"Церковная жизнь на Русском Севере". Светлый вечер с митроп. Архангельским и Холмогорским Даниилом (17.10.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Церковная жизнь на Русском Севере". Светлый вечер с митроп. Архангельским и Холмогорским Даниилом (17.10.2016)

* Поделиться

митрополит Архангельский и Холмогорский ДаниилУ нас в гостях был митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил.

Мы говорили о том, как складывается церковная жизнь на Русском Севере, как возрождаются святыни, поруганные в советские годы, а также о том, как научиться доверять Богу и преодолевать трудности на пути к Нему.

 

 

 


А. Пичугин

— «Светлый вечер» на Светлом радио. Здравствуйте, дорогие слушатели! Здесь, в этой студии, Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— ...Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— И мы приветствуем также... Здесь у нас в гостях митрополит Даниил — митрополит Архангельский и Холмогорский. Владыка, здравствуйте!

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— Сегодня поговорим о Ваших необъятных территориях, потому что Архангельская область... Ну, понятно, что сейчас Архангельская митрополия стала чуть меньше, чем... Ну, вернее, Ваша епархия — Архангельская и Холмогорская — стала чуть меньше, чем была до того. Но все равно это совершенно необъятная территория, и мне доводилось путешествовать несколько раз по Архангельской области, и каждый раз думаешь о том, что, вроде бы, до самого Архангельска ну не очень далеко — 300 километров... Я, там, раз в две недели проезжаю расстояние от Москвы до Суздаля, от Москвы до Иваново за два или два с половиной, три часа. А тут семь, восемь, десять, двенадцать часов — и все, чтобы проехать вот то же самое расстояние в 300 километров, при этом преодолев три паромные переправы и еще две речки вброд, и только для того, чтобы добраться до какого-то населенного пункта. И то я из Москвы езжу, а я себе представляю, как местные жители каждый раз в весенне-осеннее половодье отрезаны от дорог, от вообще каких-то центров.

А как Вам удается путешествовать по этой огромной-огромной территории?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— С Божьей помощью! (Смеется.) С Божьей помощью. Ну, и, конечно, же, труды. Труды вельи... Вот неделю назад ко мне приезжала именно из Суры... У нас вот этот самый дальний женский монастырь. Который мы не так давно открыли, монастырь в честь Иоанна Кронштадтского... Вот Сура — на Родине Иоанна Кронштадтского. Там матушка игуменья, матушка Митрофания приехала в Архангельск из Суры. Вот она говорит, 100 километров от Суры до Тропогор они ехали четыре с половиной часа. Вот у нас такие там места есть, где не говорят, сколько километров — не принято (вот так же, как и на Сахалине, и в Архангельске), а говорят, сколько часов добираться. Вот сейчас осень, и говорят: «А-а, ну, часа три с половиной, а то и пять, может быть».

А. Митрофанова

— А как это возможно? Вообще нет дорог - есть направления?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, вот эти вот направления — они еще разбиваются лесовозами, большими машинами. И когда выезжает какой-то джип, он кажется таким беспомощным. Я помню, как мы ехали — вроде бы, и джип-то хороший, «Круизёр-200», вроде, серьезная машина-то, да? Но нас зацепили тросом, и тащил нас трактор. А мы вот такие были беспомощные — вот на брюхе, фактически... Поэтому, конечно же, нужно больше реабилитации, чтобы потом восстановился организм, ну, и чтобы отремонтировать автомобиль. Такое тоже, конечно...

А. Пичугин

— Часто, да?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да. Вот ездим, двигаемся, когда на вертолете передвигаемся. Вот мечта у меня, конечно, какой-нибудь дирижабль сделать. Такой уже недорогой будет, и можно как-то действительно передвигаться, чтобы совершать богослужения в самых далеких уголках нашей епархии, подобно как в этом году мы были на Кий-острове, и, оказывается, там несколько столетий не было архиерейской службы, в этом монастыре.

А. Пичугин

— Как бы там не Никон последнюю служил!

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, да! И вот то ощущение, которое ты переживаешь, те чувства в твоем сердце, они, конечно, компенсируют весь твой вот этот путь, все вот эти вот лишения, которые есть. Конечно же, это стоит пережить. Это вот такое состояние я переживал, когда первый раз был на Афоне. Гора Афон, у Иверской иконы... Вот нечто подобное я переживаю в таких местах, как Кий-остров. Удивительный, действительно, монастырь.

А. Пичугин

— Мы сейчас поговорим, я думаю, про Кий-остров.

А. Митрофанова

— Расскажите подробнее про Кий-остров. Это название, которое, наверное, многие слышали, но не всегда понятно, что за ним стоит. Визуализация картинки...

А. Пичугин

— У кого-то ассоциируется с палкой...

А. Митрофанова

— А у кого-то с палкой. (Смеется.)

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Ну, да, автомобиль «Киа»... (Смеется.)

А. Митрофанова

— Или так!

А. Пичугин

— (Смеется.) Или так, да.

А. Митрофанова

— Но, вместе с тем, это место очень знаковое для нашей культуры, я бы даже так сказала. Расскажите подробнее о том, что там происходит, зачем Вы туда ездите.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да. Монастырь расположен в Белом море, такой город у нас — Онега. Ну, это громкое название — 20 тысяч населения, что это за город?

А. Пичугин

— Ну, для Архангельской области — знаковый.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Ну, да, все-таки он имеет статус города, и до него тоже нужно добраться, доехать на автомобиле. Но радостно, когда ты уже видишь это вот море. И если закрыть глаза, то это море настолько похоже на Охотское море, которое на Сахалине, на этот океан... Север — он очень похож...

А. Пичугин

— Похож, да.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Похож, да. И вот когда прибываешь в Онегу, то от Онеги где-то... Ну, смотря на какой лодке, на каком катере, корабле — можно полтора часа идти, можно час идти...

А. Пичугин

— А на моторной лодочке — и полчаса.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— На моторной... Да, и можно... Ну, вот за полчаса — минут 40 можно дойти. И это такой небольшой островок, но он очень красивый, живописный. Он чем-то похож по природе на вот эти Валаамские островки Валаамского монастыря.

А. Пичугин

— Но только вот главный остров — 700 метров на 1 тысячу 200. Совсем крошечный.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, да! И история такова, что когда патриарх Никон попал в шторм, шел на корабле... И вот когда в шторм попадают люди, то тогда, по словам Достоевского, «кто на море не бывал, тот досыта не молился», когда тебя от  блаженной Вечности отделяет одна дощечка, а здесь уже железячка отделяет, но Вечность — она рядом, и каждый переосмысливает свой жизненный путь и начинает усердно молиться Богу, тогда действительно настоящая молитва появляется у человека. И вот такая молитва была у Никона и у тех его сподвижников, которые были на корабле. И Господь услышал эту молитву, и они были выброшены на этот остров — Кий-остров. И он увидел, что это остров действительно потрясающе красив. И он дал обет, и на этом острове, таким образом, был построен монастырь. И он относился к Соловецкому монастырю. И понятно, что первые монахи и дальнейшие монахи были с Соловков. И, конечно, там и устав такой строгий, и замечательные там сохранились... порядка четырех каменных храмов и один деревянный... Вот такой сосновый бор. Там очень удивительная вода. Но, к сожалению, там мы сейчас не взяли этот монастырь, не забираем его. Потому что чтобы забирать, всегда нужно найти людей. Ведь...

А. Митрофанова

— «Не забираем» — в каком смысле? Поясните, пожалуйста.

А. Пичугин

— Епархия.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Ну, Русская Православная церковь, епархия — мы не забираем этот монастырь в собственность. Потому что мы не в силах этот монастырь как-то содержать. Его, во-первых, нужно наполнить хотя бы двумя-тремя людьми, монахами, подвижниками, которые бы действительно совершали молитвы. Ведь цель любого монастыря — это очищение окружающей среды, духовной среды, от самой страшной болезни — это страшнее, чем СПИД, чем рак. Эта болезнь называется «грех». Это действительно скопище вот этих «бактерий» греха, страстей человеческих. И там, где совершается служба, конечно же, преображается, в первую очередь, природа, а во-вторых, и люди преображаются. Почему в первую очередь природа, животный мир? А потому что они напрямую воспринимают божественную энергию, божественную благодать и не ставят преград в своем сердце. А человек — он да, упирается, он не хочет. И часто бывает, как с тем медведем — вначале уши отрывают, а потом уже хвост. Вот так же здесь меняется состояние там, где начинается служба.

Я вспоминаю: когда я приехал на Сахалин, и не на что было строить кирпичные, красивые такие вот храмы, и мы решили строить деревянные, то один из правящих архиереев, из соседей моих сказал: «Владыка, да чего это? У нас же люди пьющие такие — сожгут быстро, просто жалко эти труды». Я задумался, и вот пока я думал и переживал, мне потом попалось это выражение святителя Иоанна Златоуста. Оно звучит так: «Если построен храм и в нем совершена хоть одна Божественная литургия, оправданно строительство храма сего». То есть храм столько дает вот этой благодати, что все эти затраты перекрываются. И я тогда, это услышав, возрадовался, и с той поры я стал строить деревянные храмы, я их особенно полюбил...

А. Пичугин

— Со спокойной душой...

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Потому что знаю, что Господь эти храмы хранит, если это Ему нужно. А если нужно другое, то храмы страдают вместе с людьми. Как, помните, вот этот удивительный случай — не только храмы, и святые страдают... Когда Белая армия отступала, и решено было вывезти мощи киево-печерских святых, то в определенный день вынесли на площадь эти гробнички такие, и выстроились солдаты, и митрополит Антоний Храповицкий подошел, чтобы в последний раз приложиться к этим мощам, и чтобы они были не поруганы безбожной властью, эти мощи погрузить на корабли и увезти в другую страну... То когда он подошел к одним первым мощам, то оттуда вышел пламень, из этого гробика, и опалил ему бороду и омофор. И для него это было знаково, что святые угодники Божии хотят разделить страдания своего народа — здесь, на этой земле. Они разделяют страдания, они молятся за свой народ. Вот храмы, монастыри, иконы, мощи разделяют страдания своего народа. Если Господь попустит, чтобы были объяты огнем, это будет, если не попустит — не будет.

А. Пичугин

— Даниил, митрополит Архангельский и Холмогорский, сегодня гость программы «Светлый вечер» на Светлом радио.

Давайте, владыка, вернемся к Кий-острову. Вы говорите, что пока епархия не будет его забирать. Наверное, надо просто слушателям объяснить, что сейчас эта маленькая территория, вот всего, как я сказал, 700 метров на 1 тысячу 200, полностью является домом отдыха.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да-да-да. И то дом отдыха там функционирует с июня по август. То есть три месяца этот остров живет...

А. Митрофанова

— Три условно теплых месяца.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, условно теплых месяца. Туда приезжают люди. И людям, конечно, нужно отдать должное. Это люди... Я их уважаю за их выбор и за их некий такой аскетизм. Они приезжают... Ведь там «туалеты свободного падения». Там нет душа у людей. Там есть баня.

А. Пичугин

— Одна на весь остров?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да. Вот они заказывают там баню, помылись — а дальше, извините, вода есть — и все. Дело в том, что там не хватает воды. Там монастырский колодец, который есть, вот из него и качают, и понятно — на всех не хватит.

А. Пичугин

— Еще который патриарх Никон освящал?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, да. Но все остальное время, вот эти девять месяцев в году, жизни там нет. И начинается, особенно с осени до зимы, вот этот период, когда уже корабли туда не могут ходить, и «только вертолетом можно долететь».

А. Пичугин

— Ну, снегоходом еще иногда. Когда чуть лучше погода, я знаю, некоторые люди добираются на снегоходах.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, да, это уже зима. А вот осень, когда еще и лед не стал...

А. Пичугин

— А в межсезонье — да...

Митрополит Даниил (Архангельский)

— ...и он какой-то там никакой... Поэтому если туда, конечно же, людей взять, послушников, монахов, то это, во-первых, должны быть молитвенники. Ведь не каждый священнослужитель, я говорю, вот такой еще молитвенник сильный . То есть степень созревания — она у каждого в свое время. И вот бывают какие-то испытания вот этим климатом — не каждый может выдержать.

А. Митрофанова

— А есть вообще в наше время люди, которые способны были бы на такой подвиг? Мы же все-таки другие. Мы другие по сравнению с людьми времен Средневековья. Мы гораздо больше привыкли к комфорту. Мы вообще как-то более сконцентрированы на себе, что ли. И к тому, чтобы жить в таких условиях, мы физиологически и психологически не подготовлены.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, Алла, Вы, конечно, правы, что мы другие. Я вспоминаю письмо Игнатия Брянчанинова — это же 150 лет назад, когда он писал, что «нашему поколению не дано столько физических и духовных сил, сколько прошлым поколениям. Почему не дано? Не потому, что Богу жалко дать, а потому что мы сами умалили себя. То есть каждый грех действительно умаляет, отнимает силы. Это видно даже по той природе, по тем фруктам и овощам, которые есть. И понятно — и физическая сила уже не та, и духовная не та. Мы засорены, действительно, зашлакованы грехом. Но все равно подвижники — они есть, будут. Просто часто мы смотрим неправильно друг на друга. Мы ожидаем... Вот человек начинает свой христианский путь, и мы уже к нему сразу какие-то претензии предъявляем. Мы думаем, что вот он должен быть таким, Таким, таким. А на самом деле он-то еще другой. Вот как представим себе, что человек пришел в фитнес-клуб, и он видит там девушек. Сейчас у девушек тоже такой перекос есть — они берут гантели и качают себе бицепсы. И вот, как мне один рассказывал, «я пришел и увидел там девушку с определенным весом и все, и я тоже говорил тренеру: «Давайте я буду». Он говорит: «Нет-нет-нет, Вам нельзя. Нужно начинать с малого. Не спешите, не спешите, не спешите». Вот в духовной жизни тот же самое. Мы начинаем с малого, постепенно. А дальше идет степень созревания. Степень созревания христианина, независимо от того, кто он — мирянин, монах, иеромонах, епископ. Степень созревания зависит не от продолжительности твоих молитв, не от продолжительности жизни в христианской среде, на своем посту, а от чего? От... Ну, я приведу слова знаменитого святого Исаака Сирина. Как он пишет, «воздаяние бывает не добродетели от Бога (то есть добродетель — например, постничество), и не труду, который человек предпринял». А чему же тогда награда от Бога бывает-то? «А рождающемуся от них смирению». Если смирение не родилось, то всуе напрасен этот труд и напрасна сама добродетель».

А. Пичугин

— Даже самый строгий пост.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, конечно. Змея вообще ничего не ест. Но когда утром весной просыпается, у нее самый опасный яд. (Смеется.) Да, как говорят отцы Церкви.

А. Митрофанова

— Владыка, скажите, а какая тогда связь между суровыми климатическими условиями и смирением?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— А знаете, климатические условия — это некая скорбь, некое лишение, самоумаление. И оно помогает человеку прийти в правильное состояние. Ну, как в народе всегда говорят: «Гром не грянет — мужик не перекрестится». То есть некие вот эти минусы помогают человеку. Но могут не помочь, если человек упрется. Вот что-то происходит с целым народом, с целыми странами. Да, мы понимаем, что пришел вот этот вот негатив. Что это? Это посещение Божие. Для чего? Не для того, чтобы отомстить. Мы часто Бога воспринимаем в таких категориях — человеческих, страстных. «Ага, Бог мстит. Ага, сделал, как мы. Мы мстим соседу».

А. Митрофанова

— Ну, как боги-олимпийцы, знаете, в античном сознании.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да. А здесь другое — Бог спасает, Бог лечит. Но, бывает, лекарство не работает. Божье лекарство не работает на человеке. Не потому, что лекарство не то Бог выбрал, а потому что воля человеческая. Вот мы сейчас подходим к такому состоянию, которое описывается в Апокалипсисе. Помните, как Бог посылает казни, чтобы народ побежал в храмы и осмыслил свою жизнь, и решил исправиться.

А. Митрофанова

— Ну, в каком-то смысле, мне кажется, человечество в разные периоды своей истории подходило к этому состоянию. Вспомнить зачумленные города или воинов, которые казались людям, живущим в тот момент, настоящим светопреставлением.

А. Пичугин

— Причем, гораздо острее даже, может быть, чем в ХХ веке, потому что все-таки тут и медицина появилась, много чего еще, а в Средневековье, например, ощущение Апокалипсиса, наверное, было гораздо острее.

А. Митрофанова

— У Толстого в «Севастопольских рассказах» почитать, какое там ощущение Апокалипсиса от созерцания всех этих конечностей...

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Ощущение Апокалипсиса одно — реакция людей. Помните, в «Апокалипсисе» что сказано? Что «идут страшные казни»... Реакция людей — самое интересное! Ведь эти все посещения Божии — это милость Божия к людям. Как врач пришел, начинает лечить. Вот помогает пациент, когда он говорит: «Доктор, да, он укусил себя, схватился за кресло и терпит». Или же пациент начинает бить по рукам врачу. Конечно, он тогда ему не поможет. Вот в «Апокалипсисе» сказано, что люди хулили Бога. То есть знали, осознавали, почему, за что. Но мы не хотим. То есть вот, помните, евангельские Гадаринские вот эти вот бесноватые и жители Гадара и Гергесы (это города)? Они вышли и просили Бога: «Отойди. Господи, ну, мы и так свинской жизнью этой живем, что ну не мешай нам. Ведь Ты уже нас лишил... Ты пришел, с Твоим приходом, с Твоим правильным законом Ты нас лишил нашего бизнеса. Мы поставляли эту свинину римским воинам, и все нормально, все по-еврейски, все хорошо. Мы ее сами не едим — не-не-не, мы ее поставляем другим, да. Пускай мы нарушаем закон — это совсем мало, чуть-чуть». Вот реакция... Но они не хулили Бога — они просили Бога отойти. Я говорю: а самое страшное будет в будущем, когда люди будут хулить Бога, хулить Небо. Вот это самое страшное.

И, возвращаясь как бы к монахам, вот эти условия избирают. Вот я бываю когда на Афоне, я вижу ведь — ведь тоже, как они там живут? Ведь утром вот это — встать... Я с ними в одном скиту находился. И действительно, мы целый день ходили там, и уже тоже такие — еле-еле, уже и ноги понатерли там. А вечером служба. Утром — ага, встать. Батюшка говорит... Я говорю: «Я хочу повынимать частички из просфорочек». Мы вынимаем частички — это самое высокое поминовение, которое есть во всей Церкви, когда за человека вынимаешь частичку. И понятно — у тебя же много людей, и всех хочется помянуть. И нужно прийти, к примеру, не в 4 часа утра, когда все монахи приходят, а я хочу пораньше прийти и, значит, на 40 минут раньше прихожу. А встать еще раньше нужно и эти молитвы прочитать. И понятно, что голова не соображает, ты чувствуешь свою действительно вот такую физическую немощь. Ну, а как быть в этом случае? А вот нужно опыт других воспринять. Вот что  делают спортсмены? Они берут самых лучших тренеров, эти тренеры показывают им, как нужно преодолевать то-то и то-то и достигать результатов. У нас вот такие есть тренеры, и «олимпийские чемпионы», я их называю, это святые угодники Божии. И нам пошагово рассказывают, как преодолевать. В первую очередь, нужно в себя уходить — какой ты мерзкий, гадкий и ленивый. Ну, и за волосы себя поднять.

А. Митрофанова

— (Смеется.) «Упражнение Мюнхгаузена», как я это называю!

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, «Господи, помоги!» «А еще там, помню, и света нету. — Оказывается, свет — он был, я не нашел выключатель».

(Смеются.)

А. Пичугин

— Это на Афоне или на Кий-острове?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— (Смеется.) На Афоне. Значит, благополучно вернулся...

А. Пичугин

— Возвращаясь если к северным монастырям... Я просто... Вот это действительно — Вы рисуете картинку, все совершенно так и есть. Но когда стоишь на Кий-острове и смотришь в сторону берега, ты прекрасно видишь и Онегу, и все поселки — вот они, буквально в двух шагах. Если бы не было моря, то пешком туда идти... ну, не знаю — часа два, наверное, полтора. Вот они все, 12 километров, меньше даже. Но добраться туда невозможно в холодное время года или в распутицу. А у Вас же есть еще, например... Ну, у Вас довольно много таких отдаленных монастырей. Артемиево-Веркóльский монастырь...

Митрополит Даниил (Архангельский)

— А, Вéркольский!

А. Пичугин

— Да, Вéркольский.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Потому что деревня Вéркола, и, значит, ударение — Вéркольский монастырь.

А. Митрофанова

— Как мне нравятся эти северные названия!

А. Пичугин

— Артемиево-Веркольский монастырь — он от деревни Веркола находится на другом берегу реки Пинеги, через которую нет моста. И в распутье, в половодье тоже туда не доберешься просто так, потому что за ним начинается тайга на многие километры. Но ведь там же возродилась монашеская жизнь — там уже довольно много насельников.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, и, наверное, это и удивительно и показательно, что вот наместник Артемиево-Веркольского монастыря...

А. Пичугин

— Отец Иосиф?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, отец Иосиф — он москвич. То есть москвич, который вырос в благоприятной среде, в других условиях жизни. Знаете, вот такой пример был, как к одному — это, по-моему, Арсений Великий... Да. К Арсению Великому пришел один монах, посмотрел, как он живет, побеседовал с ним. Приходит к другому монаху и говорит: «Я думал увидеть такого аскета крайнего, но, к сожалению, я этого не увидел». И тогда вот тот монах решил поправить этого монаха и задает ему вопрос: «Слушай, а ты до монашества чем занимался?» Он говорит: «Ну, пас овец». — «Хорошо. А на чем ты спал?» Он говорит: «Ну, на рогожке. Ну, подстелил, там, на полу и спал». — «Хорошо. А вот потом, когда стал ты монахом, ты на чем спишь?» — «Ну, тоже на рогожке». — «Значит, ты себя никак не утеснил? Ты так, как и жил, так и живешь?» — «Ну да», — говорит. — «А Арсений Великий был приближенным к императору, таким сановником. И он спал — ты даже не можешь представить себе, какие у него были кровати, перины, слуги и прочее. А вот сейчас ты соблазнился тем, что он спит на какой-то кроватке ветхой, а не на рогожке. Он себя утеснил, по сравнению с тем?» Тот: «Да, да еще как!» — «Ну, вот видишь!»

Действительно, вот отец Иосиф — он приехал и действительно утеснил себя. Утеснил себя и приехал не по своей воле — по послушанию. Он тоже... Ведь как бы цель... Этот мир — он же управляется Богом. Хозяин этого мира... У этого мира есть хозяин. И вот как хозяин в своем дворе — у него там куры, утки, собачки, животные, все. Он их держит до того момента, пока они исполняют волю хозяина. Он же их и создал, и поместил, с тем чтобы исполнялась воля. И хозяину хорошо, и этим зверушкам, и всем хорошо. Всем существам хорошо. Вот человек — это такое существо, которое выделено из всех других тем, что человеку Господь дал еще право осознанно выполнять волю своего хозяина.

А. Митрофанова

— Или не выполнять, как иногда бывает.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Или не выполнять, да. И человеческое счастье (по-славянски, это «блаженство») — оно и заключается в том, когда человек выполняет эту волю. И тогда вот эти токи этой положительной энергии входят в его сердце, и это сердце переживает состояние мира, покоя, радости. Вот то, что мы сейчас видим, особенно современная молодежь перестала получать эту радость естественным путем и перешла на противоестественный. Значит, нюхнуть, курнуть, глотнуть... (Смеется.)

А. Митрофанова

— Ну, это по-разному бывает. Очень разные они, молодые люди.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Конечно! Некоторые... Я говорю вот эту совсем крайность. Но другая крайность. Есть прямой путь, а есть непрямой путь, да. Вот какая-то подделка. Есть душевность — есть духовность, да. Душевность — искусство, там, высокое, я понимаю, но все равно это душевность. А духовность — это другое. И вот да, приехали из Москвы люди, остались и живут уже порядка лет 16 в том монастыре, где действительно, опять, мы говорим, сейчас там уже условия созданы, друзья мои. Более-менее уже все это есть. А раньше, когда я приезжал еще в первый год, то... Но Господь давал опять утешение, радость и какую-то силу и энергию.

А. Пичугин

— Там и настоятель храма в Верколе — отец Илья — тоже москвич. В свое время приехали они с женой из Москвы.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— И с детьми! (Смеется.)

А. Пичугин

— И с детьми, да. Митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил — гость программы «Светлый вечер» на Светлом радио. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин, и через минуту мы вернемся в эту студию.

Митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил — гость программы «Светлый вечер» на Светлом радио. Здесь, в этой студии, Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин.

Владыка, чтобы закончить тему с Кий-островом, смотрите... Я недаром Вас спросил про Артемиево-Веркольский монастырь и про его суровые условия. Все-таки монастырь на Кий-острове может стать вновь монастырем через какое-то время? Или все это такой памятник, останется памятником, домом отдыха, но при этом с такими прекрасными соборами, где иногда, время от времени будет совершаться служба?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Я думаю, что он должен стать. Он должен стать...

А. Пичугин

— А что для этого должно произойти?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Для этого нужна воля человеческая. Потому что воля Божия есть, чтобы там был монастырь. Значит, нужны те люди, которые откликнутся и захотят именно жить в этом месте.

Вот я когда там побывал и совершил службу, вот знаете чего мне захотелось? Мне захотелось оставить митрополию и поселиться там. Вот честно.

А. Пичугин

— А Вы уже не первый человек, который об этом говорит.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да. Захотелось вот там поселиться и начать жить. Митрополитов-то найти, наверное, еще можно. Мне кажется, легче найти митрополита, чем такого монаха, который бы жил на этом острове. (Смеется.) Дело в том, что там действительно благодать Божия сохранилась. И такое ощущение, что в этом храме постоянно совершались службы. То есть стены источают вот эту божественную благодать, божественную радость, божественную милость.

А. Митрофанова

— Владыка, Вы когда рассказывали про дороги в Архангельской области, я вспомнила сове путешествие по Якутии однажды, по трассе федерального значения «Лена» (М-56, по-моему, она называется), которая тоже в документах значится как трасса, но на самом деле это «направление», такой очищенный от леса лунный пейзаж со всякими колдобинами, размывами и так далее. Мы ехали по этой трассе тоже на вполне вменяемой машине. Когда у нас третья шина прокололась, мы поняли, что менять уже нечего. И стали стоять прямо там, посреди леса, и ждать какого-то подкрепления. Подкрепление пришло, но спустя несколько часов. В итоге, из пункта А в тот самый пункт В, куда мы направлялись, мы доехали с существенным опозданием. Была глубокая ночь. Знаете, что меня больше всего поразило? Вот в Якутии, где люди, судя по всему, привыкли к тому, что люди так могут передвигаться и задержаться в дороге? Нас ждали. Я не знаю, сколько часов они нас ждали. Я не знаю, сменяли ли они друг друга, пока нас ждали. Потому что понятно — у всех семьи, дети. Но должны приехать гости — их надо как-то принять. Нас ждали с горячим ужином, с распростертыми объятьями, и для меня это было каким-то... ну, потрясением! Понимаете, столько часов прождать... Неизвестно, когда они приедут. А вдруг они передумали? А там же еще связь не работает, не ловится в этих лесах. С нами связаться никак нельзя — не позвонишь на мобильный телефон. И мы приезжаем и видим вот такой прием. Меня эти люди поразили, гораздо больше, чем дорога.

Вы могли бы рассказать о том, какие люди у Вас в Архангельской области? С кем Вы там встречаетесь? Кого Вы там увидели? Вы же приехали туда с Сахалина. Чем Вас эти люди удивили?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Вы знаете, вот удивили, и я анализировал: вроде бы, там граница и здесь граница. Вот когда я приехал на Сахалин, меня спросили... Одна из первых наших таких передач — меня спросили: как Вы себя здесь ощущаете? Я им сказал: «Я ощущаю себя здесь пограничником». Конечно, это привело в недоумение журналистов. Они говорят: «А почему?» Я говорю: «А потому что здесь же проходит граница — не только государственная, здесь и духовная граница проходит. И, — говорю, — я увидел: с точки зрения государственной здесь все в порядке, а с точки зрения духовной это катастрофа». Они говорят: «Почему?» Я говорю: «А вот Вы не видите. Больной часто не видит, что у него туберкулез, что у него рак, а врачи видят». Я говорю: «Вы понимаете, на 30 приходов, 30 религиозных объединений здесь зарегистрировано 170 неправославных. Христианские объединения — это секты всякого рода. Понимаете, это значит — границу прорвали и устроили какие-то такие партизанские отряды в тылу нашей страны». Я говорю: «Это нормально, если у нас сейчас мы скажем: там — ваххабиты, там — такие-то, там такие-то лагеря у нас в наших лесах?» Они говорят: «Нет!» Я говорю: «Ну вот то-то! Здесь понимаете что происходит? Идет вот такое растаскивание человеческих сердец». И здесь, говорю, когда я приехал в Архангельск — тоже граница. И там море, и здесь море. Там островная епархия — и здесь я попадаю снова в островную епархию. Но люди отличаются. Вот я как бы отвечаю на Ваш вопрос. На Сахалине более открытый народ. А в Архангельске Север наш подразумевает — многие люди с прищуром и с недоверием смотрят на любого человека...

А. Пичугин

— Суровые поморы — они веками там жили.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— ...на любую власть, да. Недоверие с прищуром. Почему? А потому что Сахалин — это Чунга-Чанга, называю.

А. Митрофанова

— (Смеется.)

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Вот с 1905 года по 1945-й основная часть острова, где самые хорошие условия, была занята японцами. А потом, когда наши освободили, и даже полицейские японские... Наши зашли в Южно-Сахалинск, в эту столицу нынешнюю острова, то их встретили японские полицейские, выстроены в ряд, отдают честь, вооруженные, у них там пистолеты и они говорят: «Мы готовы все это сдать. Что скажете?» Тогда наши сказали: «Ничего не сдавать, нести так же патрулирование все». Потому что для русских все японцы — на одно лицо, и как их распознать там... И управляли обстановкой в городе, конечно же, японские полицейские. Вот так и было. А потом все это... они все благополучно уехали. А дальше уже народ стали привозить — не под автоматами, а их привлекали, этот народ, «пряниками» — квартирами... И народ поехал: «А я еду, а я еду за туманом!» Вот и поехали. И поэтому народ — непуганый. А в Архангельск ехали как под дулами автомата... Нет, тогда только линейки были, да? Ссылки были, вот эти выселки, лагеря. Потом расконвоировали их, им запрещали уезжать, они оставались там. Потом эти лагеря закрывались, и там же, в этих поселках и селах жили и вертухаи, вот эти надзиратели, как их называли там, и вот эти бывшие осужденные. И, таким образом, если, я говорю, там 30-40 тысяч населения было в Архангельске на момент революции, то потом стало, конечно, уже там порядка 300-400 тысяч населения. 400 тысяч! Значит, откуда они? Вот зачастую — люди с поломанными судьбами. И в эти вот 20-е годы люди лежали на тротуарах, часто умирали с голода, с холода. Им нельзя было оказывать  помощь — это тоже было наказуемо. Вот так люди жили. И поэтому понятно, что люди отличаются. Они уже напуганные, они уже выученные. Плюс суровые климатические условия.

Поэтому люди есть разные. Я к чему это говорю? Что некоторые приезжают и встречаются с такими замечательными людьми. И говорят: «Ой, мы были там такие-то...» А они говорят: «Ой, а мы встретились — там жесть такая! К нам такое какое-то отношение: «Вы кто такие?»

А. Пичугин

— А, я и тех, и других наблюдал у Вас.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, и такие, и такие есть. Поэтому нельзя... В процентном отношении я не могу сказать. Конечно, они добрые у нас и хорошие, люди, но они недоверчивые. Потому что они понимают, что история может повториться.

А. Митрофанова

— Владыка, Вы — митрополит, Вы приезжаете, на Вас смотрят с прищуром. Что Вы делаете? Как Вы на это реагируете? (Смеется.)

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Молюсь, проповедую, общаюсь. Дело в том, что сразу человеку не верят. Он должен пожить. Ты должен показать, что ты не «гастролер», что ты с серьезными намерениями. Ну, вот как приходит парень, я условно говорю, в деревню. Что, сразу он начал ходить за девушкой, и сразу она отдаст ему свое сердце и свою руку? Конечно же, нет. Ну ты покажи себя. Так же и здесь — люди привыкли верить не словам, а поступкам. Они смотрят на человека. Что ты?.. Или ты пришел заработать денег, может быть, использовать местные ресурсы и местный народ, или же ты приехал жить. Ну, и, конечно, недоверие.

Вот у меня там один священнослужитель приехал, я его отправил в одну большую деревню. Он москвич, он работал в какой-то немецкой фирме, он знает... он переводчик с немецкого. Все в порядке. И вот он, молодой человек, приехал. И он говорит: «На меня смотрели вначале как на ненормального». Вот в этой деревне, конечно же, счастье, если человек уехал. Вот думают, что где-то там тебя ждут, и так хорошо и все так здорово.

А. Пичугин

— А тут к ним приехали!

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да. И для них счастье, если он приедет в Москву, устроится на работу. Это счастье.

А. Пичугин

— Даже не в Москву — в Архангельск.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Даже в Архангельск, точно, да. А если он приехал в Москву, и в Москве он и работу нашел, как вот этот батюшка, и еще и квартиру, и после этого — «зачем Вы к нам приехали?», вот ему задавали этот вопрос. «Ну скажите, зачем Вы к нам приехали?»

А. Митрофанова

— «Сознайтесь, зачем на самом деле Вы к нам приехали?» (Смеется.)

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Они не могли разобраться. Умирающая деревня, храм, который требует реставрации. И, понятно, местные жители — они сами без работы, они не могут. И вдруг этот батюшка привозит кого-то, которые начинают шевелиться, чего-то двигаться. И тогда: «Слушай, ну что, он деньги, что ли, отмывает? Тоже...» Не сходятся никакие теории. И потом уже: «Ага, все-таки да, он верит в Бога. Оказывается, эта вот вера такая у христиан...» То есть народ потерял — не весь народ, а часть нашего народа (это, к сожалению, большая часть) потеряла свой стержень (вера — это стержень), свою культуру потеряла. Почему сейчас идет экспансия? Прививки всякого рода привозят из-за границы и прививают наш народ. И они начинают верить, что, к примеру, поморы — это люди норвеги. Это, оказывается, норвеги. Вот какая теория, да. То есть «Вы должны к нам присоединяться» и прочее. Вот такие глупости — все это насаждается, насаждается, насаждается. Но если человеку, как американцы говорят, 99 раз сказать, что «ты свинья», на сотый раз человек захрюкает. Так и есть, конечно же.

И поэтому тяжело, действительно, миссионерствовать, тяжело проповедовать, тяжело нести слово Божие в наших краях — тяжелее, чем где-то.

Я вспоминаю: когда еще был на Сахалине, то не все наши... Вот мои коллеги — как я их называю, епископы — понимали, что народ... местность одна отличается от другой. И говорили, что «нужно больше» — «ага, больше, там, всяких курсов, всего, на это упор делай». Я говорю: «Нет, в первую очередь, это, действительно, на молитву упор, на слово Божие. Но результат... Мы не должны ориентироваться на результат. Это за Богом уже. Если Он настроит, откроет сердце — будет. Если без этого — ничего не будет». И, как говорили, больше, там, лекторов... Я говорю: «Знаете, если мы идем таким путем, если мы считаем, что нехватка только знаний, а не воли, то, — говорю, — знаете у кого нам нужно учиться? Самые лучшие миссионеры — это я был... священнослужители из Закарпатья. Знаете, они там чудотворцы все». Он вышел — и он никакой проповеди не говорил. «Молытеся, кайтэся — и усэ». И ни курсов, ни литературы — я приехал в этот храм, а народ прет! Давайте мы их сейчас возьмем, и пускай они у нас учат нас здесь, русских людей, особенно северных, как нужно действительно с народом общаться.

А. Пичугин

— Так, наверное, там народ искони всегда шел?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Так вот! Я говорю, просто традиции. И, плюс еще, мы говорим: климатическая теплота (я так шучу) влияет на теплоту сердечную.

А. Митрофанова

— Это правда.

А. Пичугин

— Я думаю, что да.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Где теплее, где больше как-то... чувства — они другие. У нас, говорю, мы примороженные. Я говорю — вот... Чего Вы, владыки? Говорю: простите нас. Я говорю: «Я теперь северянин, я примороженный».

А. Пичугин

— Митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил сегодня в программе «Светлый вечер» на Светлом радио.

У Вас огромное количество храмов. Вот важная очень тема, как мне кажется. Тем более, что не так давно у нас в гостях были представители организации «Общее дело», которая каждый год там устраивает десятки экспедиций у Вас по епархии, по Архангельской области. И по Вологодской, и в Карелии — куда они только не ездят!

Есть ли какой-то проект? Просто еще 20-30 лет назад было около 500 деревянных храмов, за которые... Либо в деревнях жилых, какие-то, может быть, действуют, какие-то затеряны вообще в тайге... А сейчас их количество резко сокращается. А есть ли у епархии планы, может быть, по взаимодействию с «Общим делом», может быть, отдельно, но поддерживать их и как-то спасать?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, конечно же. И это единственная епархия Русской Православной церкви — наша, наша митрополия, где больше всего еще сохранилось деревянных храмов. Но какой минус? Если храм — собственность государства, то у нас есть такая возможность — зарабатывания денег людьми ниоткуда. Они приходят, выигрывают тендеры. И если вот положить бревно — я условно говорю — новое — 100 рублей, положить бревно в памятнике культурного наследия — это уже совершенно другая цена.

И даже такой случай был вот не так давно. Значит, часовня уже заваливается. Значит, понятно — денег никто не выделит, и они благополучно умирают — и все, валятся — и все. И просто списываются. То есть списать можно — легко, завалилась — и все, и конец, да. А сделать нельзя — нельзя без государства, нельзя, не так. И вот местные жители собрались и сделали так, как делали их предки. То есть они из подручного материала подремонтировали крышу обычную, железом ее покрыли, сделали. Но начинается сейчас уже там скандал: «Вот, что сделали эти люди?» Ну, расстрелять их, наверное, я говорю, нужно. Давайте их расстреляем. То есть новую срубить? Сруби! К тебе претензий не будет. Старую — не трожь, пускай завалится. А денег не выделяется!

А. Митрофанова

— Какая-то извращенная логика, вообще-то!

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, как у нас все. Вот так. То есть нет чтобы этих людей поблагодарить и сказать: «Мы Вас благодарим, все... Просто в следующий раз Вы, там, с нами хоть посоветуйтесь». Но на них начинается сейчас такой вот... такая напасть. То есть, вроде, доброе дело сделали, а вот... Поэтому и часто люди уже боятся. Они боятся и говорят: «Ну ладно. Ну, завалится — новую потом построим. Это просто легче, это дешевле». Вот такой... Неправильные у нас такие вот законы, к сожалению. Хотя ведь можно внести, очень легко внести, что вот консервация, то есть временная. То есть можно временно поставить и железную крышу — это временно. То-то и то-то. Но, оказывается, там столько бумаг, столько всего. Есть, конечно, такие проблемы, но мы пытаемся их решать. Конечно, пытаемся решать и с людьми общаемся. И пытаемся найти благотворителей. Но одно дело — где-нибудь здесь, где есть дороги, другое дело — там, у нас, где дорог нету. И часто не осталось еще... Даже стоит храм или часовня — а жителей уже не осталось. Наш Север, действительно, требует людей мужественных и сильных духом. А земля, к сожалению, оскудевает. Опять: она оскудевает не сама по себе зачастую... Вот в школах не преподавали своей культуры, своего патриотизма. У нас выбитая часть поколения, она просто выбита. Слава Богу, что сейчас как-то начинается уже... Уже, оказывается, это не «услуги», оказывается, что школа начинает заниматься воспитанием. Это когда вот начало 90-х годов, и у нас был, помните, по-моему, профессор такой, известный педагог. Он говорит: «Как-то нам в 90-е годы и сказали, что «заниматься воспитанием детей — это уже не Ваша теперь сфера». Тогда, — говорит, — мы задали вопрос в министерстве: скажите тогда, а кто теперь отвечает за воспитание детей? «Ну как — семья пускай отвечает». — «Подождите». И тогда он задал вопрос: «Скажите, вот сейчас, завтра медицина скажет, что «мы теперь не занимаемся лечением детей — детей должны лечить дома родители». Вот вообще на это согласятся? Кто учил родителей медицине? Они не могут, их не учили лечить детей, они не умеют. Вот лечить детей мы не доверим родителям, а учить мы им доверим? А кто их учил? У них даже начального знания нету. Как с ребенком? То есть это значит, никто не будет отвечать за воспитание?»

А самое страшное — это вырастет действительно, вот как вот... Ну, я вот я делаю такое сравнение... Вот, к примеру, собака бойцовская — вот если эта собака вырастет... Ну, она же замечательная охранница. Но если она не будет воспитана, не слушается, то это беда. Если лошадь сильная, и вырастет, мы вырастили лошадку хорошую, но если эта лошадка ни во что не ставит людей и кого хочет бьет ногами, копытами, эта лошадь — она просто убийца. Вот так же и можно вырастить детей, целое поколение, которое, знаете... Знания есть, а воспитания нету. И получается злой гений. Злой гений опасней намного, чем не гений, когда человек с меньшим знанием. Вот что самое страшное. И почему? Конечно же, люди уезжают. А любовь к Родине не привита, «любовь к отеческим гробам, любовь к родному пепелищу» — помните вот эти замечательные слова?

А. Митрофанова

— Я думаю, что дело не только в этом.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, не только, да!

А. Митрофанова

— Кстати говоря, родители очень разные бывают, и многие прекрасно справляются с этой задачей воспитания.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, разные! И не только в этом, да! Да, конечно. Конечно, конечно.

А. Митрофанова

— Но, мне кажется, дело еще и в том, что если посмотреть на перспективы жизни в таких удаленных местах — Вы говорите о брошенных деревнях... Я бывала в аналогичных местах в Карелии, видела покосившиеся часовни, брошенные дома и абсолютно обезлюдевшие улицы, деревни, просто полностью населенный пункт — там никого не осталось. Сложно там сейчас, заниматься людям нечем.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да, да.

А. Митрофанова

— Придет туда, допустим, один человек — что он там сможет? У него, допустим, семья, у него жена и дети. Где они будут учиться, кто будет за ними присматривать? И так далее. Это настолько непростая история. Тут дело не только в «любви к отеческим гробам и к родному пепелищу», что абсолютно справедливо.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Конечно же, конечно! Я просто одну часть только взял. У нас не хватит времени раскладывать вот это все. А на самом-то деле оно есть. Если в основе нет духа, то все. А дух, действительно, он и формы находит, и прочее, прочее.

Вот такой один замечательный рассказ — я не помню, с «Общего дела» Вам не рассказывали? Я как-то сижу у себя вечером в кабинете, и завтра я собираюсь лететь в Москву. Я подписываю, последние такие резолюции кладу, всякие рассматриваю документы. И вот мне попадается такое вот письмо с фотографиями красивой часовни в честь целителя Пантелеймона. И люди пишут: «Владыка, благословите, мы своими силами все-таки восстановим. Мы не хотим, чтобы привлекались люди извне. Мы все-таки... Вот у нас село хорошее, мы восстановим». И там описывают рассказ, как... Не рассказывали Вам?

А. Пичугин

— Нет, нет.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— По-моему, 1947 год, после войны. Всего несколько мужиков в селе, один из них — бывший танкист, он ныне тракторист, и живет, работает. Наступает вот эта осень — дожди, холодно. У этого человека в семье заканчиваются дрова и нечем топить. И он тогда к председателю приходит. А тогда времена были такие... Мы говорим, почему народ-то уезжает: если ты не имеешь права пойти в лес и срубить, и что-то такое, то что тогда это?

А. Пичугин

— Федор Абрамов очень хорошо это описал.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да-да. И вот он говорит председателю, этот мужчина: «Разреши мне, я дрова привезу». — «Нет, нельзя». — «А почему нельзя?» — «Ну вот нельзя, да». — «Ну, а чего же мне делать-то тогда? У меня же жена, дети». — «Ага, тогда...» Тут наутро приходит председатель и говорит: «Слушай, я придумал, что. Вот рядом часовня. Смотри, какой там лес. Давай, руби его, руби часовню все — и все нормально, и топи, пожалуйста». И когда он это сказал, председатель, то там... Раньше в домах жили как — и мама, и бабушка... И те говорят: «Ты антихрист! Да ты что, хочешь, чтобы мы прокляты были? Мы же... Именно эта часовня была нашим молитвенным зданием, мы вымаливали своих мужей, когда они были на фронтах, и прочее. Да ты что?!» Ну, все, выгнали председателя.

А. Митрофанова

— Выгнали председателя?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Да.

А. Пичугин

— Наоборот.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Ну, из дома председателя выгнали.

А. Митрофанова

— А, из дома выгнали?

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Ну, из дома председателя выгнали — «уходи!» Из дома его выгнали — «уходи, это же что ты такое говоришь-то?». Значит, этот тракторист походил-походил, и ему закралась мысль хорошая: конечно, это же кощунство — ломать часовню, не мы ее строили, наши деды. А крыльцо какое замечательное! Ну, я крыльцо сломаю и пока буду топить. И, вроде, тут уже ничего. А потом крыльцо новое построим».

Вот он берет топор, пилу и идет. Но своим не говорит — опять не поймут. И вот когда он, описывает, подошел к этой часовне, поднял глаза — а вот в проеме дверном стоит Христос.

А. Митрофанова

— Ого!

Митрополит Даниил (Архангельский)

— Он Его увидел — Господь стоит. Вот Он, это не икона, а Господь явился! И он видит в Его глазах не месть — Он стоит не как судья, который сейчас испепелит и огнем сожжет, а в Его глазах — любовь. Любовь и страдание. И он тогда, вот этот тракторист, вспомнил свое детство — как его водили маленьким в храм. Когда он помнил эти молитвы в храме, запах ладана. Он упал на колени, заплакал и впервые перекрестился за многие годы. И когда вернулся домой, то он сказал: «Жена, я видел Христа!»

Вот это описано было. Я прочитал, и меня аж пробило до слез.

Ну, вот приезжаю на следующий день в Москву на эту конференцию «Общего дела». Я там выступил, посидел, и мне нужно было чуть пораньше уйти. Я извинился и направился к выходу. Меня выгоняет пожилой мужчина, говорит: «Владыка, владыка, можно Вас на минуточку?» Я говорю: «Да». — «Вот мы писали Вам прошение. Вы его рассмотрели? Чтобы вот эту часовню... У нас есть целителя Пантелеймона... Фотографию приложили, чтобы Вы благословили нам ее поделать самим, без привлечения средств извне»...

Я говорю: «Да-да-да, Вы еще рассказали вот этот пример замечательный». Он говорит: «Да». Я говорю: «Вы знаете, он перевернул мне все сердце, я прочитал». Тогда этот человек говорит: «Владыка, владыка, этот тракторист — это мой отец». Я тогда задаю вопрос: «Скажите, Вы не замерзли? Как там?» Он говорит: «После этого случая я родился и еще несколько детей. Мы выжили, все». То есть Господь особенно как-то, бывает, показывает — такие вещи происходят, что, конечно же, он и остался там, действительно, преодолев вот эти трудности. Магазина нет, школы нет. Почему люди-то уходят? Того-то нет, того-то нет. Вот есть такие замечательные случаи, которые нельзя забыть.

А в этих Ворзогорах(?) — отец Алексий еще Вам расскажет. Там вообще такая история тоже — она потрясающая...

А. Пичугин

— Надо будет как-нибудь Вас вместе с ним позвать.

А. Митрофанова

— Господь — великий режиссер, а жизнь — потрясающая штука. Это единственное, что я могу сказать в завершение нашей программы. Спасибо Вам за этот разговор.

Митрополит Даниил (Архангельский)

— И Вам спасибо. Мы так как-то поверхностно... Мы не все смогли — не о всем рассказать, не все выделить. Но я благодарю Вас, что Вы меня пригласили. Я впервые пришел к Вам в гости. У Вас очень замечательная, теплая обстановка. И если нет понимания окружающих людей, то и разговор не состоится.

А. Пичугин

— А приходите к нам. Приедете в следующий раз в Москву...

А. Митрофанова

— Прилетайте!

А. Пичугин

— Да, прилетайте. Будем рады Вас всегда здесь у нас видеть. Поговорим еще об Архангельской области, о тайге, о епархии, о Вашем служении. Да много тем, на самом деле, всегда найдем, о чем поговорить.

А. Митрофанова

— Митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил был сегодня гостем программы «Светлый вечер» на радио «Вера». Мы, Алексей Пичугин и я, Алла Митрофанова, прощаемся с Вами. До свидания.

А. Пичугин

— Всего хорошего!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем