«Духовные смыслы театрального искусства». Татьяна Белевич, Никита Астахов - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Духовные смыслы театрального искусства». Татьяна Белевич, Никита Астахов

* Поделиться

У нас в гостях были основатели и руководители Русского духовного театра «Глас» — Заслуженный деятель искусств России Никита Астахов и Заслуженная артистка России Татьяна Белевич.

Мы говорили о том, как зародился театр «Глас», почему его решили назвать именно «духовным», как происходит выбор репертуара, и как можно включать библейские смыслы в театральные постановки. Наши гости поделились своим мнением, любой ли человек может стать актером и насколько театральное искусство может влиять на духовное развитие зрителя.

Ведущий: Алексей Пичугин


А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте, это «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать и с удовольствием представляю наших гостей: в ближайший час эту часть «Светлого вечера» здесь, в этой студии, вместе с нами и вместе с вами создатели Русского духовного театра «Глас» Никита Астахов, художественный руководитель, Заслуженный деятель искусств России. Здравствуйте.

Н. Астахов

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— Татьяна Белевич, директор театра «Глас», Заслуженная актриса России. Добрый вечер.

Т. Белевич

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Мы с вами далеко не в первый раз здесь, в этой студии, и я, и мои коллеги уже проводили с вами программы, мы говорили о театре «Глас», безусловно, но и время тоже не стоит на месте, наши слушатели меняются, кто-то подключается к нам впервые и про театр «Глас» не знают. Я предлагаю все-таки программу нашу начать с того, чтобы напомнить о театре, о том, что это за театр, как он появился, как он развивался, и вот таким образом мы войдём в новый сезон. Кто начнёт? Татьяна Георгиевна, вот Никита Сергеевич на вас кивает, значит, вам начинать.

Т. Белевич

— Ну ладно, хорошо, спасибо, что доверяете. Знаете, даже в голову не придёт сказать, с чего начать, потому что началось в очень сложный период у нас в России, когда в какой-то степени была такая неразбериха, а мы ещё начали в 1989 году, первую свою постановку сыграли: «Светлое Воскресение», она состоялась в храме Покрова Божьей Матери в Филях, но тогда этот храм использовался как музей Андрея Рублёва, и мы впервые там показали свою постановку — шок был, это было неожиданно, мы думали, что вообще никто не придёт, но оказалось огромное количество людей и даже телевидение, и то, что мы показали тогда — это было вообще непонятно, потому что не знали, то ли это театр, то ли это не театр, потому что звучали евангельские тексты, очерки по истории русской святости Иоанна Кологривова, это Гоголь был, неизвестный Гоголь, единицы знали духовную прозу Гоголя: «Выбранные места из переписки с друзьями».

А. Пичугин

— Да и сейчас, мне кажется, далеко-далеко не все, даже те, у кого-то там советское собрание сочинений Гоголя стоит на полке, это далеко не полное.

Т. Белевич

— Да, вот даже тогда, когда мы начинали, у нас был консультант-гоголевед Воропаев, прекрасный, замечательный, талантливый профессор, мы показали свой сценарий, нас отец Георгий Докукин познакомил, к нему привел, и он прочитал и сказал, что у него совершенно нет никаких замечаний, и уже позже, через несколько лет он выпустил книгу «Духовная проза Гоголя», где вот уже так и назвал. А тогда этого не было, потому что если огромный зал, на котором мы работали, или лекции какие-то читали по Гоголю, то спрашивали: «А кто читал „Выбранные места из переписки с друзьями“?» Я помню, Антонов, такой замечательный был профессор, говорит: «ну, из огромного зала если пять человек поднимут руки, это уже было ох, как замечательно». И вот мы взялись за то, что, в общем-то, и неизвестно, вот до сих пор нас это преследует, мы авторов открываем, которые до нас жили, творили, а они как бы малоизвестны, и это очень интересный путь, вот Гоголь, может быть, нам это подсказал, потому что тогда это было, конечно, очень не то чтобы оригинально, а непонятно, почему театр берется за это, и Церковь тоже в недоумении была в каком-то смысле: а почему мы берем Священное Писание? А вот теперь уже его и на радио, везде читают, и актёры читают Евангелие.

А. Пичугин

— А я думаю, что и до сих пор кто-то задаётся вопросом, как Священное Писание можно включить в театральную постановку, поскольку как бы театр, вот он, театр... Вот мне так не нравится эта история, когда говорят: «вот театр — лицедейство, а вот православие, а это же, конечно, грех, театр....», но всё равно, к сожалению, так или иначе этот разговор вот у людей возникает, проскакивает. Я даже помню, что кто-то из архиереев, не помню, правда, кто конкретно, ходил всегда в театр, всегда в рясе, с панагией, садился на первый ряд, его спрашивали: «А для чего вы так делаете?» Он говорил: «Для того, чтобы вот таких вопросов про лицедейство и православие не задавали».

Т. Белевич

— Ну, прекрасно. Я думаю, наверное, это был владыка Питирим? Он в Малый театр всё время приходил.

А. Пичугин

— Точно не он, но не помню, кто, даже сейчас не вспомню.

Т. Белевич

— Да, это действительно, время было, и до сих пор, вот уже сколько лет прошло, мы идём в храме Христа Спасителя с батюшкой, там, значит, театр «Глас», и один священник, он от нас просто, извините за выражение, шарахается и говорит: «Театр? Нет! Это никогда, это ничего!..» Я ему говорю: «А почему? Вы придите, может быть, посмотрите сначала». — «Не был! Не пойду!» и всё такое. Батюшка мне, который со мной рядом шёл, говорит: «Тань, как ты это выдерживаешь? Я бы уже просто не выдержал, я бы нагрубил». Я говорю: «Да нет, на нашем пути вот такое встречается». Сейчас меньше, конечно, но, конечно, есть. Вот само слово-то — «лицедейство», я помню Тростников Виктор Николаевич, известный православный философ, писатель, богослов, он говорил: «А что такое лицедейство, а почему это плохо? Лицедейство — это значит действовать в лицах. Ну и что, театр, он это предполагает, то есть действовать в лицах: я беру на себя какую-то судьбу, переживание, я считаю, даже сопереживание того или иного человека, в его судьбе, в его поступках пытаемся разобраться и донести это до людей, чтобы они поняли, хорошо это или плохо». Ну, если так, просто попросту говорить, значит, я принимаю своим сердцем, всей своей психикой, психологией, пониманием образ того или иного человека, но я вовсе не становлюсь им, как некоторые говорят: «вот он сыграл отрицательную роль, значит, он такой и в жизни», ничего подобного.

А. Пичугин

— А ещё суеверные люди говорят: «сыграл покойника, значит, помрёт.» Или там в гробу снялся — значит, помрёт обязательно.

Т. Белевич

— Ну, у нас ведь много суеверий, но мы православные, не пристало нам всуе веровать, а то, что актёры берут на себя это — я помню, наш профессор, мы Щепкинский вуз заканчивали, у нас профессор Дмитриев был один, из такого старейшего поколения педагогов, он говорил: «Вы знаете, вот сколько артистов не играли там сумасшедших, ни один из них ещё не сошёл с ума», поэтому это просто надо делить, надо понимать, что это да, такая профессия, между прочим, очень трудная профессия.

А. Пичугин

— А вот, кстати, сколько здесь, в этой студии с вами говорили и с вашими коллегами, я почему-то никогда не задавал вопрос, может, он достаточно глупый, или вам много раз задавали: а что тогда, вот если человек получает роль, какие у него отношения с ролью, Никита Сергеевич?

Н. Астахов

— Надо найти что-то общее, чтобы образ приобрёл жизнь, а он может приобрести жизнь только при жизни самого актёра в предлагаемых обстоятельствах образа. Вот это соединение — это самое сложное, потому что людей, которых мы там, предположим, как-то играем, то они бывают похожи на нас, у нас что-то с ними общее, а бывают совершенно другие роли, не похожие и вот нужны какие-то пути приобщения к роли.

А. Пичугин

— А если человек играет отъявленного мерзавца, душегуба?

Н. Астахов

— Понимаете, иногда можно заниматься подменой, то есть плохой поступок не совершать своего героя, мерзкий, но у каждого человека есть плохие поступки в какой-то степени, понимаете, поэтому на базе вот этого опыта нашего грешного, который нас не покидает ежедневно, можно как бы вот найти такую внутреннюю связь в этом плане: я говорю о том плохом, что у меня есть, а дальше уже, исходя из текста и фантазии своей, зритель сам соединяет актера и то, что он говорит за какого-то другого человека, в общем, слова автора. Это вы как-то по больному месту ударили, профессионально очень, это действительно самое трудное, потому что актёр, слабый актёр, он не подпускает роль к себе и сам не приближается, он, ну как бы театр-представление, говорит чужие слова, понимаете? А мощный актёр, сильный актёр, он все болевые точки своего действующего лица, всё берёт на себя.

А. Пичугин

— Это чувствуется всегда, когда и в театр ты приходишь, и фильм смотришь. Не знаю, мне, как человеку абсолютно непрофессиональному с этой точки зрения, я никогда нигде не снимался, никого не играл, мне сложно это представить, но я, как потребитель, когда я смотрю какие-то достаточно низкопробные сериалы, не специально, но вот ты сидишь где-то в автосервисе, в каких-то ещё местах, где ты чего-то ждёшь, а там играет телевизор, ты смотришь и понимаешь, что этот человек просто, ну вот он выучил и проговаривает свою роль, но ничего общего у него нет, это не тот, кого он должен представлять, а это он.

Т. Белевич

— Это, знаете, я ещё раз влезу, извините, в разговор, потому что я вспоминаю, опять же, свой вуз театральный, Щепкинская школа Малого театра, и вот наш педагог, Григорий Николаевич Дмитриев, он говорил так: ведь каждый человек рождается, как бы в зародыше у него есть все абсолютно свойства, просто со временем, с жизненным периодом у него какие-то развиваются больше качества, а какие-то находятся в таком, как бы в зародыше, будем так говорить, или чуть-чуть развитые. И вот профессия актёра и заключается в том, чтобы в себе, вот пусть в зародыше даже, но найти какие-то вот эти свойства, которые ты на период работы над ролью начинаешь развивать, приближаясь к себе. Но это, конечно, большой труд, это затратно, это надо очень честно подходить и очень искренне себя не жалеть, потому что, конечно, можно, как говорится, с выражением какие-то тексты читать и даже потеть, и даже где-то и плакать, но не искренне, а вот работать от души, как говорят в народе — вот это самое трудное, и поискать, и покопаться, потому что актёр, он же психолог.

Н. Астахов

— Знаете, вот Константин Сергеевич Станиславский, великий наш учитель, создатель театральной русской системы актёрской, он говорил, что «главная черта актёра — темперамент». Ну конечно, актёр должен быть заразительным, очень ярким на сцене, вспыльчивым, обладать нервной подвижной системой, абсолютно верно, но вот с годами я прихожу к мысли, что главная черта актёра — это соучастие, соучастие в жизни другого человека, вот это поразительная профессия, просто поразительная. В жизни мы видим: этот человек чёрствый, его не интересует жизнь других людей и так далее, а кто-то участвует, кто-то помогает. А здесь, в профессии, в этой профессии, то есть я участвую, переживаю по поводу того, что переживает мой герой, вот такое соучастие, и тогда происходит вот это интересное, очень неожиданное слияние, и только благодаря этому зритель, вот вы включили телевизор, только тогда вы внимательно это слушаете, вас это задевает, иначе нет.

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня создатели, руководители духовного театра «Глас»: Татьяна Белевич и Никита Астахов. Наверное, завершая разговор о том, как актёр сосуществует со своей ролью: вот мне всегда говорили, что музыкантом может стать любой, я говорил «нет, ну как же, если нет от рождения, должен быть талант, должен быть слух, от рождения должен быть слух, от рождения должен быть голос какой-то» — нет, это всё настраивается, этому можно научиться. А любая ли профессия, ей можно научиться? Вот можно научиться быть актёром или всё равно от рождения какие-то задатки чего-то должны быть у человека?

Н. Астахов

— Любой человек может достигнуть среднего уровня в любой профессии буквально. Труд, познание, помощь окружающих, педагогов и так далее, это можно сделать.

А. Пичугин

— Но это будет ремесленник.

Н. Астахов

— Ну, ремесленник, но он будет владеть всеми приёмами, при помощи которых он действует на слушателя, зрителя и удержит внимание их. Но есть, конечно, понимаете, понятие таланта. Действительно, больших талантов немного, везде буквально, их немного, потому что это громаднейший талант — всю боль своей роли взвалить на себя, в секунду, вот великие актёры этим обладают, в принципе, им и учиться не надо, им дан вот этот талант, они сразу каким-то образом, не знаю что именно, но что-то в психике происходит, когда это всё сразу соединяется. Ну, а что делать остальным? Что делать остальным, которые не могут как бы включить что-то в себе и сразу заработать? Тогда существует определённая техника, есть лаборатории разные у каждого актёра: один идёт от формы, другой от внутреннего содержания, там ещё что-то, у каждого своя тайна, что ли, своей профессии, но это уже включение огромнейшего труда. Мне так посчастливилось, я работал с огромнейшего таланта актёрами и видел, как они сходу всё делают. Ну сходу, просто он берёт, читает и идёт жизнь, понимаете? И совершенно непонятно, почему. Ну, ты знаешь, что это великий актёр. А есть актёры, которым надо очень много репетировать. Очень много репетировать, соединяться, подходить, подкрадываться к роли, разминать свою нервную систему, чтобы она не спала там, а реагировала, и это, конечно, громаднейший труд, и те, и другие. Первые, вот эти талантливые люди, они, конечно, очень счастливые, они приносят нам такое удовлетворение в зрительном зале, они что хотят с нами, то и делают, чудеса всякие человеческих оценок. Но я преклоняюсь перед тружениками. Я себя не считаю большим актёром, я люблю работать, мне очень нравится работа, у меня есть свои приёмы, конечно, как чего-то добиться, и надо сказать, что иногда у меня получается, фрагментами.

Т. Белевич

— Вот я бы ещё хотела добавить всё-таки, я здесь не совсем согласна с Никитой, потому что мне нравится высказывание Цветаевой Марины, она говорит: «Талант, он от Бога, а всё остальное — труд». Потому что талантливых людей у нас очень много, вообще у нас народ такой одарённый, талантливый.

А. Пичугин

— Даже притча о талантах есть.

Т. Белевич

— Да. Народ одарённый, но если он не трудится, вот о чём говорил Никита Сергеевич, что вот бывает, сразу берут они всё это, но для того, чтобы они сразу это взяли, им приходится потрудиться даже своими внутренними какими-то там состояниями, так, чтобы это можно было вызвать сразу, понимаете? Потому что всё равно это труд и у талантливых людей, у него уже опыт приходит, как там, допустим, вызвать то или иное состояние в пластике, в психике и так далее, это всё равно труд. Не может быть: просто вот раз, он вышел и всё сделал. Ну не знаю, бывают, конечно, совпадения, случаи, а в основном это всё равно труд большой, потому что даже талант, который тебе дан от Бога, он всё равно совершенствуется, он всё равно работает, он всё равно набирает, набирает, а если он остановится, то и творчество останавливается, поэтому даже уже набрав большой багаж, умение даже работать с самим собой, всё равно ещё надо трудиться.

А. Пичугин

— Никогда об этом не думал, но вот слушаю вас, и у меня возникает вопрос: а может ли быть так, что актёр устаревает? Вот мы всегда говорим «Фаина Георгиевна Раневская — великая актриса», а вот если бы в 21 веке Фаину Георгиевну Раневскую вывели на сцену или там снимали в фильмах, это была бы та Раневская или нет?

Н. Астахов

— Очень интересный вопрос в том плане, что художник должен соответствовать своему времени, и талант, он тоже, понимаете, для определенного времени, как бы вот Господь выдает: вот послужи своим талантом в этот период времени. Вообще, очень хорошую мысль Татьяна Георгиевна подняла — о значении таланта, и не обязательно в театре, нет. Надо, ну как вам сказать — давать дорогу талантам: в политике, в банковском деле, в экономике, почему? Потому что эти люди, они озарены, эти единицы, в своем деле, каким-то познанием и знанием, и желанием поделиться, и их надо ценить. Их, если хотите, надо оберегать, как поэт сказал: «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами», понимаете? Они могут принести громаднейшую пользу государству, громаднейшую и быструю. Только не надо кичиться: «а у меня его нет», и так далее. Если так получается, что человек имеет такое знание, надо внимательно к этому отнестись, и результаты могут быть неожиданными совершенно! И это касается любой профессии, потому что я бы даже сказал, что вот это качество таланта, оно надпрофессионально, вот такая вещь. Одно дело — ремесленник выполняет и делает, и так далее. Поэтому надо таких людей беречь, а мы очень часто их даже не спасаем, а иногда, и я знаю примеры, когда мы губим таланты.

Т. Белевич

— Ревнуем.

Н. Астахов

— Вот это очень плохо, это очень плохо.

А. Пичугин

— Почему театр называется «Русский духовный театр», возникает вопрос у кого-то, потому что смотришь репертуар: «Поэма без героя» Ахматова, «Женитьба Бальзаминова» Островского, «Чайка», «Сергей Есенин», и сразу у людей вопрос: а что духовного, а где, почему духовный театр?

Т. Белевич

— А что, «духовный» — это только вот именно религиозное?

А. Пичугин

— А у многих людей — да, вот это нераздельные понятия абсолютно.

Т. Белевич

— У нас не религиозный театр, то есть это не значит, что мы ставим только религиозные темы.

А. Пичугин

— Да, вот сейчас видит батюшка, а потом...

Т. Белевич

— Да, с батюшкой мы уже, так сказать, этот этап проходили, и сразу мы, как-то батюшка нас опекал и говорили «вы не религиозный театр», мы на это и не замахиваемся. Нас назвали духовным, кстати, не мы сами это придумали. Это первая пресса вышла, когда мы были театр «Глас» два года, московский, потом первая пресса в «Итар-Тасс», по-моему, Семилетов, такой был корреспондент, не знаю, мы с ним не виделись, но он написал, что «наконец-то в Москве, в России появился первый духовный театр». И случилось, когда мы переходили, мы были на хозрасчете, когда, как говорится, «форточку открыли», когда вот можно вдруг самостоятельно там счёт открыть и чего-то делать. И потом, когда Бог дал нам получить статус государственного театра, это уже министром культуры стал Соломин Юрий Мефодьевич, народный артист, мы его считаем своим попечителем, помощник большой для нас, дай Бог ему здоровья, он помог нам получить статус государственного театра, и тогда нам сказали, вот православным нельзя было назваться, потому что ну как: «театр православный», все духовенство, оно бы удивилось очень...

А. Пичугин

— Ну, а вот мы тоже не называем себя православным радио, мы — Светлое радио.

Т. Белевич

— Да, да. И нам тогда, помню, Никитин Валентин Арсентьевич, поэт замечательный, он говорит: «А вы назовитесь „Русский духовный“, это же и значит — православный. Если русский духовный, значит, православный, то есть вот вы как бы эту линию ведёте». Ну, посмотрите, ведь наши поэты, кого вы не возьмете, замечательная русская поэзия, они же люди были в основном-то православные, и писатели, и Островский Александр Николаевич, и там, кого мы ещё берём, вы говорите про Ахматову, например, или другие писатели, Гоголь, которого мы совершенно обожаем, у нас не одна постановка по Гоголю — это же православные люди были, и они не говорили в каждом предложении: «Бог, Бог», они рассказывали о судьбах, они говорили о России или о мироздании, понимание ощущения вот этого Божественного Промысла в любом художественном произведении или поэтическом, поэтому здесь важно художнику, режиссёру, людям творческим вот это назначение понимать и не заниматься богохульством. Вот, наверное, такая основная задача наша.

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня создатели и руководители Русского духовного театра «Глас» Никита Астахов, художественный руководитель, Заслуженный деятель искусств России, Татьяна Белевич, директор театра «Глас», Заслуженная актриса России, и Алексей Пичугин. Через минуту мы снова сюда вернёмся.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио, друзья, у нас сегодня в гостях руководители, создатели духовного театра «Глас» Татьяна Белевич, Никита Астахов. Самое время, наверное, поговорить о новом сезоне, сейчас у театров новый сезон, и у театра «Глас» в том числе, с чем вы в него входите?

Т. Белевич

— Ну, с 35-летием, во-первых.

А. Пичугин

— Да, кстати говоря!

Н. Астахов

— 35 лет, это вот по человеку, человеку 35 лет. Обычно до 50-ти лет он достигает какого-то уровня, а вот 35 лет для меня — это такой взлёт. Я за мужчин могу сказать: в 35 лет в тебе соединение всего мужского, материального, в себе дерзновения какого-то, какой-то мощи.

А. Пичугин

— Ты всё-таки уже вырос в 35 лет.

Н. Астахов

— Да-да-да, взрослый, уже созревший такой, вот и такое ощущение от театра у меня в этом году возникает, потому что репертуар создан, репертуар уникальный. За 35 лет мы не ленились, мы выпустили более сорока спектаклей, некоторые мы даже сняли уже по каким-то причинам. То есть у нас есть труппы, у нас есть труппы очень сильных актёров, надо обратить внимание, что, к сожалению, стариков мало и можно назвать наш театр музыкально-молодёжный, я бы так сказал. У нас очень сильные сотрудники, потому что, конечно, главный продукт — это спектакль вечером, но должно быть огромное количество людей вокруг актёрского цеха, и здесь тоже идёт подбор. У нас необыкновенные люди работают, просто необыкновенные православные люди.

А. Пичугин

— А у вас есть критерии отбора на работу, что люди должны быть православные?

Т. Белевич

— Это не обязательно. У нас есть и неправославные люди, которые из другой конфессии, но они совершенно с нами не конфликтуют, мы друг друга принимаем и ценим как работников, потому что здесь главное, чтобы не было отторжения, потому что нравственные ценности нас объединяют.

Н. Астахов

-У нас, как пример, пришёл звуковик один, поработал немножко, и батюшка у него спрашивает: «А вы вообще верующий человек?» Он говорит: «Нет, я неверующий». — «А почему, что такое?» — «У меня проблемы с Богом».

А. Пичугин

— Так говорят иногда, да...

Н. Астахов

— А батюшка говорит: «Может, у Бога с вами проблемы?» А пришёл один из хора, тенор, очень интересно: тоже неделю проработал, приходит к нам, к руководителям, говорит: «Мне нельзя у вас работать». — «А почему нельзя?» — «Ну, я наркоман. Я наркоман, а у вас другая обстановка. У меня внутреннего согласия нет, меня разрывает на части вот эта беда». Понимаете, совершенно разные люди разных национальностей, это тоже, мы русские, а у нас люди и не русские работают, понимаете? И вот каким-то образом мы все при этом разнообразии соединяемся, то есть мы довольно хорошо себя чувствуем на работе, что немаловажно, и это радостно. И наступит время, я так думаю, конечно, театр будет разрастаться в обязательном порядке, я абсолютно в этом уверен.

А. Пичугин

— А «разрастаться» — это как, применительно к театру?

Н. Астахов

— Разрастаться, как пример для других городов. Я абсолютно уверен, что наступит скоро, очень скоро время, когда такие театры будут появляться во многих городах, почему? Потому что артисты везде есть, в каждом городе есть театры, там областные, муниципальные, разные и так далее, но эти артисты, так как мы входим, можно сказать, в православное пространство, Россия становится православной, и артисты становятся православными, и режиссура становится православной, и критика становится православной, и люди, которые отвечают за жизнь театра в городе, тоже становятся православными, и поэтому мы в этом плане, как говорится, непобедимы. Завтрашний день — это будет день православного русского театра.

Т. Белевич

— Надо сказать, что к нам обращаются не только артисты, а батюшки стали обращаться по поводу того, как вот помочь им, потому что они начинают создавать уже...

А. Пичугин

— Приходские театры есть, к нам приходили, рассказывали.

Т. Белевич

— Да, театры, какие-то концертные программы пишут, даже вот совсем недавно прислал запись концерта батюшка, который учится и защищает уже свои дипломные работы за культурное пространство, чуть ли не театр, пишет: «Помогите, как на ваш взгляд вот то-то, то-то?..» И я посмотрела, вы знаете, очень прилично, уже есть понимание, есть понимание культуры. Конкретно про театр я сейчас не могу сказать, но, допустим, концертные программы, соединение каких-то текстов, подводки к этому, и есть уже очень-очень приличные наработки, и это очень радует, стали серьёзно задумываться о культуре, потому что, в общем-то, мы во многом её упустили.

А. Пичугин

— В Москве очень много всего, а в других городах есть духовные театры, вот у вас называется Русский духовный театр — православные театры или театры, которые ставят перед собой задачи, похожие на ваши, но вот именно не в Москве, а где-то в других городах?

Т. Белевич

— Нам трудно сказать, потому что мы же не делаем анализ и не ездим по всем городам. Но с тем, что мы встречались, например, очень давно, первый православный театральный фестиваль организовал владыка Софроний, Кемеровский и Новокузнецкий.

А. Пичугин

— О, это так давно было.

Т. Белевич

— Да, он уже почил, царство ему небесное, и он назвал первый православный театральный фестиваль «Кузбасский ковчег». И вот мы туда выезжали, получили мы этот ковчег, вот такой плетёный, из бересты, просто замечательный. И вот он не испугался тогда, понимаете, вот так назвать театр. И, в общем-то, всё равно это дело пошло, оно пошло, потому что если с двух сторон идёт понимание важности: со стороны государства и со стороны духовенства, как это важно сегодня — борьба за душу человека, за его понимание жизни, то есть не все же в храм сразу придут, не все имеют такие возможности в семье, в школе, а когда они это через культуру, через образное мышление воспринимают — это очень сильное влияние. Мы, например, выехали тут недавно на гастроли, приехали, у нас постановка «Имя России — Александр Невский».

А. Пичугин

— Это новая постановка ваша?

Т. Белевич

— Ну, в общем-то, да, одна из новых постановок. И вы знаете, с чем мы сталкиваемся? Что есть места, где люди не знают театра, они не знают, как себя вести в театре. Вот целые школы там, как говорится, пригнали их, битком вообще балконы, проходы, и они сидят, а у них восприятие, как будто бы это телевизор какой-то, что они могут сидеть и обсуждать в это время, что происходит на сцене. Потом педагог вдруг приходит там, на четвёртом ряду, и она начинает очень громко отчитывать мальчика, что он не так себя ведёт, но сама-то педагог говорит громко во время самой постановки! Я, честно говоря, была шокирована и думаю: сколько ещё у нас работы! Ещё очень много работы в области культуры, в области образования и воспитания, не просто науки, а воспитания именно культуры, этики, эстетики поведения, просто уже это надо преподавать.

А. Пичугин

— Простите, я бы тут своё мнение, может быть, высказал: мне кажется, тут есть такая проблема, я сейчас представил небольшой город в средней полосе России с одним театром. И вот этот театр, там, безусловно, репертуар, возможно, хороший репертуар, возможно, очень хорошие постановки, но вот дети, которые учатся в школах... Я вспоминаю, как я был маленький, нас водили смотреть «Ералаш» в дом культуры в Москве, не так уж далеко от центра, ну, вот метро «Электрозаводская», «ДК МЭЛЗ», показывали там, в позднесоветские времена «Ералаш» и нас водили смотреть — это, если кого-то родители дальше не водили по театрам, это был максимум. Ну, какое-то представление, может быть, в «ДК МЭЛЗ» ещё проходило, куда нас тоже приводили, но для школьника, наверное, для большинства школьников, не для всех, для большинства, театр — это что-то странное, чужое. Вот он чуть-чуть подрастёт, пойдёт в институт или куда-то, или никуда не пойдёт, но, возможно, в его жизнь войдёт театр, когда он станет чуть старше, и когда у него, например, возникнет вопрос, куда бы сходить с девушкой, вот в кино уже двадцать раз ходили, уже всё надоело, там, в кафе куда-то ещё, а что у нас ещё есть в городе? О, у нас есть театр, а там-то я не был! И может быть, когда он уже в более зрелом возрасте, в двадцать лет, переступит сознательно порог театра, тогда у него произойдёт настоящее, подлинное знакомство с ним. Я, может быть, здесь даже бы переложил это на какую-то духовную плоскость, когда детей водят в церковь маленьких, совсем маленьких, они не очень понимают, что происходит, ну, куда-то там подвели, причастили, они не понимают, что такое Причастие, ну, вот там священник... Они выросли до какого-то возраста, ушли благополучно из церкви просто потому, что это не их, им неинтересно, а потом, может быть, когда-то, не у всех, но у кого-то возникнут какие-то вопросы, потребности, желание ощутить Бога, найти Его, и они пойдут в храм уже совершенно с другими мыслями. Вот, может быть, сейчас меня кто-то осудит за это сравнение театра и храма, но вот тут что-то общее есть.

Т. Белевич

— Ну, Гоголь говорил, что «театр — это незримая ступень христианства». Ведь мы-то приезжали в город, где вообще не было никакого театра, его нет там. Вот есть дворец культуры там очень хороший, но там всё время, ну что там, эти шоу какие-то...

А. Пичугин

— «Ёлки» пред Новым годом.

Т. Белевич

— Не знаю, «ёлки», во всяком случае, антреприза, которая всегда смешит, и чтобы, значит, там собрать какие-то деньги, да? И культуры театральной нет. А с чем, вот даже в Москве молодёжь, куда? Вот я спрашиваю там своих каких-то близких, там кто-то из детей: «Я пойду гулять с подругой», я говорю: «А где ты с ней гулял?» Говорит: «В торговом центре», вы понимаете?

А. Пичугин

— Нет, тут мы выходим на разговор про культуру общества потребления, я тоже люблю в торговый центр ходить, просто потому что, ну, бывает, это там, где всё можно купить, там, где можно быстро перекусить, там, где можно одно, другое, третье, ничего там плохого нет, но хуже, когда это начинают воспринимать как единственное место, куда можно пойти.

Т. Белевич

— Вот в этом-то всё и дело, это не первый раз, это единственное, то есть не возникает пойти там погулять в парк культуры, допустим, или в театр, или в кино, а именно они гуляют, отдыхают, и мысли возникают, естественно: «чего бы тут приобрести», ну это ладно, Бог с ним, хорошо, если приобретут, если есть на что. А вот разговор о воспитании, культуре, поведении, вот это вопрос очень серьёзный.

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня создатели и руководители Русского духовного театра «Глас» Татьяна Белевич и Никита Астахов. И всё-таки про новый сезон: наверняка у вас к новому сезону есть премьера?

Т. Белевич

— Ну, готовим. Но как-то не принято говорить, что будем готовить.

А. Пичугин

— Мы с вами в прошлый раз говорили о «Поэме без героя», вот только-только должна была состояться премьера.

Т. Белевич

— Да, состоялась, надо сказать, успешно очень. Это такой какой-то новый этап в театре, Никита Сергеевич ставил вместе с Кириллом Белевич.

Н. Астахов

— Да, какой-то здесь я наблюдаю некоторый поворот в направлении актёрского мастерства, в том, что мы берём всё более и более сложных авторов, ну, например, Ахматова Анна Андреевна — это высочайшая поэтесса и написала она «Поэму без героя», писала много лет её, и её стараются расшифровать сегодня, но не очень это получается. И это довольно сложная такая работа, но каким-то чудесным образом эта работа нашла определённое решение, мне не хочется об этом говорить, потому что спектакль, он такой поэтический и на первый взгляд, может быть, я бы не сказал, что он религиозный. Но болевая точка спектакля — это, конечно, боль верующего человека: что происходит в стране? Какое место он занимает? Может ли он помочь своей Родине? В чём помочь? Какое его окружение? А если вдруг он остаётся один, у него разъехались, как говорится, друзья, близкие люди, и сам уже этот человек, поэтесса Анна Андреевна, достигает такого возраста, когда она хочет понять, как же она прожила жизнь. И вот эти пробы, которые мы, можно сказать, осуществили с такой, может быть, какой-то неожиданной формой, подняли очень много материалов вокруг Анны Андреевны, вокруг Серебряного века. Ну, вот я сажусь просматривать спектакль, сажусь, как всегда, с этой тетрадкой: сделать замечание, и вдруг я себя ловлю через пять минут на том, что мне не хочется писать замечания. Они меня каким-то образом, эти четыре женщины, очень хорошие актрисы: Маслакова, Шеховцева, Хапкина, Лисовая, они меня просто втягивают в процесс своей жизни, своего человеческого существования, и я даже перестаю писать замечания, потому что мне это интересно, это очень неожиданно. И благодаря этому спектаклю в театре появился другой зритель, очень много приходит поэтов, поклонников Анны Андреевны. Вообще какой-то такой мощный поворот зрительного зала в такие поэтические уши, понимаете? Это очень радостно. Я всегда приветствую, когда аудитория нашего театра расширяется совершенно неожиданными людьми, совершенно разными, может быть, мы даже и на разных платформах стоим, и вдруг театр, тема какого-то спектакля нас объединяет. Мне кажется, что это очень интересно.

Т. Белевич

— А мне кажется ещё, знаете, что из поэзии, из поэмы получилась драматическая постановка, чего добиться крайне тяжело. Вот просто берёшь поэму, там у нас «Русский крест», тоже это очень сильный спектакль по поэме Мельникова, там «Есенин» и здесь тоже, вот из сложнейшего материала поэтического получается драматическая постановка, не просто там люди вышли и по очереди стихи читают, а там как-то это всё задействовано очень интересно и потом, очень актуально. Вот сегодня Ахматова очень актуальна в связи с событиями, которые происходят в мире, у нас, и где она говорит: «А почему я одна? Я одна осталась. Я жива, я одна осталась», а действительно, они все уехали, кто в Париж, кто ещё куда-то, понимаете, прямо вот такой сегодняшний день, повторение идёт.

А. Пичугин

— А спектакль «Имя России — Александр Невский», его анонсировали, анонсировали, он уже вышел?

Т. Белевич

— Он уже вышел. Мне сложно говорить, потому что я режиссёр этой постановки.

А. Пичугин

— Вот я и спрашиваю.

Т. Белевич

— Ну ладно. Инсценировку, и пьесу тоже мне довелось самой писать и она очень сложная, потому что она основана на житии святого благоверного князя, причём это первое житие, которое неизвестно кем было написано, но написано оно человеком, который знал и застал живым святого благоверного князя. И вот проблема была в том, чтобы сегодняшний зритель, молодой человек, заинтересовался не какой-то скучной, далёкой там давней историей, а именно сегодняшним днём, именно взывая к святому благоверному князю, к его помощи, потому что, вот тоже взять эти исторические события — вы знаете, ну почти один к одному.

А. Пичугин

— Но ведь там же очень сложно: Александр Невский, исторический Александр Невский, несмотря на раннее житие, это такой далеко не изученный ещё историками персонаж. И время такое было...Житийная история и история такая, достаточно верифицированная, они иногда расходятся.

Т. Белевич

— Да, я считаю, первое житие, оно более точное, и оно не такое его жизнеописание, а оно как бы определено по событиям. Просто там, в чём и сложность постановки была, что там, как говорится, одно предложение — событие, и как-то это надо раскрыть, и дальше другое предложение, другое событие, то есть вся жизнь его наполнена вот этими решающими событиями в России. Но как-то, мне кажется, получилось сделать его, и музыкально насытить, у нас там есть видео, есть современные кадры, есть слово, которое о Невского, там даже звучат песни, знаете, отрока, который ушёл в мир иной очень рано, прекрасно поёт Трошин Максим. И мне-то как раз хотелось соединить вот этого далёкого нашего предка, который нам сегодня очень близок, с нашей молодёжью и мне думается, это получилось, потому что молодые люди, даже школьники, с большим интересом смотрят.

А. Пичугин

— У вас во время работы над спектаклем не было ощущения, что тот образ Александра Невского, который всегда с нами, со школы, он скорее создан не про реального Александра Невского, а скорее про фильм Эйзенштейна?

Т. Белевич

— Вы знаете, когда мы начинали, я взяла эту тему, актёров вызвала, читка была, а потом, значит, как делать, и все знакомые, из разных организаций, говорят: «Ну, надо фильм, я знаю, даже ещё где-то поставили, берут именно этот фильм, и оттуда фрагменты, и вот давайте, вот этот Черкасов...» Я сразу сказала: «Давайте делать, не брать чужие наработки, которые уже сформировали вкус и восприятие...»

А. Пичугин

— К сожалению, вот тут я прямо уверен, даже настаиваю, что к сожалению сформировали образ Александра Невского, потому что очень часто можно услышать от разных людей: «А вот Александр Невский говорил так», мы не знаем, как он говорил.

Т. Белевич

— Ну, это сценарист говорил.

А. Пичугин

— Да, Эйзенштейн писал сценарий, а говорил это Черкасов, а все уже уверены, что это вот Александр Невский восемьсот лет назад говорил.

Т. Белевич

— Дело в том, что когда даже житие писалось, много житийных текстов написано разными авторами, и самый первый это, допустим, был свидетель жизни его, пусть даже в раннем возрасте, но он уже видел и знал, и рассказывали ему участники этих событий, допустим, военных. Дальше уже писались другие житийные тексты, и чем они дальше писались другими, уже были свои собственные какие-то добавления, свои представления, то есть уже несколько это, видимо, искажалось, и было собственное такое впечатление, вот мне бы этого не хотелось, поэтому я отказалась — никаких фильмов и музыки даже, ничего, давайте сами, давайте своё. И вот это своё видение такое, как мне кажется, всё-таки приближенное к лику Александра Невского, нам удалось.

А. Пичугин

— Я думаю, что это очень ценно, что есть своё.

Т. Белевич

— Да, вот именно по-своему, вот именно так. Понимаете, даже я отказалась от музыки, хотя вначале и старообрядческую музыку, как вот одноголосие, я и к батюшкам обращалась, там мне присылали, делали, и я даже от этого отказалась, потому что существует определённый темпоритм спектакля, современное восприятие, чтобы это не было просто иллюстрацией какого-то восемьсот лет назад века, вот как оно было, поэтому здесь у нас, в общем-то, есть такое современное звучание, современное восприятие святого благоверного князя.

Н. Астахов

— Вообще, вы знаете, вы затронули вот этот вопрос, как изменяется история, и она может так измениться, иногда это специально делается по определённым направлениям, иногда там по глупости, по-всякому, но это происходит. Поэтому сейчас появляется такое понятие, мы работаем сейчас над «Гамлетом» Уильяма Шекспира, английского христианина, драматурга, и я с этим сталкиваюсь, насколько имя Шекспира изменилось. Изменилось, и сейчас шекспироведение, в течение трехсот лет оно вышло на уровень научного шекспироведения, когда подключаются компьютеры, когда изучаются портреты, брови и так далее, очень много технических средств, которые помогают вернуться к истинному пониманию, кто же такой Шекспир. И здесь очень много изменений, которые произошли, и мы выросли на этих изменениях, на хрестоматийном Шекспире, а сейчас, оказывается, очень многое по-другому звучит, кто такой Шекспир, и на самом деле это Стратфорд-на-Эйвоне или это Лондон. Поэтому здесь вот эта работа, она касается и Александра Невского, она касается и Ахматовой. Предположим, брат одного из мужей Ахматовой сказал про этот поэтический салон, который был в Петербурге, салон поэтический «Бродячая собака», он его охарактеризовал так: «Более мерзкого места я не видел в жизни. Но при этом все говорили стихами, и нельзя сказать того, что эти люди не стремились к красоте». Понимаете, вот какая мощная оценка. А сейчас, погружаясь в материал шестнадцатого века Англии, Дании, предположим, мы видим, что такой салон тоже там существовал, только он назывался «Русалка», и в этот салон входили ведущие английские поэты, которые ставили перед собой грандиознейшие задачи. И это, конечно, очень интересно — окунуться в ту историю, найти эти источники, и шекспироведение сегодняшнее помогает нам.

А. Пичугин

— Да, конечно. Но пока вы даже не назовете примерного времени премьеры?

Т. Белевич

— Ну, на следующий год.

А. Пичугин

— Дай Бог, чтобы все сложилось. Уже наше время, к сожалению, программы истекло, спасибо вам, что пришли к нам снова, приходите еще.

Т. Белевич

— Спасибо за вашу работу.

А. Пичугин

— Я напомню, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня были создатели и руководители Русского духовного театра «Глас» Татьяна Белевич, директор, Заслуженная актриса России, Никита Астахов, художественный руководитель театра «Глас», Заслуженный деятель искусств России. Спасибо, всего доброго.

Н. Астахов

— Спасибо. Всего доброго.

Т. Белевич

— До свидания.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем