"Праведный Алексей Мечев". Светлый вечер с Еленой Журавлевой (эф. 28.09.2015)

У нас в гостях была религиовед, катехизатор храма святителя Николая в Клениках Елена Журавлева.
Наша встреча состоялась накануне дня перенесения мощей святого праведного Алексея Мечева. Мы говорили об общине храма святителя Николая в Клениках, где служил праведный Алексей Мечев, и где сейчас покоятся его мощи.

Ведущие: Константин Мацан и Лиза Горская

К. Мацан

—  «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Константин Мацан и Лиза Горская.

Е. Горская

—  Здравствуйте.

К. Мацан

—  Мы с Вами встречаемся сегодня, накануне Дня памяти, Дня перенесения мощей праведного Алексея Московского — это священник, пастырь, протоиерей Алексей Мечёв, очень известная фигура в истории Русской Православной церкви рубежа веков, он скончался в 1923 году, если я не ошибаюсь. И по этом поводу у нас сегодня в гостях Елена Журавлева —  религиовед, катехизатор храма Святителя Николая в Клённиках. Это тот самый храм, где праведный Алексей Мечёв жил, был настоятелем, и где осталась огромная община его духовных чад. Дети этих духовных чад живы и поныне, и наша сегодняшняя гостья их знает, поэтому у нас сегодня такое прикосновение к живой истории.

Фигура праведного Алексея Мечёва такая, может быть, известная людям, интересующимся церковной историей, а людям, более сторонним, наверное, не очень хорошо известная, но, тем не менее, заслуживающая внимания. Потому что Маросейская община была общиной легендарной. А в чем была ее легендарность — так вот, на первый взгляд? Чем она отличалась от других?

Е. Журавлева

— Вы знаете, легендарность, мне кажется, заключается в том, что, во-первых, надо сразу перенестись в то время — во время служения батюшки Алексея и во время формирования этой общины. Ведь согласитесь, батюшка Алексей родился в 1859 году, почил в 1923 году, и 30 лет он служил в одном-единственном российском приходе, в одном храме — то есть в годы революции 1905 и 1917 годов и годы начала самых страшных гонений на Православную церковь. И, согласитесь, в это время служить так, что у тебя всегда полный храм народу...

Е. Горская

—  Но пришел он в пустой храм...

Е. Журавлева

— Батюшка пришел в пустой храм, да... Восемь лет...

Е. Горская

—  В абсолютно пустой храм. И, насколько я помню, он звонил каждый день... Каждый день служил литургию и каждый день звонил на колокольню в абсолютно пустом храме.

Е. Журавлева

— Да, батюшка сам открывал храм, сам зажигал лампады, при храме был вообще...

К. Мацан

—  Какой это был год?

Е. Журавлева

— Это было самое начало времени его служения — конец XIX века. Начало...

К. Мацан

—  То есть в центре Москвы, на Маросейке, храм был пустой?

Е. Журавлева

— Центр Москвы, Китай-город... Ну, вот тут надо, опять же, немножечко исторически посмотреть. Ведь вспомните XIX, XVIII века — говели только раз в году Великим Постом и причащались раз в году. И вот традиция служения литургии каждый день, практически, была, можно сказать, батюшкой Алексеем... Он был первым в Москве, кто начал эту службу. И вот эти слова — они уже, может быть, как-то заезжены для православного человека, который знаком с наследием батюшки Алексея: «Понапрасну звонишь», — когда ему сказали...

Е. Горская

—  Ну, чудак такой — каждый день служит, каждый день — звонит.

Е. Журавлева

— Да, «понапрасну звонишь, ничего у тебя не выйдет». А батюшка Алексей молился, самое главное, верил — и вот уже потихонечку-потихонечку, с Божьей помощью храм наполняется людьми. Причем, вообще изначально, да и потом, в последующем состав общины был очень пестрый. То есть приходили одиозно известная певица того времени Анастасия Вяльцева — батюшка ее венчал. Если из таких персонажей — художник Фальк, он вообще был некрещеный, постоянно в депрессивном состоянии. Батюшка молился с ним, вымаливал и, в конце концов, крестил его. Ну, это просто вот такие персонажи.

А так — ну, тоже, согласитесь: Китай-город, рядом Хитров рынок. То есть люди были очень разные. Но просто потихонечку-потихонечку молва вот в этом храме, где каждое утро можно было исповедаться и причаститься Христовых тайн, потихонечку приводила на Маросейку очень много людей, которые знали, что если у тебя горе, если у тебя радость, утром ты идешь — ты можешь зайти, ты можешь помолиться, то есть ты можешь поучаствовать в литургии. И это было очень важно. Ведь, согласитесь, для батюшки Алексея, помимо физических трудностей, это были и моральные трудности, потому что люди разные — люди и с горем, и с радость, и психически неуравновешенные люди. И, опять же, революция — то есть все бегут, и все бегут непонятно куда. А батюшка служил,  батюшка всех утешал.

И вот Вы спросили, в чем индивидуальность общины. Вы знаете, ну вот, мне кажется, нужно сказать об индивидуальности батюшки Алексея. Потому что он же не один был — было много иереев, протоиереев, и рядом были такие «крутые» монастыри — ну, не «крутые», а большие монастыри — и Сретенка тут, и Чудов монастырь. То есть, согласитесь, все рядом. Вот, мне кажется, Господом батюшке был дарован дар любви вот этой вот беспредельной, необъемлемой любви, фанатичной любви к Богу и к людям. Потому что иначе ничем не объяснишь вот это паломничество именно при жизни батюшки и впоследствии.

И вот эта община наша, вернее, община Маросейская того времени сплотилась именно вокруг батюшки сначала. Потому что, ну, опять же, если нет паствы, то нет пастыря. То есть батюшка любил всех, жил болью и жизнью каждого. Ну, и, соответственно, люди платили ему этим.

К. Мацан

—  Вот слово «любовь» — такое затертое на сегодняшний день. И мы про многих священников, которых мы любим и почитаем, и современных, и почивших, говорим, что у них был дар любви или есть дар любви. Но как бы Вы это расшифровали на примере? Вот есть какая-то, может быть, история, какой-то случай памятный, произошедший с кем-то из прихожан или в общении с отцом Алексеем, который бы на примере нам показал, что такое была его пастырская любовь?

Е. Журавлева

— Ну, вот, Вы знаете, по поводу примера: тут вот одного конкретно примера нет, но если вот обобщить все... Первая заповедь батюшкина, первый его совет всем его духовным чадам был таков: умаляй себя во всем, а живи для других. И вот очень много приходило к нему людей с житейскими ссорами, семейными ссорами, и он всем говорил, что «не люби своего комфорта, а делай все для того, чтобы другим было хорошо». Ну, вот, мне кажется, такого глобального примера всеобъемлющей батюшкиной любви, ну, так вот как-то индивидуально трудно сразу сообразить...

Е. Горская

—  Мне кажется, вся его жизнь — такой пример.

Е. Журавлева

— Вот правильно. Вы знаете, вот вся его жизнь — тому пример, и даже вот если из книги воспоминаний, действительно, современников, когда уже батюшка тяжело болел... Он же почил в Верее в июле, то есть уже уезжал на отдых, уже совсем ему было плохо. А до этого он практически год уже не вставал. И он практически всегда находился в своей келье. Но толпы народа, которые даже не входили во дворик наш, который перед храмом, стояли и на самой улице, на Маросейке — причем, с узлами, с мешками. Люди шли к нему отовсюду. Вот тут пример можно привести, как паломница пришла из Тобольска. То есть ей во сне приснился преподобный Серафим, у нее сын пропал между этими войнами, между революциями, то есть не было вестей, и вот эта женщина пришла пешком, на перекладных добралась до батюшки. Батюшка уже не ходил, батюшка уже еле говорил, но он увидел, услышал, что она здесь, и, опять же. своей молитвой батюшка вымолил, утешил ее и сказал, что «придет твой сын». И они даже еще при жизни батюшки уже приезжали и благодарили его. То есть батюшка, опять же, во всем умалял себя, и, несмотря на свою тяжелую болезнь, несмотря на то, что ему, практически, ни говорить, ни ходить, ничего не возможно было, практически, что его близкие — его жена, вернее, не жена, а его дети, ближайшие родственники не могли с ним пообщаться, а людей, которых он никогда не видел и никогда не знал, он принимал. То есть, мне кажется, вот в этом его любовь и заключалась.

Е. Горская

—  Я бы, если Вы не возражаете, короткую цитату из отца Алексея, чтобы проиллюстрировать. Просто из проповеди: «Со слезами прошу и молю Вас: будьте солнышками, согревающими окружающих Вас — если не всех, то семью, в которой Господь Вас поставил членом». Солнышко.

Е. Журавлева

— «Будьте солнышками».

Е. Горская

—  Вот мне кажется, этот такой образ очень хорошо подходит к самому отцу Алексею. То есть он как раз и был таким солнышком, которое всех согревало. Причем, сам он — ну, внешне, во всяком случае...

Е. Журавлева

— Внешне он был, да, невысокий, маленький... Да-да-да...

Е. Горская

—  ...не производил впечатление человека сильного, да? Вот он такой весь невысокий, немножко неказистый, маленький, хрупкий — и... А какая внутренняя сила! А как он своих детей воспитал!

К. Мацан

—  А так обычно и бывает!

Е. Горская

—  А как он к матушке к своей относился! Ведь вспомните — вот любое письмо матушке начиналось не иначе, как «ангел мой». А как он ее вымаливал! Матушка же тяжело болела. Как она просила: «Прекрати, Алешенька, меня вымаливать, дай мне умереть!», а он все равно молился, и Господь его слышал. Вот уже после ее просьбы она умерла. Поэтому вот...

К. Мацан

—  Вот давайте о свойствах этого «солнышка» поговорим. Ведь человек не рождается ниоткуда — он на чем-то себя воспитывает. Где были корни отца Алексея Мечёва, в чем он черпал сам вдохновение? Например, я что-то читал про его связь или знакомство с отцом Иоанном Кронштадтским. Какую роль этот известный святой сыграл в становлении духовного облика будущего праведного Алексея Мечёва?

Е. Журавлева

— Вы знаете, тут надо немножечко раньше начать вообще. Иоанн Кронштадтский — он уже благословил уже пастыря, уже мужа именно на старчество, на подвиг старчества. А до этого, мне кажется, даже вот с рождения отца Алексея... Ведь оно тоже было непростое. То есть сейчас у нас географы нашего храма, в принципе, собирают очень много сведений, и сейчас даже есть такая версия, что все-таки митрополит Филарет Московский — он был по Коломенской линии, по линии дедушки Алексея в каком-то родстве с семьей Мечёвых. И отец батюшки Алексея был регентом в Чудовом монастыре. И когда матушка рожала батюшку Алексея, роды были очень тяжелые, очень сложные. Ну, естественно, куда мы бежим? Бежим к Богу. И вот его отец побежал... Как раз шла Божественная литургия, митрополит Филарет как раз служил, помолились вместе. И когда батюшка пришел домой, ему сказали, что именно во время их молитвы, во время Божественной литургии родился младенец, которого, естественно, назвали Алексеем, потому что он родился, во-первых, в день Алексея, человека Божьего, ну, и в честь отца. И тут надо еще сказать про семью, потому что семья действительно была очень благочестивая. И в качестве примера можно привести... Когда овдовела сестра матери отца Алексея, и семья Мечёвых, которая ютилась в маленькой двухкомнатной квартирке, приняла вот эту вдовую женщину с тремя детками. То есть, опять же, их поставили на первое место, им было отдано лучшее, все что было. А детки и вся семья жертвовали своим достатком, своим уютом. Да еще в детстве батюшку Алексея называли «блаженным Алешенькой». То есть он как-то не любил вот этих шумных игр. То есть как-то всегда... Ну, не то, что вот с детства он был вот таким вот правильным, склонным к монашеской жизни — нет, он был нормальным обыкновенным ребенком, но как-то вот уже в детстве братья-сестры всегда знали, что Алешенька все отдаст, Алешенька всем уступит.

Е. Горская

—  А можно, я сейчас еще снова проиллюстрирую вот эти Ваши слова-цитаты? Я просто, пока мы с Вами говорим, листаю «Избранное из проповедей и наставлений отца Алексея». И вот он говорил, что «священник должен принадлежать народу — приходите и берите все, что у меня есть, чем я богат, — а я богат службой и слезами — о грехах все плачу».

Е. Журавлева

— Слезами и молитвой, да.

Е. Горская

—  Вот, тоже потрясающе. Ну, да, вот так — слова и дела у него совпадали.

Е. Журавлева

— Ну вот, опять же, я говорю, семья... И потом, если продолжить то, что он закончил Заиконоспасское училище, потом Московскую духовную семинарию, потом был рукоположен во дьяконы... Тут вот тоже такой момент, который, наверное, всем известный, — что очень такой был серьезный...

К. Мацан

—  Думаю, что не всем. Мне, например, неизвестный.

Е. Журавлева

— Не всем? (Смеется.) Да, мы-то уже эти книги знаем, практически, наизусть...

К. Мацан

—  Вы же их пишете!

Е. Журавлева

— Ну, как сказать... (Смеется.) Пытаемся, помогаем. «Пишете» — это... Батюшка был рукоположен во дьяконы в церковь на Знаменке, и там был очень суровый настоятель, отец Григорий. И он всячески молодого псаломщика, где-то поначалу неумелого, где-то несмелого, всячески ущемлял и притеснял. Но вот батюшка говорил, что «нам такие люди посланы Господом, чтобы мы видели свои недостатки, чтобы мы чувствовали, что мы несовершенны, не гордились...

К. Мацан

—  Ох, какое смирение!

Е. Журавлева

— И потом еще, после того, как отец Георгий(?) умер, он был на похоронах, и, причем, очень потом, впоследствии помогал семье этого батюшки. Казалось бы,  если по-житейски рассудить, то вот... так, непросто все было. Ну, и то, что вот мы начали с того, что служил батюшка литургию в пустом храме, что батюшка не чурался ничего — он и убирал, он и подметал храм, открывал, зажигал лампады, служил... Причем, служил полным чином, без всяких сокращений. Причем, служил и плакал, и ходил в слезах, и во время Евхаристического канона видно было, что батюшке открывалось, действительно, то, что нам, простым смертным, вообще по нашим грехам...

К. Мацан

—  А отец Иоанн Кронштадтский — что это за встреча была?

Е. Журавлева

— Встреча с отцом Иоанном была как раз после кончины матушки Анны Петровны. Батюшка очень скорбел, потому что, действительно, он был счастлив в семейной жизни, очень любил матушку. Матушка была именно его другом. И после смерти он... Вообще, он мечтал после окончания семинарии уйти в маленький глухой храмик где-то в деревне и просто служить Богу — спокойно служить Богу, спасать свою душу. Но вот так Господь распорядился, что он оказался в центре Москвы, причем, в центре на переломе эпох, так сказать, вот в это время. И после того, как матушка умерла, он не оставил своей надежды уйти на покой, уйти в маленький храм — детки, в принципе, уже подросли. Но тут как раз — ну, тоже стечение обстоятельств... Господь — это вот именно случай... Тут чуть повыше, на Маросейке (Маросейка, дом 9) жила благочестивая купеческая семья Беловых, которые тоже окормлялись у отца Иоанна Кронштадтского. И он как-то был у них в гостях. Ну, и вот они устроили ему встречу со святым праведным Алексеем. Батюшка Алексей потом писал: «Я, — говорит, — думал, сейчас отец Иоанн меня будет утешать в моей скорби. Он сказал: «Ты что скорбишь? Ты думаешь, тебе сейчас хуже всех? Ты посмотри, сколько горя кругом! Оставь свое горе, иди к людям, их ты будешь утешать». И вот он благословил его на старчество. Ну, тут еще надо сказать, что вообще духовными друзьями батюшки по жизни были оптинские старцы — то есть и отец Анатолий, отец Феодосий, наместник Чудова монастыря архиепископ Арсений Ждановский. То есть даже оптинские старцы москвичей отправляли назад, говорили: «У Вас свой старец есть!» — то есть «зачем Вы тратите время на дорогу и нас отвлекаете?»...

К. Мацан

—  Московский!

Е. Журавлева

— Московский, да! И вот когда отец Анатолий, по-моему, был на Маросейке и посмотрел на вот эти толпы, он сказал: «О-о-о, у нас в монастыре еще рай. У нас тишина и покой, а у Вас тут, в центре Москвы»... Причем, со своей семьей такие...

К. Мацан

—  Елена Журавлева — религиовед, катехизатор храма Святителя Николая в Клённиках сегодня в гостях в программе «Светлый вечер». Мы продолжаем разговор о фигуре и опыте жизни праведного Алексея Мечёва. А могли бы Вы рассказать об общине того времени? Вот Вы начали перечислять известных людей, которые туда ходили, которые окормлялись у отца Алексия. Я считал, что к нему чуть ли не Бердяев приезжал и Флоренский с ним общался.

Е. Журавлева

— Ну, вот и общались, и приезжали. Но вот если говорить об общине, то ее можно было разделить на три таких основных течения, то есть на три основные группы. Первую группу составляли непосредственно старые маросейские прихожане — в основном, это люди, которые жили неподалеку, лично знали батюшку. А вторую группу составляли монахини и прихожане Чудова монастыря, который был сокрыт, который в Кремле. И они как-то Божьим промыслом попали на Маросейку. И, причем, монахини сразу очень укрепили церковный хор, потому что батюшка, практически... и не только батюшка, а все маросейские прихожане и, естественно, с благословения батюшки все церковные послушания, все работы вели сами, то есть в храме не было наемников. То есть именно вот это, мне кажется, тоже очень сплачивало вот эту общину. Ну, и третью такую, элитную, если так можно выразиться, группу составляли так называемые курсовые. Потому что мы говорим про батюшку, но надо еще сказать, что батюшка воспитал такого сына — священномученика Сергия Мечёва...

К. Мацан

—  Поговорим об этом чуть позже подробнее...

Е. Журавлева

— Я вот почему немножечко (темы?) про отца Сергия коснулась — потому что как раз курсовые — это была самая, можно сказать, прогрессивная московская интеллигенция того времени.

К. Мацан

—  А почему «курсовые»?

Е. Журавлева

— Курсовые — оттого, что это были, в основном, студенты МГУ, то есть сокурсники отца Сергия, и очень много существовало различных курсов там — церковных, философских, теологических. И люди, которые действительно хотели понять сущность нашей православной веры не только на словах, а вот именно и вникнуть в ее суть, вот тогда как раз посещали эти различные курсы. И они все дружили, общались с отцом Сергием, соответственно, с отцом Алексеем, и они тоже входили в эту общину. То есть, я говорю, вот «слоеный пирог» — то есть люди были абсолютно разные...

К. Мацан

—  Как они уживались?

Е. Журавлева

— Вот, Вы знаете, батюшка каждого вел лично, у каждого было свое послушание, у каждого были какие-то свои пути к Богу, и поэтому, конечно, были конфликты. Тут сложно говорить, что все было так гладко, потому что люди действительно разные. Ну, вот, допустим, можно привести пример: были две сестры, совершенно разные — две одинокие женщины, совершенно разные по характеру, по социальному происхождению. Батюшка их благословил жить вместе. То есть вот плюс и минус — они друг друга уравновешивали. То есть каждая себя где-то смиряла. То есть под конец они уже проводили одна другую. То есть таким методом батюшка как-то старался всех сплачивать, всех вести, если громкими словами, к Вечной жизни. Ну, вот, я говорю, методы были такие, что, первое: все участвовали и в богослужебной жизни храма, то есть по силе — кто-то читал Псалтырь, то-то зажигал лампады, кто-то просто мыл полы, кто-то готовил храм к праздничным службам. То же самое, кстати, и сейчас у нас — у нас к любому празднику все приходят сами, чистят подсвечники, кануны, иконы, паникадила, все. Батюшки — и батюшка Алексей, и отец Сергий — они каждый по определенному дню проводили занятия по изучению Священного Писания, то есть по изучению Литургического устава. Ну, и, соответственно, устраивались групповые паломнические поездки. То есть ездили и в Лавру, и в Питер. Ну, община жила не только жизнью... не только встречались люди на литургии, но они продолжали жить и дальше, и потом. А вот уже после кончины батюшки и уже после того, как арестовали отца Сергия, вот тут уже община жила именно тайной жизнью, и, мне кажется, она еще больше сплотилась, потому что батюшка еще при своей жизни благословил отца Сергия на духовное руководство своими чадами, и отец Сергий благословил общине делиться на так называемые семьи. У каждой семьи был свой, так сказать, духовно грамотный наставник. Тайно служились литургии, это тоже очень сплачивало. Тайно помогали священникам, которые были в ссылках, были арестованы. И, самое главное, очень сплачивало общину то, что она сумела сохранить предания, церковные предания словом в записях. То есть стенографировали, как могли, проповеди батюшки, его поучения. Соответственно, потом сверялись, выверялись, переписывались. И проповеди отца Сергия сверялись, выверялись, переписывались, тайно издавались. То есть именно вот эти, мне кажется, общие дела — они и вот...

К. Мацан

—  Раз мы заговорили о сыне отца Алексия, тоже прославленном новомученике отце Сергии Мечёве — каким он  был человеком?

Е. Журавлева

— Вы знаете, ну вот если отца Алексея охарактеризовать, это вот одно слово — «любовь», всеобъемлющая, фантастическая любовь, то отец Сергий — он, конечно, был сложным человеком. Но сложность его заключалась в том, что первоначально он тоже не планировал быть священником. Но, опять же, молитвы батюшки Алексея — и он закончил филологический факультет МГУ и медицинский. То есть он был очень разносторонне развит, был очень грамотный человек. И прежде, чем принять священнический сан, он, конечно, очень думал и очень долго колебался. Но, опять же, он ездил за советом, за благословением в Оптину, к оптинским старцам. Уже после того, как оптинские старцы благословили его, он принял сан. И тоже очень непросто складывалось начало его служения, потому что многих своих духовных чад батюшка Алексей благословлял идти к отцу Сергию. Многие не хотели уходить...

К. Мацан

—  А они его помнили мальчиком, который бегал, видимо, мешался в ногах во время службы...

Е. Журавлева

— Ну, да, да! Вот-вот!

К. Мацан

—  «...а как я теперь ему исповедоваться буду», да?

Е. Журавлева

— И, причем, отец Сергий был немножко жестким человеком. Если отец Алексей обнимет, расцелует, все простит и благословит, то отец Сергий, конечно, нет. Там уже было все немножечко по-другому. Но, конечно, отец Сергий был очень грамотный с точки зрения богословского образования. То есть известны шесть писем его, они опубликованы — о Божественной литургии, о таинстве Литургии, и это, конечно, очень сильные такие вещи. Ну, конечно, я говорю, трагическая судьба вот его... Но, согласитесь, венец мученичества — это самое вообще лучшее, о чем мы можем мечтать. Поэтому...

К. Мацан

—  А что мы сегодня знаем о жизни Маросейской общины в годы гонений? Какой она была?

Е. Журавлева

— В годы гонений община была...

К. Мацан

—  Она была, в принципе, община, и это уже чудо.

Е. Журавлева

— Она была, она осталась, да...

Е. Горская

—  А кстати, извините, немножко, да?.. Храм Святителя Николая в Клённиках — он закрывался или нет?

Е. Журавлева

— Да, да-да. В 1932 году он закрылся. Там была бухгалтерия ЦК ВЛКСМ.

Е. Горская

—  О как!

Е. Журавлева

— То есть на первом этаже там стояли кассы... То есть храм был вообще, Вы знаете, разрушен до основания, практически. Остались только стены. Не было перекрытий на втором этаже. И когда в 90-е годы, в 1990 году его вернули... Вот, опять же, тут о силе молитвы... Я попозже немножечко пришла в храм, а вот те старожилы, которые действительно восстанавливали этот храм в 90-е годы, говорят: «Вот Вы не поверите, как батюшка помогал! Какие-то документы, передача собственности Церкви»... Молились все, мощей еще не было. Молились все перед иконами — и чудом подписывали как-то там, чудом появлялись какие-то строительные материалы, чудом какие-то ремонтные бригады дешевые находились. То есть вот храм восстанавливался — «мы, — говорят, — свидетели» — не руками человеческими, а руками Божиими. Ну, вот по поводу общины — мы немножко ушли в сторону... Вот храм был закрыт. В 1990 году как раз возобновление богослужений. В этом году, я уже говорю, 25 лет у нас. Надеемся, что 17 декабря у нас будет служить патриарх.

К. Мацан

—  Мы Вас поздравляем с юбилеем.

Е. Журавлева

— Да, спасибо. Вы знаете, да, как-то так все складывается... Через год у нас будет тоже... В 2001 году — перенесение мощей батюшки, тоже будем праздновать. Так что сплошные праздники у нас.

К. Мацан

—  Давайте вернемся к годам гонений.

Е. Журавлева

— К общине, да.

К. Мацан

—  Чем она жила в годы гонений?

Е. Журавлева

— Ну, вот я уже говорила, что батюшка разбил общину на такие семьи. То есть тайно служились литургии. Литургии служились, литургии читались...

К. Мацан

—  Тайно — это как? На домах?

Е. Журавлева

— На квартирах. На квартирах литургическая жизнь не прекращалась. Помогали, как могли, друг другу. То есть вот какой-то мешок картошки, который кто-то где-то добыл, делился на всех. Ну, не говоря уже о том, что и человеческими, теплыми своими чувствами душевными, но и вот, я говорю, всячески материально поддерживали друг друга... Очень помогали священникам — отцу Сергию помогали. Духовные чада ездили к нему в ссылки (он был два раза в ссылках, после и перед арестом), помогали. И вот, я уже повторюсь, община жила тем, что община пыталась жить по заповедям батюшки Алексея, то есть выполняла все его заповеди и отца Сергия. Практически, сложно было как-то представить себе вообще богослужебную жизнь в те годы, но все остались верными вере, и все как-то дожили, с Божьей помощью, многие до открытия храма, и потом уже все открыто, вот я говорю, помогали. И очень помогли в сохранении наследия. То есть несли записи, несли какие-то личные вещи, несли — ну, что там? — иконы, которые были на Маросейке, которые удалось сохранить, потому что у нас  там, действительно, и Федоровская наша чудотворная икона, ее тоже сохраняли. Этим как-то вот спасались, молились, и в 1990 году храм открыли.

К. Мацан

—  А те люди, которые помнят еще ту общину, — может быть, у Вас на приходе есть те, кто тогда были маленькими, допустим, да? Вы, наверняка, с ними знакомы. Или их дети. Что они рассказывают? Что это за люди вообще?

Е. Журавлева

— У нас на приходе... Ну, как так сказать? Начнем с родственников... У батюшки священномученика Сергия сын Алексей был инженером — он в конце 80-х годов умер. Вот жена его, супруга Екатерина Моисеевна у нас сейчас прихожанка нашего храма и ее дочка Ирина Алексеевна, она фармацевт. Это вот, так сказать, из родственников. По поводу того, чем живет община: члены общины еще ухаживали и продолжают ухаживать за могилами бывших прихожан. То есть до сих пор сейчас мы находим документы, находим эти могилки, пытаемся восстанавливать за счет храма. То есть это еще очень важно — сохранение памяти усопших членов общины. И сейчас еще вот тоже такая очень интересная работа; мне кажется, не во всех храмах она есть... То есть вся литература, которая сейчас издана про отца Алексея, отца Сергия — в любой книге мы найдем не только описание вот именно жизни святых, их проповедей, а мы найдем еще такие краткие биографические сведения именно о членах общины. И сейчас идет, действительно, сбор материала по крупицам сейчас уже, потому что очень многие уже ушли... Ну, уже кто лично знал — уже нет, практически, никого. Все равно по крупицам идет сбор биографического материала о членах общины. И вот тоже — и в плане издательства и книг о них, и переиздания книг, которые выпущены уже, потому что тиражи, практически, уже все закончились... То есть вот так...

К. Мацан

—  Елена Журавлева — религиовед, катехизатор храма Святителя Николая в Клённиках, сегодня в гостях в программе «Светлый вечер». В студии Константин Мацан и Лиза Горская. Мы вернемся к Вам буквально через минуту.

Е. Горская

—  В эфире программа «Светлый вечер», и мы продолжаем разговор об Алексее Мечёве...

К. Мацан

—  ...накануне Дня его памяти — Дня перенесения мощей праведного Алексея Мечёва.

Е. Горская

—  Да, и у нас в гостях Елена Журавлева. Елена, я бы хотела вспомнить отца Александра Куликова, который долгое время был настоятелем храма Святителя Николая в Клённиках. И, насколько я понимаю... Просто мне посчастливилось быть с ним знакомой. Я помню, сколько он сделал для того, чтобы действительно восстановить, сохранить память. И вот первая книга, которая была издана об Алексее Мечёве, именно его трудами была издана.

Е. Журавлева

— Ну, его благословением, да, ну, и, соответственно, трудами, потому что редактор там был другой.

Е. Горская

—  Ну, вот расскажите подробнее о самом начале — как это все возрождалось. Вот храм открывается, и по крупицам... Вот 1990 год, да? И, казалось бы, стены...

Е. Журавлева

— Ничего.

Е. Горская

—  ...ничего, да? И это надо восстанавливать. А люди еще параллельно как-то умудряются восстанавливать историческую память. Как? И почему это важно?

Е. Журавлева

— Ну, вот 1990 год, стены в храме — ничего, практически. Отец Александр действительно, помимо того, что самое главное — духовное кормление, отец Александр очень много физических приложил, вот именно физических трудов, на восстановление храма, совместное со всеми именно маросейскими прихожанами — остатками той общины, их родственниками. Храм поднимали — я вот уже говорила, что тяжело, но все проблемные моменты решались с помощью молитвы. То есть уже в 1990 году первая литургия служилась. Восстановили храм... Впоследствии, конечно, все было гораздо полегче, попроще. Храм у нас расписан. У нас еще при жизни отца Алексея он благословил тогда еще маленькую девочку — Марию (впоследствии это была Мария Николаевна, а потом уже, впоследствии, после пострига, монахиня Иулиания) на занятия иконописью, причем, возрождение древнерусских традиций. И вот, с Божьей помощью, стараниями матушки Иулиании на Маросейке была первая, одна из первых иконописных школ, которая впоследствии, в 90-е годы, возродилась. И вот весь наш храм расписан именно нашими иконописцами, то есть не было, опять же, наемных рабочих.

Е. Горская

—  И эта мастерская до сих пор существует?

Е. Журавлева

— Да, мастерская существует, она очень известная. У нас не только с Москвы — там действительно приезжают люди. Еще  хотела сказать, раз уж мы вспомнили про мастерскую, и вспомнился такой случай (так как я катехизатор, готовлю к крещению): очень много у нас летом крестится деток, младенцев Алексеев из Парижа и из Канады. Очень много именно приезжают сюда, особенно в День памяти, 22 июня, стараются.

Е. Горская

—  С чем это связано?

Е. Журавлева

— Вы знаете, я выявила закономерность — ну, естественно, общаясь с людьми. Причем, звонят заранее: «Вы знаете, мы будем неделю в Москве, мы вот оттуда, оттуда, хотим именно покрестить младенчика, у нас Алексей» — это как раз, наверное, уже прапраправнуки тех эмигрантов, тех духовных чад, тех членов общины, которые уехали. Хотя батюшка Алексей не благословлял уезжать с насиженного места. Вот если помните, в книгах: «Не бегите — все трудности надо переносить там, где Вас поставил Господь».

Е. Горская

—  «И переносить спокойно».

Е. Журавлева

— Спокойно, да. Но все равно люди уезжали, искали, где лучше. И очень много младенцев в честь батюшки — вот смотрите, сколько уже — 100 лет прошло, вот 1917, у нас 2015 год.. И до сих пор батюшку помнят, причем, почитают за рубежом. Видимо, какие-то две волны были — Франция и Канада, и вот очень много младенцев крестят именно в честь батюшки рядом с его мощами.

К. Мацан

—  А что это за люди? Я спрашиваю, потому что очень часто люди, уехавшие тогда, сохранили свой особый русский язык, не похожий на наш нынешний (в чем-то не похожий), и передали его своим детям, и их что-то интересует, они как-то смотрят. Чем они сейчас интересуются здесь? Что Вас поражает в общении с теми наследниками этой общины, о которой мы сегодня говорим?

Е. Журавлева

— Вы знаете, если честно, ничего не поражает. Нет таких каких-то отличий. Обыкновенные наши русские люди. Ну, акцент немножечко чувствуется.

К. Мацан

—  Я хотел спросить: даже с акцентом не говорят?

Е. Журавлева

— Акцент чувствуется. Вот кроме акцента... И, Вы знаете, у них какое-то благоговение чувствуется. Они вот как-то ведут себя не так, как мы. Мы приходим и прикладываемся к раке: «Батюшка Алексей, помоги!» То есть, причем, опять же, вот я...

К. Мацан

—  По-свойски?

Е. Журавлева

— По-свойски! То есть уже, честно: «Батюшка, права не могу найти, помоги!» Ну, вот так вот, да. А они вот — ну, видимо, то, что, может быть, действительно, первый раз у мощей находятся, — они как-то в каком-то таком очень благоговейном состоянии пребывают. И вот даже само таинство крещения — они молятся как-то вот, знаете... Вот сразу покупают книги батюшки Алексея, идут в лавку. Хотя, в принципе, Интернет-ресурс... Но как-то вот хотят. Причем, прикладывают эти книги к мощам. Это вот заметно. У них чувствуется уважение какое-то. Вот мы уже по-свойски, действительно. Очень хорошее слово подобрали. (Смеется.) А они — нет. И все равно, они пытаются как-то разговаривать с прихожанами, с бабушками. У нас дежурство у мощей — обязательно стоит дежурная какая-то, кто-то из дежурных. Разговаривают все, рассказывают, пытаются  рассказать, что когда-то там, два-три поколения назад, уехал их дедушка либо бабушка. Но вот сохранили и смогли передать своим правнукам, внукам вот это почитание вот именно Алексея Мечёва. И приезжают, слава Богу, то есть батюшку знают.

Е. Горская

—  По поводу «по-свойски» — мне кажется, сам отец Алексей своим образом как-то очень содействует простому  с ним обращению... То есть...

Е. Журавлева

— Вот Вы правы! (Смеется.)

Е. Горская

—  Он в простоте, да?

Е. Журавлева

— Вот он в простоте, да. Вот, допустим, согласитесь, к священномученику Сергию — я вот свой личный опыт, — когда подхожу к иконе, кроме как вот «укрепи веру мою, помоги», у меня язык не поворачивается уже ни о чем просить. А к батюшке Алексею — ну, за чем угодно. Тут бабушка одна ходила, у бабушки котик потерялся: «Батюшка, помоги!» А как вот? В этом, наверное, и заключается, почему он...

Е. Горская

—  Его характер...

Е. Журавлева

— Его характер, да. Поэтому...

Е. Горская

—  Ну, он же помогал всем и на все отзывался.

Е. Журавлева

— Помогал всем. На все отзывался.

Е. Горская

—  И учил всем помогать и на все отзываться.

Е. Журавлева

— Да. «Где просто — там ангелов досто, где мудрено — там ни одного».

Е. Горская

—  А моя любимая цитата — я не знаю, насколько я точно ее помню, потому что она меня впечатлила, поразила очень много лет назад, и с тех пор я с ней не сталкивалась в письменном виде: «У человека есть два врага — яшка и лукашка».

Е. Журавлева

— Яшка...

Е. Горская

—  И так по-простому, по-простому, а вот как лучше сформулируешь? Да никак!

Е. Журавлева

— Ну, вот, правильно, и все отмечают, что все проповеди батюшки были очень простыми. Они были не такие, знаете, теологически грамотные. Они были простые, о простом. В основном батюшка очень любил жития святых. Но вот именно эти проповеди — может быть, то, что просто, оно, может быть, то, что и доходит до глубины сердца, и, причем, у каждого. Поэтому вот...

К. Мацан

—  То есть люди, которые были с батюшкой при его жизни, у них не было в голове, в душе, как-то в сознании, что они общаются с исключительным святым, с таким человеком святой жизни? Был просто батюшка, простое такое отношение...

Е. Журавлева

— Был просто батюшка. И,  причем, Вы знаете, каждый чувствовал — это есть в воспоминаниях его духовных чад, в книжках, — что вот каждый считал, что батюшка его любит больше всех.

Е. Горская

—  И с ним общается больше всех, и больше всего внимания ему уделяет.

Е. Журавлева

— И больше всего внимания ему уделяет. И больше всего о нем молится, больше всего о нем заботится.

Е. Горская

—  Ну, это какой-то дар... Какое большое сердце нужно иметь!

Е. Журавлева

— Это вот дар, только Божий дар. Да, большое сердце, действительно. Вот это очень тоже важно.

Е. Горская

—  Но все же, мне кажется, его современники все-таки к нему относились во многом как к старцу, то есть понимали, что человек не совсем прост. И как святого его вряд ли воспринимали, хотя тоже за всех не скажешь, но...

Е. Журавлева

— Ну, Вы знаете, у батюшки еще при жизни был дар прозорливости. То есть он это скрывал тогда всячески. Причем, надо сказать, что батюшка всячески избегал каких-то проявлений почестей, каких-то вот этих дорогих подарков. То есть  для него это вообще была вот мука. А при жизни он обладал даром прозорливости, потому что очень много исцелений по его молитвам было.

Е. Горская

—  Но ведь это сложно скрыть.

Е. Журавлева

— Это сложно скрыть, почему и очереди стояли, почему и толпы стояли во дворике. Батюшка лежал, вставать не мог, а люди к нему приходили — он всех принимал. Людей-то не обманешь, согласитесь.

Е. Горская

—  Угу.

Е. Журавлева

— Вот поэтому...

К. Мацан

—  А вот смотрите: вторая половина XIX века, будущий святой Алексей Мечёв, будущий человек, которого прославят как образец, как человека святой жизни, приходит в пустой храм, звонит в колокол, собирая общину. Общины нет, и со временем она появляется. У меня вопрос, во-первых, к Вам, как к знатоку общины самой и как к катехизатору: чем формируется община? Что отличает общину от просто количества людей, которые ходят в один и тот же храм? Что связывает людей в общину — только личность духовника, или есть еще что-то? Вот как это работает?

Е. Журавлева

— Ну, то, как батюшка формировал общину, мы с Вами уже разговаривали — непрестанная молитва, ну, и, соответственно, по воле, при помощи Божией люди оставались. Но вот, мне кажется, личность пастыря — это очень важно, личность пастыря все-таки. Без паствы нет пастыря. Ну, и у паствы должен быть пастырь. И вот тут вот важно сказать, мне кажется... Вся жизнь батюшки была именно примером для подражания. И мы уже говорили, что после смерти батюшки и расстрела священномученика Сергия община не распалась, хотя, казалось бы, пастыря не было. Община продолжала жить. То есть, ну, это, во-первых, единомыслие. И, потом, община во Христе — община в Боге. То есть вот именно служение, совместное участие в литургии, совместное, наверное, причастие Святых Тайн, и, вот я говорю, общее дело, то есть сохранение наследия, сохранение предания — вот это, мне кажется, и послужило...

К. Мацан

—  Это важно, потому что когда мы говорим об общине, мы часто концентрируемся только на личности духовника.

Е. Журавлева

— Нет-нет-нет.

К. Мацан

—  А у меня ощущение, что, в принципе, это вопрос нашей ответственности — каждого мирянина, который в этом храме существует.

Е. Журавлева

— Да-да-да.

К. Мацан

—  И мне интересно, как эта ответственность (ну, Вы отчасти уже об этом рассказали) проявляется на примере такой легендарной общины, именно как община маросейская.

Е. Журавлева

— Ну, вообще, на самом деле, действительно, много. Но легендарность Маросейки заключается в том, что, мне кажется, именно два таких великих святых, во-первых, ее окормляли, это раз, а во-вторых, то, что, действительно, люди помнят о них и всячески старались вот эту память сберечь и передать потомкам. Это тоже, наверное, один из факторов. В качестве примера можно тоже привести общину святого праведного Иоанна Кронштадтского. Согласитесь — тоже, в принципе, современник батюшки, и тоже сейчас община существует. Я сама была в этом году, 2 января, в День памяти праведного Иоанна в Питере, в Иоанновском монастыре. Там тоже члены общины, у них у всех опознавательный знак, то есть вот эта зеленая ленточка. То есть тоже община существует, и тоже община сохраняет и предания... В этом году праздник такой был 25-летия(?), посвященный отцу Иоанну. Мне кажется, пастырь — это, конечно, очень важное дело, и, соответственно, воспитание паствы. А воспитанная паства — она, соответственно, воспитывает и последующих. Так что, я думаю, эту преемственность...

К. Мацан

—  Вот смотрите, для человека, который смотрит на Церковь со стороны, возможно, слово «святой» ассоциируется с чем-то очень древним. Вот «святой» — это такая фигура из истории.

Е. Журавлева

— Ну да.

К. Мацан

—  А мы с Вами... Средневековое такое.

Е. Журавлева

— Ну да, Николай Угодник...

К. Мацан

—  Да-да. А мы с Вами говорим о святом, родственников которого Вы знаете лично.

Е. Журавлева

— Вот это меня в первое время очень так немножко смущало! (Смеется.)

К. Мацан

—  Вот расскажите об этом — что это за переживание такого общения с таким близким святым, который, в общем-то, возраста наших прабабушек-прадедушек, наверное?

Е. Журавлева

— Ну, Вы знаете, опять же, скажу, что такого вот прямо переживания, мне кажется, у всех наших прихожан нет. Мы уже говорили, что батюшка отличался при жизни простотой, и вот и мы все к нему соответственно относимся. Но вот по поводу...

К. Мацан

—  Вы сказали, что Вас это поначалу как-то шокировало или доставляло какую-то... вопросы вызывало. Что это было за смущение?

Е. Журавлева

— Вот поначалу я немножечко, да, смущалась, потому что, ну, действительно, живые легенды — вот, пожалуйста... И Ирина Алексеевна, Екатерина Моисеевна. Но потом, когда познакомились поближе, — ну, это такие же люди, как и мы. Но вот, кроме внешнего сходства... Есть, конечно, поначалу я так рассматривала! (Смеется.)

Е. Горская

—  На икону — на фото! (Смеется.)

Е. Журавлева

— На фото больше, на фотографию батюшки, потому что икона — это немножечко другое все равно, все-таки. Как-то так. А уже после многих лет общения — просто очень простые, очень приятные люди, которые, во-первых, всегда рады помочь, всегда рады ответить на любой вопрос, и такая у нас традиция в храме... Кстати, 29 сентября приходите — у нас 29 сентября и 22 июня всегда открыта келья батюшки. И вот как раз Екатерина Моисеевна стоят и угощают конфетками после посещения кельи. Две конфетки — помянуть батюшку Алексея и батюшку Сергия. Ну, вот сейчас, допустим, никакого такого какого-то страха и какого-то такого чувства нет, но, мне кажется, для людей, которые только приходят в храм, сейчас... Ну, мы все люди грамотные. То есть про любой храм элементарно на айфоне, на айпаде набери, прочитай. И вот многие отмечают, кто заходит на Маросейку... Потому что храм, ну, согласитесь, проходной — у нас в десяти метрах, наверное, метро «Китай-город», то есть людей очень много... Даже и сейчас община у нас пестрая — кто-то действительно помнит по рассказам, родители ходили, сейчас сам ходит, привели деток, внуков, покрестили, вот приходят... А кому-то просто удобно с работы добираться — «переход вот делаю на «Китай-городе», захожу — служба еще идет, успеваю». То есть много и таких. Но, знаете, очень многие, даже те, кто приходит деток крестить, говорят: «Вы знаете, у Вас вот какой-то на Маросейке дух такой»... Как одна женщина сказала: «Я вот здесь себя чувствую, как у себя на кухне». Я говорю: «Это как?»  Она говорит: «Ну, вот совсем просто».

К. Мацан

—  А это хорошо или плохо?

Е. Журавлева

— Вы знаете, мне кажется, это хорошо. У нас на Маросейке, мне кажется, даже вот старанием нашего приходского актива, нашего отца-настоятеля... Я вот уже говорила, что у нас у мощей всегда дежурные и всегда проводят профилактическую беседу: что кто бы ни пришел, в какой бы короткой юбке, с какой бы губной помадой — человек пришел к Богу, к батюшке Алексею поклониться. Они сами разберутся, что и как. А Ваше дело — ответить на вопросы.

Е. Горская

—  И протереть потом помаду с раки. Молча.

Е. Журавлева

— Да, и протереть помаду. Молча, да, молча. В каких бы, на каких бы каблуках... Вот, мне кажется, это очень важно. Потому что часто говорят, даже когда беседуем по поводу крещения, иногда жалуются, что, вот, «Вы знаете, мне то-то сказали, то-то сказали»... Вот у нас — нет, у нас все живет по заветам батюшки.

К. Мацан

—  Елена Журавлева, религиовед, сегодня в гостях в программе «Светлый вечер». Елена, Вы сказали о некоем пиетете, который возник перед родственниками, наследниками семьи Мечёвых. Это понятно. Я даже, наверное, немножко о другом спрашивал. Мне кажется, что такие фигуры, как, в частности, отец Алексей Мечёв и его сын отец Сергий Мечёв, они в каком-то смысле для нас формируют совершенно иное восприятие святости как таковой. Потому что вот есть древний святой какой-нибудь — Николай Угодник, и есть святой, до которого, казалось бы, вот рукой дотянуться — жил меньше ста лет назад, ходил по этим же улицам!

Е. Журавлева

— Да, (нрзб.).

К. Мацан

—  Но перед Богом это одна и та же святость. То есть это святость, которая вне времени и которая не зависит от эпохи. Вот меня это поражает в разговоре о таких святых, как наш сегодняшний герой. Насколько Вы это переживаете, чувствуете? Насколько люди это чувствуют, как Вам кажется?

Е. Журавлева

— Сложно ответить на этот вопрос, потому что у каждого человека свое какое-то духовное переживание. То есть я не могу сказать за кого-то, кто как переживает.

К. Мацан

—  А за себя?

Е. Журавлева

— За себя могу сказать, что то, святые угодники — это наши молитвенники ко Господу, это мы все знаем. И то, что, конечно, и у святителя Николая, у святителя Спиридона Тримифунского, у святителя преподобного Серафима Саровского, у нашего преподобного Сергия Радонежского... Вот вся наша куда-то... вот лично моя куда-то там какая-то гордость, тщеславие — оно все куда-то сразу девается, опускается. Я понимаю, что я, действительно, такая песчинка вообще в мироздании, и настолько эти люди были высокой жизни, высокой веры, что я могу только смиренно-смиренно попросить, а вот такой большой разницы... Ну, конечно, древние святые... Но, опять же, один Господь знает, кому тяжелее было.

Е. Горская

—  Что касается преподобного Сергия Радонежского, мощи которого находятся в Троице-Сергиевой лавре и Московской духовной Академии и семинарии, вот его тоже, насколько я знаю, многие семинаристы воспринимают чуть ли не как собственного дедушку, как родного.

Е. Журавлева

— Ну, да, да. Там же вот подошел: «Батюшка, помоги экзамен сдать!»

Е. Горская

—  Да. Но как-то вот он тоже...

К. Мацан

—  Говорят еще, что он лично экзамены принимает в Академии и семинарии.

Е. Журавлева

— Говорят, слышала я о таком. Да, да, слышала о таком.

К. Мацан

—  Елена, а у Вас диссертация по общине маросейской, собственно говоря, по фигуре праведного Алексея Мечёва, так ведь?

Е. Журавлева

— Ну, диссертация магистерская, так сразу уточню, опущу немножечко! (Смеется.) Но нисколько... Ну, в принципе, сама тема диссертации — это «Пасторское служение на приходе в деле катехизации и воцерковления на примере служения святого праведного Алексея и священномученика Сергия».

К. Мацан

—  Смотрите, тема изучена вдоль и поперек.

Е. Журавлева

— Еще как! (Смеется.)

К. Мацан

—  Наверняка, есть что-то, что в процессе изучения Вы для себя вдруг неожиданного открыли — о Церкви в ХХ веке, о Церкви вообще, об отношениях человека и Бога. Такие глубокие работы, такие погружения не проходят бесследно. Что самое яркое, самое неожиданное, может быть, Вы для себя открыли в процессе этой работы?

Е. Журавлева

— Ну, знаете, неожиданного, честно говоря, не было. Потому что когда я получала диплом бакалавра, тоже у меня была разработка катехизаторской беседы, посвященной святому праведному Алексею Мечёву, священномученику Сергию, для взрослой воскресной школы. А вот что касается роли пастыря в деле катехизации, Вы знаете, вот тут действительно я все больше и больше убеждаюсь: чтобы, действительно, люди воцерковлялись, вот знаете, не на неделю, не на месяц и не на год, а чтобы люди действительно осознанно ходили в церковь — не просить об исполнении своих желаний, а действительно пытаться идти к Богу, тут очень важная роль — роль священника. В этом деле, Вы знаете, и вот на примерах, что называется, из личной жизни... Вот многие после исповеди спрашивают, перед крещением (обычно когда взрослые люди — там положена исповедальная беседа): «Ой, как батюшку зовут? Вот я к нему обязательно еще раз приду!» То есть, понимаете? А некоторые просто уходят, говорят: «А вот я чего-то как-то еще не  готов к этому. То есть роль пастыря — вообще, она на самом деле огромна. Вот правильно раньше — помните, русская поговорка: «Каков поп — таков и приход»?

Е. Горская

—  «Каков поп — таков и приход».

Е. Журавлева

— Да. Поэтому, мне кажется, и вот важность... Ну, не важность, а все-таки в моей работе я попыталась и со времен Древней Апостольской церкви вывести роль пастыря, важность роли пастыря, и она на примере святого праведного Алексея и Сергия — мы с Вами тоже много о них говорим... Личный пример священника, пример его жизни, когда слова не расходятся с делом, мне кажется, это на первом месте можно поставить в деле воцерковления и в деле понимания вот этой вот нашей духовной жизни.

К. Мацан

—  Вы по должности — катехизатор храма, катехизатор прихода. Слово такое, несколько, может быть, странное. Что такое катехизатор, и какую роль наследие праведного Алексея Мечёва играет в Вашей работе?

Е. Журавлева

— Ну, катехизатор — это, так сказать, «научитель». То есть мы пытаемся немножечко рассказать людям о том, во что вообще мы верим, православные  христиане, пытаемся немножечко ознакомить их с догматами Православной веры. Потому что очень много, конечно, крестится у нас людей, но очень разная мотивация: «Надо креститься, потому что мы русские», «надо креститься, чтобы ребеночек не болел» — ну, это все понятно. А вот в чем батюшка Алексей помогает, Вы знаете... Ну, опять же, мы говорили, что вот этот дар всеобъемлющей любви — вот тут мы немножечко даже, может быть, нарушаем постановление относительно катехизаторской деятельности... Положено четыре беседы — с вопросами, с ответами, с беседами со священниками...

Е. Горская

—  Кому положено?

Е. Журавлева

— Проводить перед оглашаемыми катехизатору.

Е. Горская

—  Оглашаемые — это те, кто собирается креститься?

Е. Журавлева

— Те, кто собирается креститься или крестить, да. Но иногда бывают такие ситуации, Вы знаете... Звонят: «Вы знаете, так и так: вот я в субботу улетаю, вот в другом городе крестим, вот я нигде беседы не могу пройти, а без справки не крестят. Помогите!» Я начинаю: «Вы знаете, у нас положено, минимум, две...» — «Ну, пожалуйста, ну, вот никак!» — «Давайте». Утром приезжаю, думаю: «А как батюшка Алексей сделал бы?» Утром приезжаю, с работы убегаю, беседуем, даю домашнее задание, беру клятву, что все выучат, все прочитают — тот же «Катехизис» митрополита Филарета Дроздова, подвожу к батюшке, объясняю ситуацию, батюшка тоже научает, так сказать, в быстром темпе и благословляет. Даем справку. Вы знаете, ну, бывают такие ситуации — то есть вот... Тут у нас... Я говорю: «Как бы поступил батюшка Алексий?» Батюшка Алексий бы дал. Вот в этом я уверена.

К. Мацан

—  Как-то это очень похоже на Достоевского: «Христианин — это тот, кто в любой ситуации думает: «Как бы на моем месте поступил Христос?»

Е. Журавлева

— Ну, вот я тоже вот...

К. Мацан

—  Ну, а как еще, собственно говоря, следовать за святым? Вот если для нас святой — это образец для подражания?

Е. Журавлева

— Образец для подражания.

К. Мацан

—  Что еще делать? Ну, только так и рассуждать, наверное.

Е. Журавлева

— Только так, да. Вот где-то, каюсь, нарушаю я постановления нашего отдела образования и катехизации. Не всегда, но вот...

К. Мацан

—  Ну, мы никому не скажем.

Е. Журавлева

— Ну, я надеюсь! (Смеется.)

К. Мацан

—  Спасибо огромное! Напомню, сегодня у нас была в гостях Елена Журавлева — религиовед, катехизатор храма Святителя Николая в Клённиках — той самой общины, где много лет служил праведный Алексей Мечёв, перенесение мощей которого мы празднуем завтра. Очень интересная для меня была сегодня беседа — такое настоящее погружение в историю на ощупь. А главное — что как-то я почувствовал, что святой — это тот, кто всегда с нами, даже если он уже отошел ко Господу. Все равно он с нами, здесь, рядом, и он с нами общается, и мы для него такие же друзья. Спасибо огромное! В студии были Лиза Горская и Константин Мацан. До свидания!

Е. Журавлева

— До свидания!