«Пятое воскресенье по Пасхе, о самарянке». Прот. Андрей Рахновский - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Пятое воскресенье по Пасхе, о самарянке». Прот. Андрей Рахновский

* Поделиться

В нашей студии был настоятель храма Ризоположения в Леонове протоиерей Андрей Рахновский.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в ближайшее воскресение, в которое вспоминается беседа Спасителя с самарянкой, а также о важных церковных датах предстоящей недели.

Ведущая: Марина Борисова


М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире Радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храма Ризоположения в Леонове, протоиерей Андрей Рахновский.

о. Андрей

— Здравствуйте, добрый вечер.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в пятое воскресенье после Пасхи, в Неделю о самарянке, и на наступающей седмице. Начнем по традиции с отрывка из Деяний святых апостолов, который прозвучит завтра за Божественной Литургией, это повествование о том, как рассеявшиеся после гонения, начавшегося в Иерусалиме после убийства архидиакона Стефана люди не знали, к кому им обратить свою проповедь и на всякий случай решили, что лучше проповедовать своим братьям-иудеям. Но поскольку проповедь слышали не только иудеи, но и люди из эллинистической диаспоры, то они тоже стали рассказывать своим собратьям о том, что они успели услышать, и получилась вот такая путаница, не могли апостолы толком договориться, кому же в первую очередь нужно проповедовать, и, в общем, все решилось практическим путем, потому что, когда слух об этом дошел до Церкви Иерусалимской, поручили Варнаве идти в Антиохию, где больше всего было вот этих недоумений. И после того, как Варнава своими глазами увидел, как это работает, он пришел в Тарс искать Савла, и, найдя его, привел в Антиохию, и целый год собирались они в церкви и учили немалое число людей, и ученики в Антиохии в первый раз стали называться христианами. Вот, собственно, я так понимаю, что весь посыл этого отрывка о том, к кому обращена проповедь.

о. Андрей

— Да, это 11-я глава Книги Деяний, здесь интересно с исторической точки зрения показано очень естественное распространение христианства и появление его в Антиохии. С одной стороны, гонение на Стефана, люди-христиане уходят из Иерусалима, но это же одновременно становится импульсом к проповеди в других местах, то есть начинают исполняться предсказания Христа, который сказал, что «будете свидетелями в Иерусалиме, в Иудее, в Самарии и даже до края земли». Причем интересно: понятно, что сначала в Антиохии проповедуют иудеи в синагогах, потом христиане из Кипра и Кирена́ики, Киренаика — это Северная Африка, это люди, которые больше соприкасались с язычниками, впервые стали проповедовать эллинам, то есть грекам, которые жили в Антиохии, и проповедь христианства выходит за пределы иудейской общины. И вот тут уже подключается Варнава, Варнава один не может справиться, идет в Тарс, зовет Савла, того самого Савла-Павла, чтобы он ему помог. И действительно, Антиохия становится вторым после Иерусалима таким очень мощным и сильным центром христианства. Но только непонятно, вряд ли «христиане» здесь — самоназвание, они называли себя, как правило, «ученики», самое распространенное было — «святые», кстати, одно из самоназваний христиан, которым Павел очень часто пользуется, «званные». Очевидно, «христиане» — это было прозвище, которое им усвоили как раз внешние, но которое потом закрепилось, и мы не стесняемся уже сами себя называть христианами.

М. Борисова

— Собственно говоря, о том же говорит нам и отрывок из Евангелия от Иоанна, из 4-й главы, которую мы услышим завтра в церкви, это разговор Спасителя с самарянкой около колодца Иакова и последующий Его разговор непосредственно с собственными учениками. Очень многими смыслами наполненный отрывок, я думаю, что многие наши радиослушатели неоднократно и читали, и слышали проповеди, касающиеся непосредственно контакта с иноверкой, поскольку самарянка и сама признавала, что они с иудеями не сообщаются и была крайне удивлена, что этот незнакомый ей Иудей стал с ней вообще вступать в какие-то разговоры, ещё воды там попросил, в общем, всё как-то очень необычно. Для меня самым поразительным в этой истории является то, что она, эта женщина, которая не имела отношения к кругу учеников, была первой, у Него были апостолы, были ученики, которые ходили за Ним, слушали Его, были Ему близки, а Он этой незнакомой женщине первой вот так вот прямо говорит, что Он Христос, что Он Мессия.

о. Андрей

— Очень интересное чтение, оно отвечает на вопрос очень важный: может ли спастись женщина, которая шесть раз была замужем, ну и то шестой раз так, сомнительно? Действительно, Он ей открывает, что Он Христос, очень-очень такая поучительная история.

М. Борисова

— И она верит и бежит к своим соплеменникам сообщить о том, что — вот!

о. Андрей

— Да, и она им проповедует, получается, своим соплеменникам. И очень интересно, меня всегда поражает, я каждый раз про это говорю, не устаю — деликатность нашего Господа, она ведь в глаза Ему неправду говорит: «Позови мужа» — «А у меня нет мужа». Понятно, что она скрывает от Христа то, из-за чего она стеснялась, почему, кстати, она в полдень, в жару, когда меньше всего людей на улице, пошла за водой, чтобы не встречать, не как Аксинья гордо несла свой позор, в «Тихом Доне», а она стыдилась, стыдилась своей жизни. И Господь на ее неправду говорит: «Правильно ты сказала, пять мужей имела, и вот сейчас, который у тебя не муж», как так? А вот ее это тронуло, понимаете, бывают люди, они даже, может быть, что-то не так делают, но у них есть одно очень важное качество — доброе отношение их так трогает, что они исправляются в своих грехах. Бывает наоборот, бывают люди, они, чувствуя безнаказанность какую-то, доброе отношение, еще больше могут наседать и углубляться в своем грехе, но вот она относилась к такой счастливой части людей, которые чувствуют любовь и от любви не ожесточаются, а наоборот, от любви и деликатности раскрываются и каются.

М. Борисова

— Но дальше там как раз очень важный разговор о живой воде, о воде жизни, и достаточно сложный, что его даже и ближайшие ученики не совсем поняли, поэтому, мне кажется, об этом нам особенно нужно поговорить. Когда Спаситель говорит уже с пришедшими учениками, Он им говорит: «У Меня есть пища, которую вы не знаете». И когда ученики не понимают, то ли хлеба Ему надо, то ли еще чего-то, Иисус говорит: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершать дело Его. Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут». И вот тут на самом деле наступает момент недоумения, как он наступает всегда, когда мы говорим о работниках одиннадцатого часа, и вообще как же так, где справедливость?

о. Андрей

— Да, но Господь предсказывает здесь ученикам их будущую судьбу, ведь именно в урожайный праздник — день Пятидесятницы, на них сойдет Дух Святой, и они пойдут собирать этот урожай, они войдут в число всех, кто трудился, каждый по-своему. Но вот это нисколько не справедливость, здесь все-таки все обусловлено пришествием Иисуса Христа. Помните, как апостол Павел в Послании к Евреям говорит, что — «да, вот такие-то были святые в Ветхом Завете, такие, но получили они совершенство только вместе с нами, с людьми Нового Завета, благодаря пришествию Иисуса Христа», поэтому да, вот апостолам выпало такое служение, другие трудились, а им посчастливилось жить в момент пришествия Христова, но это не их заслуга, это, опять-таки, такой момент величия Христова и величия Его подвига.

М. Борисова

— А в нашей жизни что должны означать эти слова?

о. Андрей

— Мне кажется, что не нужно присваивать возможность совершить что-то доброе, великое только самим себе, надо иметь скромность уступить тому, кто лучше меня, может быть, делает то, что я, и не печалиться из-за этого, иметь скромность в том числе и подключиться к какому-то важному делу, может быть, не на самом первом этапе, и испытывать радость от того, что ты участник этого дела. Уметь ставить перед собой высшие цели, которые бы заслоняли твой эгоизм, а не питали его, мне кажется, вот об этом это Евангелие, если такое брать нравственное приложение именно к нашим житейским ситуациям.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — настоятель храма Ризоположения в Леонове, протоиерей Андрей Рахновский. Вот мы совсем недавно, неделю назад, вспоминали 1 июня святого благоверного князя Дмитрия Донского и его супругу Евдокию, в иночестве Евфросинию Московскую, а 2 июня, как бы продолжая семейственность этого союза, мы будем праздновать обретение мощей святителя Алексея Московского, это человек, который с этой семьёй неразрывно был связан и в отрочестве благоверного князя был практически регентом. Но для меня история святителя Алексия очень интересна тем, что это сочетание несочетаемого, потому что монах-анахорет — человек молитвенного внутреннего устройства, сомолитвенник преподобного Сергия, до такой степени глубокий молитвенник, что они могли чувствовать и беседовать друг с другом молитвенно на расстоянии. И человек в силу обстоятельств жизни погружается в абсолютно другую атмосферу, атмосферу государственной политики, причём во всём её многообразии, и светской, и церковной, и никуда не может от этого деться. И каким образом в этом человеке в одном могут сочетаться вот эти две несочетаемые стихии, для меня всегда это было загадкой.

о. Андрей

— Да, но отчасти эти вопросы у нас возникают, потому что мы себе не очень чётко представляем конфигурацию отношений в том сообществе. Некоторые историки писали, что вот, мы имеем на примере святителя Алексия... Ну хорошо, можно более такой яркий ещё пример привести — Патриарха Никона, вмешательство Церкви в дела государственные. Это не совсем так, это не вмешательство Церкви, максимум, о чём здесь можно говорить — о вмешательстве духовенства и иерархов в дела государственные, потому что для людей Средневековья дела государственные, они же дела церковные, потому что государство — это сообщество христиан, и оно, сейчас это очень, может быть, странно слышать, оно равно Церкви, государство в смысле сообщества человеческого, я не беру сейчас систему управления, оно и есть Церковь. Граждане — члены Церкви, бояре — члены Церкви, главный мирянин в церкви — Великий князь, потом государь. То же самое, в церкви находится и иерархия, то есть, есть разделение между царством и священством, но и царство и священство находятся в одной Церкви, поэтому мы не должны удивляться тому, что когда какие-то исторические повороты русской истории имели духовное значение, это очень важно понимать, потому что разрозненность русских земель и вражда князей — это разрозненность между людьми единой Церкви, вот в чём дело, и поэтому наши святители не могли не вмешиваться. И страдания народа в связи с завоеваниями или в связи с той или иной политической конфигурацией — это, опять-таки, страдания людей Церкви. Да, потом это изменилось, особенно после октябрьского переворота, а может быть, чуть раньше, и после февральского переворота, это изменилось, да, появляется вот это чёткое разделение: светская власть, она же секулярная, то есть люди, входящие во власть, не мыслят себя людьми Церкви, или их вера — это их частное домашнее дело. Вот эта та реальность, в которой мы сейчас живём, она не даёт нам возможности правильно понять людей в Средневековье, и нас это может удивлять.

М. Борисова

— Но ведь, на самом деле, несмотря на то, что заботы святителя, как правило, должны, по логике вещей, быть обращены именно на свою христианскую паству, ведь он умудрялся, исполняя дипломатические миссии в Орде, и там каким-то образом воздействовать на людей, которых обратить было невозможно, они, собственно, и не обращались, но он внушал такое уважение, что он решал дипломатические свои задачи просто в силу того, что он был святой. Вот это тоже не очень укладывается в голове, поскольку мы привыкли, что политика — дело грязное, беспринципное, и что там, кроме своих интересов, никого ничего не волнует, и вот такой парадоксальный момент.

о. Андрей

— Так святитель Алексий чувствовал ответственность за свою паству, если он понимал, что его визит в Орду может сделать благо Церкви — да, он это делал. Мы же не удивляемся, почему Патриарх встречается с представителями разных общественных организаций, с разными политиками, это делается именно с той же целью. Поэтому нет ничего удивительного, но все-таки тесные контакты и, в общем-то, единая жизнь Орды и Древней Руси, я говорю про тесную жизнь, конечно, хотя, как мне все-таки кажется, Русь сохраняла свою субъектность, несмотря на единое существование, неразделимое на то время с Ордой, но ведь и Орда претерпевала изменения, даже несмотря на принятие ислама как раз в XIV веке при хане Узбеке, все равно, ведь мы знаем представителей Орды, которые принимали Святое Крещение и даже жили потом на Руси.

М. Борисова

— Мы на этой неделе будем вспоминать еще одно событие, которое тоже тесно связано и с семьей святого князя Дмитрия Донского, и с историей тех времен — это 3 июня мы будем праздновать праздник в честь иконы Владимирской Божьей Матери, и, собственно, икона-то была принесена из Владимира благодаря идее, пришедшей в голову святой Евфросинии Московской, посоветовавшей сыну привезти эту святыню в связи с нависшей над Москвой опасностью быть очередной раз завоеванной и сожженной ордынским войском. Но мне кажется, что про то, как икона была встречена на Кучко́вом поле, как там возник Сретенский монастырь, мы время от времени вспоминаем и достаточно много раз слышали это повествование, а вот о самой иконе мы размышляем гораздо меньше, что мне кажется упущением, потому что мне самой доводилось в католических храмах в Италии видеть репродукцию именно Владимирской иконы Божьей Матери как священный предмет, около которого и свечи зажигают, то есть это очень важная святыня, которая принадлежит всему христианству. У нас ведь много почитаемых и чудотворных икон Матери Божьей, удивительные и чудесные иконы, что выделяет образ Владимирской Божьей Матери из этого сонма почитаемых нами икон?

о. Андрей

— Ну, конечно, прежде всего особая история, которая очень связана с историей нашей страны, как христианского православного сообщества в первую очередь. Второй момент, мне кажется, что все-таки это не просто такие искусствоведческие штудии, а действительно, вот эта идея любви, которая заложена в эту икону, где Младенец прижимается к Своей Матери, то есть идея любви, близости между Матерью и Ее Божественным Сыном, и как проекция эта на нашу уже духовную жизнь, идея любви как основная идея, которая связывает нас с Господом. Мне кажется, вот это прежде всего. А потом, есть еще такой немаловажный факт, как то, вот почему все-таки для нас те или иные благодеяния Божьей Матери, почему обязательно должны быть связаны с каким-то изображением, зачем эта связь, она может кому-то казаться искусственной, но нет, она не искусственная, потому что наше общение с духовным миром, с Господом — это общение личностей, а что, как не изображение, ставит нас перед Личностью Того, Кого мы любим, Кому мы поклоняемся? И в этом смысле это очень важное напоминание для нас о Боге, как о Святителе мира, если бы мы не соединяли веру в Бога с памятью о Божьей Матери и святых, вот такая, скажем так, нарочитая «спиритуализация» в кавычках, одухотворение веры, оно лишало бы его человеческого измерения, вот ощущение этого братства между живущими христианами и уже пребывающими в том мире святыми. Вот лично для меня, я сейчас только за себя говорю, для меня это очень важная составляющая моей веры.

М. Борисова

— Я позволю себе привести цитату человека достаточно спорного, философа Василия Розанова, он писал: «Есть две России, одна — Россия видимостей, громада внешних форм с правильными очертаниями, ласкающими глаз; с событиями, определенно начавшимися и определительно оканчивающимися, — „Империя“, которую „изображал“ Карамзин, „разрабатывал“ Соловьев, законы которой кодифицировал Сперанский. И есть другая — „Святая Русь“, „матушка-Русь“, законов которой никто не знает, с неясными формами, неопределёнными течениями, конец которых непредвидим, начало безвестно: Россия живой крови, непочатая вера, где каждый факт держится не искусственным сцеплением с другим, но силой собственного бытия, в него вложенного». Я не знаю, это достаточно спорное утверждение, но вот по духу, мне кажется, он попал в какой-то очень правильный нерв.

о. Андрей

— Да. Но, понимаете, есть ряд подобного рода размышлений, вот у Розанова мы их встречаем, очень любил в этом ключе рассуждать Константин Петрович Победоносцев, вот у него одно из ключевых понятий: «дух народа», «душа народа» и так далее, но всё-таки мы увидели, как легко это разрушить, как легко увести в сторону, подключив правильную демагогию. Всё-таки они это писали до 1917 года, в который нам открылась совершенно иная реальность, но правы они в том, что то, о чём они говорили, оно сохранилось, несмотря ни на что и вопреки всему, в новомучениках наших, но и надеемся, что всё-таки мы-то, как православные люди, продолжаем эту традицию, но должны оставаться трезвомыслящими людьми и понимать, что грех соблазна, тогда соблазна коммунистического, сейчас соблазна гедонистического, он всегда остаётся, надо быть к этому всё равно готовыми.

М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», с вами Марина Борисова и настоятель храма Ризоположения в Леонове протоиерей Андрей Рахновский. Мы ненадолго прервёмся, вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. Продолжаем нашу еженедельную субботнюю программу «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. У микрофона Марина Борисова и настоятель храма Ризоположения в Леонове, протоиерей Андрей Рахновский. На этой неделе у нас будет повод вспомнить святого великомученика Василиска Кома́нского, 4 июня и третье обретение главы Иоанна Предтечи 7 июня. Почему я объединяю два этих празднования — потому что оба они связаны с таким, мало кому известным местечком недалеко от Сухуми в Абхазии, местечко под названием Кома́ны. Так уж получилось, что именно в этом месте пострадал мученик Василиск, и там, по его молитвам, открылся источник, сохранившийся до наших дней. И там же было еще два важных для нас события: именно в этом месте, возвращаясь из ссылки, скончался Иоанн Златоуст, и на этом месте было его первое погребение, потом его мощи были перенесены в Сухуми, откуда потом они были перенесены непосредственно обратно в Византию, и в этом же месте третий раз была обретена глава Иоанна Предтечи. Мне очень всегда было интересно, каким образом Господь географически сшивает события, разбросанные по священной или церковной истории. Вот каким-то удивительным образом все стекается в одну точку, в которой, по идее, и делать-то нечего, это какая-то такая захолустная дыра империи, что представить себе, как возможно, чтобы такие знаковые для нас лица оказались в этом же месте, и с этим местом были связаны знаковые события в их истории, это меня всегда повергало в изумление.

о. Андрей

— Да, но вы так «отрекомендовали» Команы, хотя это примерно то же самое, что и Назарет.

М. Борисова

— Нет, просто я неоднократно была в Команах еще в советские времена, и я не знаю, что было там в древности, но сейчас это просто деревня и в этой деревне ничего замечательного, кроме того, что там пекут потрясающе вкусный хлеб, я вот как-то не заметила, тем более, что это даже и не в самой деревне, а в ущелье, которое рядом с деревней, в общем, как-то все загадочно.

о. Андрей

— Да, интересно. Но на самом деле все эти вещи объединяет очень важный момент. Во-первых, все-таки мы видим, вот я каждый раз, когда, допустим, к проповеди готовлюсь, или на богослужении читается это сказание об обретении главы Иоанна Крестителя, волей-неволей ты замечаешь такой момент: ну что же такое, величайшая святыня, давайте скажем прямо, которая как-то была тем или иным образом пренебрегаема, с которой совершались различные перипетии, с одной стороны, от желания спасти, но это тоже предполагает некое, скажем так, пренебрежение, вплоть до просто неблагоговейного к ней отношения. И то же самое святитель Иоанн Златоуст — да, после смерти мы уже теперь его почитаем, но сначала просто довели его до изнеможения и до смерти, мы понимаем, что Константинополь был недостоин такого человека. Про память Василиска, тут мы понимаем, что вообще мученики страдали во всех уголках империи, это как раз, скажем так, абсолютно нормальное явление, но вот Господь, наверное, хочет показать, что Его сила являет себя не в каких-то великих христианских центрах, которые зачастую оказываются недостойны своих святынь, как и сами христиане, вот поэтому учись почитать святыню, ее суть, и не очень прельщаться различного рода святыми местами, мы понимаем, что обретение главы Иоанна Крестителя с Иерусалимом связано, а потом вдруг раз, и Команы. Как тут не вспомнить рассуждение, очень похожее на эту тему, святителя Григория Нисского, у которого есть произведение, я не помню его точное название, но очень интересно, почему не нужно путешествовать в Святую Землю, идея этого произведения очень простая: «Благослови, душе моя, Господа на всяком месте владычества Его». Там, где Божественная Евхаристия, там тебе Иерусалим и все остальное, а путешествовать в святые места иногда бывает небезопасно не только для здоровья, но и для целомудрия, и для святой жизни человека, мне кажется, все это созвучно.

М. Борисова

— Наверное, Патриарх Никон именно из этого соображения решил перенести Святую Землю поближе к Истре, когда начал строить Новый Иерусалим здесь.

о. Андрей

— Это как раз очень понятная идея, ведь это не единственный пример попытки такой иконографии своеобразной, когда некое святое место воспроизводится на другом месте, это как раз очень здорово, и оно не только связано с Патриархом Никоном.

М. Борисова

— Но оно уже не воспроизвелось.

о. Андрей

— Ну, а речь идёт тут о намерении человека, вот хочется, чтобы вот что-то напоминало об этом.

М. Борисова

— Чтобы было под рукой святое место.

о. Андрей

— Кстати, у нас в храме тоже есть такая небольшая копия Гроба Господня, куда можно прийти, поклониться.

М. Борисова

— Вы солидарны с этой мыслью, что не нужно посещать святые места?

о. Андрей

— Нет, как бы нужно, но намерение какое? То есть оно должно быть правильное. Аргументация Григория Нисского была очень простая: человек туда едет, тратит огромное количество средств, которые можно дать нищим, вот билеты за бешеные деньги, купленные на самолёт, может быть, на эти деньги кому-то лучше помочь, если ты летишь на Святую Землю, да? Это первый момент. Второй момент: он говорит, что люди попадаются разбойникам, а девицы и женщины бывают насилуемы, что тоже, опять-таки, влечёт за собой определённого рода этические последствия. И поэтому он говорит: ну зачем, раз это сопряжено с тратами и с такими опасностями для благочестия человека, зачем тогда это нужно? Никакая святыня этого не оправдывает. То есть он просто взывал к голосу разума, а не то, что он отрицал необходимость путешествия по святым местам.

М. Борисова

— Ну, первый аргумент, конечно, можно опровергнуть словами того же Спасителя. Вы помните, как возмутились ученики, когда женщина принесла сосуд с миром и помазывала Спасителя, и когда они сказали: «зачем она это делает, продали бы это всё и отдали бы нищим». Он же что сказал? Что «нищих всегда имеете».

о. Андрей

— Нет, ну опять-таки, это рассудительность, а что, я сам ездил один раз на Святую Землю, поэтому я сейчас сам себя обличаю, получается.

М. Борисова

— Я спрашиваю, потому что те же Команы, каким образом я там очутилась: именно потому, что это святое место. То есть я приехала первый раз когда отдыхать в отпуск в Абхазию, остановилась у верующей женщины, и она меня за ручку водила по святым местам, и вот мы первый раз на автобусе из Сухуми приехали в Команы, было это в глубокие советские времена, там, где когда-то был источник мученика Василиска, было форелевое хозяйство, но источник, правда, был нетронутый, он был чистый, и окунуться можно было. А рядом стояли стены от храма, где, собственно, рядом с которым было первое захоронение святого Иоанна Златоустого, храм был без крыши, алтарную часть отгораживало бревно, там стоял кухонный столик, покрытый клеёнкой, внутри этого столика были иконки, были свечки, чтобы, если там священник окажется, можно было молебен отслужить. А рядом, на месте бывшего монастыря, был сумасшедший дом, так что там как-то чувствовалась святость места сразу просто. Я к тому, что посещение таких мест, может быть, особенно в те времена, когда они были именно в таком виде, очень сильно действовало, действовало даже, может быть, сильнее, чем словесная проповедь. И, к счастью для нас, Советский Союз имел безграничную территорию, поэтому там можно было на нескольких электричках, если не было денег на нормальный билет на поезд дальнего следования, добраться до очень удивительных святых мест, пребывавших, может быть, в таком же запустении, но от этого... Почему я вспомнила этот столик? Потому что это свидетельство о том, что не ты первый сюда пришёл, и что не заросла народная тропа, что вот есть памятник нерукотворный, к которому она не зарастает никогда.

о. Андрей

— Мне после вашего рассказа захотелось прямо туда поехать, правда.

М. Борисова

— Ну вот Абхазия вообще всегда была богата именно такими местами, которые остались в памяти православных святыми тогда, когда за это можно было поплатиться, и пещера Симона Канани́та, из которой нас выгнал милиционер в 86-м году, мы туда специально приехали рано-рано утром, там в монастыре в Новом Афоне была турбаза, и вот мы приехали в шесть часов утра, чтобы туристы ещё спали и чтобы нам никто не мешал. Мы прошлись по этому ущелью, поднялись в пещеру, там тоже была ниша, в которой были иконки и свечки. И вот мы зажгли свечки, открыли акафист, и появился милиционер, который спросил: «Ваши паспорта, пожалуйста».

о. Андрей

— Вам пришлось уйти оттуда, да?

М. Борисова

— Нам пришлось уйти, потому что это лето, естественно, никто с собой в сарафаны и там какие-то летние одеяния не положил паспорт. Но зато так вот приобщались мы к святыням. Там был удивительный храм Успения Пресвятой Богородицы, я сейчас рискую ошибиться век, но это вот между XII и XIV веком. Есть такое вино Лыхны, так вот эта деревня Лыхны, именно в этой деревне стоит вот этот Успенский храм, где сохранились в алтарной части фрески как раз древние. И была возможность, наша хозяйка, она когда-то в девичестве пела там на клиросе, клирос на хорах, и когда она меня с собой взяла на всенощную перед Успением, мы как раз поднялись на хоры, и там поверх иконостаса, он не до потолка, он более низкий, было видно алтарную часть и было видны эти росписи. Так что святыми местами наша земля, я думаю, богата, и их хватит на много-много еще поколений таких же путешественников, какими были мы когда-то.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели, с вами Марина Борисова и настоятель храма Ризоположения в Леонове, протоиерей Андрей Рахновский. 5 мая мы будем вспоминать святую, которую скорее больше помнят и почитают в Белоруссии, это преподобная Евфросиния Полоцкая. Мне кажется, что очень важно вспомнить эту святую, потому что она для меня также удивительно сочетает несочетаемое, как святитель Алексий Московский. Дело в том, что это девочка, которая родилась в княжеской семье, это Средневековье, когда девочек ещё учили всевозможным премудростям, и с ней занимались, и она получила до двенадцати лет вполне приличное образование даже по нашим временам. И в двенадцать лет родители приготовили ей ровно такую же судьбу, как будущей преподобной Евфросинии Московской, ту в тринадцать лет выдали замуж за 15-летнего князя, этой в двенадцать лет сказали, что придумали они тоже династический брак, и этот ребёнок, в нашем представлении тинейджер, умудрилась не только отстоять своё право на принятие решения, но ещё и родителей убедить, что её решение правильно. Решение её было, прямо скажем, нетривиальным — она хотела посвятить себя Христу, то есть в двенадцать лет у неё были мысли о монашеской жизни. Ну, в двенадцать лет что только в голову не придёт, но родители приняли её выбор, более того, они предоставили ей возможность попробовать себя на этом поприще. И попробовав, она настолько утвердилась в правильности своего решения, что не только потом со временем всех женщин в своей семье сагитировала присоединиться к ней именно в монашеском делании, но и очень много что успела сделать как просветительница и популяризатор культуры, что ли. Потому что при том небольшом, даже сначала это не был монастырь, это была такая общинка из женщин одной семьи, но чем они занимались? Они занимались абсолютно мужским по тем временам делом, они, например, копировали книги, но это же, во-первых, рукописное, во-вторых, это даже физически достаточно сложный процесс с этими пергаментами, с этими выведениями каждой буквы отдельно, уставным письмом. И при этом молитвенное делание, строительство монастыря, и плюс к этому, в силу обстоятельств, как святитель Алексий Московский, приходилось периодически брать на себя абсолютно дипломатические миссии, потому что было время, когда с этими династическими спорами её семья была вынуждена уехать, но поскольку она была единственным оставшимся на месте представителем правящей династии, её привлекали к соборному решению каких-то абсолютно светских вопросов, и она в этом участвовала. Я уже не говорю о последней миссии, там просто очень трудно проследить, если специально не заниматься биографией этой святой, по-видимому, корни её уходили куда-то в византийский императорский род, почему Патриархи и Константинопольский, и Иерусалимский, уже когда она на старости лет решила совершить паломничество (кстати, о паломничестве), они использовали её как переговорщика в абсолютно дипломатических своих сложных взаимоотношениях. Вот женщина в Средневековье в нашем представлении, но даже там княжеский род, всё равно, однако успеть абсолютно всё, что можно придумать, воплотить в своей жизни и оставить такую потрясающую память, тут очень много хочется самой себе сказать: вот какой урок, надо учиться, в детстве нужно учиться...

о. Андрей

— ... и не иметь детей никогда. (смеются)

М. Борисова

— ... это доводит до добра, как показывает её опыт, вот к двенадцати годам человек уже вполне может созреть до чего-нибудь хорошего.

о. Андрей

— Да, интересно, конечно. Просто это показывает, что всё-таки путь женщины в Средневековье часто зависел не сколько от общественных взглядов каких-то, якобы что христианское сообщество, оно как-то принижало роль женщины, это просто, к сожалению, был вопрос классовый, вот есть средства, есть власть, соответственно, и человек может многого достигнуть. Интересно, что вот в молодом возрасте, вы упоминали, что женщина для себя очень трудное дело предприняла — это переписывание книг, но мы должны понимать, что это одновременно и переписывание и чтение, то есть это двойной труд, это и самообразование, и труд. Потом очень интересно, есть такой замечательный труд Дмитрия Лихачёва, называется «Текстология», такая книга, где он затрагивает историю, в том числе, и как писались рукописи у нас на Руси. Он в частности там рассказывает, что рукописи древнерусские, они на полях сопровождались различного рода заметками, которые оставляли переписчики, при том, что это заметки часто очень печального свойства, что уже и глаза болят, и невозможно писать, и короста какая-то мучает, и то, и сё, и холодно, и зябко. Действительно, это и мужчины не выдерживали, и даже рукописи свои снабжали вот такими пометками, это был непростой труд, а особенно для молодой девушки. Но здесь, видите, как интересно сочетание, то есть, если бы она не приняла монашество, значит, должна была выйти замуж. Здесь слишком уж очень много зависело от мужчины, с которым она окажется рядом, это значит — дети, как-никак мы за многодетные семьи, но мы прекрасно понимаем, что в этом и жертвенность матери, потому что дети, они тоже оттягивают на себя и внимание, и время, и силу. То есть она могла себя посвятить, имела такую возможность, благодаря монашескому постригу и тем делам, которые она успела совершить. Да, в определенной степени девушке, принадлежащей к высокому роду, принимающей монашество, это открывало многие двери, невозможные, в общем-то, для супружеского пути.

М. Борисова

— Но мне тут ещё интересно, что ребёнок практически, в нашем представлении, и в тридцать лет ещё ребёнок, а уж в двенадцать-то...

о. Андрей

— Ну я не знаю, вот у меня дочке девять лет, и бывают такие случаи, если она говорит «нет», я её никак не могу заставить сделать что-то. А в двенадцать лет вполне себе можно представить, что девочка говорит «я вот хочу, всё», и вы не сдвинете это никак.

М. Борисова

— Мы имеем пример такого же самоволия, может быть, даже ещё более ярко выраженного, в нарушении заповеди почитания родителей — это преподобный Феодосий Печерский, который в отрочестве, приняв решение, что он хочет быть монахом, что он только не делал, как он только не убеждал свою достаточно властную маму, чтобы она его отпустила — так она же его не отпускала, сколько она его ловила, она его даже на цепь сажала.

о. Андрей

— Молодец, мужчина! Представляете, если бы он тогда сломался, остался рядом со своей мамочкой вот такой, мы бы имели не Феодосия — великого подвижника, а какое-нибудь там очередное ничтожество, маменькиного сынка великовозрастного. (смеются)

М. Борисова

— Но удивительно, мы говорим, что решение принять монашество — это очень ответственное и очень сложное решение, что много людей даже во взрослом состоянии, решив, что они хотят этого пути, ошибаются, и потом это влечёт к колоссальным трагедиям и для самого человека, и для людей, которые оказываются близкими к нему, когда человек, уже попробовав, уже встав на этот путь, понимает, что это путь не его. Это всё очень непросто. Мы знаем, что без руководства даже святые подвижники иногда, пытаясь повторить подвиг людей, которые были для них образцом, вот взять Иоанна Златоуста, он же попробовал так, как Антоний Великий, чем закончилось — тем, что на всю жизнь катар желудка нажил себе. И вдруг — ребёнок. И в этой истории Евфросинии Полоцкой для меня удивительно взаимоотношение с родителями. Ребёнок тебе говорит: «Я хочу стать монахиней». Ну понятно, что романтика, юношеская горячность, но взрослый человек слушает это, и он даёт ребёнку право это сделать. Хотя это родительское отношение...

о. Андрей

— Это очень великодушный поступок, на самом деле.

М. Борисова

— Это для меня удивительная история, которую я в полной мере даже не могу осознать, потому что, если проецировать это на повседневную сегодняшнюю жизнь, то тут больше вопросов, чем ответов.

о. Андрей

— Интересно, опять мы с вами разговариваем, может, мозг так человека устроен, что везде хочется видеть связь. Мы начали разговор сегодня с самарянки, со святой женщины, она действительно потом стала святой, мученица Фотина, и вот заканчиваем сегодняшний разговор ещё одним образцом женской святости, совсем из другой эпохи, другое время, но дух тот же.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали программу «Седмица», с вами была Марина Борисова и настоятель храма Ризоположения в Леонове, протоиерей Андрей Рахновский. Слушайте нас каждую субботу, до свидания, Христос Воскресе!

о. Андрей

— Воистину Воскресе!


Все выпуски программы Седмица

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем