«Достоевский и Исаак Сирин». Максим Калинин

У нас в студии был главный редактор интернет-портала «Иисус», филолог, переводчик, специалист по сирийским святым Максим Калинин.

Разговор шел о связи между наследием преподобного Исаака Сирина и духовными поисками Федора Михайловича Достоевского, которые нашли отражение в его произведениях.

---

Алла Митрофанова

- «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, продолжаем цикл бесед о Достоевском. На этой неделе, в преддверии дня рождения Федора Михайловича Достоевского 11 ноября, у нас выходит этот замечательный цикл. Я, Алла Митрофанова, с радостью представляю нашего сегодняшнего гостя. Максим Калинин, главный редактор портала «Иисус», филолог-переводчик, старший преподаватель программы «Христианский Восток» Высшей школы экономики, автор книги «Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости». Максим, здравствуйте.

Максим Калинин

- Здравствуйте, дорогая Алла. Здравствуйте, дорогие друзья.

Алла Митрофанова

- Неслучайно совершенно мы давно с вами хотели поговорить о Достоевском в связи с вашей специализацией – преподобный Исаак Сирин, очень важный для Достоевского автор. И рада, что вы сегодня в нашей студии и что сможете вашими размышлениями об этом поделиться. Помню даже, пандемия, по-моему, шла, и вы проводили онлайн марафон, посвященный…

Максим Калинин

- Да, да, в честь двухсотлетия Достоевского в 21-м году.

Алла Митрофанова

- В честь двухсотлетия Достоевского. Так совпало. Была возможность и в рамках этого марафона углубиться в тему сирийских святых и наследия преподобного Исаака Сирина, сопоставить с тем, что пишет Достоевский. Помню, тогда это настолько оказалось очевидно. Между ними невероятное количество параллелей. Достоевский как будто бы к Исааку Сирину дотошного читателя периодически отправляет. Дотошного, подчеркну, поскольку Достоевский же не педант, он не диктатор по отношению к читателю. Он за читателем оставляет свободу погружаться в текст на том уровне, на котором человек готов, на котором ему хочется это делать; в ту меру, в которой человек готов предпринять труд, чтобы окунуться в тексты. Ну, а для тех, кто хочет максимально глубже, у Достоевского глубина неисчерпаемая. Достоевский и преподобный Исаак Сирин. Максим, что общего?

Максим Калинин

- Вы сказали об их встрече, о том, что этот автор для Достоевского очень важен. Я заслушался, как вы сейчас описали метод Достоевского, стал об этом думать и боюсь, что уйду в сторону.

Алла Митрофанова

- Татьяна Касаткина об этом говорила замечательно.

Максим Калинин

- Да, очень здорово. Я сам удивлялся и тому, как слова святого Исаака звучат у него, и как Достоевский сам, размышляя о проблемах, его волновавших и святого Исаака волновавших, приходит к близким формулировкам, в том числе, близким к тем текстам сирийских отцов, которых Достоевский уже не мог знать. То есть речь идет именно о совместном усилии, вопрошающим очень близком. Я в начале сентября был в Северном Ираке, где у меня была возможность увидеть монастыри, в которых жили сирийские отцы, сирийские мистики-пустынники, авторы 7-8-9 веков, видел пещеры, в которых жили монахи. Нас возили в Алькош, монастырь Раббана Хормизда 7-го века. Он был основан в том же веке, в котором родился святой Исаак Сирин. Этот монастырь, видимо, старше преподобного Исаака. Не так-то просто туда попасть, в провинцию Мосула, в провинцию Ниневия. Кстати, в Ниневии святой Исаак Сирин был епископом. Согласно одному из биографов пять месяцев он продержался епископом, после чего ушел и проделал огромный путь в Хузестан, это уже на юго-западе Ирана. Я там общался с ассирийцем из Австралии, который занимается цифровизацией текстов на современном ассирийском языке, в том числе он любит русскую литературу и собирает ассирийские переводы русских авторов. И просто у него большая библиотека на английском языке переводов русских классиков. Я ему сказал о том, что святой Исаак важный для ассирийской традиции… Я здесь буду использовать термины сирийские и ассирийские, имея в вижу не современную Сирию, а эту глобальную сирийскую христианскую культуру, которая охватывает территорию древней Ассирийской империи и выходит за ее пределы. Не буду сейчас вдаваться в подробности. Скажу, что это юго-восточная Турция, Ирак и Иран современные. Я ему сказал: вы знаете, что святой Исаак, великий деятель сирийской культуры, оказал влияние на Достоевского? Он так заинтересовался этим. Мы тут же открыли там в Анкаве, в холле отеля его электронную книгу, стали листать, я показал ему речь старца Зосимы. Говорю: смотрите, это прямая цитата из святого Исаака Сирина. Да, Достоевский его цитирует. Тут теряешься, с чего начать, что именно Достоевского волнует. Я бы, наверное, вспомнил, недавно мне сказали о фразе Алексея Федоровича Лосева, великого русского филолога и философа о том, что по-настоящему верующий человек тот, кто вмещает в своем сердце две истины. То, что Бог есть Любовь, и то, что мир лежит во зле. Для меня это значит, что он не пытается рационально объяснить, почему в мире столько всего происходит, и не пытается представить Бога как карающего или как мучающего людей по заслугам. Он именно искренне верит, что Бог – это Любовь, всех обнимающая, и одновременно честно смотрит на это мироздание во всех его проявлениях, со всем, с чем приходится нам сталкиваться. Для меня Достоевский – это человек, который смог вместить эти две истины. Они у него как две птицы, запертые в узкой клетке, они дерутся, разлетаются, очень трудно эти две истины в сердце удержать, но он их удерживает. А у святого Исаака Сирина эти же две птицы примиряются в его созерцательном опыте. Для меня это два взгляда на эту проблему, и я был очень впечатлен фразой архимандрита Василия Иверского, он сказал об этом, когда в Москве выступал в 2013 году на конференции в честь святого Исаака Сирина. Что Достоевский – это как бы святой Исаак, еще не достигший просвещения Духом, который еще находится в поиске и в борении. И наоборот, святой Исаак Сирин, это если бы Достоевский достиг этой - мы не знаем, кто достиг, не достиг – но если представить Достоевского, который примирился, у которого противоречия внутренние были примирены с его созерцательным опытом, то это был бы святой Исаак. Я бы сам так не дерзнул сравнивать, но это сказал архимандрит Василий Иверский. И мне, как читателю, это кажется очень близким. Он вмещает в себе эти две правды и, несмотря ни на что, не отпускает веру в Божию любовь, несмотря на то, что, мы помним, в Братьях Карамазовых страшные вопрошания у Ивана, страшные и честные. И святой Исаак Сирин тоже не боится этих вопрошаний, они есть в его творениях. И при этом святой Исаак нашел такой путь и деятельной любви и созерцания, в котором его сердце стало выше, глубже борения, оно смогло постичь эту тайну, тайну, невыразимую словами.

Алла Митрофанова

- Вы рассказываете, а я прямо вижу перед глазами эту картинку, как в холле отеля сидят два молодых ученых, обмениваются книгами, листают, спорят, что-то друг другу объясняют, и проходящие, наверное, просто отдыхающие или кто-то еще, на вас смотрят с удивлением в этот момент.

Максим Калинин

- Мы были очень воодушевлены. Этот коллега мне годится в отцы, это тоже было интересно, еще интереснее, что мы из разных поколений, и обмениваться своим изумлением, восторгом… Я много о чем его спрашивал. Там были кресты всюду. Это пригород Эрбиля, Эрбиль столица Курдистана, город курдский по преимуществу, то Анкава, это пригород Эрбиля. Там находится главный храм Ассирийской Церкви Востока и резиденция патриарха Ассирийской Церкви Востока, Мар Авы III, который, даст Бог, в январе приедет в Россию. Не так давно он посещал Москву. Анкава – это город ассирийский, христианский по преимуществу. Мы идем, там традиционные двухэтажные дома и кресты, всюду кресты сияют. Мне сказали, что, с одной стороны, в честь Крестовоздвижения, в честь памяти Креста. С другой стороны, есть такая традиция у христианских семей зажигать эти кресты. Мне сказали, что в честь Крестовоздвижения это делают даже те, кто не делает это обычно. А так это повсеместная традиция, ты идешь по городу в Северном Ираке, и всюду сияющие кресты. Там очень колоритно было. Я у него спросил об этих крестах, и мы разговорись с этим человеком.

Алла Митрофанова

- Фантастика. Северный Ирак. Надо будет как-нибудь отдельно, Максим, об этом вашем путешествии поговорить и о том исследовании, которое вы проводили там. Возвращаемся к Федору Михайловичу Достоевскому, в преддверие 11 ноября, в преддверие его дня рождения. Упомянутый вами роман «Братья Карамазовы». Передо мной сейчас 4-я часть этого романа. Понятно, что близко уже развязка – не развязка, даже не знаю, как сказать. Разговор Ивана Карамазова с Павлом Федоровичем Смердяковым, это их третий разговор, в ходе которого Смердяков сознается, и Ивану, наконец, становится очевидно, что он подсознательно знал всегда, убийца его отца – это я на всякий случай для тех слушателей, кто запамятовал, про что роман «Братья Карамазовы» - этот самый лакей Смердяков, незаконнорожденный сын его отца, то есть брат единокровный брат, получается, Ивана Карамазова и других братьев Карамазовых тоже. Этот самый Смердяков, о котором мы буквально вчера подробнее говорили с замечательным исследователем Татьяной Касаткиной... Рекомендую, пожалуйста, у нас на сайте Радио ВЕРА можно послушать этот разговор, если кто-то пропустил. Что здесь любопытно? Смердяков, когда сознается окончательно Ивану в этом убийстве и в том, что он украл у отца деньги, в какой-то момент, я даже сейчас позволю себе процитировать: «Он двинулся было встать, крикнуть в дверь Марью Кондратьевну (женщину, которая ему помогает по хозяйству), чтобы та сделала и принесла лимонаду (ему показалось, что Ивану стало плохо), но, отыскивая, чем бы накрыть деньги (это чтобы она не увидела эти деньги, украденные у отца три тысячи рублей), чтобы та не увидела их, вынул было сперва платок, но так как тот опять оказался совсем засморканным, то взял со стола ту единственную лежавшую на нем толстую желтую книгу, которую заметил, войдя, Иван и придавил ею деньги. Название книги было: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова». Иван Федорович успел машинально прочесть заглавие». Конец цитаты.

Максим Калинин

- Невероятный совершено эпизод. Достоевский с какой-то целью привел название, и даже Иван его заметил. Явно для него важно было именно это имя здесь.

Алла Митрофанова

- «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, в нашей студии сегодня Максим Калинин, филолог-переводчик, главный редактор портала «Иисус», старший преподаватель программы «Христианский Восток» Высшей школы экономики. Мы говорим в преддверии дня рождения Достоевского сегодня о связи Федора Михайловича Достоевского, его поиска духовного, его творчества с трудами преподобного Исаака Сирина. Максим, какая связь, как вы считает, в данном случае может быть между той линией романа «Братья Карамазовы», которая связана вообще-то с тягчайшим преступлением, с отцеубийством, и тем поиском, который Достоевский ведет в трудах преподобного Исаака Сирина? Что это такое, какие наводки нам здесь дает автор через книгу эту самую желтую со словами преподобного Исаака?

Максим Калинин

- У меня есть идея о параллелях из житийной литературы, но перед этим хочется про свое ощущение личное сказать, которое прям укалывает в этот момент. Когда ты смотришь на книгу святого Исаака, которая для меня настольная, несколько изданий его, когда ты смотришь на изображение его знаменитое, 14-го века, древнерусское, и чувствуешь укол за свой день, за свои поступки определенные, за свои мысли. И одновременно чувствуешь, что он, как никто другой, утешит. Потому что тексты святого Исаака – это весть о Божьей милости, весть не дешевая, не такая, когда слово Бог начинает стираться в устах говорящего, или когда он говорит, не задумываясь о той боли и о том опыте, который человек может вынести. Или когда человек говорит о прощении, не задумываясь всерьез о раскаянии. В общем, весть святого Исаака о прощающем Боге выношена им через всю его жизнь. И когда ты смотришь на него, когда читаешь его слова, ты веришь, ты понимаешь, что есть шанс, просто начинает огонек радости разгораться в тебе. И вообще, пожалуй, мою любовь к сирийским отцам, их называют и я называю их сирийскими мистиками, имея в виду опыт людей, которые описали, нашли язык для разговора о встрече с Богом. Этот термин я употребляю, в название книги он вынесен, он встречает вопросы, но речь идет об их свидетельстве. Я непроизвольно в этих сирийских отцах почувствовал, что ты им веришь, веришь их вести о Божьей милости. Когда знак греха накрывается книгой Исаака Сирина у Достоевского, я прямо почувствовал опыт собственного и стыда и радости. Причем, сам Исаак Сирин тоже говорит о том, что когда ты встречаешь откровение Божьей милости, твое сердце настолько умиляется этому, что ты не из страха не хочешь совершать зло, а именно для того, чтобы не согрешить против этой любви, которая тебе открылась. Для меня в этом одновременно и переворот, покаяние как переворот, и прощение в самом этом жесте. Никто другой так не может посмотреть на грешника. У святого Исаака это весть и о прощении, и о муках перерождения, я бы сказал, о муках воскресения. Даже такой термин есть в сирийской традиции – мука воскресения. Имеется в виду родовая мука, что воскресение - это перерождение. И когда в земной жизни человек воскресает, это тоже его перерождение, это и боль и счастье. Никто другой так не может посмотреть и выразить это. Но если говорить об отсылках литературных, то мне приходят в голову рассказы из патериков. Патерик - собрание изречений отцов, есть патерики, относящиеся к разным традициям. Есть изречения египетских отцов, есть сборник изречений русских отцов, палестинских отцов. Есть история о том, как братья монастыря заподозрили монаха в том, что у него в келье женщина и у него с ней связь, они авву привели обличить этого монаха. Монах спрятал ее в корзину, авва вошел в келью и сел на эту корзину. Братья ищут-ищут и никто же не скажет авве: встань-ка, пожалуйста, под тобой посмотрю. И никто соответственно не обнаружил, никто брата не обличил. А авва потом сказал ему кроткое слово, но ясно, что после этого брат испытал такое потрясение, что у него это и произошло. То, что по-гречески называется изменение сознания, покаяние как перемена мыслей, то, что по-еврейски называется обращение. На еврейском языке покаяние это возвращение. На греческом это перемена мысли, как известно. Он пережил это потрясение от кроткого слова аввы, который его не обличил. Когда книгой накрываются эти деньги, мне этот эпизод вспомнился. Авва, который сел на доказательство чужого греха, который покрыл собой брата, в буквальном смысле слова он покрыл собой улики, но брат при этом испытал некое потрясение. Здесь я тоже слышу этот отголосок, и в данном случае вопрос остается подвешенным, что любой человек это потрясение может испытать. И у Достоевского есть мысль, что ради возможности того, что кто-то из людей раскроет всю ту глубину, которая Богом в него заложена, ради этой возможности многообразный мир с его многообразными путями человеческими создан. Это еще один мотив, который объединяет, на мой взгляд, опыт Достоевского и опыт Исаака Сирина, объединяет их поиски. Достоевский явно ответ у святого Исаака искал. Соотношение усилия человеческого и дара Божьего. Святой Исаак настойчиво говорит, что все, что человек имеет, любой дар, который у него есть. Важно понимать, что этот дар ты получил, что сам ты пред Богом наг. Но то, что ты наг, это красиво. Это как источник, ты не засыпаешь его, не засыпаешь внутренний источник, который в тебе Бог устроил, не засыпаешь его своими заслугами, мыслями о своей праведности, своими усилиями. А ты признаешь себя пред Богом нагим, имея в виду, что Бог предустроил тебя одеть в эту одежду света. То, что нищета духовная - нищета в смысле, ты признаешь, что все, что у тебя есть, это не твое. А с другой стороны, Исаак Сирин, признавая, что это подарок, это дар, говорит про важность усилия человека. И здесь нет противоречия. Человек не заслуживает, не покупает этот дар, а человек от всего сердца старается и совершает свои усилия, а найдет он эту жемчужину, я люблю этот образ, или не найдет, это пространство неизвестного. Человек делает все, что он может, как и мы ради любимых делаем все, что мы можем, и при этом мы не покупаем любовь тех, кого любим, а мы не можем не действовать, исходя из любви.

Алла Митрофанова

- Здесь важно пояснить, под словом дар мы понимаем самые разные дары и таланты. Жизнь как дар. Верно?

Максим Калинин

- И жизнь как дар, да.

Алла Митрофанова

- Время как дар. Как раз с Татьяной Касаткиной мы, по-моему, в понедельник говорили - у нас три программы подряд с ней вышло на этой неделе о Достоевском - о том, что в «Преступлении и наказании» Раскольникову в дар дается в образе тех часов с гравировкой глобуса, которые подарил ему отец его земной. В этом образе подчеркивается, что Отец Небесный дает ему в дар: часы – образ времени, глобус – образ земли.

Максим Калинин

- И пространство.

Алла Митрофанова

- Он получает время и землю в дар. И к этим дарам важно отнестись максимально серьезно. Этими дарами важно заниматься. Эти таланты важно умножать по притче об умножении талантов. Что делает Раскольников, как мы знаем? Он закладывает эти часы в ломбард, сливает все, берет в руки тяжелый предмет и идет убивать людей. При этом мог бы в эти дары вложиться, мог бы эти дары, эти жемчужины, найти, развить, и вся жизнь могла бы сложиться иначе. Перечитывая Достоевского, я постоянно проецирую на саму себя эти развязки, эти вопросы и мне бесконечно дорого, что у Достоевского заочно такой собеседник, как преподобный Исаак Сирин. Не могу дерзнуть назвать преподобного Исаака своим собеседником, ни в коем случае. Но Достоевский для меня становится важным проводником между ним…

Максим Калинин

- Проводником, да, замечательно.

Алла Митрофанова

- Между ним и, может быть, попыткой в своей собственной жизни что-то осмыслить в том русле, который преподобный Исаак предлагает. Это «держи ум свой во аде и не отчаивайся», с одной стороны. С другой стороны, помни о Божьей любви. То есть мир во зле и при этом Господь бесконечно милостив. Это какая-то очень важная, мне кажется, история для нас, для понимания самих себя.

Максим Калинин

- Да, вот здесь несколько мыслей сразу, хочется за них уцепиться. Когда вы стали о даре говорить, у меня сцепление внутреннее произошло, ты часто думаешь о даре, а что такое дар? Получается, что это твое. Если подарено по-настоящему, а не так, как дети, бывает, я тебе подарил, сегодня потом мы с тобой не дружим, возвращай обратно. Или можно себе представить, что родители что-то дарят детям, но, например, при случае из обиды, из манипуляции говорят: ничего тут твоего нет. Когда ты даришь, даришь по-настоящему, отныне это его. Получается, делая подарок, ты рискуешь, потому что подарок может быть не принят. И наоборот, когда я получаю дар, это мое, но, получается, это мое, но оно особое, это не то, что я могу задвинуть, могу пренебречь, потому что этот подарок связан с памятью о близком человеке. Подаренная мне вещь моя и в то же время она сакральный статус для меня имеет. И если отнестись ко времени и к пространству как к дару, получается, они мои, они всерьез мои, они мне подарены всерьез, но они не то, чем можно пренебречь, потому что это подарок, я за него несу ответственность. Подарок связан с ответственностью.

Алла Митрофанова

- Безусловно.

Максим Калинин

- Это мое, но я за это отвечаю. Такое единство моего и не моего. И так же с усилием. Получается, человек не претендует на то, что он может быть праведником своими силами. Как Исаак Сирин говорит: даже если ты очень сильно постараешься, и во всем будешь безупречным – хотя сирийская традиция подчеркивает, что не достижим идеал на этом этапе мироздания и что таков замысел Божий - ты в этом случае будешь ревновать к другим людям. Ты будешь стремиться к праведности своими силами, даже если ты преуспеешь по-настоящему, как и про фарисея говорят, что он по-настоящему очень старался, но ты будешь ревновать к другим людям, к прощеному мытарю будешь ревновать в этом случае. А когда человек понимает, что то, что у него есть, это дар. Его усилия это не то, чем он заработал что-то, а его усилия - это дело его ответственности за дар, это ответ его. Можно представить себе родителя, который сделал дар ребенку, который в меру своих сил делает дар родителю, для родителя ценно это его усилие. В данном случае получается два взаимных движения любви, а не покупка-продажа, а не взаимный расчет, это не взаимный расчет. Это взаимная отдача. Мы у Достоевского видим и значимость усилия человека, несмотря ни на что, из самой глубины и одновременно то, что человек когда чувствует себя совлеченным всего-всего, казалось бы, он на грани, то он в этом имеет возможность, не надеясь на себя, а надеясь на Бога найти тот самый путь. Это как Мармеладов говорит, что может быть, эти пьяненькие будут прощены за то, что они себя достойными не сочли. Симонетта Сальвестрони, итальянская исследовательница Достоевского показала, что здесь в цитатах, звучащих в речи Мармеладова, угадываются намеки на слова преподобного Исаака Сирина. Мысль, что я ничего за собой не держу, опять же, это не то, что буду грешить и не буду считать себя праведником, и буду прощен. Нет, это отмахивается человек от задачи. Здесь речь идет о таком опустошении, когда человек действительно ни на что не может опереться, кроме как на Бога, так далеко не всегда мы умеем. Важно, что за этой вещью кроется не легкомыслие, а громадная работа. Эта тема того, что все, что у меня есть, это Твой дар, значит, я могу только надеяться на Тебя. Это усилие надежды не шуточное, надеяться всерьез. Всерьез не надеяться на то, что ты сделал сам - это не легкомысленный путь.

Алла Митрофанова

- Про усилие надежды поговорим буквально через несколько минут. Максим, зафиксируем, важная точка. Усилия надежды. Максим Калинин, главный редактор портала «Иисус», филолог-переводчик, старший преподаватель программы «Христианский Восток» Высшей школы экономики. Я Алла Митрофанова. Друзья, через пару минут мы снова с вами.

Алла Митрофанова

- «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, я Алла Митрофанова. Напоминаю с радостью, в нашей студии Максим Калинин, филолог-переводчик, главный редактор портала «Иисус», специалист по сирийским святым, по сирийской святоотеческой традиции, старший преподаватель программы «Христианский Восток» Высшей школы экономики. Мы говорим сегодня в преддверии дня рождения Достоевского 11 ноября о связи между духовным поиском Достоевского, который отражен в его романах, и духовным наследием преподобного Исаака Сирина. Связь глубочайшая между ними, и неслучайно Достоевский серьезнейшим образом преподобного Исаака изучал на том уровне, на котором это было возможно в его время. Что-то из преподобного Исаака переводится только сейчас, появляется на русском языке. Но при этом какие-то очень важные, ключевые, базовые тезисы, может быть, постулаты - как точнее это было бы сказать? - ключевые мысли, которые есть у преподобного Исаака, Достоевский не просто усвоил, то есть пропустил их через себя, сделал их частью своего мышления. У-сво-ил, сделал своими.

Максим Калинин

- Да, буквально сделал своим.

Алла Митрофанова

- Да, да. Но и развил в мире художественного слова. И вот про усилие надежды. То, на чем мы с вами многоточие поставили в первой части нашего разговора. Мне бы хотелось об этом поговорить. Упомянутый уже герой по фамилии Смердяков из романа «Братья Карамазовы» убивает отца, крадет у него деньги, спокойно совершенно наблюдает за тем, как невиновного человека отдают под следствие и под суд за эти преступления, и не собирается (Смердяков не собирается) идти и заявлять на самого себя, чтобы Дмитрия Карамазова, соответственно, освободили. Он преступник по всем этим статьям. При этом у него на столе лежит, кстати, непрочитанная им книга преподобного Исаака Сирина. Татьяна Касаткина, замечательный исследователь Достоевского, когда здесь в нашей студии была, обращала на это внимание. Смердяков вообще чтением не заинтересовался, с самого детства оно его не трогало, в том числе преподобный Исаак у него не прочитан. Тем не менее, именно эту книгу он кладет на деньги, как бы покрывая свой грех этим упованием, о котором преподобный Исаак говорит, как я понимаю этот момент. Это моя такая трактовка, могу ошибаться, но понимаю именно так. Допуская ту самую надежду на Божью любовь, о которой преподобный Исаак говорит. Что мы видим дальше в жизни Смердякова? Дальше мы видим, как он покончил с собой. То есть ту надежду, которую он мог бы, как и любой из нас, любой человек, впустить в свою жизнь, он совершенно сознательно ее выбрасывает из своей души, выносит за скобки своей жизни. То есть запрещает Богу себя простить или запрещает себе быть прощеным Богом, совершая таким образом грех Иуды. Что думаете об этом, Максим? Насколько допустима такая логика, которую я сейчас изложила, поделившись собственными размышлениями? Насколько это созвучно тому, о чем говорит преподобный Исаак, этому усилию надежды или отчаянию, как противоположности усилию надежды?

Максим Калинин

- Я впечатлен словами о непрочитанной книге. Если про Смердякова говорится, что он не интересовался чтением и нарочно упоминается книга святого Исаака, то ясно, что она прочитана не была.

Алла Митрофанова

- А какой потенциал, между прочим.

Максим Калинин

- Да. Получается, что он покрывает своим упованием, как вы сказали, свои дела.

Алла Митрофанова

- Предполагаю.

Максим Калинин

- Достоевский, очевидно, знал, что Исаак Сирин - это вестник Божьего всепрощения. У него в сирийской традиции такая есть репутация, которая вызывала споры, тот акцент, который святой Исаак ставит на теме Божественного всепрощения. Из того, что Достоевский читал, а книга упомянутая это очевидно издание 1854-го года, издание в переводе Московской духовной академии «Слов преподобного Исаака Сирина» на русский язык. До этого вышел еще перевод преподобного Паисия (Величковского) в 1812-м году. Известно, что цензура не хотела пускать этот перевод по причине, в том числе, сильного упования перед лицом геенны. А дело в том, что в 89-м и 90-м «Словах» русского перевода – я нарочно подчеркиваю, русского перевода, потому что в разных версиях разная нумерация - в 89-м и 90-м в «Словах» русского перевода сирийской версии - это две части одного трактата. Там очень сильная надежда выражена в то, что геенна не может устрашить нас. Как я упоминал исследование Симонетты Сальвестрони о речи Мармеладова, она намек там именно на эти слова преподобного Исаака видела. Достоевский, весьма вероятно, знал и осознавал святого Исаака как вестника надежды. Собственно, речь старца Зосимы об аде и адском огне – рассуждение мистическое, в романе «Братья Карамазовы» речь старца Зосимы, где он говорит: «Отцы и учители, мыслю, что есть ад. Рассуждаю так – страдание о том, что нельзя уже более любить». И это ответ святому Исааку, который как раз говорит о том, что адское мучение – это мучение любви, мучение тех, кто согрешил против любви. Итак, Достоевский знает Исаака Сирина как вестника любви и его понимание ада как невозможности любить. Он покрывает этой книгой свой грех, получается, что как бы покрывает это надеждой. И, правда, та развилка, о которой мы говорили сейчас в предыдущей части, здесь символически очень красиво показана. Ты можешь слышать о Божьей милости и можешь сказать: а, значит, могу делать все, что угодно. И в данном случае Божья милость для тебя – это просто прозвучавшее слово, оно через сердце не прошло, оно в сердце не укоренилось. Ясно, что здесь сцепления никакого не происходит, это все равно, что ребенок считает гарантированным, или когда человек знает хорошее отношение к себе, считает гарантированным это хорошее отношение и нарушает обязательство. Как-то так это можно сравнить.

Алла Митрофанова

- Паразитирование на Божьей любви.

Максим Калинин

- В данном случае он непрочитанной книгой накрывает, а важную весть не находит. Как если бы мы представили себе приключенческий роман, в котором герой должен найти подсказку, которая покажет ему, где сокровища. Герой находит эту подсказку, находит шкатулку, в которой спрятана эта подсказка, и ее не открывает. Чтобы перевести регистр рассуждений, я детям читаю книгу «Как приручить дракона» Крессиды Коуэлл.

Алла Митрофанова

- Прекрасно.

Максим Калинин

- Там есть эпизод, когда человек, который охотится за сокровищами страшного пирата, Черноборода Оголтелого, находит омаровое ожерелье, ожерелье из омаровых клешней. Он отвергает его, он отдает его в подарок, как вещь абсолютно ненужную ему. Ну, омаровы клешни, что с них взять? Именно в них находится главное королевское сокровище. Он находит, это сокровище было у него в руках, но он из-за своего презрения, из-за своей надменности не распознал его. Или, например, ты идешь куда-то, на встречу с начальником и очень сильно волнуешься. И тебе написали сообщение, ты увидел уведомление на экране телефона, и думаешь: нет, я не буду сейчас ничего открывать. А выясняется, что в этом сообщении была хорошая новость для тебя, что встреча перенесена или что ты не уволен или еще что-нибудь. Можно себе представить такую ситуацию, когда ты не прочитал что-то, а там-то и был ключ. И вот он берет эту книгу, которая реально давала надежду, которая реально давала бы то, что покроет его одеждой света. Но эту книгу он не раскрыл, это не прошло через его сердце. А это совсем разные вещи, пройти сердцем или не пройти сердцем, увидеть через стекло или потрогать по-настоящему. Это очень глубокий образ того, что может произойти с человеком, принимающим весть о любви и слышащим эту весть. Этому зерну даст попасть во влажную почву или не даст, польет или не польет – в общем-то, в притче о сеятеле все сказано. Изумительный образ, который каждый может применить к себе, представить себе эту книгу, которой ты накрываешь эти самые деньги и вопрос о том, откроешь ты или не откроешь, тронет или нет. У Раскольникова тоже ведь есть эпизод с книгой, есть эпизод с Лазарем, который Исаака Сирин любил, есть у него молитва, где он сравнивает себя с воскрешенным Лазарем.

Алла Митрофанова

- Это имеется в виду фрагмент, даже не то, что фрагмент романа «Преступление и наказание», а евангельская история о воскрешении четверодневного Лазаря, которая просто целиком приводится в романе «Преступление и наказание». Просто целиком берется кусок Евангелия, фрагмент Евангелия, Достоевский его туда вписывает. Сонечка Мармеладова читает Раскольникову этот эпизод. Вот да, еще один пример того, как проявляется книга. Но в случае с Раскольниковым при всем его сопротивлении, там сопромат мощнейший, конечно, сопротивление материала, в него это зерно попадает. Хотя есть читатели, которые считают, что нет. Но мне кажется, что да.

Максим Калинин

- Здесь важно, что открытый финал, точно так же как и Исаак Сирин, рассуждая о Божьем прощении, оставляет финал открытым. В том-то и дело, что здесь не предопределено. Ты идешь в пространство, в котором тебе не видны ясные очертания. Исаак Сирин говорит о пути в вере. У него есть рассуждение о знании и о вере. О знании не в смысле научного знания, а в смысле, когда человек рационально оценивает ситуацию и все четко рассчитал. В этом случае у него, как говорит Исаак Сирин, возникает страх. Может быть, для нас это не слишком очевидно, но если представить себе нас в ситуации какой-то нестабильности социальной, или у человека личная есть нестабильность, не понятно, что будет у него с работой, что у него с безопасностью. Человек пытается просчитать график свой, построить свои планы, этот рациональный расчет будет у него вызывать страх, потому что на самом деле человек не уверен, будет все так, получится планировать так или не получится. Ситуация, когда ты говоришь человеку, в 20-м году я приглашал преподавателя к нам на программу, говорил: в 2024-м году будет ваш курс. Он говорит: ну что вы, как? Ты понимаешь, что договариваешься о чем-то, но настолько и в 20-м году люди были в чувстве тревоги, что ты не понимаешь, как с цифрами оперировать. В случае с Исааком Сириным мы говорим, что знания в смысле работы с цифрами, применительно к планированию своей жизни, внушает страх. А вера, он говорит, выше законов природы. И опять, он имеет в виду не чудотворство в данном случае, а он имеет в виду, что когда человек с верой идет в неопределенность, когда он верит, что Бог даст ему опору и никаких других… он идет в пространство риска, он идет в это пространство. Кто-то из наших слушателей, возможно, знает такое понятие или работает в этой области, как риск менеджмента, управление риском. Я в этом мало что понимаю, но я знаю, что многие предпринимательские проекты на этом завязаны, что это в теории предпринимательства очень важная вещь. Этого я нахватался у своих коллег из Высшей школы экономики. Но сами эти мои коллеги сказали: а смотри, у святого Исаака это постоянное: ты идешь в риск. Действительно, Исаак Сирин любил образы предпринимательства применительно к жизни. Ты идешь в неизвестность, ты не знаешь, что будет, у тебя опора только на Божью милость, ты веришь в Божью любовь, но при этом ты не относишься к Богу как к гарантии. Как только ты считаешь, что скоро все будет хорошо, то ты легко сломаешься, как об этом Исаак Сирин говорит, как мы это вспоминали в нашем цикле в еженедельном журнале. Получается, когда остается открытый финал с героем, это очень в духе святого Исаака Сирина, потому что указатель у тебя есть, а дорога - только твое личное, здесь нет рецепта. Есть указатель, и есть твоя смелость идти по этому пути, и есть твое то самое усилие надежды.

Алла Митрофанова

- Максим Калинин, старший преподаватель программы «Христианский Восток» Высшей школы экономики, главный редактор портала «Иисус», филолог-переводчик, специалист по сирийской христианской традиции, проводит с нами этот «Светлый вечер». Максим, совсем немного у нас времени осталось в эфире, а у меня такая мощная развилка сейчас в голове, и обе темы хотелось бы с вами успеть проговорить. Давайте так, попробую все-таки. Пункт первый. Это самое усилие надежды и риски, на которые мы идем, в духовной жизни у нас нет никаких гарантий, нам кажется, мы можем все сделать абсолютно правильно со своей позиции, и, может быть, даже окружающие нам будут говорить, что ты все делаешь правильно. Но это не дает нам никаких гарантий, что мы будем спасены, с одной стороны. С другой стороны, есть упование на Божью любовь. Эта мысль Мармеладова, что, может быть, пьяненькие, которые вообще про себя ничего не мнят и понимают, что если они и спасутся, то только милостью Божьей, они как раз и будут спасены. Не то что они как раз, а они тоже будут спасены. И в этом смысле я, знаете, о чем подумала? Любовь в человеческих отношениях – это же тоже риск. Мы когда создаем семьи, мы же максимально открываемся навстречу друг другу, и у нас нет тоже никаких гарантий. Как Господь дает человеку свободу, когда создает его по образу и подобию Своему, так и мы максимально близко впуская в себя другого человека и входя в его жизнь, уважаем его свободу. Как Господь не вламывается в человеческое сердце, если человек Его туда не приглашает, не зовет. Он не вламывается в жизнь Смердякова. Смердяков страшный преступник, но и у него есть шанс на покаяние, у него есть шанс на то, чтобы впустить в себя Божью любовь. Но он не хочет, его сердце захлопнулось для Господа, и Господь туда не вламывается, уважая его свободу. Так и мы уважаем свободу друг друга, например, в семейной жизни, в отношениях между мужем и женой, и это значит, мы априори идем на риск. Мы можем испытать боль, мы можем испытать обиду, мы можем испытать что-то еще, и это каждый раз - наш выбор и наше усилие надежды.

Максим Калинин

- И при этом именно в этом усилии и поддерживается этот огонь. Я был очень впечатлен статьей психолога Александра Ткаченко в проекте журнала «Фома» «Что будем делать». Он там цитирует фразу: «Любовь - это теорема, которую нужно доказывать каждый день». Эта фраза барона Мюнхгаузена. Там рассуждает Александр замечательно насчет того, что как только человек думает, штамп стоит, график устаканился, отношения устаканились, все понятно, занимается проектами и не замечает, как сердце черствеет, как обиды накапливаются. В данном случае, получается, есть уверенность друг в друге, но как только ты эту уверенность принимаешь как гарантию, как только все сводится к долгу, то ты не замечаешь, как утрачиваешь жизнь, утрачиваешь это живое. Такие союзы могут быть даже крепкие, но ты не замечаешь, как утрачивается живое, и рано или поздно это дает о себе знать. Это усилие – это и счастливое усилие и опять же усилие, которое ты не впишешь в график, а просто ты смотришь сердцем, видишь или не видишь, хочешь или не хочешь. Это очень точно, и я часто думаю об этом сопоставлении, о котором вы говорите, об этом самом опыте, обращении к тайне другого человека.

Алла Митрофанова

- И уважение его свободы, уважение его выбора, уважение, что он, в конце концов, может сделать другой выбор однажды.

Максим Калинин

- Уважение безусловное.

Алла Митрофанова

- Это та самая свобода, которую Господь в человеке уважает, то, к чему и мы призваны друг с другом, уподобиться этим отношениям внутри Пресвятой Троицы, это было бы вообще высшим пилотажем. Но хотя бы научиться уважать друг друга в этой свободе.

Максим Калинин

- Научиться уважать друг друга, казалось бы, это фраза не святоотеческая, вы именно из своего опыта говорите об этом. Для меня очень существенно, я был этим очень сильно потрясен, можно сказать, потому что тряска, когда ты просыпаешься, это библейский образ - «Бог, потрясающий пустыню». Я был потрясен тем, что у Исаака Сирина есть богословие уважения. Есть любовь, одна тема, а есть уважение как признание безусловной ценности другого человека. У Исаака Сирина есть фраза, может быть, мы ее тоже вспоминали в наших встречах: «Тот, кто уважает каждого человека в памятовании о Боге, тот в любом человеке может по сокровенному действию Божию найти помощника». Это риск - каждого человека уважать, признавать его ценность просто потому, что он живой человек и его жизнь имеет безусловную ценность уже просто в силу этого факта. Это риск большой. У Исаака Сирина есть именно про ценность уважения. Искренняя любовь, настоящая пламенеющая любовь из сердца – это дар. Я люблю Достоевского вспоминать, рассуждения Ивана Карамазова, который говорит о том, что не верю я, что можно искренне любить ближнего, можно только натаскать это на себя, заставить себя к ближнему, как он приводит пример святого, который прокаженного обнял. Не верю я, что можно по-настоящему любить. Так и Исаак Сирин говорит, что своими силами не полюбишь, «не опьянеешь без вина», как он говорит, имея в виду духовный опыт. Поэтому дара этого ждать необходимо, но своими силами не натаскаешь. А уважать можешь с самого начала.

Алла Митрофанова

- Самое интересное, что это говорит Иван Карамазов, который тут же становится ближним для человека, упавшего в мороз на снег из-за него самого. Иван Карамазов вмазал мужичонке пьяному, мужичонка упал в канаву, то есть Иван себя повел, как разбойник из притчи о милосердном самарянине. А потом, когда он идет уже обратно и проходит опять же мимо этого мужичка, он становится для него тем самым милосердным самарянином, потому то смотрит: он же замерзнет. И давай его реанимировать, от снега отряхнул, на себе потащил, привел в какой-то трактир, гостиницу, избу, там оставил, чтобы он отогревался, какую-то денежку за него заплатил. Вот буквально Достоевский притчу нам показывает, как один человек может быть по отношению к другому, замечательно и Достоевский формулирует и Татьяна Касаткина блестяще подчеркивает, и свиньей и Христом. Причем, в одну минуту он может быть свиньей, и в следующую минуту он для этого же человека может стать Христом. Это поразительно. У нас все меньше времени, а мне еще на одной очень важной мысли хочется остановиться. Мы помним, как Раскольников в романе «Преступление и наказание» последовательно, после того, как он задумал свое преступление, после того, как он уже совершил свое преступление, то есть он убил Алёну Ивановну, убил ее сестру Елизавету, убил людей, последовательно после этого начинает заползать как будто в какой-то панцирь, отделяя себя от других людей. Чем глубже он погружается в свое преступление, вот это саморазрушение, тем сильнее он получается отрезан от других людей. Мне кажется это очень созвучно, как логика от обратного, созвучно размышлениям преподобного Исаака о том, что на самом деле каждый человек может быть нам тем самым ближним, если наше сердце открыто ему и мы готовы пойти на риск этого ближнего в свое сердце принять.

Максим Калинин

- Да, потрясающе. Когда он говорит, что человек может быть помощником по сокровенному мановению Божию, он как раз и имеет в виду, что ты не знаешь, каким этот человек может оказаться для тебя. Из этой перспективы или с этой точки зрения хорошо посмотреть на открытые финалы Достоевского. Мне в заключении хочется сказать какое-то теплое или скорбное слово о Смердякове. В нем вроде бы нет явных положительных качеств в описании, но в каких обстоятельствах он был зачат, в каких обстоятельствах был рожден, сколько унижений и несправедливости он вынес, ответ не дается, почему и рождение его было столь болезненным, унизительным, и судьба его была такой беспросветной. В данном случае нас тоже Достоевский… Я как субъективно мыслящий читатель, говорю об этом, мы остаемся с этой болью, с недоуменным вопрошанием, и такое болезнование о другом человеке тоже ведет нас в это пространство неизвестного, где есть шанс получить какое-то утешение от Бога. Про болезнование за другого человека тоже тема для Исаака Сирина важная. Вроде бы Достоевский просвета со Смердяковым нам не дает, но болезнование о нем текст вызывает, болезнование без ответа, потому что ответ дается не на уровне слов. Слова это будут коробочки или клеточки, которые будут отделять от живого. А болезнование дастся нам, возможно, в каком-то нашем опыте помощи другому, в опыте молитвы, в опыте созерцания, у кого как это сложится. Но болезнование это жажда. Слово жажда еще один важный термин для святого Исаака Сирина. Эта жажда получит ответ. Чтобы, может быть, закончить нашу беседу какой-то конкретной формулой, я предложил бы такую цитату из сирийского текста, видимо, 4-го века, как принято считать, книга степеней, то есть книга ступеней, которую преподобный Исаак Сирин читал, как мы это знаем. Простая практическая формула, которая для Достоевского явно работает. Он говорит: когда ты приходишь в незнакомый город и безлюдно к тому же на улицах, и ты заблудился или в незнакомой местности, если видишь человека местного, который подскажет тебе дорогу, ты не думаешь о том, хороший он или плохой, богатый или бедный, красивый или некрасивый, успешнее тебя или нет. Ты счастлив от того, что он, быть может, дорогу тебе подскажет сейчас. Ты его не оцениваешь в этот момент. Точно так же ты ни про одного человека не знаешь, а вдруг он окажется для тебя путеводителем. А, значит, ни об одном человеке суждения окончательно ты вынести не можешь, кто угодно может путеводителем для тебя оказаться. Я еще думаю, в том, что он тебе указал дорогу, уже встреча произошла, даже если ты не узнал ни о его хороших, ни о его плохих делах. Такая простая формула, по-моему, очень работает в отношениях с неудобными ближними. Ты никогда не знаешь, кто покажет тебе путь. Мне кажется, что и роман Достоевского можно читать, тоже имея в виду эту формулу.

Алла Митрофанова

- Спасибо, Максим. Многоточие давайте поставим. Какая-то тема неисчерпаемая у нас получилась.

Максим Калинин

- Да, такой открытый финал в духе того, о чем мы говорили.

Алла Митрофанова

- Абсолютно точно. Максим Калинин, старший преподаватель программы «Христианский Восток» Высшей школы экономики, главный редактор портала «Иисус», филолог-переводчик, автор книги «Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости», которая буквально несколько дней, совсем недавно вышла из типографии, еще тепленькая, был в нашей студии. Говорили мы сегодня о Федоре Михайловиче Достоевском и преподобном Исааке Сирине, о том, как созвучны их размышления и их духовный писк. Спасибо вам огромное, Максим.

Максим Калинин

- Спасибо большое, дорогие друзья.

Алла Митрофанова

- Я, Алла Митрофанова, прощаюсь с вами. До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Малые дороги России». Юрий Веденин
• «Введение во храм Пресвятой Богородицы». Протоиерей Павел Великанов
• «Сохранение культурного и исторического наследия в городах». Виталий Калашников