«Сложные моменты первых лет христианской Церкви». Священник Антоний Лакирев

У нас в студии был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.

Разговор шел о сложных моментах первых лет существования христианской Церкви, описанных в книге Деяний Апостольских.

Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ, посвященных книге Деяний апостольских, первые главы которой читаются в храмах на Светлой седмице.

Первая беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена началу проповеди Апостолов

Вторая беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена зарождению христианской Церкви

Третья беседа со священником Стефаном Домусчи была посвящена тому, как первые христиане относились к ветхозаветному закону

Ведущая: Алла Митрофанова

---

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья! Христос воскресе!

Священник Антоний Лакирев

— Воистину воскресе!

А. Митрофанова

— Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка. Я — Алла Митрофанова. В ближайший час мы в нашей студии продолжаем разбирать книгу «Деяния апостольские». И у нас своеобразный цикл. Объясню: может быть, кто-то слушал первые наши программы, кто-то — нет. Весь этот пасхальный период в храмах читается именно книга Деяний апостольских. Начинается это чтение в пасхальную ночь, добровольцы выстраиваются в очередь в храме, сейчас — уже перед микрофонами, могут по очереди читать этот удивительный текст, действительно удивительный, местами абсолютно поразительный с точки зрения драматургии, с точки зрения интенсивности логики повествования, с точки зрения языка и образов. Текст совершенно блестящий, к тому же содержащий в себе целый ряд исторических документов, например, переписку одного римского военачальника с каким-нибудь проконсулом или там что-то еще. Вот прям читаешь и внутренне улыбаешься. Надо же, люди писали друг другу письма так давно, а мы спустя 2000 лет имеем возможность стать свидетелями этой переписки. Отец Антоний, во-первых, снова и снова спасибо вам за помощь в разборе книги «Деяния апостольские». А во-вторых, мы с вами уже дважды о книге «Деяний» здесь, в этой студии, беседовали, но так вышло, что еще не коснулись темы — это я прошляпила — темы очень интересной. Как в этой книге упоминаются святые и пророчествующие? Может быть, это не самый большой аспект нашего сегодняшнего разговора и не самый главный, но мне бы хотелось, чтобы мы этот пробел восполнили. Кто такие святые, к которым периодически ходят апостолы? Те или иные. Вот прям там же ведь и сказано: пришли в дом к святым или там вместе со святыми там сели, что-то еще. Что имеется в виду? Кто эти люди?

Священник Антоний Лакирев

— Ну, видите, проблема, собственно, в том, что к нынешним временам, к нашим с вами, слово «святые» в европейских, по крайней мере, языках, русском в том числе, да и в греческом, собственно, в общем, в латыни и в современных языках стало обозначать такую, знаете ли, картинку, нарисованную розовым сиропом, где этот какой-то странный человек, который говорит странные вещи, не имеющие отношения ни к вере, ни к жизни, иногда там совершает чудеса или иногда нет, поражает воображение какими-то подвигами, к которым нас Господь как-то специально не призвал, и так далее. В общем, такая вот картина. Скорее свидетельствующая больше о человеческом, чем о божественном. В иудеохристианском контексте, особенно, конечно, в христианском, для первого, второго, пожалуй, что и третьего столетия, это слово означает нечто совершенно другое, это не свойство. Не свойство, не качество какой-то особенной чистоты, что он духовно моется чаще других, не каких-то сверхспособностей, чего-нибудь такого, а это, собственно, обозначение принадлежности Богу. Святой — это тот, кто принадлежит Богу. Поэтому, собственно, Новый Завет называет святыми всех христиан. Всех христиан, потому что если ты принадлежишь Богу, отдал Ему свою жизнь, вступил с Ним в Завет, принял крещение во имя Иисуса Христа, значит, ты христианин, значит, принадлежащий Богу святой. Ну, а нет, так нет. Поэтому ещё раз повторю, это чрезвычайно важно понимать. Это не качество персонажа, а его отношение с Богом. Поэтому, когда говорится о том, что мы все призваны к святости, в том числе, в общем, это подразумевают, например, письма апостола Павла, речь не идёт о том, что мы должны непременно воспроизводить какие-то понравившиеся кому-то подвиги каких-то людей. Речь идёт о наших отношениях с Богом: твоя жизнь, из чего ты её построил, чем ты занят, на что, так сказать, тратишь отпущенное тебе время, по каким принципам, правилам, заповедям ты живёшь. Вот это, собственно, и есть святость. Поэтому, конечно, это трудный путь. Да, мы призваны к тому, чтобы стать, если хотите, лучшей версией себя, но не путём какой-нибудь там работы над собой, хотя это тоже нужно и тоже важно, а в первую очередь всё-таки вот принадлежность Богу.

А. Митрофанова

— Разобрались. Спасибо вам большое за разъяснение. Тогда часть вторая. Кто такие пророчествующие, упоминающиеся в книге Деяний не раз и не два. Я сейчас прямо процитирую. Это двадцать первая глава Книги Деяний: «На другой день Павел и мы, бывшие с ним, выйдя, пришли в Кесарию и, войдя в дом Филиппа Благовестника, одного из семи диаконов, остались у него. У него были четыре дочери-девицы, пророчествующие. Между тем, как мы пребывали у них многие дни, пришел из Иудеи некто пророк по имени Агав», ну и так далее. И дальше вообще про другое речь. То есть вот здесь упомянуты четыре девицы, пророчествующие. Потом пророк Агав, который, кстати, сообщает важные сведения апостолу Павлу по поводу того, как апостол Павел будет арестован в Иерусалиме. Но вот эти дочери, то есть просто сидят четыре девочки дома и пророчествуют? И это так буднично всё, и это так через запятую, и это так, как будто, вы знаете, ну, что-то само собой разумеющееся, ну, как будто они четыре художницы сидят, не знаю, или крестиком вышивают, или, не знаю, с гончарным кругом экспериментируют. Но вот они были четыре дочери, пророчествующие. Ну что это, отец Антоний? Да, буднично.

Священник Антоний Лакирев

— Да, буднично. В первом веке невозможно представить себе ни одной христианской общины, больше двух человек численностью, в которой не было бы пророка. Пророк вообще основное служение, я бы сказал, для христианской церкви того времени. Апостолов много меньше. Других служений, ну, конечно, тоже мы встретим упоминаний достаточно много, но без пророка просто не существует церковной общины. Во II веке, в сущности, то же самое, про него можно сказать, к третьему веку дело несколько меняется. Речь, я так думаю, идёт о том, что христианская община нуждается в этом служении, в человеке, который понимает, что нам Господь сегодня говорит, и может это каким-то образом сформулировать. Пророк — это тот человек, который может возглавить Евхаристию, и это его главное служение на самом деле. Вот, и в «Дидахе» ещё пишут: пророкам предоставляйте, благодарите, как хотят. Там, когда эту функцию в начале II века, за неимением пророков (такое уже появляется во II веке), выполняют, скажем, там, смотрители или пресвитеры, ну, там написано в «Дидахе» всё в том же, как они должны это делать, а пророки — как хотят, потому что это их служение, это вдохновение от Духа Божьего, которое даётся им, чтобы вот эту молитву выразить. Помните, Павел в одном месте говорит: мы сами вообще не знаем, о чём молиться, Дух ходатайствует воздыханиями неизреченными. Это чудесно, прекрасно — воздыхания неизреченные, но это как-то ближе к музыке. Важно для христиан сформулировать это, потому что мы стараемся по возможности вместе молиться. А молиться об одном — если двое будут просить об одном, дано будет им. Поэтому вот некое воздыхание неизреченное со стороны общины к Богу. Ну и, в общем, ответ Божий тоже надо выразить словами. Надо выразить словами. Понятно, что каждый из этих пророков обладает своими личностными свойствами, языком, опытом, все они уникальны. Люди вообще уникальны. Тем не менее, вот это служение, которое позволяет сформулировать, вербализовать, мы бы теперь сказали, некоторый диалог, так сказать, в ту и в другую сторону, ну и сформулировать правду Божью, сформулировать то, что Господь говорит христианам, и это далеко не всегда что-то приятное. Посмотрите первые главы Откровения Иоанна Богослова, там, где вот Дух через Иоанна говорит церквям. Где-то он говорит вещи, которые услышать радостно, и там: прославлю тебя, а где-то он говорит: ты ни холоден, ни горяч, извергну тебя вон. Вот. У человеческой психики есть склонность к вытеснению неприятной правды, и еще одно служение пророков и дар Духа, который дается этим пророкам, — эту правду, часто неприятную, формулировать. Ну и, в общем, я бы сказал, еще можно говорить о некотором навыке, потому что это не такой, знаете, как Валаамова ослица, вдруг. А это то, что происходит с человеком каждый день, и он готов слышать Бога.

А. Митрофанова

— Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка проводит с нами этот час. Отец Антоний, верно ли я понимаю, что если попробовать спроецировать это пророческое служение на наше время, вербализация того, что хочет от человека Господь, что такое диалог с Богом, это же, по сути, то, о чем в проповеди священники говорят после литургии сейчас. Верно, нет? Вот как спроецировать вот это пророческое служение первого века на наше время? Или у нас просто уже нет такой необходимости с учетом того, сколько у нас толкований святых отцов есть?

Священник Антоний Лакирев

— Я верю, что все дары Духа, которые мы видим в церкви первого века, есть в церкви двадцать первого века. Но, к сожалению, мы находимся в таком состоянии, что большая часть этих даров действует прикровенно, в неявном виде. Это характеризует не Духа Святого и не тех людей, которые умеют понимать и слышать Бога. Это характеризует наше, так сказать, состояние средней температуры по больнице. Да, конечно, в идеале желательно, чтобы кто-то, например, пресвитер (не обязательно, но, если говорить об институциональной стороне дела), что-то слышал, понимал, видел, в каком состоянии мы сейчас находимся, не отделяя себя от всех остальных, и перед Богом что-то об этом думал, понимал и говорил. Это, на самом деле, далеко не простой путь, потому что такие вещи чаще всего людям слушать не нравятся. Ну, это ладно, это можно, в конце концов, как-то отодвинуть в сторону. Конечно, множество людей понимают, в чём правда Божья, и хотели бы, и даже пытаются её сформулировать. Но, по моим наблюдениям за последние почти полвека, большей частью, почти всем приходится прибегать к эзопову языку на протяжении всего периода наблюдений. Ну вот это так. Ладно, пусть, но Дух не молчит. Поэтому, когда у христиан в сердцах возникает ощущение в каких-то вещах, что вот нет, так нельзя, это неправда, конечно, это пророчество. Когда кто-то понимает, что Бог призывает его сделать или делать, трудиться на каком-то поприще (не так, чтобы велеть всем что-то делать и требовать отчёты — это не пророчество, это вообще не христианство), а когда ты понимаешь, что вот тебя Бог призывает, и ты говоришь своим ближним, своим братьям и сёстрам, что вот есть такая задача, и я буду заниматься этим, потому что я чувствую, что в этом правда Божья, дело Божье, и кого-то Бог ещё призывает к такого рода служениям. Их бесконечно много. И сегодня, скорее, большей частью в этом проявляется пророчество. Но и не только, потому что сегодня, в связи с изобилием накопленного за две тысячи лет,

А. Митрофанова

— Вы имеете в виду духовный опыт, который зафиксирован в самых разных книгах, учениях, святоотеческой литературе, мысли и так далее, традиция?

Священник Антоний Лакирев

— Ну, это вы сказали.

А. Митрофанова

— Хорошо, ладно.

Священник Антоний Лакирев

— Да. Значит, вот у нас за спиной огромный багаж, чемодан без ручки, потому что разобраться даже в нём невозможно, и важнейшее пророческое служение сегодня и дар Духа, который даётся христианам достаточно многим, — думать об этом и понимать, что вот это было прекрасно в то время, а к нам не имеет отношения. А вот это в то время было задвинуто и никого не интересовало, а для нас сегодня вот это. То есть не только поднять глаза к небу, спросить: «Господи, вот я, что ты хочешь от меня?», но и в том бесконечном богатстве и разнообразии, которое мы накопили, отбирать вещи, релевантные нашей вере и жизни и нерелевантные, не для того чтобы говорить, что вот там те-то и те по списку были дураками. Нет, а наоборот, найти, выбрать. Представьте себе библиотекаря, который знает, что у него там в библиотеке есть. У него там десять тысяч томов. И приходит человек, который говорит: «Мне нужна информация о синеньких бабочках». Ну вот, этот библиотекарь думает, молится, ищет и выдаёт ему том, в котором будет всё, что известно. Вот так.

А. Митрофанова

— Я поняла. Это, наверное, в переводе на наш современный язык, пункт первый — включать голову, пункт второй — развивать критическое мышление.

Священник Антоний Лакирев

— Ну да, конечно. И при этом всё-таки быть знакомым с церковным наследием — это важно.

А. Митрофанова

— Да, это пункт, который стоит раньше, чем проведённый мной.

Священник Антоний Лакирев

— Но в то же время оно так велико, что было бы крайне нелепо рекомендовать всем этим заниматься, когда у нас есть Бог, и можно, в конце концов, спросить у Него. Ну, в общем, вот так. Способность пребывать в содержательном диалоге с Господом Иисусом Христом.

А. Митрофанова

— Отец Антоний, собственно, диалог, в котором пребывали со Христом апостолы, как мы видим в книге Деяний, он действительно непрекращающийся, и он развивается и выливается в итоге в проповедь апостольскую. Причём проповедь — она для тех слушателей, кто из иудейской традиции, и для тех, кто из язычников. Давайте, может быть, в нескольких словах попрошу вас напомнить, в чём принципиальное отличие характеров двух этих проповедей, обращённых к язычникам, обращённых к наследникам иудейской традиции.

Священник Антоний Лакирев

— Но для иудеев проповедь, собственно, заключается в свидетельстве о том, что Иисус есть Христос, слава Бога Отца. Вот этот Иисус, который, кажется, в тот момент никто точно не помнит, родился в Назарете, который проповедовал, говорил вот такие вещи, совершал там какие-то исцеления, был распят. Вот Он воскрес, и, как Пётр в начале Деяний говорит: «Твёрдо зная, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом сего Иисуса, которого вы распяли». Но Он воскрес, но Бог воскресил Его из мёртвых. Вот, собственно, что важно для иудеев — понять, что Иисус, о Котором они, может быть, слышали, может быть, встречали Его на улицах Иерусалима, может быть, Он проповедовал в притворе Соломоновом, а ты проходил мимо, у тебя там ты принёс какое-то приношение, было дело в храме, ты потом шёл домой, не стал слушать, или послушал два слова, удивился, пошёл домой. Вот Иисус, о Котором тебе могут рассказать более подробно, Который вот Он был среди нас, Он и есть тот помазанник, которого Бог послал спасти Израиль. А с язычниками всё совсем не так. Потому что благая весть номер один для язычников свидетельствует о том, что Бог один, что не выдают вся эта орава олимпийцев, блудливых олимпийцев, понимаете, с которыми очень легко договориться, в конце концов, потому что они все коррумпированы, как римский двор.

А. Митрофанова

— Ну да. А ещё они очень похожи на людей с теми же страстями. Найдём общий язык, что называется.

Священник Антоний Лакирев

— И это оказывается очень непросто, очень непросто. И к тому же у язычников такая философия, поэзия, они думают, что вообще это всё такая культура. Будто в конце 80-х, в начале 90-х все в хвост и в гриву гоняли слово «духовность», подразумевая под этим классическую живопись и симфоническую музыку, ну, в лучшем случае церковное пение. Ну вот что-то, религия — это что-то такое частное, так сказать, домашняя религия. В ту эпоху в языческом мире могла быть очень разной: это могли быть какие-то племенные божества, домашние, вот лары, как у римлян, общественная религия — нечто совершенно другое, потому что это дело государственное, служит для выражения лояльности. Верить в римских богов (ну, они к тому времени были отождествлены с олимпийцами) вот верить в них совершенно необязательно, ритуал. Не нужно думать, что это что-то такое осмысленное, а просто если ты это не сделаешь, ну как, значит, у тебя нет паспорта, значит, ты враг родины, там, изменник. Вот. И вот в этом мире говорить о том, что Бог существует, и Он один, и с Ним возможен диалог, и поскольку Он Один единственный, других нет, к Его мнению о том, что такое человеческая жизнь и какой она должна быть, к нему необходимо прислушиваться. И это совершенно разные вещи. Для язычников следующим пунктом будет разговор о том, что Бог вошёл в этот мир, чтобы мы не откуда-то с высокой горы отголоски Его Слово слышали, а действительно могли встретиться с Ним лицом к лицу, и вот во Христе таким образом Он и язычников примет. Но язычникам сначала надо согласиться, что Бог один.

А. Митрофанова

— Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, проводит с нами этот «Светлый вечер». Напоминаю, мы говорим о книге деяний апостольских в течение всей этой недели. И буквально на пару минут сейчас прервемся, потом мне бы очень хотелось, отец Антоний, вернуться к разговору, разобрать несколько острых эпизодов, связанных с проповедью апостола Павла. Там прям такие дебаты, такие баталии, вообще такая динамика, как сейчас говорят, движуха в книге «Деяния апостольских», что аж дух захватывает. Оставайтесь с нами.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, напоминаю, в нашей студии священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка. Я — Алла Митрофанова. Христос воскресе!

Священник Антоний Лакирев

— Воистину воскресе!

А. Митрофанова

— Мы продолжаем разговор о книге Деяний апостольских и, как обещала, очень хочется разобрать эпизод, связанный с проповедью апостола Павла, как раз отец Антоний, в среде иудеев. Эпизод, который характеризует, насколько неоднородной оказывается и эта среда. Павла выводят в Синедрион. То есть его там в очередной раз хотели арестовать, побить камнями, залепить ему рот, в общем, заткнуть ему уши, что-нибудь с ним такое сделать. И, в общем, чтобы разобраться, что с ним не так, его выводят на суд Синедриона. Павел выходит. Здесь свои иудеи, он иудей, сын иудея, как он про себя говорит, и вроде как у него с ними должен быть абсолютно нормальный контакт, он же им соплеменник, они все его, как он подчеркивает, сам помнят, как он рос, как он учился, знают, кто его родители, то есть он не с луны свалившийся какой-то астероид, он вот известный им раньше Савл, теперь Павел. Ну и что мы видим? Значит, на него сразу начинают катить какие-то сумасшедшие обвинения. И тогда он соображает, посмотрев на этот Синедрион, оценив, так сказать, стратегически группу присутствующих, он понимает, что там две основные партии. Там есть фарисеи, и там есть саддукеи. И тогда он строит свою проповедь так, что вбивает, я уж не знаю, намеренно, не намеренно, но он умнейший человек, я думаю, что это был такой сознательный прием, вбивает между ними клин. Он говорит: «Я фарисей, сын фарисея, за чаяние воскресения мертвых меня судят». 23 глава, можете проверить. И дальше начинается просто, простите за выражение, цирк какой-то. Шум, гам, тарарам, потому что фарисеи чают воскресение мертвых, а саддукеи на корню его отрицают. И они уже начинают не на апостола Павла катить какие-то, простите, баллоны, а между собой отношения выяснять, и вот весь этот гвалт продолжается до тех пор, пока не приходит полиция. Полиция, да. Римские легионеры вмешиваются во весь этот синедрион. А что это за эпизод? И почему настолько остро кипят эти страсти? И как это всё Павла характеризует, как умелого всё-таки оратора, наверное, стратега?

Священник Антоний Лакирев

— Ну, Павел, я подозреваю, конечно, попал как кур во щи во всю эту ситуацию. Вообще, картина сложнее. И я постараюсь прямо в двух словах, но всё-таки надо посмотреть шире. Во-первых, святые, принадлежащие Богу, то есть верящие в Бога Израилева, знают, что Бог есть Бог-ревнитель. Знают, что чтущие каких-то выдуманных богов не угодны Богу. Идолопоклонство запрещено. Чти Господа Бога твоего, Богу твоему поклоняйся, мы одному служим. Всё. Поэтому язычники не поклоняются Богу, не исполняют в точности и в полноте его закон. Мы, может быть, тоже не вот прям отличники по этой части, но мы, по крайней мере, понимаем, что этот закон существует и его следует Выполняют. Язычники — нет. Ну и, наконец, язычники, движимые, в общем, человеческими страстями: агрессией, злобой, похотью, жадностью и вот это вот всё. Хотя среди них можно признавать великие какие-то личности, но в целом так: язычники не угодны Богу, они не спасутся.

А. Митрофанова

— Это вы сейчас рассказываете, воспринимаете логику иудея?

Священник Антоний Лакирев

— Это я сейчас рассказываю, да, если хотите, такой парадигматический контекст, допустим, первого столетия. Все понимают: язычники не могут спастись, любой, уклоняющийся от почитания единого Бога, обречен, потому что есть настоящий Бог, а всё остальное — бездна. Ну вот, поэтому язычники не угодны Богу. Дальше. Христиане. Иудеи. Господь говорит им: «Вы будете мне свидетелями в Иерусалиме, в Иудее, в Самарии и дальше до края земли». В Иудее, ну, допустим, в Иерусалиме, в Иудее. Это значит, они должны, как они полагают, образцово исполнить закон Бога, веря, что Иисус действительно есть помазанник, потому что если Он помазанник, Он даёт новый закон. Он единственный, кто имеет это право. И Евангелие не изменяет атмосферы, сохраняет нам слова: «Если праведность ваша не превзойдёт праведности книжников и фарисеев», — Господь говорит своим ученикам. То есть он, да, и не отменяет, и из закона ничего не убирает. Там не идёт речь о том, что всё забыть, и всё теперь, как говорят наши итальянские братья, аллилуйя и баста. Нет! Нет! И у христиан Иерусалима кроме всего сказанного, кроме того, что им нужно свидетельствовать иудеям, а для этого надо быть подлинными, настоящими, без дураков, исполнителями закона. Кроме этого, иудеи смотрят на них крайне враждебно и подозрительно, и вообще они с 35–36 примерно года живут в обстановке не просто враждебности, а гонений. И гонят их чаще всего потому, что они, ну как, Стефан, да, слышит обвинение, что эти люди говорят нечто на место сие и закон, имеется в виду храм, на место сие и закон, вот. Малейшее любое отступление, любой проблеск свободы, появившийся самарянин, хотя Иисус сам проповедует самарянам, когда вот с самарянкой, да, он поговорил, а потом к нему все жители этого города приходят, и ей говорят: «Мы тебя слушали, а теперь сами видим, что он есть помазанник». Одним словом, христиане из Иудеев, которые живут в Иерусалиме, очень заинтересованы в том, чтобы к ним не было таких претензий. Ещё до всякого Павла, когда Пётр позволяет себе, как они говорят, крестить Корнилия. Помните эту историю, когда Петру спускается с неба там целая простыня с едой, Пётр говорит: «Нет», Господь говорит: «Что Бог очистил, то не почитай нечистым». Вот он крестит Корнилия. То ли он был прозелитом, не из иудеев, то ли... Трудно сказать одним словом его национально-религиозную принадлежность, прозелитом он, скорее всего, был, но обрезанным не был. Вот христиане Иерусалима, ни кто-нибудь другой, никакой не синедрион, призывают Петра и требуют объяснений. И Пётр вынужден, Пётр, на минуточку, вообще-то, да, мы привыкли говорить о нём... Как о князе апостолов, первоверховном, и всё это правда. Но он вынужден объясняться и говорить: «Братья, знаете, мне Бог сказал, что Бог очистил то, что Он не почитал нечистым». Кончилось дело тем, что Пётр и другие двенадцать просто разошлись. Им не нашлось места в христианской общине Иерусалима, которая старательно соблюдала закон. И потом Флавий пишет о временах где-то перед самой Иудейской войной, об Иакове, брате Господнем. Он говорит: «Вот Иаков — брат того Иисуса, которого распяли на Пасху». И этот самый Иаков, брат Господень, действительно считался прямо образцом, исполнителем закона настолько, что даже думали, что, когда Иакова, брата Господня, побили камнями, и он погиб, это стало причиной того, что Бог отвернулся от народа Божьего, и произошла Иудейская война, разрушение Иерусалима, разрушение храма и диаспора. Вот так. Они в этих обстоятельствах свидетельствуют о Христе, при этом будучи строгими исполнителями Закона. На них посмотреть со стороны — они иудеи до мозга костей, всё понятно. И такие люди, как Пётр, которые разговаривают с язычниками, даже входят к ним в дом, оказываются там совершенно чужими и кончают это дело тем, что уходят.

А. Митрофанова

— Ну, у апостола Павла же тоже был подобный эпизод, но там было ещё круче, когда вот такие иудействующие, количеством, по-моему, человек 40, дали обет, что они не будут есть и пить до тех пор, пока не убьют Павла.

Священник Антоний Лакирев

— Ну, это, кажется, всё-таки были... вот это были нехристиане. Смотрите, Павел и многие другие выходят дальше, за пределы Иудеи. Действительно, Господь Павлу сказал: «Иди, Я пошлю тебя далеко к язычникам». И сколько раз мы видим, Лука в Деяниях нам описывает, как Павел приходит в синагогу, значит, в передней части синагоги сидят иудеи, значит, в задней части синагоги прозелиты и женщины, если там нет балкона для женщин. Павел проповедует и почти везде иудеи его не принимают, хотя иногда кое-где принимают. А прозелиты потом, когда он выходит, прозелиты — это люди, которые омываются во имя Бога Израилева, но не принимают обрезания, не становятся иудеями, потому что за это вообще-то полагается смертная казнь в Римской империи. Это очень меняет правовой статус. Вот они Павла останавливают и говорят: «Как? Ну-ка, давай расскажи нам ещё раз, что мы, оказывается, можем быть приняты Богом, не принимая обрезания?» Да, и Павел им говорит: «Христос умер за вас». И вот получается, что это движение, скажем так, распространяется. Общины по местам возникают больше, больше, больше, больше, больше, но они из язычников, они не принимают обрезания и не могут это делать. И тогда христиане Иерусалима, кого в посланиях и в Деяниях называют иудействующими, начинают рассылать по основанным Павлом общинам эмиссаров, которые говорят, что нет, ребята, надо ещё острой шашкой непременно обрезаться, а без этого вот вы Богу не угодны, а без этого вы не спасётесь. И когда к этому прислушиваются, помните, Павел говорит: «О, несмысленные галаты!» Вот что-нибудь такое. И когда Павел приходит в Иерусалим, он ведь не просто так приходит на экскурсию или по местам своей бурной юности пройтись. Нет, он собрал деньги на еду для голодающих христиан Иерусалима, потому что у них ещё был первый христианский коммунизм, так называемый. Они всё попродавали, а жизнь продолжается. Настал голод, а с работы все уволились, и как жить, непонятно. И тогда, по мысли Павла, те язычники, которые как будто бы не братья, но они ведут себя как братья, поэтому всё собирают и жертвуют. Павел это всё привозит, и Иерусалимская христианская община без этой помощи просто к луду помрёт, на самом деле. И дальше, смотрите, они ему говорят: «Ну, понимаешь, но давай всё-таки ты изобразишь, что ты правильный иудей. Вот у нас есть подготовившиеся к обрезанию по обету, ты там за них сделаешь всё, что надо, приведёшь их в храм, и все увидят, что ты образцовый, благочестивый иудей». И неважно. Павел соглашается, потому что он принял для себя быть всем для всех: для иудеев — как иудей, для язычников — не как иудей. Ну, вот, да, потому что ему что-то другое важно, а не то, как к нему отнесутся.

А. Митрофанова

— Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, проводит с нами этот светлый вечер. Отец Антоний, упомянутая вами община, живущая, как бы это сказать, ну, наверное, такими идеалами, похожими на светлое будущее коммунизма: от каждого по возможностям, каждому по потребностям. Когда мы начинаем читать в книге Деяний апостольских, как формировались первые христианские общины, и как люди туда вступали, действительно, вот то, что вы сейчас озвучили: продавали всё, приносили это в общину, складывали в общий котёл, и дальше вот как-то... Потом эти средства распределяли во благо самых разных членов этой общины, вне зависимости от того, кто сколько вложил, ну, и во благо проповеди воскресения Христова. В этом плане, кстати, очень интересный эпизод с Ананией и Сапфирой. Значит, Анания и Сапфира, супружеская чета, они тоже всё продали. Но это же их было имущество, и вот они приходят в христианскую общину, чтобы всё отдать, но они чуть-чуть оставили себе. И вот они себе какую-то часть средств оставили, может быть, на чёрный день отложили, я не знаю, в энзе или в чулок там что-то, в какую-то там кубышку положили, просто чтобы было, чтобы по миру совсем потом не пойти, если что. И когда они приходят в общину, сначала Анания не приходит, потом Сапфира приходит, у них начинают спрашивать, всё ли вы принесли, они сказали: «Да, всё». Сначала один падает замертво, его хоронят, потом вторая приходит, падает замертво, её тоже хоронят, за то, что вот они солгали. Интересная история такая. В чём они были не правы, если из своего имущества отложили что-то себе на старость, на пенсию, на чёрный день? Или речь о каком-то недоверии Богу, и что они подумали о запасном аэродроме вместо того, чтобы лететь навстречу ко Христу? Объясните, пожалуйста, принципы, по которым жила эта первая христианская община, почему действительно это так? Похоже на какие-то коммунистические идеалы, и в чём промахнулись Анания и Сапфира?

Священник Антоний Лакирев

— Ну, попробуем. Я далеко не уверен, что это единственное возможное и правильное объяснение, но вот видите, точно так же как в отношении иудейского закона, община Иерусалима считала, что вот есть наша потребность в некотором статусе и приемлемости для жителей Иерусалима, а дальше за стенами хоть трава не расти. И пусть они там все обрезываются, лишь бы нам было удобно, нам удобно, чтобы они обрезались. А удобно ли это Богу, и требует ли от них этого Бог, они не думают. И только собор, куда все-таки собираются двенадцать, да, и Павел с Варнавой, конечно же, вот там, говорит, нет, будем требовать от них соблюдения Ноева завета. А сыны завета, ну ах, те, кто исполняют Ноев завет, ну, к ним, вроде как, отношение более лояльное. Короче говоря, вот такая община. Им важно здесь, в Иерусалиме, что происходит. Миссия? Какая миссия? До края земли? Какого края земли? Фарисеи ходят с миссией и формируют пул прозелитов, и кто-то из них может обрезаться. Теперь, смотрите, после образования вот этой самой общины Иерусалимской, то есть через какое-то непродолжительное время после Пятидесятницы несколько тысяч человек, и всё у них было общее. Одно тело и одна душа были у верующих. Они уверены, что второе пришествие будет к осени.

А. Митрофанова

— Послезавтра, условно говоря.

Священник Антоний Лакирев

— Да. Ну, если не послезавтра, то через ещё какое-то, ну, прям совсем коротенькое время. Поэтому, как такие вот движения... Во все времена думают, ничего не надо, жить не надо, водить девушек в кино не надо, трудиться не надо, подметать не надо, хлеб сеять тоже не надо. Есть имущество прекрасное, сейчас всё продали, и на вырученные деньги доживаем до конца времён, до второго пришествия. А потом придёт Помазанник, и земля потечёт молоком и мёдом, соответственно, работать вообще будет не нужно. И это важнейшая, кстати, тема для Луки, настолько важнейшая, что он начинает с неё, он говорит об этом в самом начале Деяний, когда апостолы спрашивают Господа, разлетевшись, не в сие ли время восстанавливаешь, Господи, царство Израилю? А Он говорит: знаете, это не ваше дело знать времена и сроки, которые отец положил в своей власти. И это не значит, что это какая-то тайна за семью печатями, что Бог-то знает, и Он смотрит в календарь, в ежедневник, у Него там напоминалки стоят: о, слушайте, сегодня что-то у нас там какое-то там, середина мая, пора включать землетрясение, да, и там, начинать конец света. Нет. Господь вообще не обсуждает эту тему. Это, говорит он, во власти Бога, а ваша жизнь не должна определяться этими сроками, что значит не ваше дело знать времена и сроки. Он, я думаю, не имеет в виду, что пусть от вас это останется тайной за семью печатями. Он говорит: вы живите, не думая об этом, не ориентируясь на это, скоро это и будет или не скоро. Вот не это ориентир, а для Иерусалимской общины это оказывается ориентиром. И в каком-то смысле Пётр, когда Анания и Сапфира к нему приходят (сначала Анания), он говорит: «Ну, не в вашей ли власти было то, что у вас было?» Там возникает ещё такая проблема, что те, у кого было что продать (ну, кто-то там продал, понимаешь, ботинки стоптанные, а кто-то два гектара), к ним относились с благодарностью, они пользовались почётом. Ну, вот там Лука упоминает как раз о Варнаве (у которого что-то там, какая-то недвижимость была), он её продал, деньги положил к ногам апостолов. И вот они, Сапфира и Анания. Им и деньги хочется, и что-то их скребёт в том смысле, что непонятно, не надо ли действительно отложить на всякий случай. И почёта хочется. И проблема в том, что они ради этого врут. Конечно, они могли сказать: «Знаете, ребята, вот мы продали вот за такую сумму, и из неё, там, не знаю, половину или 10 процентов (или наоборот, 90 процентов) приносим, а вот это вот мы оставим там, у нас есть дети, не знаю, я так на ходу придумываю, и нам нужно им учебу оплатить». Ну, вот как бы, да, это твоё решение, которое ты принял перед Богом в молитве, и о нём говоришь. Но они хотят выглядеть подвижниками и, как сказать, героями. И вот, кстати, заметьте, что это никуда не делось среди нас — желание выглядеть подвижниками, быть или казаться. Вот они хотят казаться. И поэтому Пётр и говорит: «Кто вас надоумил солгать Богу?» Ну, Петру можно солгать, в конце концов, он человек. Но Бог-то всё видит. И ещё тоже оказывается важным для Деяний, для Луки, что Бог внутри этой ситуации, и поэтому Пётр видит. Мы говорили в начале разговора о пророчестве, ну, вот он видит, как дело обстоит, в глаза посмотрел и увидел, что в сердце человека — это тот дар, который, конечно, Христос ему даёт. Ну вот, ложь и, соответственно, порок несовместимы с жизнью, и у Анании и Сапфиры именно это.

А. Митрофанова

— Кстати, второй-то аспект, который связан со скорым ожиданием Второго пришествия, и по этому поводу вроде как не стоит беспокоиться о том, чтобы рожь сеять, причём что прекрасно есть народная вот эта мудрость: «Помирать собрался, а рожь сей». Вот эта вот логика, она как раз совершенно в другую сторону человека отправляет. И в переводе на современный язык звучит примерно так: «Моя главная ошибка в том, что в долгосрочной перспективе я слишком полагаюсь на зомби-апокалипсис». Не слышали вы такое выражение, нет? Вот, оно мне очень нравится, потому что оно здорово характеризует состояние человека, и, по сути, ведь это же такой эскапизм от... то есть бегство от ответственности за свою жизнь. Мне не хочется какой-то труд по изменению себя брать на себя, просить Бога включиться, потому что понимаю, сам не потяну. Мне проще всё это бросить, потому что я полагаюсь: «Ну, завтра всё схлопнется, да, ну а какой тогда смысл?» А оно не схлопывается и не схлопывается, не схлопывается и не схлопывается. Ёлки! И оказывается, проходят века. И в каждую эпоху обязательно есть люди, которые вот так вот полагаются на этот самый апокалипсис. Зомби, не зомби, уже неважно — оказываются именно что слившими свою жизнь.

Священник Антоний Лакирев

— Вот в том-то и дело, понимаете, я склонен думать, что это не столько бегство от ответственности за жизнь, сколько бегство от самой жизни. И, в общем, не хочется лишний раз обобщать, но всё-таки весьма часто нам обыкновенная жизнь в пространстве Божьего присутствия кажется слишком простой, недостаточно почётной. Понимаете? Ну вот, как бы, да, что-то у тебя было, какие-то деньги, ну, потратил, отдал, подарил, помог церкви или нуждающимся, неважно кому, всё хорошо. А другое дело — всё бросил и ещё краше — в пустыню уйти, дышишь через уши и питаешься еловыми шишками. Вот, понимаете, недостаточно почётно просто любить свою семью, помогать друзьям, жалеть тех, кому больно, сострадать и помогать, запрещать себе применять насилие и агрессию, на работу ходить добросовестно. И ждать, когда же наконец будет эта пенсия, а она от тебя всё дальше и дальше убегает. Знаете, вот, ну, вроде бы такая простая обыкновенная жизнь. Ну, и, конечно, естественно, да, ну, ты каждое воскресенье, а если есть возможность, то и чаще причащаешься, каждый день к Богу глаза поднимаешь, и, как помните, да, это «Здравствуй, Бог!» — говорит Бах, «Здравствуй, Бах!» — говорит Бог. Не то, что мы подразумеваем, просто в каком-то обычном... Не знаю, мне трудно, наверное, слово подобрать. В таком диалоге с Богом пребывать недостаточно почётно, поэтому... Не хочу жить эту жизнь. Хочу жить выдающуюся жизнь, чтобы Бог посмотрел на меня и сказал: «О, вот это прям молодец! А остальные все ничего особенного. Ну что они, как Иисус, плотничают? Ну что они там в магазин за мукой ходят, как Иисус? Ну что они там бельё стирают, как Богородица? Ничего интересного», — подумает Бог. А вот этот, он... Молодец. Нет, нет, это бегство от жизни.

А. Митрофанова

Спасибо вам, отец Антоний, за этот разговор. Есть о чём подумать. Я, естественно, параллельно тут сижу, уже вспоминаю, как Достоевский в «Братьях Карамазовых» размышляет, характеризуя, кстати, в начале романа не кого-нибудь, а Алёшу, что русские мальчики, для которых совершить подвиг, пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти чью-то жизнь — вот это как раз вообще запросто, но потратить ту же самую свою жизнь на то, чтобы получить систематическое образование, вложиться в обретение навыков, которыми ты потом людям сможешь послужить, и в кропотливое служение людям — вот это уже гораздо сложнее. А вот, условно, шашкой наголо с головой в рожь дается проще. Есть о чем подумать. Спасибо вам огромное. Что ж, ставим многоточие в разговоре о книге Деяний апостольских. Священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, провел с нами этот час. Я Алла Митрофанова. Прощаемся с вами. Христос воскресе!

Священник Антоний Лакирев

— Воистину воскресе!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Путь к священству». Священник Кирилл Беляев
• «ГИМ и Новодевичий монастырь». Марина Чистякова
• «Богоявленский женский монастырь в Угличе». Игуменья Антонина (Злотникова), Светлана Максимова

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов