"Русское офицерство начала XXв." Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы - Сергей Волков (07.05.2017)

Гость программы: историк, доктор исторических наук, профессор Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета Сергей Волков.

Тема Программы: Русское офицерство в Российской Империи и история Белого движения.

 

---

Д. Володихин

– Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы сегодня будем говорить с вами о вещах, одновременно ужасных и красивых. Ну как такое может быть? В сущности, ведь когда речь заходит о войне, мы вспоминаем о боли, о крови, о несчастьях, о потерях, но война это ведь не только несчастья, это не только потери, это еще и, как ни странно, такие красивые понятия как офицерская честь, долг защитника Отечества, отвага. И если мы говорим о том, что война это нечто ужасное, то в этом критическом состоянии, как нельзя лучше, проявляется и низость человеческой души, и душевная красота. Вот сейчас как раз о красоте. В эфире прозвучит нечто, что, на мой взгляд, никто не отважился бы назвать некрасивым.

Это был знаменитый Марш российского Лейб-гвардии Преображенского полка. Мы говорим сегодня о войне, армии, о русском офицерском корпусе начала XX века – последних лет Российской империи и первых лет того страшного хронологического пространства, которое разверзлось после ее гибели. Поэтому в гостях у нас специалист как раз по командным кадрам российской армии, доктор исторических наук, Сергей Владимирович Волков.

С. Волков

– Здравствуйте.

Д. Володихин

– В настоящее время Сергей Владимирович возглавляет Биографический институт при Университете Дмитрия Пожарского. И я думаю, в России нет специалиста по данной теме более умудренного и более опытного, чем он. Я адресую вам, Сергей Владимирович, первый свой вопрос. Вот, собственно, российский офицерский корпус последних лет перед началом Первой мировой войны. Ведь собственно офицерский корпус это то, что является одним из важнейших показателей военного и политического состояния великой державы. Как обстояли дела у Российской империи в 10-е года, в начале 10-х годов с офицерством? Насколько оно было боеготовое, насколько оно было образованное? Можно ли его сравнить с офицерский корпусом европейских армий?

С. Волков

– В 10-х годах русский офицерский корпус значительно поправил свое положение по сравнению с тем тяжелым временем, которое он переживал в 80-х и 90-х годах. Дело в том, что традиционно вообще офицерский корпус считался одной из наиболее престижных социальных групп и соответствующим образом оплачивался. Ну с самого начала создания русской регулярной армии. Однако, вот к концу XIX столетия оклады долгое время не повышались, а цены росли. И вот 80-90-е годы были довольно тяжелым временем для офицерский корпуса, когда его престиж стал сильно падать. Ну так ныне известная была песенка такая, которая начиналась: «Бедный прапорщик армейский стал ухаживать за мной...», а заканчивается она значит так: «Нет ни сахара, ни чая, нет ни пива, ни вина – вот теперь я понимаю, что я прапора жена». Вот эта песенка отражает тяжелое положение, в котором находились офицеры, особенно молодые в то время. И, в общем-то, известные литературные произведения, как, допустим, «Поединок» Куприна, они относятся вот к этому периоду, отражают именно это время. То есть, фактически, и в это время и даже чуть позже младший офицер получал примерно столько же, сколько мастеровой на петербургских заводах. Но и существовали серьезные ограничения, допустим, он не мог жениться, ну без разрешения начальства – это всегда было, но он должен был представить реверс, то есть обеспечение, значит, для того, чтобы была уверенность, что его дети и жена могут вести образ жизни, приличествующий его положению. И многие этого сделать не могли и поэтому долго не женились. К тому же в эти годы была введена новая форма, довольно неэстетичная, с такими, значит, шароварами, длиннополый такой кафтан, ну как у сидельцев в кабаке. Очень многие, кстати, выходили даже в отставку, потому что это напоминало такой мужицкий кафтан.

Д. Володихин

– Ну, Сергей Владимирович, но скажу как человек когда-то служивший, что да, в общем, готов с вами согласиться, форма перестала быть красивой при Александре III, но ей не откажешь в удобстве.

С. Волков

– Да. Ну а потом упразднены были, значит, гусарские, уланские полки, все их перевели в драгунские. Вот вся та красивая форма, которая у каждого полка кавалерийского полка была своя, которой они очень гордились, вот это все – ну сколько-то сэкономили, конечно, на этом, но в общем, вот такая нивелировка, она, в общем, психологически, так сказать, все-таки сказалась.

Дух отняли.

С. Волков

– Да, в значительной мере дух упал. И вот все это вместе взятое привело к значительному падению престижа. Соответственно, состав офицерства, ну не только поэтому, но, так сказать, он менялся и в силу там объективных социальных причин, но в эти годы особенно резко. И, в общем, в канун японской войны где-то только около трети офицеров была из потомственных дворян. И, в общем-то, все это не содействовало престижу, но отчасти это в годы японской войны сказалось. Но вот после японской войны было сделано немало для поднятия престижа офицерского корпуса. Ну, в частности, еще в 1899 году наконец были повышены оклады офицерские, и уже в период между японской и мировой войнами была введена очень красивая форма, в реформу 1907-9-го годов, была введена форма, которая, значит, в парадном своем виде напоминала форму начал XIX века. Снова были возвращены первоначальные название, значит, гусарским и уланским полкам, соответствующая форма. И довольно много было сделало в общественном мнении, чтобы изменить отношение общества к офицерскому корпусу. И это было, в общем, сделано.

Д. Володихин

– Ну а вот такая немаловажная часть быта и бытия офицерства, как его обучение. Насколько хорошо был русский офицер того времени обучен и, собственно, где он учился, можно ли его как-то сравнить по этому критерию с коллегами из английской, французской, немецкой, австро-венгерской армии?

С. Волков

– Ну что касается образования офицеров, то еще с 70-х годов, в ходе тех реформ, которые тогда проводились, производство в офицеры лиц, не получивших образования в объеме военного или юнкерского, в общем, специального училища какого-то, было прекращено. И, собственно, существовало два основных пути. Один путь это через кадетский корпус и военное училище, в основном, почти все потомственные военные шли по этому пути. Потому что кадетские корпуса были предназначены для обучения и воспитания прежде всего детей офицеров и чиновников. И другой путь это был через юнкерское училище. Вот военное и юнкерское училище, чего обычно как-то не знают, это совершенно два разных типа военно-учебных заведений.

Д. Володихин

– Да, потому что многие, я думаю, из наших радиослушателей не представляют себе, в чем различие между кадетским корпусом и юнкерским училищем.

С. Волков

– Между военным училищем и юнкерским училищем. Дело в том, что кадетский корпус это среднее учебное заведение, равнозначное гимназии, училищу, духовной семинарии – то есть дающее полное среднее образование, но которое готовило своих воспитанников к поступлению именно в военное училище.

Д. Володихин

– С военной спецификой.

С. Волков

– Да. А юнкерские училища, они были созданы изначально для лиц, поступивших добровольно на военную службу, но, значит, в средней школе никакой военной подготовки не проходивших. Ну часть контингента давали так называемые военные прогимназии, но относительно небольшой, а основная, значит, масса лиц, которые поступали в юнкерские училища, это были люди с образованием чисто гражданским, причем могли принимать туда людей, окончивших не менее шести классов гимназии или соответствующих других средний заведений. И там в течение, значит, двух лет они получали уже военное образование. Контингент социальный был, конечно, совершенно разный. Если военные училища давали преимущественно, не только дворянские, но там были дети либо потомственных дворян, либо офицеров и чиновников, в основном...

Д. Володихин

– Но офицер и чиновник, может быть, и был не потомственным дворянином, но все равно был дворянином.

С. Волков

– Ну да. Дело в том, что когда в середине XIX века была поднята планка для, значит, причисления к потомственному дворянину, то младшие чиновники с 9-го по 14-й класс уже дворянами не считались, они были только, значит, почетными гражданами, но за офицерами это осталось. И любой офицер, он был личный дворянин, в любом случае, как только, значит, производился в первый офицерский чин. Поэтому я и говорю, что обычно, собственно, эти категории, дворяне, дети офицеров и чиновников, они статистикой часто указывались вместе. И вот такой контингент, он, естественно, в военных училищах преобладал. А в юнкерских училищах преобладал совершенно другой контингент, не дворянский.

Д. Володихин

– Уважаемые радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы продолжаем беседу о русском офицерском корпусе начала XX века с военным историком, доктором исторических наук, Сергеем Владимировичем Волковым. Сергей Владимирович, ну в данном случае вы дали возможность проследить два разных пути для будущего офицера. Вопрос ведь еще в том, где учили лучше. И в целом, что в военном училище, что в юнкерском училище, учили ли на уровень последних достижений военной науки? Может ли этим Россия похвастаться или здесь было какое-то упущение?

С. Волков

– Нет, военное образование было в России очень неплохим, оно ничуть не уступало иностранным армиям, так что в этом смысле претензии к нему трудно предъявить. Был другой недостаток в смысле подготовки. Дело в том, что значительная часть офицеров в предвидении, так сказать, войны готовилась как прапорщики запаса, и вот их было явно недостаточно. Но кадровые офицеры готовились достаточно хорошо. Дело в том, что значит, вот я сказал, было два пути. Причем поскольку, естественно, образование в военном училище было более продвинутым, чем в юнкерском, да, потому что контингент был другой...

Д. Володихин

– Предполагалось, что эти учащиеся уже больше понимают.

С. Волков

– Да. И поэтому со временем шел процесс преобразования юнкерских училищ в военные. Первоначально был введен военно-училищный курс в ряде юнкерских училищ, прежде всего в Киевском, Московском – будущее Алексеевское, и Елисаветградском кавалерийском. То есть военно-училищный курс был введен. Потом эти учебные заведения полностью перешли в ранг военных училищ.

Д. Володихин

– То есть, если я правильно понимаю, происходило следующее: юнкерские училища, которые были ну несколько поплоше военных училищ, старались подтянуть к уровню военных училищ, модернизировать, сделать лучше, сильнее.

С. Волков

– Совершенно верно. И в конце концов, потом был одно время введен дополнительный курс, то есть там три года учились вместе двух в юнкерских. И в конец концов, их приравнивали в начале XX века, как раз первый такой выпуск в 1904 году был, когда их стали производить в офицеры непосредственно по выпуске из училища. То есть точно так же, как в военных училищах. Дело в том, что если при окончании военного училища выпускник сразу производился в офицеры, то при окончании юнкерского училища он возвращался в свой полк, откуда он был командирован в юнкерское училище и уже там, в зависимости от успехов, показанных на выпускных экзаменах, производился в офицеры. Либо, значит, по 1-му разряду – окончившие производились до конца текущего года, по 2-му разряду – и в течение следующего года.

Д. Володихин

– В общем, разумная практика, которая позволяя посмотреть, что, собственно, в юнкерском училище получил этот человек и годен ли он после всего этого к командной работе. Но вот здесь возникает вопрос. Если я правильно помню, что для занятий определенных должностей, для производства в определенные чины военного училища было недостаточно. То есть офицер должен был какое-то время прослужить, в том числе на строевых должностях, а после этого ему требовалась уже академия.

С. Волков

– Ну до академии еще, дело в том, что существовала целая сеть таких заведений, которые готовили, в основном, к занятию должности командира батальона или командира эскадрона. Я имею в виду, значит, так называемые офицерские школы. Была офицерская стрелковая школа, офицерская кавалерийская школа, офицерская инженерная школа. Это значит было ну как бы то, что у нас называется повышением квалификации. По окончанию этих учебных заведений офицер, значит, вот мог занимать должность уже командира батальона и ему равных. Но, естественно, что существовала и целая сеть военных академий, специальных и, значит, вот общая, значит, академия Генерального штаба, Николаевская военная академия, по окончании которой, окончив которую и дополнительный третий курс которой, офицеры зачислялись в особую как бы категорию, так называемый корпус офицеров Генерального штаба. И вот окончание этой академии очень сильно влияло на карьеру, потому что отбыв цензовый срок командования, значит, батальоном, офицер потом находился на штабных должностях. И вот с этих должностей очень быстро попадал на должность командира полка и далее, значит, вот продвигался по службе значительно быстрее, чем не окончивший академию. Поступать в академию дозволялось спустя два-три года после выпуска из училища. И существовали, значит, помимо Николаевской академии штаба существовали, естественно, и Михайловская кавалерийская академия, Николаевская инженерная академия. А позже была создана, значит, военно-юридическая академия. Интендантский курс, позже преобразованный в интендантскую академию уже накануне войны. И вот таким образом осуществлялась подготовка офицеров. В 1911 году все оставшиеся еще юнкерские училища были преобразованы в военные училища с одинаковой программой, и с этого времени вот юнкерских училищ как таковых не было, а были только военные училище 1911 года.

Д. Володихин

– Ну так или иначе, офицер для того, чтобы стать командиром полка или занять более высокое положение, должен был пройти, как минимум, через три стадии обучения. И, таким образом, он получал вот на этой высоте своего положения достаточно серьезное и многоплановое образование. То есть, практически, там, допустим, полковник или уже человек с генеральским чином, должен был быть очень высококвалифицированным специалистом. Вот можете ли вы сравнить наш российский генералитет с генералитетом европейских армий? Вы сказали, что офицерство получало образование не хуже, чем европейское. Вот на высшем уровне командования: полковники, генерал-майоры, генерал-лейтенанты и так далее, они были по опыту, по образованию хуже европейских, лучше или примерно то же самое?

С. Волков

– Ну смотря каких европейских. Русская армия уступала германской немного, но была ничуть не хуже французской, а по уровню подготовки командного состава ее превосходила и гораздо лучше австрийкой. Не говоря про английскую, где уровень офицерского корпуса был крайне низок всегда. Там только в 74-м году вообще ввели, так сказать, что-то типа экзамена, до того чин просто покупался. То есть там про английскую армию говорить даже нечего. Очень высоко стоял вопрос, значит, в германской армии с образованием офицеров, чуть хуже во французской. И русская армия она вот была...

Д. Володихин

– Ну во флоте, допустим, положение таково же или в чем-то есть отличия?

С. Волков

– Нет, ну флот имел свою специфику. Флот традиционно готовил очень высококвалифицированные кадры, поскольку еще с первой половины XVIII столетия существовало такое заведение как Морской корпус, на которое почти исключительно и была возложена эта задача. И за многие годы своего существования там было дело налажено очень хорошо. Для офицеров технических специальностей, инженеров-механиков, кораблестроителей, штурманов, значит, гидрографов – эти специальности приобретались по окончании морского инженерного училища. Ну раньше существовал целый ряд отдельных учебных заведений для этих вот целей, потом они были объединены в одно. И к началу XX столетия это было Морское инженерное училище. Ну и существовала Военно-Морская академия, которая, в основном, усовершенствовала знания офицеров как раз вот таких технических специальностей, а не строевых. То есть флот, в этом смысле, находился в специфическом положении, и там особо крупных реформ в образовательной системе его не было, потому что он, в общем, всегда стоял на достаточно высоком уровне.

Д. Володихин

– Ну что же, сейчас мы начнем говорить о том, как себя этот офицерский корпус проявил в условиях Первой мировой войны, через какие испытания он прошел. Но прежде мы с вами буквально на минуту расстанемся, для того чтобы вскоре продолжить наш разговор.

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И у нас драгоценный гость – замечательный историк армии Российской империи, Сергей Владимирович Волков, глава Биографического института при Университете Дмитрия Пожарского. Мы обсуждали вопрос о том, до какой степени русский корпус был хорош пред Первой мировой войной. А теперь мне хотелось бы услышать ваше мнение, как он себя на Первой мировой проявил.

С. Волков

– Кадровый офицерский корпус, который вступил в войну, он, в общем-то, проявил себя наилучшим образом. Поскольку кампания, ну как известно, все стороны, все участники войны, они равным образом ошибались относительно того, сколько она продлится. Все считали что она продлится несколько месяцев, максимум, полгода. И действительно, маневренная война, столько она и длилась, в общем, до осени 14-го года шла та война, к которой, собственно, армия и готовилась. И вот по итогам вот этой войны, вообще русская армия выглядела очень неплохо, поскольку кампания 14-го года, в общем-то, была выиграна. Если не считать неудачу вот в Восточной Пруссией с известной значит в известной Восточно-Прусской операцией, когда два корпуса одной из русских армий попали в окружение и почти полностью погибли, во всех остальных операциях, а это были операции, любая из которых по масштабам и численности участвовавших войск была гораздо больше, солиднее, чем Восточно-Прусская операция. Я имею в виду так называемую Галицийскую битву, Варшавско-Лодзинскую операцию и Варшаско-Ивангородскую операцию, эти бои на территории Польши велись. Вот во всех этих сражениях русская армия вышла победительницей. И, в общем-то, это та война, к которой, собственно, готовились все, то есть вот кампания 14-го года, она была, в целом, Россией выиграна.

Д. Володихин

– Ну а потом?

С. Волков

– А потом начали сказываться те последствия, те результаты, вот, собственно, я уже сказал, что ошиблись все, но промышленность разных стран имела разные возможности быстро наверстать упущенное. И, значит, поэтому в начале ,к весне 15-го года стал ощущаться снарядный прежде всего голод, и что собственно и повлекло за собой отступление, когда в Горлицкой операции весной 15-го года был фронт на юге прорван, и это повлекло за собой общий отход, продолжавшийся до начала осени 15-го года.

Д. Володихин

– Но впоследствии эту ситуацию удалось выровнять в 16-м году. Мы уже были в хорошем вновь состоянии, насколько я понимаю. Вопрос, касающийся русского офицерства этого периода. Вот за первые два года войны офицерство понесло достаточно серьезные потери. Если в начале войны оно проявляло себя замечательно, как вы сказали, на весьма на высоком уровне боеспособности, то изменилась ли эта боеспособность, понизился ли ее уровень к 16-му году, к началу 17-го года?

С. Волков

– Да, разумеется, уровень качества офицерского корпуса резко снизилось, потому что кадровый офицерский корпус, он погиб или вышел из строя вот как раз за первый год войны. Потому что именно основная часть боевых летальных потерь пришлась как раз на 14-й и первую половину 15-го года. Дело в том, что, в общем-то, пополнялся он людьми, которые, в принципе, были другого типа люди., которые, в принципе, не собирались связать свою жизнь с армией, с офицерством. Это были либо, значит, лица, которые по своему образованию подлежали призыву и могли производиться бы в офицеры, и они направлялись, были созданы несколько десятков школ прапорщиков с трех – четырехмесячным ускоренным курсом и все военные училища перешли на сокращенный трех –четырехмесячный курс обучения.

Д. Володихин

– То есть, по большому счету, все они были недоучки, и мало кто из них имел в душе и в разуме тот идеал старого офицерства, которое воспитывалось многими поколениями, у которого за спиною были службы отца, деда, прадеда и соответственно определенное отношение к службе, как к чему-то, предполагающему высокий уровень чести, профессионализма и постоянную, на всю жизнь занятость в военном деле. Все это исчезло в значительной степени.

С. Волков

– Ну такое, да. Дело в том, что несмотря на то, что, как я уже говорил, пути поступления в кадровый офицерский корпус были разными, но вот существовал такой стержневой как бы основной тип офицера – это потомственный военный, который пришел через корпус, потом училище. То есть вот такой стержневой тип, он почти исчез. То есть корпуса продолжали выпуски, и эти люди шли в училища, их выпускники, но просто их стало ничтожно мало в той массе офицеров, которые производились во время мировой войны. Ну достаточно сказать, что за годы мировой войны было произведено офицеров больше, чем за все 200 предшествующих лет истории русской армии. А масштаб, я об этом позже скажу. Поэтому, конечно, по своим качествам это были другие люди. Не то, что они там с меньшей храбростью воевали, они, так сказать, поскольку все-таки их вот за те три-четыре месяца...

Д. Володихин

– Старались натаскать.

С. Волков

– Проявить их, да, но все-таки это были люди гражданские. Существенным недостатком было то, что было достаточно мало прапорщиков запаса. Дело в том, что прапорщики запаса, они имели очень хорошую подготовку. Это были люди, которые по окончании полного среднего учебного заведения или тем более высшего, они служили, значит, в течении полугода – года, потом сдавали экзамен офицерский и получали чин прапорщика запаса. Но их было, то есть это было добровольным совершенно делом. И их готовилось примерно две с небольшим тысячи в год, и это было недостаточно. Вот если мы сравним германскую армию, то увидим, что там соотношение офицерского кадрового корпуса на начало войны и количество прапорщиков запаса было, значит, один к двум. А в России наоборот.

Д. Володихин

– Два к одному.

С. Волков

– Два к одному, да. Вот это, конечно, был существенный недостаток. Ну предполагалось, конечно, производить, пополнять офицерский корпус во время войны производством из вольноопределяющихся и выслужившихся низших чинов, из подпрапорщиков, но это такие, конечно, хотя они и боевой опыт имели, он они все-таки полноценными качествами офицера не обладали.

Д. Володихин

– То есть отчасти это иногда получалось, но чаще у них был пробел в образование.

С. Волков

– Да, конечно. А с другой стороны, люди, поступавшие по образовательному цензу, они достаточный образовательный и культурный уровень имели, но они были, в общем, людьми совершенно не военными, которые уже приобретали опыт только после того, как они попадали на фронт.

Д. Володихин

– Итак, вот эта стадия развития русского офицерства, стадия, на которой кадровых офицеров почти нет, осталось их достаточно мало, а подавляющее большинство людей, которые носят офицерские погоны, это люди военного производства с ухудшенным образованием и с отсутствием определенного офицерского идеала, присущего старому офицерству. Вся эта громада русского офицерского корпуса попадает в 1917 год. И проходит через приказ номер один, который выбил у офицерства почву из под ног при командовании нижними чинами, проходит через расправы со стороны солдатских советов, проходит через на флоте, например, расстрельщину сначала на Балтике в Кронштадте, например, и Гельсингфорсе, затем через вторую волну расстрельщины на Черноморском флоте. Вот скажите, как себя ощущают офицеры этой вот военной поры, военного производства в ситуации, которую можно, наверное, назвать для офицерства почти что катастрофической, а может быть, и просто катастрофической.

С. Волков

– Да, действительно вот для психологии офицера это была катастрофа. Потому что и вот пережитое в те восемь месяцев власти Временного правительства, когда большевистская пропаганда в армии уже никак ничем не сдерживалась, пережитое это навсегда наложило свой отпечаток. И очень многие просто после этого были настолько выбиты из колеи, что, в общем, так сказать, уже в годы гражданской войны не могли приспособиться и полноценно вернуться к своей роли. Потому что офицер, он хорош тогда, подобно тому, как, знаете, вот там скат или медуза являет собой совершенный организм в своей среде, но будучи выброшенными на берег, они представляют собой только кучку слизи.

Д. Володихин

– Нечто беспомощное. И получается так, что те, кто не лег в землю, а это, в общем, постигло многих, те, кто все-таки не приспособился к этому, оказались просто за пределами военной службы.

С. Волков

– Да. Офицер, понимаете, с которого его же солдаты сорвали погоны, избили, понимаете, и он должен был пережить такую психологическую ломку, которая его, в общем-то, ну очень сильно как бы дисквалифицирует. И, в общем, неслучайно поэтому зарегистрировано очень большое, одних самоубийств больше восьмисот зарегистрировано.

Д. Володихин

– Страшная цифра.

С. Волков

– Да, летом, осенью 17-го года. Причем это касалось, в равной мере, и офицеров кадрового офицерства. В кавалерии, артиллерии кадровые офицеры осталось в большей мере, это в пехотных частых их осталось к 17-гу году там два-три человека на полк. В кавалерии, артиллерии, где потери были меньше, больше конечно. То есть и кадровых офицеров, и офицеров, между прочим, военного времени. Потому что многие офицеры, и произведенные из солдат, и, так сказать, заслужившие кровью вот эти боевые погоны офицерские...

Д. Володихин

– От своих же солдат оказались страшно придавлены.

С. Волков

– Да, когда особенно, значит, вышел приказ о снятии знаков различия, и наград и знаков различия, то это вызвало, потому что человек, понимаете, ну вышел в люди, почувствовал себя офицером и тут его – раз – и опускают. То есть и для многих тех офицеров, которые, значит, были офицерами военного времени, это тоже была, в общем, такая трагедия и очень такой тяжелый моральный удар. Но это, в общем-то, еще не самое худшее, что с ними происходило. Потому что началось, в общем-то, их систематическое истребление. И, значит, множество офицеров пало жертвой расправ, начиная с осени 17-го года.

Д. Володихин

– Собственно, еще с весны 17-го года, в значительной степени.

С. Волков

– Ну да. Ну если, понимаете, известные события в Кронштадте, Гельсингфорсе, когда на Балтийском флоте, но это тогда, в общем, такая вспышка была. Потом это, так сказать, таких смертных случаев было уже меньше значительно, но с августа месяца количество расправ увеличилось. Почему, потому что, в общем, еще по итогам первой русской революции большевики совершенно четко представляли себе, что, прежде всего, нужно устранить офицерский корпус как главную угрозу.

Д. Володихин

– Что ж, перед тем, как мы углубимся в пучины всего того, что происходило по результатам 1917 года, я думаю, будет правильным, если прозвучит еще один прекрасный марш. Прекрасный старый русский марш «Выезд на позицию».

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы продолжаем разговор о русском офицерстве на переломе эпох, при закате Российской империи с Сергеем Владимировичем Волковым, доктором исторических наук, специалистом по истории русской армии. Сергей Владимирович, ну вот наступает эпоха гражданской войны: 17-й год за плечами, офицерство пережило катастрофические времена, и должно было разделиться. Кто-то оказался сначала в красной гвардии, потом в красной армии, а кто-то оказался в составе одной из белых армий. Вот каким был этот раскол, каков процент тех, кто служил красным, тех, кто служил белым. И, в общем, чем был вызван выбор офицерства, когда оно решало, куда переходить на службу после 17-го года, после слома российской государственности.

С. Волков

– Ну прежде всего о том, сколько же всего было в живых офицеров к осени, к концу 17-го года. Я этим вопросом много занимался. Причем сначала, когда я доверялся некоторым общим цифрам, которые где-то публиковались, я выяснил, что я ошибся очень на много, тысяч на 40 даже. Но дело в том, что когда я стал составлять поименный список всех лиц, служивших в царской России в офицерских классных чинах, то я по высочайшим приказам и приказов о выпуске из школ прапорщиков, установил, что за годы войны из военных училищ было выпущено более 92 тысяч офицеров, из школ прапорщиков почти 140 тысяч, как минимум. Ну а русская армия кадровая до войны насчитывала где-то 46 тысяч человек после мобилизации.

Д. Володихин

– Имеется в виду, офицеров.

С. Волков

– Я про офицеров только говорю. Кадровый офицерский корпус был где-то 46 тысяч человек на начало войны. После мобилизации, значит, он увеличился до 80 тысяч. Ну и вот, значит, 92 тысячи из военных училищ, включая в себя и досрочные выпуски офицеров мирного времени, и ускоренные выпуски уже прапорщиками, а не подпоручиками. И, значит, вот как я сказал, порядка 140 тысяч из школ прапорщиков. Наконец, как минимум, 25 тысяч произведенных непосредственно из вольноопределяющихся и низших чинов. Кроме того еще, значит, порядка 2 тысяч переименованных из гражданских чинов и поступивших из отставки уже в годы войны, после мобилизации. Ну, наконец, 8 тысяч примерно флота. Вот это, собственно, дает нам цифру, что всего офицерские погоны носило где-то порядка 350 тысяч человек. На самом деле, несколько еще больше, потому что было какое-то количество офицеров, которые, значит, по состоянию здоровья или возрасту, так сказать, оставались в отставке и не были призваны во время мировой войны. И это почему важно, потому что когда дальше мы будем говорить о том, кто куда делся, то ведь когда мы говорим о цифре там расстрелянных, эмигрировавших и прочее, имеются в виду ведь все офицеры вообще, лица имевшие офицерский чин.

Д. Володихин

– Ну вот пример хороший. Не так давно мне пришлось столкнуться с биографией вице-адмирала Крафта. Он закончил воинскую службу за несколько месяцев до начала Первой мировой войны. Он оказался человеком совершенно мирным. Но в гражданскую войну вновь вступил в строй и был одним из флотских военачальников в русской армии Врангеля. А после этого со всем вот великим исходом должен был эмигрировать. Таким образом, получается, конечно же, больше. Но к концу 1917 года в виду потерь, должно было остаться намного меньше.

С. Волков

– Ну не намного меньше. Дело в том, что летальных потерь, то есть безвозвратных – убитых, умерших, значит, от ран и болезней – это где-то от 24 до 27 тысяч всего. Поэтому в живых оставалось соответственно где-то...

Д. Володихин

– Больше трехсот.

С. Волков

– 320, не меньше 320 тысяч оставалось в живых. Включая сюда и тех, которые были в плену, которые не вернулись еще из-за ранений в строй, но в живых оставались, так сказать, были живые.

Д. Володихин

– Ну сколько-то тысяч погибло в 17-м году.

С. Волков

– Ну да. Ну вот отсюда мы уже делаем, имейте в виду на начало всех этих событий. В основном-то, основные расправы пришлись на конец, уже после большевистского переворота, на конец 17-го года. И вот довольно много погибло при разложении фронта, когда, значит, хлынули эти эшелоны в тыл. И вот офицеров обычно там выбрасывали из вагонов или вылавливали на железнодорожных станциях. Все очевидцы, которые, так сказать, пишут о железных дорогах тех времен, всегда отмечают, что вот на станциях несколько десятков офицерских трупов обычно лежало. Наиболее такие известные массовые расправы это были дважды: в Севастополе в декабре 17-го – в начале 18-го года, в Одессе, где порядка четырехсот было убито. В Крыму вообще порядка тысячи человек погибло в разных городах, в том числе в Симферополе. Ну и в Киеве, при первом занятии его большевиками, в конце февраля 18-го года было убито от 3 до 5 тысяч офицеров. Это такие наиболее как бы массовые, значит, расправы были.

Д. Володихин

– Так или иначе, на начало гражданской войны тысяч 300 еще может служить и находится в строю.

С. Волков

– Ну да. Ну достаточно много, конечно. Значит, как этот расклад дальше осуществился. Ну, значит, порядка 170 тысяч офицеров прошло через различные белые формирования. Из них не менее 55 тысяч погибло, где-то порядка тысяч 60-70 тысяч эмигрировало, остальные остались, значит вот на территории советской России, о них чуть позже. Большевикам удалось мобилизовать примерно около 50 тысяч офицеров. Кстати, сразу надо сказать, что вот примерно такое количество и было, считая причем всех и бежавших потом к белым, и расстрелянных. Вот это максимальное число. Потому что иногда к нему прибавляют мифическую цифру 8 тысяч человек, якобы добровольно поступивших в начале 18-го года, это полная ерунда, абсолютно мифическая цифра, не подтвержденная практически ничем.

Д. Володихин

– Что это за добровольное поступление на службу? Почему вообще офицеры, которых мучили 17-й год и в начале 18-го года, оказались на службе у красных?

С. Волков

– Ну тут были разные причины. Ну начать с того, что, разумеется, среди офицеров было и немало членов большевистской партии и других революционных партий. Потому что, как я уже говорил, вот посреди огромного числа, значит, произведенных, благодаря образовательному цензу, естественно, были и люди, настроенные...

Д. Володихин

– Нижние чины, бывшие студенты.

С. Волков

– Да, то есть они были, собственно, и все эти Крыленки, Щорсы, Лазо, они же были сначала большевиками, а потом уже офицерами, да. И таких достаточно много было. Ну а, в общем-то, соображения там могли быть разные. Начнем с того, что добровольно, вообще говоря, вот в одной диссертации, еще в 60-х годах, человек, который этим занимался, 760 прямо человек насчитал, которые реально добровольно поступили до лета 18-го года. Понимаете, в чем дело, добровольно...

Д. Володихин

– То есть это 760 или 760 тысяч?

С. Волков

– Человек, где-то 760 человек реально, добровольно поступили, значит, до мобилизации в красную армию, вот так примерно, меньше тысячи человек, скажем так.

Д. Володихин

– Так микроскопическая цифра.

С. Волков

– Да, это микроскопическая цифра, безусловно. А соображения, понимаете, и заодно они поступали, они, начиная с лета 18-го года производятся везде переписи, регистрации всех бывших офицеров, значит, с расстрелом за неявку и начинается мобилизация. То есть их брали на учет первончально, главным образом, чтобы их учесть и взять на учет. Всех, кстати, вплоть до 60-летних прапорщиков запаса. И затем их стали, там была в большевистской самой партии одно время борьба по поводу того, надо привлекать или не надо, и в каких масштабах. Но, в конце концов, решили, что надо. И вот их просто мобилизовывали. Причем со временам было установлено, что поскольку, естественно, многие перебегали, что на командные надо назначать только тех, чьи семьи находятся на советской территории. Но люди, понимаете, в принципе, человек, ну кадровый офицер, который привык там, воспитан в идее защиты, так сказать, Отечества, ну в принципе, он, конечно, невозможно такое представить, чтобы он вдруг осознал правоту коммунистической идеи, понимаете. Правоту всемирной, значит, революции и упразднения российской государственности как таковой. Такого просто не могло быть. Но существовали, значит, целый ряд представлений, которые, значит, вот могли играть роль в мотивах, значит, службы большевикам.

Д. Володихин

– Ну, помимо прямых принудительных мер.

С. Волков

– Ну помимо, да, помимо принудительных мер. Дело в том, что, значит, русский офицер кадровый, он в отношении политических каких-то знаний был очень невежествен, потому что его держали всегда вне политики. Офицер не мог принимать участие в деятельности каких бы то ни было общественных организаций, даже и монархических. То есть его держали вне политики. И поэтому люди совершенно не представляли, чем большевики отличаются ну от тех же эсеров и прочее. И такое, понимаете, и никто не знал, конечно, их программных установок. И никому, просто нормальному человеку и в голову не могло прийти, что вообще могут быть такие люди, которым Россия вообще не нужна, а нужен вот какой-то всемирный пожар, всемирная революция. То есть такого в голове вообще-то не укладывалось, а у офицера тем более.

Д. Володихин

– Шли, не совсем понимая, куда идут.

С. Волков

– Еще существовало представление, довольно распространенное, что большевики это одни из очередных вот этих вот экстремистских групп, которые ну не могут же такие люди существовать, куда-то ни денутся, а армия останется, а мы вот в ней, так сказать...

Д. Володихин

– Ну не получилось.

С. Волков

– Да, и это соображение такое тоже очень распространенное. Ну кроме того, значит, таким ну как бы тоже способом привлечения офицеров была служба в так называемых отрядах завесы. Дело в том, что после Брестского мира существовали, значит, вдоль линии разграничения с немцами, значит, такие отряды так называемых завесы, куда охотно офицеры шли, потому что это позволяло им считать, что они ну продолжают как бы вот прежнюю службу в борьбе с немцами.

Д. Володихин

– Ну это то есть разновидность традиционной защиты Отечества.

С. Волков

– Ну да, да. Кроме того, значит, при начавшемся территориальном распаде, да, были, значит, люди, которые, большевики они представляли собой какую-то центральную власть, и вот, значит, эти люди тоже как бы стремились, были случаи, когда люди со своими частями пробивались там через Украину, там, допустим, в центр, чтобы значит вот служить какой-то власти, которая значит вот была центральная власть, которая еще, значит, оставалась.

Д. Володихин

– Ну потому что, в принципе, и надо как-то жить, получать жалованье, и это не такая простая штука в условиях, когда все находится в состоянии разорения и распада.

С. Волков

– Ну это само собой, да. Естественно, пенсии все были отменены все офицерские. Ии семейные люди оказались совершенно в безнадежном положении. И очень многие служили в различных советских военных учреждениях, военкоматах в том числе, и прочем. В том числе и многие видные в дальнейшем деятели Белого движения тоже там служили. Это не значит, что они, понимаете, испытывали сочувствие, просто надо было как-то выживать и делать. Ну короче говоря, вот значит с лета 18-го года начались мобилизации. И вот всего было мобилизовано порядка чуть меньше 50 тысяч человек, ну считай там, с какими-то поступлениями вне, на местах там, ну 50, я говорю, это максимальная цифра, на самом деле. То есть где-то порядка 20 процентов. Большевикам досталось порядка 20 процентов всего офицерского корпуса. Если смотреть по старшим офицерам, по штаб-офицерам, то есть подполковникам, полковникам и генералитету, то еще меньше. Ну вот, значит, когда тенденция определенным образом сменилось, стала популярно среди советофилов мнение, что значит, если так много офицеров служило, не такая плохая была, значит, коммунистическая власть. Значит, стали приводить цифры, что вот, смотрите там, около 800 генералов, там 1800 полковников и подполковников, так или иначе, значит, в разное время сотрудничали с большевиками. Но надо иметь в виду, что генералов к тому времени было 3 с половиной тысячи, а штаб офицеров порядка 15 тысяч. То есть это еще проценты еще меньше.

Д. Володихин

– Да, можно легко высчитать процент.

С. Волков

– Ну вот процент порядка, менее 20 процентов, на самом деле, всего офицерского корпуса. По старшим офицерам и генералам еще меньше. Но надо иметь в виду, что ведь очень много старших офицеров, офицеров Генштаба, артиллеристов, инженеров служило в управлениях в Москве и в Петрограде, которые...

Д. Володихин

– То есть не воевало.

С. Волков

– Которые большевикам достались полностью, они их зачисляли, значит, скопом в РККА, ну часть была расстреляна, часть сбежала, но довольно много вот таким вот образом просто попала.

Д. Володихин

– Ну что же, время нашей передачи подходит к концу. И мне печально, мне горько говорить о том, как обошлась наша земля с русским офицерством, через какие страшные годы оно прошло. Ведь, наверное, офицер с 1917 года по начало 1920-х годов обладал самой опасной на территории России профессией, и его могли убить просто в силу того, что он когда-то прошел военное обучение и годен был для строевой службы в качестве офицера. Он ничего сам по себе мог и не сделать ни против красных, ни за красных. Он мог просто попасть под молот расправ, которые имели социальный створ: офицер – пожалуй к стенке. Не хочешь к стенке, иди, служи, стреляй в тех, кто является твоими братьями по оружию. Вот хотелось бы, чтобы, не дай Бог, у нас в России никогда не повторилось бы ничего подобного. Российская империя располагала хорошо обученным многочисленным боеспособным офицерским корпусом. Этот офицерский корпус очень сильно похудел за счет тех трагедий, которые разразились в эпоху двух политических переворотов 17-го года и гражданской войны. Что ж, нам остается опустить занавес печали над этой горькой страницей русской истории. И я напоминаю, что в студии был доктор исторических наук, замечательный специалист по истории русской армии, Сергей Владимирович Волков. Благодарю вас за внимание, до свидания.

С. Волков

– До свидания.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Роман «Авиатор» — исторический контекст». Анастасия Чернова
• «Святитель Иоанн Шанхайский». Глеб Елисеев
• «Вице-адмирал М.П. Саблин». Александр Музафаров