Проект «Краски России» реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

— Посмотри, Андрей, какой портрет интересный. Молодая женщина в голубом сарафане и шитой жемчугом короне-кокошнике. Рядом девочка, похожая на ангела с итальянских полотен эпохи Возрождения. Я как будто раньше не видел эту картину в истринском музее Новый Иерусалим. Она недавно здесь?
— Нет, Саша. Портрет княгини Марии Барятинской с дочерью Ольгой хранится в Новом Иерусалиме с середины двадцатого века. Полотно, написанное в 1817 году французским художником Робером Лефевром, украшало семейную галерею княжеской усадьбы в Курской области. А после революции 1917 года стало музейным экспонатом.
— Наверное, я сейчас на эту картину внимание обратил, потому что недавно перелистывал художественный альбом с шедеврами Ренессанса пятнадцатого века. А задний план портрета Барятинской — явная отсылка к произведениям современников Рафаэля! Тяжёлая драпировка с кистями, мраморная колонна, за ней — пейзаж.
— Да, действительно, в начале девятнадцатого века в портретной живописи был в моде стиль ампир. Для него характерны детали, на которые ты обратил внимание. А также приметы Древней Греции — постамент с львиными лапами, на который опирается героиня картины, массивная ваза с фруктами. Да и сама фигура Марии Федоровны напоминает античную статую.
— Но почему при этом и княгиня, и её дочь изображены в русских сарафанах?
— А это тоже актуальная деталь. В 1817 году в памяти европейцев еще свежа была победа русской армии над Наполеоном. И сарафан во многих странах стал разновидностью придворного парадного костюма. Робер Лефевр не мог это не отметить, он всегда внимательно относился к историческим подробностям.
— Художник был востребован?
— О, весьма и весьма, и именно как портретист! К Лефевру обращалась вся европейская знать, и русские аристократы тоже.
— Наверное, его услуги дорого стоили?
— Да уж, полагаю, немало! Но князь Иван Барятинский стремился, чтобы у супруги было всё лучшее. Он очень её любил.
— Барятинские жили счастливо?
— Безусловно! Мария Фёдоровна говорила, что замужество было самым светлым временем в её жизни. Супруги много путешествовали. Своё имение князь обустроил по европейскому образцу, как хотела жена, и назвал в её честь — Марьино. Кроме того, Иван Иванович был человеком внимательным, заботливым, добродушным. К сожалению, он рано умер.
— И княгиня больше не вышла замуж?
— Нет, хотя ей не раз делали предложения. Смыслом жизни Марии Барятинской стало воспитание детей. Кроме Ольги, которую мы видим на портрете, у княгини было ещё шестеро. А после того, как от лихорадки скоропостижно умерла одна из дочерей, Мария Фёдоровна посвятила себя благотворительности.
— А кому она помогала?
— Много кому. Княгиня Барятинская учредила в Санкт-Петербурге приют для вдов, оставшихся без попечения. Открыла в городе общину сестёр милосердия, интернат для детей из малоимущих семей, школу рукоделия для бедных девочек.
— Сколько интересных фактов! Зная их, иными глазами смотришь на портрет молодой женщины в сарафане и кокошнике.
— Да. Картина французского художника Робера Лефевра подспудно хранит память о православных традициях милосердия, которые приумножила княгиня Мария Барятинская.
Портрет княгини Марии Барятинской с дочерью Ольгой кисти художника Робера Лефевра можно увидеть в Истре, в государственном историко-художественном музее Новый Иерусалим
Все выпуски программы: Краски России
Псалом 100. Богослужебные чтения

Тот, кто оставался в храме до самого окончания вечернего богослужения, сразу же узнает слова из 100-го псалма — который включён в последование 1-го часа — который читается в конце службы. Давайте послушаем — и затем поразмышляем над его смыслами.
Псалом 100.
1 Милость и суд буду петь; Тебе, Господи, буду петь.
2 Буду размышлять о пути непорочном: «когда ты придёшь ко мне?» Буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего.
3 Не положу пред очами моими вещи непотребной; дело преступное я ненавижу: не прилепится оно ко мне.
4 Сердце развращённое будет удалено от меня; злого я не буду знать.
5 Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню; гордого очами и надменного сердцем не потерплю.
6 Глаза мои на верных земли, чтобы они пребывали при мне; кто ходит путем непорочности, тот будет служить мне.
7 Не будет жить в доме моём поступающий коварно; говорящий ложь не останется пред глазами моими.
8 С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, дабы искоренить из града Господня всех делающих беззаконие.
Перед нами — не просто «хвалебный псалом», но скорее... манифест правителя, царя. Обратим внимание на его основные положения.
Первое — Давид заявляет о своей решимости воспевать Бога одновременно и за милость (חֶסֶד, хесед) и за суд (מִשְׁפָּט, мишпáт). Эти два аспекта божественного правления — милосердие и справедливость — служат основанием благочестия и государственного управления.
Второе — он декларирует приоритет «духовного» над «материальным»: его заботит прежде всего вопрос, когда же Бог его посетит Своей Милостью — а только уже потом вопросы финансового, политического и любого иного благополучия.
Третье — он обещает Богу быть праведным и благочестивым не только «на публике», но и дома, в кругу семьи — тем самым не допуская никакого лицемерия и «двойственности» в поведении: «Буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего».
Четвёртое — каким бы соблазнительным, манящим ни было переступание закона, то есть «беззаконие» — Давид обещает Богу даже не пытаться посмотреть в эту сторону.
Пятое — «Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню; гордого очами и надменного сердцем не потерплю». Другими словами, Давид отказывается обращаться к «шептунам», «наушникам», «сплетникам» и любым другим «грязным» источникам информации — к которым чаще всего и прибегают государственные деятели.
Шестое — для него, как царя, в приоритете не те, кто говорят «ласковые» и «льстивые» слова, приятные для слуха, а — «верные», те, которые «не лживы» по сути своей — и именно поэтому способны говорить прямо и правдиво, даже если для царя это и неприятно слышать.
И подытоживается этот манифест главной целью, к которой и устремлён Давид: превратить Иерусалим в «град Господень», святое место, где не было бы типичных для любых царских мест пороков и страстей.
Не знаю, как вам — но по мне — очень вдохновляющая декларация намерений, более чем актуальная и для современных руководителей, и вообще для всех нас, не правда ли?..
Псалом 100. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 100. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 100. На струнах Псалтири
1 Милость и суд буду петь; Тебе, Господи, буду петь.
2 Буду размышлять о пути непорочном: "когда ты придешь ко мне?" Буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего.
3 Не положу пред очами моими вещи непотребной; дело преступное я ненавижу: не прилепится оно ко мне.
4 Сердце развращенное будет удалено от меня; злого я не буду знать.
5 Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню; гордого очами и надменного сердцем не потерплю.
6 Глаза мои на верных земли, чтобы они пребывали при мне; кто ходит путем непорочности, тот будет служить мне.
7 Не будет жить в доме моем поступающий коварно; говорящий ложь не останется пред глазами моими.
8 С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, дабы искоренить из града Господня всех делающих беззаконие.
«Первая седина»

Фото: Tom Van Dyck / Pexels
Сегодня утром я умылся и, как обычно, бросил быстрый взгляд в зеркало. И впервые заметил у себя седину. Надо же, а ведь мне ещё и сорока нет! А спустя какой-то час я шёл на работу и обратил внимание на первые жёлтые пряди в зелёных кронах берёз. Что ж! — подумал я, — это нормально, это течёт наше земное время. Желтеют к осени деревья, а у меня появилась седина... Но нет в том никакой печали, ведь всё в Божьем мире устроено премудро. Снова зазеленеют будущей весной берёзки, а человек, пройдя свой земной путь, воскреснет для жизни вечной. Ведь именно к этому мы и готовимся, именно для жизни со Христом в вечности стараемся мы жить по заповедям Божьим...
А есть ли у меня седина или нет — не имеет никакого значения...
Я шёл, размышляя таким образом, и на душе было спокойно и светло.
Текст Натальи Разувакиной читает Илья Крутояров.
Все выпуски программы Утро в прозе