«Усыновление детей с непростыми диагнозами: как решиться и что помогает преодолевать сложности?». Ольга Оводова - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Усыновление детей с непростыми диагнозами: как решиться и что помогает преодолевать сложности?». Ольга Оводова

* Поделиться

У нас в гостях была учитель математики, мама восьмерых детей Ольга Оводова.

Наша гостья рассказала о том, как решилась взять из детского дома пятерых детей, в том числе, с непростыми заболеваниями, какие сложности могут возникать в процессе воспитания приемных детей и как удается их решать, а также каким образом можно сделать образование привлекательным для детей и подростков.

Ведущая: Анна Леонтьева


А. Леонтьева:

— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. Мы говорим о семье, а у нас в гостях Ольга Оводова, учитель нешкольной математики, мама восьмерых детей, пять из которых приемные. Добрый вечер.

О. Оводова:

— Здравствуйте.

А. Леонтьева:

— Ольга, когда я вас первый раз увидела, первое, что я узнала, что вы умеете преподавать математику так, что ребенка не надо привязывать к стулу, и мне уже стало очень интересно. Потом я узнала, что вы мама восьмерых детей. Потом я узнала, что пятеро из них приемные. А потом я узнала про девочку, слепую с рождения, Ангелину, у которой вообще свое обучение и свой путь, который вы поддерживаете. Поэтому я с большим нетерпением ждала нашу программу. И хотелось поговорить с вами вообще об образовании, о том как его сделать увлекательным. Я немножко знаю, что такое домашнее образование, потому что мои трое детей тоже попробовали все виды образования. Мы так и не нашли, правда, идеального вот, но были тоже на полудомашнем. Но начать все-таки хотелось бы с того, что родители троих детей, что для многих вот более чем достаточно, решили еще кого-то в какой-то момент усыновить. Как это произошло и почему? Я бы так сформулировала вопрос.

О. Оводова:

— Ну как всегда, случайно. У нас было трое детей, причем маленьких, когда мы узнали о том, что вообще существуют детские дома и что детям в них плохо. Ну то есть ты как-то знаешь об этом с детства...

А. Леонтьева:

— Ну да, все мы знаем об этом.

О. Оводова:

— Но когда-то ты об этом задумываешься, что дети не должны жить в детском доме. И при этом у меня трое маленьких детей. И мы решили, что куда нам, какие приемные дети, такого не может быть. Что мы будем брать ребенка в гости какого-нибудь одного или нескольких, и ну этого будет достаточно. Больше мы не можем. И у нас один прихожанин привозил тогда группу ребят из детского дома достаточно регулярно — если не каждое воскресенье, то уж два раза в месяц точно. И в том числе он просил помощи, чтобы этих детей привезти, отвезти обратно. И мы стали приглашать еще ребят в гости. Просто там два-три часа после службы с ними побыть еще дома — что-нибудь приготовить там, кино вместе посмотреть.

А. Леонтьева:

— После службы в церкви, да?

О. Оводова:

— Да. Мы не устраивали какого-то специального там праздника каждый раз, каких-то поездок, а просто вот взять в гости. И там было несколько детей, так они по кругу крутились, но вот один из детей как-то чаще других приходил, подружился с нашим старшим ребенком. И вот это тянулось год. А потом еще я стала к ним сама ездить, проводить занятия. И опять же было видно, что он сильно выделяется среди других детей, соображает хорошо. И вот год или больше мы вот так брали. Потом стали брать на субботу воскресенье — то есть мы в субботу забирали, в воскресенье вечером отдавали. И потом поняли, что ну так не надо, надо забирать насовсем. На тот момент у нас младшей дочери был год с небольшим, и это было, конечно, нарушение такого вот общего правила, что желательно, конечно, чтобы приемный ребенок был младше имеющихся. Но это когда ты идешь по базе выбирать, тогда ты можешь просто отсечку по возрасту поставить и выбрать, как психологи рекомендуют. А когда у тебя уже конкретный ребенок, то правила нарушаются, ну и как-то ты с этим справляешься. Причем это был 2005 год — это по сравнению с тем временем сейчас намного проще, в том плане что стала обязательной Школа приемных родителей несколько лет назад.

А. Леонтьева:

— Да, я знаю про нее.

О. Оводова:

— В то время добровольных еще не было. Не было — сейчас огромное количество всяких психологов, которые тебе в этом деле помогают, клубов приемных семей, а тогда этого ничего не было. Мы сделали абсолютно все ошибки, какие только можно было, то есть мы просто ничего не знали о том, как это устроено — как устроена привязанность, как устроена психика ребенка травмированного, и мы вообще все сделали неправильно. Но дети растут, несмотря на наши ошибки.

А. Леонтьева:

— Несмотря ни на что.

О. Оводова:

— Они все равно вырастают. И в нашем случае, слава Богу, все хорошо. Мальчишка вырос, ему уже 30 лет скоро.

А. Леонтьева:

— У него уже семья, так я понимаю.

О. Оводова:

— Да, у него жена, дочка, и у нас есть внучка, мы ее обожаем. Единственная пока. Пока от родных детей внуков у нас нет.

А. Леонтьева:

— А сколько вашим родным детям сейчас?

О. Оводова:

— 26, 22, 19.

А. Леонтьева:

— Оль, а вот какие сложности, с какими сложностями вы сталкивались, когда вот пришел мальчик. Ну вот вы взяли, да, насовсем, вот решились. Он пришел в семью там, не знаю, с вещами, что было не так?

О. Оводова:

— Ну вообще поведение травмированного ребенка, оно не такое, как у обычного. И я даже сейчас буду не про конкретного мальчика, а в общих чертах. То есть ребенок может неадекватно реагировать на какие-то события, которые тебе кажутся обычными. И ну вот у меня младшая девочка, например, — сейчас я это уже понимаю, что происходит, и мне намного проще, — как только к ней обращается подросток, она цепенеет, замирает или огрызается. То есть у нее вообще нет нормального опыта взаимодействия с детьми старше себя. То есть взрослых она более-менее переносит, а подросток говорит какую-то элементарную вещь, типа: закрой, пожалуйста, дверь. А у нее вид такой, как будто ее каленым железом уже прижгли. То есть и ты не понимаешь, что происходит. Но сейчас я уже вижу, где, ну что это скорее всего говорит в ребенке его травма — не он такой, жизнь такая. И вообще, когда об этом говорят, что у них там гены — это ерунда, нет никаких генов абсолютно. Но поведение детей, которые пережили или жестокое обращение, или пренебрежение, или равнодушие взрослых, оно не такое, как у ребенка, который рос в благополучной семье. И это кажется, это может казаться нарушением психики, а это не оно. Это может казаться проявлением тех самых зловредных генов, но это не оно. Это ненормальная реакция — то есть нормальная реакция на ненормальные условия. Я, знаете, один раз в зоопарке видела обезьянку, которая была практически в колечко свернута: она сидела у каких-то людей в клетке, которая была ей не по размеру. И соцзащитники отобрали, и в контактном зоопарке ей было комфортнее, чем вот в этой клетке, хотя вроде считается, что контактный зоопарк — это зло. И что, мы можем сказать, что у этой обезьянки гены плохие? Нет, клетка ей была не по размеру.

А. Леонтьева:

— Хороший образ.

О. Оводова:

— И просто мы настолько привыкли создавать своим домашним детям нормальные условия, что мы даже не понимаем, что ребенок, например, может каких-то вещей элементарнейших не знать: как здороваются, как общаются, как вести себя между братьями и сестрами. И любые проявления негативные, они скорее всего это не какая-то испорченность ребенка, это то, что он рос в плохих условиях, и это выправляется в большинстве случаев. Но я не скажу, что сто процентов. Потому что какие-то вещи, ту же самую обезьянку, я думаю, уже распрямить — можно, нельзя — я не знаю, я не врач. Но очень много, что можно сделать. Можно, понимая, что происходит, вкладываясь в это, и с Божией помощью.

А. Леонтьева:

— Ольга, ну хорошо, вы сказали, что первый вы усыновили, как вы сказали, случайно. А еще четверых — тоже случайно?

О. Оводова:

— Нет.

А. Леонтьева:

— У вас дома как-то жизнь казалось слишком легкой или что?

О. Оводова:

— Ну в целом да. То есть первое время, когда было четверо друг за дружкой, легко не казалось. Потом они все подросли. И да, мы решили, что возьмем еще ребенка. И вот это был случай, когда мы просто абсолютно демократическим путем — то есть получили заключение, как полагается, посмотрели по базе, там уже четко сказали, что нам надо ребенка помладше, чем последний из наших. Нашей было 9 лет на тот момент — взяли восьмилетнюю девочку. И ну просто получили заключение, посмотрели, я посмотрела список. Тоже в каком смысле случайно: мне дали список детей, который подходили по возрасту, и там получалось так, что одна была вот в детском доме, до которого я могу доехать сегодня, а все остальные намного дальше были. В этом же регионе, но нужно было завтра туда ехать. Ну я думаю: ну а что до завтра ждать? Я возьму вот это направление и поеду. Ну и посмотрела — девочка как девочка: веселая, две руки, две ноги. А с выбором ребенка — там не так вот: ты когда идешь в примерочную, платье выбирать, ты можешь взять пять платьев, перемерить, там выбрать, какое тебе больше нравится, или два взять, например, или там — в общем, они все у тебя одновременно. А с ребенком — нельзя получить второе направление, не отказавшись от первого. То есть я не могу вернуться к оператору и сказать: дайте-ка мне еще троих, я их посмотрю, а потом выберу. То есть я должна написать: нет, этот ребенок мне не подходит. Ну причину объяснять не обязательно. Ну и как вот ты напишешь это? Это невозможно написать.

А. Леонтьева:

— Ну ведь ребенок об этом не узнает, да?

О. Оводова:

— Как не узнает? Я же приходила знакомиться.

А. Леонтьева:

— А, то есть...

О. Оводова:

— Конечно, иногда бывает, что люди устраивают какие-то встречи: типа мы посмотрим вот так из-за угла на ребеночка. Бывает, устраивают специально какие-то мероприятия, где взрослые могут посмотреть на детей в естественной среде обитания, но не давая каких-то ложных надежд. Но, как правило, вот по обычному установленному законом процессу, ты берешь направление, приезжаешь в детский дом...

А. Леонтьева:

— «Здравствуй, Маша», да?

О. Оводова:

— Да. «Здравствуй, Маша».

А. Леонтьева:

— А Маша думает уже, что вы наверняка будущая мама. Или...

О. Оводова:

— Ну, в принципе, они к этом более-менее привычны. Потому что что-то происходит: кого-то забрали, к кому-то приходили, но не забрали. То есть мне не кажется это какой-то прямо страшной трагедией, что ребенку пообещали и не взяли. В этом смысле ну как: вот девушку на танцах, если ее приглашают, но не женятся или вообще не приглашают, что хуже? И то и другое не очень. Лучше, конечно, когда и пригласили, и все хорошо. Но если на тебя никто даже не смотрит, это может быть для ребенка еще болезненнее. Поэтому, к сожалению, пока это так. Пока у нас детей больше, чем желающих их взять, мы идем выбирать ребенка. Когда детей станет дефицит, тогда уже специалисты будут подбирать под конкретного нуждающегося из десяти претендующих на него семей. Мы мечтаем когда-нибудь до этого дожить.

А. Леонтьева:

— Напомню, что у нас в гостях Ольга Оводова, учитель нешкольной математики, мама восьмерых детей, пять из которых приемные. Ольга, а вот вы рассказали, что как бы вы просто не смогли отказаться, да, когда уже познакомились с ребенком, взяли ее в семью. Но я так понимаю, что часть из детей, которых вы взяли или все дети с особенностями?

О. Оводова:

— Нет, не все.

А. Леонтьева:

— Не все. Расскажите.

О. Оводова:

— У нас двое с особенностями. Ну вот когда мы выбирали по базам девочку, то мне попалась тогда анкета Варвары. А там очень смешно было: я когда Аню родила, хотела Варварой ее назвать, но что-то никто не согласился. Дети плохо еще раз «р» в то время выговаривали, не получилось. И я думаю: вот я собралась за ребенком, выберу-ка я себе Варвару.

А. Леонтьева:

— «Собралась за ребенком», — просто звучит чудесно.

О. Оводова:

— И, в общем, мне попалась Варвара, у которой по анкете было видно, что ребенок очень сильно болен, и я не решилась не только взять, я даже мужу об этом не сказала, что мне такая анкета попалась. Ну мы взяли Аришку — чудесная совершенно девочка, ей скоро 18, прекрасно у нас все — выросла большая, красивая, умная, авторитет, как неформальная староста в группе. То есть она не староста, но выполняет все обязанности: «Потому что я самая ответственная». И где-то год еще прошел, чуть меньше, и я поняла, что Варвара мне продолжает сниться. Я думаю: надо мужу сказать. Ну он, конечно, упал в обморок сразу. И потом я его так поуговаривала немножко — ну это не было особенно сложно. И так там прошло какое-то небольшое время, он согласился. И тут мне так стало страшно. Потому что одно дело — когда ты мечтаешь, а когда все по-настоящему... То есть было очень удобно, пока я такая вся красивая, значит, мечтаю о таком ребенке, а муж не соглашается — то есть ты и молодец, и делать ничего не надо. А тут он согласился — у меня ручки-то задрожали сильно. Ну уже деваться некуда, я же его уговаривала, я же собиралась взять этого ребенка. И мы поехали знакомиться. А ехать надо было в Ростовскую область, и ехали мы на автобусе. Значит, это было там как-то очень неудобно, и я думаю: дай-ка я себе книжечек на дорожку скачаю. И я скачала себе несколько книжечек, абсолютно случайным образом что-то там скачала, и открыла телефон и стала читать первую книжку, которая была в списке. А первая книжка оказалась почему, потому что название книжки было на букву «А»: Александр Сегень «Поп» — так назывался файл. А там каждые три страницы он берет то ребенка, то двух, то пятерых, у которых родители погибли. И мы где-то до Тулы доехали, я думаю: все уже за нас решено.

А. Леонтьева:

— Все ответы даны, да, уже прямо.

О. Оводова:

— И мы приехали, посмотрели, что девочка совершенно очаровательная. Но состояние здоровья, конечно, у нее очень тяжелое было. Ну оно и сейчас такое же. То есть у него артогрипоз, она ходит — ну сейчас ходит, тогда не ходила совсем. Ну год, считай, в больнице... Ну нет, мы не лежали, конечно, год в больнице, но вот год было лечение — то есть мы оперировались, гипсовались, приезжали, уезжали. То есть у меня там за год было там 13 поездок в Санкт-Петербург, с ней на руках — там с коляски в такси, с такси на руках.

А. Леонтьева:

— Вы ее носили, да?

О. Оводова:

— Ну как, она в коляске сидела. Но из такси в коляску, с прооперированными ногами там — на руках несешь. То есть сейчас я бы уже этого не смогла, тогда она поменьше была, и мы как-то все успели до того, как она выросла и стала уже слишком большой. То есть сейчас она ходит по стеночке дома, а на большие расстояния в школе она на коляске. И электропривод еще к этой коляске мы купили — очень хорошая вещь. Не вот эти электрические коляски, как в фильмах, потому что они 70 килограммов, их в машину не поднимешь. А это наша отечественная разработка — 5 килограмм приставочка, она кнопочку нажимает и поехала. Ну, собственно, переделанный самокат. И многих я сейчас вижу так вот на улицах, в аэропортах, я вижу таких людей, которые с такой штучкой ездят — очень удобная. И руки тоже у нее прямо очень слабо работают: то есть она пишет, из бисера плетет, но суп сама не сварит никогда. И сейчас она в 8 классе, мы думаем о выборе профессии. Это очень сложно, потому что у нас по закону везде должна быть доступная среда, а ее нет. То есть она как бы есть, но ее на самом деле нет.

А. Леонтьева:

— А что такое доступная среда?

О. Оводова:

— Доступная среда — это когда есть возможность попасть на коляске везде. То есть это пандус, причем под нормальным углом, а не вертикальный. Потому что я вот этих вот пандусов под 45 градусов, я их перевидала очень много. Мы идем в Сбербанк, карту получать ребенку, я говорю: а где пандус? Они говорят: так вот пандус. Давайте мы подстрахуем.

А. Леонтьева:

— А это для экстремальной езды.

О. Оводова:

— Я говорю: я не разрешу ребенку на таком пандусе. Ну сотрудники выходят на улицу, оказывают ей услуги на улице. Ну это мы карту приехали подписать. То есть отношение такое, что пандус делают какой попало, и считается, что он есть. Но это просто опасно — человек может там поскользнуться, упасть. И есть СНИПы, которые не выполняются. Лифты там на второй этаж должны быть, то есть чтобы на коляске можно было везде попасть.

А. Леонтьева:

— Поэтому родители выходят как могут из ситуации, приобретают легкие коляски, чтобы их самим таскать, да?

О. Оводова:

— Нет, я не буду ее таскать на 2 этаж, конечно же. Ну вот сейчас мы записались на подготовительные курсы в вуз, но еще туда не ходили. Ну вот когда мы сходим и узнаем, как там на самом деле, я вам расскажу. Пока не знаю.

А. Леонтьева:

— Ольга, слушайте, потрясающая история вот про вашу тоже приемную дочь Ангелину. Вы решились взять слепую от рождения девочку в семью. Как это было, почему?

О. Оводова:

— У нас собака погибла, и я стала думать ну вообще про новую собаку и читала про такую историю, что, бывает, дают на воспитание будущих собак-поводырей в семьи. Ну и я что-то стала эту тему изучать, читать там. Потом нам в итоге эту собаку не дали, потому что мы живем не там, далеко от организации, которая их раздает, а им надо чтобы тренер ездил. Ну просто я сидела, читала всякие материалы про собак-поводырей, и я, такая, думаю: ну слепого ребенка мы бы справились. Потому что ну второго опорника я точно не вынесу никуда. Потому что еще в то время у нас не было этой электрической приставки, то есть я выхожу из дома — у меня обе руки заняты, я коляску качу. О второй коляске речь вообще не может идти, две коляски в багажник не поставишь. Нет, я знаю семьи, знаю людей, которые берут по два, даже, может, по три ребенка с одинаковыми проблемами — это тоже достаточно распространено у приемных родителей. Потому что в чем-то разобрался, ты понимаешь, что это не так ужасно, как кажется, и берут по несколько детей вот с одинаковым диагнозом, таких ситуаций много. Но я думала, что для нас это невозможно. И я думаю: дай я себе выберу слепого ребенка. Вот. То есть мы выбирали по базе...

А. Леонтьева:

— Я не понимаю: как? Почему? Зачем?

О. Оводова:

— Ну почему? Потому что на здоровых очередь и без нас. Сейчас огромная очередь на здоровых детей. Слава Богу, у нас сейчас уже нет такого, чтобы ребенка — ну отказалась, например, там мамочка какая-нибудь бедненькая, и он сидел бы там, пальчиком на окошке писал «мама». Забирают за неделю, за две мало-мальски здоровых детей, и они тут же разлетаются. По крайней мере в Москве, в области, в Центральной России. Может быть, там если далеко уехать, там еще есть, не знаю, я внимательно этот вопрос...

А. Леонтьева:

— Слава Богу.

О. Оводова:

— Конечно. Это очень хорошо. То есть у нас база сократилась раза в три за десять лет. То есть это, конечно, хорошо. То есть здорового ребенка брать нет смысла, потому что... Ну в смысле мне нет смысла — у меня уже есть трое кровных, у меня уже есть другие дети, что я буду бегать, охотиться там, караулить, где кто родит, чтобы мне здорового выхватить? Пусть его возьмут те, у кого детей нет. Ну и как, мы думали, что слепой — это не очень сложно. Оказалось, что сложно, но не это. То есть оказалось, что ребенок настолько травмирован. Во-первых, абсолютно он хрестоматийный, вот как в учебниках написано, вот все симптомы, то есть она жутко травмирована.

А. Леонтьева:

— А что это значит?

О. Оводова:

— Ну, например, на малейшее замечание она хочет умереть.

А. Леонтьева:

— О Господи!

О. Оводова:

— Ну или хотя бы сейчас мы уже делаем успехи — она не умереть, а просто исчезнуть и стать маленькой она хочет, когда ты видишь какую-нибудь ерунду. Типа, ты тут стакан не туда поставила. Или я провод натянула, а она споткнулась через этот провод. И даже не споткнулась, а я ей закричала: стой, перешагни. «Ой, я виновата, я наступила на провод...» И вот она полчаса будет убиваться, что, Боже, какое страшное преступление она совершила, она наступила на провод. И вот это вот постоянно. Это очень выматывает. То есть оказалось, что то, что она слепая — это вообще самое простое. То есть в быту это не мешает вообще никак. Ну единственное, мы ее не пускаем в магазин, потому что у нас дорога — нет регулированного пешеходного перехода. Был бы светофор, я уже бы ее научила. Но у нас ни зебры, ничего, и дорога такая — ну не раз в час машины ходят. То есть пока вот мы не решаемся. То есть дома она абсолютно самостоятельна. Она все делает: готовит простые вещи, убирает, разносит стирку. То есть ей говоришь там: отнеси это туда, это туда — она бегает, все раскладывает. Посудомойку разбирает, там ну ставит не очень хорошо, бывает. Ну да все вообще ерунда. Проблема, конечно, с обучением таких детей, то есть это ребенок с особыми образовательными потребностями. То есть у нас в стране приятно, что у нас есть специальные места, где собираются специалисты, и эти специалисты дают прекрасное образование, но только ценой того, что ребенок не живет дома.

А. Леонтьева:

— То есть это какие-то пансионаты?

О. Оводова:

— Интернаты, конечно. Интернаты — один на регион. То есть если ты живешь в Москве и тебе несколько станций метро до этой спецшколы — прекрасно, можно отдавать туда ребенка с 1 класса, он получит прекрасное образование. И олимпиады они выигрывают у них там, эти слепые, и везде во всем участвуют. И социально-бытовая реабилитация там у них на высочайшем уровне — они стирают и гладят, пуговицы пришивают, все там, там все великолепно. Но мы живем далеко. То есть сдать ребенка на пятидневку...

А. Леонтьева:

— Это значит, что ты взял ребенка, да, из детского дома и потом сдаешь куда-то —это, наверное, двойная какая-то травма.

О. Оводова:

— В нашем случае — да. Она вообще не понимает. У нас только разговор об этом зашел, она говорит: вы меня в интернат вернете? Она вообще не понимает разницы. И нам психолог говорит, что даже не пробуйте. То есть даже попытка воссоздать вот эти вот интернатные условия, она может дать такой откат, что вот все, что мы наработали за эти пять лет, все будет перечеркнуто. Мы даже не пытаемся. А если это какой-нибудь Красноярский край, где у нас от края до центра два часа на самолете — то это ребенок даже на субботу воскресенье не будет ездить домой. И я сейчас говорю не о приемных детях. У нас домашних детей сдают в семь лет в такие вот школы, потому что не умеют учить их на местах. И я считаю, что с этим надо работать, что у родителей должен быть выбор: что они могут и отдать ребенка в интернат, если они знают, что он справится с этим, что он не будет брошенным себя чувствовать, что у них хороший контакт с родителями. Он будет просто знать, что он там учится, что он на выходные приезжает, но не раз в четверть. По крайней мере, я когда читала про это, пишут, что уж, казалось бы, уж элитное-разэлитное это образование — эти английские школы-пансионы, куда самых вот этих вот богатых-то отдают. А ничего подобного, там своих проблем хватает, то есть это не благо. И совершенно не благо для ребенка маленького учиться в школе-интернате. Ну да, там специалисты. Но я считаю, что было бы хорошо, если бы все это дело развивалось в сторону того, что дети могут учиться и так, и по-всякому, чтобы у родителей был выбор.

А. Леонтьева:

— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева. А у нас в гостях Ольга Оводова, учитель нешкольной математики, мама восьмерых детей, пять из которых приемные. Вернемся к вам через минуту.

А. Леонтьева:

— Сегодня мы говорим о семье, у микрофона Анна Леонтьева. У нас в гостях Ольга Оводова, учитель нешкольной математики — о чем, я надеюсь, мы поговорим в этой части программы, — мама восьмерых детей, пятеро из которых приемные. Вот, Ольга, потрясающий рассказ про Ангелину. Ну вот я так понимаю, что все-таки процесс обучения, поскольку вы никуда не сдавали слепую от рождения девочку, вы наладили дома, правильно? Как это все произошло? Я также видела сюжет, где ваш муж Илья рассказывает о том, что он создал какую-то специальную систему для чтения, и девочка очень общительная, и все время что-то читает, пишет, рассказывает. Вот расскажите, пожалуйста, про эту систему и про то, как вы учили Ангелину.

О. Оводова:

— Мы когда взяли ее и собирались учить, мы подумали, что будет трудно выучить шрифт Брайля. Ничего подобного.

А. Леонтьева:

— Что это такое?

О. Оводова:

— Шрифт Брайля? Ну вы в лифте видели точечки? Вот это он. То есть это каждая буква записывается набором из пупырышков, их шесть — три в один столбик и три в другой и, соответственно, то есть или нет пупырышек, кодирует вот каждую точку из этих шести. Всего получается возможно 63 символа, потому что 64-й — это ничего нет, ну это пробел обычно. Поэтому шрифт Брайля немножко сложнее устроен, потому что нам нужно кодировать символов гораздо больше, чем 63: у нас одних только букв в алфавите 33, а еще у нас есть цифры, а еще у нас есть арифметические знаки, а еще есть буквы других языков, ноты...

А. Леонтьева:

— Это невероятная сложность какая-то.

О. Оводова:

— И все это нужно запихать в 63 символа. Но вот сам алфавит, просто вот обычное чтение на русском языке — ну это не сложнее, чем выучить любой иностранный язык в объеме алфавита. Ну я думаю, что за день, за два это вполне можно сделать. Оказалось, что сложность не в этом. Сложность в том, что у нас, у зрячих, не развивается так сильно чувствительность пальцев, она нам просто не нужна. И практически все учителя и родители слепых детей читают брайлевский шрифт глазами, просто как на иностранном языке. Ну даже на своем языке, просто алфавит другой.

А. Леонтьева:

— То есть надо выучить этот язык, да?

О. Оводова:

— Ну выучить. Ну вот возьмите сейчас какой-нибудь грузинский алфавит, ну вы же выучите алфавит?

А. Леонтьева:

— Не знаю, не уверена.

О. Оводова:

— Вам же не язык, вам же надо... Выучите, это нетрудно. Трудность в том, что белые точки на белом фоне очень сложно читать. А когда у нас речь идет о книге, то книга — это такие большие листы, побольше чем наш стандартный А4, плотная бумага. Ну то есть у нас обычно учебник математики — это томов десять, наверное, вот на год таких вот, получается, таких толстеньких томов — восемь, десять. Ну там же еще чертежи тоже вот эти вот точечками сделаны. Ну вот, например, у нас сейчас рассказы про Алису Селезневу, мы в библиотеке взяли — это трехтомник, то есть большой объем. Ужас не в этом. Ужас в том, что они напечатаны с двух сторон. То есть незрячий, когда нащупывает, ему точки с обратной стороны никак не мешают, а мы всю вот эту кашу видим: то есть у нас есть выпуклые точки и выпуклые, которые с обратной стороны, и вот в этой каше нужно прочесть текст. Это тяжело.

А. Леонтьева:

— Так. Как вы выходили из этой ситуации?

О. Оводова:

— Ну все учителя на протяжении многих-многих лет выходят из этой ситуации обыкновенно — берут и читают. Но это трудно. То есть это невысока скорость. Если ребенок, например, сдает сочинение, то учителя — это много-много страниц этим шрифтом, есть такой приемчик: копиркой трут, чтобы точки стали потемнее. Но библиотечный учебник ты копиркой не потрешь. Берут и читают, просто трудно. А у меня муж — специалист по компьютерному зрению, и в тот момент он занимался такой задачей, причем в качестве хобби, это даже не по работе было: он на фотографиях различал со спутниковой съемки айсберги и корабли. При этом они были на глаз просто неразличимы абсолютно. И я пришла, говорю: ага, если ты такое можешь различить, значит, тебе вот эти вот брайлевские точки на листе — это вообще раз плюнуть. Выдели, пожалуйста, пару вечеров и сделай такую программу. Но оказалось, что мне не хватало ума и знаний по предмету: это заняло не пару вечеров, а год вечеров.

А. Леонтьева:

— Ничего себе.

О. Оводова:

— Но тем не менее появилась программа, которая просто по фотографии на телефон — эта фотография определяет, где, там не сами точки, а тени от них — то есть там нужно правильным образом поставить лампочку, чтобы она светила не сбоку, а сверху страницы, ну или к окошку подойти. То есть когда вот свет со всех сторон, не очень хорошо срабатывает программа. Ну то есть немножко надо приспособиться к освещению. Потому что программа смотрит, как тени от этих пупырышков падают, и она распознает. Там же надо не просто точки распознать, а нужно именно выстроить их вот в эти вот шеститочия, соединить в буквы. И он написал такую программу. Это именно с его такой вот профессиональной, научной точки зрения очень интересная разработка, и на тот момент она была абсолютно уникальная в мире. Ну потом еще китайцы опубликовали какую-то статью, поэтому у нас нет патента.

А. Леонтьева:

— Ничего себе, что родители могут сделать для детей, какие открытия!

О. Оводова:

— И он получил правительственную премию за эту разработку. Потому что она действительно очень хороша, очень важна, ее внедрили во все школы слепых. Ну насколько я знаю, во все, то есть по крайней мере школы об этом проинформировали, что такая возможность есть. Мы проводили несколько семинаров онлайн. И ну некоторые скептически говорили, что как раньше как-то привычнее и понятнее. Но были люди, которые говорили: мы ждали такую программу всю жизнь. Потому что ну это реально очень большое облегчение. Ну это как вот ты ходил пешком, а тебе дали велосипед. Немножко чуть-чуть трудно научиться им пользоваться, но зато потом у тебя получается больше преимущество в скорости и в возможностях вообще, как перемещаться. А здесь — как быстрее читать. И у Ангелины образование устроено сейчас так: у нее онлайн-преподаватели по большинству предметов, просто они с ней разговаривают. И, конечно, сложнее всего с математикой. То есть здесь мы тоже подключились и сделали сейчас, еще только вот начали, еще не попробовали. Но у нас девочки старшие учатся в колледже 3D-печати, и они сделали — ну как, мы их попросили, а они сделали кубики с цифрами, на которых эта 3D-печать, брайлевские символы набиты. Потому что с математикой какая сложность? Обычно от руки слепые пишут с обратной стороны: то есть у них лист, и они прокалывают его таким специальным шилом с изнаночной стороны. То есть получается, что ты пишешь, потом переворачиваешь лист и читаешь. Но если ты, например, умножаешь в столбик, то это очень тяжело. Потому что для чего мы вообще запись в столбик делаем? Чтобы все вот эти многочисленные цифры у нас не запутались в голове.

О. Оводова:

— Ну да, у нас зрительно это.

А. Леонтьева:

— То есть мы пишем себе подсказку, иначе ты можешь в уме посчитать. А по Брайлю это намного сложнее. Поэтому мы хотим на кубиках это сделать, но еще пока не сделали. Она стала писать сказки, она сочиняет фантастические совершенно сказки. У нее преподаватель — мы думали, что это будет ну просто репетитор по русскому языку, просто правила — «жи», «ши» — вот это все. А оказалось, что у нас преподаватель — настоящий писатель. И эта писательница научила ее писать сказки. И она сейчас пишет такие сказки. Одна из последних сказок у нее была про девочку, от которой отказалась мама, потому что в ее глазах отражался космос. То есть там такая психотерапия, то есть она сама себе составляет такую психотерапию. То есть она написала огромный текст. А оттого, что у этой девочки было плохое настроение, на земле ухудшалась экологическая обстановка. Поэтому ученые врачи решили найти ей маму, для того чтобы спасти землю от экологической катастрофы. Смотрите, как у ребенка закручено все в голове.

А. Леонтьева:

— Да, потрясающе. Ольга, а я хочу спросить, все-таки мы уже несколько раз сказали, что вы учитель нешкольной математики. Давайте вот как продолжение рассказа о том, как вы создали целую систему для обучения слепой от рождения Ангелины, поговорим о том, как вы преподаете нешкольную математику. Ну то есть первое, что я о вас узнала, что вот вы так преподаете увлекательно, что дети действительно ее не боятся.

О. Оводова:

— Я просто рассказываю всякие интересные вещи — то есть это то, что я очень люблю, мне очень нравится то, что математика, она везде, она вокруг нас. Вообще говоря, математика — это же не отдельная наука, это язык для описания всех процессов, которые происходят вокруг нас. Абсолютно всех. И физики, и биологии, и социальных наук. И вот больше всего я как раз рассказываю об этом. То есть начиная с того, что маленьким детям мы говорим о том, что откуда вообще взялась геометрия?

А. Леонтьева:

— Откуда, Оль?

О. Оводова:

— Откуда? Египтяне сажали свои огороды по берегам Нила, потому что Нил, когда разливается в сезон дождей, он выносит на берега плодородный ил. А потом Нил уходит обратно в свое русло, а только на этих берегах, по сути, можно что-то сажать, потому что все остальное песок. И у них, получается, их разметку огородов каждый раз смывало. Им нужно было приходить и заново все это размечать. Ну им пришлось научиться измерять землю. Геометрия — это наука об измерении земли. А в школе она оторвана от земли, они в тетрадке. Мы выходим на улицу, мы измеряем высоту здания. Вот как взять? Вот Фалес измерил пирамиды. Ну пирамид у нас под рукой нет, мы идем, просто какое-нибудь высоко задание по методу Фалеса измеряем. Потом они приходят в 7 класс — у них там теорема Фалеса, а этот Фалес им уже родной к этому времени. Они с рождения знают, что прямой угол 90 градусов. То есть вот такусенького ребенка спросишь: что такой прямой угол? Он тебе говорит: 90 градусов. А что такое 90 градусов? А почему 90? А мог прямой угол быть 100? А 37? Мог, не мог? Вот давайте поговорим об этом, почему так произошло, что градусная мера прямого угла это 90 градусов.

А. Леонтьева:

— Оль, а вы успеваете вообще заниматься своей профессией, при таком количестве детей, и не таких простых?

О. Оводова:

— Лучше бы вы спросили, успеваю ли я заниматься детьми при такой профессии.

А. Леонтьева:

— А, вот так.

О. Оводова:

— Ну я знаю матерей, которые больше занимаются детьми, чем я. Ну... они молодцы. Ну мои тоже, я не скажу, что они растут как в поле трава — то есть я с ними занимаюсь, я им читаю книжки...

А. Леонтьева:

— Ну уж точно нет, судя по вашим рассказам.

О. Оводова:

— Я им рассказываю всякие интересные штуки. Мы много путешествуем со всем этим колхозом. То есть у нас обе девочки катаются на горных лыжах — та, которая не видит и та, которая не ходит. Вот раз в год мы их возим.

А. Леонтьева:

— Это реально?

О. Оводова:

— Все реально.

А. Леонтьева:

— Как? Вот как это сделать?

О. Оводова:

— У нас в стране есть программа, которая называется «Лыжи мечты». Точнее она называлась «Лыжи мечты», а потом они обросли разными другими видами спорта, и теперь они называются «Лига мечты». Они есть очень во многих городах. То есть они разработали программу по работе с инвалидами, как детьми, так и взрослыми, и они обучают тренеров по разным видам спорта, еще дообучают дополнительно работе с инвалидами. И мы ездим в Сочи — ну туда, где Олимпиада была, на «Роза Хутор». И там вот ходишь мимо раздевалки — там без конца то один, то другой, то третий, то пятый переодеваются — и маленькие, и ДЦПэпшные, и такие, которые ты не понимаешь, как он в коляске-то сидит и не падает, еле-еле — и ничего, его поднимают. У них для каждого состояния разные какие-то инструменты. Если человек совсем не держится, его привязывают таким специальным, ну как ходунки, они это называют слайдер.

А. Леонтьева:

— И катаются.

О. Оводова:

— И с этим катаются, да. Тренеры очень высококвалифицированные, специально обученные такой работе. Ангелину сначала просто по простым склонам она, хлопали — она ехала. Потом ей уже стал скучновато так, ей веревочки на носки лыж, и она едет, так едет, что... Ну тренер ей покрикивает там: правее, левее. Естественно, мы выбираем, когда народа не очень много. Специально приходим рано на трассу. И сезон тоже выбираем, когда народу поменьше. Но мы как-то читали книжку, и там герой плакал от радости. И она говорит: «Я тоже однажды плакала от радости». Я говорю: когда это было? «Когда я спустилась по Явару». Ну вот ради этого, чтобы у ребенка были слезы радости, вчера мы в панда-парк сходили, она все прошла. Инструктор сначала не хотел ее пускать, говорит: не надо. Ну представляете, да, панда-парк — это веревки, натянутые на большой высоте, и там вот эти вот, пролезать. На страховке, естественно. Наверняка видели, сейчас много таких веревочных парков. И он говорит: я не советую. Я говорю: а почему? Опасность для жизни есть? Для жизни — нет. Тогда почему не советуете?

А. Леонтьева:

— Ну травмы.

О. Оводова:

— Нет, там травмироваться негде. Ну то есть в худшем случае они падают, зависают на страховке и пугаются. Ничего хуже, чем испуг, там произойти не может. Но падают очень редко, чаще они просто отказывают идти дальше. Он говорит: ей будет трудно. Я говорю: а ей вообще не очень легко. И потом, когда она дошла до конца — а мы стояли, 40 минут стояли вот так, задрав головы кверху, и говорили: так правую ножку правее, левую ножку левее, правую ручку туда, левую ручку сюда. Но она все прошла. И когда вот он пришел ее снимать, говорит: а я не думал, что она дойдет, думал, приду — сниму. И она хочет, она хочет пробиваться и преодолевать свои страхи. Так вот, про математику. Я вижу математику везде и я об этом рассказываю. То есть я рассказываю о том, как математика описывает наше общество, как математика помогает врачам. Простейшее понятие, именно с математической точки зрения понятие достаточно простое о том, что... Ну эллипс дети знают, и что у эллипса есть такое свойство, что лучи, которые вышли из одного фокуса, будучи отраженными от стенок эллипса, они попадают в другой фокус — это они тоже, ну из школы не знают, но я рассказываю, это нетрудно. А теперь смотрите, как это красиво сделано. Берется половинка эллипса, и не эллипса, а эллипсоида. Эллипсоид — это дыня. Половинка.

А. Леонтьева:

— Вот так я уже начинаю понимать.

А. Леонтьева:

— Эллипсоид — это дыня. Берется половинка этой дыни, и в фокус помещается источник ультразвука. А во второй фокус помещается камень в почке. Сильный ультразвуковой сигнал рассеивается, проходит через ткани тела, и собирается во втором фокусе, удар по камню его разбивает. То есть вот, вы говорите: зачем мне математика, мне математика не пригодится. Я говорю: ты врачом будешь? Вот для чего математика. Курьеру математика — это маршруты выстроить. Ну логистика, конечно, сейчас курьер-то уже ничего не выстраивает, за него об этом позаботились. Но называется: задача коммивояжера. Математика везде. И я все время ищу вот возможность легко рассказать детям о том, доступно детям начальной школы, 5-6 класса о том, что вокруг нас, и где математика им нужна, и как это все устроено.

А. Леонтьева:

— Напомню, что сегодня у нас в гостях Ольга Оводова, учитель нешкольной математики, мама восьмерых детей, пять из которых приемные. Ольга, я хотела вас спросить: вот поскольку вы так увлечены своей профессией, и наверняка у вас какие-то есть наработки, которыми можно воспользоваться? Потому что вот моя семья, нас через математику (мы такие гуманитарии все) протащил такой старенький преподаватель МГУ. Евгений Львович, привет вам, если вы нас слушаете. Ну его наша директор школы называла «трактор». Ну он, говорит, всех протащит. Ну протащил даже нас. У вас есть какие-то курсы или какие-то наработки, которые могли бы помочь родителям в изучении математики?

О. Оводова:

— Мы сделали онлайн-школу, она называется онлайн-школа «Эллипс», и можно посмотреть на сайте школы. И плюс можно найти нас во всех социальных сетях. То есть я очень много рассказываю: я есть на Дзене, ВКонтакте, в Телеграме.

А. Леонтьева:

— Просто набираешь: Ольга Оводова...

О. Оводова:

— Онлайн-школа «Эллипс». Ну Ольга Оводова — тоже найдется.

А. Леонтьева:

— Я просто думаю, что многим это пригодится.

О. Оводова:

— Да, подписывайтесь, приходите. То есть у нас есть курсы платные, которые доступны абсолютно всем, они недорогие. И там расписано по возрасту. То есть вот сейчас а запускаю курс «У дверей геометрии» — то есть подготовки детей с 3–6-го примерно класса, то есть те, которые не изучают еще геометрию в школе, чтобы они пришли в школе, и геометрия была бы им родная. А не вот эта вот скучища, когда они пугаются ее сразу в начале 7 класса и потом даже не пытаются. У меня есть про математику Древней Греции интереснейшие рассказы и всегда с упражнениями. То есть не просто я что-то рассказала, а у ребенка есть домашнее задание, задачи такие, которые они хотят решать. То есть ребенок будет делать только то, что он хочет, особенно маленький ребенок, его нельзя заставить. Поэтому я составляю так, чтобы ваши дети хотели это решать, чтобы они говорили: ну когда же уже следующий урок, мам, можно будет пройти? И приходите, все расскажем.

А. Леонтьева:

— Да, это очень здорово. И я думаю, сейчас вот вы говорите, а я думаю: ну жалко, что мы уже выросли, увлекательно.

О. Оводова:

— А у нас взрослые есть. У меня есть очень классный курс, который я делала для подростков, называется «Не дай себя обмануть, учи математику». То есть там я взяла разные темы, но под общим таким вот соусом — то есть где тебя могут обмануть.

А. Леонтьева:

— А где тебя могут обмануть?

О. Оводова:

— Финансовые пирамиды, кредиты мы рассматриваем. То есть даже не то что обмануть, ну просто знания помогут тебе сориентироваться. Логические ошибки мы рассматриваем, теорию вероятности, можно ли выиграть у казино, кто выигрывает в лотерею.

А. Леонтьева:

— Слушайте, это вот потрясающе. Я считаю, что вот такой предмет должен называться ОБЖ, то что у нас называлось, да, то есть финансовая грамотность.

О. Оводова:

— Ну я не пыталась все способы обмана осветить, потому что их огромное количество, начиная со всяких там звонков по телефону, такого прямого мошенничества. А я зашла именно со стороны математики: то есть какие математические формулы помогают тебе сориентироваться в ситуации. И вот я своих же детей записываю на свои же курсы. У меня Варя приходит, говорит: «Мне прислали такую рекламу, а она подозрительная. Я теперь понимаю, что надо вот проверить, что-то какая-то странная реклама. Твои курсы спасают людей», — это вот мне собственная дочь сказала.

А. Леонтьева:

— Здорово.

О. Оводова:

— И вот на этот курс у меня записываются взрослые и им очень интересно.

А. Леонтьева:

— Так что не все потеряно, я могу.

О. Оводова:

— Пожалуйста, приходите.

А. Леонтьева:

— Хочу, хочу. Ольга, смотрите, передача уже в последней четверти, и я хотела успеть поднять такой очень важный для меня и, мне кажется, для многих вопрос. Вот среди ваших детей двое особенных, и вы их обучаете, вы их любите. Вы сталкивались с такой трудностью, что вам их очень жалко? Ну как в советские времена говорили: жалость унижает человека. Нет, конечно, это не так. Но все-таки как детей не жалеть? Или их нужно жалеть?

О. Оводова:

— Ну вы знаете, мне кажется, когда мне их жалко, я иду плакать в подушку. Но когда я разговариваю с ними, мне кажется, трудно заподозрить, что мне их жалко, потому что я требую по максимуму. Потому что им нужно стать максимально самостоятельными, насколько в их ситуации это возможно. И вот, например, Варя очень мало что может сделать. И иногда, когда я сомневаюсь, действительно ли она это не может или она просто хочет, чтобы ей помогли, я говорю: три минуты. Вот я ушла, через три минуты я вернусь. Попытайся это сделать за три минуты. Если не сможешь, я приду и помогу. В половине случаев оказывается, что она смогла, а в половине — ну что действительно не смогла.

А. Леонтьева:

— Правило трех минут, назовем это так.

О. Оводова:

— Ну да, я так придумала, и мне кажется, что это полезно. Ну я об этом. Но когда я ругаюсь, говорю: вот, ты же не можешь стать дворником!

А. Леонтьева:

— Тут же боится, да.

О. Оводова:

— Тебе надо учиться. Нет, ну в смысле другие-то могут, а ты-то не можешь. Поэтому тебе надо учиться. То есть ну не знаю. Понимаете, ну а что такое жалость? Жалость — это все за них сделать? Или просто грустить о том, что они такие и чего-то лишены? Ну я грущу, да, мне, конечно же, хотелось бы, чтобы они были здоровыми. Но они такие, какие есть. Ну жалко, да. Но это никак не влияет на то, что мы от них требуем.

А. Леонтьева:

— Ну это в вас педагог, я думаю, тоже говорит.

О. Оводова:

— Ну вот, например, опять же Варя там, она не надевает себе шапку. Она технически не может это сделать. Но если она забыла об этом попросить, то она выходит на улицу без шапки, мерзнет, и я ее за это ругаю. То есть я не собираюсь думать о ее шапке. У меня полная голова всяких забот. Я еще буду ваши шапки контролировать? То есть надену я, но думаешь об этом ты. Корм твоей собачке дам я, но если ты мне напомнишь. Не напомнишь — собачка останется голодной. Ну вот примерно так.

А. Леонтьева:

— Хороший ответ, мне очень понравился. У меня еще такой вот вопрос. Оль, вот при том количестве деятельности, и двух особых детях, и пяти приемных детях, и окей, старшие уже немножко выросли и выпорхнули, у вас есть какая-то мечта вот с мужем: просто остаться в тишине, там на берегу моря, чтобы никто вас не беспокоил?

О. Оводова:

— Мы ходим в горы на несколько дней. Когда дети в лагере, мы уходим. Несколько дней в году мы, да, можем себе это позволить. У нас же нет грудных.

А. Леонтьева:

— Несколько дней в году звучит... здорово.

О. Оводова:

— Слушайте, ну они уже не такие маленькие. Мы можем в кино сходить. То есть почему-то вот когда говоришь: восемь детей, то все представляют себе, что у тебя сидят восемь там — типа от года до пяти, и все ложками стучат. Ну это же не так. То есть сейчас с нами живет пятеро, и все большие. И вот единственное, мы не можем Варю оставить одну дома. То есть всегда, если нам нужно всем уйти, то это каким-то образом нужно продумать, кто будет, кто ей поможет там или спасет в случае пожара — это тоже важно. Ну мы живем в деревянном доме, я не могу об этом не думать. Не то что это мой страх, я просто про это всегда знаю, что у детей должны быть инструкции, что делать: огнетушитель здесь, там дверь здесь, сигнализация здесь, — то есть какие них должны быть действия, это они знают. И это нормально. Ну мы их как-то... Да нет, мы охотно с ними общаемся, мы рады, когда они с нами общаются, и вместе в отпуск ездим. Ну вот там иногда — да, можем в кино сходить или там пойти, на самокатах покататься. И вот три четыре дня в году мы в горы уходим, где вообще телефон не берет.

А. Леонтьева:

— Ну судя по тому, какой оборудованной вы приехали — с компьютером, там с какими-то делами, вы используете каждую минуту своего времени, чтобы функционировать, так сказать.

О. Оводова:

— Ну да, я сейчас в метро лекции смотрела — я на курс записалась про методики онлайн-обучения, очень интересно. Конечно, да.

А. Леонтьева:

— Ну это к вопросу о том, что у нас у всех нет времени все время. Ну у кого-то почему-то хватает времени на большее.

О. Оводова:

— Свободного времени как такового у меня нет. Но я выстраивала свою жизнь так, чтобы вот все что я делаю — я это выбрала, я считаю это важным, и я рада, что я это делаю. То есть это не то, что на меня упали какие-то дела, а я их там беспомощно выполняю. Нет, я сама такую жизнь выбрала, я сама решила, что я хочу делать вот это, вот это и вот это. Я это делаю. И с удовольствием.

А. Леонтьева:

— Ольга, вот мы сегодня рассказали про всех ваших детей, кроме восьмого ребенка, Вики. Вот расскажите, пожалуйста, какие с ней были особенности, как вы ее встретили и как это все продолжалось.

О. Оводова:

— Да мы вообще, как обычно, мы не собирались никого брать...

А. Леонтьева:

— Как обычно, случайно.

О. Оводова:

— У Вики были сложности в семье. Она вообще одноклассница Аришки, и она просто приходила к нам в гости и сидела. Приходила и сидела. Сначала вечерами, потом на выходные, потом на каникулы. И на момент, когда у нее умерла мама, оказалось, что она уже физически находится у нас, и нет родственников, готовых ее забрать. То есть там родственники были, но они все написали отказ, то есть она ни минуты не была в детском доме, она уже находилась у нас. Нам сначала дали временную опеку, чтобы не отправлять ее детский дом, потом постоянную. И вот насколько проще, когда ребенок не был в детском доме. То есть несмотря на все сложности в семье, все равно ребенок, растущий в семье, он знает, что его любят, даже если родители не справлялись...

О. Оводова:

— Даже после гибели мамы, да? Ну это же тоже огромная травма.

О. Оводова:

— Ну травма — да, она к психологу ходила. Но тем не менее все равно это настолько лучше, настолько в детских домах детям не место. То есть нормальный, спокойный ребенок. Просто помогаешь им. Ну педагогически запущенная была, мы ей с учебой помогали. Просто помогаешь двигаться к мечте, реализовывать себя. Но вот это вот разгребать вот этот вот ужас вот этой травмированности нам не пришлось. И совершенно на халяву досталась нам прекрасная девочка.

О. Оводова:

— На халяву.

А. Леонтьева:

— Ну да. Ну в смысле вообще никаких трудов, просто взяли и все.

О. Оводова:

— Ольга, ваша семья похожа на какой-то Ноев ковчег, где спасаются дети и сложные, и не сложные, и особенные, и не особенные, учатся математике, достигают своих мечт. Потрясающий разговор, спасибо вам огромное за него. У нас в гостях была Ольга Оводова, учитель нешкольной математики — приходите на курсы онлайн, — мама восьмерых детей, пять из которых приемные. С вами была Анна Леонтьева. Ольга, спасибо за этот очень полезный и потрясающий разговор.

О. Оводова:

— Спасибо.

А. Леонтьева:

— Всего доброго.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем