«Неделя о мытаре и фарисее». Прот. Максим Первозванский

Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое вспоминается притча о мытаре и фарисее, а также о памяти святых преподобного Мартиниана, преподобных Зои и Фотинии, священномученика Ермогена, Патриарха Московского и всея России, чудотворца, равноапостольного Кирилла, учителя Словенского и святителя Льва, Папы Римского.

Ведущая: Марина Борисова

---

М. Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую неделю по субботам говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. И сегодня со мной в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский.

Протоиерей Максим:

— Здравствуйте.

М. Борисова:

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в воскресенье, посвященное чтению притчи о мытаре и фарисее, и на наступающей неделе. Ну мы дождались. Дождались — началась наша любимая Постная Триодь. Я думаю, что нужно напомнить нашим радиослушателям, что это за зверь такой. Потому что я думаю, что не все знают или помнят, что у нас, начиная вот с воскресенья о мытаре и фарисее и вплоть до воскресенья после Троицы мы живем по особым богослужебным книгам — Триодь Постная, Триодь Цветная. Вот что такое для нас, для нашего понимания того, что происходит в церкви, Постная Триодь?

Протоиерей Максим:

— Ну вообще, подражая главе нашего государства, я сейчас за одну минуточку изложу историю, минут на тридцать, богослужебных всяких правил и последований. Но если очень коротко и без шуток...

М. Борисова:

— Очень коротко.

Протоиерей Максим:

— То на самом деле церковный год, он состоит, вот такой годовой круг богослужений, состоит из трех больших периодов — это период пения Октоиха или Осмогласника, который начинается с Недели Всех святых и заканчивается... никогда. Кроме того, в него добавляется еще два больших таких богослужебных отрезка — это период пения Триоди Постной, о которой вы сейчас только что сказали, он начинается вот сейчас, с Недели о мытаре и фарисее и заканчивается в Великую субботу. И Триодь Цветная, которая начинается с Пасхи, соответственно, и заканчивается в Неделю Всех святых — это то самое воскресенье после праздника Святой Троицы. Слово «триодь» буквально значит «трипеснец» — это период, когда поются, кроме всего прочего — там тоже есть свои тропари, и свои стихиры, и все как положено, но вместо обычных канонов, которые, как известно, поются на девять (восемь) песен, (не буду сейчас углубляться, почему такое вот: девять, в скобочках восемь), поются каноны на три песни, которые потому и называются, вот их три и поэтому Триодь.

М. Борисова:

— Ну и посвящены они как раз тематике Великого поста, главное.

Протоиерей Максим:

— А Цветной — соответственно...

М. Борисова:

— Пасхе.

Протоиерей Максим:

— Соответствующим событиям Пасхи и соответствующих недель после Пасхи — Жен-мироносиц, Самарянки и так далее. И действительно это такое интересное историческое сочетание: когда поется Триодь Постная или Цветная, отменяется еще одна важнейшая богослужебная книга или Минея, вот по крайней мере в воскресные дни. В будние дни они тоже странным образом соединяются, сочетаются. И в Триоди есть не только каноны на три песни, а есть, например, каноны на девять из девяти. Это тоже такие постные каноны, когда вторая песня канона — почему, собственно, из восьми остается девять, потому что обычно в году вторая песня канона всегда опускается, и после первой всегда поется третья — так вот странно, да. А в постные дни, если канон читается полностью, то, соответственно, вторая песня не опускается — она такая строгая, обличающая, постная. И вот да, такой период, кто-то говорит: «ура, дождались», кто-то: «ох, опять» — то есть отношение у всех разное, но равнодушными не остается никто.

М. Борисова:

— Не знаю, мне кажется, есть еще такие как бы отметки в богослужении, в особенности во всенощной перед воскресеньем, когда первые, первые-первые вот звуки, которые включают какие-то рецепторы в мозгу, в конце наступающей недели, в субботу перед следующим воскресеньем, первый раз прозвучит песнопение «На реках Вавилонских».

Протоиерей Максим:

— Ну а сегодня первый раз звучало «Покаяния отверзи». Это на самом деле включает в пост непонятно что кого больше. Потому что «Покаяние» поется девять раз в течение всего предшествующего периода к Великому посту и Великим постом, только в субботу перед Входом Господним в Иерусалим оно не поется — получается, если пальцы на руке загибать, девять. А «На реках Вавилонских» поется трижды — вот эти три недели перед Великом постом оно поется, и в сам пост оно уже не поется. Да, ну на самом деле звоночек-то о Великом посте для особо внимательных слушателей прозвучал еще неделю и даже две назад — это неделя о Закхее, где еще Постной Триоди нет и никаких песнопений нет, но это Евангелие закхейское ставится всегда перед неделей о мытаре и фарисее. А перед этим еще одна неделя — о слепом. Вот поэтому, в общем, ну это для совсем внимательных и совсем знающих.

М. Борисова:

— Ну давайте все-таки вернемся к нашей традиции и постараемся вникнуть в смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков Апостольских Посланий и Евангелия, которые завтра прозвучат в храме. Мы услышим отрывок из Второго Послания апостола Павла Тимофею, из 3-й главы, стихи с 10-го по 15-й. Там, в этом отрывке, все понятно, кроме того, что очень не хочется с этим соглашаться. Апостол говорит: «Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь». «Ну как же так? — говорит любой нормальный человек. — Этого же не может быть. Как Господь это терпит, почему?»

Протоиерей Максим:

— Вот вы знаете, также как когда мы только что с вами рассуждали о уже приближающемся Великом посте, кто-то скажет: «наконец-то», а кто-то скажет: «ой, уже снова опять, я так и не успел еще там разговеться как следует» — хотя в этом году пост отодвинут достаточно далеко, и мясопуст предпостный послеождественский большой. Точно также на этом отрывке у меня, у каждого есть свой, как это называется, импринт — у каждого падает какой-то флажок, когда мы какие-то знаковые для него отрывки Священного Писания читаем. И вот здесь у меня другое абсолютно восприятие, противоположное тому, что вы только что сказали. Потому что я впервые услышал об этом отрывке еще совсем молодым человеком, читая жизнеописание Киевского митрополита Филарета (Амфитеатрова), святителя. Он, посещая Киевские пещеры, встретился с одним монахом-схимником, который задал ему вот противоположный вопрос про этот самый отрывок. Он сказал: владыка, я вот прочитал у апостола Павла, что все последователи будут гонимы, а преуспевать будут только те, кто вот злые люди, обманщики, которые заблуждаются и себя вводят в заблуждение и других. И, говорит, меня никто никогда не гнал. Вот я уже сейчас совсем старый, мне скоро умирать, а меня никто никогда не гнал. Неужели я не пытался жить благочестиво во Христе, неужели я совсем не угодил Господу? И святитель на это ему ответил, посмотрев на этого старца, он говорит: зачем тебя гнать? Ты сам себя гонишь. Кто захочет такой жизни, как ты? Ты вот 60 лет тут, в этих пещерах, прожил, жизни никакой такой светской не знал, радостей жизни и утешения не видел. Вот посмотри на свои колени — они там, как у апостола Иакова, как у верблюда. Посмотри на свои щеки — они проплаканы слезами покаяния. Вот поэтому это интересная альтернатива, тогда мной воспринятая: или ты сам себя давай, гони... Ну то есть вот у нас апостол Павел, да, помните, как Серафим Саровский для чего-то носил мешочек с песком за плечами. И когда его спросили, зачем, он говорит: гоню гонящего меня. Вот это вот «гоню гонящего» — то есть принуждение себя к вот какому-то труду ради Господа, отречение от каких-то радостей житейских — это как раз альтернатива для христианина тому, что тебя будет гнать кто-то. То есть если ты христианин и веришь в Господа, и при этом надеешься, что ты здесь, на земле, что-то такое себе хорошее, благочестивое, замечательное, доброе надолго построишь — вот не получится скорее всего, будешь гоним. А если все-таки сам себя гонишь, то, Бог даст, и никто тебя гнать не будет.

М. Борисова:

— Ну и теперь, конечно же, отрывок из Евангелия от Луки — 18-я глава, стихи с 10-го по 14-й, — притча о мытаре и фарисее. Я думаю, что большинство наших радиослушателей, может быть, даже дословно помнят эту притчу...

Протоиерей Максим:

— «Боже, благодарю Тебя...»

М. Борисова:

— Потому что она настолько часто упоминается, цитируется, используется в художественной литературе, в изобразительном искусстве, что, мне кажется, напоминать ее содержание не имеет смысла. А вот скорее имеет смысл разобраться, как применить эту притчу к себе. Поскольку, когда пытаешься себя идентифицировать либо с фарисеем, либо с мытарем, получается, что ты нечто среднее, потому как умудряешься сочетать в себе все отрицательные стороны первого и второго.

Протоиерей Максим:

— Ну на то она и притча, да, что она такое вот показывает, как бы отрицательные и положительные проявления духовной жизни в чистом виде, что называется. В реальной жизни, конечно, встречается вот гремучая смесь — это правда, так оно и есть. И вот у меня тоже есть свой импринт на эту притчу. Потому что в Великом покаянном каноне Андрея Критского есть упоминание этой притчи, когда преподобный Андрей упоминает и мытаря, и фарисея: ов убо помилуй мя, ов убо благодарю Тя, и прочие безумные глаголы. Я помню, как я завис над этой фразой: «благодарю Тя, и прочие безумные глаголы». Я не мог никак в своей голове это совместить: как же так, неужели Бога благодарить нельзя, неужели это безумные глаголы? Ведь вот фарисей благодарит: благодарю Тебя, Господи. Это что, нельзя? Апостол же Павел говорит: всегда благодарите. Вот это осознание того, что благодарить нужно без осуждения других, благодарить нужно без надмения над другими, понимая, что по жизни ты да не то что нечто среднее... Просто фарисей, с точки зрения вот обычного нашего благочестия, был великий человек. Он реально гнал себя, вот этот притчевый фарисей, вообще любой фарисей. Но вообще фарисей — это человек, который поставил целью своей жизни угодить Господу даже в мелочах. И у него это получилось.

М. Борисова:

— Я думаю, что многие из нас, увидев такого человека в церкви, вот на своем приходе, сочли бы, что это пример для подражания.

Протоиерей Максим:

— Конечно, так и есть. Потому что раз он благодарит — значит, у него это получатся. Вот трагедия большинства людей, желающих подражать фарисею, в хорошем смысле этого слова, что у них это не получается. Что люди, вот особенно с новоначальными такое случается, они приходят, и у них сначала все получается — то есть получается там отсечь какие-то грубые проявления грехов, там человек перестает, не знаю там, блудить или курить бросает, матом перестает ругаться, молиться начинает. И вот возникает даже некая вот эта новоначальная неофитская эйфория: что у меня сейчас все получится, еще немножко и я стану святым. А дальше чаще всего человек упирается в бетонную стену, когда никакие усилия уже не приводят к результату. Потому что вот этого внешнего, своей силой, своей праведностью как бы достижения условной святости — ну то есть даже я скажу не святости, а безгрешности, такой формальной безгрешности не получается. А у тех, у кого получается, у них своя заморочка, они приходят, говорят: батюшка, а я вот не знаю, в чем каяться. Он говорит: ну давай, вот тебе телефончик... Обычно я говорю: у меня есть знакомый иконописец — напиши ему, он обязательно с тебя икону напишет. Нам как раз вот есть в храме место, думаю, кого же тут повесить. И до человека доходит, что формальная, внешняя безгрешность — особенно если ты пенсионер, сидишь дома, у тебя нет знакомых, с которыми ты можешь ругаться, и вроде ты никого не обижал, ни у кого ничего не отнял, молился, читал правило. То есть почему я вспомнил пенсионера, потому что, кстати говоря, один из способов такой, условно, монашеской жизни — это радикальная редукция, упрощение жизни. Что делает монах, уходящий в пустыню? Он совершает эту самую радикальную редукцию жизни — он отсекает все, что может так или иначе быть, служить соблазном: то есть у него там не с кем ругаться, ему не у кого что-то отнимать или воровать.

М. Борисова:

— Я думаю, даже без такого экстремального себя ограничения, человек, если он живет долго, приходит к состоянию, которое описывается очень просто: в старости не ты оставляешь грехи, а они тебя.

Протоиерей Максим:

— Да, да. Бабуля мне однажды — помню, молодым был священником, пришла на исповедь такая 90-летняя, прямо вот реально 90-летняя, говорит: «Ой, батюшка, я, говорит, в молодости такая была блудница, такая блудница... А теперь не блужу». Вот поэтому грехи скорее оставляют человека в старости, чем он. И человек начинает вот находиться в таком состоянии фарисея, когда грехов формально нет, а видеть свое ничтожество перед Богом и желание каяться есть, и возникает такой, как бы сейчас сказали современные люди, когнитивный диссонанс. А ведь это очень простая вещь. Человек не видит образа святости, к которому надо стремится. Потому что апостол Павел говорит: верою должно вселиться Христу в сердца ваши. И если Христос в твоем сердце живет, то и вопросов, в чем каяться, никогда не возникнет.

М. Борисова:

— И напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА еженедельная программа «Седмица». У микрофона Марина Борисова. И со мной в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. На этой неделе у нас 26 февраля память очень интересных трех святых — преподобных Мартиниана, Зои и Фотинии, она же Светлана. Почему мне кажется, что это очень интересная история — она такая слегка детективная, слегка романная такая, с литературной точки зрения, очень сюжетная. Но что касается самого Мартиниана, то это вполне такое достаточно традиционное житие подвижника IV–V веков. И, в общем-то, о нем можно было поговорить особенно отдельно, беда только в том, что документальных свидетельств, а также каких-то актов, сохранившихся с тех времен, до нас не дошло, поэтому мы знаем о нем только по житию. Но вот что касается двух женщин, которые возникают в этом житии. Первая — Зоя. Зоя —женщина с пониженной социальной ответственностью и, собственно говоря, появляется она в келье у Мартиниана исключительно с целью провокации. Можно найти в художественной литературе классической, и западной, и отечественной, массу примеров использования аналогичных сюжетов. Если из такого классического, хорошо застрявшего в памяти — это «Отец Сергий» Льва Толстого. То есть это сюжет, когда ...

Протоиерей Максим:

— Атос из «Двадцать лет спустя».

М. Борисова:

— Вот. То есть ну, в общем, этот сюжет, он...

Протоиерей Максим:

— Там даже не было цели соблазнить. Ну просто странно было бы, если бы уважающий себя мужчина поступил иначе.

М. Борисова:

— А, собственно, так или иначе развивающиеся сюжеты в литературе перепевают тему поступка святого Мартиниана, который, поняв, что от него хочет эта дама, вышел во двор и встал ногами на неостывшие угли костра.

Протоиерей Максим:

— И вот это принципиально важно. Это, мне кажется, является тем ключиком, почему житие и преподобного Мартиниана, о котором, как вы сказали, сведений почти не сохранилось, живет в веках, в честь него продолжают регулярно называть монашествующих. У меня был знакомый афонский монах Мартиниан, который приезжал к нам еще в 90-е годы в Новоспасский монастырь. Уже сейчас он блаженно почил у себя в келье, и мы его в нашем храме постоянно поминаем. Почему, потому что он, этот эпизод показывает нам, вот как нужно бороться со страстями. И как мы на самом деле не боремся. Есть очень много таких знаковых эпизодов борьбы со страстями, которые, особенно вот человека, еще незнакомого с житийной литературой и не воспринимающим ее как вот такое художественное произведение, а воспринимающим буквально, как прямое действие, как прочитал, так в сердце влетело. Вот, например, в житие преподобной, по-моему, Перпетуи или Фелицитаты — я помню эти два красивых имени, я всегда путаю, да, — когда она вырвала себе расческой глаз, чтобы не соблазнять какого-то юношу, который ее домогался. Такой шок-контент, как бы сейчас сказали. Так и тут, когда человек в борьбе с блудной страстью, которой, ну надо честно признать, мы не умеем противостоять, вот мы знаем множество людей высокой жизни, которые все-таки пали в борьбе с блудной страстью, не устояв. А здесь мы видим способ борьбы — радикальный, понятный, очевидный, в варианте шок-контента. Когда ты для того, чтобы проснуться, очнуться, избавиться от морока нападающей на тебя страсти, предлагаешь себе самому и своему организму вот эту боль. Потому что это больно. Он же по углям-то не пошел, как Кирилл Александрийский, да, который вместе со жрецом вступил в огонь, и жрец сгорел, а Кирилл нет. То есть тут вот этого чуда не происходит, тут смысл не кому-то что-то доказать, а через вот эту радикальную боль, это своего рода пощечина самому себе, которая вырывает тебя из морока бесовского блудного наваждения и как бы ставит больными ногами на вот грешную землю.

М. Борисова:

— Но потом это — я очень хорошо понимаю, насколько это больно, в детстве у меня был такой опыт. Мне почему-то пришло в голову, когда я была маленькая, что серые угли — это уже остывшие...

Протоиерей Максим:

— Да, да.

М. Борисова:

— Я спокойненько по ним прошла. Вот что бывает после...

Протоиерей Максим:

— Так еще, знаете, они прилипают, вот именно такие остывающие угли. Потом его еще и не стряхнешь, они прилипают и продолжают жечь. Поэтому это реально больно. И когда человек это делает для того, чтобы — он же никому ничего не доказывал, он действительно пытался вырвать себя из этой страсти, и у него это получилось.

М. Борисова:

— Более того, у него получилось до такой степени, что потрясенная Зоя в результате покаялась, постриглась и остаток своей жизни...

Протоиерей Максим:

— Были люди, да, действительно прямого действия, когда на тебя что-то напрямую воздействует. Услышал преподобный Антоний призыв оставить все и следовать за Христом — и, не заходя домой, собрался и ушел. Увидела Зоя истинную святость в лице преподобного Мартиниана, которого она, как кузина-белошвейка, пыталась соблазнить — и все, и жизнь свою изменила.

М. Борисова:

— Но наученный горьким опытом Мартиниан решил, что надо уйти куда-нибудь совсем подальше, чтобы избежать дальнейших подобных искушений...

Протоиерей Максим:

— Ну каждый раз это повторять — извините, да.

М. Борисова:

— И когда у него ноги зажили, он перебрался на какой-то такой отдаленный, практически необитаемый островок, договорившись с каким-то крестьянином на берегу. Он раз там или два раза в неделю приплывал туда, привозил хлеб, и Мартиниан плел для него корзинки, по-видимому, на продажу, так что, в общем, был такой бартер. И в этом таком комфортном для себя состоянии прожив несколько лет, он подвергся новому искушению. На сей раз была буря на море, и после кораблекрушения на каких-то там досках вынесло девушку. Это вот была Фотиния, она же Светлана. Ну уже однажды обжегшись от общения с женщиной, Мартиниан решил больше не рисковать. Он объяснил этой девушке, что вот приплывет сюда крестьянин в определенный день...

Протоиерей Максим:

— А там уже дальше сама разбирайся, хочешь — уплывай с ним, хочешь — там еще чего.

М. Борисова:

— А сам решил вплавь добраться до берега, что, собственно, и сделал. А Фотиния осталась на этом острове, что удивительно, хотя могла вернуться на большую землю, потому что с крестьянином договорилась ровно также и, остаток жизни проведя на острове, практически заместила там святого Мартиниана, который после всех этих испытаний решил больше не рисковать и отшельнической жизнью не жить и принялся странствовать. Вот такая удивительная история — многоходовая, сюжетная, и очень духоукрепляющая, что я сказала, со всех сторон.

Протоиерей Максим:

— Да, и укрепляющая, вы знаете, ну вот внешний для Церкви человек, прочитав это, увидит людей с неврозами и, в общем, ничего тут не увидит. А мы понимаем, что для того, чтобы вот так женщина решила остаться на острове, хотя корабельщик-то приплыл и все что надо как бы, она вот и не собиралась, видимо, говорит о том, что ее краткое общение с Мартинианом — это было общение с Богом. Ну не с Богом в лице Мартиниана, а Мартиниан был святой уже такого уровня, скажем так, посвящения (простите за эти термины), что Бог через него просто вот с людьми как бы разговаривал, и общение с человеком, даже кратковременное, могло переворачивать души, буквально обращая их к такой верности Христу. Потому что вот в наше такое, знаете, очень далекое во многом от подобных вещей время, митрополит Антоний Сурожский, так любимый нами, говорил, что человек не может поверить в Бога, если не увидит в лице другого сияние вечной жизни. Ну мы обычно в это вкладываем что? Что такое сияние вечной жизни в лице другого? Ну доброта, ну приветливость, ну там еще — вполне такие земные вещи. А ведь есть же ситуации, когда ты подходишь к человеку, даже не разговаривая, и не то что видишь телесными очами это сияние вечной жизни, а ты действительно, вот Бог тебе через такого человека является и что-то для тебя открывает. И ты действительно готов изменить свою жизнь.

М. Борисова:

— В эфире Радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

М. Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. На этой неделе 1 марта мы будем вспоминать святого, про которого очень часто говорят, пример которого очень часто ставят как такой академический, хрестоматийный что ли. И про которого на самом деле очень мало кто знает и хочет, главное, узнать. Очень уж понятен и однозначен тот образ, который остался вот в качестве хрестоматийного примера. Я имею в виду священномученика Ермогена, патриарха Московского и всея России чудотворца. А что мы о нем знаем? О том, что он был оплотом государства в момент, когда оно распадалось на составные атомы во время Смуты, и что злые поляки затравили его голодом в Московском кремле, в то время, когда он рассылал по градам и весям грамоты, благословляющие вступать в народное ополчение. Вот приблизительная схема, которая более-менее существует и в медиапространстве, и в головах очень большого числа людей.

Протоиерей Максим:

— Ну еще и это один из святителей, кому в недавнее время был поставлен памятник. Не где-нибудь, а в Александровском саду, перед Кремлем.

М. Борисова:

— Да, но дело-то в том, что очень мало кто задумывается, что же он за человек такой. Нет, его вспоминают еще, когда мы празднуем обретение Казанской иконы Божией Матери, поскольку в те времена он был просто приходским священником и, собственно, участвовал в нахождении этого образа на пепелище.

Протоиерей Максим:

— И в День народного единства.

М. Борисова:

— Но дело в том, что о самом человеке очень мало кто знает. А личность была совершенно непохожая на то, что у нас голове остается. Очень непохожая на памятник. Он был, насколько свидетельствуют летописи, человеком очень жестким, резким. Почему многие считали, что он когда-то был из казачьего рода, поскольку уж очень такой был, непростой человек. Но самое удивительное, что он стал патриархом в тот момент, когда развалилось уже все. Вот все, что могло развалиться в государстве. Потому что перед ним был патриарх Иов, который благословил Бориса Годунова и его сына Федора на царство. И когда появился Лжедмитрий, он все силы свои приложил, чтобы его обличить — он предал его анафеме, он писал письма, утверждающие, что это Гришка Отрепьев, расстриженный там монах. За что поплатился. Потому что элиты и есть элиты. Лжедмитрий I воцарился, и патриарха Иова сместили. На место его попросили занять патриарший престол грека, который всех благословил, кого надо и не надо. Но, скажем, будущий патриарх Ермоген оказался в оппозиции к даже тогдашнему священноначалию, потому что он отказался благословлять брак Лжедмитрия I и Марии Мнишек, если она не присоединится к православию. В общем, вот такая безумная какая-то коллизия сложилась. Причем в результате этот промежуточный патриарх убежал, от греха подальше, из этой Московии непонятной и принял унию. И, в общем, остался патриарший престол, только обретенный Русской Церковью, вообще без кого бы то ни было. При этом на этом фоне развалилось все, что касалось государственной власти. И тогда каким-то очень фальшивым голосованием избрали на царство Василия Шуйского — личность настолько одиозная, что, наверное, нет отрицательного эпитета, который историки к нему не применяли. Потому что все, что мог сделать человек отрицательного, он успел. Но поскольку он был избран, и он был венчан и помазан на царство, патриарх Ермоген до последнего своего вздоха защищал этого негодного ни на что человека, как символ государственности последний. Вот такой уже совершенно ни на что непригодный вроде бы, с человеческой точки зрения, но помазанный на царство и в ситуации, когда началась (то, что мы в школе проходили) народная освободительная война Ивана Болотникова — это же был на самом деле бунт черни. И патриарх Ермоген в Успенском соборе призвал всех московских жителей наложить на себя шестидневный пост и усердно молиться, чтобы эта чума миновала Москву. Потому что это тогда бы просто было повторение революции 1917 года, когда все против всех, и уже безвластие, и уже ни государства, ничего. При этом элиты оставались верны себе — интриги, постоянные какие-то натравливания одной партии на другую, какие-то ополчения, которые то создавались, то разваливались, все попытки уговорить присягнуть польскому королю Сигизмунду — в общем, творилось что-то неописуемое. И города, не признавая уже никакую власть, потому что в ней можно было так же запутаться, как во времена гражданской войны на Украине, когда, мы читаем, в начале XX века чуть ли не в каждом селе был свой атаман, и понять вообще, какая власть есть какая, было невозможно. Осталась одна власть — власть патриарха, которого признавали как единственный оставшийся авторитет. И вот этот самый патриарх, до конца жизни практически заточенный в Кремле, делал все, что зависело от него, чтобы сохранить государство. Вот для меня всегда была загадка. Ну понятно, когда человек служит Христу, когда он идет на крест, исповедуя Христа. Но почему так важно было и почему в этом святость?

Протоиерей Максим:

— Ну можно с внешнего начать, что действительно этот человек, только такой человек в этом месте и мог спасти государство. Государство, и русские люди, Русская Церковь все-таки всегда понимали, что государство, которое они вечно там обвиняют, всяких чиновников (кошка бросила котят — это Шуйский виноват) вот и так далее, да, то есть вот люди не любят, русские люди, в широком смысле этого слова, не любят представителей государства чаще всего. Но при этом понимают, что без государства совсем конец. Это то, что, как сейчас бы сказали, наш культурный код, что вот при отсутствии естественных границ, да, — у России нет границ, у России только горизонты, то есть как бы и при отсутствии способности вот жить хутором, что называется, моя хата с краю, ничего не знаю, — это действительно наш такой вот национальный код, знание, что как только мы теряем государство, так сразу конец всему. И в обычной ситуации мирного времени подобный характер был бы скорее губителен. Потому что у нас, как это в мирное время, — издержки, противовес, баланс, умение понять другого, умение вступать в какие-то временные там союзы — вот то, чем, как вы красиво и так вот описали, занималась элита по привычной ей, так сказать, этой элите, схеме. Значит, это договорники, это какая-то попытка выстроить какие-то опять-таки временные союзы, которые через какое-то время совсем уж другими станут. И в такое время подобный человек как патриарх Ермоген, конечно бы, не вписался, его бы так или иначе очень быстро бы съели. И скорее всего человек с таким характером вошел бы в историю России как вот человек не сумевший, наоборот. А во времена Смуты, как сказал один современный богослов, нам остается только хранить верность православию и верность государству и больше ничего. То есть вот в периоды Смуты подобный — очень неприятный, неуживчивый, непонятный, не политически богатый, что называется, характер, он единственный оказывается способным все удержать и все спасти. Когда развалилось все. Вот это вот замечательная же фраза: «Теперь мы стали безгосударны. И патриарх у нас человек начальный. Без патриарха у нас теперь ни о каком великом деле советовать непригоже». Это цитата из вот ответа смоленских защитников, когда их призывали сдать город, а патриарх как раз отказывался свою подпись на подобной бумаге поставить. И святость здесь в верности: «Будь верен даже до смерти». Патриарх был верен Богу и верен своему земному Отечеству так, как он эту верность понимал. Он не бежал через верхний лаз в соседнее государство, он не пытался спасти свою шкуру, он не пытался, как это попытался сделать грек ему предшествующий, встать над схваткой. Вроде бы как удобно: я — над. Вы тут вот как бы копошитесь, а Церковь, она — над, она посмотрит и победившего благословит, и все, мы опять устроимся. Ничего подобного, это абсолютно разрушительная была бы для... И дело даже не в том, что мы бы там оказались ну как бы не тем государством, которым мы знаем Россию сейчас, просто ее скорее всего запросто бы не было. Вот она была уже, это пространство не могло быть столетиями не организовано, но оно было бы организовано совершенно по-другому, и не было бы на ней ни православия, так сказать, ничего другого. Но, к сожалению, вот не может Россия жить по-другому. И патриарх Ермоген это лучше всех понимал. И верность клятве в данном случае, верность помазанному царю. Ведь все-таки мы же, русские люди верили и, я думаю, русские люди продолжают верить, что помазание на царство — это таинство церковное. По сути дела, как восьмое таинство...

М. Борисова:

— Ну это как венчание. Венчание на царство.

Протоиерей Максим:

— Да, это как венчание, только венчание с государством. Да, венчание на царство. И это как развод, да, есть определенные условия развода — это измена, это там угроза жизни и здоровью и буйное сумасшествие, тоже опять-таки с угрозой жизни и здоровью. Если этого нет, то ты не имеешь права разводиться. Разлюбил — не разлюбил, хороший характер — плохой характер, там в чем-то мы не совпадаем, где-то мы не можем найти общий язык. Ищи общий язык, меняй характер свой. То есть нет у тебя, Церковь говорит, права на развод. И здесь мы просто видим такого человека, который оказался верен Церкви и верен государству своему, верен своей стране, своему народу даже до смерти. И потому и памятник-то ему сейчас поставили, поскольку это важно. Если мы посмотрим на памятники последних лет, то мы увидим, что их, ну мы, с одной стороны, не сносим памятники прошлому, как это делают в соседнем братском —не братском государстве, но мы и не так много памятников ставим. И то, что вот в Кремле или около Кремля мы видим памятник князю Владимиру и памятник патриарху Ермогену, как тех людей, которые для России оказали важнейшее, самое значимое, пожалуй, историческое значение.

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Ну на этой неделе мы будем вспоминать равноапостольного Кирилла, учителя Словенского, без его брата. Мы как-то привыкли, что они у нас, как сиамские близнецы, вместе. Но каждый из них по отдельности тоже достоин отдельного внимания. И мы будем вспоминать святителя Льва Великого 2 марта. Мне тоже кажется, важно напомнить об этом святителе нашим радиослушателям, потому что не всякого святителя выбирают спикером IV Вселенского собора. Так что я думаю, что личность его достойна того, чтобы о нем напомнить отдельно. Но вернемся к святому Кириллу, которого звали еще Философом. В чем мне кажется, удивительный пример, опыт для нас: человек, одаренный свыше даром филолога...

Протоиерей Максим:

— Назван почему-то философом. Нет, его было за что называть Философом. Это уже так, да, игра слов.

М. Борисова:

— Назван Философом, ну по-видимому, для них разницы немного. Но это как в нашем сознании не всегда ассоциируется с дарами Святого Духа. У нас как-то немножко по-другому градация идет. Оказывается, предрасположенность к изучению иностранных языков может как раз стать проводником Святого Духа, да еще какого масштаба.

Протоиерей Максим:

— Ну достаточно вспомнить, да, его спор с магометанами о Святой Троице, один из тоже таких, вошедших в анналы истории. Не зная соответствующего ни языка, ни культуры, ну это был бы разговор глухого со слепым, а так — да, это человек, который действительно был готов ответить.

М. Борисова:

— Ну просто чтобы представить себе силу дарования, вот по контрасту. Мы недавно вспоминали святителя Николая Японского, который стал миссионером по объявлению, вот по зову души, можно сказать. Когда он уже добрался до Токио, до церкви при Русской миссии, он восемь лет потратил на изучение японского языка. Это я к тому, что это огромный труд для человека, не обладающего особенным даром. Вот у святителя Кирилла, у него был особенный дар, он буквально схватывал иностранный язык налету. Причем не просто на разговорном уровне, а на том уровне, когда можно вести философские и богословские споры, а главное, можно придумать синтетическую азбуку. Это тоже совершенно уникальное и удивительное явление, о котором мы меньше всего думаем. Нужно придумать такой инструмент, который позволит людям, относящимся к разным этническим группам, близким, но разным, для каждой своей языковой группы, используя эту универсальную азбуку, применить ее к местным диалектам и местным языкам — то есть весь славянский мир объединяет церковнославянский язык.

Протоиерей Максим:

— Ну я могу ошибаться, но, по-моему, кто-то из родителей братьев Кирилла и Мефодия все-таки был, мать, по-моему, у них была славянкой. Вот то есть это важный такой момент — билингва, когда ты действительно можешь думать, вот то что вы сказали, действительно множество других языков, вот это умение думать на другом языке, умение вот не просто думать, умение не просто говорить в быту — то есть это вот, выражаясь языком современной журналистики, это уровень колумниста. Вот когда ты готов рассуждать на отвлеченные темы, причем даже сам выбор тем главный редактор оставляет за тобой, поскольку ты полностью погружен в контекст, в культуру, в язык. Вот чтобы обладать таким уровнем мышления даже на одном, родном тебе языке, это далеко не каждый способен, то есть это и образование. А мы ведь уже забыли, что классическое образование — это умение читать и создавать большие, сложные тексты. Я не знаю, что у нас будет в следующих уже поколениях с этим как бы, с культурой, потому что вот сейчас и читать-то эти сложные тексты, длинные, не читают, а уж создавать, а еще и на другом языке. И если ты это все умеешь — а Константин это все умел, — то тогда ты действительно можешь и азбуку создать. Не просто буковки нарисовать, а услышать, как звучит, понять связи и изложить на тысячи лет вперед.

М. Борисова:

— Но удивительно, что чисто событийно ведь их моравская миссия, можно сказать, провалилась. Константин умер в Риме, а Мефодий оказался среди таких подспудных интриг римской власти церковной, что, в общем, если в них не вдаваться, то ничего и не поймешь. Потому что, то важен союз с немецкими епископами, которые богослужения проводят и проповедь на латинском языке — тогда, значит, Мефодий попадает в опалу. То по каким-то причинам нужно как бы дать острастку этим немецким епископам — тогда вроде благословение получает Мефодий. В результате событийно миссия потерпела фиаско, потому что ну так вот заглохло все. А по сути дела, эти семена, их уже ничто не могло остановить — они прорастали, прорастали, росли дальше, дальше, на восток, на север. В результате мы до сих пор приходим в храм, слышим богослужение на церковнославянском языке, мы можем читать Священное Писание на церковнославянском языке, которое — я не знаю, наверное, это индивидуально, кому как больше нравится. Но вот я, например, при всем желании постигнуть смысл, очень люблю поэтику Псалтири церковнославянской. И мне кажется, что никакой перевод не может передать вот удивительное поэтическое произведение под названием Псалтирь.

Протоиерей Максим:

— Ну вообще нам важно — это действительно важно, — читать и Псалтирь, и Священное Писание на церковнославянском языке. И особенно это важно оказывается при чтении, как это ни удивительно, Ветхого Завета, который на русском-то никто особо в наше время не читает. Так, отрывочками.

М. Борисова:

— И очень зря.

Протоиерей Максим:

— Да, потому что, собственно, и мы знаем, что наш церковнославянский перевод Ветхого Завета — это перевод Септуагинты в чистом виде. А наш русский перевод синодальный — это фактически перевод с масоретского. С поправками, конечно, с тем, что оттуда убрали соответствующие искажения. Но даже Псалтирь, если мы откроем Псалтирь на русском языке вот из Библии, как она у нас есть, мы увидим, что там даже несоответствие псалмов имеется, а уж и смыслов тоже, к сожалению. Про поэтику я молчу. Вы так хорошо сказали, что я уже даже и не буду. А вообще важно, конечно, умение читать и слушать и богослужение, и Священное Писание на церковнославянском языке. Конечно, нам как бы крайне важен подстрочечник. Конечно, сейчас, к счастью, если мы говорим про ту часть аудитории, которая дружит с интернетом, да, а которая не дружит — есть и издания, все-таки которые именно так называются — подстрочечник, где мы можем увидеть соответствующий перевод с оригинала, в том числе с греческого. Потому что многие смыслы и паронимы, они заслоняют от нас часто на церковнославянском языке. И есть вот такой многостраничный, по-моему, словарь как раз слов-паронимов, которые звучат одинаково, но на церковнославянском и современном русском имеют разное значение. Но поэтика, о которой вы говорите, она крайне важна тоже. И поэтому не стоит нам вот так просто не то что отказываться от церковнославянского, а не использовать все его богатства и достижения.

М. Борисова:

— Ну а что касается святителя Льва Великого, он тоже пример того, как удивительно действенным может оказываться простое слово. Когда он возглавлял римскую кафедру, он дважды спасал Рим от разорения. Первый раз —от гуннов, которые под предводительством Атиллы готовы были разнести по кочкам весь этот священный город Рим. И второй раз — когда он остановил короля вандалов, который собрался уже сжечь Рим. Вот, казалось бы, без меча, без всяких интриг, просто силой убеждения. Я не очень себе представляю, как это возможно, но вот история говорит, что возможно.

Протоиерей Максим:

— Возможно. Вспомним, простите, то что мы не любим вспоминать: когда в 14-м году там священники выходили на майдан и пытались кого-то там как-то останавливать, вот мы видели, как это успешно или не очень у них получалось. А кроме того, у нас есть удивительный живой пример — у нас есть патриарх Грузии Илья II, который является для своего народа настолько потрясающим авторитетом, что любое его слово является для любого, соответственно, грузина, по сути дела, законом. Ну это свой, это для своих, но силу слова и силу авторитета, которая часто выходит за границы своего народа и своего государства, мы как-то прикоснуться и почувствовать можем. Вот и мы знаем, да, таких примеров из истории — их немного, но это и не единичный пример, когда человек готов был встать между и защитить, и к нему прислушивались. То есть этот тот же шок-контент, как вот то, кого мы сегодня вспоминали — преподобного Мартиниана, который встал ногами на угли и, соответственно, произвел. Вот отсутствие страха, сила слова, явное присутствие силы Божией с человеком будет действовать на кого угодно. И, кстати говоря, на варваров она действует гораздо прямее, чем на людей культурных. Мы всегда, будучи людьми культурными (я даже без кавычек это говорю, но с некоторым сарказмом), мы умеем перетолковывать собственные чувства и собственные впечатления таким образом, что теряем сердцевину, теряем главное. Как в том фарисее, который все исполнил, а главное не чувствовал, не понимал. Также и культура, безусловно, обладая облагораживающим мощнейшим воздействием, которое крайне необходимо для того, чтобы человеку жить, взаимодействовать с прошлым, будущим, со своими современниками, она, к сожалению, способна заслонить от нас главное, прямое действие. Высокая кухня способна, да, для человека умеющего, способна доставить ему высшее наслаждение. Но пойди, попробуй насладиться простыми вещами, которые напрямую на тебя действуют. У меня однажды, совсем недавно, было удивительное впечатление: я вдохнул вновь подаренного нашему храму ладана — и оказался в детстве. Понимаете, ладан должен обладать прямым действием. Он должен вот не просто вот приятно пахнуть, мы не должны чувствовать его нюансы — место производства, еще что-то, он должен прямо нас куда-то вот, это действие должно влечь. Вот стоя перед Распятием — вот тоже я на это обратил внимание, я в очередной раз, уже 30 лет кажу наш храм, кажу Распятие, и понимаю, что, когда я впервые вошел в храм и увидел Распятие — я стоял пред Христом. А сейчас передо мной такой важный, такой духовный, святой артефакт нашего храма. И я не воспринимаю напрямую Распятие как предстояние перед Христом. Нет, умею, но оно вот уходит. И поэтому, когда человек является носителем Духа Святого, коим являлся святитель Лев, авторитетный как для православных, так и для католиков — напомню, этот святой, будучи папой римским, председательствовал на IV Вселенском соборе в борьбе с монофизитством, вот на нем почивал Дух Святой, и это не могли не почувствовать напрямую язычники.

М. Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире Радио ВЕРА была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Протоиерей Максим:

— Храни вас Господь.

---

Все выпуски программы Седмица

• «Вербное воскресенье. Страстная седмица». Прот. Федор Бородин
• «Пятое воскресенье Великого поста: память преподобной Марии Египетской. Лазарева суббота и другие праздники следующей недели». Прот. Федор Бородин
• «Четвертое воскресенье Великого поста: память преподобного Иоанна Лествичника. Мариино стояние. Похвала Пресвятой Богородицы». Прот. Максим Первозванский