«Фонд помощи детям «1Помогает». Мария Меринова, Кристина Арзуманова

Скачать

У нас в студии были руководитель благотворительных программ фонда «1Помогает» Мария Меринова и попечитель этого фонда Кристина Арзуманова.

Разговор шел об истории благотворительного фонда помощи детям «1Помогает» и о том, как наши гости пришли в благотворительность и почему для них это стало важной частью жизни.

Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.

Т. Ларсен:

— Здравствуйте, друзья! Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА, я Тутта Ларсен...

В. Рулинский:

— И я Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. Сегодня у нас в гостях руководитель благотворительных программ фонда «1 помогает» Мария Меринова. Маша, добрый день.

М. Меринова:

— Привет, друзья.

В. Рулинский:

— И Кристина Арзуманова, попечитель этого фонда. Кристина, приветствуем.

К. Арзуманова:

— Всем привет.

Т. Ларсен:

— Здравствуйте-здравствуйте!

В. Рулинский:

— Мы знакомы с Марией и с Кристиной достаточно давно, но в этом качестве, мне кажется, что я сам с ними не очень давно знаком, потому что эта деятельность не так давно именно в их жизни появилась, фонд не так давно появился, хотя уже деятельность активную развил. Фонд «1 помогает» занимается посттравматической реабилитацией детей прежде всего, которые пережили опыт боевых действий, они своими глазами видели весь этот ужас, и как-то фонд, я так понимаю, пытается что-то сделать, чтобы у этих детей какое-то детство было, какая-то радость, когда они от этого ушли. Я правильно понимаю, Маша, деятельность фонда?

М. Меринова:

— Тут даже больше не столько детей, сколько подростков, потому что я эту категорию отдельно выделяю, мне кажется, все, у кого есть подростки, они понимают, что это совсем не дети, это уже какие-то такие подросшие люди.

Т. Ларсен:

— Мы говорим о людях с 12 лет или с 10 лет?

М. Меринова:

— С 12 лет, то есть это те ребята, которые как раз считают, что они уже достаточно взрослые, чтобы принимать серьезные решения, они очень остро воспринимают все неудачи, которые их посещают, а если это еще и участие в каких-то травмирующих событиях, то это, честно говоря, просто блокирует все развитие, блокирует, мне кажется, рост и вообще отношение к миру, поэтому, конечно, эта категория особенно страдает, потому что с малышами всегда все просто: если мама оказалась адекватной, если мама смогла как-то скрасить эту ситуацию потери даже или просто участия в боевых действиях, обычно родители имеют такой волшебное свойство прикрывать, оберегать, защищать детей, и детям как-то проще ко всему к этому относиться — как мама сказала, так и есть, если мама сказала, что так надо, что это не очень страшно, то дети, как правило, все так и воспринимают.

Т. Ларсен:

— Но, к несчастью, ведь есть дети, которые остались без мамы в результате всех событий.

М. Меринова:

— Это да, но все равно всегда идет уклон на то, что если есть значимый взрослый, который может устроить картинку мира таким образом, что ребенок будет через него это проживать. Понятно, что нужна помощь специалистов, но это не такая острая ситуация, как с подростками, потому что они считают, что вот только то, как они воспринимают действительность, так и правильно.

В. Рулинский:

— У них уже авторитетов, как таковых, нет, они самостоятельно пытаются это преодолеть...

Т. Ларсен:

— И в то же время еще нет опоры.

В. Рулинский:

— Да, они еще дети в своем внутреннем таком развитии. Мне вспоминается, помните, такой фильм был, по-моему, называется «Жизнь прекрасна», когда папа, в концлагере оказавшись с ребенком, пытается его оградить.

М. Меринова:

— Да, это Бени́ньи, по-моему, даже оскароносный фильм.

В. Рулинский:

— Да, на самом деле он, конечно, не основан на исторической какой-то правде, его все критикуют с точки зрения того, что это полный вымысел, но все-таки в этом что-то есть про то, что вы сейчас сказали, когда родитель пытается действительно даже такие ужасные обстоятельства превратить в какую-то игру, чтобы это не воспринималось так критично, страшно. Но, с другой стороны, здесь же должна быть какая-то грань, где ты совсем все в какую-то сказку обращаешь, а где ты все-таки должен признавать какую-то реальность.

М. Меринова:

— Нужны профессионалы в этой ситуации.

К. Арзуманова:

— У нас история была, Маша, помнишь? Очень откликнулась история из реабилитации: у нас был мальчик, они оказались в подвале, то есть там прямо было завалено все, прямо между завалами и трупами, получается. На самом деле ситуация такая страшная, и он был с папой и с мамой...

Т. Ларсен:

— Это в Мариуполе?

К. Арзуманова:

— Да, и папа отвлекал его тем, что мальчик очень любит мотоциклы, и он говорил о том, что вот, а тут, может быть, какие-то детали есть или еще что-то, и вот они там что-то находили, ковырялись в какой-то арматуре, во всем этом. И когда они вышли, они первым делом нашли какой-то разбитый совершенно мотоцикл, мопед даже, по-моему, это был, и они сразу же после всего шока и ужаса во время, когда еще стреляли и все остальное, они начали собирать его из того, что было, и психолог сказал, что вот как раз-таки это та история, когда родитель смог смягчить ситуацию, отвлекая ребенка.

В. Рулинский:

— То есть это позитивный, скорее, такой для самого ребенка опыт проживания.

Т. Ларсен:

— Амортизация страшных событий. Ну давайте вернемся к возникновению фонда, что послужило импульсом к тому, чтобы не просто помогать, не просто заниматься гуманитарной деятельностью, а создать целый фонд?

М. Меринова:

— Фонд уже давно уже существует, с 2016 года, просто раньше это была инициатива людей, которые решили помогать детским домам, у нас много таких людей, которые понимают, что детям там тяжело, и основное направление было это помощь детям из детских домов. А вот как раз директор фонда, которая была в числе волонтеров, которые ездили в Мариуполь, организовывала первые как раз выезды наших волонтеров, она просто увидела эту ситуацию изнутри и поняла, вот слова матушки ее, скажем так, немножко отрезвили, когда матушка Татьяна сказала, что нужно помогать тем, за кем будущее, это она имела в виду как раз подростков, детей. И Лена, вернувшись, она просто пришла ко мне и говорит: «Маш, ты знаешь, было бы хорошо, если бы мы помогали на новых территориях детям». Я сначала думала: как, кому, куда? То есть это совершенно такая история, когда ты здесь, в Москве, дети там, плюс родители, у нас нет таких, скажем так, прямых выходов туда, и вообще как все это организовать, это была просто инициатива вот на грани: «а было бы хорошо». И по воле Божией так складывалось, что мы нашли священника, который, зная, что мы об этом думаем, познакомил нас с психологом, который как раз специализируется на травме, и наша Ольга Павлова, она помогла собрать команду психологов, которые в перспективе стали таким ключевым фундаментом в реабилитации наших ребят.

В. Рулинский:

— А священник, с которым вы советовались, наверное, отец Евгений Лищенюк, угадал?

М. Меринова:

— Нет!

В. Рулинский:

— Просто отец Евгений Лищенюк тоже с Ольгой Павловой работал.

М. Меринова:

— На самом деле с Ольгой Павловой много кто работал, и для меня это, наверное, один из основных показателей качества, потому что Синодальный отдел, насколько я знаю, брал её в качестве специалиста, который проводил тренинг для священнослужителей и для православных психологов, и это, конечно, для нас один из основных моментов, так как священники не любят психологов, насколько вы знаете, потому что это отчасти конкурирующие какие-то управления...

В. Рулинский:

— Давайте не обобщать. Умные люди всегда говорили: «воздерживайся в одном шаге от обобщения». Многие священники недолюбливают психологов, мне кажется, так.

Т. Ларсен:

— Возможно, потому что здесь есть реальные какие-то иногда причины, а возможно, потому что, наоборот, недостаточно хорошо знают психологов.

М. Меринова:

— Возможно.

Т. Ларсен:

— Мне вот кажется, что психологи, они в горизонтальной плоскости, а священники — в вертикальной.

В. Рулинский:

— Ну да, главная претензия, которая высказывается психологам, это за то, что у каждого психолога разные подходы и разные школы, и ни одна из них, как бы сказать, сколько психологов, столько и школ, грубо говоря, ты не можешь ни на что более-менее опереться. И вот такую толковую, действительно, опирающуюся на какие-то нормальные нравственные ценности психологическую школу очень сложно найти, а ещё сложнее найти психолога, который бы сам нравственно был укоренён в чём-то, в какой-то традиции, скажем, православного психолога, для которого действительно это очень важно, мне так кажется. Может быть, я как-то интерпретирую собственное восприятие от этих священников, но эта проблема действительно сейчас волнует очень многих в Церкви. И я так понимаю, что у вас тоже стояла задача опираться на какой-то опыт психологии, достаточно близко стоящий к Церкви?

М. Меринова:

— Да, у нас, например, один из ключевых тоже специалистов, который работает в паре с Ольгой, это Татьяна, она руководит Домом для мамы в Смоленске.

В. Рулинский:

— Да, я с ней знаком, она очень хорошая, душевная такая, замечательная.

М. Меринова:

— Она невероятная. Один только её голос чего стоит, это вообще.

Т. Ларсен:

— Так, ну тогда расскажите немножко подробнее о том, кто эти люди, действительно, которые занимаются реабилитацией.

М. Меринова:

— Это команда психологов православных, которые как раз в основной своей деятельности к нам на проект подключаются, когда мы их приглашаем, а так они, в принципе, ведут практику. В основном это специалисты из Дома для мамы.

Т. Ларсен:

— Они работают здесь, в Москве?

М. Меринова:

— В разных городах.

Т. Ларсен:

— А детей привозят...

М. Меринова:

— Из Мариуполя.

Т. Ларсен:

— Их привозят на ПМЖ или их привозят именно на реабилитационный процесс?

М. Меринова:

— Только на реабилитационный процесс. Нам нужно сделать отбор, то есть понять, каким ребятам очень нужна помощь, и здесь мы используем сейчас уже достаточно большие связи, кстати, вот последний человек, который нам помог набрать группу, это уполномоченная по правам детей Мария Львова-Белова, она в Мариуполе открыла свой штаб, и как раз руководитель штаба, так как она напрямую общается со сложными семьями, со сложными ситуациями, помогла набрать нам команду, то есть вот эти ребята, которые попали к нам в проект, это были ребята, которых нам подобрали как раз в этом штабе.

Т. Ларсен:

— По каким критериям определяется, что вот этот ребенок подходит вам, а вы ему?

М. Меринова:

— Здесь это всегда какая-то серьезная травмирующая ситуация, то есть это ребенок, который потерял маму, кого-то из родных, это ребенок, который видел, как умирал человек на глазах, это дети, которые видели много трупов, части тел, дети, у которых была реальная угроза жизни: обстреливают, они убегают, а и им стреляют в спину, в ноги, вот такая ситуация. То есть когда реально грозит твоей жизни что-то, это как раз та ситуация, когда происходит вот эта травма, и она оставляет след.

В. Рулинский:

— Маша, ты сейчас такие истории рассказываешь, до глубины души пронимает, но как ты думаешь: ну вот хорошо, ты вместе со своими помощниками, с психологами занимаешься с ними, но принципиально может ли там двухнедельная смена, я не знаю, сколько у вас длится эта смена, изменить?..

М. Меринова:

— Может. А знаешь, в чём вся ситуация?

В. Рулинский:

— В чём?

М. Меринова:

— В том, что вот мы как бы живем, я потом объясню, почему это важно, почему, например, реабилитация детей, переживших СВО, не настолько нужна этим детям, как реабилитация детей из детских домов, мы потом обязательно к этому вернёмся. Но когда ты жил себе, у тебя было всё хорошо, были у тебя мама, папа, вы вместе кушали, вместе ходили гулять, ты ходил в школу, у тебя были друзья, потом бац! — вспышка, какое-то травмирующее событие, которое дальше ведёт тебя к деструктивному поведению, к каким-то расстройствам, к каким-то отклонениям. Специалисты в этот двухнедельный срок возвращаются вот в эту ситуацию, прорабатывают её, учат ребёнка принимать то, что произошло, и жить с этим дальше. Вопрос в том, что они не стирают эти воспоминания, они не приукрашивают их, не говорят «ты знаешь, всё будет хорошо», они этого не делают. Они просто возвращают ребёнка вот в то событие, которое его травмировало...

Т. Ларсен:

— Они как бы утилизируют, получается?

М. Меринова:

— Нет, в том-то и дело, что они не меняют. Помните, основная такая у психолога мысль, что не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней. Вот они учат этих ребят проживать то, что они пережили, по-другому относиться к этому и понять, что то, что было там, в перспективе на твою жизнь уже не так влияет.

Т. Ларсен:

— Что это там осталось.

М. Меринова:

— Да. Оно было, оно страшное, оно ужасное, но ты живёшь дальше. И вот они учат работать с агрессией, со стрессом, вот с этой замкнутостью, с этой обидой.

К. Арзуманова:

— Чувство вины очень ещё сильное, про Нику можно вспомнить историю. Наверное, с этой истории я стала попечителем как раз-таки, потому что не откликнуться было невозможно. Писала текст просто как волонтёр, тоже началось всё с волонтёрства, и девочка Ника, подросток, и так видно, что она в принципе бунтарь, по фотографии, я смотрела, и там сразу же было понятно, что она с характером. И вот ситуация такая сложилась, что были обстрелы очень сильные, они прятались в коридоре, осколки попали в двери, и упала её мама, а у неё были на руках такие часы-браслет спортивные, которые показывают сердцебиение, пульс, и они показывали, что пульс есть. Они пытались реанимировать, пытались найти помощь, они сделали всё, что от них зависело, но когда уже привезли в больницу, оказалось, что мама умерла моментально, потому что осколок то ли через рот попал, то ли ещё куда-то, то есть она умерла на месте. И девочка очень сильно винила себя в том, что она не смогла спасти, во-первых, что вообще это не она умерла вместо мамы, то есть у неё такая боль очень сильная была. И она поставила на звонок, на будильник себе ту мелодию, которая играла у её мамы, я не помню точно, то ли перед обстрелом, то ли у неё на телефоне эта мелодия стояла, и вот каждое утро она просыпалась от этого будильника, как от электрошока просто.

Т. Ларсен:

— То есть она себя мучила дополнительно.

М. Меринова:

— Да. И она не могла поверить, что мама умерла, потому что: ну как это так? Папа уезжает с ней в больницу, а потом говорит, что мама умерла. Но она же видела — пульс есть, мама лежит, ранений как таковых нет ярких, и она умерла. И вот ребёнок, девочка эта две программы прошла, ей настолько было тяжело, что вот это на её глазах прямо произошло.

Т. Ларсен:

— То есть некоторым всё-таки двух недель не хватает.

М. Меринова:

— Да.

В. Рулинский:

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА, мы говорим с Марией Мериновой и с Кристиной Арзумановой, представителями фонда «1 помогает». И у меня вопрос тоже такой, он, мне кажется, из глубины того опыта, который я представляю, мне, конечно, сложно это представить, но я представляю: вот ребёнок прожил эти страшные дни в Мариуполе, с ним работает сейчас психолог, он пытается действительно как-то осмыслить то, что произошло, и как-то найти точки опоры. Но ведь возвращаясь после смены, которая проходит в достаточно комфортных условиях, я так понимаю, на берегу моря или где-то у вас...

М. Меринова:

— В Таганроге, да.

В. Рулинский:

— Да, в каком-то пансионате, он возвращается в город, я, конечно, понимаю, сейчас он восстанавливается, но в целом это всё равно город, который очень сильно напоминает. Я знаю, что вот, например, когда работает реабилитация именно в сфере зависимых, там один из принципов, очень часто использующийся, это принцип поменять окружение, выйти из этой среды и даже чтобы ничто не напоминало, и это действительно оказывает терапевтический такой эффект. Здесь, наверное, нет возможности выйти...

М. Меринова:

— А у ребят это по-другому. Для них-то это же была хорошая жизнь, то, что у них разрушен дом — это факт, который есть, но дом восстановится. Если говорить о зависимости, то это всё-таки ситуация какая-то длительная, а тут конкретный промежуток времени, когда было плохо, но до этого-то было всё хорошо.

Т. Ларсен:

— Это другая психологическая задача.

М. Меринова:

— Да, совсем другая. И ребята, кстати, которые возвращаются так интересно, родители потом отзывы свои пишут, мы постоянно с ними на связи, когда забираем детей. И они там пишут, что вот там «Вася приехал и говорит: «Так, мама, мы больше это не обсуждаем, давай будем говорить вот так», то есть позитивно как-то мыслить они научились на курсе, и они уже не допускают тех разговоров, которые их травмируют, у родителей, которые эту реабилитацию не проходили.

К. Арзуманов

— И они гуляют ещё вместе, что самое здоровское, они встречаются и гуляют, у них такая вот компания образуется, и они поддерживают, они же уже привыкли друг к другу, они вместе эмоции все эти переживали, заново проживали, и они потом дружат, и формирующая поддерживающая среда возникает в новой жизни уже, это тоже очень важный момент, мне кажется.

Т. Ларсен:

— Кристин, а что значит быть попечителем такого фонда?

К. Арзуманова:

— О, это сложный вопрос, потому что мне всегда представлялось, что попечители — это звёзды обычно какие-то, там лидеры общественного мнения обычно...

В. Рулинский:

— Ну, не скромничай, не скромничай.

К. Арзуманова:

— ... но это не про меня в том-то и дело. И когда мне Лена и Маша предложили, я очень долго отказывалась и не понимала, говорю: а чем я помогаю? Говорят: ну смотри, ты сайт начала делать, давай там сборы, давайте фандрайзинг... В принципе, это человек, который живёт, наверное, тоже такой вот жизнью активной в благотворительности и делает что-то для организации, наверное, важное, не знаю, насколько важное я делаю, девочки больше ответят на эти вопросы. Но попечитель, он несёт попечение, переживает, всем сердцем с ними, если нужно помогать, помогает. И в принципе, у фонда «1 помогает» нет каких-то звёздных представителей, которые могут что-то там рассказывать где-то, а это юрист, получается, такие люди, которые маленькие трудовые пчёлки, которые ежедневно вносят свой вклад в развитие организации и помогают помогать другим людям.

В. Рулинский:

— Ну а почему это лично для тебя стало важно? Ну, то есть вот ты живёшь обычной жизнью, ходишь на работу, не знаю, может, ты не ходишь, но обычно люди ходят на работу, удалёнка сейчас всё изменила, окей. Но какая-то работа есть, семья, я так понимаю, что ты супруга дьякона, то есть у тебя там сто-пятьсот послушаний и так далее, и дети, и тут вдруг решаешь: фонд вот есть хороший, надо помогать. Я уверен, что для большинства людей этот процесс, почему вот так, это непонятно.

К. Арзуманова:

— На самом деле всё очень просто тут, это привет Синодальному отделу по благотворительности, где мы все дружно познакомились. Я работала просто именно у Васи, Вася был моим руководителем, и мы там познакомились с Машей, и с Леной мы уже познакомились тоже. И это доверие к людям, доверие именно к каждому, кто в церковной среде, мы же тоже такая своя компания, условно говоря, где все связаны друг с другом, это первый фактор того, что ты идёшь с людьми, которые тебе близки по духу, у которых такие же ценности, которым также небезразлично то, что происходит. А второе — это профдеформация, потому что в благотворительность я влюблена безумно и много проектов, которые я консультирую, но вот чтобы именно попечителем стать, это, конечно, такой рискованный был для меня шаг, большая ответственность. А ещё, когда ты читаешь эти истории, всё началось с отчёта, мы писали первый отчёт, как раз презентацию мы делали первую для людей бизнеса, в первую очередь, чтобы показать, почему важно помогать. И вот я читала историю Ники, читала истории этих ребят, я сидела и просто, наверное, дня три плакала, отдала своему дизайнеру на вёрстку, и она тоже дня три плакала, у нас все процессы встали, ну невозможно после этого не помогать, потому что это откликается сердцем.

Т. Ларсен:

— А вот это моя прямо тема про три дня плакать, потому что, действительно, с одной стороны, ты очень хочешь помогать, у меня был такой, например, опыт, и ты понимаешь, что у тебя есть некоторые ограничения просто чисто эмоциональные: ну вот ты так устроен, что вместо того, чтобы помогать, ты будешь плакать, тебе будет слишком больно, и ты там отползаешь на то расстояние безопасности, с которого ты... кто-то просто деньги причисляет, кто-то еще как-то, но далеко не всегда у людей есть ресурс непосредственно погрузиться, близко войти в зону чужой беды и в ней принять непосредственное участие. Когда ты закончила плакать и взялась за дело, вот как это работает? Научи, объясни, что произошло?

К. Арзуманова:

— Тут всё проще: я плачу и делаю одновременно.

В. Рулинский:

— Ежики плакали, кололись, но продолжали есть кактус, да?

К. Арзуманова:

— Да, это примерно так и есть, потому что кто, если не мы в этот момент? Ты можешь впасть, конечно, в уныние, в депрессию, во что угодно впасть, но от этого ничего же не поменяется, поэтому единственный выбор — это да, переживать это всё и, не знаю, может быть, это со спецификой моей работы связано, и чем ты больше это прочувствуешь, вот это горе, тем больше ты сможешь показать другим людям, вот передать, что зацепило меня — посмотрите, вас тоже это зацепит. Мне кажется, именно в этот момент это срабатывает на пользу: умение горевать, сопереживать, плакать, но по-другому ты просто не сможешь передать эти чувства.

Т. Ларсен:

— Слушай, но надо же, чтобы это горе в тебе не застряло.

К. Арзуманова:

— Знаете, я очень философски к этому отношусь, потому что, когда я была ещё школьницей, я помню, в какой-то момент я сказала: всё, я больше не буду смотреть новости, потому что там постоянно показывают что-то плохое, меня это трогает, в меня это заходит, но никак не может выйти, потому что я ничего не могу с этим сделать. И я в какой-то момент решила себя просто ограничить от всего плохого, жить в своём таком милом мирке, где всё прекрасно. Но тогда я ещё не церковным ребёнком была, и, конечно, сейчас я уже понимаю, что Господь открывает тебе только те направления, в которых ты реально можешь помочь, и если я узнала о том, что кому-то нужна помощь именно вот в этом направлении, а не в миллионах тысяч проблем других людей, я понимаю, что именно здесь я смогу помочь, значит, Господь даст сил, и помогать ты будешь именно здесь, эффективен будешь именно здесь.

В. Рулинский:

— А давайте вот, мне кажется, хороший момент, когда нужно сказать, как помочь фонду «1 помогает». Вот есть сайт у фонда, как он звучит, и какие там есть варианты помощи? Давайте озвучим, потому что мне кажется, что многие захотели бы сейчас помочь.

К. Арзуманова:

— Сайт «1pom.ru». Можно найти также в поисковой строке по «фонд „1 помогает“» просто через поиск. Самый простой вариант — это помочь, конечно же, финансово, потому что очень большое количество средств необходимо на реализацию различных программ, то есть не только посттравматическая реабилитация, есть другие программы, это простая платёжная форма, в которой можно совершить пожертвования через карту. Также есть возможность помогать натуральным видом в детские дома, для этого нужно связаться как раз с Машей, её контактный телефон указан на сайте...

В. Рулинский:

— Смелый человек.

К. Арзуманова:

— ... и договориться с ней, спросить, уточнить действительно необходимые вещи, как можно поволонтёрить и привезти что-то конкретное, и поучаствовать, может быть, каким-то образом в проекте, потому что, например, на последнем проекте у нас был благотворитель, который купил детям подарки, это как раз было накануне Нового года, он подарил каждому ребёнку по колонке — мне кажется, для подростка лучше не придумать. А другая благотворитель тоже связалась со мной и подарила детям сладкие подарки. То есть точечная конкретная материальная такая помощь натуральным товаром.

М. Меринова:

— Мне кажется, самая важная помощь — это всё равно рассказывать, даже не столько деньгами в моменте помогать, а рассказать и поделиться с другими, потому что чем больше людей знают, тем больше всегда Господь даёт вот этих точек соприкосновения с нужными людьми, поэтому можно не только зайти на сайт и поддержать другими способами, финансово, ещё как-то, а именно подписаться на социальные сети, следить за историями, делиться со своими друзьями, потому что через человека всегда найдётся другой человек, у которого есть какой-то свой бизнес, который, например, захочет рассказать где-то, привлечь ещё каких-то других людей, помочь с логистикой или ещё чем-то. Помогать, на самом деле, вариантов тысячи, не только теми способами, которые мы часто слышим: организовать, дать в аренду что-то, разместить бесплатно, вариантов всегда очень много, главное просто зайти, посмотреть контакты, набрать этот телефон и проявить свое участие, вот это, наверное, самое важное.

В. Рулинский:

— Да, сайт «1pom.ru». А я хотел бы всё-таки в связи с тем, что мы начали говорить ещё и про тему сирот, как-то немножко узнать: а, собственно, вот эта деятельность, ты сказала, Маша, по поводу того, что чаще всего даже реабилитация детей-сирот, в каком-то смысле она более трудная, более тяжёлая, эти дети совсем не знают, наверное, материнского тепла, вообще ощущения семьи, им это незнакомо, в отличие, наверное, от детей Мариуполя, переживших эти события, это немножко другая история. Что делает фонд в этом направлении?

М. Меринова:

— У нас есть партнёры, которые готовы помогать для России, то есть они готовы помогать новым территориям. У нас сейчас разделилось на два лагеря: кто хочет помогать на новых территориях и кто только сосредоточится на своей России, где тоже, в принципе, много проблем. И к нам поступило предложение: вот вы всегда помогали детским домам, а давайте и для них сделаем реабилитацию, ведь там тоже много сложных ситуаций. Мы обратились к нескольким директорам учреждений, в которых мы помогаем и действительно, оказалось, что там есть очень сложные ребята, которые пережили даже не травмирующее событие, а это просто вся жизнь травмирована, одна сплошная травма. И в «Детской Республике Поленово» в Тульской области мы организовали первый заезд ребят из детских домов.

В. Рулинский:

— В какой Республике?

М. Меринова:

— «Республика Поленово», в Тульской области есть такой лагерь очень хороший детский.

В. Рулинский:

— А то я уж испугался, что какую-то республику не знаю.

М. Меринова:

— И специалисты, которые начали работу, они приехали и подготовились как для детей из Мариуполя, то есть у них был один запас методик, но когда они начали диагностику, они поняли, что всё, к чему они подготовились, оно вообще не работает. Я просто завезла туда детей, привезла специалистов, и первые нескольких дней я прямо там находилась, и они просто сели, говорят: так, всё меняем кардинально, подход совершенно другой. Уровень защиты у детей стоит просто бронебойный какой-то, дети вообще не идут на контакт. Знаете, такая ситуация была, что они просто встали так в позу, говорят: «Ну ладно, окей, вы нас сюда привезли, ну и всё, на этом всё закончилось». Они убегали с сессий, они говорили, что вообще как бы отстаньте от меня...

Т. Ларсен:

— То есть у них не было запроса на помощь вообще?

М. Меринова:

— Это такие, знаете, волчата. Это такие дикие дети, вот, понимаете, они из одного детского дома, но они друг друга ненавидят! Есть такая игра «Тайный друг», которую мы используем во всех своих реабилитационных программах, и они писали друг другу откровенные гадости, просто жестокие, жуткие гадости.

Т. Ларсен:

— Но ведь это многое говорит об этом детском доме в первую очередь.

М. Меринова:

— Детский дом хороший, правда, очень хороший, но вот просто ребёнок только-только туда попал. Приёмная мама, которую девочка полюбила, и она у неё умерла вот две недели назад. Эта девочка не готова к контакту вообще.

В. Рулинский:

— Ну да...

М. Меринова:

— А мальчик, который просто со своей сестрой лежал и думал, когда он умрёт, потому что у него рёбра, вот это ребро, вот это, вот это, и они всё больше и больше уходили вовнутрь, потому что дома был наркопритон, и он просто годами, не месяцами, не днями, не неделями, он годами просто голодал, понимаете? Это действительно, Вася, это ужасно. Просто концлагерем это, конечно, не назовёшь, и тут самое страшное, знаете что? Что это родители.

Т. Ларсен:

— При живых родителях?

М. Меринова:

— Да. Это базовая установка у детей: «какой бы ни был родитель, он хороший, я его люблю». Но когда этот родитель тебя же и обижает, вот сегодня он выпил, и он добрый. А завтра у него ломка, и он начинает тебя дубасить, или приходят какие-нибудь собутыльники и начинают просто там устраивать дебош.

В. Рулинский:

— Слава Богу, есть люди, которые помогают даже в таких сложных ситуациях. Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА...

Т. Ларсен:

— Я надеюсь, что мы услышим хэппи-энд после короткой паузы.

В. Рулинский:

— Мы услышим обязательно хэппи-энд после короткой паузы. У нас в гостях сегодня Мария Меринова и Кристина Арзуманова, представители фонда «1 помогает». Если у вас есть желание поддержать работу фонда, это можно сделать на сайте 1pom.ru. А мы вернемся после короткой паузы, Тутта не врет.

Т. Ларсен:

— Вы слушаете проект «Делатели» на Радио ВЕРА, я Тутта Ларсен...

В. Рулинский:

— Я Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня Мария Меринова и Кристина Арзуманова, представители фонда «1 помогает». В первой части программы начали говорить про ужасы, в которых живут многие дети-сироты, многие дети в семьях, подопечные фонда «1 помогает», и я так понимаю, что именно основываясь на необходимости преодоления этого опыта, фонд пытается как-то что-то сделать с этими детьми, но не очень получается, или получается?

М. Меринова:

— Получается. Ты знаешь, мне кажется, было бы правильно рассказать о том, почему в принципе я так этой темой горю, мы все-таки с вами уже не один раз встречались, но в этой программе, может быть, кто-то слышит первый раз. Дело в том, что я приемная мама, я закончила школу приемных родителей, у меня двойняшки. И когда я проходила обучение в школе приемных родителей, я столько всего услышала, столько страшных историй, я просто понимала, что этим детям обязательно нужны родители. Слава Богу, сложилось так, что мы забрали девочек, что у них все хорошо, что они такие холеные, любимые всеми бабушками, дедушками, тетями, дядями, то есть у них прекрасно жизнь сложилась, но таких детей реально сотни и тысячи. Зайдите просто на сайт, где выложена база детей, и вы поймете, что ребят со сложными историями, их много, в системе их очень много. И когда я пришла в фонд, я в принципе пошла в фонд только потому, что мне эта тема очень небезразлична, и я поняла, что этим ребятам особенно нужна поддержка, нужно участие, нужна хоть какая-то возможность жить нормальной, обычной жизнью. Учреждения, они действительно очень здорово работают. Я знакома не с одним директором детского дома, и я знаю, насколько они хлопочут за ребят, они настолько любят их, вот воспитатели, это просто, я не знаю, это... Они все пытаются сделать, чтобы у ребят была нормальная жизнь, но они никогда не смогут заменить и стать родителями.

Т. Ларсен:

— Слушай, вот сейчас из того, что ты рассказываешь, для меня, как для обывателя, это звучит немножко как-то безнадёжно и печально, то есть ты говоришь, что это очень хороший детский дом, что там о них заботятся, их любят, по-отечески воспитывают, а они ненавидят друг друга и вообще не подпускают к своей душе никого — ну, значит, это не работает всё?

М. Меринова:

— Это работает, но это очень тяжело работает. Вы знаете, как говорят: вот можно любить, а можно очень любить, можно помогать, а можно реально помогать. И когда ситуация очень сложная, конечно, в идеале, если бы появилась какая-то любящая мама у ребёнка из детского дома, то у неё гораздо лучше получилось бы помочь этому ребёнку, чем любой, даже самый добрый и отзывчивый педагог, он не сможет всё равно дать этого. Но что важно: что можно проработать эту травму, с которой столкнулся ребёнок, то есть вот научиться жить дальше. Я когда-то сама проходила сеансы психологические, и я очень сильно поменялась, потому что те установки, которые у меня были с детства, они трансформировались совершенно в другое восприятие жизни, и я стала вообще другим человеком, ну правда. И я понимаю, что у меня-то не было никаких травм таких в детстве, а у ребят были, и если просто дать им возможность не закрыть эту часть жизни и просто так, как будто этого не было, или я вот просто злая, и вот я проснулась, у меня плохое настроение, все плохие вокруг, а если разобраться, почему эти люди для меня настолько плохие, почему я обижен, почему я зол, и научить ребят, это называется рефлексия, (я сейчас прямо сумничаю) просто нужно научить ребёнка рассуждать и разбираться в своих эмоциях, они не умеют этого делать.

Т. Ларсен:

— Так, а кто умеет-то? А что, взрослые, что ли, умеют вот эти все вокруг, которые выросли в благополучных более-менее семьях, окончили высшие учебные заведения и получают хорошую зарплату?

В. Рулинский:

— К сожалению, среди взрослых тоже...

Т. Ларсен:

— Так в том-то и дело.

В. Рулинский:

— Маш, но вот здесь ты сказала, а как научиться не гневаться или понять, почему ты гневаешься, почему ты что-то делаешь, как это преодолевать? Но вопрос: психология ведь не может научить преодолевать это. Сейчас, может быть, сейчас ты со мной поспоришь, но мне кажется, что она, в принципе, не может дать инструмент духовной жизни. Инструмент духовной жизни дает Церковь.

М. Меринова:

— Наши дети тоже ходят в храм, их посещают батюшки, они впервые в жизни пишут записочки о здравии, покупают крестики, они крещеные...

В. Рулинский:

— То есть вы знакомите их с этой частью жизни?

М. Меринова:

— Конечно, конечно.

Т. Ларсен:

— Психология может помочь это заметить, что в тебе это есть.

М. Меринова:

— Заметить, но, конечно, путеводитель по жизни — это вера, и по-другому невозможно, на самом деле.

Т. Ларсен:

— Я бы хотела вернуться к той истории про лагерь, где дети ушли в отказ, и где психологи поняли, что они привезли не тот набор инструментов, как справились с этими детьми?

М. Меринова:

— Они просто сели и начали полностью пересматривать свои методики. Просто психолог — это такой «волшебник» определенный, пусть это звучит грубо, но это человек, у которого есть профессиональные такие инструментики, благодаря которым он может воздействовать на эту сферу, на эту, сделать такой заход, сделать сякой заход. Я не психолог, это очень важно, поэтому я сейчас говорю, практически на пальцах рисую. Хорошо, я давайте через историю расскажу: вот как раз этот мальчик, который жил в притоне, он совершенно не хотел идти на контакт вообще. Вы представьте себе: человек, который никогда не находился один, большую часть времени, практически всё время, что он жил, всегда был кто-то, и кто-то этот на него влиял негативно, то есть что-то постоянно происходило. Когда специалисты поняли, что ситуация вот такая, они просто взяли и создали для него безопасное место: они соорудили ему вокруг его кровати домик из матов. Вот как можно было до этого додуматься? Я не знаю, какие там способности у этих специалистов, они сделали ему домик, у меня даже эта фотография есть! И вы можете себе представить: он сидел в этом домике сутки, ему даже еду туда приносили. Он там отсиделся, он начал работать со специалистами через окошко, то есть ему там вход сделали, и вот он сидел, и через эту стенку имитированную он общался. Вы представляете?

Т. Ларсен:

— Фантастика.

М. Меринова:

— Потом он начал оттуда вылазить, а потом, в конце программы, этот ребёнок в результате стал лидером группы и там в каких-то активностях уже раскрылся — вы представляете, человек, который никогда не был один!

В. Рулинский:

— Да это ужас вообще. Я даже день не могу представить, как это бывает.

Т. Ларсен:

— А есть люди, которые, наоборот, не могут быть одни вообще и всё по-другому. Ты рассказываешь, это вообще похоже на чудесную книжку Мариам Петросян «Дом в котором», для меня это просто одна из настольных книг.

М. Меринова:

— Это любовь. Вы знаете, самое крутое это было, конечно, закрытие смены, когда я приехала и с руководителем проекта, с Татьяной, разговаривала, она настолько была переполнена яркими эмоциями, я говорю: «Стой, стой, подожди, я тебя должна сейчас снять, потому что потом, второй раз ты так не расскажешь». И она говорила: «Ты понимаешь, они любят друг друга, они пишут друг другу добрые сообщения, все кабинеты были обклеены письмами, сердечками, то есть они настолько подружились!»

В. Рулинский:

— Это те самые, которые эти ужасы и гадости писали сначала?

М. Меринова:

— Да! Они нарисовали, я просто всё это засняла, на входе в кабинет вот такое сердечко большое «Мы вас любим».

Т. Ларсен:

— И это за две недели?

М. Меринова:

— Да!

Т. Ларсен:

— То есть за две недели можно такую колоссальную перемену осуществить.

В. Рулинский:

— Да ладно, я что-то не могу поверить.

М. Меринова:

— А я тебе всё покажу, обещаю. Вот хочешь, я тебе прямо и фото покажу, и видео покажу, и интервью покажу. Это действительно круто, серьёзно.

К. Арзуманова:

— У Маши вещдоки есть.

В. Рулинский:

— Да, звучит очень убедительно. Маша, ты сама в своей жизни благотворительностью занимаешься достаточно давно, ты была сестрой милосердия в ковидном госпитале, организовала в одном из крупнейших госпиталей в Сокольниках такую целую, там у тебя больше двухсот было добровольцев?

М. Меринова:

— Триста.

В. Рулинский:

— Да. У тебя, можно сказать, был такой отказ сознательный от успешного коммерческого такого заработка и уход в благотворительность, работала в штабе помощи беженцам церковном, организовывала здесь волонтёров. Сейчас фонд «1 помогает» и при этом как-то удивительным образом в период, когда ты этим всем занималась, ты ещё взяла и усыновила двух маленьких детей.

Т. Ларсен:

— А какого возраста?

М. Меринова:

— Полгодика им было.

Т. Ларсен:

— А, совсем малыши.

М. Меринова:

— Сейчас им два года и один месяц.

В. Рулинский:

— Ты ездила за ними куда-то очень далеко из Москвы?

М. Меринова:

— В Красноярск.

В. Рулинский:

— И, конечно, такой образ хороший появляется.

М. Меринова:

— Спасибо, Вася.

Т. Ларсен:

— Образ подвижницы.

В. Рулинский:

— Ну вот, я специально, чтобы... А ты всё сказала.

Т. Ларсен:

— Опошлила всё, да? Прости.

В. Рулинский:

— Да, хороший образ складывается, но всё-таки хотелось бы узнать: вот ты, когда начинала своё такое движение в сторону благотворительности, наверное, была в каком-то таком состоянии, которое чем-то отличается от того, когда ты уже, как мама приёмная с двумя детьми, у тебя произошло изменение, переоценка себя и своей благотворительной деятельности, может быть?

М. Меринова:

— Ты имеешь ввиду прямо самое начало, когда я в ковидный госпиталь пошла?

В. Рулинский:

— Ну да, когда в ковидный госпиталь, и сейчас, немножко смотря уже на какой-то опыт и имея за плечами, в прямом смысле этого слова, двух детей, и на руках...

М. Меринова:

— Четверых, не забывай, у меня ещё два старших.

В. Рулинский:

— А как-то это можно сопоставить, насколько ты изменилась?

М. Меринова:

— Ну не знаю, мне кажется, я меняюсь каждым годом. Слава богу, что муж за мной поспевает, а то бы, мне кажется, мы с ним ругались постоянно. На самом деле, когда случился ковид, это была возможность такая, я всегда свою жизнь сравнивала со скоростью какой-то невероятной, когда ты каждый день просто как будто на суперэкспрессе быстром, садишься и летишь, летишь, летишь, тебе даже некогда остановиться, я увидела впервые, что у меня весной вообще-то так красиво деревья цветут перед домом. Я просто реально столько лет жила как часы, знаете, к девяти приехала, в шесть закончила, потом домой, потом ужин, потом на выходные «Ашан», и всё. И вся жизнь, она вот такая была, и у меня была только семья и работа, и вообще ничего. И потом, когда случился «ковид», всё так остановилось, а я люблю разбираться в своих чувствах, мне это всегда интересно и есть желание работать над собой, и просто остановилась, поняла: так, ну мы сели, вот мы сидим, книжки читаем, мы фильмы смотрим, спортом занимаемся. Я начала работать над своими целями, я просто давно хотела помогать, думаю: вот кому-нибудь помогу, сейчас у меня машина появится, буду останавливаться на остановке и возить бабушек. Потом мне муж говорит: «Ты нормальная? Она решит, что ты сейчас её завезёшь куда-нибудь, её пенсию заберёшь документы...» То есть у меня было желание помогать, но я не знала, кому и как. И вот, слава богу, у меня есть отец Владимир, любимый мой, дорогой духовник, который увидел во мне вот это стремление и сказал: «Мария, идите-ка вы помогайте в 1-ую Градскую больницу. Я там сам помогал давно, вот вам это подойдёт». И я пошла. И действительно, я увидела, что есть другой мир, что есть люди, которым можно помочь, и я тут могу, я же в силах это сделать. И я уже теперь не могу остановиться, вот я не могу пойти на обычную работу, сидеть и просто перекладывать бумажки, заниматься какой-то работой, которая носит неодушевлённый характер, мне люди нужны, мне нужны люди и мне нужно им помогать.

В. Рулинский:

— Ну а всё-таки изменения-то какие произошли?

М. Меринова:

— Во мне?

В. Рулинский:

— Да. Или ты стабильно, по-прежнему?..

М. Меринова:

— Да нет, ну я же совсем другая стала, понимаешь? Я же тебе говорю, я не могу теперь без этого жить, без участия в судьбах, я хочу, чтобы мои способности давали реальную пользу к этому.

В. Рулинский:

— Я тебе поясню, что я имею в виду: после того, как ты взяла двух детей, у тебя ничего не изменилось? Это как бы единый поток, да?

М. Меринова:

— Ну конечно, я сейчас очень много времени уделяю своим детям, безусловно, я выкладываюсь на все сто, иначе не было смысла брать детей, чтобы спихнуть их на кого-нибудь и дальше заниматься своей работой. Мне очень важно балансировать между своим личным развитием и устройством своей семьи, потому что четыре ребенка — это не просто так: одного живот болит, у другого там проблемы в колледже, одна лежит на полу и кричит, что она срочно хочет там что-то, какого-то динозавра получить, а четвертый хочет кушать. Понятно, что я все эти потребности закрываю, но есть время, которое люди тратят на просмотр каких-нибудь роликов, сериалов или еще чего-то, а я в это время чем-то полезным занимаюсь, вот у меня баланс такой.

В. Рулинский:

— Ну подожди, тебе скажут те люди, кто занимается просмотром роликов и сериалов: ну надо же когда-то отдыхать.

М. Меринова:

— Я тоже отдыхаю, у меня, например, есть любимая передача, хочешь расскажу, какая?

В. Рулинский:

— Неужели «Делатели»?

М. Меринова:

— «Делатели» тоже. Я очень люблю смотреть подкасты журнала «Фома», прямо обожаю, мне очень нравятся всякие духовные рассуждения, это сейчас меня поддерживает очень в разных вопросах. Я очень люблю Радио ВЕРА, считаю, что это самое адекватное радио из всех, какие существуют.

В. Рулинский:

— Поддерживаю.

М. Меринова:

— Да, во-первых, мозг впитывает то, что вы даёте, то, что вы транслируете, а не забивает его и вызывает какую-то отрицательную энергию. К чему вела, забыла...

Т. Ларсен:

— Ты рассказывала про свою любимую передачу.

М. Меринова:

— Да, моя любимая передача: я сажусь вечером и включаю, как горит камин двенадцать часов.

Т. Ларсен:

— Прекрасно.

М. Меринова:

— Я серьёзно, обожаю просто. У меня дети смеются и говорят «Мама, а какая там серия? Какое полено сегодня завалилось?» И честно, я кайфую, я включаю звук камина на телевизоре и где-то минут 30-40 просто сижу, расслабляюсь, пью водичку с лимончиком и смотрю в камин.

Т. Ларсен:

— Класс!

М. Меринова:

— Мне очень нравится.

Т. Ларсен:

— Это делатели на Радио ВЕРА.

В. Рулинский:

— Мы говорим с Марией Мериновой и Кристиной Арзумановой, представителями фонда «1 помогает». Если у вас есть желание поддержать работу фонда, это можно сделать на сайте 1pom.ru.

Т. Ларсен:

— Кристина, хотела вернуться к детям с освобождённых территорий. Правильно ли я понимаю, что всё-таки сейчас ваши подопечные в основном локализуются в Мариуполе? Но ведь эти трагические события происходят не только в этом городе, и в других регионах, планируете ли вы как-то взаимодействовать с детьми оттуда?

К. Арзуманова:

— Это, скорее, вопрос даже больше к Маше, потому что первые две смены проходили именно с детьми из Мариуполя, и планировались ещё смены, которые будут затрагивать, конечно, больше территорий.

М. Меринова:

— Вопрос в возможностях. Нам просто нужен человек на месте, который сможет...

Т. Ларсен:

— Координатор.

М. Меринова:

— Да. Вот только с этим связано и не более того, потому что база, где заниматься реабилитацией, у нас уже есть, договорённости с ростовской администрацией на пересечение границы у нас есть, они нам помогают с автобусами, с экскурсиями, они в курсе нашей деятельности. Но вопрос именно в том, что нам нужен очень хороший ответственный, добросовестный человек на месте, который готов в режиме подбора детей активно нам помогать.

В. Рулинский:

— А вам именно нужен тот, кто живёт там, да? Переехать туда не вариант? А то сейчас, может, появятся какие-нибудь люди из Красноярска, которые...

М. Меринова:

— Там человек должен быть на месте, который должен знать семьи, который должен знать судьбы ребят, который должен быть вхож в какие-то социальные среды, где максимально...

В. Рулинский:

— Ну да, я поддержу вопрос Тутты по поводу того, что действительно, очень большая боль, и многих семей коснулась она, и счастливчики, конечно, те семьи, которые воспользовались возможностью поехать вместе с вами, с вашим фондом. Но действительно, любой город возьми, там этих детей, подростков очень много и чтобы не получилось так, что они в этом мире, как ты описала, жили, не думали вот так, как они думают, многие, нужно действительно много любви вкладывать. Я так понимаю, что вообще в целом организаций, который этим занимаются, не так много. Появляются какие-то?

К. Арзуманова:

— На самом деле много очень сейчас.

Т. Ларсен:

— Организации, которые занимаются именно детьми?

К. Арзуманова:

— Да, и детьми, и подростками, сейчас очень много проектов стало появляться. Но тут есть такое очень тонкое место, условно говоря: что нет ещё такого количества психологов, которые работали бы профессионально с посттравмой и именно боевых действий, потому что вот Ольга, наш психолог, о которой мы говорим, у неё опыт был и Беслан, и Чечня, и Босния, и Сирия, вот у неё колоссальный опыт, и она тот человек, который может действительно моделировать ситуации, действительно работать с детьми и обучать правильно специалистов. И поэтому, кстати, у нас такие маленькие группы детей собираются, потому что там за такой короткий срок нужно уделить каждому внимание, очень интенсивная работа с каждым ребёнком. Тут вопрос в том, что не столько нужно много организаций, а насколько нужно активно сейчас обучать специалистов, которые будут правильно заниматься посттравмой, конечно, хотелось бы, чтобы таких организаций было больше, и вот, по-моему, как раз таки наша Ольга обучает достаточно активно, но, к сожалению, пока недостаточно, мне кажется. И вообще очень сложная тема, на неё финансирование очень сложно ещё находить, мы говорим про грантовую какую-то поддержку, но хотелось бы больше вовлечения того же самого предпринимательского сектора, который у нас есть, который может поддерживать, но они все, к сожалению, сейчас с разными взглядами.

В. Рулинский:

— Ну и вообще, в целом вся эта ситуация не очень хорошо сказывается на предпринимательском секторе, и некоторым людям, им бы, грубо говоря, вообще выжить. Сложная ситуация, не так, чтобы прямо с жира бесятся все, здесь по-разному бывает. Но помощь действительно нужна, и слава богу, вот недавно на платформе «Поможем» собирали в поддержку реабилитационной программы, есть такая платформа, про которую мы тоже рассказывали в этой студии: mirom.help, и я так понимаю, что новые смены, наверное, будут размещаться тоже на этой платформе для того, чтобы каждый мог присоединиться, поддержать эту работу, чтобы становилось больше волонтеров. Я вот как раз про волонтеров хотел спросить: психологи, понятно, нужны, а волонтеры нужны вообще, кто эти люди, если они есть, про это можете немножко рассказать?

Т. Ларсен:

— И чем они могут помочь тоже?

М. Меринова:

— Если говорить о волонтерах, это все-таки, наверное, компании, которые готовы оказать какую-то, может быть, консультационную помощь. Вот у нас есть, например, склад, за который мы совсем ничего не платим, то есть это тоже волонтеры, которые понимают, что то, что нам отдают бесплатно, платить за хранение этого как-то было бы не очень правильно. У нас есть компании, которые нам жертвуют не очень ликвидный товар: где-то царапинка, где-то не хватает шурупчика, у нас есть мебель, мы ее отдаем выпускникам из детских домов, которые приезжают в совершенно пустую квартиру. У нас есть одежда, которую нам отдают компании, просто вот сезон закончился, что-то там не распродали по размерам, они нам отдают, мы, соответственно, тоже перераспределяем эту помощь, есть и продуктовая помощь. То есть волонтерства как такового, если брать это в сравнении с ковидным госпиталем, когда ты можешь конкретно как единица прийти и сделать какую-то пользу, вот этого здесь нет, потому что доступ в учреждения крайне ограничен, нельзя прийти в детский дом просто так и сказать «слушайте, я вот хочу с детьми вашими поиграть», это серьезный процесс, это определенная проверка, конкретные цели, куда ты идешь, зачем ты идешь и так далее. Поэтому волонтеры как таковые — это, наверное, просто небезразличные люди, которые мне позвонят и скажут «Маш, а чем мы можем помочь?» Я говорю: «А что у тебя есть?» Это, кстати, так и работает, что все люди, которые сопричастны деятельности нашего фонда это просто люди, которые знают меня, знают Лену, знают Кристину, и они звонят и говорят: «Слушай, я хочу помочь, но не знаю как». И вот мы садимся, общаемся и разговариваем о том, какие у них есть возможности, какие ресурсы, какие знакомства даже просто, например, они ничем помочь не могут, но они могут, например, дать мне телефон человека, который реально может нам дать автобус в Таганроге бесплатно вместо того, чтобы мы собирали средства на передвижение детей. Вариантов там, на самом деле, огромное количество, то есть вопрос всегда в переговорах, в том, что я не знаю, как я могу помочь, но я могу проявить это желание и сказать «слушай-ка, мне нравится то, что вы делаете, а давайте, мы чем-то вам поможем», а чем — всегда найдется.

В. Рулинский:

— «1 помогает» — это вообще, я так понимаю, название про то, что один в поле типа не воин? Я всё время спотыкаюсь, если честно, на этом названии.

М. Меринова:

— Это же специально так задумано.

В. Рулинский:

— Чтобы я спотыкался?

М. Меринова:

— Конечно. Представляешь, если «Много помогают», тебе неинтересно было бы.

К. Арзуманова:

— На самом деле, всё очень просто: один помогает, а вместе лучше, вот и всё. Вместе-то лучше помогать. Один может помочь, отдельная единица, она много значит, по сути. Но когда нас много, получается же намного больше добрых дел, поэтому один помогает, а вместе лучше, вот так мы решили рассказывать о себе, потому что, безусловно, каждый человек, с которым Господь нас сводит, внёс достаточный вклад в то, что сейчас делается, в то, что сейчас происходит, и какую помощь получают и подростки, и дети, и даже есть программы с репетиторами. На самом деле, посттравма это не единственное, чем занимается фонд, но просто сейчас на это мы делаем больший упор, поэтому помогать можно по-разному.

М. Меринова:

— Я вообще очень люблю волонтёров, так как у меня их триста человек, я понимаю, что это колоссальный ресурс, я прекрасно понимаю, почему владыка Пантелеимон с такой любовью относится к волонтёрам, потому что, действительно, если тебе не всё равно, и ты что-то можешь, но я-то не всё могу, безусловно, у меня есть какие-то определённые сильные стороны компетенции, но если я увижу, что у кого-то есть эти компетенции, и он готов ими поделиться, это вообще чего угодно может касаться, и я понимаю, что моё неумение и незнание какого-то направления может компенсироваться кем-то другим, кто просто привнесёт немножко своих сил.

Т. Ларсен:

— А что вы конкретно планируете в ближайшее время? На что конкретно сейчас остро необходимо собирать помощь, будет ли новый лагерь, или какой-то новый выезд в детский дом?

М. Меринова:

— У нас планируется в феврале посттравма для детей из детских домов, у нас уже подбираются ребята, которым остро нужна помощь, вот мы сейчас будем собирать средства на это направление. Через два месяца мы планируем уже заниматься посттравмой на новых территориях, тоже соответственно будем подключать наших любимых помощников из Мариуполя. Возможно, удастся найти благодаря вашей передаче ещё какие-то выходы на людей, которые могли бы нам помочь собрать нуждающихся ребят в других городах, где тоже сейчас не очень просто. В принципе, я надеюсь, что четыре проекта мы в этом году осилим, у нас в планах это есть.

Т. Ларсен:

— А дети из детских домов, опять же, как вы их определяете?

М. Меринова:

— Там же психологи с ними работают. Просто садится руководитель детского дома, встречается со всеми психологами, которые работают с ребятами, и говорят, кто у нас самый тяжелый, с кем вам тяжело справиться, у кого самая сложная ситуация, и вот они садятся консилиумом, выбирают самых тяжелых ребят, иногда это сиблинги, то есть брат с сестрой или сёстры. Нам предоставляют этот список, мы понимаем, какие ребята, передаем информацию уже нашим психологам, они понимают, с какими травмами им придётся работать, прорабатывают какую-то программу, но самое важное, что если вдруг они понимают, что какая-то методика не работает, они её меняют, то здесь нет такого, что шаблонно все сели, все встали, все там отжались-присели и так далее, и это очень важно индивидуальная сессия с каждым ребёнком планируется отдельно. Здесь очень важно точечно понять, что поможет конкретно этому ребёнку.

К. Арзуманова:

— Маша, ты ещё забыла очень важную вещь о том, что это не просто вот мы такие посмотрели, было плохо — стало хорошо. Это глубокая диагностическая работа до, на входе в программу, и это глубокая диагностическая работа после, потому что все эти срезы, которые делаются, они показывают фактические результаты. Да, здорово видеть то, что вот приезжали, они злые, не хотели ничего, а потом сердечки и всё остальное, но на самом-то деле, если посмотреть список рекомендаций, что отметил психолог по каждому аспекту, вот это очень важно. То есть это не просто пошумели, поиграли, как в лагерь летний привезли, а именно есть результат конкретный, который можно проследить чётко и описать.

Т. Ларсен:

— А эти рекомендации передаются дальше специалистам детского дома, которые работают с ребёнком?

М. Меринова:

— Да. А если это родительские дети из новых территорий, соответственно, им передаются рекомендации, что было сделано, на что обратить внимание, чтобы дальше эта работа шла.

В. Рулинский:

— Это действительно очень важная деятельность, и здорово, что у вас получается, такие хорошие результаты приносят ваша работа, даже это не работа, это всё-таки служение, прежде всего. Слава Богу, что есть вы, что есть у вас помощники, психологи, дети действительно меняются, хотя, конечно, всё то, что было пережито, это очень страшно и тяжело, но действительно, надо жить, и дай Бог, чтобы у этих детей тоже было детство, пусть они и подростки, но всё равно это же детство, пусть и подростковое.

М. Меринова:

— Это они думают, что они взрослые.

В. Рулинский:

— Да. Если у вас есть желание поддержать работу фонда, это можно сделать на сайте 1pom.ru. Я ещё также хотел бы напомнить, что у всех, кто хочет стать добровольцем и помогать в зоне конфликта в качестве социального добровольца, ухаживать за тяжелобольными в больницах и быть волонтёром-ремонтником, восстанавливать частные дома нуждающихся в Мариуполе, это можно сделать всё, зайдя на сайт «помочьвбеде.рф» — это сайт Синодального отдела по благотворительности, специально созданный для всех возможностей помощи там, в зоне конфликта. Можете найти тот город, который вам больше по душе: Донецк, Северодонецк, Мариуполь, везде нужна помощь и разного рода, поэтому не стесняйтесь, это тоже очень важно, «помочьвбеде.рф» — это сайт, через который можно все эти возможности увидеть. И ещё раз скажу про сайт фонда «1 помогает» — 1pom.ru, на этом сайте можно найти тоже все возможности присоединиться к добрым делам замечательного фонда. С нами сегодня в программе «Делатели» были Мария Меринова и Кристина Арзуманова, представители фонда «1 помогает».

Т. Ларсен:

— А также пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский...

В. Рулинский:

— И неизменно прекрасная Тутта Ларсен.

М. Меринова:

— Спасибо огромное, всем добра, всего доброго.

К. Арзуманова:

— Спасибо, до свидания.

Все выпуски программы Делатели

Другие программы

Актуальная тема