«Христианин в современном мире». Ольга Мухина

У нас в гостях была драматург, сценарист Ольга Мухина.

Наша гостья рассказала, как изменилась её жизнь после воцерковления, что помогало ей преодолевать многочисленные кризисы, и как её творческая деятельность связана с верой.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

Все выпуски программы Вечер Воскресенья

• «Путь иконописца». Александр Чашкин
• «К вере через болезнь». Ксения Черная
• «Жизнь в Церкви». Кирилл Мирейский

---

Диакон Игорь Цуканов:

— Добрый вечер, дорогие друзья. Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Как обычно, в это время в студии моя коллега Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер!

Диакон Игорь Цуканов:

— Я диакон Игорь Цуканов. И сегодня у нас замечательная гостья — Ольга Мухина, драматург, сценарист, вот, как мы узнали сейчас, разговаривая перед передачей, ещё и педагог. Ольга преподает кинодраматургию в Московском государственном институте культуры, о чем мы тоже сегодня, надеюсь, поговорим. Ольга, добрый вечер.

Ольга Мухина:

— Добрый вечер! Здравствуйте.

Диакон Игорь Цуканов:

— Ну вот с чего хотелось начать беседу, у вас довольно интересная, необычная биография. Вы родились в Москве, а потом довольно долго, как я понимаю, жили на севере, в городе Ухта.

Ольга Мухина:

— Да, да. И училась в одной школе с Абрамовичем. Школа номер два.

Кира Лаврентьева:

— Передадим ему привет. На случай, если он слушает нашу программу.

Диакон Игорь Цуканов:

— Как получилось, что вы уехали так далеко от Москвы? Я так понимаю, что корни ваших занятий литературы они тоже, видимо, родом оттуда? Вы там этим начали заниматься?

Ольга Мухина:

— Не знаю, не знаю у меня, знаете, у меня всему виной моя мать. Даже не виной, а это счастье в моей жизни. Вот мама меня так сотворила, я такой абсолютно продукт её творчества. Она театралка была безумная, она училась в одном классе со Славой Орловым. Это очень известный директор Пушкинского театра и папа Корчевникова.

Диакон Игорь Цуканов:

— Ага, Бориса?

Ольга Мухина:

— Да, Бориса. И вот он заразил весь класс любовью, вдохновил весь класс любовью к театру. И в общем, так меня взращивали со словами: самое главное в жизни, Оля, это театр. Ну мама была влюбчивая, она влюбилась в геолога, уехала вот в Ухту, Коми ССР. Я с ней. Вот в этих сугробах, значит, 10 лет я отучилась, с 1 по 10-й класс. И там потрясающий город. Ухта — это жемчужина Русского Севера. Там потрясающая музыкальная школа, Дворец культуры, дом пионеров, очень красивый город.

Диакон Игорь Цуканов:

— Это бывает на северах, что вот так вот это все развитом.

Ольга Мухина:

— Очень интеллигентные люди. Там публика двух видов: либо это какие-то ссыльные, какие-то лагерные, какие-то потомки, либо это геологии, либо какие-то учёные, нефтяники. Очень интеллигентный город, педагоги в музыкальной школе были потрясающие. Я оттуда приехала поступать. Сначала думала в музучилище, потом на журфак, потом пошла во ВГИК.

Диакон Игорь Цуканов:

— И там четыре раза вы поступали, как я помню?

Ольга Мухина:

— Да, четыре раза. И начала писать. То есть, в принципе, я вот как бы, мне всегда казалось, что я, я всегда хотела быть режиссёром, я шла на режиссуру во ВГИК. Но там надо было все время что-то писать, писать. Ну и на журфак тоже. Ну то есть приходилось, такая мотивировка была поступить учиться куда-то.

Диакон Игорь Цуканов:

— Ну а журфак и режиссёрский — это ведь совсем разные вещи? Это совсем разные направления.

Ольга Мухина:

— Я не могу сказать, что я это понимала вообще в свои 17 лет. Я одно понимала, что в актрисы меня не возьмут, потому что как бы не очень я похожа на актрису. То есть у актрисы всё равно должна быть внешность какая-то, внешние какие-то данные, которых я в себе не обнаружила. Я подумала, ну что ж, режиссёр-то он важнее, чем актёр.

Диакон Игорь Цуканов:

— Кто пишет пьесу: актёр или режиссёр? Ставит.

Ольга Мухина:

— Да. А на журфак, у нас в школе в Ухте очень плохо все знали английский, на журфак я сразу дала задний ход. Думаю, я не пройду, и пошла во ВГИК. Ну спасибо ВГИКу — начала писать.

Диакон Игорь Цуканов:

— А писали вы ещё с детства, что-то писали?

Ольга Мухина:

— Нет, нет. Вот такого, по сравнению с моими друзьями писателями, я вот не писатель. Я сочиняла музыку, рисовала, но я не писала. Писать начала только для того, чтобы поступить.

Диакон Игорь Цуканов:

— Но вы потом рассказывали в одном из интервью, что в какой-то момент вы вот когда открыли для себя драматургию, вы как-то в неё настолько влюбились, что с какого-то момента вы себя не мыслили без неё.

Ольга Мухина:

— Да, для меня это божественный промысел, ну, во-первых, я, конечно, была потрясена тем, что ... я не знала долгое очень время, что Христос — это Бог Слово. И когда вот это я осознала, когда я узнала эту информацию, у меня было, как это в драматургии называется она анагноризис и катарсис, у меня было потрясение от этого узнавания, у меня было прозрение, я перестала метаться, я перестала метаться, потому что я подумала, что если уже как бы вышло помимо моей воли, что я стала писателем, и Христос Бог Слово, и что же и куда же ещё — то? Вот она. Богородица — Матерь Слова, я когда это прочитала, это был самый ярчайший момент в моей жизни.

Диакон Игорь Цуканов:

— То есть некий пазл сложился в этот момент.

Ольга Мухина:

— Логос, да. Что работаем со словом, молимся словами, осознание этого логоса слова и что слово есть самая великая музыка. И, конечно, уже вот тут я как-то успокоилась. Успокоилась.

Диакон Игорь Цуканов:

— То есть до этого были метания? В эту степь или в ту?

Ольга Мухина:

— Я искала, я такой был человек ищущий. Я искала. У нас вообще удивительная семья, удивительная. Вы знаете, и потомки Некрасова, и какие-то связи с Толстым, конечно, такая интеллигенция дворянская. Очень яркие все личности, и вот моя бабушка, она была дочь священника. И она очень... это мои любимая история, я все время рассказываю её своим ученикам. Она очень хотела поступить в МГУ, они тогда были лишенцы. Дедушку посадили в тюрьму как священника. Их лишили всех прав, дедушке и бабушке пришлось развестись. Был какой-то фиктивный развод. В общем, она всячески скрывала свою принадлежность к священнической семье. И грубо говоря, от Христа она отреклась. Она приняла теорию Дарвина, и она нас воспитывала... Нас не крестили, и она мне лично говорила: Бога нет. Дарвин все доказал, Бога нет. И я помню, что я маленькая сидела, и я в это поверить не могла. Притом, что это Ухта, это город, где не было ни одного храма. Бабушка говорит — Бога нет. Родители шестидесятники такие, песни под гитару, геологи, такие все красавцы, Хемингуэй на стене, никаких ни икон, ни крестов, ничего. И когда мне мама говорила, что знаешь, смысл жизни просто в том, чтобы жить. А я маленькая сижу и думаю: не может такого быть.

Кира Лаврентьева:

— Где — то есть подвох.

Ольга Мухина:

— Не может быть, должен быть какой-то другой смысл, я его так искала. И посмотрите, вот эта удивительная судьба моей бабушки. Она поступает в МГУ на ботанику, она очень любила цветы, это же тоже не случайно. Вот все говорят, что цветы — это наше воспоминание о рае. Она шла на ботанику. И опять же по какому-то промыслу, как она говорит, совершенно случайно, она попадает на геологический факультет и начинает заниматься красными глинами. У неё своя лаборатория, где стоит огромный электронный микроскоп, она изучает эти красные глины, а если кто вдруг не помнит, но я думаю, что все мы помним и знаем, что Адам переводится как красная глина. И она мне, ребёнку, а она брала меня с собой в эту лабораторию, она мне говорит, ты знаешь, она же все это видит, она видит в микроскоп, они живые. Она видит, что глина живая. И дальше, в 91-м году, я видела это своими глазами, она смотрит телевизор и видит, как её профессор по геологии Глеб Каледа, оказывается тайным священником и его назначают настоятелем Петровского храма. И я вижу этот момент, а мне сколько лет было тогда? Ну лет 20, 21 где-то так. Я вижу, как у неё просто скрипят мозги в голове, и в этот момент она понимает, что Бог есть.

Кира Лаврентьева:

— Она — это бабушка?

Ольга Мухина:

— Моя бабушка... то есть если Глеб Каледа. А он научный руководитель её диссертации по красным глинам, и вообще это человек, которого она необыкновенно уважала, любила, который почему-то, ну вот для меня до сих пор загадка, я уже у них у обоих спросить не могу, почему все эти годы работы над этой темой диссертации они не говорили о Христе, ну, в общем, она все бросает, она бежит к отцу Глебу в Петровский монастырь, приносит покаяние, он её причащает, и, в общем, она ушла как христианка. И вот этот вот такой промысел, вот этот вот путь, когда человек отрекается от Христа, но Господь по милости Своей всё равно показывает, что глины — они живые, и из них сотворён Адам. У меня такое ощущение, что я таким же образом стала драматургом, потому что больше всего на свете я боялась конфликта. И в результате я куда-то, носило меня, мотало, и вдруг вот делает из меня Бог драматурга, специально отправляет на педагогическую работу, чтобы я вот пришла именно к тому, что основа всего — это конфликт. И конфликта не надо бояться, он двигает действие вперёд.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели, в этом часе с нами прекрасная, замечательная Ольга Мухина, драматург, сценарист и просто потрясающе талантливый человек. И знаете, я слушаю вас внимательно и вот прям рвётся, рвётся мне сказать, что вашей семье и вообще всему вашему окружению нужен был человек, летописец, если можно так сказать в таком глобальном смысле, который вот это всё так оформит, который это всё так правильно увидит и создаст какую-то совершенно прекрасную историю для других людей, это даже какая-то миссия даже определённая.

Ольга Мухина:

— Пришло время создать, да.

Кира Лаврентьева:

— Вы это все ещё и видите благословенно. Благословенно видите. Другой человек пришел бы, сел бы в ваше кресло, или не в ваше, но просто бы рассказал какую-то историю: ну вот у меня бабушка, вот она то, вот она сё, а вы рассказываете так, что мы с отцом Игорем невольно становимся участниками, зрителями этого события, вот эти всех прекрасных метаной.

Диакон Игорь Цуканов:

— Зрителями промысла Божия.

Кира Лаврентьева:

— Потрясающе, потрясающе.

Ольга Мухина:

— Полная метанойя, да.

Диакон Игорь Цуканов:

— Да действительно, это потрясающе, и вот я хотел спросить, Ольга, вот о чем. Вот вы говорите, что вам говорили, что Бога нет, что ни одного храма в том городе не было, что икон не было настенных, родители жили такой жизнью шестидесятников, все это очень хорошо я представляю, как человек примерно вашей го поколения. У меня только вопрос: откуда всё-таки в вас родилось вот это ощущение, что этого не может быть, в смысле, что Бога не может не быть?

Ольга Мухина:

— Вы знаете, вот как, как могу ответить, что всё-таки, так как сотворены мы из божественной плоти, вот чувствовала всей своей кожей, что не может быть смысл жизни просто в том, чтобы жить. Понимала, что не может быть в этом смысл жизни.

Диакон Игорь Цуканов:

— То есть это механическая какая-то история, получается?

Ольга Мухина:

— Я вот искала. И я вот искала, искала, у меня друзей очень много было буддистов. Ходила к ним, смотрела, с этими буддистами, изучала всё. В Америку меня отправили, изучала там все: и Кастанеду, и Тимоти Лири, и расширение сознания, и расширяли мы его, расширяли, это сознание. Изучали всё, читали не, и что там? Обман, тупик за этим всем?

Диакон Игорь Цуканов:

— Но не все находят за этим тупик, какие-то люди в это погружаются с головой.

Ольга Мухина:

— В общем, всё, везде... А ещё же в литинституте, куда я, слава Богу, поступила, Юлий Филиппович Эдлис, Царство ему Небесное, мой прекрасный мастер, как учили нас, что... Ну в литинституте делают писателей. Там тебя учат, как бы быть писателем. И когда сидишь там в аудитории, там висит Пушкин, думаешь: застрелили. Дальше — Есенин, думаешь повесился. Марина Цветаева — повесилась, Лермонтов — застрелили. Толстой — тоже плохо кончил. С анафемой. И я вот помню, сижу в этом кабинете и думаю, надо быть писателем, и думаю, прямо говорю: что, Господи, а можно как-нибудь вот так вот?

Кира Лаврентьева:

— Без трагедий.

Ольга Мухина:

— И писателем стать, и чтобы вот в семейной жизни было всё хорошо, чтобы дети все были живы, чтобы как-то вот на двух стульях усидеть? Вот пыталась я. Но не получилось, не получилось. Быть писателем, это, конечно, непросто.

Диакон Игорь Цуканов:

— Ну и быть христианином не просто. Быть христианским писателем соответственно тоже. Не просто. А как всё-таки произошёл момент прихода в церковь? Вот вы как бы знали, чувствовали, что есть Господь, но что повлияло?

Ольга Мухина:

— Вы знаете, литинститут. литинститут. Встретила хороших я там друзей. Одна девочка мне говорит, дочка Елизаветы Никищихиной, великой нашей актрисы, Катя Никищихина говорит, вот у меня будет скоро ребёнок, я хочу, чтобы ты была его крёстной матерью. А я говорю: очень большая для меня честь, но я, к сожалению, даже не крещеная. Я не могу. На что она мне говорит: у тебя ещё есть время покреститься. Пока девять месяцев, мы подождём. И я, как бы, она сказала, я взяла крестильную рубашку какую-то мамину, какую-то комбинацию, грубо говоря, какую-то, и пошла в свой храм, единственный был рядом с домом в Царицыно, а потом уже оказалось, что любимый храм Матроны Московской, оказалось, что она там много времени провела. Пришла, покрестилась, причём без каких-то договорённостей, без всего, просто встала утром, это был, знаете, было какое-то, помню, как сейчас, 20-е, может быть, это было даже в этот день, это был какой-то 3, 4 июля, мы сдали сессию, пришла с утра, пустой храм, батюшка. Нас было четверо: беременная женщина, мужчина, ребёнок и я. Вот в этом храме в Царицынском. Я пришла, Катя уже родила, ну я говорю: всё. Взяли ребёнка, покрестили Ванечку. Это был 1995 г. И вот вы знаете, потом удивительно сложилась жизнь. Об этом тоже можно написать целый роман. Я вот ещё романов не писала. Тоже как Тихон Шевкунов написал вот этот свой гениальный роман «Несвятые святые». Я ещё такого романа не написала. Как мы в результате оказались все духовными чадами отца Дмитрия Рощина. А Катя Никищихина и Митя Рощин, они когда были маленькие, они где-то там в Коктебеле вместе отдыхали на море, потому что Елизавета Сергеевна Никищихина дружила с Екатериной Сергеевной Васильевой, они были подругами. И Катя говорит: вот у меня, есть друг такой Митя Рощин, он мне говорил, что таких как я раньше сжигали на костре.

Кира Лаврентьева:

— Потрясающе.

Ольга Мухина:

— И она мне говорит: представляешь, он стал священником.

Кира Лаврентьева:

— Это очень похоже на отца Димитрия.

Ольга Мухина:

— Он стал священником, вот закралась такая информация. Потом другая моя сокурсница Ася Гусева драматург, тоже, знаете, такая цепочка вот этого промысла. Я пишу пьесу «Таня, Таня», потому что маму зовут Таня. Я встречаюсь с двумя актрисами, которых зовут Таня, Таня. Для них пишу эту пьесу. О своем, прости, Господи, неудачном любовном опыте. Я была влюблена в женатого мужчину, у которого жену звали Оля. А мне надо было писать, меня ставили в такие условия, что каждый год я должна была что-то в институте отчитаться. И я пишу эту пьесу «Таня, Таня», и просто красивую фамилию вставляю, у меня всегда был Красноперцев, Горноцветов, и я слышу по телевизору и вижу какой-то парень по фамилии Охлобыстин. Я беру так эту фамилию, вставляю её в текст, значит, моя подруга Ася Гусева идёт брать у него интервью, говорит: Оля так он же живой, она идёт брать у него интервью, там знакомится с Оксаной Арбузовой, и Оксана Арбузова всех приводит на Софийскую набережную. И Ася мне говорит: Оля, иди на Софийскую набережную. Я как раз тоже рожаю ребёнка, мы крестили моего первого ребёнка, Ася — крёстная мать, и из алтаря выходит рыжий священник, и я без слов понимаю, и я без слов понимаю, я про себя говорю: так вот же какой ты, Митя Рощин. Это был отец Дмитрий. Как я его узнала? Мне никто не говорил: Оля, а вот это вот отец Дмитрий Рощин. Он был просто, я увидела этого рыжего мальчика, молодого, с бородой рыжий. И потом, когда... Ну в общем, увидела и увидела. Потом, знаете, бурная личная жизнь, вышла я замуж за кинорежиссёра, двое детей родила, мальчиков, и был очень у меня неудачный проект один, с казахским телевидением, к сожалению, не удался, хотя я все сердце, всю себя вложила в этот проект. Написала для них сериал пять серий, и что-то им не понравилось. А столько работы, столько слез было пролито, от этого вот отторжения, что я так старалась. Первый раз был такой рабочий провал как бы скажем. И Ася мне говорит: вот и иди к отцу Дмитрию. Потому что я думала идти-то к психиатру куда-то, потому что я так плакала и думаю, может быть, мне какие-то успокоительные таблетки попить, а все так дорого: и психиатр, и таблетки, денег не было, мне не заплатили за этот проект. Она говорит: иди к отцу Дмитрию, там бесплатно. Я думаю: действительно, он же друг Охлобыстина, я сейчас переделаю все казахские имена на русские и через Охлобыстина, Екатерину Сергеевну, вот опять же думаю Михаил Михайлович Рощин отец, куда же мне ещё идти-то как ни к нему? Думаю: меня сейчас там встретят и помогут. И рассказала ему всю свою жизнь, значит, вся в слезах, вся келья была в слезах. Он меня выслушал и говорит: надо вас соборовать.

Кира Лаврентьева:

— Ага, понятно.

Ольга Мухина:

— Ну надо так надо. Я слёзы утёрла, пришли с моими малышами с двумя, и так смешно было — я в таком виде, конечно, пришла в храм. Это был надворный храм на Софийской набережной, на спине у меня вот такой дракон, значит, слава Богу, не татуировка, а такая кенгурушка была с драконом, тут такой кепарик. Я креститься-то уже умела, хоп, целую икону, кепочка стукается, дети мои первое, что сделали, они уронили икону Николая Угодника. Один другому поджег волосы, вот так вот и воцерковлялись.

Кира Лаврентьева:

— Триумфальное вхождение в храм. «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели, этот удивительно интересный разговор мы продолжим после короткой паузы, у нас в гостях драматург Ольга Мухина, у микрофона диакон Игорь Цуканов, и я Кира Лаврентьева.

Диакон Игорь Цуканов:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие друзья, сегодня у нас в гостях Ольга Мухина, драматург, сценарист, очень интересный собеседник. Предыдущие полчаса мы посвятили тому, что слушали, буквально, открыв рот, с Кирой о том, как Ольга пришла в церковь, какие были, что называется на языке церковном искушения на этом пути, но в духовной жизни они всегда есть, иногда они менее заметны просто, может быть, для человека вот, но очень хочется, конечно, поговорить о вашем деле, о том, чем вы занимаетесь. Вы однажды сказали, что современная драматургия — это такой фастфуд, но это такой фастфуд, если можно так сказать, которым сам никогда не сможешь прокормиться. Это что-то такое, что находится в некотором смысле на обочине что ли литературной жизни. Если это и существует, то в каких-то таких очень ну лакированных формах зачастую, вот то, что можно увидеть зачастую в современном театре, тем более в современном кино. И вопрос хочется задать: как вы выживаете в этом мире, вы всё-таки занимаетесь драматургией профессиональной уже много лет. Как удается ваши пьесы кому-то предлагать, как-то ставить эти спектакли, снимать сериалы по вашим сценариям, если то, на что современный рынок кино, театральный рынок ориентируются на такой вот фастфуд своеобразный? Как в этом мире?

Ольга Мухина:

— Но вы знаете, смотрите, на моих глазах, с 91-го года, с какой-то осознанности с моей, ну как раз началась перестройка, я закончила школу 88-й год. 91-й год — это когда все у нас закрутилось, мне кажется, на наших глазах в фастфуд многое превратилась, не только драматургия. Нам показали, что такое фастфуд. И дальше нас опутали всех этой сетью социальной, какие-то художники, когда не очень востребованы, в принципе, потому что эти технологии, что завезли в Россию? В Россию завезли очень много наркотиков, сознание у людей было скорректировано.

Диакон Игорь Цуканов:

— Расширено.

Ольга Мухина:

— Да, расширено, зомбировано. Всё это происходило наших глазах. Вся вот эта трансформация. Ну что я вам хочу сказать? Нас в институте учили так, что писать нужно на века. Этому учил, например, Эрдман, Николай Эрдман — наш великий драматург, автор сценария фильма «Весёлые ребята», пьесы «Самоубийцы». Что писать надо на века. Так же учу своих учеников, своих драматургов, всё-таки бывает какая-то шелуха, которую надо смывать в процессе работы. С другой стороны, можно уйти в жуткий перфекционизм, иногда бывает, что на хлеб насущный зарабатывать трудом, ну что-то написал, ну что-то купили, что-то не купили, ты дальше что-то пишешь, потому что по гордыни человеческой, по тщеславию, понимаете, можно заболеть и звёздной болезнью, и решить, что ты великий писатель. И планка все время поднимается, и вот этот перфекционизм — это тоже болезнь гордыни, когда тебе уже нужно сказать, что ты гений, вот у меня сейчас, например, заказ непростой в театре Фоменко, который привёл меня к полной прокрастинации. Евгений Борисович Каменькович сказал, что он возьмёт мою пьесу, только если она будет сверхгениальна. Я понимала в тот момент, что гениальную пьесу я ещё, может быть, смогу написать.

Диакон Игорь Цуканов:

— Сдюжите.

Ольга Мухина:

— Но сверхгениальную. Тут я начала уже сомневаться, что я вообще способна на такое. И они повесили мой портрет в театре, слева от меня висит Диккенс, а нет, Ибсен слева, потом я, мой портрет, а справа, по-моему, Диккенс.

Диакон Игорь Цуканов:

— Хорошая компания.

Ольга Мухина:

— Да, Толстой там же рядом. Великие писатели, и я обнаруживаю себя на этой стене. Была так шокирована, правда там повесили ещё Ваню Вырыпаева ещё. Значит довесили. И я в какой-то момент поняла... И усложнялась эта задача ещё это был сиквел, он просил написать продолжение вот этой «Таня-Таня» легендарной, как бы ты так вышло, что мой главный хит. Ну у меня не так много пьес, у меня всего их семь, и то две неопубликованные. Потому что их даже не смогли опубликовать, потому что они слишком артхаусные. Там они по 122 страницы без запятых. Даже наборщик стал с ума сходить, я решила: не будем рисковать так. Вот Гриша Заславский издал книгу, огромное спасибо Григорию Анатольевичу, издательство «ГИТИС» пять пьес издали. Вот и, в общем, сверхгениальная пьеса, ещё сиквел, а многие писатели, среди писателей считается, что сиквелы не пишут, они, невозможно его дописать, либо берут каких-то новых авторов.

Диакон Игорь Цуканов:

— Ну потому что, все, что хотелось сказать, ну как бы сказал.

Ольга Мухина:

— То есть сиквел дописать нереально. Но... Вот как мы зарабатываем, деньги я взяла, конечно же, трое детей, всех надо кормить. Значит, деньги я взяла, и потом с Божьей помощью как-нибудь напишем. И опять же вот это самомнение, вот эта гордыня, тщеславие, которые нашептывали мне: ни у кого не получалось, а у тебя получится обязательно. И я зависла с этим проектом, но вот сейчас, буквально, планирую за неделю его завершить. То есть уже на какой-то я уже финальной точке, прошу молитв у наших слушателей, вознесите молитвы, пожалуйста, о помощи Божьей, о рабе божьей Ольге, очень хочется дописать этот проект, значит вот Евгений Борисович «Таня-Таня» эти же персонажи 30 лет спустя. И, конечно, тоже пришлось пройти ради искусства и Крым и Рым, пришлось поехать брать интервью у прототипа главного героя, вот этого человека по фамилии Иванов в Америку, он уже уехал в Америку. Я поехала в Америку с дочерью.

Кира Лаврентьева:

—То есть фактически это реальная история. Это реальная история.

Ольга Мухина:

— Да, да. Ужасно был тяжелый... там попала, это был 2017 год, Америка, очень испортились у нас с ними отношения, хотя до этого Джон Фридман, спасибо ему большое, наших всех русских драматургов возил по Америке, нас там носили на руках, очень любили русскую драматургию, нас там ставили, и новую драму очень любили. Джон Фридман всех перевёл, в общем, ставили и в Нью-Йорке, и в Чикаго, и в Сан-Франциско играли, и в Лос-Анджелесе, в Канаде, На Пятой авеню интервью давали. И было все прекрасно. И вдруг в 2017-м году приезжаю, встретилась со своими любимыми продюсерами, они говорят: а тебя уже попрекнули тем, что ты русская? Я говорю: а что, это как?

Диакон Игорь Цуканов:

— Не в тренде теперь?

Ольга Мухина:

— Да, почему должны были попрекнуть? Я говорю: нет, не попрекнули ещё. И тут вот из каждого телевизора, из каждого утюга, Путин виноват, русские такие, сякие, здесь ещё этого не было. Дочь моя была очень удивлена, буквально, в бассейне она плывёт, там мальчик маленький: Ты откуда? Из России? Он разворачивается и плывёт в другую сторону. «Мама, — говорит она, — это что такое, так как это так? Почему здесь такое? Мы тогда ещё этого не знали, здесь этого не было.

Кира Лаврентьева:

— И вот вы встретились с этим человеком, который Иванов, который уехал? И чем закончилась эта ваша встреча?

Ольга Мухина:

— Ой, вот вы знаете я вам скажу, только с помощью Божьей, слава Богу, я осталась жива. То есть я чудом вернулась оттуда жива. В принципе. Мне кажется, что вот дочка моя она как ангел, она меня хранила. Но вот смерть прям ходила вокруг, вплоть до того, что меня встретили на чёрном мерседесе, похожем, на котором перевозят гробы. И понимаете, я думала я умру там, но я вернулась оттуда живая. И потом погиб мой сын, то есть я понимала, что какая-то будет расплата за это всё.

Кира Лаврентьева:

— Да вы что?

Ольга Мухина:

— Да, и погибает мой сын в 17 лет. И на этих же самых чёрных мерседесах мы везём его хоронить. И вот очень это было ещё очень тяжело написать, потому что работать я не могла после этого. Безумной красоты парень.

Кира Лаврентьева:

— То есть из-за этого пауза такая многолетняя образовалась.

Ольга Мухина:

— Да, и три года я просто не могла вообще ничего делать. И только сейчас я себя собрала из молекул, по кускам, ну, конечно, же, если бы я не знала точно, что Христос победил смерть и что он просто он просто вышел из тела, за него молились, вот знаете, спасибо социальным сетям, за него молились всем миром.

Кира Лаврентьева:

— Как зовут?

Ольга Мухина:

— Всем миром молились, хоронили всем миром, мне так помогли люди. И вот, ребята, кого не успела лично поблагодарить, мне столько присылали денег, а он погиб в Крыму. И нужны были деньги, вывозить его из Крыма. И так поддержали нас, прихожане храма Антипы, прихожане других храмов, все пересылали его фотографию, во всех монастырях просили молитв. И знаете, ещё погиб, на Почаевскую икону Божьей Матери и ещё икона Всех Скорбященская с грошиками. И вот было ощущение, что люди со всего мира по грошику присылали мне, по грошику. Ну кто-то вот, вот Саша Бортич прислала мне 100 000, спасибо, Саша, огромное. А так, вы знаете, по 50 руб. присылали, по 100 руб. присылали. Мы собрали огромные деньги, привезли его, купили ему на Даниловском кладбище место. И как это я называю, что у нас были самые лучшие в мире похороны. Было очень трогательно, да. Как сказать, но пережили вот, даже как сказать, вот знаете, может быть, неправильно я отмечала эти поминки, но я попросила стелить красную скатерть, и отец Андрей Щенников благословил нас даже поднять бокалы вина, разрешил даже чокаться, то есть мы ...

Диакон Игорь Цуканов:

— То есть у вас было пасхальное как бы.

Ольга Мухина:

— У нас была пасхальная такая трапеза. Пасхальная. Вот. Я всех утешала. Конечно, очень тяжело было его друзьям, брату, сестре, то есть никто, конечно, не ожидал. Он безумно небесной был красоты. Такой двухметровый блондин с голубыми глазами, очень похож на Олега Видова, надо было его отдавать в актёры, а мы что-то все такие, он такой был умный, а мы говорим: Игнатик, иди в юристы, нам так нужен юрист в нашей семье. Все как раз разъехались в отпуск, но вернулись. Отец Андрей Щенников вернулся из от пуска, и отец Владимир Григоренко вернулся. В общем, отец Дмитрий Рощин очень поддержал. И вообще знаете, очень поддерживает Бог. Вот живём, работаем с Божьей помощью. С Божьей помощью. Посылает ангелов. Вот просто знакомлюсь, думаю: меня ангел посетил. То есть вот какие-то посещают ангелы. Я очень чувствую, как они приходят ко мне в гости, они помогают, разруливают какие-то дела. Негде было работать, дали офис. Ирочка Сусарина, спасибо тебе большое. Dress-code такая организация неимоверно прекрасная.

Диакон Игорь Цуканов:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие друзья, сегодня у нас в гостях Ольга Мухина драматург сценарист, у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева и я дьякон Игорь Цуканов. Ольга, ну вот, конечно, это в каком-то смысле замечательно, да, что вы так внимательно живёте и ощущаете вот это участие Божие в вашей жизни как-то вот так тонко говорите о посещении ангелов, о том, что действительно чувствуете эту поддержку именно тогда, когда она нужна. Можно ли сказать, что творчество для вас это ну тоже какое-то христианское делание. Потому что всё-таки мы более-менее все понимаем, что писатель он писатель только тогда, когда он не может не писать. И творчество — это такой процесс, который сложно регламентировать. Сложно поставить себе какую-то цель и начать её шаг за шагом достигать. То есть здесь всё-таки свободная стихия в некотором смысле. Здесь очень многие мотивы переплетаются, когда ты что-то делаешь, то ли пишешь пьесу, то ли пишешь стихи, то ли пишешь картину. Тут иногда сложно понять, какие мотивы тобой двигают в каждый конкретный момент. И то, о чем ты хочешь сказать, насколько это соответствует, может быть, даже твоим христианским убеждениям, поэтому вопрос: насколько вам сложно заниматься творчеством и сочетать это с христианской жизнью или это совершенно органично получается? То есть это конфликт или это совершенно органичное делание христианская для вас, творческая?

Ольга Мухина:

— Ну вы знаете, драматургия она вообще чем потрясающая, что у неё очень чёткая структура. У драматургии. Парадоксально, но в литинституте нас этому не учили, нас учили быть писателем, читать много, разбираться в литературе, отличать плохую литературу от хорошей, создавать литературу, заниматься литературой, жить в литературе. И вот где-то как раз после девяностых годов наш драматургический рынок был ознакомлен с другой системой преподавания драматургии. Вот приезжала школа Митты, привозила очень много американских сценаристов. Нил Ландау, вот Митта с ними общался, когда он был в Америке, вообще когда происходило сближение наших двух стран, мы, конечно, Россия всегда этим отличалась, мы у других стран все самое лучшее берём, привозим, с другой стороны, американцы тоже сливки отовсюду снимают. Ну такое смешение культур, в этом смысле был очень интересный период, я с головой совершенно в него опустилась, поглотила меня вся эта история драматургическая, писать я перестала от слова вообще. То есть пока я не знала вот таких чётких законов драматургии, я пела, как птичка, затем как гусеница сороконожка, которая задумалась, как она идёт, я вообще перестала писать, то есть вообще, конечно, мне очень сложно себя структурировать. Я человек, я просто распадаюсь на молекулы, мне сложно собраться, я только молюсь, вот эту всю неделю я только молюсь: Господи, помоги мне структурироваться, мне нужен стержень, мне нужны какие-то рамки, потому что иногда просто распадаюсь.

Кира Лаврентьева:

— Ольга, в начале нашей программы вы сказали о том, что после прихода в храм жизнь ваша привычная в том смысле, как вы её воспринимали, она рассыпалась, и я не предлагаю сейчас это слишком долго обсуждать или уходить в какие-то детали болезненные для вас, но я не могу не проговорить это высказывание и не могу не спросить вас о нём, чтобы, в первую очередь, и самим лучше понять и как-то собрать всю картину, структурировать наш разговор и чтобы радиослушатели тоже какую-то надежду из нашего разговора обрели. Вот сейчас, оглядываясь назад, на все эти годы, которые прошли после вашего воцерковления, все эти трудности и радости, которые вам пришлось пережить, или, может быть, посчастливилось пережить. Как вы видите смысл всего того, что произошло с вами? Видите ли вы в этом действительно структуру, вы начали говорить о ней?

Ольга Мухина:

— Конечно, конечно. Вы знаете, если рассуждать с точки зрения драматурга, то у нас есть главный герой, главный герой всегда один. Вот очень часто студенты спрашивают: может быть два главных героя? Я им говорю: ну в искусстве можно всё, но нужно ли? Но, как правило, герой только один, остальные — это друг героя, любовь героя, союзник героя, но герой один. Герой, и есть путь его, вот некое путешествие, у него есть цель, и вот, не хватает, конечно, мне очень в жизни психологического образования. Я не психолог, сейчас всё-таки люди изучают психологию, тоже какие-то термины появляются, целеполагание там, да, не знаю, ну в общем, цель, конечно, ставится, и в зависимости от этой цели, которую ты себе ставишь складывается твоя жизнь. И по законам драматургии, как правило, в первой части фильма цель у герои ложная, он как бы, в начале присутствует некий обман, он как бы идёт к ложной цели. Потом он понимает, или как, первую половину фильма ещё вот героя называют спящим, если это мужчина, например, если мы говорим о пути героя. И только дойдя до середины фильма, всю первую часть фильма он думает, что он всё сам, все сам, все сам. А посредине фильма он доходит до самого дна, он понимает, что не может уже сам, он просит помощи, грубо говоря, признает доминирование Бога, он говорит: Господи, я все понял, помоги мне. И вторую часть фильма он отталкивается от этого дна и идёт уже с Божьей помощью, он уже идёт к истинной какой-то цели, он ставит себе более правильную реальную цель. И побеждает, побеждает, в момент кульминации, он побеждает своего врага некого, а в драматургии очень интересно из чего мы делаем врага. Я очень долго никого не могла убить в своих пьесах. Я думаю: ну как написали взяли сценарий на НТВ, всех перестреляли, денег получили, думаю, молодцы какие ребята. Какая у них хорошая работа, ничего у них не дрогнуло, и ничего такого, это же кино, почему бы не убить пару человек? Я один раз попробовала в своей пьесе, убила девушку, и помню, стою на крыльце в своей деревне, и такое настроение у меня омерзительное, я думаю, что такое, на душе прям омерзительно. А внутренний голос говорит мне: Оля, ты только что вообще — то человека убила. Вообще-то. Я пошла, все исправила, оставила её живой, и мне стало опять хорошо. И не могла. Один раз в «Летит» у меня гибель собаки.

Диакон Игорь Цуканов:

— В пьесе «Летит», да?

Ольга Мухина:

— Да. Мне очень нужна была кровь, мне нужно было кровь пролить, как Шекспир, на сцене. И мне рассказали реальную историю в общежитии института, что два парня поссорились из-за поэзии Платонова, и один выбросился из окна. Но он упал на пробегающую мимо собаку и остался жив, и в крови собаки бежал дальше. Я взяла эту историю, как мой герой летит, он выпадает из окна, падает на пробегающую мимо собаку и в крови дальше бежит. И вы знаете, ни в одной стране мира эта сцена не была поставлена. Даже в Техасе, в Остине, был потрясающий спектакль, потрясающей красоты актёры играли. Ну как вам спектакль? Я подхожу, amazing, brilliance. А где кровь? Они говорят: но у нас такие костюмы дорогие, белые, мы не можем пачкаться, никто не хочет пачкаться в крови.

Диакон Игорь Цуканов:

— Вот как, из-за костюмов? Я думал из-за собаколюбия.

Кира Лаврентьева:

— Из гуманных соображений.

Ольга Мухина:

— Вот в театре почему — то ни разу. Потому что там интересно и «Летит» поставили, и Сережа Швыдкой снял, тоже этой сцены нет. И там ещё знаете, была история татуировки, парень хотел сделать себе татуировку и долго думал, что же себе наколоть? И решил, что наколет здесь Владимира Высоцкого, а здесь Марину Влади. И потом он попадает в тюрьму, совершая подвиг в наши дни. Он прикрывает своего друга и берет его вину на себя, Идёт по статье 228 и выходит из тюрьмы с татуировкой Христа. И вот эту татуировку не сделал тоже никто никогда, а самое удивительное, сижу я один раз дома, и приезжает ко мне моя любимая подруга Даша Герцог из Гоа, и у неё на руке татуировка Христа.

Кира Лаврентьева:

— Ольга, но если вернуться к вашей жизни, вы так перешли на драматургию. Вот драматургические есть какие-то повороты?

Ольга Мухина:

— Я очень долго жила тем, моя цель жизни — это кино. Я вот кино, кино, кино, кино. Мама мне говорила, что самое главное в жизни — это театр, а я такая думаю: может быть, кино? И я вот в это кино перлась, как танк, вот этот ВГИК четыре года, и сейчас просто другая цель, очень медленно, я поняла, что кино не может быть смыслом жизни. Кино не может быть целью. Снимут — снимут, не снимут — не снимут. Перестала биться в падучей.

Кира Лаврентьева:

— Я просто к тому, Ольга, что Бог сильнее, как бы тебе ни было тяжело. Ведь должен же быть какой-то счастливый финал по законам драматургии? Или должен быть какой-то обретённый смысл?

Ольга Мухина:

— Вот, например, отец Даниил Сысоев сказал, что ничего не может быть круче мученической смерти.

Диакон Игорь Цуканов:

— И сам ей умер.

Ольга Мухина:

— Но другой вопрос, достойны ли мы её? Вот Елизавета Фёдоровна считала, что мы не достойны, а сама её получила. То есть как вот, мы как христиане...

Кира Лаврентьева:

— Но я счастливым как раз и называю обретение Христа, обретение какого-то смысла в Боге.

Ольга Мухина:

— Только Он, конечно, безусловно.

Кира Лаврентьева:

— Не социальную сторону вопроса, вот именно духовную, душевную, нашла ли ваша душа успокоение во Христе? Потому что всё-таки такая профессия, и журналистика тоже, на самом деле, туда же её можно отнести, и театральное искусство — это все очень душераздирающе.

Ольга Мухина:

— Очень.

Кира Лаврентьева:

— Если ты занимаешься этим искренне, ты несёшь колоссальные издержки. И это не знают люди, которые просто смотрят на это со стороны.

Ольга Мухина:

— Потребители контента.

Кира Лаврентьева:

— Да, потребители контента, ну просто послушали, ну просто поговорили мы с вами в студии тут, а что мы с Игорем чувствуем при этом, и что чувствуете сейчас вы, знает, наверное, только Господь Бог и мы втроём, и скорее всего, наш замечательный звукорежиссер. И понимаете, в этом-то и мой вопрос: «Нашли ли вы успокоение во Христе»?

Ольга Мухина:

— Нашла, безусловно. Я безусловно нашла, и оно только там, и только благодаря этому и жива, и перед вами, и пытаюсь, пытаюсь, как-то барахтаюсь. То есть был просто момент, когда просто лежала, не вставала. Вот был такой момент, когда все потеряно после этого коронавируса, очень тяжело он дался, очень тяжело коронавирус у меня прошёл. Но тоже опять же так поддержали люди.

Диакон Игорь Цуканов:

— Да, поддержка людей — это всегда очень важно, это то, что помогает справляться с вот этими тяжелыми ситуациями, которых в вашей жизни было действительно такое большое количество, и огромное вам спасибо за то, что вы сегодня были с нами и рассказали нам о вашем пути, о вашем пути к Богу, о вашем пути в профессию, мне кажется, это был очень интересный разговор и во многом способны многому научить.

Кира Лаврентьева:

— Драматургия в данном случае действительно очень сильная вещь, я сегодня ещё раз это поняла, особенно когда человек занимается своим делом, находится на своем месте. Вы действительно автор и действительно писатель и действительно сценарист и режиссёр. Вот про вас это можно с чистым сердцем сказать вообще без всякого второго но.

Диакон Игорь Цуканов:

— Дорогие друзья, мы вынуждены заканчивать, сегодня у нас в гостях Ольга Мухина, драматург, сценарист. В студии была моя коллега Кира Лаврентьева я диакон Игорь Цуканов. Ольга, спасибо огромное за то, что провели этот вечер сегодня с нами.

Кира Лаврентьева:

— Спасибо, до встречи, до свидания.

Диакон Игорь Цуканов:

— С Богом, до свидания, всего доброго.