«Путь к священству». Иеромонах Симеон (Мазаев)

У нас в гостях был настоятель храма святого Александра Невского в Красногорском районе Одинцовской епархии, кандидат философских наук, преподаватель Московской духовной академии иеромонах Симеон (Мазаев).

Наш гость рассказал о своем пути к вере, монашеству и священству, а также о том, как можно понять своё призвание, и как раскрытие талантов связано со служением Богу.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан, добрый вечер. В гостях у нас сегодня иеромонах Симеон (Мазаев), настоятель храма святого Александра Невского в Красногорском районе Одинцовской епархии, кандидат философских наук, кандидат Московской духовной академии. Добрый вечер.

о. Симеон

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Напомню нашим слушателям, что в этих беседах по вторникам в восемь вечера, которые мы с Кирой ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий, жизненных выборов привела к тому, что в человеке созрело желание, дерзновение посвятить себя служению алтарю, может быть, самому высокому для мужчины под луной призванию, о том, с какими размышлениями о жизни, о вере, о Боге, о Церкви это было связано и может быть, эти размышления, даже не может быть, а я почти уверен, окажутся созвучными с теми вопросами, которые у любого человека, у наших слушателей могут возникать, когда размышляешь о том, что такое вера, как я связан с Богом и так далее, вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.

К. Лаврентьева

— Давайте начнем с прекрасной цитаты отца Симеона: «Что касается монашества — это любовь. Однажды я видел, как монахи Сретенского монастыря выходили из храма после литургии, совершался чин о панагии, они прошествовали с песнопениями в трапезную, я восхитился красотой монашества, а потом стало развиваться то чувство, о котором я говорил выше, (видимо, про любовь как раз) что бы я не делал, мыслями находился среди братии, понимая, что хочу быть одним из них, разделить вместе с ними труды и жизнь, пока архиерейские ножницы не коснулись моей головы, пока я не провел по традиции сорок ночей в алтаре, это чувство не пропало, теперь я спокоен и счастлив, насколько это можно, во всей привременной жизни».

К. Мацан

— Аминь.

К. Лаврентьева

— Прекрасно, отец Симеон, это все так и есть.

о. Симеон

— Да, действительно все так и было, но при принятии решения даже по менее значимым вопросам человек руководствуется не каким-то одним мотивом, а целым букетов и в том числе там есть своя змея под цветами и своя корыстная мыслишка. Когда я воцерковился, это примерно на третьем курсе университета, и пытался жить по заповедям, сразу обнаружилось, что я человек довольно ленивый, вот именно в духовной жизни леность проявляется особенно ярко, потому что в бытовых вопросах ситуация вынуждает тебя действовать, шевелиться, а вот духовная жизнь, где все зависит практически от тебя, какая-то инициатива, выяснилось, что человек я все-таки ленивый, и мне вспомнился один школьный анекдот, когда мать утром будит сына и говорит: «Сынок, вставай, просыпайся», а он так лениво ей отвечает: «Мам, можно я не пойду сегодня в школу?» А она ему в ответ: «Нет, нельзя, ты директор». Вот я когда понял, что я ленивый человек, я попытался связать свою ленивую волю обязательствами, вот стал священником и настоятелем храма и теперь я не могу по воскресеньям не пойти в школу, потому что я директор, люди собираются на молитву, люди ждут, в этом смысле удалось как-то немного нивелировать природную лень и благодаря именно тому, что я являюсь настоятелем, я веду более-менее сносную духовную жизнь, есть так можно выразиться.

К. Мацан

— Вы сказали, что вы воцерковились на третьем курсе, надо нашим слушателям пояснить, что на третьем курсе, видимо, философского факультета МГУ, вот с одной стороны, вроде бы это вполне нормально, человек читает литературу, само собой, связанную с религиозными мотивами, в которых очень много философии, а с другой стороны, мы знаем, что особенно в советские годы философский факультет бы кузницей атеистических кадров и так далее, вот ваше обращение на третьем курсе, оно было на волне погружения в философию или вопреки ей?

о. Симеон

— Да, скорее на волне погружения в философию, потому что во второй половине 90-х годов атеизм был уже не в тренде, существовала масса переводной литературы, современной философии, ну и кроме того средневековая философия, которую мы всерьез изучали, ну и здесь произошло что-то, как вот свечи загораются одна от другой в храме, один кто-то зажег, второй от него, третий и в конце концов весь храм стоит с зажженными свечами. Мне повезло, попался хороший профессор, который смог зажечь и поймал, можно сказать, многих из нас на богословских задачках, ну как человек становится математиком: попадается хороший учитель, который может его увлечь, заинтересовать задачей, и вот в азарте этой погони за решением какой-то нестандартной задачи человек сам незаметно для себя становится математиком, ну и в богословии, в философии происходит что-то подобное, в азарте погони за решением богословских задач, достаточно интересно поставленных этим профессором многие из нас пришли к вере, да, действительно так.

К. Лаврентьева

— Удивительно. Но вы сказали, что вы разочаровались в философии, разочаровались в философском факультете, это ведь очень такая важная деталь.

К. Мацан

-Надо полагать, не в самом факультете, как в людях...

К. Лаврентьева

— Ну естественно, а в этом учении, вот это обучение не давало вам всей полноты, естественно.

К. Мацан

— Знаете, я бы так спросил, просто случай из жизни: недавно вышел новый перевод знаменитой книжки преподобного Иустина (Поповича), раньше этот перевод был в русском издании, как «Философские пропасти», а сейчас вышел перевод под названием «Философские обрывы». И мне кажется, что очень большая разница, потому что пропасть — это куда ты падаешь и разбиваешься, вот идет человек путем философии, а там пропасть, он не заметил и упал, и разбился, переумствовал, положился на свой ум и на свою рациональность, и она его завела в тупик. А вот обрыв — это когда ты идешь путем философии, видишь: там дальше дороги нет, а тебе дальше нужно, и ты понимаешь ограниченность философии, дальше нужно лететь уже с помощью богословия или молитвы, что-то такое, где уже не просто твоя рациональность, а что-то больше чем ты, тебя несет, и ты с этого обрыва взлетаешь. Вот вам какое из двух направлений мысли здесь ближе?

о. Симеон

— Да, у философии действительно есть такая обидная особенность: ты приближаешься к истине, ты чувствуешь ее обаяние, но упираешься в какую-то стену, ну или в потолок, и понимаешь, что здесь одной философии недостаточно, хочется чего-то большего, вот скользит по поверхности, как будто царапаешь стену: слова, понятия, сложные теории, но вот они как будто стеклянным таким шаром изолируют от тебя истину, ты ее можешь видеть как бы сквозь тусклое стекло, ты чувствуешь ее обаяние, ты в нее влюбляешься, но ухватить не можешь. В этом смысле, может быть, можно было говорить о разочаровании, но это полезное разочарование, которое выводит за пределы философии.

К. Лаврентьева

— А от богословских задача того прекрасного профессора до вашего прихода в храм каким был путь?

о. Симеон

— Священники обычно говорят в таких случаях, что «не вы меня избрали, а Я вас избрал», — говорит Господь, вот вспоминая эти слова, дескать, это не мы выбрали путь этого служения, а мы были выбраны для этого служения. Но вот о призвании как раз, мне кажется, сегодня очень полезно поговорить, потому что действительно интересная тема и важная, особенно для молодого человека — выбор жизненного пути, куда пойти и чем заниматься, что делать основным делом своей жизни, профессией, и мне сегодня кажется, что на первое место главным критерием для выбора жизненного пути является коньюнктура момента, коньюнктура на рынке труда, а такое важное понятие, как призвание незаслуженно забыто. Помните, даже в советское время выпускалась серия книг оранжевая «Библиотека пионера», казалось бы, атеистическое общество, но в этой «Библиотеке пионера» вопрос призвания ставился очень высоко и поднимался, и разбирался на самом высоком уровне, а между тем это ведь религиозное понятие, зов, призвание, оно предполагает того, кто тебя призывает, о ком мы говорим, кто призвал. И в этом смысле призвание безусловно следует ставить на первое место, не обращая внимание на коньюнктуру на рынке труда, почему — ну вот представьте себе, задают такой вопрос, кстати, вот недавно ко мне подошел студент и говорит: «Батюшка, а зачем мы постимся, какую цель мы преследуем, вот для чего христиане постятся?». Как можно ответить на такой вопрос: а не зачем, у нас так получается, это побочный продукт нашего вдохновения. Вот представим себе человека, мальчик записался в кружок авиамоделирования, школьник, и получил первое задание: сделать модель какого-нибудь самолета, и вот он целый день сидит, у него глаз горит, язык высунул, наматывает какую-то пленочку, там лонжерон и так далее. И вот он делает модель этого самолета, и уже не первый раз мать, к нему стучась, заходит в комнату и говорит: «Сынок, ты бы поел хоть чего-нибудь», а он только досадливо от нее отмахивается: «Не надо, мама, я не голоден» — и он не лжет, он действительно за целый день маковой росинки во рту не держал, он не хочет есть, вдохновение сообщает ему силы, это тот самый случай, когда плоть немощна, а дух бодр и дух настолько бодр, что бодрит даже и тело, он действительно не чувствует голода. И вот в этом смысле святые отцы постились естественно, это был побочный продукт их вдохновения молитвенного, и они не чувствовали усталости, они не чувствовали слабости, упадка сил. Вот интересный евангельский случай, помните, встреча Христа с самарянкой у колодца: вот они идут с учениками, целый день шли, жарко, устали, ничего не ели, Он изнемог, видимо, уже физически так, что с ними не мог дальше идти, говорит: «Я здесь у колодца посижу, а вы сходите в город, принесите какую-нибудь еду». Приходит самарянка, Он ей проповедует, вдохновляется, более того, она возвращается в город, приводит еще людей, и как же застают Его ученики: они подходят с провизией и видят, что вот Он, который уже шага не мог ступить от усталости, от голода, вот Он раскраснелся, взгляд горит, Он видит благодарную аудиторию, и они Ему говорят: «Учитель, поешь!» А Он отмахивается, как тот мальчик, который клеит самолет: «Не хочу, я уже пообедал. — Кто дал Тебе есть? — Моя пища есть исполнять Мое призвание», — Он говорит. В этом смысле говорят: «избери профессию по душе, и ты не будешь работать ни одного дня», это как раз о призвании, потому что оно дает тебе силу быть, оно спасает тебя от пустоты.

К. Мацан

— Иеромонах Симеон (Мазаев), настоятель храма святого Александра Невского в Красногорском районе Одинцовской епархии, кандидат философских наук, преподаватель Московской духовной академии сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А как вы интуитивно лично внутренне поняли, почувствовали, что вот священство — это ваше призвание, что вас призвали? Говоря философским языком, феноменология призвания какова для вас была?

о. Симеон

— Беспокойство. Непрекращающееся беспокойство, где бы я ни был, чем бы ни занимался, есть такое ощущение, что ты что-то забыл, вот какое-то важное дело забыл сделать, бывает такое, наверное?

К. Мацан

— Наверное, да.

о. Симеон

— Вот ощущение, что чего-то ты забыл сделать, хотя вроде разум подсказывает, что ничего такого, все по плану ты выполнил, всю свою программу на день или на неделю, но что-то с полным таким чувством удовлетворения отправиться на выходные мешает, какое-то забытое дело. Ну вот это беспокойство, я думаю, и есть тот самый зов, тот самый голос призвания, призыв, о котором мы сейчас говорим. Невозможно ни на чем успокоиться и как-то сидеть сложа руки.

К. Мацан

— Но это какое-то положительное беспокойство такое.

о. Симеон

— Положительное, но довольно болезненное, потому что не можешь всерьез ни на чем остановиться, пока наконец не успокоишься, приступив к исполнению своего дела, это так.

К. Мацан

— А вот поставим себя в ситуацию родителей, хотя нам с Кирой не нужно себя ставить в эту ситуацию, каждый из нас родитель и вот дети растут, и старшие мальчики и у меня в семье, и у Киры, причем они друзья и ровесники, в какой-то момент каждому из них придется и с профессией будущей определяться, и как тут помочь другому свое призвание найти, ведь часто, с одной стороны, ребенок может быть чем-то увлечен, каким-то делом, а мы, взрослые, видим, что — ну нет у него к этому каких-то способностей, может быть, нравится, но получается средне, может быть, мы ошибаемся, и надо довериться его интуиции, и потом Господь его раскроет, а может быть, вообще так не ставить вопрос, если нравится, главное чтобы нравилось...

о. Симеон

— Если он может «поститься», если возникает вот этот эффект, побочный эффект вдохновения, если он может забыть о еде и отдыхе, занимаясь своим делом, то это самый главный признак. Второй, не менее важный: при прочих равных условиях по сравнению с другими его сверстниками у человека получается на порядок лучше, без подготовки, пришли все в первый раз в первый класс, кому-то легче дается математика, примерно все в равных условиях, никто не занимался еще пока с репетиторами, ни у кого папа не профессор математики, ну вот неожиданно вступив в совершенную новую область деятельности предметную у кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Кроме того, призвание не забирает силы, как обычная работа, вот если человек делает что-то не по призванию, делает то, к чему он не призван, он расходует силы, а если человек исполняет свое призвание, парадоксальным образом это дело добавляет ему сил. Вот у меня бывает так, сейчас уже нет, а раньше бывало так, что приходилось читать в день по четыре, иногда пять лекций подряд, когда я работал в академии экономической безопасности и вот, казалось бы, целый день, уже голос меняется даже от усталости, но после этого выходишь из здания, садишься в машину, стоишь в пробке и она тебя не раздражает, и ты не хочешь ехать домой, ты хочешь наоборот: где тут горы сворачивают, мужики? Где? Я тоже хочу к ним присоединиться, хочется свернуть горы. В то же самое время, когда какой-нибудь праздный день, ничего похожего не наблюдается. Вот призвание, когда ты его выполняешь, делаешь свое дело, к которому ты призван, оно добавляет тебе сил, вот как говорят, на постриге монашеском читается фрагмент Евангелия как раз о призвании, Господь говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы; Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем». А дальше вообще непонятная интересная вещь: «Возьмите иго Мое на себе — и что — и обрящете покой душам вашим; ибо иго Мое благо и бремя Мое легко». Какое может быть иго, вот человек труждающийся и обремененный, то есть на него множество «иг» уже навешано, Господь его обещает освободить, и как — парадоксальным образом, навешивая еще одно иго. Призвание работает как-то так, парадоксальным образом.

К. Мацан

— Я в одном толковании встречал, что вот это иго, которое Господь навешивает, оно почему легкое, потому что оно точно по размеру человеку, иго же — это ярмо, которое на надевают на скот, и вот скот тащит телегу и оно, как правило, узкое, оно натирает, оно давит, а Христос на каждого накладывает какое-то иго, которое точно человеку по размеру, оно не давит, не натирает, не болтается, оно точно будет по размеру, это призвание, мне кажется.

о. Симеон

— Интересное замечание, очень верно заметили вы, да, призвание это как раз то, что по тебе, то, что для тебя. Интересно, когда Господь говорит, притчу помните евангельскую о талантах, правитель, уходя в страну далекую, оставляет своих замов и каждому раздает какой-то актив: десять талантов, пять и один, ну и все мы знаем эту притчу, для нашей аудитории ее заново пересказывать не имеет смысла, и по возвращении спрашивает сверх справедливо: «Я, говорит, человек жестокий, собираю там, где не сеял, ищу там, где не потерял». О чем говорит эта притча — однозначно она говорит о том, что если тебе даны дары какие-то, таланты, то Господь дает тебе дар и одновременно с этим назначает тебе послушание, иначе говоря, если ты можешь что-то сделать по-настоящему здорово, ты должен это сделать, это твой главный долг по жизни, именно поэтому реализация призвания это и есть служение Богу, вот как Христос сказал: «Кто хочет быть Моим учеником, отвергнись себя, возьми крест свой, иди за мной», что это значит: взять свой крест и идти за Христом? Что, нужно по Виа Долороза, что ли, в Иерусалиме тащить деревянный крест, как это делают многие паломники на Страстной неделе? Что значит идти за Христом? А это значит исполнять тот долг, которым Он тебя связал, вот оно самое иго и благо. А что это за долг? Из притчи о талантах узнаем, что это за долг — это тот самый подарок, который ты получил в свой первый день рождения, в самый первый, когда ты только мир увидел, ты получил уже подарок — способность делать какое-то дело так хорошо, как никто другой.

К. Мацан

— Вот долг, действительно, категория, которая, кстати, в ваших статьях и разных публикациях встречается регулярно и об этом тоже хотелось бы поговорить, потому что и в жизни священника долг играет важную роль, может быть, в каком-то смысле даже более значимую, чем в других «профессиях», заболел инженер, не пошел на работу, даже такие благородные профессии, как учитель — ну заболел и не пошел, священник тоже заболевает, но когда твое служение, как мне кажется, это преподносить людям Таинства и служить алтарю, то особое значение приобретает, что должен сделать, несмотря ни на что, как, помните, в фильме «Тот самый Мюнхгаузен» герой Игоря Кваши говорит: «Я тоже служу, говорит он, каждый день к шести утра я должен идти в мой магистрат. Я не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть». А долг и смирение как связаны?

о. Симеон

— Дело в том, что само понятие, концепт долг — это способ решения очень важной жизненной проблемы, что это за проблема: представим себе амбициозную творческую личность, гения, он пытается объективироваться, самореализоваться в мире, что-то сделать и сталкивается вдруг с крайне неприятной для себя вещью: гений может казаться непризнанным, мир может не принять тебя, не откликнуться на твои таланты, на твой голос...

К. Мацан

— Сейчас все подумали: ой, это про меня.

о. Симеон

— Да, бывает так, что ты сеешь обильно, обильное семя, но плодов мир тебе не дает, неблагодарный мир какой-то, оказывается, и вот в такой фигуре в союзе таланта и отторжения мира появляется мрачная фигура мизантропа, такого Артура Шопенгауэра, у которого самое страшное ругательство по отношению к своей собаке, которая у него дома что-нибудь набардачит: «Ну ты человек!», понимаете? Вот как эту проблему непризнанного гения решить: хочу, но не получается, талант в себе чувствую по слову Лермонтова: «есть в моей душе силы необъятные», а выхлопа нет. Доброго намерения не всегда достаточно для того чтобы добро объективировалось, получило прописку в бытии, чтобы оно осуществилось, как, помните, Виктор Степанович Черномырдин говорил потрясающий афоризм: «Хотели как лучше, а получилось как всегда», это очень распространенная проблема и для талантливого человека в первую очередь.

К. Мацан

— А вот как ее решить мы поговорим после небольшой паузы, подвесим интригу сейчас. Я напомню, сегодня у нас в гостях иеромонах Симеон (Мазаев), настоятель храма святого Александра Невского в Красногорском районе Одинцовской епархии, кандидат философских наук, преподаватель Московской духовной академии. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан, мы скоро вернемся, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио ВЕРА продолжается, в этом часе с нами иеромонах Симеон (Мазаев), настоятель храма святого Александра Невского в Красногорском районе Одинцовской епархии, кандидат философских наук, преподаватель Московской духовной академии. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

К. Мацан

— И мы остановились на животрепещущей проблеме, которая касается каждого: как быть непризнанному гению? (смеются)

К. Лаврентьева

— Сейчас все превратились в слух просто.

о. Симеон

— Может быть, да. Но если серьезно, вот у Карлоса Кастанеды, во «Втором кольце силы» есть...

К. Мацан

— ...хорошее начало на православном радио.

о. Симеон

— Ну, наше все, вся культура наша, нужно оттуда извлекать, из этой породы и языческое что-то...

К. Мацан

— Это я сугубо иронизирую.

К. Лаврентьева

— Это, отец Симеон, два философа в студии собрались, один аспирант философского факультета, другой кандидат наук.

К. Мацан

— Я уже закончил аспирантуру МГУ.

К. Лаврентьева

— Ну вот, все, я чувствую себя как-то не в своей тарелке. (смеется)

о. Симеон

— Ладно, не суть важно, откуда мы это взяли, интересная история. Индейский философ, мудрец Матус дон Хуан прогуливается со своим учеником Карлосом Кастанедой по центральной улице Мексики. Рассуждают о пути воина и учитель, вот этот старик, индеец, развивает странную мысль, он говорит: «Настоящий воин не стремится никому помогать и делать добро. Он, конечно, делает добро и помогает другим, но незаметно для самого себя, не желая этого, ненароком». Вот эту мысль его ученик никак понять не может. И тут происходит следующее: Карлос замечает маленькую улитку, которая ползет прямо по плиткам тротуара. Центральный город, люди спешат по своим делам, улитке грозит опасность, вот-вот наступят и раздавят. Он нагибается, поднимает эту улитку, не отвлекаясь от разговора, и сажает ее на один из виноградных листьев того виноградника, который где-то возле дома в каком-то палисадничке растет сбоку. Идут дальше, Карлос никак не может понять, почему же воин не стремится никому помогать, дон Хуан говорит ему: «Вот ты думаешь, ты спас улитку? — Да, конечно, а как же иначе, если бы не я, ее бы растоптали». А дон Хуан говорит: «Нет. Вот порассуждай так: да, улитка, конечно, была в критическом положении, скорее всего ее растоптали бы, но улитка это ведь не мы с тобой, она не может просто так, философствуя, прогуливаться по улицам Мехико, улитка —примитивное живое существо, если она куда-то идет, значит там, куда она идет, есть что-то ей необходимое для выживания. Все, что делает такое существо, как улитка, строго подчинено законам и потребностям выживания, если она идет из точки А в точку Б, значит, в точке Б есть какая-то росинка, какое-то средство, вещество, листик, который ей необходим для того, чтобы выжить. Итак, у улитки до встречи с тобой была цель, достичь которую ей необходимо было любой ценой и были для этого собственные крохотные ресурсы организма, силы улитки, которые позволяли бы ей в благоприятном исходе достичь этой цели. Да, она была в критической ситуации, но, может быть, ей бы повезло, может быть, у нее был шанс достичь этой цели и выжить, пока на ее пути не повстречался такой болван, как ты, легким движением руки ты убрал улитку с ее пути, лишил ее результатов многочасовых усилий, она же не кошка, она, может, полночи ползла, чтобы оказаться в той точке, где ты ее застал. Но это еще полбеды. Ты вот не знал, но в это время примерно появляется у нас здесь в Мексике какой-то жучок-вредитель, и фермеры, все домохозяйства, зная об этом, вчера буквально опрыскали все свои культурные растения сильнодействующим ядом, хочешь знать, что происходит со спасенной тобой улиткой? Она сейчас умирает в страшных мучениях, корчась от яда, которым пропитаны виноградные листья, на один из которых ты ее любезно подсадил». Когда Карлос услышал это, он бросился было назад спасать улитку, дон Хуан стукнул его по голове палкой, своим костылем, и сказал: «Ну ты непроходимый тупица, Гринго, сейчас у улитки есть цель — убраться с ядовитого виноградного листа, она в критической ситуации, но у нее есть собственные крохотные ресурсы организма, которые, может быть, сработают и позволят ей убраться с виноградного листа ядовитого до того, как яд отравит ее до конца, если на ее пути снова не повстречается такой болван, как ты. Я тебя прошу, хватит помогать улитке и пойми, что настоящий воин не стремится никому помогать, ибо никто не знает добра и зла». Вот это очень интересная история, пусть да, она совершенно не из нашей христианской литературы, но эта история показалась мне очень интересной, ведь действительно, мы не знаем путей добра и зла. Как говорит поэт: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется и нам сочувствие дается, как нам дается благодать». Если слово непонятно как отзовется, то наше решение то или иное, с самыми добрыми намерениями действие непонятно чем обернется, потому что мы не знаем путей добра, только Бог знает, Он видит всю ситуацию во всей ее полноте, а мы фрагментарно. И поэтому как быть, как можно сделать добро намеренно? Вот острота проблемы, а для гения тем паче, какое решение принять и как сделать так, чтобы твое добро реально осуществилось, а не оказалось медвежьей услугой, вот проблема.

К. Лаврентьева

— Вы нашли для себя ответ?

о. Симеон

— Ну конечно я нашел, нашел у древних мудрецов, я, собственно говоря, за свои 44 года ничего нового-то и не придумал, я люблю древних и почитаю их и у них, как правило, находится ответ на самые интересные вопросы. Вот как получается так, что наши добрые намерения, наши дары, таланты, лучшие силы души оборачиваются медвежьей услугой? Китайский мыслитель Кун-цзы Конфуций заметил, что мир не хаотичен. Заметьте, он говорит своим ученикам: «Мир — это единый, много веков и тысячелетий продолжающийся ритуал». Интересную параллель я нашел у наших религиозных мыслителей, у русских, которые называют вселенную «литургисающим организмом», то есть весь мир — это одна от начала совершающаяся литургия, ну, сравнить по крайней мере можно. А чем характеризуется ритуал, в чем особенность этого действа? Действо со множеством участников, которые не запинают друг друга, ну литургию мы все прекрасно себе представляем, представим себе литургию и поймем, как наши лучшие порывы могут обернуться злом, медвежьей услугой, ну представьте себе литургию: великий вход, духовенство идет с Чашей, хор поет Херувимскую, и тут вдруг кому-то из отцов, кто остался в алтаре, вздумалось спеть красивую гениальную старую казачью песню: «Ой, то не вечер, то не вечер» в голос, и он ее запел. Что произойдет?

К. Мацан

— И храм моментально переключился на нее и хором подпел.

о. Симеон

— Скандал, всеобщее оцепенение, что происходит? Зло, вот оно зло произошло, поломалось действо, нарушилось, кощунство какое-то случилось, хотя песня гениальная, наверное, никто не будет спорить, голос у этого протодьякона шикарный, пел старательно...

К. Лаврентьева

— Но неуместно.

о. Симеон

— Да, вот именно здесь, как добро превращается в процессе его осуществления и объективации в зло резюмировал Пушкин в одной из эпиграмм какой-то даме: «Нет ни в чем вам благодати, с счастием у вас разлад, и прекрасны вы некстати, и умны вы невпопад». Вот добро, оно может оказаться некстати и невпопад.

К. Мацан

— Получается, что критерий — некоторая уместность вот здесь и сейчас?

о. Симеон

— Уместность действия, звездный час, что называется, оказаться в нужное время в нужном месте должен гений, если он рассчитывает на реализацию. А вот как определить, есть ли тут, (последний вопрос, кстати, нерешенный, который мы не обсудили) как определить, если мир — это ритуал, то что определяет уместность действия? Ситуация долженствования. Каждый из участников ритуала хорошо его знает, предполагается. Литургия, чтобы она свершилась как положено, предполагает, что каждый из ее участников знает, в какой момент с каким возгласом, с каким действием он должен выйти и когда вернуться обратно. Иначе говоря, ритуал каждому из стоящих в алтаре и не только в алтаре, а в храме вообще из всех участников литургии каждому в определенный момент времени задается ритуал своего долженствования: «твой выход, отец дьякон», ну и пошло: «Паки и паки, иже херувимы, житие мое», помните?

К. Мацан

— «Скажи ему что-нибудь по-славянски».

о. Симеон

— Да. Так вот и в жизни нашей, если мир есть литургисающий организм, а мы все его участники, то по сути каждому из нас мир в определенное время задает ситуации долженствования: ты должен сделать то-то и то-то. Это может быть не совсем то, чего ты хочешь, и ты всегда можешь выбирать: сделать то, что ты хочешь, вне ситуации долженствования, но это не осуществится, это минимум обернется скверным анекдотом, попадешь впросак, в дурацкую ситуацию, которая описана в одноименном рассказе Достоевского «Скверный анекдот» про генерала Пралинского, который решил облагодетельствовать своего подчиненного и чем все закончилось, вот кто, может быть, не читал, рекомендую, забавный очень анекдот, и самое главное, Достоевский показывает без всяких условностей и экивоков ту зону риска, в которую вступает человек, ведомый гордостью, пытающийся сделать что-то по своему почину, а не в ответ на вызов долга.

К. Мацан

— Я бы хотел еще вас попросить рассказать или как-то прокомментировать: в одной вашей статье как раз вы про долг пишете, мне очень ярким и таким иллюстрирующим эту тему показался образ лабиринта и принцип одной руки, что как выйти из лабиринта очень запутанного, есть принцип одной руки: все время держаться рукой за стену и все время поворачивать только в одну сторону, вот все время, например, только направо.

о. Симеон

— Уточню: только одноуровневый, односвязный лабиринт.

К. Мацан

— Да, и вы говорите, что вот таким принципом одной руки, то есть все время поворачивать только в одну сторону для человека является долгом, как единственная возможность выйти из лабиринта. Вот мы сегодня тоже живем в ситуации, когда люди думают, как поступать, делать-не делать, принимать такое решение или такое решение, и в этой ситуации вот эта категория долга оказывается очень востребованной, как критерий выбора.

о. Симеон

— Да, не знаешь, как поступить, следуй долгу.

К. Мацан

— То есть делай что должно и будь что будет?

о. Симеон

— Да, совершенно верно. И даже более того: делай что должен максимально усердно, потому что это звездный час.

К. Мацан

— А как понять, что должен?

о. Симеон

— Как определить, что должна делать кружка, которая стоит вот сейчас на столе перед нами или ноутбук, или микрофон, нужно понять, кто ты, познай себя...

К. Мацан

— Это хороший вопрос, но мы все-таки не кружка и не стол, кружка-то нужна если из нее пить, если невозможно из нее пить, то она не кружка.

о. Симеон

— Да, чем хуже предмет реализовывает свое предназначение, тем он меньший предмет.

К. Мацан

— Но мы-то люди, у нас-то наоборот, мы-то еще должны понять, кто мы. Знаете, я еще о чем хотел спросить в этой ситуации, вот два вопроса, один мы затронули перед программой, как некий тизер: вы сказали, что долг — это важная для вас категория, как правило, нами воспринимается как что-то неприятное, вот попали мы под какой-то молот. А вы сказали, что ситуация, где ты можешь свой долг выполнить — это звездный час. Почему?

о. Симеон

— Скажем так, священник не может творить чудес, и в общем-то, я не могу превратить обычное вино в Кровь Христову, так же, как и хлеб в Тело Христово, нет у меня такой власти, нет у меня таких способностей, но тем не менее я в этом участвую. Как получается Таинство — Таинство от всех прочих дел отличаемся тем, что, у богословов есть такой термин: «синергия» — соработничество, сотрудничество. Хлеб становится Телом не потому что я произвел какие-то манипуляции, а потому что моя воля в данном случае вошла в унисон с волей Бога, Всемогущего Существа. Я могу все. Я обычный человек, но как священник, я всемогущ в отношении определенных только вопросов, я могу все, но только в определенном направлении и в определенное время, и в определенном месте. Я могу превратить обыкновенный хлеб в Тело Христово в силу того, что мы с Богом заодно в этот момент, в этот час, в этом месте. И вот вспомните, как происходит, священник же не может просто так литургисать, требуется особое облачение: поручи, епитрахиль, фелонь и так далее, и вот интересно что человек, охватывая свои запястья поручами, он символически утверждает, что он смиряет свою волю перед волей Божьей, вводит ее в унисон с волей Божьей хоть на какой-то промежуток времени. Это очень похоже на марионетку, в этом смысле священник добровольно становится на определенное время марионеткой, вот когда охватывает свои запястья поручами, он тем самым говорит, что мои руки больше моей воле не подчиняются, они подчиняются воле Бога, я всего лишь орудие, марионетка в его руке, которая вот конкретные предметы здесь представляет, воздымает эти руки, опускает, совершает молитвы и так далее, в качестве орудия в руках уже Всемогущего Существа и я становлюсь всемогущим, могу странные вещи делать, вино превратить в Кровь Христову, это вот священнодействие, Таинство. И вот интересно, что любое дело может осуществиться, получить прописку в бытии, стать реальностью, а не просто хорошими намерениями: хотели как лучше, а получилось совсем другое, как всегда, вот хорошие намерения могут войти в мир, дать плод и превратиться в реальное доброе дело именно точно также, как священнодействие, то есть когда человек охватывает свои запястья поручами, а человек другой, в любом другом деле смиряет свое «я» поручами долга, долженствования, и тем самым он входит в унисон с волей Божией и только тогда его доброе дело может получить прописку в бытии, стать реальностью, а не просто быть хорошим намерением при плохом результате, оправданием каким-то того зла, которое произошло: ну я же хотел как лучше.

К. Мацан

— Иеромонах Симеон (Мазаев), настоятель храма святого Александра Невского в Красногорском районе Одинцовской епархии, кандидат философских наук, преподаватель Московской духовной академии сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Не могу вас не спросить об одной вещи, которая мне не дает покоя, когда мы говорим о категории долга: вот мировая литература нам дает один блестящий пример проблемы — это роман Виктора Гюго «Отверженные», помните, там есть Жан Вальжа́н, главный герой, каторжник, который исправился, человек, который преобразился благодаря, кстати, католическому епископу и его доброму отношению. Есть его антагонист — Жаве́р, инспектор полиции, для которого долг — это святыня и именно поэтому у него в голове не вмещается, как это так можно быть милостивым по отношению к каторжнику? Как это так, человек, который преступник, у которого это есть в анамнезе, который где-то нарушает какие-то законы ради чего-то, как это он может быть более достойным, более одобряемым, чем я, как человек, который следует закону и порядку, и долгу в высшей степени? То есть долг ненарушим, долг в этом смысле, как закон, абсолютен и это приводит Жавера к тому печальному концу, который он приводит. Вот как в вас это отзывается?

о. Симеон

— Вспоминается евангельское: «остерегайтесь закваски фарисейской», идолопоклоннического формального отношения к вещам, в том числе и к такой важной вещи, как долг. Знаете, есть такой армейский анекдот: «Генерал приезжает: «Что у вас за бардак на КПП? Поставьте туда шлагбаум или толкового майора». Вот знаете, это фарисейство или солдафонство, может быть, в нашей культуре, когда майор целый может ни на что не годится, кроме как заменять шлагбаум, когда это взаимозаменяемые вещи, вот когда человек-майор превращается в шлагбаум это и есть то, что, о чем вы сейчас только что сказали, когда человек и долг-то свой исполняет формально, спустя рукава, на отвяжись, здесь дело не в стратегии следования долгу, а в том, как именно это делается.

К. Мацан

— То есть получается, мне кажется, это важный момент, что когда вы говорите о долге, когда мы об этом рассуждаем, эта категория не внешне формальная, а внутренне- экзистенциальная такая, то, что переживается внутри себя, как реальность, а не как какое-то необходимое только лишь исполнение каких-то предписанных норм, правил.

К. Лаврентьева

— Но и исполнение тоже.

К. Мацан

— Тоже, одно другого не исключает...

о. Симеон

— Это правило, следование долгу — это правило, вот тот же самый Конфуций говорит: чем отличается великий человек, у которого получается, по следам мы найдем множество хороших плодов, побегов, у которого получилось реализовать адекватно свои дары, таланты и порывы души хорошие, а у кого-то только скверный анекдот за спиной на пути и медвежьи услуги, вроде как в том анекдоте, который я рассказывал про улитку: хотел как лучше, а в результате сделал улитке только хуже, навредил, вот о чем мы сейчас говорим, интересные вещи: у одного получаются добрые дела, у другого нет, у одного получаются гениальные произведения, а второй мрачный мизантроп, непризнанный гений, почему так получается? Правило, которым руководствуется первый, Конфуций говорит: «Великий муж сдержан ритуалом», а это и есть на языке древнекитайской литературы, сдержанность ритуалом, а в нашей христианской культуре какое вы подобрали бы слово?

К. Мацан

— Следование промыслу.

о. Симеон

— Смирение. Смирение это не значит бесхребетность, безвольность перед миром, а это именно вот та самая сдержанность ритуалом, когда ты не пытаешься свои «хотелки» поставить выше мировых процессов, смирение — это понимание, что не ты первый пришел в этот мир, не ты его сотворил, не ты здесь заказываешь музыку, не ты здесь сидишь на первом, если пользоваться вот этими всеми евангельскими притчами, не ты здесь сидишь на главном месте, поэтому смирись, то есть сядь на последнее и дождись, когда тебя позовут пересесть повыше. Помните: «Возвышающий сам себя будет смирён, а всякий смиряющий себя будет возвышен». Иначе говоря, великие дела и судьбы требуют смирения и следования долгу, а участью гордых необрезанных сердцем, может быть только скверный анекдот.

К. Мацан

— Мне кажется, вот именно поэтому доставить кольцо всевластия Мордор попадает самому такому негеройскому не герою — маленькому хоббиту, потому что только он понимает, что своими силами это невозможно, значит надо смириться и идти с Божьей помощью. Я вот о чем еще не могу вас не спросить, поскольку тема прозвучала все-таки, мне кажется, это важно, особенно учитывая ваш интеллектуальный, философский бэкграунд: вот вы упомянули Кастанеду, цитируете Конфуция, как в том самом фильме «Тот самый Мюнхгаузен» — ненаказуемо, что называется, но всегда ставит вопрос: где грань того, зачем в каких-то не христианских учениях, к чему там можно прислушаться, обратиться, к чему-то здоровому, например, а что отвергнуть? Вот как здесь не запутаться, как здесь не впасть в какие-то ошибки при том, что я в целом совершенно согласен лично с тем, что да, много есть разных вещей и вся культура наша в той степени, насколько она поддается преображению в свете Евангелия, что вы об этом думаете?

о. Симеон

— В таких случаях обычно говорят: «не повторять все трюки, выполненные профессионалами», но, конечно, для того чтобы читать и извлекать, нужно четкое понимание того, чего ты ищешь, нужно уже некоторое направление. Вот, скажем, взять детективный жанр, почему Шерлок Холмс или Пуаро отличаются от среднестатистических сыщиков, казалось бы, смотрят на одно и то же, вот комната, место преступления, смотрят на одни и те вещи, на одну и ту же констелляцию вещей в этой комнате, но один видит что-то, чего не видят другие, почему? Потому что у него есть заранее некоторые гипотезы уже, он знает — смотреть и видеть разные вещи — он знает, что искать, если обычный сыщик просто заходит и ждет, когда ему начинают вещи, факты что-то говорить, факты никогда не говорят сами за себя, их нужно допрашивать, и хороший сыщик способен заметить, чего в комнате нет, хотя должно было бы быть по его предположениям и так далее. То есть, видите, для того чтобы работать с не христианской литературой относительно безопасно нужно, во-первых, иметь хороший балласт внутри себя христианского содержания, трюмы твоей души должны быть заполнены уже Священным Писанием и святыми отцами, устойчивость твоего судна должна быть достаточно хорошей для того, чтобы заплывать в не христианские какие-то литературные моря, ну и кроме того, нужно не позволять откровенно языческому автору довлеть, нельзя ему позволять навязывать свое видение ситуации, читать критически, иначе говоря, читать любую книжку как христианин, и можно в этом смысле и у Ницше очень много интересных вещей найти и полезных, в том числе и с духовной даже точки зрения для того чтобы не путать элементарный ресентимент со смирением или неспособность мстить с нежеланием мстить и не прикрывать фиговым листочком добродетели свои собственные слабости, ну и так далее. Поэтому можно читать все что угодно, если есть балласт христианской литературы, если более-менее ясные и четкие у тебя есть ответы на ключевые вопросы, то детали можно уже искать и за пределами Священного Писания, святых отцов и той литературы, которая одобрена Издательским Советом Православной Церкви.

К. Лаврентьева

— «Все мне позволительно, но не все полезно».

о. Симеон

— Совершенно верно.

К. Лаврентьева

— «Все мне позволительно, но ничто не должно управлять мною». Я сразу вспоминаю о том, что иеромонах Серафим (Роуз) даже уже в своих поисках христианства, около христианских поисках очень часто вспоминал: «так говорил Заратустра и Ницше», хотя на самом-то деле это уж точно никак к христианскому вероучению не относится, но, опять же, в домашних условиях этого лучше не повторять. Спасибо огромное за этот разговор. В этом часе с нами был иеромонах Симеон (Мазаев), настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского в Красногорском районе Одинцовской епархии, кандидат философских наук, преподаватель Московской духовной академии. У микрофона были Константин Мацан и Кира Лаврентьева. У нас сегодня очень философский разговор получился, спасибо, отец Симеон, это было круто, спасибо.

о. Симеон

— Извините, если что не так.

К. Мацан

— Наш долг сейчас со смирением завершить программу «Светлый вечер», потому что время ее не бесконечно, до свидания.

К. Лаврентьева

— Всего хорошего.

о. Симеон

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Святитель Иоанн Шанхайский». Глеб Елисеев
• «Путь иконописца». Александр Чашкин
• «27-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Николай Конюхов