У нас в гостях был клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора. Мы говорили о значении праздничных дней Светлой седмицы, о Причастии в этот период и в другие дни года.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос воскресе, дорогие друзья! «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, «Вопросы неофита». Первый день Светлой седмицы — такое время, когда даже слова, соответствующие радости и важности момента, подобрать трудно. Да, вокруг все те сложности, которые мы испытываем уже довольно давно — они остаются. Трудности остаются, вопросы, сомнения остаются... И даже страх остается. Но та радость, которую мы встречаем вот в эти дни — она затмевает все: Христос воскресе!
Я — Александр Ананьев... Конечно же, и сегодня можно говорить о чем угодно... Но о чем имеет смысл говорить в «Вопросах неофита», кроме как о Пасхе, о Христе, о первом дне Светлой седмицы, который у нас сегодня, 25 апреля? И очень радостно, что в гостях у нас я приветствую дорогого друга Радио ВЕРА, замечательного, хоть и молодого, но уже очень опытного священника, клирика Крестовоздвиженского храма в Митине священника Константина Кокору — добрый вечер, отец Константин!
Свящ. Константин
— Воистину воскресе Христос! Добрый вечер, Александр!
А. Ананьев
— Воистину воскресе! Здравствуйте!.. Ммм... Видите, даже какой-то первый вопрос... Хочется праздновать — чего разговаривать... Однако, у неофита всегда вопросов много. Действительно ли Светлая седмица начинается в понедельник? Просто важно понять, когда что заканчивается, когда что начинается... И почему все-таки Седмица, а не Неделя?
Свящ. Константин
— Да, ну здесь разность самих слов «седмица» и «неделя». Чаще всего, точнее, всегда вообще неделей называется воскресный день...
А. Ананьев
— Неделей же называется с понедельника по воскресенье...
Свящ. Константин
— Да — в миру. А в церкви все немного по-другому... А седмица — это именно семь дней. Начинается все с Пасхи, естественно — поэтому здесь не ошибешься в плане того, что постоянно радуешься, постоянно ликуешь оттого, что Христос воскрес. А значит, жизнь станет... и уже стала какой-то другой. И поэтому семь дней эти — это время особой радости, особого такого присутствия Бога среди нас... Хотя Он всегда среди нас. Это для нас просто характерно как-то менять свое восприятие мира — то мы постимся, то мы радуемся; а потом опять постимся, и опять радуемся... Потому что, пока мы во времени и пространстве живем на этой земле, все у нас не так однозначно — как будет в Царстве Божием, дай Бог...
А. Ананьев
— Так... А Пасха все-таки была в ночь с субботы на воскресенье — хочется прямо по часам посмотреть...
Свящ. Константин
— Да, прямо по часам: Пасха наступила — пасхальный день мы празднуем, воскресный день. И все — начинается Светлая седмица...
А. Ананьев
— Именно с ночи с субботы на воскресенье?
Свящ. Константин
— Да. Ну, Пасха — это что-то такое вне времени, но именно от этого дня мы исчисляем как раз семь дней до следующей субботы. До Всенощного бдения, перед которым на 9-м часе закрываются царские врата — хотя они всю Светлую седмицу были открыты — опять же, символ присутствия этого Царства Божия уже здесь, непосредственно среди нас... Они закрываются, показывая тем самым, что еще тоже продолжается празднование, но некое другое вот его измерение...
А. Ананьев
— Это время особых правил — не хочу говорить это слово, но другого не могу придумать... Начинается другая жизнь на Светлой седмице, подобной которой нет ни в одной другой неделе годового круга. И она сопряжена с иными правилами...
Первое правило, которое я узнал, четыре года назад крестившись — что любому можно подняться на колокольню и звонить в колокола — даже мне никчемному... И мне там будут рады... И я даже проверил — поднялся на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах — и мне там были рады! Я там познакомился с прекрасным звонарем — это была девушка из духовной академии. Мы до сих пор с ней дружим, это был просто подарок от Бога, и этот человек, и этот опыт. Ну, мы еще поговорим об этом — это забавные такие народные, даже не совсем церковные традиции?..
Свящ. Константин
— Нет, на самом деле, это церковные традиции. Еще в уставе 6-7 веков было прописано, что все люди встречают этот праздник в том числе звоном колоколов. Поэтому это как раз древняя такая традиция. На Руси она прижилась, потому что в принципе у нас характер такой веселый, мы любим праздновать, потому традиция нам пришлась очень кстати — все это любят, все залезают на колокольню, даже люди специально приходят ради этого. Особенно это детям нравится. Потому что это праздник, это здорово — когда еще ты сможешь это сделать...
А. Ананьев
— И так сощурившись с недоверием — отец Константин, даже на колокольню Храма Христа Спасителя?
Свящ. Константин
— Я не лазил — наверное... Я один раз только за всю жизнь сподобился это сделать в Троице-Сергиевой лавре... Я думаю, везде абсолютно — а чем этот храм отличается от других храмов... Думаю, везде...
А. Ананьев
— Ну, это объект федерального значения... Там ФСО, все дела...
Свящ. Константин
— Ну, это же Пасха...
А. Ананьев
— Вот как мне нравится такая логика! «Ну, там же ФСО...» — «Ну, это же Пасха!»... И Пасха важнее, чем все эти государственные органы... Дай Бог, чтоб так и было. Но это не единственное правило...
А, кстати — раз уж мы заговорили, давайте закончим эту тему... Любой — имеется в виду, что не только тот, для кого Пасха — действительно главный праздник в году, но и с улицы любой может подняться на колокольню и позвонить? Не будет никакого...
Свящ. Константин
— Дресс-кода?
А. Ананьев
— Дресс-кода, правил, пароля...?
Свящ. Константин
— Нет, вот в этом вся и Пасха! Помните, даже еще в огласительном пасхальном слове Иоанна Златоуста говорится, что приступите к трапезе вообще все присутствующие! То есть, все, кто хочет насладиться — все приступите: постящиеся и непостящиеся, пришедшие к первому часу или к одиннадцатому — и он такими рассуждениями показывает, что Пасха для всех на самом деле! Другое дело, что люди по-разному это воспринимают...
Но даже в этом церковном обряде... Ну, колокола — без колоколов вообще можно обойтись всю жизнь... Но есть в нем некое миссионерское значение — потому что человек через это может прийти к Богу. Он порадуется, он увидит, что к нему нет никаких правил, никто у него ничего не спрашивает, ему все рады, что он поднялся на эту колокольню — и через это тоже человек может воцерковиться...
Поэтому церковь, понимаете... Даже врата церковные открываются — показывая, что Царство Божие — оно здесь, среди нас. Эти врата открыты, все видно, доступно и так далее. Уникальное время...
А. Ананьев
— Уникальное время, когда можно практически все... Но есть вещи, которые делать нельзя. Для меня это стало открытием в свое время — на Пасху не венчают браки! И вот это странно. Ликование, праздник... Почему бы в этот период ликования не обнять человека, которого ты действительно любишь и с которым даешь обет Богу провести всю оставшуюся жизнь, и не пойти под венец?
Свящ. Константин
— Ну, может, чуть-чуть стоит подождать — говорят, на «красную горку» огромное количество венчаний, и все те, кто ждал этого момента, могут это сделать. Но смысл, по всей видимости, такой, что частные наши радости — они как бы растворяются во всеобщей нашей радости Воскресения... И мне кажется, есть еще смысл в воспоминании слов Христа, что «не выходят замуж, не женятся, а пребывают как ангелы на небесах» — вот все-таки пасхальное время есть особое время наступления вот этого Царства Божия... Поэтому сколько-то человеку дается времени подождать — чтобы он свои какие-то нужды, хоть они и всячески приветствуются Церковью, смог отложить на какое-то время...
А. Ананьев
— А я сейчас скажу, наверное, крамолу — но она довольно точно отразит суть моего вопроса. Получается, что Светлая седмица — это пост со знаком плюс? Потому что, если я правильно понимаю, все равно требуется воздержание, от человека все равно требуется ограничение, все равно требуется вот это и вот это не делать... Но если в пост это со знаком «минус» — условно, не в смысле «плохо» или «отрицательно», просто по одну сторону шкалы от условного эмоционального нуля, то в Светлую седмицу это пост со знаком «плюс»... То есть, это не обычная жизнь с праздниками майскими, да — нет, это тоже пост. Но — пост ликования..?
Свящ. Константин
— Ну да, можно, наверное, так сказать... Я сейчас вспомнил, что 66-е правило шестого вселенского собора приписывает каждый день причащаться еще! То есть, ты в любом случае в состоянии постоянного нахождения в храме, по идее, постоянного ликования; еще мы усопших всех не поминаем — в смысле не служим литии, панихиды и так далее... То есть, смерть приобретает другое значение... Плюс, конечно, этот пост — он не пост в сугубом смысле, как то был Великий пост, а скорее воздержание ради вот этого причастия. И поэтому, я бы сказал, да — это усугубление что ли наступления Царства, которое тоже несет в себе некие правила, которые человек в принципе... По идее, мы так и должны жить — причащаться чем чаще, тем лучше... Ну вот особое время такое. Человеку дается возможность как-то потренироваться, что ли...
А. Ананьев
— Вот основная часть нашей сегодняшней программы «Вопросы неофита» и будет касаться в первую очередь причастия Светлой седмицы — здорово, что Вы об этом заговорили, отец Константин. Хотя ежедневное причастие даже в эту великую седмицу — насколько оно полезно, вот что важно. Ведь неспроста же у нас есть какие-то рекомендации о том, как часто надо причащаться — например, еженедельно... не реже, чем раз в две-три недели... Почему не стоит этого делать каждый день?
Свящ. Константин
— А я считаю, что стоит...
А. Ананьев
— Каждый день?
Свящ. Константин
— Ну опять же... Если человек вмещает это в себя, если ему хочется причащаться и он не делает из этого что-то такое непотребное... Опять же, причащаться можно по разным мотивам, очень по-разному подходя к этому таинству. Но если человек алчет и жаждет встречи с Богом — никто ему не вправе запрещать...
А. Ананьев
— Но безусловно, это требует какой-то особой интенсивности духовной жизни, подготовки, поста, молитвы... Ну и просто осознания важности того, что происходит, когда ты подходишь к чаше... Если это становится ежедневным, то о какой интенсивности духовной жизни можно говорить?
Свящ. Константин
— Ну понимаете — если мы посмотрим на причастие как на нахождение Бога среди нас... Апостолы каждый день с Ним общались! И если Церковь снизит эти нормы — если скажет, что в принципе можно раз в три недели, то человек как существо падшее скажет: ну, если в три, то и в четыре неплохо, а может, и вообще раз в два месяца... То есть, Церковь призывает к максимуму, чтобы человек стремился всей своей жизнью к тому, чтобы как можно чаще это делать...
Опять же, каноны древней Церкви — вот Вы заговорили о трехнедельном воздержании... Действительно, это 6-й Трулльский собор говорит о том, что если три недели даже клирик не причащается по каким-то неведомым причинам, неизвинительным причинам — да будет извержен из сана, а мирянин — отлучен от Церкви. То есть, что-то совсем важное мы теряем, если не причащаемся...
И наша задача, конечно — и воцерковленных христиан, и священников — призывать и самих себя, и других людей приобщаться Телу и Крови Христа — опять же, испытывая свою совесть при этом, понимая, в какие отношения мы вступаем с Богом, стремясь осознанно это делать, с верой, с намерением жить по-христиански и так далее.
Но здесь тоже, понимаете, такая вещь, что... Иоанн Златоуст, по-моему, об этом писал... Ведь можно один раз в год причащаться, и делать это совершенно недостойно. То есть, частота может повлиять лишь в том случае, если ты относишься к этому должным образом...
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на светлом радио. И сегодня мы беседуем, в этот праздничный понедельник, с клириком Крестовоздвиженского храма в Митине священником Константином Кокорой. Я — Александр Ананьев. Конечно же, наша сегодняшняя программа посвящена Пасхе, Светлой седмице, первому дню Светлой седмицы, что можно, что нельзя — ну и вообще, не для того мы здесь собрались, чтобы выяснить, что можно, а что нельзя, составить списки и расставить галочки... Нет. Переполняет радостью — и этой радостью хочется поделиться. А все остальное — это детали. Но детали, как всегда, очень интересные.
По поводу ежедневного причастия в эту великую седмицу... Поделюсь своим ощущением — в Вы, может, прокомментируете, или, может, поделитесь своим ощущением, или скажете: «Александр, какой Вы дурень — Вам вообще все по-другому нужно делать, Вы неправы...».
Вот когда ты идешь это время — эти 49 дней — идешь к чаше в пасхальную литургию, и ты все это время идешь мелкими шажками к чаше... и когда ты в этот момент причащаешься — этого настолько много, что дай Бог вместить, дай Бог не расплескать... Страшно расплескать просто все то, что тебя переполняет в этот момент...
У меня было сколько... Наверное, три раза в жизни... Нет, два раза получается — потому что в ту Пасху у нас был карантин, и я не причастился в Пасху, а причастился гораздо позже. Но вот три Пасхи у меня было, и это было такое счастье абсолютное... Что теперь сказать: так, теперь я так хочу каждый день... Ну, это было бы такой глупостью, на мой взгляд, такой самонадеянностью! Дай Бог прожить то, что ты получил сейчас! Донести, осознать, быть достойным вот этого невмещаемого... Вот какая моя логика.
Свящ. Константин
— Ну, вы знаете... Все-таки время от времени человек меняется... Соглашусь, что есть периоды, когда ты проживаешь это, и тебе не нужно чаще. Просто у меня какой опыт был: я начал чувствовать огромную тягу к причащению, когда стал диаконом. У священнослужителей нет выбора — причащаться или нет. Это тоже очень важно помнить. Когда священники говорят, что не надо чаще причащаться, я всегда спрашиваю: «Ну ты же причащаешься каждый раз!». То есть, почему мы другие мерки применяем к мирянам? Здесь большой вопрос клерикализма, другого отношения к мирянам — как к некому такому «низшему звену». Но это отдельная тема...
И когда я стал причащаться каждый день в течение сорокоуста, когда стал диаконом, в какой-то момент я пришел, а мне старшие диаконы сказали: «Ты уже столько служил, давай у тебя сегодня будет разгрузочный день». И вдруг я почувствовал, что я не могу не причащаться. Не потому, что это стало такой нормой — вот, ты должен, ты диакон — но я сам хочу причаститься!
А. Ананьев
— Детская ревность такая...
Свящ. Константин
— Да, не даром святые сравнивают это как... Я не могу не причаститься, я хочу! Вот когда ты есть хочешь, ты же не можешь сказать себе: «Давай ты сегодня не будешь есть, давай ты завтра поешь». А ты голоден до этого... И я когда это почувствовал, меня, что называется, накрыло... То есть, это та самая ситуация, когда аппетит приходит во время еды...
Ведь когда мы начинаем причащаться, мы не особо-то понимаем, в чем здесь суть. Ну хорошо, батюшка сказал причаститься. Это, действительно, наверное, будет лучше. Кому лучше, мне? Ну, наверное. Потом, когда у людей спрашиваешь, стало ли лучше, они говорят: «Ну, да...». Почему? «Ну, потому что меня попросили сделать это, и я сделал». А когда ты начинаешь делать это все чаще и чаще, тогда становится и желание больше, и стремление с Ним находиться чаще...
Хотя тоже, в конце концов, все остается индивидуально. Потому что есть люди, которые могут достаточно редко причащаться, но при этом они могут находиться на этой высоте. Пример, который нам ставят все люди редко причащающиеся — это Мария Египетская. Говорят, что она вот раза два за всю жизнь причастилась — и у нее все в порядке...
А. Ананьев
— Это зависит от того, на сколько метров над землей ты можешь подняться...
Свящ. Константин
— Да, я вот тоже говорю — если оторветесь от земли, я вам первый скажу, что можете сюда больше не приходить вообще... (смеются)
А. Ананьев
— Очень ярко... Я вот сейчас слушал Вас — очень яркое ощущение у меня каждый раз, когда... Это не часто происходит, но происходит... Когда приходишь в воскресенье на литургию — ну и так сложилось, что не готовился, ну вообще не готов... И думаешь: ладно, я просто сегодня послужу эту литургию вместе со всеми, просто постою, а потом пойду домой...
Какое горькое ощущение! Такое впечатление, что всех взяли на праздник — а тебя не взяли! И ты понимаешь, почему тебя не взяли — где-то накосячил, а что и как... И как-то улыбаешься растерянно — да-да, проходите... А сам стоишь в стороне, как наказанный, ей-Богу. Хотя казалось бы — все всё понимают, все хорошо. Но так как-то неловко, так как-то обидно за себя... Даже стыдно немного... Хотя может быть, внешне этого и не видит никто... А ты стоишь такой в углу своем... Наказанный... (смеется)
Свящ. Константин
— Я об этом часто очень размышлял, потому что сталкивался с разными мнениями священников — старших, на мнение которых я ориентировался, опять же. Ну есть вещи, с которыми не поспоришь — Христос приглашает 12 учеников, мало чего у них спрашивает... Точнее, ничего не спрашивает. Он им говорит императивно: вкусите, сие есть Тело Мое, Сие есть Кровь Моя. Нет тех, кто отказывается! Нет тех, кто говорит: ой, слушай, я в другой раз, я сейчас не готов, не могу, не хочу, не сегодня и так далее. И вот это максимальное напряжение, нерв христианства — что если не сейчас, то может быть никогда. А мало ли, может быть, я последний раз причащаюсь, кто знает... Смогу ли я... Что должно произойти, чтобы я сказал Богу «нет»?
Конечно, здесь встает вопрос о подготовке, о правилах, об отношении к самой евхаристии. Но если не формально подходить — никаких не должно быть препятствий для того, чтобы человек оказался с Богом. Если он пришел на литургию — правильно абсолютно Вы сравнили это с праздником — я, получается, присутствую, но не сижу за столом...
А. Ананьев
— Очень светлая, очень хорошая, очень правильная логика, отец Константин... Но я все время, каждый раз: может, простить себе вот это, может, сделать шаг... А потом думаю: нет, верный в малом будет верен и в большом. А неверный в малом — чего в большом-то от него ожидать тогда... Уж давай хоть в малом буду верен. И уже если должен сделать то немногое, что могу, и все равно не сделал — ну, тогда сделай, и только потом... А так да, хорошая логика, правильная...
О подготовке к причастию в обычные дни и в дни Светлой седмицы: у меня вот в силу моего неофитства довольно туманные представления. То есть, можно не поститься, но — до какого-то времени все равно... после какого-то времени надо воздерживаться... Можно не поститься... Но как можно на ужин съесть полкурицы, а утром пойти на причастие? Формально можно же, правильно?
Свящ. Константин
— Можно...
А. Ананьев
— Но не стоит?
Свящ. Константин
— Здесь сложный такой вопрос... Точнее, он не сложный, а он...
А. Ананьев
— Индивидуальный?
Свящ. Константин
— Да. Индивидуальный в том плане, что пост — это воздержание, это не в том, чтоб не съесть, но чтоб не переесть... Именно в том, чтобы быть готовым причаститься в любой момент. Формально подготовка немного меняется — вместо трех покаянных канонов читаются пасхальные часы, последование... Опять же: пост, не пост — все же ты постишься, но тебе можно, так что лучше ограничить то, что можно, чтобы причаститься уже, как бы оголодав немного, возжаждав вот этой встречи...
Но вообще эта проблема включена в еще большую проблему подготовки к причастию вообще. Ведь что такое пост? Конечно, это и еда; но не только еда. Это и милостыня, и молитва, и воздержание — все то, что может нас приблизить к Богу. Это не только правило. Потому что есть люди, которые очень плохо ориентируются в церковнославянском языке, и для них правило будет «вычитыванием», как говорится — то есть, вычитыванием ради вычитывания. В этом тоже есть смысл — человек так учится, навыкает к этому языку, произнося своими словами, чтобы ему и на службе уже было легче ориентироваться... Но в прямом смысле это тоже может молитвой не являться...
Вот такие вырастают более принципиальные вопросы к тому, кто хочет причащаться. Хочешь ли ты причащаться, в конце концов? Знаете, я у детей иногда спрашиваю, когда они подходят к чаше — тех, кто постарше, маленьких еще не стоит, они не понимают: «Ты именно хочешь причащаться? Ты бы сам пришел сюда или нет? Веришь ли ты, что это Тело и Кровь Христа?». И задаю вопрос взрослым людям: «Желаете ли вы находиться не только в причастии с Богом, но и в последующее какое-то время?».
Потому что эти вопросы отодвигаются как-то на задний план: нам нужно что-то почитать, нам нужно что-то не съесть, нам нужно, безусловно, прийти на голодный желудок, и мы думаем: ну, вот то, что мы можем Богу в жертву принести... И это действительно так... Но с годами понимаешь, что на самом деле это не все...
У меня был случай критический для меня, когда я все сделал, что называется, «по фен-шую»: я все «вычитал», пришел на службу, исповедовался, все сделал... И потом выхожу из храма — и ничего, абсолютно ничего хорошего в моей душе не происходит. Все страсти, все то, что было во мне... вроде бы исповеданным, вроде бы вот уже исчерпывающе покаянным — это все вдруг поднимается во мне...
Поднимается, потому что это был чистый формализм: ты все «вычитал», ты все сделал... Ты сделал это, потому что это надо было сделать! Но ничего своего ты сюда не принес совершенно... И ты не знаешь, как с этим быть...
И меня в тот момент просто... В последующие годы я понял, что тогда это была какая-то черта, водораздел какой-то между тем, как не нужно и как нужно вообще относиться к этому...
А. Ананьев
— Ну мы же ничего не можем с этим сделать... Потому что формально — Вы абсолютно правы — формально то, что Вы должны, Вы все сделали... Может, это просто естественный ход событий, знаете... Господь так ведет-ведет за руку, одаривает тебя щедро вот этим ощущением полноты, счастья, радости... А потом отпускает твою руку и говорит: ну, давай теперь сам, попробуй сам — вот без этого ощущения...
Свящ. Константин
— Может быть. Вот митрополит Антоний Сурожский вообще говорит (для меня это было когда-то откровением): не ищите никаких ощущений! То есть, не нужно искать себе вот какое-то особое состояние... Ты просто молишься — и молись! Вот твое дело... И мне кажется, мы все-таки можем с этим что-то сделать, когда мы начнем за этим «фасадом» видеть что-то большее — какую-то реальность, которая стоит за этим правилом...
Опять же, оно может быть очень индивидуально. Потому что есть люди, которые, например, не вмещают всего правила — в силу занятости, болезни, отсутствия возможности прочитать весь этот свод молитв. Есть люди, которым нельзя поститься откровенно — это кормящие мамы, это пожилые больные люди, это дети, которых нельзя «постить» как взрослых...
И поэтому здесь вырастает как раз необходимость индивидуального подхода — как и во всем, в принципе. Христос действительно со всеми по-разному поступает. Фоме Он дает Себя потрогать, потому что Фоме это нужно. А остальным это не нужно — они и так поверили. Марии Магдалине Он, наоборот, говорит: не трогай Меня... Почему — потому что в этой фразе заключено Его нежелание, чтобы она относилась к Нему как просто к тому, кто вот воскрес и будет дальше жить чисто биологически...
И нам всем тут стоит дальше вот расти за этим правилом — и нам, священникам, в первую очередь. Потому что мы тоже часто формально все можем делать...
А. Ананьев
— Расти за правилом... Друзья, запомните эту прекрасную мысль! Мы к ней вернемся через минуту — полезная информация на светлом радио. У нас в гостях — клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора, я — Александр Ананьев, «Вопросы неофита». Не прощаюсь...
А. Ананьев
— И мы возвращаемся в студию Радио ВЕРА. Христос воскресе, дорогие друзья! Сегодня первый день Светлой седмицы — и именно ей, а также Пасхе, а также и в первую очередь Воскресшему Спасителю посвящаем мы программу «Вопросы неофита». У нас в гостях — клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора, я — Александр Ананьев.
«Расти за правилом», — сказали Вы в конце предыдущей части... И это настолько глубоко и круто, что наталкивает меня вот на какую мысль. Смотрите... До Пасхи: Великий пост, Страстная седмица... В принципе, говорится извне: вот это не делай, это не делай, а вот это обязательно надо делать, а вот от этого лучше воздержаться... И мы такие, маловерные, следуем написанным правилам. С одной стороны, это непросто, а с другой стороны — просто, потому что мы знаем, что надо, что не надо...
А тут — Пасха! Светлая седмица! И Господь как бы убирает эти правила — вот все! А теперь вот — делай, что хочешь! А теперь давайте посмотрим, чему мы научились... Вот посмотрим, что для нас важнее: сожрать полкурицы на ночь, или все-таки провести эту неделю — хотя бы неделю — активно и со всем желанием... Потому что нет ничего, что ты должен! Давай посмотрим теперь, где твое «хочу». Хочешь ли, горишь ли ты желанием провести эту неделю с Воскресшим Спасителем? Ты не должен, но — ты можешь этого хотеть!
И в этом смысле — я еще раз возвращаюсь к тому своему предположению, что это тоже пост — Великий пост со знаком «плюс». То есть, не когда ты должен, а когда ты хочешь...
Свящ. Константин
— «Должен» и «хочешь» очень взаимосвязаны. Иногда мы сами не знаем, чего мы хотим. Когда люди начинают воцерковляться, они действительно больше по дисциплинарным нормам начинают себя буквально «натаскивать». То есть, буквально начинают себя специально к чему-то приобщать — «нам сказали, что это норма, поэтому мы это делаем».
Но когда нас водили в школу, мы сами того не замечая, вырастая, понимали: слава Богу, что нас водили в школу! И поднимали утром рано, и заставляли буквально одеваться (или одевали сами) — для того, чтобы мы выросли теми, кем мы выросли, и стали теми, кем мы стали.
И когда человек начинает воцерковляться, постепенно Господь дает ему эту свободу — выбрать самому, нужно тебе это или нет, хочешь ты, как Вы правильно сказали, или нет.
Из года в год мы проживаем Великий пост, из года в год мы проживаем Светлую неделю — и Господь нас постепенно готовит к тому, как будет там, как бы говоря: «Каждый день ты можешь приходить ко Мне... Да какой каждый день — ты можешь быть со Мной всегда! Ты сейчас готов к этому или нет? Сможешь ли ты быть со Мной?».
Некоторые люди вот говорят: батюшка, как же это — вечное царство, вечное нахождение с Богом, вечная литургия... И люди ужасаются: я не могу вечно стоять на литургии, потому что это тяжело... Вот люди буквально это воспринимают, думая, что этот труд — он дальше продолжится...
Но что-то здесь есть неизъяснимое. Что-то здесь есть настолько пасхально-радостное — не просто радостное, как Вы правильно сказали, мол, делай, что хочешь, потому что Бог тебе все простит в принципе... А когда ты в храме и понимаешь, что тебя по идее должно тянуть причащаться...
Мы задаем вопрос: надо ли еще причащаться? А мы должны, наоборот, говорить: можно ли еще причаститься? Нельзя ли мне еще побыть с Богом? Можно ли я опять вот приду, потому что я очень хочу этого... Не потому, что во мне что-то оскудело, а потому что Он мне Сам нужен...
А. Ананьев
— Ну, и это не правило... Потому что все мы разные, и нам нужно разное... Все не одинаковое и все мы не одинаковые... У одного одно, у другого другое... У меня вот ощущение переполняющего меня счастья, и добавь туда еще что-нибудь — и оно, к моему ужасу, расплескается и выльется наружу, что ни в коем случае нельзя допустить, чтоб сохранить все... А с другой стороны, вот Вы сказали — и я так думаю: недостойный я, нет во мне желания каждый день причащаться... Где-то я недорабатываю, где-то я испортился, сломался, что-то не то...
Свящ. Константин
— Ну, мне кажется, что это процесс. Сегодня так, а завтра по-другому, и будет иное какое-то восприятие. Может, не расплескается — может, наоборот, станет больше... Мы же говорим, что Бог непознаваем, поэтому все это будет в бесконечность уходить во всех смыслах... Поэтому, может, стоит попробовать...
А. Ананьев
— Чем исповедь на Светлой седмице отличается от исповеди в любое другое время? И вообще, есть ли место исповеди на Светлой седмице? Я вот, готовясь к нашей сегодняшней беседе, прочитал... Причем я был уверен, что исповедь нужна всегда перед причастием: собираешься причаститься — обязательно исповедуйся. А тут говорят — не надо: возьми благословение у батюшки на причастие, и все... Разве что в трех случаях: если ты отрекся от веры, если ты прелюбодействовал или убил старушку...
Свящ. Константин
— Да... Опять же, мы говорим об исповеди, что она не нужна — не потому, что человек не грешит, а потому, что наступило другое время — эсхатологическая вечность! То есть, по идее, мы сейчас не должны так сугубо в себе что-то выискивать — если подойти все же канонически к причастию, через исповедь... Потому что Бог нас призывает такими, какие мы есть! Но это и не значит, что можно теперь делать все что угодно...
Ровно год назад (в смысле в Светлый понедельник) ко мне — я служил в другом храме — подошла огромная очередь исповедников. И на мой вопрос «что же вы здесь делаете?» они сказали: «Ну, нам нужно исповедоваться». А я у каждого спрашиваю потом: «Когда Вы последний раз исповедовались?». И первая, к кому я подошел, женщина была, которая сказала: «Позавчера». Я говорю: «Ну, Вы же понимаете, сейчас радость, сейчас не место покаянию, слезам, исповеди, сейчас все совершенно другое...».
Может быть, от нечувствия у нас все как бы продолжает идти дальше... А церковь показывает, что сейчас не время смотреть на это. Даже если ты согрешил. Да, это не значит, что исповедь отменяется, что человек не может покаяться, что священник ему скажет в любом случае «иди причащайся, не буду тебя слушать...». Но это значит, что надо как-то в себе побороть то, что ты должен был побороть раньше...
Потому что есть такая закономерность, я как священник ее улавливаю точно: человек неделю назад был с тем же самым! И он каждую неделю может по этому церковному кругу ходить и действительно одно и то же исповедовать... И не плохо, если между этими исповедями происходит вот такая рьяная борьба, как у Антония Великого, когда его просто повергали демоны, избивали его и оставляли полумертвым... И человек все равно пытался встать и пытался служить Христу...
Но я все-таки чувствую, что за этим стоит психологический такой момент, «триггер»: священник стоит на исповеди — значит, можно подойти, значит, можно опять все это сделать заново... И человек уже начинает действовать по правилу: ну, все равно я исповедую это, это никуда от меня не уйдет... И я могу себе позволить это, потому что я точно знаю, что будет исповедь... И вот эта частота исповеди — она как раз человека иногда, мне кажется, расслабляет.
А вот взять древнюю церковь, ее каноническое устройство — это редкое исповедание грехов и частое, еженедельное причастие. Не потому, что все были плохие — а потому, что все стремились жить по-другому...
Опять же, грехи... Если мы с вами понимаем, что честно если на себя взглянуть — мы не будем от аналоя исповедального вообще отходить. Потому что только ты отходишь — появляются мысли, прямо в храме. Появляется злость на рядом стоящих. Появляются воспоминания о том, что ты еще мог на самом деле исповедовать... Проходит, день, час, и до минуты даже проходит — ты уже понимаешь, что ты вот во грехе... Поэтому здесь, мне кажется, церковь меняет акценты — педагогически очень правильно, человеколюбиво... Показывая, что Христос ведет тебя за Собой, Он пришел призвать грешников к покаянию...
А. Ананьев
— Здесь есть еще и наш слабый греховный человеческий аспект... Момент внутреннего комфорта... Нам ведь важно, чтобы все было «как заведено», «как у людей», «как у нас всегда было»... У меня был опыт, я принимал участие — и не помню даже, то ли времени там не было, то ли так сложились обстоятельства, то ли так было надо — в общей исповеди, когда нам коллективно отпустили наши грехи и допустили ко причастию... Ох, мне неловко тогда было, вот как слукавил, правда... Как вот с «черного хода» зашел в Царство Небесное — у меня, мол, пропуск от Ивана Иваныча... Я все понимал; но было ощущение, что где-то слукавил, очень потом переживал... Хотя по глупости — не стоило оно того...
Но вот именно на Светлой седмице, когда ты причащаешься, очень же важно, чтобы ты вышел из храма, наполненный радостью, а не с таким — че-то где-то я накосячил... Вот именно для этого (отчасти) мы и спрашиваем: а может, надо исповедоваться? Тебе говорят: не надо, радуйтесь, а не кайтесь — время радости, а не покаяния... Ну... Ну ладно, иди! Раз тебе так надо, иди исповедуйся — иди, слабый никчемный человек...
Свящ. Константин
— Ну, исповедь — она же от раза к разу меняется. Из года в год человек, по идее, должен менять отношение к исповеди самой. И конечно, я считаю, что должна быть какая-то основа у человека, когда он приходит в храм. Основательность этой исповеди — в ее частоте (то есть, часто человек должен исповедоваться), в переосмыслении, в покаянии, в переформатировании своего образа жизни. В какой-то момент человек, как бы пережив все вот это, начинает по-другому смотреть...
И в этом смысле Светлая седмица — как некая тренировка что ли, как некое задание человеку — посмотреть на исповедь с другой стороны. Почему ты не можешь радоваться? Почему тебе нужна исповедь вот сейчас? Конечно, никто из нас без исповеди не может — все должны исповедоваться постоянно. Но опять же — смена акцентов каких-то. В дальнейшем, я уверен, вы придете к этому.
Опять же, уверен, что сама исповедь — это некие отношения между человеком исповедующимся и его так называемым духовником. Который должен, по идее, вести человека, подготавливая его к тому, что к Пасхе мы должны это реже делать. Почему? Ну, потому что ты должен возрастать над чем-то, ты должен как-то над собой возобладать. Все, может быть, у тебя останется, все равно опять согрешишь — но посмотри на это с другой стороны...
Понимаете вот, мы все пытаемся быть совершенными, пытаемся чистыми подойти к чаше... Сами того не осознавая, может быть, думая, что это как раз и есть «билет» — что я вот сейчас поисповедовался, и вот сейчас я вот такой вот к этому подхожу... Хотя на самом деле мы многого в себе вообще не замечаем. Я бы даже сказал, большую часть мы не замечаем! Когда люди приходят и говорят: «У меня нет грехов», я им советую: «Спросите у супруга, какие у Вас есть грехи». Потому что супруг скажет гораздо больше тебе самому...
А. Ананьев
— Не скажет... Будет молчать, как партизан... (смеются)
Свящ. Константин
— А мне кажется, скажет — не знаю, у меня говорят... По крайней мере, как-то стоит посмотреть на себя по-другому — и тогда, конечно, все это можно увидеть...
А. Ананьев
— Очень здорово, что Вы сказали сейчас... Я буквально своей мыслью опередил Вас на секунду, и Вы тут же сказали... Духовник важен, конечно же. Дай Бог, я однажды все-таки дорасту и стану достойным того, чтобы... Я просто понимаю, что требуется время, причем немалое, чтобы у тебя появилась потребность в духовнике, чтобы ты вымолил себе духовника — человека, который стал бы твоим вот этим человеком, выражаясь языком психологии, впереди идущим... Человеком, который знает тебя, наверное, лучше, чем ты сам — потому что он смотрит на тебя со стороны и немножко сверху, и видит в тебе то, чего ты не видишь сам. А то, что он не видит — Господь подскажет. Часто ведь духовники говорят тебе что-то, наставление какое-то, а потом проходит время — думают: зачем я это сказал, откуда я это взял? Взял и обидел человека... А потом на деле получается, что это было единственное правильное, что можно было сказать...
Я очень хорошо понимаю... Периодически у меня возникает мысль: я уже достоин духовника, я дорос до него... А потом думаю: нет пока. Мне кажется, мне хочется, но — пока нет, надо до этого дорасти. И вот как раз помощь священника, который вас хорошо знает, которого вы хорошо знаете — разговор хотя бы с ним в Светлую седмицу даст ответ на любые вопросы относительно вообще жизни в эту седмицу и исповеди в частности. Наверное, так и есть...
Вопрос относительно традиций подготовки к причастию. Как неофит, наверное, я могу вас спросить — традиции проведения вот этого причастия от храма к храму... Я понимаю, что пасхальные традиции и традиции Светлой седмицы в каждом храме свои. А все остальное — тоже свое? Как они отличаются? Если я приду в какой-то другой храм — например, в ваш, где я еще ни разу не был — будет ли там что-то, чего я не ожидаю, что-то там не такое, как везде?
Свящ. Константин
— Есть различия как раз в подготовке ко причастию. В частности, исповедь — она может быть спрошена с того человека, которого священник не знает. То есть, есть приходы — хотя рискну сказать, что почти везде так — где будут спрашивать, исповедались ли вы, а если нет, попросят исповедоваться. Но это, опять же — такая естественная норма, потому что ты человека не знаешь, ты его первый раз видишь, и может быть, стоит сначала его спросить, кто его благословил причащаться, откуда он — во избежание каких-то вещей, связанных с недолжным отношением к таинству.
А в плане того, что все причащаются, и священник к этому активно призывает — я думаю, что здесь разницы никакой нету. Так и в другие дни священник должен к этому постоянно призывать. Хотя мы не часто это видим не в пасхальное время — священники реже об этом говорят, чем надо...
Поэтому никаких особых таких вот различий нету — кроме того, что человек может столкнуться именно с тем, что ему придется исповедоваться, потому что священник не знает его.
А. Ананьев
— На Светлой седмице в одном из моих любимых храмов есть традиция приходская очень трогательная — не знаю, насколько это будет уместно и правильно и не оскорбит ли чьих-то чувств... Там очень сильная молодежная часть прихода, очень красивые ребята, девчонки — девчонки обычно надевают красные платья и... ну, не устраивают фотосессию, но фотографируются в красных платьях — и желательно, в большой компании, чтоб было много-много красных платьев... И не только на саму Пасху, но и потом всю Светлую седмицу тоже... Там столько красных платьев — просто красота какая-то! Просто радость-радость...
А есть ли какие-то такие... Приходские традиции, может, Светлой седмицы в вашем храме? Может, готовят что-то, может, застолья какие устраивают? Может быть... Хотя не знаю — концерты можно проводить в Светлую седмицу?
Свящ. Константин
— Ну опять же, разные люди... Концерты точно абсолютно — у нас всегда...
А. Ананьев
— Неточно... Мы же договорились, отец Константин...
Свящ. Константин
— Что неточно?
А. Ананьев
— Ну, Светлая седмица — это пост... Со знаком плюс...
Свящ. Константин
— Пост (смеется) — в том смысле, что ты должен быть радостным... Воскресная школа всегда готовит у нас какие-то концерты и выступления. Сами мы собираемся вместе, естественно, на трапезу, все вместе... У вас дамы одеваются — и мы, священники, выходим в центр, тоже одетые во все красное, и с матушками, со всеми детьми вместе фотографируемся. Это у нас получается один... ну, два раза в год — еще на Рождество так делаем, когда мы все вместе можем собраться и вот так попраздновать...
Естественно, как-то ощущается даже среди прихожан такой подъем. Потому что человек понимает — даже только недавно пришедший и вливающийся в общину — он понимает, что сейчас что-то грандиозное происходит... Потому что у нас довольно большой приход по численности... Поэтому во всем, во всех направлениях — в молодежном, и в детском, в воскресной школе — все становится другим...
А. Ананьев
— А это как раз тот храм, который стоит в том парке Митинском?
Свящ. Константин
— Нет, это при въезде в Подмосковье, Крестовоздвиженский храм... Отец Стахий Колотвин там настоятель... Деревянный храм с большой белой пристройкой, коей является воскресная школа...
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на светлом радио, я — Александр Ананьев, и сегодня беседуем с клириком Крестовоздвиженского храма в Митине священником Константином Кокорой... И в последней части нашей программы хочу спросить Вас об отношении к усопшим на Светлой седмице. Почему в Светлую седмицу не поминают усопших? Ведь странно было бы предположить, что для нас это праздник, а вот для усопших... Вынесем их за скобки... Мол, это не ваш праздник... Как это — не ваш?
Свящ. Константин
— Это и их праздник, и их поминают на литургии, за них вынимают частички...
А. Ананьев
— Ну, у меня вот написано: на Светлой седмице не поминают усопших...
Свящ. Константин
— Не поминают в плане специальных служб поминальных — панихиды, литии. То есть, специальные вот эти вещи, относящиеся к поминовению усопших — они отменяются. Почему, опять же? Тут тоже глубокий смысл, на самом деле: что усопшие — они именно усопшие, но не мертвые. И мы их не исключаем — мы их, наоборот, включаем как живых в это поминовение. То есть, они с нами в литургии — а литургия каждый день служится, и это особенно радостно, в литургии участвует вся Церковь — включая все ангельские чины, усопших всех наших родственников, других людей, и вся земная Церковь. И поэтому здесь наоборот — смерть побеждена, и вот эти усопшие становятся живыми...
А. Ананьев
— Очень много вопросов просто, вот в частности, в журнал «Фома» приходит... Вот 40 дней приходится на Светлую седмицу — человек ушел только что... Как-то странно было бы, правда, не помянуть человека, не провести вот эту вот службу...
Свящ. Константин
— Почему, помянуть-то можно! Опять же, подать литургические записки, прийти самому и причаститься, помянув этого человека — можно и нужно. Другое дело, что нет, как вот я сказал, специфических панихид и литий — они будут, но...
А. Ананьев
— Ну, это же все равно... Вот эти записки заупокойные черные — на Светлой седмице мы ведь тоже их пишем, никуда они не делись...
Свящ. Константин
— Конечно, никуда не делись... Понимаете, здесь совсем другое отношение. Вы вот даже сказали про черный цвет записок (в отличие от красного — о здравии)... Вот в древней церкви были синодики, в которые включались одновременно живые и усопшие! То есть, опять же, вот это глубинное ощущение жизни всех усопших — оно было явным. И потом постепенно появляется разделение... И на этом даже страх человеческий строится — ой, я вписал не туда, не в ту записку человека, и кажется, что-то сейчас произойдет, будто Бог его помянет как усопшего, хотя мы не имели это в виду...
Но он (страх этот), конечно, языческий — потому что все эти люди, куда бы ты их ни записал, как бы ты их ни помянул — все равно для Бога они живы. Просто другое мироощущение у Церкви, и поэтому она говорит: не нужно сейчас вот заботиться вот об этом, потому что у Бога все живы. Бог сходит в ад ради всех людей, чтобы всех оттуда вывести!
Советская традиция ходить на Пасху именно на кладбище — она, конечно, еще с тех времен языческих, когда выделяли эту категорию людей, и с ними нужно было провести Пасху... Она не плохая, что мы о них заботимся — но просто сейчас не то время. Потому что они все ожили — и мы предвкушаем вот это Царствие, когда все усопшие воскреснут, и поэтому мы их поминаем, только в другом смысле.
А. Ананьев
— Оставим до Радоницы это... О Радонице мы, кстати, поговорим ровно через неделю — именно ей у нас будет посвящена программа «Вопросы неофита». А эта программа посвящена Светлой седмице, и тому, что можно, что нельзя...
Вопрос, скорее, досужий, потому что для меня он, в общем, не актуален, но актуален для понимания: можно ли креститься на Светлой седмице?
Свящ. Константин
— Принимать крещение? Да, можно...
А. Ананьев
— А вот мы не так давно беседовали с одним священником относительно древней-древней традиции принимать святое крещение в субботу на Страстной неделе... И в этом есть, в общем, наверное, великая мудрость — вот именно в этот день — аки разбойник на кресте, да — «помяни меня, Господи, во Царствии Твоем»... Тоже вот в этот момент обратиться к Нему и сказать: «Господи, очень хочу быть с Тобой в Царстве Твоем»...
Свящ. Константин
— В древности, конечно, это было крещение раз-два в год, на большие праздники — в частности, это Рождество Христово, Пасха или под Пасху. Понимаете, сама эта традиция ушла, потому что исчезло катехизаторское дело — прекратились беседы перед крещением в том объеме, в котором это было в древней Церкви. Там это был год (если не три) еженедельных встреч с епископом, подготовки в виде молитв, покаяния, оставления своей греховной жизни, перерождения человека — то есть, буквально человек становился христианином до крещения. И потом уже готовый он становился... Опять же, Великий пост даже из этого вырос...
А. Ананьев
— Как подготовка ко крещению...
Свящ. Константин
— Да, постились язычники... Потом уже только Церковь, солидаризируясь с этими подвизающимися, тоже начинает поститься. Поэтому здесь все было иначе. И пост воспринимался иначе, и постились иные изначально люди, и само крещение приурочивалось как раз к окончанию вот этого поста. Но о сегодняшней норме, о том, что можно креститься в любое время, я сказал именно в этом контексте — что да, не запрещено. Другое дело, что под этим подразумевается. Конечно, в большинстве случаев это благое желание не подтверждено, к сожалению, какими-то делами, исповеданием веры и вообще какой-то углубленной такой жизнью во Христе...
А. Ананьев
— По Вашей практике, многие приходят покрестить на Светлой седмице?
Свящ. Константин
— Нет, это время не отличается... Я бы сказал, что больше приходят, когда становится тепло. Потому что люди зимой как-то меньше изъявляют желание, они готовы подождать...
А. Ананьев
— Даже приятно, что меня Господь сподобил креститься на Сретение... Причем тогда это были вообще морозы-морозы... Это было очень хорошо...
Свящ. Константин
— А раньше вообще в проточных водах крестились, шли куда-нибудь на реку — я думаю, наши бы современники тогда очень желали бы отложить крещение...
А. Ананьев
— Да нет, наоборот, вы знаете — когда душа так горит, ты готов, хочешь и мечтаешь, ты просто вопишь: Господь, придумай мне испытание покруче — вот прям надо, проверь меня, вот я, я готов пройти все испытания... Там в этом смысле все нормально...
Вопрос последний — и наверное, он будет носить общий характер. Я даже спрашивать Вас не буду, что можно, что нельзя — мы в общем и целом практически поговорили обо всем... Но вот о чем я хочу Вас спросить. На Ваш взгляд, отец Константин, как не прожить Светлую седмицу «мимо»? Вот сейчас она начинается, да...
По большому счету, мы все как-то постарались сделать так, чтоб не прожить «мимо» Великий пост, чтоб не прожить «мимо» Страстную седмицу, чтоб не пропустить и прожить Пасху. И вот во всех случаях были свои рекомендации — что нужно сделать там... Может, ничего не нужно делать? Или о чем-то подумать, куда-то сходить, кому-то помочь на Светлой седмице? Ваши рекомендации — может, какие-то даже парадоксальные и неожиданные? Как не прожить «мимо» Светлую седмицу?
Свящ. Константин
— Вопрос очень актуальный, на самом деле. Потому что психологически после Пасхи мы расслабляемся. То есть, цель достигнута — пост прошел, и мы вот, в Пасху проживая как бы кульминацию, как писал отец Александр Шмеман, после можем как-то расслабиться... В том плане, что теперь можно «уже все», и можно «как раньше»...
Я бы не сказал ничего такого оригинального... Кроме того, что вот стараться все-таки причащаться. Для меня это — альфа и омега. Если ты в храме, если ты причащаешься — чувствуешь, что жизнь становится сама другой. Независимо от того, что я недостойно это делаю, что я в принципе греховный человек — я чувствую, что Бог любит меня, и через само причастие показывает мне это. Поэтому всех слушателей я бы с радостью пригласил в храмы, и там советую причащаться.
И только приветствую присутствовать на службе, потому что сами службы очень динамичные, очень веселые, радостные — и через это вот получать как раз радость, которую потом дарить окружающим всем, призывая тем самым соединяться как-то с Богом.
И если не получается даже причащаться — я бы вот советовал всем радоваться. Как апостол Павел говорил, радуйтесь... «И паки реку — радуйтесь»... То есть, человек сидит в узах — в тюрьме буквально; но что у него было за состояние, что он мог оттуда написать всем тем, кто на свободе «радуйтесь», зная, что его гонят за Христа? Это, конечно, наверное, то, что Господь ему дал, а не он сам как-то в себе это «выпестовал» и культивировал. То, что Бог ему дал как некий дар...
Поэтому, я думаю, что к евхаристии надо и относиться и подходить как к тому, что тебя сделает таким радостным...
А. Ананьев
— А я-то думал, что Вы скажете... Как вот святитель говорит, раз главная наша проблема в том, что мы «расслабляемся» — думаю, вот сейчас отец Константин скажет: «А вы не расслабляйтесь...». А Вы говорите: «А вы радуйтесь». А может, думаю — и «не расслабляйтесь», и «радуйтесь»?
Свящ. Константин
— Да — не расслабляясь, радуйтесь!
А. Ананьев
— А как это, а что это? Непонятно... У меня сейчас, знаете, есть такое понимание... Есть в России сеть таких ресторанов быстрого питания, где продают запеченные в кляре куриные крылья, ну там еще что-то такое... И вот весь Великий пост ходил мимо и чувствовал запах, и думал: ну, вот закончится Великий пост, отпразднуем Пасху — и вот обязательно зайду туда и возьму большую банку этих...
А потом Пасха приходит, Светлая седмица... Ты идешь мимо и думаешь: а не хочется, вот не хочется! А ведь как хотелось...
Свящ. Константин
— У меня то же самое... Ну, и потом понимаешь, что пост — он тоже нас хоть чему-то учит. Хотя потом мы все равно вернемся к этой пище... Но все равно хоть в этом мы учимся быть независимыми...
А. Ананьев
— Да... Спасибо Вам огромное за этот светлый, радостный разговор о том, что можно и что нельзя — бывает и такое у нас в студии Радио ВЕРА... Желаю Вам светлой, радостной, наполненной, мирной Светлой седмицы... Христос воскресе, дорогие друзья!
Свящ. Константин
— Воистину воскресе! Спасибо большое!
А. Ананьев
— У нас в гостях был клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора. Я — Александр Ананьев, прощаюсь совсем ненадолго — в понедельник услышимся снова. Пока!
Все выпуски программы Светлый вечер
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час