«Путь к священству». о. Тимофей Чайкин

У нас в студии был настоятель московского храма святителя Николая в Заяицком священник Тимофей Чайкин.

Мы говорили с ним о его пути к священническому служению, об учебе в семинарии и об общении со знаменитым регентом архимандритом Матфеем (Мормылём).

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

---

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— И я, Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Тимофей Чайкин, настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Заяицком в Москве. Добрый вечер.

Священник Тимофей Чайкин:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— Отец Тимофей, вам и нашим слушателям напомню, что в этих программах мы говорим со священником о пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий, жизненных выборов, поиска привела к тому, что человек, мужчина захотел стать священником и стал им. Нам представляется, что в любой биографии, будь это человек из неверующей семьи или из верующей семьи, даже из священнической семьи, это все равно какой-то путь, это некий выбор, в каком-то смысле жертва альтернативными профессиями и другими жизненными стратегиями. На этом пути, на пути к священству, может быть, самому высокому для мужчины, доступному под луной служению, человек отвечает для себя на вопросы о жизни, о Боге, о церкви. Нам кажется, что эти вопросы, этот поиск могут оказаться в каком-то смысле созвучными с теми вопросами, которые есть у наших радиослушателей на те же темы — о вере, о человеке, о церкви, о Боге. Поэтому в этом контексте с вами сегодня хотелось бы поговорить. И первый вопрос задаст Кира.

Кира Лаврентьева:

— Отец Тимофей, да, Костя совершенно, как ему и свойственно, неожиданно перевел вопрос мне. Но я этому очень рада, он у меня готов, я во всеоружии и я его торжественно задаю. Смотрите, какая история. Когда к нам приходят священники, которые уже многое прошли, прошли безбожное время, возможно, родились в советской семье, не возможно, а точно. Скорей всего их родители были неверующие, они как-то воцерковлялись постепенно либо вместе с родителями, либо одни. Это было какое-то определенное диссидентство, это был определенный конфликт с родителями, когда они пошли в семинарию. То есть, есть такой определенный путь отстаивания своих взглядов, что называется, куплено дорогой ценой. Сейчас, слава Богу, гонение на Церковь закончено, и мы то самое поколение, которое, слава Богу, пока не преследовалось за веру. Мы более или менее спокойно возрастали в лоне Церкви, несмотря на то, что в 90-е всякое бывало, тем не менее, целая волна прихожан, людей, ищущих истины, пришли в храм в 90-х, как мы знаем. Церковь в последние 30 лет, слава Богу, развивается спокойно и без слишком сильных потрясений. Мы очень надеемся, что так это и останется. И очень интересно в этом смысле разговаривать со священнослужителями, которые уже из нашего поколения, которые уже совершенно спокойно возрастали в ограде Святой Церкви, которые спокойно возрастали в вере, шли к вере, и у них не было, может быть, каких-то травм, связанных с этим. С одной стороны, это хорошо. С другой стороны, наверное, нет какого-то опыта очень ценного. Но каждому свое, каждому человеку свое время. В этом смысле хочется у вас спросить, сразу ли вы понимали, что хотите стать священнослужителем. Видно, что вы и в семинарии учились, и в Шолоховском на теологии, и в Московской духовной академии, вы уже пытались и в науку церковную уходить, и ушли в нее. За очень короткий срок вы освоили очень много всего, связанного с учениями Святой Церкви. И в этом смысле, конечно, хочется понять, как это все развивалось в вашей душе, немножко приоткрыть, насколько это возможно. Простите за длинный вопрос.

Священник Тимофей Чайкин:

— Ответ тоже может быть длинным?

Кира Лаврентьева:

— Да, можно еще длинней.

Священник Тимофей Чайкин:

— Хорошо. Я тоже часто задумываюсь, особенно в последнее время и некоторое время назад, обязательно, о своем пути, о своем становлении как священнослужителя, как человека Церкви, которым, очень надеюсь, я являюсь. И хотелось бы всю жизнь таковым быть. Но очень важную роль в избрании моего пути сыграло то, что я родился в семье священнослужителя. У моего папы родные два брата, мой крестный, его старший брат, отец Анатолий Чайкин, который служит в Смоленской епархии. Средний брат — папа у меня младший брат из трех братьев — отец Олег Чайкин, к сожалению, почил в 2012 году. И мой папа, третий брат, протоиерей Константин, который сейчас служит в городе Ржеве, в Тверской митрополии, в Ржевской епархии, потому что епархия была раньше Тверская, когда я еще из нее поступал в Московскую духовную семинарию. Но затем, мы знаем, что было разделение на епархии и были созданы митрополии. Так вот я родился в семье священника, у которого и родные братья, как я уже сказал, и двоюродных множество братьев были тоже священнослужителями, таковыми и являются. В этой связи у меня много двоюродных и троюродных братьев, многие из которых тоже священники. Где-то, наверное, порядка двадцати священнослужителей наших двоюродных, троюродных. Наверное, с молоком матери прививалась вера в Господа Бога, нахождение в церкви. Конечно, я понимаю, что самое детство — это была простая вера, наивная абсолютно вера, которая не требовала никаких доказательств, и никакие вопросы толком не возникали. Бывали, конечно, вопросы такие, не знаю, может быть, об этом стоит рассказать на радио. Когда мы совсем маленькие еще приходили на клирос, где пела моя мама, помогая папе в церкви, я сейчас, конечно, вспоминаю с улыбкой, когда, к примеру, хор поет: «Обновится яко орля юность твоя». Как орля, то есть, как орлиная юность твоя, в одном из псалмов. А я приходил домой и говорил: пап, мам, а что такое орляюность.?

Кира Лаврентьева:

— Слышишь по-другому.

Священник Тимофей Чайкин:

— Мне казалось, что орляюность — это такое существительное. Они говорили, как понять, про что ты спрашиваешь. Или, к примеру, на «Господи воззвах», когда стихиры «Господи, Господи, кто постоит». То есть вопрос, кто постоит, а мне казалось, что ктопа — это существительное, прости Господи. Я думаю, Господи, Господи, ктопа — это какая-то дорога ктопа стоит.

Константин Мацан:

— Красиво.

Священник Тимофей Чайкин:

— Много таких случаев. Это такая детская вера была. Я все время находился в Божием храме. У меня есть родной брат и три сестры, нас пятеро в семье. Да, сижу и считаю, думаю, не ошибся я, сказав, что три сестры? Да, три сестры. Старшая сестра тоже замужем за священнослужителем, он в Подмосковье служит. Средняя сестра тоже муж диакон, он в Калининграде служит. Младшая сестра тоже за священником, он в Белгородской епархии служит. А брат у меня не стал священнослужителем, но, тем не менее, он иконописец, закончил лаврскую иконописную, иконы пишет, в Гефсиманском скиту поет. В общем, как-то все оказались, слава Богу, внутри церковной ограды, я бы так сказал. Почему так происходило? С одной стороны, как вы правильно сказали, 90-е годы, когда непросто достаточно было всем жить, и семьям священников. Тем более что отец со своим братом, отцом Олегом, сначала служили в Твери, я родился в Твери. А затем в самом-самом начале 90-х годов их отправили в город Ржев для того, чтобы открыть первый тогда, насколько я знаю, в епархии восстанавливающийся собор Вознесения Господня, в котором сейчас мой папа настоятелем является. Это был 86-й год, уехал отец Олег, а затем, спустя некоторое время к нему послали из Твери моего отца, отца Константина. С того времени они стали служить в Ржеве. Было восстановлено несколько храмов. Отец потом стал настоятелем в 93-м году Оковецкого храма, который сейчас является кафедральным собором города Ржева. Я прекрасно, как мы приходили в первые дни, когда этот храм передали. Там находился то ли музей, то ли еще что-то, были выбиты окна, полуразрушен купол, какие-то искусственные игрушки, зайчики валялись, которые там сохранились от этого музея. Действительно, разруха была просто капитальная. Несмотря на это, родители решились создать такую большую семью, многодетную семью. Мы были все время тоже в храме, помогали с братом папе в алтаре, а затем какая-то община потихонечку выстраивалась. Я помню этих первых людей, которые приходили, даже которых потом рукополагали в священный сан. Кто-то достойно прошел этот искус священства, были, к сожалению, некоторые такие случаи, когда кто-то оставлял это служение. И до сих пор я знаю этих людей, что они пока находятся в некотором заблуждении. Но время шло вперед, находились добрые люди. В 90-е годы, с одной стороны, годы, мы знаем, лихие 90-е их называют. С другой стороны, как вы в своем вопросе отметили, народ валом шел в храм. Я помню, как папа вспоминал, что по 30-40 человек они с отцом Олегом крестили за раз, бывало. В моей практике, конечно, такого уже никогда не бывало, хотя служу в Москве с самого начала своего служения, даже в спальном районе, я помню, у нас всегда по субботам были общие крестины 5-6 человек, а чтобы по 30 — такого никогда не бывало. Сердце человека, в то время, видимо, откликалось, когда действительно стало это возможным, когда это не преследовалось. Понятно, многие до сих пор насмехаются, но тогда прекрасно понимали, что после 1000-летия Крещения Руси такая возможность, отдушина была дана не только самой Церкви, но и тем людям, которые были верующими, но по разным причинам как-то скрывали свою веру. Это нахождение в храме. Потом, когда я уже стал подрастать, мы занимались музыкой, потому что и папа и мама были музыкальными людьми, с сестрой и потом все наши младшие братья и сестры тоже имели музыкальное образование, и, конечно, мне всегда было небезразлично церковное пение. Я очень люблю церковное пение, папа у меня пел в хоре у отца Матфея (Мармыля) в лавре. Когда были, я вспоминаю, пластинки, затем были кассеты магнитофонов, у нас была огромная коллекция у отца различных церковных песнопений, которые очень часто мы слушали. Такая невероятная любовь к церковному пению во мне с самого раннего детства, наверное, так смогла привиться, поэтому у меня была такая идея-фикс, как сейчас говорят, попасть в хор к отцу Матфею в лавре. Даже когда я поступал в семинарию, может быть, это неправильно с какой-то точки зрения, потому что человек, поступающий в семинарию, в первую очередь должен думать о жертвенном служении. Но в том числе, вместе с этими мыслями, была, так скажем, навязчивая мысль о том, чтобы попасть в хор к отцу Матфею.

Константин Мацан:

— Священник Тимофей Чайкин, настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Заяицком в Москве, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Та-ак.

Кира Лаврентьева:

— Про отца Матфея очень интересно.

Константин Мацан:

— Да, про отца Матфея, это легендарный регент...

Кира Лаврентьева:

— Хора Троице-Сергиевой лавры.

Священник Тимофей Чайкин:

— И к счастью, так и случилось, когда я поступил на первый курс Московской духовной семинарии, это был 2005-й год. До этого, конечно, мы часто на преподобного Сергия ездили в лавру, или на осеннего или на летнего, всегда была возможность увидеть, как поет хор отца Матфея, постоять рядом с этим хором. Как-то папа меня знакомил с отцом Матфеем, есть даже фотографии, когда я стою с отцом Матфеем. Я еще такой...

Кира Лаврентьева:

— Юный.

Священник Тимофей Чайкин:

— Мальчишка лет 12-ти. Отец Матфей еще такой бодрый, сильный, высокий, мощный. В 2005-м году было прослушивание, отец Матфей прослушивал ребят, которые поступили, а потом оглашались списки. И вот когда я пришел на прослушивание, он меня попросил, знаете, пели трезвучия разные. Пели трезвучие, он говорит, пой не до, ля, фа, условно, а он мне говорит, пой Кон-стан-тин. То есть как бы по имени моего отца. Он имел феноменальную память, мне рассказывал про отца, рассказывал про моих дядек, про моих двоюродных дядек, кто как пел, кто в чем ходил, какую имел прическу. Это действительно удивительный человек, через которого прошли тысячи, наверное, людей, через его руки, через его воспитание. Таким образом, когда «Кон-стан-тин», объявили, что я попал в хор к отцу Матфею. Для меня это была великая радость, потому что помимо всего прочего, одно дело в хоре петь, хор отца Матфея всегда пел только в Троице-Сергиевой лавре, не в академии, а в лавре. Поэтому у нас была возможность присутствовать на всех службах, когда наместник возглавлял, когда святейший приезжал, это и всенощные бдения, и литургии. Конечно же, были и выезды и с концертами, и последний заграничный выезд отца Матфея, который состоялся как раз в 2005-м году в Латвию на освящение собора Рождества Христова в городе Риге. Отец Матфей, так получилось, что взял одного меня с первого курса. Для меня это, конечно, было тоже невероятно, но и заграницей я первый раз в жизни был тогда. Хотя это Прибалтика, но, тем не менее, это было очень здорово. Три года я пропел у отца Матфея до своей хиротонии. Если интересно дальше, могу много чего интересного рассказать, как он у нас с ним происходили отношения, кода я женился, когда я рукоположился. Отец Матфей очень харизматичный человек был.

Константин Мацан:

— Расскажите, это очень интересно.

Кира Лаврентьева:

— Правда, интересно, да.

Константин Мацан:

— Это легендарная личность, отец Матфей, в церковной истории 20-го века. Даже не все церковные люди, даже, может быть, не все лаврские студенты семинарии имели с ним близкое общение, а вы имели. Поэтому, каким он был?

Священник Тимофей Чайкин:

— Тогда было много историй, очень много историй было, конечно, светлых воспоминаний. Я всегда молюсь за отца Матфея, как, наверное, за одного из своих очень близких людей. Его не случайно называли «батя», потому что он был, с одной стороны, человеком очень строгим, а, с другой стороны, строгий и веселый. Он был очень веселым человеком, очень эрудированным человеком, очень верующим, преданным Церкви. Неоднократно я видел, как он, управляя те или иные песнопения, особенно периода Великого поста, погребения или Святой Пасхи, Рождества Христова, как он сидел и при своем величии и грозности, когда его весь хор из пятидесяти человек боялся и трепетал, он мог плакать открыто, не стесняясь этих слез умиления, слез покаяния.

Константин Мацан:

— Ничего себе.

Священник Тимофей Чайкин:

— Да. Очень любил пошутить. Он у нас преподавал еще и литургику, потом преподавал у нас Новый Завет. Буквально каждый урок можно вспоминать, как он шутил со студентами, как он немножко подкалывал, особенно тех, кто некоторую гордыньку проявлял: что себе позволяет отец Матфей? Мы все разные. Для кого-то отец Матфей — прямо молиться можно, а для кого-то, кто особенно петь не умел — что он себе позволяет?

Константин Мацан:

— А когда вы женились и диаконом стали, как он отреагировал?

Священник Тимофей Чайкин:

— Я расскажу сейчас еще один случай, он у меня в голове хорошо засел. До женитьбы и до диаконства. Для того, чтобы певчие могли утолить свою жажду, приносили ведро эмалированное воды студеной из святого источника, и был такой общий ковш металлический. Отец Матфей говорит: Тимоша, подай мне водички. Я зачерпнул, подал ему. Было такой период богослужения, когда правый хор может посидеть на лавочке, он сидит, пьет, поднимает, мне говорит: из Волги черпаю. Он знал, что я из Ржева, а Ржев на Волге находится, водички из Волги, пьет и говорит: за тебя. Пьет. Я говорю: отец Матфей, спаси Господи. И говорит мне: на, ты испей. Я говорю: отец Матфей, за вас. Он говорит: нет, воду пьют только за дураков. То есть, это один из таких смешных случаев, курьезных. Он по-доброму, конечно, шутил. А потом, когда я познакомился со своей супругой будущей, как раз хотел на новогодние праздники, потому что там небольшие каникулы были перед Рождеством, съездить, чтобы познакомиться с ее семьей. Он как-то уж больно сильно расстроился, что я женюсь, что потом, возможно, рукоположусь, уйду из хора. Потому что у нас такие достаточно близкие отношения были, мне целый год посчастливилось его сопровождать до кельи после уроков. Я не был, конечно, келейником, ребята были кто и поближе, но все равно такой период был. Он немножко запереживал. Я говорю: отец Матфей, надо мне съездить.

Константин Мацан:

— А он рассчитывал, что вы станете монахом, останетесь в лавре и будете петь дальше?

Священник Тимофей Чайкин:

— Я не знаю, на что он рассчитывал, но как-то, скажем, с ревностью он отнесся ко всему этому процессу. Так как я нес послушание у него в хоре, то куда-то поехать на каникулы, поехать на выходные, ты должен был подписать у него свое прошение, завизировать, затем его уже рассматривал проректор. Вот я написал прошение, говорю: нужно съездить, пока Новый год, тем более у меня там первого числа день ангела попадает. Думаю, как раз на праздник съездим к будущей супруге, познакомимся с ее семьей. А мы всегда пели новогодний молебен, и после новогоднего молебна поется: «Тебе, Бога хвалим», это знаменитое произведение. Он говорит: как, ты уедешь, а кто петь будет? Нет, я тебя не отпускаю и все, ни в какую. Я тоже на него так что-то обиделся. Думаю: от любви до ненависти... А потом он преподавал у нас как-то урок литургики, закончился урок, он говорит: Чайкин, выйди за мной. Я вышел за ним в коридор. Он: где там твое прошение? В общем, подписал, слава Богу, все было хорошо. А потом я в 2008-м году рукоположился во диакона, на третьем курсе семинарии. И так получилось, что я первый на курсе рукоположился во диакона. После хиротонии, которая состоялась в храме Покрова Пресвятой Богородицы Московской духовной академии, это было в Торжество Православия 16 марта. А вечером первая Пассия, наверное, была, и я пришел на хор к отцу Матфею. И он мне говорит: ну вот, вы уже диакон. А у меня были какие-то договоренности о том, что я буду в Донском монастыре служить, меня пригласили. Как-то он все это быстро узнал, были такие люди, которые умели быстро ему сообщить то, что не нужно. К сожалению, бывает так, что вокруг находились такие личности. Он мне говорит: отец Тимофей, мы вас поздравляем. Вы. Я думаю, что происходит вообще. Он говорит: я думаю, зачем вам здесь теперь петь, вы там будете служить, поэтому я считаю, что не нужно. Я, конечно, ужасно огорчился. Была не то, что обида, может и обида, что греха таить, такая горечь, что я спустился с клироса и просто стоял и рыдал под хором. Потом прошло какое-то время, я стал служить. А, он мне еще что сказал: знаю я вас всех Чайкиных, все везде служат. Я говорю: мне надо семью содержать. Он говорит: пусть папа занимается всеми этими вопросами, пой, всех я вас знаю, все хорошо. Я стал служить, с Божией помощью, учиться дальше. И как-то мы с ним особо не пересекались уже, потому что я служил в выходные дни. А потом был праздник преподобного Сергия летний какой-то. Трапезный храм, в три часа всегда служилась малая вечерня перед всенощным бдением. Я думаю: дай, я зайду на хор, потому что все, кто раньше пели, была такая традиция, приезжали священники, даже владыки некоторые и шли на хор к отцу Матфею. Думаю, дай, я зайду, назад подальше спрячусь, чтобы меня не видно было. Все сели, надо заниматься, он заходит и: кто там стоит, в очках, главное? Хотя я в очках не был никогда, может он не увидел. Я думаю, слава Богу, кто там стоит, у меня сердце ёкнуло, думаю, сейчас при всех выгонит на праздник, будет стыдобища такая. Все друг на друга, вроде в очках никого нет. Он такой: нет, нет, вот он. Я один стою, все расступились в разные стороны. А, чайки прилетели, значит, все будет хорошо. И у меня, знаете, тоже...

Кира Лаврентьева:

— Отлегло.

Священник Тимофей Чайкин:

— И отлегло, и до слез. И потом я к нему подошел, и всё, прошла эта череда, он это все, видимо...

Кира Лаврентьева:

— Перемолол внутри себя тоже.

Священник Тимофей Чайкин:

— Да. И после этого, к счастью, я, когда приезжал в лавру, всегда с ним имел общение. И когда он уже болел, и перед смертью мне удавалось посещать его в больнице. И до последних дней практически мы сохранили очень теплую связь. Для меня это один из периодов, наверное, самых счастливых из моей жизни, когда я находился рядом с отцом Матфеем.

Кира Лаврентьева:

— Ой, отец Тимофей, спасибо вам. Мы просто с Костей вместе с вами это пережили. Действительно, такие харизматичные, глубокие очень духовные отцы тоже могут как-то, видимо, привязываться к людям, мы знаем эти примеры, они же тоже люди, в конце-то концов.

Константин Мацан:

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня у нас в программе «Светлый вечер» священник Тимофей Чайкин, настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Заяицком в Москве. Не переключайтесь.

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаем, что у нас в гостях священник Тимофей Чайкин, настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Заяицком. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Тимофей, вы в первой части нашей программы много говорили о своих отношениях с отцом Матфеем (Мармылем), известным регентом хора Троице-Сергиевой лавры. Это какая-то колоссальная была для вас школа смирения. Я слушаю и понимаю, что мне понятно и знакомо то, что с вами происходило. Это же тоже нужно уметь молиться и терпеть, пока все эти процессы установки взаимоотношений пройдут свои этапы, это все тоже стоит очень большого терпения. Не лезть на лычку, говоря простонародным языком: давайте проговорим, давайте все разъясним. А дать немножко морю утихомириться, волне сойти. И это, конечно, школа определенная. Вот что хотела вас спросить. После рукоположения ваша жизнь как-то изменилась, если смотреть на жизнь внутреннюю? Вы прежний студент, семинарист, и вот вы уже священнослужитель. Есть какие-то перемены разительные?

Священник Тимофей Чайкин:

— Мне кажется, в плане ответственности это два совершенно разных человека, когда ты до хиротонии и когда ты после хиротонии. Не случайно, когда диакона рукополагали раньше, колечко снимали, на престол возлагали в знак того, что человек обручался престолу Божию. Сегодня эта тема переосмысливается, многими оспаривается, и многие священники кольца надевают, и святейшему вопросы эти задавали. Я не то что возражаю/не возражаю, у каждого есть свой выбор, своя традиция. Не значит, что я от семьи отказался, если я кольцо не надел, на мой взгляд, это как-то так. Сегодня многие женатые люди светские кольца на второй день сняли и с ними не ходят, у всех разные свои причины. Но, тем не менее, это ответственность, которую мне хотелось бы, может быть, даже в большей мере осознавать каждый день, являясь священнослужителем. Особенно когда касается своей личной духовной жизни, борьбы со своими страстями, со грехами, которые, к сожалению, сильно обуревают нас в нашем мире. Оправданий можно много находить, но не хотелось бы. Но все равно, как мне кажется, это абсолютно разные люди, потому что когда я стал диаконом, я понимал, что это, в первую очередь, не то что заработок был для моей семьи, безусловно, да, как одна из составляющих. Но это было начало того служения, которое затем продолжилось как служение священнослужителя. Мне повезло тем, что, когда я стал диаконом, как я вам сказал в первой части нашего разговора, я в Донском монастыре служил, когда еще был отец Агафодор наместником. Потом спустя какое-то время по непонятным нам причинам, еще с одним отцом диаконом, мы вместе служили, нам сказали, что нам служить не надо, что, якобы, мы опоздали на службу, а пришли на самом деле за полтора часа. Были свои сложности, потому что люди молодые, мы были приписаны к Покровскому храму, а у тебя семья. У меня ребенок родился в 18-м году первый. Как-то все равно нужно было думать, понимать. Встречались, как вы сказали, такие моменты некоторого испытания и смирения. А на самом деле внутри себя, по-честному могу сказать, осознаю, что мне, несмотря на какие-то такие вещи, которые может быть, в плане некоторого смирения со стороны руководства, которые и до сих пор иногда где-то происходят у нас. Мне то ли с детства это было воспитано. Сегодня много говорят про наше высшее церковное руководство, столько мнений священников, и сколько групп в телеграмме, в соцсетях, но мне никогда в голову не приходило легкомысленно относиться к руководству, даже тогда, когда некоторое смирение. Для меня, что бы ни происходило, есть какая-то вертикаль. Я людям задаю вопрос: если вы критикуете, почему вы здесь находитесь? Вы едите, как говорится, питаетесь от этого стола, от общего церковного. Тогда просто уйди и находись в другом месте. Я не хочу сказать, что я такой хороший человек, но, слава Богу, все равно у меня есть понимание в плане церковности таких моментов. Действительно, мы призваны не просто как солдаты в армии, а, осознавая свою ответственность перед священноначалием, перед Церковью, стараться выполнять те послушания, которые на нас возложены. А если бы не было каких-то испытаний, тогда вообще сложно было бы жить и находиться на этом жизненном пути.

Константин Мацан:

— Вы в начале программы говорили о том, что у вас перед глазами есть несколько примеров людей, которые оставили священническое служение по каким-то причинам. Тема очень болезненная, но я, раз уж вы об этом упомянули, хочу вас спросить вот о чем и вот в какой связи. У меня перед глазами есть тоже несколько примеров людей, которые были рукоположены, иногда в те самые 90-е, когда рукополагали всех подряд. И молодые люди, иногда еще не испытанные жизнью, становились священниками и потом понимали, что выбрали не тот путь. И уходили, оставляли сан. Честно говоря, из этих примеров только один, когда священник, рукоположенный в целибате, то есть не женатым, встретил женщину, которую по-настоящему полюбил, вышел из сана, они поженились, они всю жизнь вместе, счастливая семья. Я не знаю, что там в душе, но внешне человек нашел в себе силы жить после этого по-христиански и быть просто мирянином в церкви. Но большинство примеров, когда человек оставляет сан, то все-таки судьба очень тяжелая.

Кира Лаврентьева:

— Трагические такие.

Константин Мацан:

— Человек как будто потом всю жизнь, так или иначе, преодолевает какую-то кризисную ситуацию в себе. Почему это так, раз мы говорим сегодня о пути к священству? Что такого случается в момент рукоположения, что потом, оставляя священный сан, даже если ты рационально понимаешь, что это был не твой путь, но всё, ты уже священник, предполагать, что это уже не отменимо? Почему еще этот вопрос задаю? Потому что думаю, что для слушателей, которые, может быть, не погружены глубоко в церковную жизнь, может показаться, вполне оправдано, что это просто профессия. Не твоя профессия, не надо ей заниматься. Что тут такого, если ты понял, что это не твой путь, ты можешь честно, благородно и ответственно этим не заниматься? Или все-таки нет? Что вы об этом думаете?

Священник Тимофей Чайкин:

— Я сейчас размышляю над судьбами тех людей, которые мне были известны, которых я имел в виду в начале разговора. Там, конечно, было не связано ни с какими вопросами измены, у них были семьи. Но как мне кажется, человек немножко не рассчитал свои силы духовные. Почему так происходит? Я вспоминаю многих людей, которые приходили в приход к моему отцу, где-то наблюдаю это и на своем приходе сейчас, просто там достаточно большое количество времени я провел. Многие люди, которые начинают воцерковляться, начинают брать не под силу, переоценивают свои силы. И когда человек практически всю свою жизнь прожил как совершенно светский человек, не церковный человек, он, может быть, и верующий, но вне традиции церкви, вне молитвенной традиции, вне богослужебной практики, не причащался, не исповедовался, не участвовал в таинствах. Потом вдруг, когда он приходит в церковь, начинает потихонечку посещать службы, потихоньку молиться, более-менее регулярно причащаться. Но, к примеру, бывает так, что священник рукоположился и себя почувствовал Иоанном Кронштадтским или еще каким-то великим человеком.

Константин Мацан:

— Почти святым.

Священник Тимофей Чайкин:

— Да. К которому уже можно идти за какими-то советами, и он их очень смело начинает давать. Даже не советы, а какие-то благословения, что ты должен поступить так или вот так. Или если ты не поступишь, как я тебе сказал, то ты уже неверующий, и прочие нарицательные использовать вещи. Как в спорте, человек приходит в спортзал и начинает с легкой разминки, с примитивных упражнений. Когда он берет штанги и гантели в руки, это совершенно какой-то маленький вес, который не причинит вреда его мышцам. И со временем, пройдя какой-то этап, при этом соблюдая правила питания, отношение к вредным привычкам, здесь очень много составляющих. В духовной жизни тоже очень важно руководствоваться тем, что ты не просто тот человек, которому дана благодать Духа Святого, которая, как читается в молитвенной хиротонии, «немощных врачует и оскудевающих исполняет». Но для того, чтобы эта благодать не ушла от тебя, ты должен стараться эту благодать сохранить. Так же как я прихожу иногда освятить квартиру или дом, многие люди думают: сейчас батюшка освятит машину или дом, и всё, будет все прекрасно, и никогда дтп не будет, ссор не буде в этом доме. На самом же деле ту благодать, которая совершается при священнодействиях, очень важно сохранять. Так же и священник, которому дается действительно великая благодать, но если она принимается без должного смирения, без рассудительности, а самое главное без духовного руководства, то потом начинаются вот такие вещи, которые называются духовной прелестью, и люди начинают от этого не выдерживать. К примеру, такие случаи были, когда человек начинал ночевать в гробу, к жене относиться чуть ли не с палкой, стучалка, как он ее называл. То есть такие вещи, когда Господь действительно начинает отнимать разум для того, чтобы этот человек не зашел слишком далеко. В конце концов, все приходит к тому, что он оставляет свое служение, к огромному сожалению. Может быть, из-за того, что он не хотел слышать, мало советовался, а самое главное, не со смирением относился. Мне сложно давать оценку, но я думаю так.

Константин Мацан:

— Это такие примеры красноречивые, болезненные, в которых, может быть, и слава Богу, что человек, по крайней мере, перестал...

Кира Лаврентьева:

— Влиять на других людей.

Константин Мацан:

— Перестал другими восприниматься как священник.

Священник Тимофей Чайкин:

— Мы знаем случаи, когда такое не переставало, а потом до трагедии доходило.

Константин Мацан:

— И слава Богу, что такое происходит. Но я все-таки говорил о других случаях, когда человек, как сегодня принято говорить, выгорает, например. Есть тайна личной судьбы каждого человека, и у Бога о каждом Свой Промысл, в том числе о священнике, даже о таком, который по каким-то причинам снимает с себя сан. И я говорю именно о ситуациях, не когда за какое-то нарушение канонов церковный суд решает, что такого человека следует извергнуть из сана. Это решение Церкви, суда, и в ту меру, в которую мы смиряемся и верим Церкви, мы верим и решению этого суда. Я говорю о выборе человека. И повторюсь, что нам важно понимать о благодати священства в этом смысле? Почему уйти из священства — это не просто поменять профессию? Почему это более существенный, если угодно, метафизический выбор? И почему Церковь так настаивает на том, что священство, как и брак, это на всю жизнь, и благодать не отменяема?

Священник Тимофей Чайкин:

— Да, такой вопрос непростой, достаточно сложный. Потому что за суетой порой всего происходящего священник становится и прорабом, и архитектором, и педагогом, и хозяйственником, и всё, что угодно. Сегодня на это многие из нас, и я в том числе, по своему нерадению многое списываем. Что, дескать, устал, занимался этим, пятым, десятым, на радио ходил, еще что-то делал, обсуждал стройку, подавал документы. Но когда к отцу Иоанну Кронштадтскому приходили семинаристы, то, я помню историю, которую владыка Вениамин (Федченков), вроде бы, пишет в своей книге, боюсь ошибиться, когда приходили молодые студенты к отцу Иоанну Кронштадтскому для беседы, он им чай наливал, их спрашивал по очереди: что, вы считаете, самое главное для священника? Кто-то говорил, говорить проповеди, быть примером, быть добрым христианином. Кто-то встал и говорит: я сейчас точно скажу, совершать литургию. Были ответы прекрасные, но отец Иоанн Кронштадтский говорил: нет, это не так, это неправильно. Я не помню, или он сам им ответил или кто-то из ребят сказал, что самое главное молиться за людей. Я думаю, каждому из нас очень важно это почувствовать и через это самое иметь связь с Господом, когда человек приучает себя к молитве. На самом деле, это очень трудно, мы все это знаем, еще святые отцы писали где-то в патериках о том, что проще грядку огородную вскопать, все что угодно делать, но настроить себя на молитву очень и очень сложно. Поэтому, мне кажется, когда есть именно молитва, а что такое молитва? Это действительно конкретная связь с Богом за тех людей, которые стоят за твоей спиной. Это твои прихожане, это твои родные близкие, здоровые и болящие, это наша страна, это наше священноначалие — не перечислить всего, особенно то, что мы поминаем за богослужениями в храме. За весь мир священнослужитель молится. И когда есть искренняя ниточка молитвы, пусть она у каждого разная, как есть нить, и когда есть веретено, можно разную нить воспроизвести, какая-то будет более тонкой, какая-то будет более серьезной. Но самое главное, чтобы эта ниточка, она бывает тоненькая, как леска, но она такая надежная, что не рвется. Когда верность Господу Богу, верность именно в молитве, не просто я верую, я людям стараюсь помогать, делать какие-то добрые дела, народ собирать вокруг себя, объединять, а именно огонек искренней молитвы личной, как священнослужителя. Для себя самого, наверное, я это говорю, потому что не всегда, к сожалению, удается совершать, но опыт святых отцов, которых я сегодня примеры приводил — бесконечное общение с Богом. Не случайно же исихасты себя понуждали к чему самое главное? К непрестанной молитве Иисусовой. Это было их стремление великое, молитва — богообщение. И когда такая ниточка есть, тогда, наверное, намного сложнее потерять благодать Божию, про которую мы сегодня говорим. А когда теряется благодать Божия, когда начинает заменяться на все эти дела, о которых я говорил, вроде бы прекрасное молодежное служение, социалка, все прекрасно, отчеты замечательные, приход развивается, есть финансирование всего этого, но когда теряется связующая молитва с Господом Богом, тогда, наверное, благодать и уходит. Может быть, как вы тоже заметили правильно, может, и хорошо, что кто-то сегодня не служит, потому что когда Духу Святому не находится место, Который предлагает себя, тогда, наверное, действительно лучше, если происходит вот так.

Константин Мацан:

— Священник Тимофей Чайкин, настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Заяицком, сегодня с нами в программе «Светлый вечер».

Кира Лаврентьева:

— Отец Тимофей, очень глубокие вещи вы говорите о молитве и о том, на что, действительно, нужно настраиваться. Это, наверное, не только к священнослужителям относится, это относится к нам всем. Мы очень много говорим, в том числе мы, журналисты, ведущие Радио ВЕРА, кажется, что ты все слышал и все понимаешь. Но внедрять это в собственную жизнь и синхронизироваться со знаниями, которые тебе даются — это самое, наверное, трудное, применять их на практике. В том же самом смысле, что и про любовь рассуждать. Мы все много говорим про любовь, но буквально недавно вела программу с многодетной мамой, которая сказала мне совершенно потрясающую вещь. Она говорит: в семье должна быть такая среда, которая сама формирует ребенка. Это очень сложная тема, очень тонкая. Как вот вы поступаете в Московскую духовную академию, ты там находишься, и тебя это формирует. Это очень тонкий момент, но он очень важный. Так же как в каких-то мощных учебных заведениях, даже если ты там учишься через пень-колоду, ты перенимаешь этот культурный код учебного заведения, если он есть. И это очень важно. Так же ты перенимаешь некую благодать, которая есть у учебного заведения. Она об этом очень здорово рассуждала, и она сказала, что даже в семье глава не муж, а глава Христос, потому что Христос — глава мужу. И если между вами Христос, то в семье будет очень правильная, конструктивная, здоровая обстановка. Я так крепко задумалась. Всё понятно, мы же это знаем, мы же это годами пытаемся как-то воплотить в свою жизнь, мы пытаемся это в своих семьях как-то воплотить. А вот вы сейчас рассуждаете на какие-то очень серьезные темы, поднимаете очень тонкие духовные пласты, и я понимаю, что это же нужно слушателям-мирянам тоже уметь перенять на практике. Молитва должна во что-то выливаться. Ты помолилась, мать или отец, это должно тебя изменить, ты должен прийти к детям и быть немножко другим, чем до молитвы. Твои близкие должны видеть действие этой молитвы, действие благодати Божией в твоей душе. Мы должны уже что-то делать, должны уже делами показывать Христу, что мы хотя бы что-то пытаемся предпринять в своей жизни. Вы говорите о молитве, а я думаю про то, как мне сейчас прийти домой и что мне дать своим детям. Потому что я понимаю, что я просто время от времени немощнейший сосуд во всех отношениях. Ну, правда, и усталость, и какое-то выгорание, и учеба. Вы сказали про эту стройку, я думаю, получается, у вас там какие-то строительные вопросы, вам еще нужно служить литургию, вам еще нужно что-то дать людям. Это ведь разговор со священнослужителем обычный, но все равно с каждым разговариваешь, как с самым главным гостем для тебя в данный момент. И вот я думаю, это же нужно разорваться каким-то образом, это же нужно объединить в себе очень много разных послушаний. Дома вас ждет маленький ребенок, дети, жена, которые ждут от вас тепла, и если вы им не дадите, они тоже начнут засыхать потихонечку. Храм ждет конкретных дел, прихожане ждут литургию и таинств и разговора по душам. Вот эта ресурсная история как восполняется в вашей жизни?

Священник Тимофей Чайкин:

— Я вспоминаю отца Дмитрия приснопамятного Смирнова, всем нам дорогого и любимого.

Кира Лаврентьева:

— Мы часто его вспоминаем.

Священник Тимофей Чайкин:

— Да. На удивление, он был десять лет настоятелем в нашем храме.

Кира Лаврентьева:

— В Заяицком? Ничего себе.

Священник Тимофей Чайкин:

— Его дед был там настоятелем до 38-го или до 35-го года, потом он три года еще в другом храме служил. А родился, напротив нас дом притча, там родился отец Василий Смирнов, который был расстрелян на Бутовском полигоне, священномученик, 1 июля память его совершается. Служил, слава Богу, пришла дочь отца Дмитрия со своими детками. В общем, классно. Вспоминаешь, как отцы в те времена. На ваш вопрос, знаете, как хотел бы ответить? Почему я вспомнил отца Дмитрия? Потому что он говорил, что христианство — это изменение. Можно столько всего декларировать, рассказывать, как я сегодня говорю, а вот изменение себя — это самое главное, что может быть в человеке. И, может быть, у нас не получится измениться по разным критериям, но один, может быть, самый главный критерий, который проявляется в любви к человеку, опять же, я скажу в общем, любовь, потому что у нее много производящих: милосердие, радость и прочее. Про любовь и у апостола Павла читаем, множество аспектов: которая никогда не гордится, не превозносится. Но в чем в современном мире можно проявить милосердие и любовь? Я знаете, в чем думаю, в чем я сам, так скажем, какие-то силы в себе стараюсь черпать, с нашим ритмом, вы все это знаете прекрасно, устаешь, иногда кажется, что тебе не около сорока, а далеко за 70, встаешь утром и думаешь, как тебе сегодня, нормально?

Кира Лаврентьева:

— Глаза открыть.

Священник Тимофей Чайкин:

— Я думаю, что нужно быть человеком добрым стараться, дома добрым быть, на приходе стараться быть добрым. Это не значит, что попустительством заниматься. Ни в коем случае, иначе это просто приведет к трагедии. Или ребенку бесконечно разрешать в телефоне — и в этом доброта. Нет, не в этом доброта. А доброта в том, чтобы уметь по-доброму выслушать человека, не сразу же с какими-то прещениями, великими назиданиями. Приходит к тебе человек на исповедь, измученный этой жизнью, у него проблем масса, всяких проблем, куча всего. Если еще батюшка ему скажет: ты не ходил, ты не постился, ты не молился, почему ты не венчался? Человек светский придет, нужно найти в себе силы милосердия, любви именно Божественной, чтобы это все покрыть. Потом, может быть, спустя какое-то время, он может по-другому поговорить, более конкретно. Так же дома, когда ты приходишь, ребенок из школы пришел, уставший, какие-то у него неприятности, окружают подростки, сегодня время непростое, чтобы человека не булили, разные отношения между людьми. Если дома он тоже хочет иногда раскрыться, наверное, чтобы папа понял, папа может быть строгий, или маме что-то рассказать. А сколько таких случаев, когда дети не могут рассказать, когда папа строгий и если что — кулаком по столу или ремнем по одному месту. Такого тоже хватает. Как-то постараться с добротой, но сразу без агрессии, услышать человека, постараться разобрать. Потом где-то объяснить ему. Таких примеров масса. Я в воскресенье это служил, если меня услышат мои пономари, пусть они меня простят, я у них тогда еще прощения тоже попросил. Иногда, чтобы навести... у нас в храме, слава Богу, все чисто, убрано. Есть ответственные за это люди, есть, которых я конкретно о чем-то прошу и пальцем показываю, так, так сделай. Но когда этого не совершается, иногда... В это воскресенье у меня было так, говорю: ребята, я не святой человек, я начинаю раздражаться, ради Бога сделайте, чтобы я не раздражался во время службы, например. Я к чему это говорю? Если ты не будешь стараться некоторым самообладанием и некоторой добротой это покрыть, то просто тебя во время службы будет всего вразнос, у тебя будут нервы на пределе, тебе физически будет не очень хорошо, и литургия будет послужена во осуждение. И будет ли ребятам это в научение, впрок? Я не знаю. Поэтому все надо делать с рассудительностью. Возвращаясь к вашему вопросу, я думаю, что в наше время такое ужасное, когда понятия меняются, люди ужасно злые, сколько конфликтов всяких, все равно нужно стараться побеждать добром. Потому что добро — это одно из самых первых производных от великой любви, которой Сам Господь и является. Если бы Господь не был добрым, то всем бы нам мало не показалось.

Константин Мацан:

— Я не могу удержаться...

Кира Лаврентьева:

— От фразы.

Константин Мацан:

— ...и не сказать фразу, за которую меня стебут коллеги. Я не знаю до сих пор, почему. А мне она кажется очень точной, потому что фраза такая:

Константин Мацан и Кира Лаврентьева вместе:

— И вот лучших слов для завершения нашей сегодняшней беседы не найти...

Кира Лаврентьева:

— Да, правда.

Константин Мацан:

— ...чем слова про доброту и любовь. Может быть, мне когда-нибудь объяснят, что в ней такого вызывающего неумеренно ироничные реакции, пока я этого не понял. Поэтому спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу.

Священник Тимофей Чайкин:

— Спасибо.

Константин Мацан:

— Священник Тимофей Чайкин, настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Заяицком, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свиданья.

Кира Лаврентьева:

— Всего хорошего.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Благодарность Богу». Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 20.12.2024». Ольга Зайцева, Андрей Тарасов

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов