«Внешняя политика США в конце 19 века». Григорий Елисеев

Гостем программы был старший преподаватель университета имени Разумовского Григорий Елисеев.

Разговор шел о 25-м президенте Соединенных Штатов Америки Уильяме Мак-Кинли и о том, как в конце 19-го века формировалась внешняя политика США, основанная на распространении своих интересов на другие страны.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы сегодня поговорим об одном человеке, который, как утверждают многие специалисты, принёс Соединённым Штатам Америки могущество, чуть ли не статус великой державы, во всяком случае некое международное признание, и вместе с тем не отличался особенным нравственным светом в своём образе мысли и образе действия, то есть, иными словами, успех был достигнут, но теми грязными методами, которые христианскому пути в политике не соответствуют. Итак, это президент Уильям Мак-Кинли, который управлял страной с 1897 года по 1901-й. Яркая фигура в истории Соединённых Штатов, для американцев гораздо более важная и интересная, чем для нас, но, тем не менее, и в наших учебниках истории он прописан, этот человек. Для того, чтобы поговорить на эту тему с чувством, с толком, с расстановкой, мы пригласили специалиста по истории Америки, старшего преподавателя Московского государственного университета технологий и управления имени Разумовского Григория Глебовича Елисеева. Здравствуйте!

Г. Елисеев

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Традиционно мы предлагаем дать герою визитную карточку, буквально в трёх-четырёх фразах обрисовать то главное, что должно всплывать в головах у наших слушателей, когда разговор заходит о Мак-Кинли, или, может быть, затевается какая-то сетевая дискуссия об этой личности.

Г. Елисеев

— Знаете, если составить такую карточку, вот мне сейчас в голову пришёл очень хороший образ: Мак-Кинли — это тень, которую отбрасывает вот тот самый образ США, как некоей великой державы, потому что сам по себе Уильям Мак-Кинли, как мы сегодня увидим в нашем эфире, личность с точки зрения, как человек и как человек политической карьеры, личность глубоко на самом деле простая и неинтересная, которую затмевают результаты его деятельности. Мак-Кинли, на фоне того, чего он добился, и добился сомнительными методами, как мы будем сегодня говорить, он сам по себе, действительно, вот эта тень, которую будет отбрасывать на стену то, чем становится Америка при нём.

Д. Володихин

— В сущности, вы говорите о том, что это была эффективная пробивная посредственность.

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно.

Д. Володихин

— Очень хороший менеджер на государстве. Ну что же, давайте теперь отойдём на порядочную дистанцию от времени пика в его карьере, от времени президентства, и посмотрим, чем он был, кем он был до того, как стал президентом Соединённых Штатов.

Г. Елисеев

— В этот период времени, о котором мы будем сейчас говорить, Мак-Кинли даже, в общем-то, ещё пока никто, поскольку, прежде чем начинать наше обсуждение самого президентства Мак-Кинли, необходимо для начала понять окружавшую его действительность.

Д. Володихин

— Ну хорошо, давайте тогда попробуем политическую реальность, может быть, с большим разбегом, чем биография самого Уильяма Мак-Кинли.

Г. Елисеев

— Да, потому что биография Мак-Кинли без вот этого преломления в прошлое Америки того времени становится минимально понятна. Как было верно сказано, Мак-Кинли — это такой вот карьерист, человек-менеджер, и все его действия совершенно непонятны без апеллирования к тому, что вокруг происходит. В тот момент в Америке закончилась гражданская война, война Севера и Юга, и уже завершилась так называемая «реконструкция Юга», то есть восстановление бывших южных штатов после гражданской войны и отмены в них рабства, и переход их на индустриальные рельсы. Всё это происходит примерно к 1877 году, до президентства Мак-Кинли ещё двадцать лет, но уже сейчас начинаются те процессы, которые достигнут пика при нём. США вступает в период исключительно бурного экономического роста. За последнюю треть XIX столетия рост показателей промышленного производства в Америке демонстрирует фантастические темпы. Выплавка чугуна растёт в 4 раза, добыча угля — в 10 раз, сталь на абсолютно астрономическое число — 150 раз, прокладываются железные дороги, строятся морские порты, и Америке становится тесно в рамках своей собственной только внутренней экономики.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, всё, что можно было задействовать внутри себя, все ресурсы использовали, и руки тянутся к тому, что находится за рубежами государства.

Г. Елисеев

— Естественно. Буквально за три года, с 1899 по 1902 годы, как раз таки в период президентства Мак-Кинли, в США возникнут сразу 82 треста, многие из которых станут видными американскими корпорациями в будущем. В авангарде здесь, естественно, будут идти финансовые группировки Морганов и Рокфеллеров, и этот авангард будет не только экономическим, он будет ещё и политическим в лице распространения и лоббирования идей необходимости экспансии, поскольку коммерческие интересы всех этих структур будут выходить уже далеко за пределы США, и им будут требоваться серьёзные гарантии безопасности их вложений, которые может дать только сильное государство, играющее ключевую роль на международной арене.

Д. Володихин

— Иными словами, растёт та сила, прежде всего, финансовая, которая заказывает определённую международную политику, и чем дальше, тем больше эта сила склонна заказывать активную международную политику, то есть вмешательство американского государства в дела других стран.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Более того: которым требуется подобное вмешательство для своего финансового выживания, это люди, которые создали экономические империи, которые не могут не расти, если они перестанут расти, то смысл их существования кончится. Но эти империи самостоятельно не могут себя отстаивать, уже давным-давно прошли времена, когда Ост-Индская компания могла изображать из себя полноценное государство со своей собственной армией, сейчас тресты — это чисто экономическое производство, всё, что происходит в рамках политики, лоббирование и так далее, остаётся за закрытыми дверями, трест не может себе позволить иметь собственную армию, а значит, он должен полагаться на армию Соединённых Штатов Америки, но как к этому прийти, ведь Америка того времени — это Америка доктрины Монро, то есть концепции, что всё, что происходит за пределами Нового Света, Соединённые Штаты Америки не волнует и не касается, значит, требуется как-то изменить общественное мнение, чтобы оно подсознательно и подспудно играло на руку вот этим людям, которые стоят за большой экономикой. Таким образом, к последней трети XIX века в США наблюдается бурный всплеск интереса к проблемам экспансии, который подогревается самыми разными политическими и философскими концепциями.

Д. Володихин

— Ну, например, философские концепции, которые говорят: «Ну-ка, за пределы нашего государства, ну-ка, возьмите там всё, что надо взять». Кто из философов говорит так?

Г. Елисеев

— Это концепция американского историка Тёрнера, которая называется «концепция подвижной границы» или «подвижного фронтира». Она сводится к тому, что американское общество развивается и крепнет только, когда борется с этим неким фронтиром, который ему предстоит. В рамках американской истории, понятно, имеется в виду движение первопоселенцев на запад американского континента, освоение его, когда прокладывались железные дороги, строились новые города, а земли коренного населения, земли американских индейцев отодвигались всё дальше и дальше к океану.

Д. Володихин

— Ну, а потом и земли суверенной Мексики, насколько я помню.

Г. Елисеев

— Потом и земли Мексики, но с Мексикой всё-таки сложилась определённая незадача, и целиком Мексику продвинуть, как фронтир, уже не получалось.

Д. Володихин

— Но значительные приобретения были сделаны?

Г. Елисеев

— Естественно, в первую очередь территории Штатов, которые были раньше к югу от границы и вошли в Соединённые Штаты. Но если экспансии не происходит, по мнению Тёрнера, Америка чахнет. Что же тогда делать, если уже весь континент освоен, и сама территория Северной Америки подчиняется Америке, а Мексика и Канада так или иначе пристёгнуты к ней экономически и, в общем-то, даже политически? Ответ напрашивался сам собой — двигаться куда-то ещё. И ответы здесь предлагал другой, не менее важный персонаж нашей истории, один из отцов геополитики — адмирал Мэхэн, автор знаменитейшей работы «Влияние морской силы на историю», которая по сей день изучается и специалистами-международниками, и историками, и в ней он отстаивал идею, что наибольшее влияние на мировую политику могут оказывать только сильные державы с развитым военным и торговым флотом, а для этого они должны контролировать торговые морские пути и создавать разветвлённую сеть портов и военно-морских баз, добиться чего можно, опять же, только ведя внешнюю экспансию вдоль этих самых морских путей.

Д. Володихин

— Хочется задаться таким забавным вроде бы вопросом: ну а когда дойдут до границ галактики, куда дальше-то? Ну, пока не дошли, есть только активное стремление.

Г. Елисеев

— Да, в такой ситуации, пока ищутся новые фронтиры, Америка может позволить себе чувствовать, что она куда-то движется и таким образом развиваться. Дальше будет искать путь пробиться за пределы галактики. (смеется) Естественно, прежде всего американское руководство в данной ситуации привлекает Латиноамериканский регион. Ещё в начале века в доктрине Монро американцы провозглашают своё право играть в нём ведущую роль, но тем не менее почти сто лет до конца века XIX достаточных сил, чтобы перевести свои претензии из области вербальной, из области словесной в реальность у Соединённых Штатов не было. Были периоды разделения Америки и последствия гражданской войны, и восстановление Юга, но к концу столетия ситуация кардинально меняется. Соединённые Штаты Америки окрепли, они имеют достаточно сил, чтобы попробовать привнести ту самую доктрину Монро в реальность жизни окружающих их стран.

Д. Володихин

— Ещё раз, доктрина Монро — раньше это был Североамериканский континент, а дальше что?

Г. Елисеев

— Не совсем так. В рамках доктрины Монро говорится о том, что Соединённые Штаты Америки исключительно озабочены проблемами, возникающими на территории Нового Света, и их не интересуют проблемы Старого Света, проблемы Старой Европы, но и все те, кто хочет попытаться получить какую-то роль в Новом Свете, пусть лучше поостерегутся, поскольку это вотчина Америки.

Д. Володихин

— Ну хорошо, тогда понятно, тогда и Южная Америка тоже.

Г. Елисеев

— Да. Как раз Южная Америка воспринималась в рамках доктрины Монро как естественное поле деятельности американской внешней политики, фактически такой «задний двор» Соединённых Штатов Америки, на котором могут распоряжаться только США, и всё, что там происходит, более никого не должно волновать.

Д. Володихин

— Ну, а раз Южная Америка, то к ней ещё и Карибы.

Г. Елисеев

— Естественно. Карибский регион здесь, в данном случае, будет не меньше интересовать Соединённые Штаты Америки, особенно как раз таки при Мак-Кинли. Если при Рузвельте именно Латиноамериканское направление будет приоритетным, то при Мак-Кинли это будут Карибы.

Д. Володихин

— Ну, что ж, дорогие радиослушатели, мы с вами всё ещё в преддверии рассказа о Мак-Кинли, мы увидели, на какой почве будет расти его фигура — фигура политика, впоследствии фигура президента Соединённых Штатов.

Д. Володихин

— А сейчас я напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях старший преподаватель Университета имени Кирилла Григорьевича Разумовского, Григорий Глебович Елисеев, мы беседуем о карьере президента Соединённых Штатов Уильяма Мак-Кинли. Что ж, теперь стоит всё-таки вернуться к истокам его карьеры: кто он таков, из чего рос и почему смог приблизиться к президентскому креслу?

Г. Елисеев

— Продолжим, действительно, переходить уже к самому Мак-Кинли. Мы разобрали обстановку в США к началу нашей истории. Общество подогрето до нужной кондиции идеями экспансии, поиска нового фронтира, при этом существует чётко выстроенная политическая элита, не дающая этим идеям затухнуть, поскольку в саму элиту огромнейшие деньги вкачивают влиятельнейшие банкирские семьи и их друзья из гигантских трестов, и всё ради одной цели — Америка должна защищать их интересы за рубежом. Именно в этих обстоятельствах в большую политическую игру входит Уильям Мак-Кинли. По меркам истории его политическая карьера на удивление проста и тривиальна. Он участвовал в войне Севера и Юга, вышел в отставку в звании майора, затем работал адвокатом в небольшом городке Кантон в штате Огайо, получил пост прокурора, оттуда в 1877 году добрался до кресла в Конгрессе США, окончательно примкнул там к республиканской партии, провёл несколько законов экономического толка, которые сделали его заклятым врагом демократической партии, в период с 1892 по 1896 год Мак-Кинли занимает пост губернатора штата Огайо, и на этом, пожалуй, всё. Никаких эксцентричных или ярких эпизодов, как, например, продолжение предвыборной речи с пулей в груди, как было у Теодора Рузвельта, никаких грязных делишек, которые бы всплыли, никаких амбиций, каких-то политических связей, участия в интригах, ничего абсолютно, что бы Уильям Мак-Кинли оставил его биографам, как такой вот образ, который можно схватить, понести и сделать символом его эпохи. Как мы и сказали в самом начале нашей передачи — тень на стене.

Д. Володихин

— Ну вот здесь очень важный вопрос: несмотря на то, что не видно ничего ярко-человеческого, ни порочного, ни наоборот, каких-то ярких достоинств, тем не менее человек делает карьеру достаточно быстро. Губернатор штата Огайо — это много, и, честно говоря, скачок к прокурору — это тоже довольно крупный шаг в американском истеблишменте. Остается только догадываться, если человек лично не имеет каких-то выдающихся достоинств, не богат, не принадлежит, насколько я понимаю, к какому-то влиятельному политическому роду, это значит, что не столько он делает карьеру, сколько из него делают карьеру, то есть кто-то является его покровителем и двигает с одной ступеньки политической иерархии на другую, достаточно быстро, пользуясь тем, что Мак-Кинли чист, не злодей, не урод, не сумасшедший, не больной, не великого ума человек, но с незапятнанной биографией.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Сам Мак-Кинли в данном случае — это обычный честный служака, хорошо понимающий американскую юриспруденцию, хорошо понимающий подводные камни американской бюрократии и законодательного процесса на высоком и высшем уровне, при этом, видимо, лишённый каких-то вот больших критических амбиций. Мак-Кинли, судя по всему, никогда даже не стремился стать президентом, по крайней мере, какие-то такие идеи ни разу его биографы не обнаруживали ни в личной переписке, ни в дневниках, ни в воспоминаниях современников.

Д. Володихин

— Он вообще происходил-то из какого семейства? Насколько я понимаю, и семейство его тоже не отличалось какой-то яркостью?

Г. Елисеев

— И здесь нельзя сказать, что «вот, он был в родстве с кем-то, имел какие-то связи» — нет, абсолютно. Здесь, действительно, это вот терра инкогнита, с ним как будто бы президентство просто случилось, но президентский пост в США никогда не случается просто так.

Д. Володихин

— Проснулся утром и — «О! Слушайте, а мне приснилось то, что меня сделали президентом!» — «Что вы, что вы, господин президент, это случилось на самом деле». — «Да? Но как?»

Г. Елисеев

— И вот здесь на сцену нашей истории входит новый персонаж, некто Марк Ханна — личность, по меньшей мере, загадочная в истории США. Ну, вроде бы всё на поверхности, всё известно, ему стоит памятник, он известен в биографических книгах, в первую очередь, посвящённых как раз таки президенту Мак-Кинли и Рузвельту. Магнат, промышленник, республиканец, сенатор, член Комитета по выдвижению кандидатов от республиканской партии, вроде бы ничего необычного, обычный человек, даже, возможно, слишком обычный.

Д. Володихин

— Ну, только что магнат.

Г. Елисеев

— Да. Вот только всякий раз, когда Америка в тот период времени делает ключевой выбор для себя, Ханна оказывается рядом, где-то на периферии, не подпадая под софиты истории, он использует какие-то совершенно, как будто бы, если так вот рассматривать в перспективе — бесконечные деньги для продвижения и приведения к победе выгодных ему кандидатов и лоббирования нужных решений. Ханна приложит руку и к победе Мак-Кинли, и затем к избранию Теодора Рузвельта, он будет рядом, когда следующие две администрации будут принимать ключевые для экспансии США решения, то есть о вступлении в войну с Испанией и о запуске проекта будущего Панамского канала.

Д. Володихин

— Здесь возникает вопрос: либо человек входит в состав какого-то могущественного финансового клана, то есть то доверенное лицо, которое распоряжается не только собственными деньгами, но и деньгами людей, которые намного богаче его, то ли — ну, для Америки это естественно: любой политический лидер, так или иначе, принадлежит какой-то организации тайной, какой-нибудь ложе масонской, какому-нибудь сообществу, и, соответственно, получает поддержку от этого сообщества, от этой ложи — что здесь скорее, или, может быть, и то, и другое? Что такое Ханна с точки зрения тайных рычагов его выдвижения на политическую сцену?

Г. Елисеев

— Опять же, как это ни удивительно, Ханна даже здесь остаётся загадкой. Он связан с одной из крупных банкирских или промышленных групп, скорее всего, это либо Морганы, либо Ротшильды, либо Рокфеллеры, кто-то из большой тройки вот этих вот гигантов.

Д. Володихин

— Но кто, непонятно?

Г. Елисеев

— Абсолютно непонятно. Это может быть какая-то теневая структура, это может быть, действительно, как вы правильно сказали, американское масонство. Может быть, это и масонство, и финансовые группы. Ничего из этого явственно неизвестно по сей день.

Д. Володихин

— То есть он — фигура ещё более сокрытая, чем Мак-Кинли. Мак-Кинли — инструмент для Ханны, Ханна — тоже инструмент для кого-то, но сколько ни вглядываешься в то, чьи руки им двигают, разобрать ничего не можешь.

Г. Елисеев

— Абсолютно. То есть, если мы можем ещё протянуть ниточки от Мак-Кинли к Ханне, как, например, в период президентской кампании 1896 года, при обсуждении различных кандидатов, всякий раз в каждом штате, где хотели делать выбор по поводу республиканцев, оказывалось, что люди Марка Ханны уже побывали здесь и выставили Мак-Кинли в настолько прекрасном свете, что и речи не может быть о реальной поддержке кого-то ещё местными республиканцами, кроме такого замечательного Уильяма Мак-Кинли. Но это вот всё, что мы можем проследить. Куда дальше ведут нити от Ханны? Темнота, всё, мы этого не видим.

Д. Володихин

— Ну, Ханна переживёт и Мак-Кинли, переживёт он и Рузвельта. Каким образом он уйдёт с политической сцены, это смена партии или просто естественная старость?

Г. Елисеев

— Судя по тем формальным почестям, которые Ханна получает, то есть это, как я сказал, и памятник, и очень положительные упоминания в исторических источниках, Ханна уходит тихо на ту пенсию, которая положена людям в данных структурах, то есть он отработал своё, отработал, судя по всему, хорошо. В тот момент, когда уже потребовались иные люди, с иными подходами, возможно, с иным видением, Ханне, видимо, об этом напрямую или с обиняками, или без, сказали, и Ханна здесь не сделал каких-то глупостей, а понял, на что ему намекают, сказал: «хорошо, без вопросов, я своё уже отработал для наших структур, до свидания».

Д. Володихин

— Ну что ж, на что это похоже? Нормальное христианское государство, оно прозрачно, там могут быть какие-то, может быть, военные тайны, но тем не менее рычаги, которые сдвигают основные пласты реальности в государстве видны, в государстве не вызывают никаких вопросов. А здесь впечатление как от айсберга, то есть ты видишь белую, кристально чистую поверхность, вот она плывёт над водой, что под водой — разобрать абсолютно невозможно, и есть в этой темноте, в этой сокрытости нечто тёмное, нечто такое, что с точки зрения веры Христовой невозможно ни понять, ни принять. Какая-то такая кухня, которую от людей скрывают и выставляют при этом лишь казовую сторону политики, восторженные толпы рукоплещущих победителю выборщиков, цветы, поздравления, салюты, приёмы, за ними истинная политика утоплена столь глубоко, что и на дне ты её не увидишь. Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, мы ненадолго покидаем вас для того, чтобы буквально через минуту продолжить нашу беседу в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», в студии с вами я, Дмитрий Володихин, и мы обсуждаем с нашим гостем, старшим преподавателем Университета имени Разумовского, Григорием Глебовичем Елисеевым, биографию американского президента Уильяма Мак-Кинли, который правил этим государством в переломный период его истории. Ну и теперь самое время добраться до того, как произошли все-таки выборы и какой политический курс принял Мак-Кинли. Сразу скажу, самое известное из того, что он сделал, это война с Испанией, и мы это отложим напоследок. Начнем с того, что он делал не как стратег нападения, а как американский политик, который имеет свой курс и внутри страны, имеет определенные идеологию. Прошу вас.

Г. Елисеев

— Итак, выборы заканчиваются успешной победой Уильяма Мак-Кинли, в них ключевой становится проблематика возможности создания серебряных денег, так или иначе доводы Мак-Кинли, а возможно, деньги Марка Ханны, оказываются более в итоге убедительными. Америка выбирает президента-республиканца.

Д. Володихин

— А что такое серебряные деньги, в чем проблема? В других странах они были и никаких сложностей с ними не было.

Г. Елисеев

— Проблематика как раз таки касалась в первую очередь возможности чеканки и возможности отхода от денег бумажных. Победила, как мы сейчас знаем прекрасно, классическая зелёная бумажка, а ещё завещанная предыдущими президентами концепция, что деньги должны оставаться в бумаге.

Д. Володихин

— Во всяком случае я помню американский серебряный доллар того времени, он сначала был серебряный, потом стал билоновый, там 400-я проба это уже не серебро, но он всё-таки чеканился. Что имеется в виду: то, что деньги должны преимущественно быть в бумаге, а небольшое количество может быть и в металле.

Г. Елисеев

— В первую очередь была идея того, что для массового потребления массового потребителя деньги должны оставаться бумажными. Не нужно давать населению на руки какие-либо инструменты возможности вести финансовые операции, не используя имитированный государственный, всё-таки серебро — это ценный металл, это не бумага, которую подкрепляет исключительно само государство. Впоследствии мы будем наблюдать аналогичную ситуацию в период кризиса привязки доллара к золоту, уже при Франклине Делано Рузвельте, когда Рузвельт организует кампанию мягкой конфискации: обмена золота на доллары, который будет такой полупринудительный, но в итоге приведёт к почти полному исчезновению из свободного обращения в руках американских граждан золота в тот период времени.

Д. Володихин

— Ну что же, опять-таки ты замечаешь какие-то попытки финансовой власти заставлять политическую власть делать правильные шаги, финансовая власть не хочет оставлять у населения на руках драгоценные металлы, ни серебро, ни золото, тем более много, она к этому прилагает усилия, но очевидно, Мак-Кинли здесь также на стороне бумажников, а не серебристов.

Г. Елисеев

— Да. И с наступлением 1897 года Уильям Мак-Кинли займёт свой пост, и теперь он должен отработать возложенное на него колоссальное доверие тех структур, которые стояли за Марком Ханной, а значит целью США станет добыча себе, скажем так, заморских колоний, необходимых для дальнейшего развития страны, той самой концепции «подвижного фронтира», и вот здесь США столкнутся с двумя проблемами, первая проблема чисто идеологическая, вторая вполне практическая. Первая заключается в том, что доктрина Монро сама по себе, ну и декларируемые Америкой её ценности осуждают колониализм, а значит нельзя просто взять и захватить какую-то территорию, как, например, это делала Великобритания в разгар своего колониального владычества. Вторая же сводится к ещё более прозаическому фактору: несмотря на то, что США готовы играть серьёзную роль в самом Новом Свете и готовы бодаться с местными армиями Латинской Америки в противостоянии, но к возможной открытой войне с такими гигантами того времени, как Англия или Франция, они пока ещё не готовы. Более того, у них, в общем-то, нет сил даже для того, чтобы попытаться побороться за колониальные владычества с молодыми агрессивными юнцами: с Германией или Японией.

Д. Володихин

— Ну хорошо, вот посмотрим на вещи более ясно: с одной стороны, в общество въелась доктрина Монро, которая говорит: «у нас изоляционизм, но только не на уровне Соединённых Штатов, а на уровне двух континентов», и люди привыкли к этому, и люди чувствуют, что вот он, родной дом, и выходить за его пределы опасно — надо переубеждать, и очевидно, какая-то значительная часть политической элиты и значительная часть просто образованного общества говорит: «нет, не надо, то есть придётся перебарывать эти силы». А второе — не та армия, не тот флот, чтобы драться всерьёз с гигантами, значит что: надо будет подумать о том, чтобы выбрать какого-то бойца послабее.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Если с перебарыванием собственного населения, на это как раз таки вкачивались огромные деньги в развитие тех самых экспансионистских теорий, о которых мы говорили в начале нашего эфира, то во втором аспекте всё становится достаточно любопытно. Англия и Франция слишком сильны, Германия и Япония тоже сильны, не настолько, как титаны, но могут всё-таки в ухо в ответ ударить. Значит, целью становятся колониальные империи Португалии и Испании, когда-то всемогущие, когда-то гигантские, а ныне дряхлеющие и пребывающие в руинах.

Д. Володихин

— С Португалией немного менее удобно, у неё сохранились, в основном, колониальные владения в Африке, если я правильно понимаю, острова Тристан-да-Кунья, которые немногого стоят, добираться далеко — выигрыш сомнительный, или я не прав?

Г. Елисеев

— Да, действительно, здесь в любом случае, так или иначе, чтобы попытаться побороться за португальское наследство, необходимо иметь достаточно сил далеко внизу, на юге, даже не в центральной Латинской Америке, а именно в самой Южной Америке, причём ближе к её самому низу, самой южной её оконечности, где у Америки в тот момент времени нет ни военно-морских баз, ни даже достаточного количества союзных портов, чтобы туда можно было отправиться, поэтому очевидной целью здесь становится, естественно, испанская Куба.

Д. Володихин

— Ну, когда-то у Испании было много владений в Новом Свете: большая часть Южной Америки, большая часть Карибских островов, Америка Центральная, включая Мексику. Осталась Куба, а что ещё осталось за Испанией?

Г. Елисеев

— Ещё остались, естественно, в так называемой Вест-Индии это Пуэрто-Рико, это остров Гуам, который стратегически важен, несмотря на свой размер, и это Филиппины, где базируется достаточно большой, хотя и уже устаревающий, но тем не менее сильный испанский флот.

Д. Володихин

— Ну что ж, довольно много всего, что можно отхватить у Испании. Не то, чтобы это была Бразилия и Аргентина по размерам, нет. Но Куба — богатая добыча, и Филиппины тоже добыча богатая, кроме того, они занимают такое стратегическое положение, Куба среди Карибских островов, а Филиппины в Тихом океане, что завоевание их может облегчить движение дальше. Какой там противник будет следующий, можно будет посмотреть, но если там закрепиться, то, может быть, что-то получится, это ли имеется в виду?

Г. Елисеев

— Фактически — да, тем более, что Куба также является сравнительно лёгкой целью с точки зрения того, что на ней можно вести деятельность, прикрываясь заявлениями о борьбе с испанским колониализмом, о необходимости ликвидации его остатков в Новом Свете и, самое главное — декларируя идею солидарности с народом Кубы, желающим независимости. Тем более, что испанское правительство в тот период времени очень успешно раз за разом подставляется под подобные выпады Соединённых Штатов Америки, поскольку подавляет всё новые и новые восстания кубинцев с ужасающей жестокостью. Так, например, восстание под лозунгами будущего национального героя Кубы, писателя и поэта Хосе Марти, было разгромлено правительственными силами, а в карательных ответных акциях, проведённых испанской армией, по некоторым оценкам, погибло до одной трети населения острова.

Д. Володихин

— Ну, а Филиппины, что там?

Г. Елисеев

— На Филиппинах всё сложнее, и с Филиппинами Соединённые Штаты Америки пока планируют разбираться чуть позже, когда уже закрутятся маховики войны, придётся туда добраться, но пока Соединённые Штаты Америки не активно на них действуют, их основным приоритетом становится как раз Куба. Здесь они запускают мощную пропагандистскую машину, которая будет легитимизировать любые их действия на Кубе лозунгом «Спасение кубинского народа от колониальной диктатуры Мадрида».

Д. Володихин

— Ну что ж, я так понимаю, что нельзя добиться успеха, если не подарить большое количество небумажных долларов партизанам?

Г. Елисеев

— Разумеется, конечно же, и инвестиции Соединённых Штатов Америки, которые формально идут в сельское хозяйство Кубы, в тот период времени не просто огромная астрономическая сумма, это 50 миллионов тех долларов, больше вложено только в Мексику, а суммарные вложения во все остальные страны Южной Америки меньше, чем то, что было вложено в Кубу.

Д. Володихин

— Ну что ж, нам остаётся только с точки зрения президента Мак-Кинли — мы помним, что он скорее инструмент, чем самостоятельный политик, — найти хороший повод. Естественно, главный повод, вернее, даже не повод, а причина — это «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Но в международной политике принято принудить соседа сделать что-нибудь скверное, спровоцировать его, придумать так, чтобы вина вроде бы ложилась не на твои зубы, а на чужое горло.

Г. Елисеев

— Действительно так, и около года США будут готовиться сделать свой ход. И вот февраль 1898 года, на Кубу с дружеским визитом к дружественному испанскому государству: «ну вы понимаете, да, конечно, мы вас ругаем в нашей прессе за ваш колониализм, но так-то мы с вами, в общем-то, соседи по вашим заморским колониям, мы прибываем к вам с дружеским визитом». Сюда добирается американский броненосец «Мэн», и 15 февраля в порту на нём происходит взрыв. Кто стоял за ним, неизвестно до сих пор. Была ли это какая-то случайность, организовали ли диверсию кубинские повстанцы, пытаясь втянуть США в войну, была ли это работа самих американцев — официально неизвестно до сих пор, но в тот момент времени Вашингтон немедленно обвиняет в случившемся Мадрид с формулировкой: «не обеспечили своим гостям должной безопасности на время пребывания в порту».

Д. Володихин

— Но Мадрид, очевидно, пытается избежать войны?

Г. Елисеев

— Здесь сложно, потому что в Соединённых Штатах Америки прекрасно понимали, как спустить этот маховик. Всего через четыре дня, 19 февраля 1898 года, Конгресс принимает декларацию, требующую от Испании немедленно отказаться от своих прав на Кубе, предоставить кубинскому народу независимость и вывести оттуда войска. Отказ Испании влечёт за собой военно-морскую блокаду острова и уже в апреле 1898 года Испания объявляет США войну.

Д. Володихин

— Хочется напомнить, у нас здесь Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях старший преподаватель Московского государственного университета технологий и управления имени Кирилла Григорьевича Разумовского, Григорий Глебович Елисеев, мы разговариваем о делах и днях американского президента Уильяма Мак-Кинли. Мы не лезем в политику, мы обсуждаем историю, и для нас важно просто понимать, до какой степени в истории мы видим государственную волю, опирающуюся на христианские принципы или на принципы, противоположные христианству, вот важный момент. Провокация, так или иначе это провокация — это бесконечно далеко от христианства, и иначе быть не может. Мы здесь видим то, что государство слабейшее принуждается к тому, чтобы вести с сильнейшим государством боевые действия, дабы дать ему возможность оторвать кусок территории. Ну, прошу вас, как развивались события?

Г. Елисеев

— События у нас развиваются после этого следующим образом, с совершенно невероятной скоростью. Благодаря тому, что именно Испания официально стала инициатором объявления войны США, пропагандистская политика Вашингтона смогла начать широкую программу по дискредитации Мадрида и выставлению себя в роли главного защитника идеалов свободы и демократии в Новом Свете. Основным направлением данной пропаганды был, естественно, как раз таки, Латиноамериканский регион, страны которого должны были увидеть — а под чьим крылом находиться безопасно и разумно, кто готов их защищать и вести за собой. Это то, что происходит в кулуарах Вашингтона и в войне пера, то, чем пестрят американские газеты, то, что транслируется на Латиноамериканский регион. В море же 1 мая 1898 года американская эскадра сходится в бою, полностью уничтожает испанский флот, который базируется на Филиппинах. Это предопределяет потерю Мадридом и этой колонии последующий переход всего архипелага в политическую орбиту Вашингтона.

Д. Володихин

— Но на суше-то боевые действия идут достаточно долго. Помнится, одна из испанских крепостей на Филиппинах сражалась уже после того, как были заключены мирные соглашения, то есть, в общем, флот дался американцам дёшево и быстро, на суше им пришлось повоевать и изрядно потерять.

Г. Елисеев

— Но при этом, тем не менее, подвиг вот этих филиппинцев, которые удерживали эту крепость и испанского гарнизона, и местного филиппинского ополчения, в масштабе большой истории, к сожалению, уже роли не играл, поскольку основной задачей американцев на Филиппинах, конечно же, был вывод из строя флота, который мог бы прийти на помощь Кубе и контингенту, который находился там. При этом, несмотря на вывод флота из строя, высадка десанта на Кубу откладывается, поскольку США хотят, чтобы испанский контингент, испанские войска истощили свои силы, борясь с местными повстанцами, которые немедленно, по указке людей из Вашингтона, которые среди них находятся, наконец вступают в борьбу за независимость острова, ожидая помощи от Америки, которая обещала их поддержать, и которая всё не приходит. Американцы появятся только на финальном этапе, с идеей того, чтобы избежать больших потерь в живой силе, но при этом стать главными посредниками в урегулировании конфликта.

Д. Володихин

— Ну давайте мы сейчас из всей этой политической грязи на минуту вынырнем. Итак, президент Мак-Кинли — человек, который готовил войну, вёл войну, и война стала главным делом его жизни. Война, фактически, велась за интересы капитала, за интересы финансовых корпораций, и война эта подавляющему большинству населения Соединённых Штатов была абсолютно не нужна. Война, безусловно, завоевательная, война, безусловно, нацеленная на слабого противника. Ещё раз: мы здесь на православном радио, и мы пытаемся извлечь не геополитическую правду из всего этого, мы чисто политических оценок сторонимся, не наше дело, не нашего радио такие оценки. Оценки христианские в том, что было перечислено, как государственные акции президента Мак-Кинли, кто-нибудь что-нибудь христианское заметил? Ну, я понимаю, что вы не можете ответить мне в наушники, господа радиослушатели, но я полагаю, что вряд ли кто-то из вас сказал мне «да». Заметить это невозможно даже с микроскопом. В дальнейшем ситуация разворачивается дальше и дальше и доходит до большого кровопролития.

Г. Елисеев

— Причём большого кровопролития только для двух из трёх участников, то есть для кубинского народа и для испанских вооружённых сил. Американцы выходят в итоге из начавшихся операций сравнительно легко, придя в самый последний момент и уже фактически приняв капитуляцию испанских гарнизонов, которые будут отрезаны флотом США от метрополии.

Д. Володихин

— Но останется ещё эскадра адмирала Сервера, которая базируется на Гавану, такая последняя надежда испанцев.

Г. Елисеев

— Тем не менее и она в итоге не сможет изменить ход истории, и 10 декабря 1898 года Мадрид вынужден подписать достаточно унизительный мирный договор с Соединёнными Штатами Америки, по которому страна лишится всех своих колоний в Вест-Индии.

Д. Володихин

— Ну вот здесь, возвращаясь к этой борьбе на море, эскадра храбро выйдет в бой, видя перевес противника, будет стрелять, даже нанесёт небольшие потери американцам, но я хотел бы напомнить: она погибнет вся до единого корабля, и большей частью экипажи этих кораблей пойдут ко дну вместе со своими боевыми единицами. Ну что вам сказать, на одной стороне — интерес больших людей в сфере финансов, на другой стороне — отчаянная отвага морских офицеров, которые просто хотят погибнуть с честью, если победить невозможно. И честно сказать, вот мои симпатии не на стороне финансов в этой борьбе. Итак, гибель эскадры приводит Испанию к тому, что она вынуждена заключить тот самый, как вы правильно сказали, унизительный мир.

Г. Елисеев

— Унизительный мир 10 декабря, у Испании просто фактически не остаётся сил для того, чтобы продолжать борьбу. Дальнейшее участие Испании в защите своих колоний в Вест-Индии начинает уже заставлять старую империю трещать по швам. В итоге Куба, Пуэрто-Рико, Филиппинские острова и остров Гуам уходят из-под правления Мадрида.

Д. Володихин

— Это когда произошло, 99-й год, да?

Г. Елисеев

— 98-й, 10 декабря. Фактически меньше года идёт Испано-американская война.

Д. Володихин

— Ну вот, главное дело Мак-Кинли завершено. Что ему остаётся? Он сделал то, что ему ставили в качестве задачи те, кто его двигал.

Г. Елисеев

— Не совсем, ведь он ещё не привёл туда Америку, на эти регионы. Формально же Соединённые Штаты Америки защищали волю филиппинского народа, кубинского народа в борьбе за обретение независимости, теперь же нужно как-то юридически закрепить полученный приз всё-таки за Соединёнными Штатами Америки, и вот здесь из плоскости военной борьбы мы переходим в плоскость борьбы юридической, в которой Мак-Кинли всё-таки всегда себя чувствовал, как рыба в воде.

Д. Володихин

— Ну, юридической в какой-то степени — дипломатической.

Г. Елисеев

— При ведении войны американские власти утверждали, что они борются только за свободу желающих обрести независимость бывших колоний, но чем ближе подходила победа, тем активнее в американской прессе, в выступлениях политиков начинала прослеживаться новая неожиданная мысль, что эти народы, обретя независимость от Мадрида, не могут существовать пока самостоятельно.

Д. Володихин

— Надо их обучить, цивилизовать, конечно, дать им гражданские ценности, дать понять, что такое настоящая демократия, и вот тогда уже отпустить в свободное плавание, а сейчас пока молоды, молоды.

Г. Елисеев

— Совершенно верно, примерно именно так, в общем-то, без обиняков всё и высказывалось. При этом сам период обучения, сколько он будет длиться, никто никогда этот вопрос не затрагивал. В итоге получилось аж три разных варианта. Самый неинтересный вариант — это Пуэрто-Рико и Гуам, они были просто формально аннексированы Соединёнными Штатами Америки без каких-либо разговоров о независимости данных территорий. Просто ввели туда войска и официально провозгласили их частями США. Куба получила формальную независимость, однако с целым рядом условий. Во-первых, США, естественно, получили «в аренду», как это было сказано (сейчас, уважаемые радиослушатели, вы не видите, я делаю невидимые кавычки), в аренду знаменитую печально известную военно-морскую базу в Гуантанамо, которая на протяжении дальнейшей истории, особенно истории периода холодной войны и XXI века приобретёт за собой мрачную славу застенков центрального разведывательного управления США. Кроме этого, была установлена так называемая «поправка Пла́тта» — казалось бы, поправка к документу, не самая, наверное, важная вещь, но она подразумевала то, что правительство Кубы обязано консультироваться по любым внешнеполитическим решениям с Вашингтоном. То есть фактически Куба объявлялась независимым государством, но любые внешние сношения — пожалуйста, извольте связаться с материком и узнать, какое там мнение по вопросу, который вы поднимаете. Интереснее же всех обстояла ситуация с Филиппинами, здесь Уильям Мак-Кинли и вовсе крутился ужом, потому что, смотрите, Филиппины, они как бы вне юрисдикции доктрины Монро, нельзя сказать, что это часть Нового Света, как с Кубой, с Пуэрто-Рико и с Гуамом, значит, нужно как-то подвести максимально хитро к ним идею. Здесь Мак-Кинли просто произносит невероятную цепочку рассуждений, я вам процитирую его выступление. «Мы не можем вернуть Филиппины Испании, это было бы трусливо и позорно. Мы не можем допустить, чтобы они перешли к Франции или Германии, нашим противникам на дальнем востоке, это был бы плохой и дискредитирующий нас шаг. Мы не можем предоставить Филиппины сами себе, они явно не готовы к независимости, и в этом случае там воцарилась бы анархия, худшая, чем во времена господства Испании. Таким образом, нам не остаётся ничего другого, кроме как остаться там для того, чтобы привить христианские и демократические ценности, и таким образом постепенно подготовить их к обретению независимости, и это лучшее, что мы можем для них сделать!»

Д. Володихин

— У него точно было юридическое образование, а не педагогическое? Вот каков воспитатель!

Г. Елисеев

— И следуя этой логике, американцы останутся на Филиппинах почти на следующие полвека, а уж из политической орбиты Вашингтона архипелаг не ушёл по сей день.

Д. Володихин

— Ну что ж, они останутся, но тем не менее там всё-таки будет независимое государство, вот хоть что-то филиппинцы себе, прости господи, отломили. Дамы и господа, президенту Мак-Кинли, после того, как он проделал все эти прыжки и кульбиты, осталось не так много жить, в 1901 году он из жизни уйдёт.

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно, хотя короткая война с Испанией продемонстрирует кардинальное изменение деятельности США, которое происходит под всё ещё идеей «движения фронтира», становится ясно, что США более не осваивают свободные земли, они напрямую включаются в передел уже разделённого мира. Иными словами, они отходят от доктрины Монро о том, что их интересует только Новый Свет, теперь их интересует всё, что происходит в мире. И неизвестно, что было бы, если бы Уильям Мак-Кинли остался бы на второй срок, но 1901 год, Панамериканская выставка в городе Буффало, в Уильяма Мак-Кинли дважды стреляет анархист Чолгош, первый раз он попадает ему в пуговицу от смокинга, и пуля отскакивает, а вторая всё-таки настигает президента, попадает ему в живот, и буквально через два-три дня президент умирает от заражения крови от раневой инфекции.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, я бесконечно далёк от тривиальных рассуждений в духе «как действовал, так и сам получил», мне хотелось бы сказать иное: человек выполнил грандиозную задачу, которая решалась на фундаменте политической тьмы. Может быть, есть в этом какая-то высшая справедливость, что и уход его из жизни земной также оказался окружён тьмой. Это время, когда христианский идеал государственной политики тускнеет, тускнеет он и в Европе, и в Соединённых Штатах, где он никогда не был особенно силён, и мы видим человека, который, скажем так, получил в свои руки знамя тёмного цвета, нёс его, пока не уронил под ударами свинца. Есть ведь такая поговорка: «о мёртвом либо хорошо, либо ничего», и хоть ушёл из жизни президент Мак-Кинли давным-давно, мы вряд ли здесь удалимся от слова «ничего». Видите ли, страшно, когда политика огромной сильной державы сворачивает в сторону, противоположную христианскому идеалу в политических действиях. Мы посмотрели — победа, приращение территории, всё здорово, но сколько же крови пролилось, и сколько же людей стало несчастными после этого всего. Печально. Мне остаётся от вашего имени поблагодарить Григория Глебовича Елисеева за ту просветительскую работу, которую он между нами провёл, и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

Г. Елисеев

— Всего доброго, до свидания.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Святитель Лука Войно-Ясенецкий». Анастасия Чернова
• «Морские сражения Русско-Шведской войны». Дмитрий Володихин
• «Князь Иван Семёнович Куракин». Дмитрий Трапезников

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов