мировой литературы, культуры МГИМО, Алла Сергеевна Митрофанова.

А. Митрофанова

— Про мой опыт отдельно поговорим, там тоже действительно есть...

А. Ананьев

— Там тоже боль.

А. Митрофанова

— Нет, не то что боль, информация, пища для ума, скажем так, для размышления. Отец Валерий, согласна с вами по поводу выдающихся наших учителей, когда они встречаются на жизненном пути — это дорогого стоит, и это подарок от Господа Бога, ни больше ни меньше. Вот я прямо совершенно ответственно это заявляю, в моей жизни (надеюсь, что в жизни наших слушателей тоже) такие учителя есть. В целом же, по тому, как вы сейчас описали ваши взаимоотношения с геометрией, складывается такое впечатление, что, знаете, вот мы из детей готовим камикадзе. А тот опыт, о котором, например, рассказывают мои друзья, которые живут в Германии, там такое ощущение, что детей просто учат быть счастливыми. Не знаю, что важнее. Не знаю. Не знаю, что важнее в возрастании навстречу Богу опять же. Однако, мне кажется, что вот этот навык быть счастливым, он в жизни человека очень важен: чувствовать себя любимым ребенком Бога и понимать, что Бог рядом. И вы знаете, мне кажется, что вот в той системе образовательной, в которой мы находимся, формируемся, есть такой сложный аспект, в связи с этим: мы начинаем формировать свое отношение к себе, не исходя из того, какими нас видит Бог, а исходя из того, какие мы получили оценки и как наши родители на эти оценки отреагировали. Ну я счастливый человек, абсолютно счастливый, потому что мои родители, они всегда, ну как сказать, они всегда были на моей стороне, они всегда меня поддерживали. Они всегда говорили: послушай, совершенно неважно, какие ты оценки из школы принесешь, мы тебя от этого любить меньше не станем. А вот как часто случается иначе, и ребенок начинает понимать: он — то, что он принес в дневнике. То есть я равно тому, как меня оценили учителя в школе, как меня оценили, исходя из этих оценок, мои родители. Как этого избежать? Как дать ребенку ощущение того, что он любимый, несмотря ни на что?

Иерей Валерий

— Да, вопросы, конечно, очень глубокие и важные. Это из самой жизни семьи должно рождаться. Потому что неважно, что получил твой ребенок, это все равно твой сын и твоя дочь любимая, это твои чада. А прежде всего они чада Божии, и самое главное, чтобы они сохраняли живую душу, искреннюю душу, чтобы они не забывали про Бога. А оценки — ну что такое оценки? Ну вот поставили там какие-то цифры, отталкиваясь от каких-то, может быть, не очень совершенных твоих ответов. Ну мы знаем, что и гении, ряд гениев, у них бывали там где-то и очень такие опосредованные оценки в школах. И Пушкину, кстати, помните, ему же математические дисциплины не очень-то давались. А я вот помню, допустим, патриарх Алексий I (Симанский), даже когда он учился в академии, есть музее Московской духовной академии его диплом, и там некоторые оценки они удовлетворительные, то есть тройки. Но тем не менее это не помешало ему стать таким выдающимся иерархом, исповедником веры Христовой. То есть оценки, в каком-то смысле они вторичны. И я вот соглашусь с вами, что судить о ребенке, о его вообще в целом вот уровне по оценкам никак нельзя, иначе потом к чему это приведет, что сейчас он ради оценок, а потом будет думать, что счастье жизни, оно зависит от размера зарплаты. То есть там была вот оценочная шкала, она отталкивалась от тех баллов, которые ставили в школе, а теперь вот жизненное счастье тоже по оценочной шкале, но по размеру твоей зарплаты, допустим, это все в цифрах, но это совершенно все, конечно, не имеет никакого отношения к подлинному счастью, благополучию. Но формироваться это, конечно должно прежде всего в семье. Что касается учителей — ну все-таки учителя, они достаточно разные люди. То есть я встречал таких учителей, которые — ой, ну прямо вот после общения с ними все внутри, конечно, рушилось, опускалось, да. Но дети, вот они же, понимаете, пришли в школу, еще они маленькие, им на переменах хочется там как-то поиграть друг с другом, а она говорит: вот, мол, ты, конечно, ответил там на пять, но я тебе ставлю четыре, потому что вы там на перемене боролись. Так они же мальчики, что же им, как девочкам ходить, они борются, естественно. А учителя, они вот переносят это тоже в сферу оценок, и у детей потом такой негатив. А в другой школе, там наоборот — ну я не знаю, как это передать, то есть учитель, он может чувствовать душу ребенка, он прекрасно понимает, чем живет ребенок, откликается на это, и уж с таким учителем действительно у ребенка расцветает душа. Вот я встречал таких учителей прекрасных просто, замечательных, так что дети с ними как душа в душу, с такими учителями. Поэтому я думаю, что все-таки очень и очень разное все бывает, но в целом, наверное, какой-то вот остаток, может быть, еще советской эпохи, где слишком большой был налет некоей мучительности такой, тяжкости вот этой, и он немножко присутствует еще в наших школах. И что мы можем исправить? Ну только если там, где если появляются уроки, связанные с православной, духовной жизнью, с православной культурой, если это священник, допустим, преподает, то его задача полностью перестроить систему такого урока. Не по принципу там знаний и оценок, да, а вообще раскрывая красоту и доброту православной веры, пытаясь показать вот свет и тепло евангельской любви, чтобы детям было интересно беседовать, чтобы они сами к этому тянулись и совершенно не были привязаны к системе оценок. То есть вот только на таких вот уроках можно как-то менять. А в целом, конечно, оно привязано к оценочной системе. А уж когда дети вспоминают про ЕГЭ и ОГЭ, то они просто там за головы хватаются и чуть ли там не до нервных приступов у них.

А. Ананьев

— Ну к ЕГЭ и ОГЭ, да, мы вернемся сейчас чуть позже. А сначала у меня к вам вот такой вопрос практический. Допустим, к вам, отец Валерий, подходит дочка и говорит: пап, у меня сегодня, допустим, история, а терпеть не могу учительницу по истории, она плохая. И у нее есть причины так говорить, она знает, почему он так говорит. Она знает, почему она так относится к учительнице и знает, почему учительница так относится к ней. Ребенок не хочет идти в школу, потому что учительница плохая. Каковы будут ваши слова и действия в этой ситуации?

Иерей Валерий

— Ой, да, вы рассказываете то, что напрямую, конечно, в каких-то случаях относится к нашим реалиям. Ну что я скажу: доченька, ты пойми, что учительница, вот она так, люди разные, понимаешь, и по жизни встречаются люди разные — кто-то нас любит, а кто-то нет. Но самое главное, что мы тебя любим, у тебя есть папа, мама, и мы можем с тобой поговорить, побеседовать. А посмотри, что сам предмет истории. Ведь мы же не учительнице пытаемся угодить, а просто посмотреть те интересные, удивительные события, которые случались в прошлом, и то, что касается нашей родины, и в этом много можно найти интересного — то есть вот постараться переключить с учительницы, так сказать, на сам предмет. Потому что это то, что останется при тебе. Какое-то время ты поучишься и расстанешься. Вот помнишь, в таких-то классах ты была, ну была ты с этими учителями, а потом перешла дальше. И в этой учительницей ты тоже временно. А при тебе останутся те знания, которые ты получаешь. Тут прежде всего надо снять напряжение у ребенка, напряжение. Потом, во-вторых, нужно, конечно, поговорить поподробнее, почему ты считаешь, что она там тебя не любит. Ну вот там, она сердится, срывается. Так она, может, на всех срывается, да, может, она устала просто, она там 30 лет, и у нее эмоциональное выгорание, она уже устает там от детского шума, от детского крика, не тянет все это. И, конечно, тут совершенно не дело самим идти в школу там, разбираться, срываться. А прежде всего вот как бы поддержать ребенка, согреть его своим теплом и, может быть, предложить какие-то книжки по истории, которые пробудят в ней любовь к этому предмету. Рассказать что-то из самой истории —про героические победы нашего народа, про Суворова, про Кутузова, вспомнить тех же писателей наших, которые писали прекрасные произведения, — то есть немножко ее перевести в другую плоскость. А жизнь святых, ведь святые это тоже наша история, преподобный Сергий Радонежский. Вот мало кто знает, что Екатерина II, она даже написала житие преподобного Сергия, ну так же, как житие святителя Алексия, митрополита Московского. То есть она на определенном этапе своей жизни стала обращаться к историческому прошлому родины, пытаясь вот найти те опоры, на которых держалась всегда Россия. И изучая это, она увидела и обращала внимание именно на преподобного Сергия, на святителя Алексия, вот еще на некоторых исторических личностей, и даже вот она описывала это. Хотя были, конечно, жития, там Епифаний Премудрый писал, Пахомий Логофет, но она тоже вот свое особое историческое описание. То есть когда человек открывает для себя глубину того или иного предмета, в том числе истории, то ему уже неважно, как этот предмет кто преподает, да, главное, что ты можешь чем-то вдохновиться из этого предмета. Я понимаю, что это так вот легко говорить, да, а на самом деле это все проходит и через детскую боль, переживания. Если неудачно тебе преподают литературу, то ты и Гоголя в руки не возьмешь, и Достоевского читать не будешь. Ну тут вот нужна какая-то своя родительская, конечно, работа с ребенком: давай вместе почитаем.

А. Ананьев

— А что же делать, если мнение учителя, мягко говоря, не соответствует твоему собственному мнению? А ребенок оказывается между родителями, у которых одно мнение, и учителем, у которого мнение совсем другое. И чему действительно надо научиться в школе, зачем наши дети туда ходят? Об этом мы продолжим разговор через минуту полезной информации на радио ВЕРА в программе «Семейный час». Не отходите далеко. Звонок, как говорится, не для вас, а для учителя. А?

А. Ананьев

— Программа «Семейный час» возвращается. Здесь ведущая Алла Митрофанова, я Александр Ананьев. Беседуем сегодня с клириком Николо-Угрешской духовной семинарии, кандидатом богословия, писателем, священником Валерием Духаниным. Отец Валерий, время сейчас противоречивое, острое, болезненное и непростое. Что делать? Это вопрос даже не мы придумали, это вопрос нам задают наши слушатели, наши читатели, наши друзья, подписчики. Что делать, если ты всю жизнь говорил ребенку: Вася, белое — это белое, а черное — это черное. А ребенок приходит в школу, и неожиданно авторитетная учительница, стукая указкой по своему столу, говорит: Дети, белое — это черное, а черное — это белое. И ребенок приходит домой с круглыми глазами и спрашивает: пап, как же так? Ну ты мне говорил вот так, а в школе мне говорят вот так. И что делать в этой ситуации?

Иерей Валерий

— Ну, конечно, вы так прямо сгустили, действительно чувствуется, что некие вот у вас такие печальные воспоминания о школе...

А. Ананьев

— К сожалению, это реальность сегодняшнего дня в первую очередь. Это даже не мои воспоминания, это то, с чем сталкиваются люди вот сейчас, в первые дни учебного года.

Иерей Валерий

— Ну что они называют белое черным или черное белым... Понимаете, вот в советское время, когда, допустим, верующий ребенок приходил в школу, то там ведь царил такой явный атеизм. И вот я, конечно, всегда с большим удивлением и где-то вот воодушевлением даже слушаю повествования старшего поколения, где духовенство, вот отец Венедикт с академии, например, рассказывает: он вообще не был ни октябренком, ни пионером, ни комсомольцем, представляете? А я его спрашиваю: а как же так-то, ведь гонения были? А он говорит: школа-то была сельская, и там и такие были и преподаватели, учителя многие верующие. И у нас, когда — какой, третий класс там, принимали в пионеры? — и мы когда перешли, спрашивают: хотите, дети, быть пионерами? Только два человека подняли руку. А бывает так, были, конечно, школы, в которых отчитывали достаточно страшно. Вот я тоже таких, в общем-то, знаю священников, которые старшего возраста. И меня всегда удивляло, что вот как они прошли этот путь. Ну на самом деле, если ты вот верующий, то ты и в это время тоже, когда тебя там ругают, можешь просто вот молиться Богу, молиться Господу и Господь тебя не оставит, и учитель тебя не съест. Он говорит там что-то вот свое, но ты знай всегда, что ты можешь спросить об этом папу, маму, и мы всегда можем это обсудить с тобой вместе. То есть я думаю так, что неизбежно любой ребенок, он столкнется с какими-то недопониманиями в школе, с какими-то противоречиями, конфликтами. И вот здесь очень важно, чтобы в семье сохранялась атмосфера взаимности, что ребенок, приходя домой, мог спокойно поделиться с родителями. Потому что часто проблема не в том, что в школе ему что-то не то говорят, да, там с учителем, что он негатив какой-то получает. А проблема, она больше в том, что он, приходя домой, не может оттаять из-за того, что нет родительской любви и тепла. И такой двойной удар получается: и в школе он не до конца свой, и дома родителю нет времени, как бы не до него. А если не до него, то он, получается, как бы вытесняется, да, в какой-то свой мир, и тогда формируются эти компании какие-то по интересам, где можно легко деградировать. Так что на ваш вопрос может быть ответ только такой: что сохранять, стараться вот максимально работать над самим собой, чтобы вот сохранять вот эту атмосферу взаимности со своим ребенком, разбирая конкретно вот эти вот ситуации, несомненно поддерживая именно ребенка, да, и объясняя, что светлое, оно все равно останется светлым. Вот это белое, оно и будет белым, неважно от того, что там говорит другой человек. И что вот в дальнейшей жизни тебе вот этот опыт, он пригодится, потому что будет встречаться много людей, которые будут думать иначе. Но они приходят и уходят, а белое останется белым, а черное останется черным. То есть только вот путем такой поддержки, личной беседы. Потому что вы прямо вот такую конфликтную ситуацию изображаете.

А. Митрофанова

— Вы знаете, отец Валерий, может быть, вот менее конфликтная ситуация и более распространенная, с чем сталкиваюсь, например, я, когда ко мне на первый курс каждый год приходят все новые и новые студенты. Преподаю на первом курсе и поэтому каждый год встречаюсь со вчерашними школьниками. Поскольку преподаю литературу — дисциплина гуманитарная, подразумевающая плюрализм мнений, мы знаем, среди исследователей одного и того же автора зачастую полярные точки зрения могут встречаться, и это абсолютно нормально. Вот когда пытаюсь детей вывести на диалог, на дискуссию, особенно первое время я вижу на самом деле массовое, крайне редко когда бывают исключения, может быть, один раз там в два-три года, в основном первое время это ступор: дети не понимают, чего я от них хочу. Я спрашиваю: а что вы думаете? А как вы это видите? И они боятся отвечать. И вывод, который могу сделать, что скорее всего в таких гуманитарных дисциплинах даже, может быть, в рамках школьной программы от них требовали правильных ответов. Не размышлений, а правильных ответов. Наверное, система ЕГЭ на это заточена. Допускаю, у нее масса плюсов, есть и свои минусы, и издержки, скажем так, наверное, это один из них. Но вот, допустим, беседую со своими сверстницами, у которых сейчас дети учатся в школе, они говорят: ну да, им под диктовку дают ответы на уроках по литературе, что они должны сказать в рамках собственных, так сказать, размышлений о том или ином произведении. И они когда выучат то, что они должны сказать и ответят это на занятии — это будет правильный ответ. Если поделятся своими мыслями — это будет неправильный ответ, потому что он не соответствует чаще всего, да, тому, что им диктовал учитель. Это сложная ситуация. Сложная, потому что, на мой взгляд, есть целый ряд дисциплин — среди них и литература, и история, отчасти, может быть, даже и биология, и география, — где возможен плюрализм мнений. Ну возможен, есть разные точки зрения. И это очень хорошо, когда дети умеют выступать в дискуссии и отстаивать свою позицию. Что делать, когда вот в этом русле идет несовпадение, когда ребенок, получается, лишен права на свое мнение что ли? Опять же дома как-то пытаться это компенсировать, вместе с детьми книжки читать и говорить им, что ну ты придешь в школу и отвечай вот так-то, так-то, а не так, как мы с тобой сейчас поговорили?

Иерей Валерий

— Надо исходить все-таки из реальной ситуации. Если школьная система, вот как вы ее описали, она заточена на конечную сдачу ЕГЭ, то есть правильные ответы, как бы правильные, чтобы набрать необходимые баллы, и при этом не раскрывается пространство внутреннего мира этого ребенка, то есть творческое его внутреннее пространство его души, оно не развивается, то тут и остается только дома самим работать. И потом вот как вы, как педагог уже вуза, высшего учебного заведения, уже стараться восполнить это, пробудить в них творческое начало. Потому что творчество, оно как раз и начинает раскрываться, когда человек высказывает вот свое мнение, свое видение — то есть у него уже внутренняя работа начинается. Даже пусть он потом поменяет свое мнение, но он уже, по крайней мере внутренне, работает над этой темой, которую вы обсуждаете. А школа — вот, к сожалению, да, там мало творческих преподавателей, понимаете. И если преподаватель считает, что его задача только в том, чтобы выдать материал и получить ответ на него, то есть, получается, школа, она как бы тоже как станок такой механический, бездушный, штампует, вот этот станок штампует какие-то детали, и дети, они превращаются в эти штампованные детали — без личной мысли, без свободного проявления себя. Но, понимаете, вот вы, конечно, это говорили, что там вот есть, в Германии, как, но я все-таки тоже не уверен, что везде все настолько вот идеально, что так вот...

А. Митрофанова

— Нет, конечно.

Иерей Валерий

— Везде наверняка какие-то свои проблемы. И заставить учителя быть творческим человеком мы не можем. Поэтому, насколько мы сами в силах, вот это творческое начало мы можем раскрывать только тоже в личном общении с ребенком, чтобы он поделился, вот что он услышал на уроке. Ну а сам ты как думаешь по этому поводу, вот скажи, пожалуйста? Прочитал там «Капитанскую дочку», что ты извлек для себя? А что тебе сказали? То есть постараться побеседовать с ребенком на эту тему, и, может быть, в ребенке что-то вот раскроется такое, что, оказывается, произведение, оно самому ему тоже интересно. Когда, кстати, они вот готовятся, тоже бывает неплохо, если вместе аудио какое-то слушаем, аудиорассказ там, допустим, «Повести Белкина». И потом небольшие как бы ремарки делаем, говорим детям: вы посмотрите, как тут интересно, да? Вот эта повесть «Метель», и тут получается, прямо как ну промысл Божий сказывается: что хотела она за одного замуж, потом оказалось в итоге, что венчание с другим, и потом все равно промысл Божий их соединяет вместе. И вот такой промысл Божий можно замечать в разных литературных произведениях. Хочешь не хочешь, тут нужно, конечно, личное участие родителя. Ну а какой у нас еще выход? То есть мы сейчас с вами обсуждаем это, преподавателей, учителей мы не можем исправить, да. Ну а если вот у нас свои дети, то мы можем только как-то корректировать отношение детей вот к тем особенностям современной школы, которые есть, и другого пути у нас не имеется. Ну или вот как вы, будучи уже преподавателем, уже постараться дать какой-то новый взгляд. А дело в чем, ведь они же к вам приходят еще тоже достаточно юными, я так понимаю, после школы. И на самом деле их творческое формирование, оно еще не завершилось, кстати, как и формирование психики — то есть 17–18 лет еще психика формируется. Поэтому то, что вы говорите, это очень мощно влияет на них. И я думаю, что эффект будет положительный, то что вы наконец помогаете им раскрыться, раскрыть их внутреннее такое вот осмысление. То есть да, пусть они получили информацию, они заучили, ответили — это уже хорошо, на этом спасибо. То есть если бы они пришли как чистый лист, что вообще ничего нет, ни знаний там, ничего, то это было бы хуже. А вы уже помогаете им немножко так вот развиваться. Что касается школьных учителей, то далеко не каждый из них он такой вот творческий художник, который может на уроке как бы написать некую картину, да, и учеников сделать как бы соучастниками этой картины, чтобы они тоже вот что-то дорисовали, предложили свое. Ну тут, видимо, уже только вот родителям уже работать.

А. Ананьев

— «Семейный час» на радио ВЕРА. Священник Валерий Духанин, клирик Николо-Угрешской духовной семинарии, кандидат богословия, замечательный писатель, отец. Также я, Александр Ананьев, и Алла Митрофанова. Сегодня мы размышляем о школе, как пелось в замечательной песне: «Буквы разные писать вычитать и умножать (терпеть, страдать и выживать) учат в школе, учат в школе, учат в школе...»

А. Митрофанова

— Отец Валерий, знаете, вот сейчас хочется вступиться за учителей. Ну во-первых, конечно, есть примеры, наверное, какого-то ошибочного попадания в эту удивительную профессию, однако немало примеров настоящих подвижников. И все-таки людей, которые творчески относятся к своему предмету и к своей задаче раскрывать детей, помогать им формироваться, я думаю, очень много. Сегодня так получается, разговор у нас в большей степени проблемный, фокусируемся мы на сложностях, трудностях и на том, как их преодолевать, как помогать нашим детям. Однако подвижников немало. И вы знаете, мне бы хотелось, чтобы, может быть, вы тоже и с педагогами, к педагогам сейчас обратились, и им каким-то образом так наставнически помогли. Ведь часто бывает, что очень творческий педагог завален бумажной работой, и ее с годами становится все больше. Вот у нас сейчас система образовательная, она дрейфует в сторону заполнения какого-то бесконечного количества журналов, отчетов, бумаг, которые нужно куда-то отправлять. И вместо того, чтобы... Ведь знаете как, творческому человеку очень важно пространство, пространство вот просто, знаете, даже медленное чтение дает потрясающие результаты: когда ты перечитываешь хорошо тебе знакомый роман и имеешь возможность зависнуть, простите за выражение, на странице, и вернуться на страницу назад, на час отложить книгу и походить, и подышать вместе с этим текстом. Вот, на мой взгляд, самые поразительные прорывы, связанные с открытиями — мне о литературе близко размышлять, вот на примере литературы могу сказать, что это совершенно точно именно так работает. Прорывы совершаются, случаются именно там, вот в эти самые моменты, когда ты можешь дать себе возможность спокойно пожить с одним абзацем текста. И в той ситуации, в которой сейчас зачастую оказываются учителя, это практически невозможно. Они, правда, как белка в колесе, и зачастую не до творчества, при всем их мощнейшем творческом начале. Как здесь быть? Как все-таки напоминать себе, для чего ты в этой профессии, что самое главное для тебя? И как не оказаться под гранитной плитой всех тех отчетов, которые тебе нужно заполнить?

Иерей Валерий

— Да, я очень прекрасно понимаю, про что вы говорите. Потому что напомню, что я был проректором по учебной работе восемь лет, и как раз в эту эпоху начались вот подобные реформы и бумажная волокита, которая все поглощала, исчезала жизнь, все живое уничтожалось. И, получается, только вот эти какие-то бумаги, бумаги, где ничего творческого не предполагается. Но зато тогда ты понимаешь, что лекция твоя, ну или урок вот в школе ведет учитель, он и становится для тебя отдушиной — то есть встреча с живой аудиторией, встреча с живыми детьми, с живыми студентами. Пусть они не во всем там тебя даже слушают, но на самом деле, когда ты говоришь с вдохновением, то все равно оттаивают они, начинают слушать. И пусть кто-то вроде там спит — ну пусть он поспит, отдохнет, зато другие слышат. То есть относиться к уроку как к возможности вздохнуть свежим воздухом, уйти от этих сухих бумажных отчетов. Я еще иногда воспоминаю вот эту фразу евангельскую, немножко так по-своему ее перетолковываю: пусть мертвые погребают своих мертвецов — то есть вот эти мертвые документы, которые погребаются в этих ящиках, как в неких гробах, и никому они не нужны, и иногда и человек становится мертвым, который погребает их. И нужно понять, что это просто вот нечто вторичное, да. Ну вот когда мы, скажем, на кухне готовим еду, мы чистим картошку, да, и мы понимаем, что, очищая вот эту кожуру, мы выполняем какую-то необходимую, к сожалению, на данном этапе работу, но все равно главное будет впереди — то есть вот трапеза. И пусть эти документы, как бы чистка вот этой картошки, эта шелуха куда-то там складывается, а потом все равно самое главное — это встреча с детьми. И вот настроить себя так, чтобы душа именно получала отдушину, встречаясь с детьми, со студентами, и чтобы это питало тебя. А как это будет, когда ты сам тоже вот не уткнулся в текст, как конспект свой, а уже тоже черпаешь там какую-то жизнь, раскрывая свой предмет. Особенно в литературе это очень даже удобно, потому что ты можешь всегда высказать какое-то свое мнение, да, по поводу того или иного произведения — тут как раз для творческого раскрытия очень много дается поводов. И постарайся вот какую-то живую беседу, даже ну в самом начале урока провести. Или там беседуешь-беседуешь, видишь, начинают закисать — ну задай какой-то вопрос, они откликнутся, ты потом продолжишь эту мысль, то есть вызови их где-то на дискуссию, то есть чтобы вот это общение, оно самого тебя как-то взбадривало, оживляло. Ну это так вот, просто мои небольшие наблюдения.

А. Ананьев

— Отец Валерий, дорогой, у нас осталось пять минут от нашей встречи, и эти пять минут я хочу посвятить, знаете, чему? Тому, чтобы подняться над этой проблемой, над вопросом, темой школы, домашних заданий, учителей, родителей, детей вот максимально высоко, окинуть все это взором максимально широко, и попробовать сформулировать ответ на простой и сложный вопрос одновременно. Ответ будет полезен и родителям, и детям, которые нас сейчас слушают, в ужасе, наверное, вместе с родителями, радио ВЕРА, и учителям. Вопрос вот какой: а зачем дети ходят в школу? Какова цель в конечном итоге, вот по большому счету, по гамбургскому? Причем ответ, вот если отец Валерий Духанин скажет, что ну вот, ребята, вот давайте честно: мы ходим в школу, чтобы получить нормальные результаты по ЕГЭ, чтобы поступить в вуз — это тоже ответ. Более того, я вам скажу, что вот если копнуть поглубже, там, я не знаю, в сознании родителей, детей, старшеклассников, учителей, да: зачем? Чтобы у тебя были возможности поступить в нормальный вуз, чтобы у тебя были возможности стать нормальным человеком, а не вырасти в дворника, как меня пугали раньше там родители: вырастешь — будешь дворником.

А. Митрофанова

— Ну прекрасная профессия.

А. Ананьев

— Да, ну тогда я очень помню, очень хорошо помню этот аргумент: худшее, что может случиться с человеком — это он может стать дворником. Вот серьезно, у меня с детства была такая установка: худшее, что может случиться — будешь мести двор. Но ты же не хочешь мести двор, Саша? Ты же хочешь поступить в нормальный вуз? Поэтому у тебя должны быть нормальные результаты. Но вы знаете, где-то глубоко в душе я чувствую, что ответ на самом деле другой. Не ЕГЭ, не ОГЭ, даже не оценки. И вы знаете, скажу страшное: наверное, даже не знание тригонометрических формул и химических этих уравнений. Я закончил школу — я их не помню, не знаю, они мне не пригодились. А что тогда? И вот я думаю, замечательный священник Валерий Духанин знает ответ на вопрос: а зачем дети утром идут в школу?

Иерей Валерий

— Вы знаете, вот мир как Божие творение, он очень интересен. Он невероятно интересен. То есть вот как Господь, Который есть любовь, да, Который всемогущ, всеведущ, вот Он Своей любовью, лучами благодати пронизывает все мироздание, и вот Он сотворил мир, который и в малейшей его частице он удивителен, он уникален. То есть если возьмем мы там физику, химию, биологию — мы наблюдаем просто удивительную какую-то гармонию, где ничего не случайного, стихийного, где все взаимосвязано друг с другом, и это свидетельствует о высшем смысле, потому что Бог — это и есть высший смысл. И посмотрим ли мы на историю человечества, да, — она тоже наполнена промыслом Божиим: вот как люди жили, скажем, которые не знали Христа, или как живут уже те, которые познали Христа, насколько они изменяют свою жизнь. И в лице святых — Георгий Победоносец, Николай Чудотворец, да, — мы получаем просто вот удивительных людей, перед добротой, любовью которых преклонялись тысячи, сотни тысяч других. Возьмем ли мы какой-то еще предмет — мы тоже увидим совершенно удивительные какие-то вещи. Даже вот та же физкультура — и тут мы тоже постигаем, что, оказывается, Господь тоже очень много дарований вложил в естество человека: то ты там подтягивался, даже не мог подтянуться, висел там, болтался, как сосиска, на этом турнике, а потом ты трудишься, над собой работаешь — и вдруг начинаешь подтягиваться один, два, потом десять раз. А потом какие-то еще у тебя успехи и стимул появляется. То есть любой предмет, он дает тебе внутреннее развитие и раскрытие, и в конце концов может подвести тебя вообще к познанию Бога. И мир как творение Божие, он очень интересен. И вот школа, если правильно к ней подойти, она как раз может помочь тебе начать — и только это начало! — познавать присутствие Божие в мире, как Господь Себя запечатлевает в каждой частице нашего мироздания. Вот как снежинку мы даже посмотрим — насколько она красива, каждая отдельная снежинка, каждый отдельный цветочек, лепесток. Возьмем ли там биологию, ботанику — и во всем этом можно увидеть удивительные какие-то смыслы. И путем даже простого вот этого школьного просвещения мы можем в конечном итоге тоже подойти к познанию Бога и через это ко спасению своей души. То есть в конечном итоге, конечно, школа она нужна для того, чтобы стать действительно нормальным человеком. Но нормальным человеком не в том смысле, что у тебя будет профессия какая-то там высокооплачиваемая или там еще какая-то, а таким человеком, в котором раскроется образ Божий и познание этого мира. И пусть ты встретишься в школе со многими трудностями, скорбями, но это сделает тебя сильнее, и ты потом сможешь в дальнейших твоих жизненных путях правильно реагировать на какие-то случающиеся невзгоды, и сам, может быть, будешь кого-то укреплять, поддерживать. То есть школа, она может очень много дать человеку, да, собственно говоря, без школы очень трудно правильно в целом реагировать.

А. Ананьев

— Слушайте, знаете что, да, мне пришло в голову, дорогой отец Валерий, что из чувства долга вот все то, о чем вы говорите, сделать невозможно. Это возможно, лишь только если ты любишь. Если ты любишь то, чем ты занимаешься, тех, с кем ты встречаешься в школе, то что тебе надо делать после школы. Вот если ты любишь. В конечном итоге мне сейчас пришел в голову вот какой ответ: школа -это такой тернистый путь обучения любви.

Иерей Валерий

— И пусть хотя бы какой-то предмет ты полюбишь, даже просто, может быть, черчение ты уже полюбишь и будешь рисовать вот эти линии. Но эта любовь, она выстроит твою дальнейшую жизнь — может быть, станешь каким-нибудь там градостроителям, архитектором, будешь пользу людям приносить. То есть постарайся найти то, что отзовется в твоей душе, вот полюби это, и такая любовь, она раскроет в твоем сердце что-то важное и потом обернется сторицей.

А. Ананьев

— Слушайте, замечательный, кстати, мог бы быть опыт, если бы вот сейчас родители, которые нас слушают, ну или учителя, которые преподают, зададут вопрос детям: Петя, а что ты любишь в школе? Вот прямо любишь. И внимательно выслушать ответ. И мне кажется, этот ответ будет очень-очень важен для всех нас. Спасибо вам большое, отец Валерий. По-моему, получился прекрасный разговор. Сил, терпения и, самое главное, любви тем, кто делает домашние задания, проверяет домашние задания, каждый день берет за руку детей, отводит их в школу и встречает их после школы. Спасибо вам за то, что провели этот час вместе с нами, с Аллой Митрофановой и Александром Ананьевым, и клириком Николо-Угрешской духовной семинарии, кандидатом богословия и писателем, отцом, священником Валерием Духаниным. Спасибо, отец Валерий.

Иерей Валерий

— Вам спасибо огромное. Конечно, спасибо всем нашим учителям. Ну и школьникам, конечно, помощи Божией. Путь не боятся, идут смело в школу. Поверьте, это все-таки принесет пользу вашей душе. Это намного интереснее, нежели сидеть сложа руки дома и не посещать никаких уроков.

А. Ананьев

— Это была программа «Семейный час». Всего доброго.


Все выпуски программы Семейный час

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем