«Российский флот после Русско-Японской войны». Александр Музафаров

Гостем программы «Исторический час» был старший преподаватель Университета имени Разумовского Александр Музафаров.

Разговор шел о возрождении российского флота между Русско-Японской и Первой Мировой войнами и об удивительных людях, возрождавших и развивавших флот в этот сложный период.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы сегодня поговорим о том, какую трансформацию претерпел Российский императорский флот при Николае II. Причем речь идет не только о железе, о заклепках, о броне, о главном калибре, хотя, для тех мужчин, которые всю жизнь этим интересуются, это было бы, конечно, очень интересно, но у нас добрую половину передачи займет все-таки человеческий фактор. Я хотел бы объяснить, о чем идет речь, это не так просто. В период после Русско-японской войны главный флот страны, а таковым был Балтийский флот, оказался фактически нерабочим. Из него выгребли для Тихоокеанского театра военных действий буквально все боеспособное, что только можно было, и помимо старых кораблей, там осталось ничтожное количество боевых единиц и один относительно новый эскадренный броненосец «Слава», который случайно остался, не отправился в поход, но очень быстро устарел. Буквально в течение нескольких лет морская техника подвела черту под высокими оценками боеспособности этого корабля. Если говорить откровенно, Балтийский флот после Русско-японской войны буквально через несколько лет превратился в сборище ржавых консервных банок. Но это полбеды. Офицеров огромное количество, многие из них когда-то плавали и сражались на кораблях в Тихом океане, вели себя героически, защищали Отечество, но через них прошел, как говорится, Цусимский синдром — синдром тяжелого поражения, вот как у американцев был вьетнамский синдром. Кому-то из них больше не хотелось служить на флоте, кто-то смотрел на это безнадежно, у кого-то в душе запечатлелся ужас. А ведь они, в сущности, на воде или не на воде — войско православного Русского царства, которое должно защищать Отечество любой ценой против любого врага. Это страшная ситуация, когда тысячи офицеров буквально искалечены предыдущей войной, многие из них, ко всему прочему, просто не представляют себе, куда заведет война брони, мощных двигателей, колоссального калибра орудий, и с ужасом смотрят в будущее, потому что они не приспособлены и не хотят приспосабливаться к такой войне. Так что реформирование Российского императорского флота прежде всего коснулось не железа, не брони, не орудий, а людей. Для того, чтобы поговорить об этом всерьез, мы позвали сегодня в студию Александра Азизовича Музафарова, старшего преподавателя в Университете имени Разумовского, замечательного специалиста по данной эпохе. Здравствуйте!

А. Музафаров

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Ну что ж, давайте начнем говорить о том, что пришлось делать с офицерским корпусом России после цусимских времен. Надо сказать, что кроме Цусимы было еще несколько неприятных поражений: потеря Порт-Артурской эскадры, гибель «Адмирала Макарова», потеря крейсера «Рюрик» в Желтом море и несколько других потерь. Был героизм, были победы, но на фоне общей трагедии они выглядели бледновато.

А. Музафаров

— Итак, Русский императорский флот к началу 1906 года пережил сильнейшее потрясение в своей истории. Парадокс, Русско-японская война — это та война, где победа или поражение зависели от флота. Это была война флота, и флот эту войну проиграл. Сухопутная армия ничего не смогла сделать с противником, не располагая морской силой.

Д. Володихин

— Вернее, потеряв морскую силу.

А. Музафаров

— Да. И на моряков смотрели и как на виновников поражения, и в обществе в принципе задавались вопросом — а нужен ли России флот? Напомню, что это была эпоха, когда были сильны почвеннические, славянофильские настроения, когда пошли разговоры, что «мы сухопутная держава, зачем царь Петр всё это затеял, нам без флота вполне можно обойтись».

Д. Володихин

— Напрасные расходы ещё.

А. Музафаров

— Да. Напомним, что во время революционных событий 1905 года на флоте было несколько мятежей: броненосец «Потёмкин», крейсер «Очаков», и тоже возник вопрос, что флот — источник революционной заразы. То есть на флот общество смотрело косо.

Д. Володихин

— Впоследствии говорили, что корабли Русского императорского флота очень часто заходили в портовые города Европы, и там именно за русских матросов принимались целенаправленно науськанные на них агитаторы, а это очень сильно вредило флоту. Если до Первой мировой войны это играло роль относительную, то во время Первой мировой войны ещё скажет своё слово. Впервые оно сказало своё слово на «Потёмкине» и на «Очакове».

А. Музафаров

— Тем не менее, надо отдать должное русскому морскому офицерскому корпусу, потому что инициаторами возрождения Русского флота стали именно русские морские офицеры. Я хотел бы назвать несколько имён, которые приложили главные усилия к вопросу возрождения флота. Начну я с имени капитана 2-го ранга Василия Ивановича Семёнова, офицера, сражавшегося в Порт-Артурской эскадре, потом совершившего скоростной проезд через всю Евразию, попавшего в последний момент на борт эскадры Рожественского, пережившего Цусиму, пережившего плен. И вот Владимирович Иванович Семенов пишет книгу «Расплата», посвящённую Русско-японской войне. Причем интересно, что это человек, который был в хороших отношениях с героем и антигероем Русско-японской войны: он был очень близок и к адмиралу Макарову, и к адмиралу Рожественскому. Он пишет книгу, которая говорит: да, у нас есть корабли, у нас есть люди, но нам нужно заново воссоздать флот. И своей книгой (не случайно она была запрещена в Советском Союзе, никогда не издавалась) он показал, что у флота есть здоровые силы.

Д. Володихин

— Правда, на тот момент, когда она выходила, кораблей ещё было, мягко говоря, маловато.

А. Музафаров

— Да. Вот так мы будем параллельно перескакивать с кораблей на людей, и может быть, отметим, что возрождение корабельного состава флота началось ещё непосредственно в ходе войны. Уже в 1904 году было создано общество «Возрождение флота» на добровольные пожертвования, которое возглавил князь Александр Михайлович, которое построило несколько подводных лодок, и более 20 эскадронных миноносцев типа «Доброволец».

Д. Володихин

— Вот скажем честно, если бы не это общество бескорыстных, щедрых дарителей на Отечество, на его защиту, флот бы чувствовал себя очень плохо, потому что значительное количество кораблей было сделано на эти деньги. Это не показная какая-нибудь танковая колонна времен Великой Отечественной войны, далеко не всегда она действительно собиралась на чьи-то деньги, но так бывало объявлено, люди вкладывались в неё, это целая эскадра, и вся страна отказывалась от своих грошей, чтобы она была создана. Впоследствии, в следующей войне эти небольшие кораблики, угольные эскадронные миноносцы будут играть роль сторожевиков, совершенно незаменимую роль.

А. Музафаров

— Многие морские офицеры размышляли над причинами поражения флота. Не могу не привести цитату, разбитый в Цусиме адмирал Зиновий Петрович Рожественский в одной из своих последних газетных статей написал так: «Я слышу проклятия в свой адрес, и я не возражаю на них, потому что в этих проклятиях я чувствую горечь русского сердца, скорбящего о гибели флота и мечтающего о возрождении. Я радуюсь, что русское общество неравнодушно восприняло этот вопрос и оно вернёт свой флот на место». Но кто этим занялся? Одной из причин поражения русского флота было отсутствие у него адекватной, как бы сейчас сказали, мозговой структуры. То есть Российский флот накануне Русско-японской войны напоминал гигантское тело, у которого было много сил, огромные мышцы и очень слабый головной мозг. Почему? Можно долго углубляться в историю реформ, начинающихся с Константина Николаевича, но надо отметить, что был такой общий принцип в конце ХIХ века, когда морское министерство просило у министерства финансов деньги на броненосец, говорили: «Да, пожалуйста, броненосец — это красиво, он большой, его можно поставить». «А нам бы вот создать в штабе группу планирования в 30 офицеров». — «Нет, ну это очень дорого, 30 офицеров. Давайте, четыре, это можно». То есть это привело к чему? Часто упрекают, что Русский флот не имел плана войны с Японией, но ситуация была хуже — у него не было органа, который должен был этот план разрабатывать. Именно с создания такого органа начинается возрождение Русского флота, и решающую роль здесь сыграл капитан первого ранга, а потом контр-адмирал — Лев Алексеевич Брусилов. Опытный морской офицер, участник Русско-японской войны, командир крейсера «Громобой», Георгиевский кавалер, воевал в Владивостоке с целым отрядом крейсеров. Он подаёт государю императору записку с предложением создать Морской генеральный штаб. В составе Морского ведомства уже был Главный морской штаб, который занимался учётом кадров и оперативным управлением кораблями.

Д. Володихин

— То есть это скорее административная структура, нежели тактическая, и тем более не стратегическая.

А. Музафаров

— Да. Надо сказать, что его общий состав — 30 офицеров-чиновников, причём половина из них занимается кадрами флота. Половина — это огромный отдел кадров. Потом создали ещё 10 человек — военно-юридический отдел, кто разрабатывал уставы, положения и так далее. Так вот, Морской генеральный штаб создаётся именно для планирования боевых действий, разработки тактических приёмов и так далее и тому подобное. Государь император поддержал эту докладную записку, кроме Брусилова, ее подписали ещё восемь офицеров, в основном, лейтенанты, капитаны 2-го ранга, даже мичмана были, которые прошли огонь Русско-японской войны, и предложили создать эту структуру. И в составе Русского флота появляется новый орган — Морской генеральный штаб, при этом Главный морской штаб продолжает существовать, они превратились в такого тяни-толкая, который занимается разработкой флота. Теперь впервые воссоздание флота было положено на стратегическую научную основу.

Д. Володихин

— То есть раньше флот развивается и развивается, его с разных сторон толкают то в одну сторону, то в другую. Теперь решили, что прежде чем куда-то его развивать, надо об этом подумать. Странная идея после того, как флот существует уже 200 лет!

А. Музафаров

— Чтобы возродить Балтийский флот, необходимо было дать ему опытного и достаточно закалённого в боях командира, и государь-император Николай II назначает на пост начальника морских сил Балтийского моря — так официально называлась должность командующего Балтийским флотом в те годы — Николая Оттовича фон Эссена.

Д. Володихин

— Эссен получил те самые «консервные банки».

А. Музафаров

— Он получил действительно очень тяжкое наследство. Что из себя представляет Балтийский флот: два эскадренных броненосца относительно современных — достроенная «Слава» и вернувшийся с войны почти однотипный с ней «Цесаревич». Два вернувшихся с войны броненосных крейсера — «Россия» и «Громобой».

Д. Володихин

— Старенькие.

А. Музафаров

— Относительно, но тут есть один важный нюанс: на стапелях стоят еще два достраивающихся эскадренных броненосца — «Андрей Первозванный» и «Император Павел I». Два совсем древних корабля — «Император Александр II» и «Император Петр Великий», которые перестраиваются в учебные, и огромное количество старого плавучего хлама. Что делает Эссен? Главный упор он возлагает на минные силы. Минные силы были одним из наиболее эффективных оружий Русско-японской войны, поэтому Эссен начинает тренировать эскадры миноносцев, минную дивизию.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, хочу напомнить вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях замечательный историк Александр Азизович Музафаров. Мы разбираем трагедию и триумф, именно в таком порядке — Русского флота после Русско-японской войны. Ну что же, вернемся к людям. Эссен вносит какое-то живое движение мысли в воссоздание флота. Обратите, пожалуйста, внимание — мы о людях, которые мыслят в категориях: как выручить Отечество из очень сложного положения. Балтика — это огромная дыра, через которую прямо к столице может прорваться немецкий флот. Надо защищаться, надо думать грамотно. Не та ситуация, когда можно призвать: выйдем и ляжем костьми! Ну лягут, и немцы прорвутся. Надо было хорошенько поразмыслить и предложить какие-то оригинальные решения. Вот минные силы — это было одно из оригинальных решений.

А. Музафаров

— Но главное, что адмирал Эссен меняет всю структуру организации Русского флота. Отменяется существовавшая с парусной эпохи экипажная система. Я напомню, что это такое, современному человеку это сложно понять. Моряки Русского флота объединялись в такие строевые единицы как флотский экипаж. Флотский экипаж каждую весну комплектовал из своего состава команды одного или нескольких кораблей. Если корабль крупный, то флотский экипаж занимал его целиком — скажем, броненосец или крейсер. Если миноносец, то несколько. У каждого русского моряка было как бы два начальника: на корабле — командир корабля и ещё командир экипажа, он мог совпадать, а мог и не совпадать. Каждую осень корабли списывали команды, матросы и офицеры возвращались в экипаж и до весны занимались строевыми учениями. Во времена парусного флота это была обычная практика. В эпоху парового броненосного флота она выглядела абсурдом, потому что Русский флот занимался боевой подготовкой полгода. Эссен это отменил, флотские экипажи были упразднены. Теперь появилась единая система, в основе которой была команда кораблей.

Д. Володихин

— То есть люди должны знать свои корабли, быть профессионалами, а не универсальными рабочими на флоте, которые, по большому счёту, — «чего изволите? Куда пошлют, туда пойдём», даже не зная того, что делать с этим кораблём.

А. Музафаров

— Совершенно верно. Далее Эссен воплотил в жизнь завет своего учителя, адмирала Степана Осиповича Макарова: «В море — значит дома». Его экипажи стали жить на своих кораблях. Если раньше команды эсминцев, а порой — крейсеров во время стоянки в порту переселялись в береговые казармы, там уютнее, комфортнее, не качает, то теперь даже экипажи эсминцев жили на своих не самых комфортабельных, но удобных кораблях. Далее Эссен начинает активные манёвры в Балтийском мое. Командирам кораблей разрешается рисковать. Эссен издаёт приказ по минной дивизии: если в случае лихого манёвра корабль вылетел на мель, за это командира наказывать не будут. Напомню, согласно Уставу, действующему до того, посадка на мель — это чрезвычайное происшествие, с командиров погоны могли слететь, в отставку могли выгнать за неполное служебное соответствие. Эссен сказал: «Нет, если вы пытаетесь изыскать все ресурсы, все хитрости, чтобы поразить врага и ради этого рискуете кораблём — это хорошо, так и надо». И действительно не наказывал командиров эсминцев, которые порой в лихих манёврах или в попытке скрытно подобраться к эскадре и цели вылетали, задевали дно и допускали касания. Были случаи, когда Эссен за это даже награждал.

Д. Володихин

— Ну, а преодоление вот этого неприятного чувства: «мы разбиты, мы ничего не можем»?

А. Музафаров

— Здесь надо отметить целую программу увековечивания памяти кораблей и людей, геройски погибших в ходе Русско-японской войны. В составе Русского флота строятся новые корабли, мы о них будем говорить чуть дальше. И названия этих кораблей напоминают о тех, кто геройски дрался под Андреевским флагом на Тихом океане. В Русском флоте появляются новые: «Петропавловск», «Полтава», «Севастополь», новые «Наварин», «Новик», «Рюрик», «Светлана», «Страшный», «Стерегущий», «Громкий» и так далее. Можно все сейчас не вспомнить, но появляется большое количество кораблей, названных в честь кораблей предшественников. Появляются корабли целой серии эсминцев, названных в честь офицеров, геройски погибших в Русско-японскую войну: «Инженер-механик Зверев», «Лейтенант Анастасов», «Капитан Юрасовский», «Лейтенант Ильин».

Д. Володихин

— То есть внимание людей переключают с ощущения: «мы ничтожны, мы разбиты, мы ни на что не способны» на другое: «посмотрите на героев, которые сражались в очень скверных условиях и показали образцы отваги и стояния за Отечество».

А. Музафаров

— В этом плане очень важным было открытие в Петербурге в 1910 году храма Спаса на Водах. Это храм-памятник морякам и кораблям, погибшим в Русско-японскую войну. Он был поставлен рядом с Ново-Адмиралтейской верфью, место выбрано очень интересное. Храм стоит прямо напротив Морского кадетского корпуса, альма-матер русских морских офицеров, и буквально в 50 метрах от храма — корабельная верфь. Здесь рождаются корабли, здесь воспитываются новые офицеры, они сразу видят памятник своим героям-предшественникам.

Д. Володихин

— То есть молодым людям, которые идут учиться на морских офицеров, внушают: «да, мы проиграли, но нас нельзя упрекнуть в недостатке храбрости, и мы на этом опыте научимся побеждать».

А. Музафаров

— Да, совершенно верно. Командиры кораблей и эскадр, которые готовят флот к новым сражениям — это люди, прошедшие огонь и воду Русско-японской войны, порой в буквальном смысле, и которые извлекли из этого уроки. Во флоте почти не осталось командиров без боевого опыта. Это важный момент, потому что, напомним, в Русско-японскую войну таких было много. Мы помним трагическую капитуляцию контр-адмирала Небогатова 15 мая на второй день сражения в Цусиме, для него Цусимское сражение было первым боем в жизни. Человек дослужился до адмиральских орлов на погонах, но ни разу до этого не был в бою.

Д. Володихин

— Я даже указал бы, что перед Первой мировой войной начальником штаба Балтийского флота был адмирал Крафт. Он не участвовал в боях, и его довольно быстро сместили, очевидно, желая посадить на это место человека, который такой опыт имеет. Он заслуженный человек, нельзя сказать, что он был в чем-то виноват, но подумали: война дышит нам в лицо, подумаем не о чинах, а об Отечестве, давайте приведем сюда человека, который лучше будет знать, как идет война.

А. Музафаров

— Далее можно отметить еще одну особенность: и адмирал фон Эссен, и морской министр Российской империи с 1911 года, адмирал Иван Константинович Григорович поощряют инициативу морских офицеров — «Морской сборник», официально «Журнал морского ведомства» превращается в дискуссионную площадку. Он охотно печатает статьи молодых офицеров на предметы, как лучше организовать атаку дивизиона эсминцев, как лучше учить матросов, как лучше вести себя в бою. Порой там разгораются очень интересные интеллектуальные полемики, иногда даже с критикой действующих наставлений и приказов, говорят: «Вот, ваш приказ нехороший, а вот надо бы сделать так, и будет лучше». Кто-то отвечает: «Нет, наш приказ, в принципе, неплох...» и так далее. Это тоже очень важный момент. Молодые офицеры, командиры кораблей чувствовали, что начальство им доверяет, что флагманы верят в своих командиров и дают им инициативу, дают им право действовать. И вот это выдвижение группы выдающихся морских командиров привело к тому, что к началу Первой мировой войны Русский флот подходил на подъеме. Использовались новые методы артиллерийской стрельбы, появились новые корабли. Множество старых кораблей, броненосных крейсеров было перестроено в минные заградители: «Генерал-Адмирал», «Минин», «Князь Пожарский». На Балтийском флоте появился целый флот таких минных заградителей, появились тральщики, появились современные эсминцы типа «Новик», появились подводные лодки, о которых мы уже записывали передачу, появилась морская авиация. Кстати, в чем еще была инициатива морского флота: в 1911 году императорский Русский морской флот заказывает русско-балтийскому заводу серию из десяти самолетов С-10 конструкции Игоря Сикорского. Почему важно? Потому что это первые самолеты отечественной конструкции, принятые на вооружение наших вооруженных сил, до этого покупали лицензионные иностранные.

Д. Володихин

— Да, это тот самый знаменитый Сикорский.

А. Музафаров

— Теперь флот покупает отечественные гидропланы, показывая, что он верит в отечественные заводы и в отечественных конструкторов, и, конечно, эта вера вдохновляла офицеров и матросов. Надо отметить, что заметно улучшились и бытовые условия на кораблях. В принципе, и раньше матросов кормили неплохо, но теперь и этот уровень был повышен, и было повышено внимание к быту и к другим аспектам. На новых кораблях появлялись довольно комфортабельные кубрики, если раньше матросы спали на боевых постах, то теперь появилось отдельное место для команды. Были усовершенствования в военной форме, были усовершенствования в разных видах довольствия, изменилась система флотских чинов, были упразднены отдельные чины для инженеров-механиков, например. Раньше морское офицерство делилось на белую и чёрную кость, там был флотский состав, были инженеры-механики, были отдельно инженеры-кораблестроители с отдельными чинами, были военные чиновники, были офицеры по адмиралтейству, теперь это постарались унифицировать и поднять престиж морской службы. Во многом это сделать, конечно, удалось.

Д. Володихин

— Я бы от себя добавил, что Эссен холит и лелеет командиров инициативных, энергичных, опытных, тех, которые не побоятся маневрировать, навязывать противнику свой бой, использовать новые тактические ходы, новые особенности кораблей, которые только-только появились на флоте, храбры, и, как говорили в старину, «за державу стоятельны». Ему важно, чтобы в его распоряжении были младшие флагманы, которые не побоятся немцев и которые не будут выполнять один только приказ — стоять и умирать. Флот — это не окопы, не траншеи, флот — это организм, который должен жить чрезвычайно динамично. Поэтому появляются у Эссена адмирал Колчак, который хорошо себя проявил во время Первой мировой, адмирал Бахирёв, впоследствии выигравший у немцев сражение, появляются люди, которые знают, как воевать, которые живут по завету Макарова — «помни войну».

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, старший преподаватель Университета имени Разумовского Александр Азизович Музафаров. Мы обсуждаем возрождение Русского флота между Русско-японской войной и Первой мировой. Ну что же, прежде чем мы к железу приступим, хотелось бы поговорить о людях, которые создавали это железо, ведь очень многое зависело от инженеров, конструкторов, не только от тех, кто будет воевать на будущих кораблях, но и от тех, кто их будет создавать.

А. Музафаров

— Надо отметить радикальное отличие дореволюционного Российского флота от современного: кораблестроительная часть была составной частью именно морского ведомства, то есть входила в структуру военно-морского флота. Напомню, сейчас флот заказывает корабли у промышленности. В принципе, до революции порой так тоже делали, на частном заводе заказали, или за границей, такое тоже было, но основу составляли корабли, построенные на корабельных верфях отечественными корабельными инженерами, которые были офицерами военно-морского флота. Для их подготовки существовали специальные училища, и они получали воинские чины. Это были офицерские чины, которые звучат сейчас, на современный взгляд, несколько экзотично: младший помощник судостроителя, помощник судостроителя, старший помощник судостроителя, младший судостроитель, судостроитель, старший судостроитель. Вот такая система действовала во второй половине XIX века, это были люди, носившие морскую форму, офицерские погоны, но при этом строившие корабли. Эпоху правления императора Александра III и первых лет правления императора Николая II, можно назвать эпохой Кутейникова — замечательного выдающегося русского корабельного инженера, построившего и спроектировавшего большую часть русских броненосцев и крейсеров. Теперь ему на смену приходит новая фигура — замечательный русский корабельный инженер Иван Григорьевич Бубнов.

Д. Володихин

— «Теперь» — это когда?

А. Музафаров

— А это фактически сразу после Русско-японской войны. Можно отметить, что возрождение корабельного состава флота начинается почти во время войны. Мы уже говорили об эсминцах типа «Доброволец», в 1905 году закладываются крейсера типа «Баян» — последние корабли, спроектированные ещё при Кутейникове. Теперь в дело вступает Иван Григорьевич Бубнов, его соратники и подчинённые. На что надо обратить внимание — дело в том, что в это время в мировом кораблестроении происходят сразу две крупные технические радикальные перемены. Первая — это появление линкоров класса дредноут — кораблей с единым главным калибром, большой скоростью, большого размера. Дредноуты — это линейные корабли, которые более чем в два раза превосходили предыдущие броненосцы по количеству орудий главного калибра и примерно в полтора раза превосходили их по водоизмещению, потом быстро преодолели этот рубеж, в два и даже в три раза больше. Когда появился такой первый корабль в Англии этого типа, кораблестроители всего мира на год взяли тайм-аут, они пытались понять, что такое англичане построили, им год потребовалось осознать, что всё, что уже плавает и ещё стоит на стапелях — уже устаревшие корабли, то есть корабли ещё строятся, но они уже не имеют шанса в бою по сравнению с новым английским монстром.

Д. Володихин

— Включая наши броненосцы «Андрей Первозванный» и «Император Павел I».

А. Музафаров

— Ещё «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» на Чёрном море. И необходимо было дать на это ответ. Вторая проблема — это появление нового двигателя, появление паровых турбин. До этого основным двигателем паровых узлов были паровые машины, теперь появляется паровая турбина с куда более высоким КПД, обеспечивающая куда более высокую скорость. Достаточно сказать, что стандартной скоростью броненосцев времён Русско-японской войны было 16-18 узлов, а дредноуты, оснащённые турбинами, развивали 20, 23, 24 узла, линейные крейсера — до 30 узлов. Напомню: узел — это 1 852 м в час, морская миля в час, можно умножить в два раза примерно и получить скорость в километрах. То есть представьте себе стальной колосс размером в 20 тысяч тонн, который несётся по морю со скоростью 40 км в час. А лёгкие корабли — крейсера, эсминцы легко перешагнули 30-узловой рубеж, и это тоже сделало предшествующие корабли с паровыми машинами устаревшими, то есть нужна была радикальная модернизация всей судостроительной промышленности. Что делает Русское морское министерство? Во-первых, оно повышает статус корабельных инженеров. Теперь это люди не с теми забавными чинами, но им присваиваются обычные офицерские чины: инженер-кораблестроитель-полковник, инженер-кораблестроитель-штабс-капитан или штабс-капитан корпуса кораблестроителей. Используются вот такие названия, то есть повышается их социальный статус. Далее: по-другому организуется проектирование судов и меняется порядок разработки кораблей. Если раньше было как: завод разрабатывает проект, морской технический комитет на него смотрит и говорит: «Ну, хорошо, давайте начинайте строить». А через полгода, когда корабль уже на стапелях: «А знаете, мы тут подумали, вот эту пушку поменяйте на эти. А вот тут у вас барбеты, давайте поменяем их на башни. Что, нельзя? Ну ладно, оставьте. А вот нельзя сюда поставить еще две пушки лишние? А вот нельзя здесь еще придумать это?» Вот подобного рода изменения в конструкции заставляли корабли тормозить на стапелях, сроки постройки увеличивались, корабли выходили перегруженными, но теперь там был наведен порядок. Далее Морское министерство начинает активно привлекать к проектированию боевых кораблей частные судостроительные заводы Российской империи. Они окрепли, их стало много, там работают хорошие талантливые инженеры, и их привлекают. А за главными кораблестроителями флота остается координация их усилий, и в этом плане Иван Григорьевич Бубнов — очень показательная фигура. Дело в том, что он в 1904 году уходит в отставку и вроде как не является теперь офицером флотским, он отставной офицер, но фактически он — главный кораблестроитель флота. Были очень интересные казусы, показывающие, насколько Морское министерство той эпохи ценило таланты. Была такая довольно известная фигура на флоте — Владимир Полиевктович Костенко, участник Цусимского сражения, корабельный инженер броненосца «Орёл», автор мемуаров «На „Орле“ в Цусиме», очень талантливый корабельный инженер и при этом, страшно сказать, — социалист-революционер, член партии эсэров или связанный с эсерами. Он участвует в проектировании одного из самых мощных русских боевых кораблей той эпохи — крейсера «Рюрик-II», который вступает в строй в 1910 году, это один из сильнейших тогда тяжёлых крейсеров мира, немножко уступающий только линейным крейсерам. И вот жандармерия приходит к морскому министру и говорит: «Извините, Иван Константинович, но мы у вас тут вскрыли ячейку, во главе стоит ваш кораблестроитель, более того, он не просто наблюдает за постройкой корабля в Англии, он ещё там собрал целый кагал агитаторов, которые агитируют команды этого корабля на предмет революции».

Д. Володихин

— То есть можно ли доверить судьбу Отечества такому вот ядовитому революционеру?

А. Музафаров

— Да, то есть штабс-капитан корпуса корабельных инженеров, орден за Цусиму и при этом — революционер, что мы будем с ним делать? Вообще, по-хорошему, его надо арестовать, надеть кандалы и отправить в Сибирь. Руководство флота идёт на следующие меры: Костенко увольняют с военной службы, а дальше его приглашают на разговор с морским министром и с другим замечательным кораблестроителем, генералом Адмиралтейства Алексеем Николаевичем Крыловым, и говорят ему: «Владимир Полиевктович, мы всё понимаем, но подумайте, что для вас важнее — ваша революционная борьба или строительство кораблей, дело всей вашей жизни?» И Костенко завязывает с революционной деятельностью.

Д. Володихин

— Разумный человек.

А. Музафаров

— Да. И потом он принимает участие в проектировании русских светодредноутов типа «Измаил» и ещё более мощных кораблей, которые, увы, так и не увидели свет. Судьба у него сложилась довольно трагически, потому что он остался в Советском Союзе, и за свою революционную деятельность преследовался, потому что большевики бывших членов партии эсэров преследовали, он был дважды арестован и репрессирован. Обиднее всего, что ни одного корабля по его проекту в советское время не построили, хотя он был одним из самых талантливых русских кораблестроителей той эпохи. Трагически сложилась судьба ещё одного замечательного русского кораблестроителя — штабс-капитана Мациевича, который был одним из первых русских авиаторов одновременно. То есть он был штабс-капитаном корпуса корабельных инженеров, участвовал в проектировании подводных лодок и лёгких крейсеров типа «Светлана» и одновременно увлекался авиацией, был одним из первых русских офицеров, получивших удостоверение лётчика. И он разбивается во время первого авиапраздника в Петербурге в 1911 году. Говорили, что он связан с революционерами, что он должен был катать на своём «Фармане! Столыпина и врезаться в землю вместе с ним, но это всё было враньё. В департаменте полиции не было никаких сведений о том, что Мациевич с кем-то там связан, Столыпина он действительно катал накануне, но это была просто одна из первых авиакатастроф в России.

Д. Володихин

— И не разбил.

А. Музафаров

— И не разбил, да. Он разбился на следующий день сам. Что интересно — Мациевич был одним из первых в мире авторов проектов авианесущих судов, то есть он проектировал будущие авианосцы Русского флота. Надо отметить ещё одну важную особенность: после 1905 года в Российской империи появляется такая штука, как Парламент — Государственная дума и Государственный совет. И теперь бюджет Морского министерства, в том числе и кораблестроительные программы, утверждаются парламентом.

Д. Володихин

— И ох, как тяжело идёт это дело.

А. Музафаров

— Да. Здесь, конечно, огромную роль сыграл адмирал Иван Константинович Григорович, один из героев обороны Порт-Артура, он был капитаном порта «Порт-Артур», начальником Порт-Артурской военно-морской базы. Он был морским министром и протаскивал через парламент эти проекты. Это приходилось делать самыми разными путями, привлекая на свою сторону депутатов и посылая к ним на квартиры молодых офицеров, того же Колчака, кстати, которые объясняли им нужность флота России, и привлекая даже давление со стороны государя императора. Прибегая порой к хитростям, например, сверхдредноуты типа «Измаил» были названы официально линейными крейсерами, потому что Дума отказывалась строить линкоры на Балтике. Была довольно забавная ситуация, когда Морское министерство входит в Думу с инициативой: «Дайте нам деньги, мы построим на Балтике четыре линкора типа дредноут». Государственная Дума говорит: «А зачем вам линкоры, это очень дорого, всё равно утопите, воевать не умеете». Через полгода Морское министерство узнав, что Турция заказала в Англии дредноуты, входит в Думу с просьбой выделить деньги на два дредноута на Чёрное море. Реакция Думы прямо противоречит: «Почему всего два? Давайте сразу три, а лучше четыре!» Через полгода Дума выделяет деньги на четвёртый черноморский дредноут. Кстати, говоря о черноморских дредноутах, кораблях типа «Екатерина II», необходимо обратить внимание на ещё одну важную особенность русского общества той эпохи. Возникает вопрос: а где их строить? На Чёрном море есть одна современная верфь — это Севастопольский морской завод, но он занят модернизацией действующих броненосцев Черноморского флота. Их надо было немного модернизировать, подтянуть до новых стандартов. В Николаеве есть старое Адмиралтейство, но корабли там давно не строили, оно довольно слабое. И вот два частных общества — «Наваль» и «Руссуд» — выкупают стапеля Николаевского завода и заключают с Морским министерством контракт: мы строим линкоры и одновременно вокруг них строим заводы. И надо отметить к чести русских предпринимателей, что, несмотря на то что через год после этого контракта началась Первая мировая война, Русский флот получил три линейных корабля.

Д. Володихин

— Три линейных корабля на Чёрном море, четвёртый достроить не удалось. Мы, собственно, уже заговорили о железе, заговорили о кораблях и начали с самого крупного, с линкора. Вы сообщили нам о том, как здорово всё получилось на Чёрном море, но ведь удалось решить эту задачу и на Балтике, где линкоры были, объективно говоря, нужнее.

А. Музафаров

— Совершенно верно, потому что на Чёрном море Россия в конце концов обладала флотом броненосцев, кораблей хоть старых, но всё-таки вполне себе мощных, способных, по крайней мере, обеспечить свои берега.

Д. Володихин

— Их на Тихий океан не выгребли, они оставались.

А. Музафаров

— Да. А вот на Балтике, как мы помним, у нас было четыре дредноута, и это было всё, а Германия обладала более чем тридцатью линейными кораблями. Итак, давайте поговорим немного о русских кораблях. Надо отметить, что русские инженеры смогли разработать довольно оригинальные проекты, которые оказались достаточно удачными. Итак, Иван Григорьевич Бубнов разрабатывает проект линкоров типа «Севастополь», которые вступают в строй в 1914 году. Корабли были достаточно интересны. Чем они отличались от собратьев: довольно большой скоростью хода — 23,5 узла, стандартные английские и немецкие линкоры развивали тогда по 20-22, то есть русские корабли были чуть быстрее. Очень мощный главный калибр — 12 305-мм орудий, 12-дюймовых новых, длиной ствола 52 калибра, с очень тяжёлым снарядом. При этом, благодаря линейному расположению башен, русский линкор мог использовать все 12 орудий в бортовом залпе. Для сравнения, например, немецкий линкор типа «Кёниг» тоже имел 12 орудий 12-дюймовых, но в бортовом залпе мог использовать только 10 — у него одна башня на другом борту, он не может её развернуть. Русский линкор его превосходил в этом отношении. Далее интересная особенность русских кораблей, у них был не очень толстый броневой пояс — 225 мм, но очень широкая площадь бронирования борта. Русские моряки хорошо запомнили, как японские снаряды разрывали небронированные борта русских броненосцев, вызывая пожары в Цусимском сражении, поэтому постарались забронировать борт полностью. Таким образом, линкоры «Севастополь» были одними из самых сильно бронированных линкоров этого класса в мире. По площади бронирования, по весу брони это были очень удачные корабли, очень мощные противоминные калибры, 120-мм орудий скорострельных. На Чёрном море строятся линкоры типа «Екатерина II», это немного уменьшенный «Севастополь», у него чуть меньше скорость — 21 узел, чуть более толстое бронирование и более мощный противоминный калибр: вместо 120-мм стоит 130-мм.

Д. Володихин

— Объясним: противоминный калибр — это калибр, с помощью которого корабль борется с кораблями, которые могут нанести ему поражение торпедой, то есть миноносцы, эсминцы, миноноски, подводные лодки.

А. Музафаров

— Потом, в годы Первой мировой войны появились и противоаэропланные пушки, как их тогда называли, будущие зенитки. У этих кораблей появляется новая система центральной наводки, новые приборы управления огнём, основанные на больших дальномерах, это позволяет кораблям вести куда более меткую стрельбу на учебных и боевых стрельбах. От дредноутов типа «Севастополь» добивались 8-12% попаданий, что было очень и очень много. Напомню, процент попаданий у Русского и Японского флотов был порядка 3% в Русско-японскую войну. Чтобы было наглядно: из 100 снарядов, которые выпускает японский корабль, 97 летит в море, и только 3 попадают в цель. У русских было порой чуть хуже: за борт летел ещё 98-й снаряд, а теперь только 90, стало несколько получше с поражением целей. Далее было понятно, что этим новым линкорам нужны будут новые средства хранения, и здесь Русский флот создаёт эскадренные миноносцы типа «Новик». Помните, мы с вами говорили, что момент возрождения Русского флота начался в ходе Русско-японской войны, и там собирали большие деньги, на них построили порядка 24 эсминцев класса «Доброволец», но ещё осталась какая-то сумма. И вот здесь получается очень интересный момент: на стол морского министра ложится проект уникального корабля: мощные турбины, очень высокая скорость хода — 37 узлов, довольно мощное вооружение — 4 100-мм орудия, 8 торпедных аппаратов.

Д. Володихин

— По тем временам его какое-то время считали лёгким крейсером.

А. Музафаров

— Да, а морской министр говорит: «Нет, всё-таки для крейсера слабовато, для эсминца слишком мощно, вот англичане что-то подобное называют „скауты“, что-то мы не понимаем, что с ним делать». Пока морское министерство не понимало, великий князь Александр Михайлович сказал: «А у нас деньги остались, давайте мы его построим, а там решим». Итак, корабль построили, он получил название в честь крейсера «Новик», одного из геройских кораблей 1-й эскадры флота Тихого океана. Во-первых, он стал самым быстрым эсминцем в мире, 37 узлов на мерной миле, во-вторых, стал одним из самых мощно вооружённых. И когда адмиралы это увидели, они сказали: «Вот это идеальный эсминец, мы хотим такой». На русских верфях было построено ещё 35 кораблей подобного класса, относящихся к нескольким по типам, их так и называли «новики», это были очень удачные корабли, они сочетали высокую скорость хода, мощное вооружение и отличную мореходность. Это проявилось даже в годы Второй мировой войны, вот известный случай на Северном флоте в 1942 году, когда советский эсминец проекта 7, «Громкий», по-моему, потерпел крушение в Северном Ледовитом океане. Корабль просто разломился пополам от шторма, и для спасательных работ вышли два старых «Новика», они сняли с него экипаж и спасали людей, потому что они такой шторм выдерживали.

Д. Володихин

— Ну да, строили очень качественно. Притом любопытно было, что «Новик» — это был целый каскад новаций, например, турбинный двигатель, который работает на нефти. Предыдущие эсминцы в России работали на угле, все, произведённые в серии «Доброволец» корабли, были угольщики. «Новик» был хорош тем, что над его трубами не вздымались огромные клубы чёрного дыма, не выдавали его, то есть он ещё и замаскирован был хорошо для нанесения неожиданного удара.

А. Музафаров

— А главное, он мог обходиться без большого количества тяжело трудящихся кочегаров, потому что нефть просто банально закачивалась в котлы форсунками. В принципе, эксперимент с переводом на нефтяное отопление котлов в Русском флоте начали ещё в XIX веке, Русский флот был одним из пионеров этого движения, и к переходу на турбинный двигатель Русский флот оказался готовым. Он очень быстро перевёл основные корабли боевых классов на нефтяное отопление, и это очень здорово повысило боеспособность и мобильность Русского флота. Сложнее обстояло дело с развитием крейсерских сил флота.

Д. Володихин

— Это очень дорогая вещь — крейсер. Эсминец «Новик» построить не так много надо денег, на построении линкоров настоял сам государь, а вот выделить деньги на тяжёлый крейсер — дело сложное, многие этому сопротивляются.

А. Музафаров

— Плюс было довольно неудачное начало. Ещё в ноябре 1904 года под влиянием первых потерь Морское министерство решило срочно восполнить убыль в корабельном составе флота и ухватилось за предложение французской фирмы «Форж э Шантье», заказала ей ещё один корабль, техническую документацию для постройки в России ещё трёх крейсеров типа «Баян». «Баян» был одним из самых удачных кораблей, построенных накануне Русско-японской войны, но его систершипы «Баян II», «Паллада» и «Адмирал Макаров» вступают в строй уже в 1911 году, это как раз те самые корабли, которые безнадёжно устарели ещё на стапелях. То есть Русский флот получил три тяжёлых крейсера, которые оказались и слишком медленными по меркам года вступления в строй, и слишком слабыми. Они и слишком большие для лёгких крейсеров, и слишком медленные и невооружённые для тяжёлых. Впрочем, дальше последовал успех. В Англии был заказан по русскому проекту тяжёлый крейсер «Рюрик II», который был крайне удачным кораблём с двумя главными калибрами, главный калибр у него на 10-дюймовке, вспомогательный — на 8-дюймовке. Корабль достаточно мощный и вооружённый, он был любимым кораблём адмирала Эссена, был его флагманом.

Д. Володихин

— И любимым кораблём адмирала Бахирёва, он его унаследовал фактически от Эссена. Пребывая на нем, выиграл Готландское морское сражение в 1915 году.

А. Музафаров

— Совершенно верно, был одним из удачных кораблей. Дальше русское командование решило заказать серию лёгких крейсеров типа «Светлана». Проект разрабатывали очень долго, в конце концов получились очень удачные корабли. Их заложили 4 штуки на Балтике, 4 штуки на Чёрном море. Обидно, что в годы Первой мировой войны они так и не вступили в строй. Один из них вступил в строй в 1921 году, собственно, «Светлана», переименованный большевиками сначала в «Профинтерн», потом в «Красный Крым». Второй корабль достроили на Чёрном море, он получил ещё более странное название «Червона Украина». Третий корабль достроили по изменённому проекту, он получил название «Красный Кавказ». А ещё 4 корабля этого типа большевики достроили как танкеры, решив, что крейсера им не нужны. Потом командование флота, вернее, морских сил РККА будет протестовать против этого, но поздно.

Д. Володихин

— Ну что же, время нашей передачи подходит к концу, пора делать какие-то выводы, резюмировать. Мы поговорили о железе, о броне, о стволах, о снарядах, о скорости, мы поговорили о людях. О людях было важнее поговорить, потому что тактико-технические характеристики русских кораблей можно увидеть в «Википедии», а вот что касается роли людей — это было гораздо важнее и не так-то легко найти. Что мне хотелось бы подчеркнуть: страна в смысле флота оказалась на развалинах, флот пришёл в трагически ничтожное состояние, и к началу Первой мировой войны оно сменилось состоянием цветущим. Страна имела людей, достаточно преданных делу чтобы работать за двоих, имела волю к тому, чтобы создать новые корабли, новую тактику, имела желание изменяться. То есть слова о том, что ужасно консервативная, тяжелодумная держава Российской империи времён Николая II по морской тематике, не получает никакого подтверждения — флот развивался чрезвычайно динамично и обрёл совершенно иное качество. Надо сказать, что темпы этого развития были невероятно быстрыми. Значительная часть стран Европы тогда Россию в этом смысле обгоняла. Прежде всего мне хотелось бы подчеркнуть: ради Бога, не относитесь к Российской империи последних десятилетий её существования, как к чему-то застывшему и архаичному — ничего подобного. Это была современная держава с сильными промышленными мощностями, с сильными технологическими ресурсами и с очень хорошими людьми, которые могли использовать всё это на пользу дела. Мне остаётся поблагодарить Александра Азизовича Музафарова за сегодняшний его рассказ и сказать вам: дорогие радиослушатели, спасибо за внимание, до свидания!

А. Музафаров

— До свидания!

---

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов