Светлый вечер с Владимиром Легойдой

Владимир Легойда

Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, член Общественной палаты РФ.

Темы беседы:

— Книги для чтения в трудных ситуациях;

— Разное восприятие литературных произведений в разные времена;

— Способы познания мира: религия, наука, культура;

— Умение понимать искусство, воспринимать красоту;

— Красота в христианской культуре.

Ведущая: Марина Борисова

М. Борисова:

— Добрый светлый вечер, дорогие друзья, в студии светлого радио Марина Борисова и наш сегодняшний гость, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО и член Общественной палаты Владимир Романович Легойда.

В. Легойда:

— Добрый вечер.

М. Борисова:

— Владимир Романович, хочу вам сегодня предложить такую тему, немножко непохожую на наши обычные темы разговоров по пятницам, мне тут показалось в разговоре с одним из наших гостей, что очень важно проговорить, что такое круг чтения православного христианина, но не с точки зрения погружения в основы православной веры, а с точки зрения нормального чтения светского, которое помогает пережить трудные времена. Почему мне пришла в голову такая, может быть, странная тема — я вспомнила, как в начале 90-х, когда все летело в тартарары, почва уходила из-под ног и совершенно непонятно было, как в этом хаосе находить опору и вообще, как жить дальше, было интервью со Станиславом Говорухиным, ему задали вопрос: что бы вы посоветовали читать в эти смутные времена? И он сказал, что он очень советует почитать или перечитать Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Я тогда вняла его совету, потому что «Робинзона Крузо» я читала в какой-то далекой юности, я решила его перечитать и поняла, почему именно в этот момент он посоветовал перечитать эту книгу — потому что помимо много другого, что в ней есть, есть очень важная такая точка опоры, когда человек теряет все, оказывается на необитаемом острове и в обломках корабля, который прибило к берегу, находит одну-единственную книгу — это Библия, и вот опираясь на эту самую Библию, которую он достаточно по-светски отвергал до того, как попал в такую ситуацию, начав ее читать в этих новых условиях, он постепенно не только становится верующим, но и начинает то, что сейчас называют «практиковать веру», то есть он начинает еще вспоминать богослужение и пытаться его воспроизвести, потому что понимает, что это для него крайне важное и может быть, самое важное. Вот о книгах, которые помогают в смутные времена, у вас есть какой-то такой ориентир, которым вы могли бы поделиться?

В. Легойда:

— Я смеюсь, потому что я сейчас «Бесов» перечитываю, точно не «Робинзона Крузо», хотя, как всегда, нахожу у Достоевского бездну юмора и особенно начало там просто потрясающее, там на каждой странице, когда он знакомит с героями, описывает характеры и пишет, как «Верховенский впадал в гражданскую грусть, а иногда еще впадал в шампанское, и вот Варвара Петровна за ним следила и от этих банальностей его оберегала», это, конечно, гениально и по выражению, и по всему. У меня нет и мне кажется, что здесь, с одной стороны, можно и нужно, наверное, спрашивать, рекомендовать, делиться тем, кто что читает, а с другой стороны, я думаю, что здесь универсального рецепта нет, потому что это противоречит природе искусства, я имею ввиду то, что мы же по-разному все время отзываемся на те или иные тексты, вот в этом великое чудо искусства, что текст книги, которую мы перечитываем, никогда не меняется ни на одну букву, а мы каждый раз читаем новую книгу, это зависит, конечно, прежде всего от того, кем мы в данный момент являемся, но также и от ситуации, что мы переживаем, как, и я думаю, что никакой гарантии нет, ну и трудных ситуаций не бывает абсолютно одинаковых, поэтому мне кажется, что здесь скорее универсальным является сам совет чтения, потому что искусство действительно погружает нас в другой мир, и там мы много чего можем найти, в том числе и какой-то поддержки. Единственное, еще к этому могу добавить, что мне кажется, это не обязательно должны быть книги, уводящие в какое-то другое, как «Робинзон Крузо», хотя там есть как раз скорее запараллеленные какие-то вещи, то есть, условно говоря, необязательно вот чтобы отвлечься, хотя, опять же, индивидуально. А по чтению у меня сейчас так сложилось, я решил просто пять великих романов перечитать в хронологическом порядке, это пятикнижие Достоевского, поэтому у меня сейчас «Бесы», потом «Подросток» и «Братья Карамазовы».

М. Борисова:

— Но вам совсем немножко осталось, «Братьев Карамазовых» вы вообще знаете наизусть, насколько я понимаю, по крайней мере по частоте цитирования можно сказать, что это уже почти что собственный текст. А вы предпочитаете художественного Достоевского или публициста-Достоевского?

В. Легойда:

— Я публициста очень плохо знаю, я знаю, конечно, самые известные какие-то выдержки из «Дневника писателя», «Пушкинскую речь», а так они у меня стоят сиротливо. Когда-то я взялся читать и какие-то годы у меня прочитаны и там у него есть очень сильные, важные для меня, я среагировал на эти куски — про образование, естественно, но так, к стыду моему, он и не читан весь у меня, поэтому, конечно, художественные.

М. Борисова:

— А читать и перечитывать, насколько я понимаю, пятикнижие Достоевского вы перечитываете далеко не первый раз, откуда потребность возвращаться к знакомым текстам? Ну, есть, наверное, не так много текстов, которые вы по жизни постоянно перечитываете.

В. Легойда:

— Не так много, к сожалению, потому что есть такая мысль, афоризм, который мне очень нравится, что читать стоит только те книги, которые нужно перечитывать, потому что если книга на одно прочтение, то, в общем, ее в принципе можно и пропустить, потому что критерий серьезной, глубокой, гениальной, талантливой литературы, один из критериев то, что к этому нужно возвращаться. Потом, можно же по-разному возвращаться, если это большой текст, можно к каким-то кускам или какое-то медленное чтение, но у меня это, что называется, в плане, здесь не то, что я сижу и жду, когда у меня возникнет потребность перечитать, я понимаю, что вот — ой, когда я читал уже «Дон Кихота» последний раз? Уже, наверное, лет пять прошло — ну, надо перечитывать. Как-то оно скорее так.

М. Борисова:

— Но есть ведь книги, которые при перечитывании можно и «потерять».

В. Легойда:

— Есть.

М. Борисова:

— Я себя поймала на том, что в пандемию решила немножко поднять настроение и перечитать «12 стульев» и «Золотой теленок»...

В. Легойда:

— Сняли с языка.

М. Борисова:

— ...и я потеряла эти книги для себя, потому что то очарование которым было окрашено воспоминание о том, как я когда-то в юности это читала, все исчезло и оказалось, что это достаточно плоско, достаточно вторично, ну и в общем, как-то...

В. Легойда:

— Да, здесь мне есть что вам сказать по этому поводу, потому что когда я обнаружил, что студенты не знают этого языка Ильфа и Петрова, на котором мы в свое время разговаривали и до сих пор продолжаем какие-то фразы оттуда вспоминать, я задал себе вопрос: а так ли это плохо? В каком-то моменте вдруг мне или кто-то сказал, или я у кого-то прочел, или сам подумал: а так ли это плохо? И я, честно говоря, на сегодняшний день я считаю, что в этом вообще нет ничего страшного, я дважды пытался перечитать «12 стульев» и дальше там какой-то страницы не могу подвинуться.

М. Борисова:

— Но, на самом деле, есть книги, к которым на моих глазах люди идут чуть ли не всю жизнь, зная, что вообще-то надо это прочитать, пытаются это сделать и не раз, и только уже в вполне зрелом возрасте открывают для себя то, что для поколений давно открыто. Так вот у меня буквально недавно моя подруга открыла для себя «Доктор Живаго», она честно пыталась раз десять его прочитать, у нее ничего не получалось, получилось только сейчас.

В. Легойда:

— Вот здесь я как раз вполне понимаю ее первые десять попыток, чем последнюю, потому что я отношусь к той категории людей, которые считают, что это довольно такие...как бы это не сказать, чтобы это не прозвучало моськой, лающей на слона...короче говоря, там гениальные стихи, вот так скажу. (смеется)

М. Борисова:

— Но есть ли вообще что-то такое, чтобы можно сказать: «вот это абсолютно замечательная книга, ее всем нужно прочитать, а потом перечитывать», но ведь это зависит от массы каких-то параметров, которые невозможно просчитать.

В. Легойда:

— Конечно, это тоже вшито в природу искусства, которое индивидуально, и, как ни горько, может быть, «терять книги», как вы замечательно сказали, но это тоже часть этого. Еще один интересный поворот этой темы, которую вы сейчас затронули — это когда-то в интервью задали вопрос, я, честно скажу, до этого не задумывался: есть ли какие-то книги из обязательного списка, которые прошли мимо вас или я скорее мимо этих книг? Я, например, понял, что в моей жизни, (сейчас, наверное, страшную вещь скажу) но совершенно ничего не значит книга «Маленький принц». Я ее, конечно, когда-то читал, как мне кажется, сейчас я даже не могу вспомнить, но я к ней не возвращаюсь, не говорю этими образами, я не «убираю планету», я прошел мимо нее совершенно точно.

М. Борисова:

— Но с «Маленьким принцем», мне кажется, тут абсолютно поколенческое, потому что она идеально вписалась в атмосферу и интеллектуальную, и настроенческую 60-х годов, поэтому мое поколение знает ее наизусть, потому что мы на ней выросли, это как раз наше детство и то время, когда родители ее для себя открыли, поэтому она в каждом приличном доме была, и все ее бесконечно читали, но я же отношусь к поколению счастливых людей, для которых Винни Пух был в первый раз.

В. Легойда:

— Да, это классно, но все-таки, возвращаясь к «Маленькому принцу», я не знаю, может быть, здесь есть какая-то поколенческая тема, но я знаю очень многих ровесников и людей младше меня, для которых «Маленький принц» это где-то рядом с Библией и в этом смысле мне все-таки кажется, что и среди моих сверстников очень много почитателей этой книги, которая для них что-то очень-очень знаковое.

М. Борисова:

— Но ведь даже к таким величинам, как любимый ваш Федор Михайлович Достоевский отношение сугубо индивидуальное у всех, более того, на протяжении жизни оно может очень сильно меняться. И я, помню, очень любила Достоевского в юности, потом, когда я пришла в Церковь, начала читать святых отцов, у меня абсолютно пропало всякое увлечение Достоевским...

В. Легойда:

— Я помню этот рассказ ваш, но не только к Достоевскому, а вообще к светской литературе, насколько я помню, да?

М. Борисова:

— К светской литературе — да, но к Достоевскому особенно, он был любимый и вдруг перестал быть любимым, перестало хотеться его перечитывать, потому что казалось: ну Господи, на фоне святых отцов это вообще все, о чем это? А потом наступил период, вот этот неофитский порыв, когда все понятно и когда все разложено по полочкам, вдруг полетело в тартарары, оказалось, что жизнь гораздо интереснее, ничего я в ней не понимаю, и вот в этот самый момент я начала возвращаться к Достоевскому абсолютно другими глазами, и с тех пор как-то мы с ним до сих пор дружим. Но я думаю, что это касается не только Достоевского, тексты — это загадочная среда, в которой мы еще должны обрести вкус жить, потому что если мы не научимся, это то же самое, что смотреть великие полотна, я знаю массу людей, которые искренне за компанию со своими просвещенными родственниками ходят по всем выставкам и честно ничего не понимают, потому что не умеют смотреть, не умеют видеть.

В. Легойда:

— Да, здесь я готов присоединиться к числу этих ходящих с родственниками, потому что я, опять же, рискуя разочаровать наших уважаемых слушателей, могу сказать, что у меня всегда вызывали восхищение люди, которые могут сорок минут у картины стоять и находить там что-то, переживать это все, вот я в такие интимные отношения даже с величайшими полотнами вступать не умею и хотя мне доводилось бывать и в наших, и в зарубежных музеях мира, и стоять перед этими самыми великими полотнами, памятуя о том, что, как сказала Фаина Раневская (или ей это приписывают, чего ей только не приписывают), что «Джоконда сама может выбирать, кому нравиться», и у нее есть еще тоже вот эта фраза, что «не могу долго смотреть ей в глаза, она обо мне знает все, я о ней ничего». Но я, конечно, какие там сорок минут, даже не хочу говорить, сколько я в состоянии простоять, другое дело, что, конечно, если ты что-то прочитал или тебе рассказывают: «обратите внимание...», но это может еще какое-то выиграть время, но признаюсь в этом с величайшим сожалением, потому что мне кажется, что это, конечно, часть такого личностного развития, которого я, к сожалению, лишен.

М. Борисова:

— Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО и член Общественной палаты проводит с нами и с вами сегодня этот «Светлый вечер», и мы говорим о роли искусства в нашей бренной жизни. Вот, Владимир Романович, как вам кажется, насколько вообще это все нужно, это все гарнир или это сущностная вещь, которая должна присутствовать в жизни каждого человека, чтобы он лучше раскрылся?

В. Легойда:

— Это, конечно, не гарнир, я тут опять немножко, что называется, академически позанудствую, я в данном случае ученик Вяземского, хотя эта мысль встречается и у других достойных людей, я исхожу из того, что Богом нам даны, если кто-то не верит, что Богом даны, можно считать, что в принципе у человека присутствуют три основных способа познания мира и себя: это наука, искусство и религия, и причем они разные, они на разное направлены, у них разные методы, они друг другу не могу противоречить, но и они друг с другом не пересекаются, но они пересекаются при этом в человеке, потому что человек может быть ученым, верующим и играть на скрипке, например, или на гитаре, неважно, и поэтому если ты какого-то из этих способов познания лишен, значит просто твоя картина мира беднее, ты вот здесь чего-то не понимаешь, поэтому в этом есть часть ценности образования лично для человека, не для человечества, для которого образование и наука это способы улучшения качества жизни, еще чего-то, а вот лично для человека, если он не имеет представление о науке, как об особом способе познания мира, то в его картине мира этот взгляд отсутствует, поэтому точно также религия, точно также искусство и если это в жизни человека не присутствует, это не гарнир — присутствие, это проживание, как Умберто Эко, знаменитое «Письмо внуку», где он много рассуждает интересно, в том числе и про интернет, и вот он там говорит, что если ты будешь много читать, то у тебя не только будет хорошая память, но и уже в преклонном возрасте ты поймешь, что ты прожил множество жизней в то время, когда кто-нибудь, находящийся рядом с тобой, вот доскрипывает свою одну, потому что, как Юрий Михайлович Лотман нам объяснил, искусство — это опыт непрожитого и это опыт в ситуации отсутствия опыта. Понятно, что по целому ряду причин, естественных вполне, я никогда не буду мушкетером, но поскольку «Три мушкетера» было моей одной из любимых книг в детстве, то я многократно проживал все эти ситуации, и мы и в школе этими образами жили и прочее. Поэтому это, конечно, единственная, по большому счету, возможность получить опыт там, где мы его в жизни никогда не получим, поэтому это, конечно, не гарнир.

М. Борисова:

— Но ведь если вспомнить хотя бы название самой знаменитой аскетической книги «Добротолюбие», ведь там же речь идет не о добре, там речь идет о доброте, о красоте, то есть, на самом деле это тоже речь об искусстве, не случайно великие аскеты называли искусством молитву. Но все очень переплетено, у нас в голове полная каша, мы, по-моему, совершенно не можем понять, где вообще искусство, а где какой-то белый шум, который почему-то искусством называют.

В. Легойда:

— И с этим я тоже, пожалуй, соглашусь, в том числе и поясню свой подход: наука, искусство и религия, как не пересекающиеся вот эти вещи все-таки, с одной стороны, изначально таковы, с другой стороны, поскольку все-таки жизнь развивается, культура меняется, то, конечно, автономность свою они обрели достаточно поздно друг от друга, уж по крайней мере, наука просто поздно сформировалась в современном смысле, потому что современная наука с тем, что у древних греков, имеет мало общего, да и даже со Средневековьем ранним тоже, и даже зрелым, а вот искусство и религия, они все-таки рука об руку идут довольно долго, а в каких-то культурах до сих пор не расходятся. Но даже если оставаться в рамках европейской культуры, то любой музей нам легко это покажет, что подавляющее большинство сюжетов, они религиозные для картин. Здесь, конечно, есть вот эта составляющая, а есть та, о которой вы сказали, что к искусству относится то, что, наверное, к нему имеет уже мало отношения, хотя это во многом связано, может быть, с появлением массовой культуры, если стоять на той точке зрения, что она появляется уже в индустриальную и постиндустриальную эпоху или проявляется, но и сегодня современные оценки массовой культуры, да и современная массовая культура тоже довольно быстро меняется, как и все в мире. Какая-то мне статья попалась на эту тему недавно относительно свежая, и там сказано, что современные оценки массовой культуры зависят от оценок глобализации, если вы стоите на позициях того, что глобализация это внедрение условного «макдональдса» во всем мире, то есть, огрубляя, сказать, что это плохо, то и массовая культура — это плохо, а если вы стоите на той оценке, что глобализация — это в первую очередь возможность приобщения всех к тому, к чему раньше могли приобщиться только некоторые и что с помощью того же пространства интернета, те же, допустим, пусть виртуальные, но великие музеи мира сегодня доступны для всех, то это другая оценка массовой культуры, тут надо, конечно, договариваться о терминах, что мы о массовой культуре пониманием. Поскольку у меня эта тема присутствует в лекциях, я говорю всегда, что основной критерий массовой культуры, ее отличие от не массовой, это — нужно ли применять какие-то усилия, то есть основная характеристика массовой культуры — это доступность, физическая, материальная, техническая, и, что называется, духовно-интеллектуальная, массовая культура не предполагает со стороны потребителя никаких особых усилий для того, чтобы ее потреблять.

М. Борисова:

— Но это то, что раньше называлось «дивертисмент».

В. Легойда:

— Да, пожалуй, хотя тут тоже много есть загадок, потому что, наверное, мы все-таки Моцарта сегодня к массовой культуре не отнесем, а при жизни уж некоторые произведения совершенно точно таковыми безусловно являлись.

М. Борисова:

— Но почему, есть классическая музыка, которая вполне, на мой взгляд, подходит под определение «дивертисмент».

В. Легойда:

— Может быть, да, или которое опопсело со временем. Я очень плохо в музыке разбираюсь, во всем этом пространстве, но мне кажется, что замечательное произведение «Времена года» Вивальди до такой степени затаскали везде, включая рингтоны телефонов, что его просто невозможно слушать.

М. Борисова:

— Так это то же самое, что и с «Джокондой» произошло, когда она стала на пакетах, на каких-то брошках, на коробках конфет и везде, где угодно, после этого воспринимать ее даже в Лувре, я думаю, достаточно сложно.

В. Легойда:

— Наверное, да, затирается. Но это к вопросу, опять же, все равно о глобализации какой-то, потому что туристические потоки, куда бы мы не приехали, мы везде понимаем, что любое туристическое место, оно берет вот эти уникальные вещи и превращает их в сувенир, который: вот вам Данте, вот вам «Давид» Микеланджело, везде они в этих нелепых исполнениях самых разных размеров и можно купить «Давида» любого размера, и отвезти к себе домой, и поставить на полку.

М. Борисова:

— А как вам кажется, храм Василия Блаженного относится к той же категории или все-таки он остается Покровским собором? Ну вот он растиражирован, как самый знаковый и узнаваемый образ Москвы.

В. Легойда:

— Да, но он все-таки, мне кажется, больше как символ растиражирован, я просто не знаю, я не встречал вот этих всех побрякушек всех, которые для туристов делают, не знаю, есть, нет?

М. Борисова:

— Наверняка.

В. Легойда:

— Просто я, как турист давно не был в Москве...

М. Борисова:

— А надо попробовать, вдруг вам понравится.

В. Легойда:

— Да, но мне кажется, что Покровский собор, он все-таки сам по себе, я когда-то там был на экскурсии и какие-то фразы я запомнил, что-то такое экскурсовод нам говорила, просто я не знаю, все ли наши уважаемые слушатели представляют себе или были внутри, наверняка не все, там ведь нет больших пространств, он создавался скорее как памятник и символ, чем как храм, в котором постоянно будут молиться, там очень много маленьких комнатушек, где определенные люди должны будут молиться, народ там молиться не мог, потому что там места нет для этого и он, собственно, действительно как символ и строился отчасти, насколько я понимаю, да простят меня искусствоведы, если я что-то сейчас перепутал. Поэтому здесь, мне кажется, совершенно какая-то особая история.

М. Борисова:

— Глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО и член Общественной палаты Владимир Романович Легойда проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова, мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова:

— И снова здравствуйте, дорогие радиослушатели, в эфире Радио ВЕРА «Светлый вечер», который сегодня с нами проводит глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО и член Общественной палаты Владимир Романович Легойда. И мы говорим о роли искусства, литературы, вообще всего прекрасного и непознаваемого в нашей жизни, насколько это все важно или неважно для нас вообще и для нас, как христиан в частности. Вот для нас, как христиан, с искусством все непонятно, потому что первое, что мы читаем в истории Русской Православной Церкви — это то, как послы Владимира Красно Солнышко отправились на поиски самой замечательной привлекательной религии и вот излагают свои впечатления от службы в Софии в Константинополе. Ну ведь это абсолютно такая рецензия, это эстетическое восприятие священного спектакля, священной мистерии и такое отношение к богослужению, оно воспринимается очень неоднозначно, то есть есть люди, которые считают, что это мешает молиться, другие говорят, что...

В. Легойда:

— ...вы имеете ввиду фразу, которая в «Повести временных лет» написана, что «мы не знали, где мы были, на небе или на земле, так это было прекрасно»?

М. Борисова:

— Да, дело в том, что ведь это синтез, но об этом Флоренский писал, многие писали, что вот это удивительный синтез того, что происходит в храме, когда работает на восприятие абсолютно все, включая саму архитектуру и церковную живопись, и музыкальное оформление, и саму драматургию вот этого священного мистического действа, которое происходит на наших глазах, в котором мы принимаем участие, все это вместе это такой синтез искусств, который должен воздействовать на душу человеческую для того, чтобы она раскрывалась, но так ли это для нас, и вообще в состоянии ли мы это все вместить и что нужно делать для того чтобы мы были в состоянии, может быть, как раз учиться ходить в музеи в школьные годы и воспринимать живопись светскую, уметь ее видеть, уметь ее понимать для того чтобы потом в церкви это помогало включить то, что нас окружает не просто как некий антураж, а как неотъемлемую часть той литургии, которая на наших глазах служится в вечности, то, о чем Флоренский писал.

В. Легойда:

— Вполне может быть и в любом случае эстетическое развитие и развитие вкуса, что в каком-то смысле одно и то же, оно никогда здесь не помешает, но я просто на сам этот конкретный пример предлагаю немножко иначе посмотреть, об этом писал Сергей Сергеевич Аверинцев в одной из своих статей, посвященных Крещению Руси, он говорит там вот о чем, он говорит о том, что этот критерии красоты, который мы справедливо фиксируем, как важнейший критерий для становления русской культуры, для русского православия и для русской культуры в целом, которая есть культура православная, он чрезвычайно важен, но эта красота, — говорит Аверинцев, — она становится здесь богословским аргументом, потому что это красота Божественная. Если я его верно понял, он трактует эти слова посланцев князя Владимира не как «Ой, как красиво вокруг!» а как прикосновение к красоте высшей реальности, это не фраза означает, что Святая София радует глаз, это фраза, которая говорит: наконец-то мы поняли, что есть подлинная красота, которая связана с возможностью прикоснуться к невыразимому и неизобразимому, мне кажется, это важно. То есть, говоря о русской культуре, в основании которой лежит критерий красоты, мы тут же должны добавлять: это не любая красота. И дальше Аверинцев продолжает очень интересно, связывает красоту и любовь, это тоже не любая любовь, интереснейшая у него есть мысль, она, может, немножко сейчас в сторону уведет, но с вашего позволения, он говорит: «Единственная любовь, о которой древнерусская культура говорит без стыда — это любовь матери». И здесь, он сравнивая русскую культуру и западноевропейскую, их противопоставляет, он говорит, что если в западноевропейской культуре это может быть культура жены, то в древнерусской культуре, — это практически дословно я помню, — он говорит: «Единственная любовь, о которой говорит без стыда древнерусская культура — это любовь матери, и даже если это любовь к жене, это любовь-жалость, любовь-милосердие, любовь-сострадание, почему любовь матери — потому что это милосердие и сострадание».

М. Борисова:

— Я как раз только хотела возразить: а как же «Плач Ярославны», который мы учили в школе наизусть?

В. Легойда:

— Я, конечно, пытаюсь спрятаться за авторитет, но это не значит, что Аверинцев обладает догматической непогрешимостью римского папы, и он абсолютно во всем прав, но мне представляется это очень интересным замечанием. И действительно, в западноевропейской культуре это иначе, потому что западноевропейская культура, опять же, отталкиваясь от христианских смыслов почитания Богородицы, дает нам идеалы куртуазной любви, рыцарской любви, а ведь любовь рыцаря к прекрасной даме это и есть этот промежуток между поклонением Богородице, потому что кто такая прекрасная дама для рыцаря — это недостижимый идеал, рыцарь, который, простите, мог быть совершенно не сдержан в отношениях с любыми девушками и женщинами, попадавшимися на его пути, даже помыслить не мог о какой-то физической близости с прекрасной дамой, но это все-таки уже шаг в сторону, которого в русской культуре просто нет, насколько я могу судить.

М. Борисова:

— Опять как-то вас выносит волнами к Достоевскому, сразу: «Жил на свете рыцарь бедный».

В. Легойда:

— Да-да, и к этой ложной цитате о том, что «красота спасет мир», которой у Федора Михайловича в таком виде не встречается, есть, насколько я помню, размышление князя Мышкина о мире, красоте Христовой и есть вот этот, страшный в каком-то плане монолог Мити Карамазова пронзительный, который заканчивается цитатой, живущей совершенно своей жизнью, мы об этом уже не раз говорили, что «здесь дьявол с Богом борется и поле битвы — сердца людей», фраза живет абсолютно самостоятельной жизнью, ее используют чуть ли не как богословский тезис, характеризуя всю нашу жизнь, а это фраза, которая заканчивает его пронзительный монолог, начинающийся словами, что «красота — это страшная вещь, и Бог здесь задал одни загадки», и дальше он говорит о красоте, красоте, красоте, содомской, небесной красоте и вот этой фразой заканчивает.

М. Борисова:

— Там более сильное выражение: «идеал содомский».

В. Легойда:

— «Идеал», да-да.

М. Борисова:

— На самом деле, нас все время выносит к Достоевскому...

В. Легойда:

— ...он же «наше все» (смеются)

М. Борисова:

— Да, он «наше все», но мне очень жалко, что не выносит к Александру Сергеевичу Пушкину, который, на самом деле, «наше все».

В. Легойда:

— Конечно, на самом деле, «наше все» — это Пушкин, да.

М. Борисова:

— На самом деле, также, как получать удовольствие от созерцания живописи, надо учиться получать удовольствие от текстов Александра Сергеевича Пушкина. Я недавно открыла для себя, что, оказывается, это далеко не всегда получается у наших детей, я не ожидала, что настолько.

В. Легойда:

— Все запущено.

М. Борисова:

— Да. Вы знаете, у нас был такой разговор с моей крестницей, когда она училась в девятом классе, она проходила тогда еще Грибоедова, она сказала: «Фу, какая гадость эта ваша классическая литература!»

В. Легойда:

— Как бы сейчас сказали: «Зато честно».

М. Борисова:

— Я ужаснулась, сказала: «вы просто не умеете его готовить», и мы потратили с ней, наверное, полгода на то чтобы продраться к русской классике, и я с ней разговаривала, я писала ей тексты, закончилось тем, что она написала эссе, которое им задавали в школе по Грибоедову: «Грибоедов, как первый русский блогер», это после наших с ней многочисленных бесед и текстов на тему, а потом мы стали продираться к «Евгению Онегину» и кажется, продрались, но это потребовало мобилизации всех моих усилий, я не ожидала, что это, оказывается, сейчас так трудно, почему я говорю, что учить, наверное, надо начинать с детства понимать, чувствовать текст, я не знаю даже, как это объяснить, поскольку я не преподаватель в отличии от вас, я не знаю, как это сделать чисто технически, но без специального труда не получается. Почему показательно ваше отношение к живописи — я в свое время в детстве ходила в Пушкинский музей, там был такой специальный клуб юных любителей искусств, помимо лекций по истории искусств, там было то, что тогда называлось «семинары в залах музея», ведущие искусствоведы музея просто ходили с нами по залам, мы останавливались там у каких-то полотен и буквально по атомам их разбирали, когда мы совершенно уже ничего не могли ни увидеть, ни сказать, нам предлагалась какая-нибудь безумная игра: в композиции найти несущую часть, закрыть ее либо ладонью, либо представить себе, что ее нет, и дальше это начинался мультфильм, картина приходила в движение, скажем, на каких-нибудь богатых натюрмортах начинала вываливаться за рамки картины рыба, еще какие-то вещи...

В. Легойда:

— Это как в «Боярыне Морозовой»: если закрыть бегущего за санями мальчика, то сани останавливались.

М. Борисова:

— Вот это было, во-первых, увлекательно, во-вторых, приучало к тому, что можно не просто стоять столбом перед полотном и искать, чем бы тут восхититься, его можно еще и в движение привести, то есть это вообще все в процессе, то же самое, что происходит с музыкой и то же самое, что происходит с текстом, но с текстом, мне кажется, гораздо важнее.

В. Легойда:

— Наверное, ну просто я легко соглашаюсь, потому что я все-таки человек литературы, а не музыки и не живописи, но думаю, что везде важно и везде совершенно точно надо учиться, надо учить, но именно учить, опять же, если мы говорим про детей, все-таки с увлечением, потому что иначе возникают способы, которые, может быть, невольно описаны в «Афере Томаса Крауна», их, как минимум, я знаю, два есть фильма, который уже ближе к нам, современный, там группа школьников американских, судя по всему, и экскурсовод им рассказывает что-то про какую-то картину, и им скучно, каждый занимается своим делом, жуют жвачки, ну это все-таки фильм относительно не совсем современный, что-то там на плеере в наушниках и прочее, и экскурсовод, который понимает, что они ничего не слушают, говорит: «Ну хорошо, давайте тогда так — эта картина стоит один миллион долларов», и они все: «А!», все бросают, но мы же не про это говорим, потому что это, наверное, можно упомянуть, но если на это цеплять, то особо ничего не получится. А учиться читать, конечно, можно, с текстами понятно, потому что, скажу такой очевидный, наверное, лингвистический или общекультурный трюизм, что текст существует около интерпретации и поэтому, конечно, вот этот контекст, умение, оно очень много дает. Кстати, к вопросу о «Евгении Онегине», когда ты читаешь комментарии Лотмана, то естественно, для тебя совершенно другое и проникновение в текст, и можно поверхностные слои какие-то снимать, можно идти там глубже. Мы недавно, я записал, первая часть была, сейчас будет вторая «Парсуна» с Татьяной Владимировной Черниговской, и вот она использовала это, она сказала, что у нее любимый торт «наполеон», который она прекрасно готовит, и вот она говорит, что он слоеный и точно также и в тексте, можно снимать, снимать, есть тексты, где, может, все слои и не снимешь.

М. Борисова:

— Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО и член Общественной палаты проводит сегодня с нами и с вами этот «Светлый вечер». А есть ведь очень важная вещь, которой, мне кажется, любой христианин хотелось бы чтобы научился, почему важен текст — потому что мы же люди книги, у нас религия книги и если мы не снимем все вот эти целлофановые оболочки, не прорвемся к живому пульсу этой книги, наверное, мало что из нас получится, как из христиан.

В. Легойда:

— Ну, не из вредности, а справедливости ради все-таки скажу, что мне очень дорога мысль митрополита Сурожского Антония, который где-то говорит про то, что любая настоящая христианская община должна быть общиной, способной написать Евангелие, и все-таки, скажем, библейский канон складывается к IV веку, то есть мы люди книги, но Церковь первые три века существует без этой книги, точнее Евангелия, конечно же, написаны, Послания написаны, так или иначе они расходятся, но тем не менее мысль владыки Антония мне кажется как-то глубинно очень верной. И мы, конечно, не в том смысле люди книги, как, например, мусульмане, где священный Коран, как цитаты бога, это безусловно, как религиовед могу сказать, что ту роль, которую в исламе играет Коран, в христианстве играет не Библия, а сам Христос, об этом надо сказать, мы все-таки в этом смысле люди Церкви, тело Христово и люди, которым Христос оставил не учение и не рассказ о жизни в виде книги, где все написано, а Господь Сам пришел и вот Он сказал, что «Я есть путь и истина, и жизнь» и это для нас важнее, но безусловно, христианская культура — это культура логоса, в том числе и культура слова, и с этим я совершенно согласен, хотя я помню в свое время был у меня разговор, хотя, может быть, здесь не вполне уместно, но был разговор по поводу того, насколько сегодня понятны и достаточно убедительны все библейские образы. И вот мы говорили с хорошо известной, я надеюсь, нашим слушателям Мариной Андреевной Журинской, по-моему, она говорила, то ли ссылаясь на кого-то, то ли сама высказывала эту мысль, что, скажем, образ Бога как Отца, который естественен, понятен, централен для евангельского повествования — допустим, в каком-то поколении безотцовщины он просто не воспринимается, ну потому что люди не знают, кто такой отец или знают отца из семьи, которого потом лишили родительских прав. Я не знаю, насколько это позволяет обобщать, но с такой мыслью я сталкивался.

М. Борисова:

— Я думаю, что Марина Андреевна, конечно, имела право на свою точку зрения.

В. Легойда:

— Я могу что-то перепутать, что-то забыть, может, мысль была глубже, серьезнее, но я помню такой разговор.

М. Борисова:

— Я встречала эту мысль не только у нее, и у других моих собеседников иногда она всплывает, как одна из гипотез, но я предполагаю, что это только гипотеза, потому что вы же знаете, вы-то у нас культуролог, вам ли не знать...

В. Легойда:

— Я преподаватель культурологии, и все.

М. Борисова:

— Есть какие-то основные понятия, которые транслируются независимо от своего сиюминутного житейского опыта, присутствуют ли эти понятия в нем или нет, они все равно транслируются, понятие Бога тоже не присутствует в нашем житейском опыте зачастую, но оно же все равно существует, оно для нас понятно и нам не нужно долго объяснять, что бы это значило.

В. Легойда:

— Ну, есть интуитивное, тут в данном случае то, о чем вы говорите я согласен, тут, опять же, кто-то из современных религиоведов хорошо написал, что когда русские путешественники или, он еще про казаков писал, попадали в какой-нибудь Пекин XVII века, то они, ничего не зная о китайской культуре, понимали, что вот это храм, а это кабак и одно с другим никогда не путали, хотя это совсем другая архитектура, есть какие-то вещи, которые мы интуитивно познаем.

М. Борисова:

— А потом, если бы я с Мариной Андреевной беседовала, я бы возразила, отослав ее к житию Феодосия Печерского, когда он в очередной раз решил убежать в юности в монастырь, мать поймала его и посадила на цепь, мать, как глава семейства, значит, отца уже не было в живых, это не мешало средневековым людям вполне себе понимать, что такое отец, хотя, учитывая количество войн, эпидемий и всевозможных природных катаклизмов, я думаю, что там с отцами тоже была большая проблема.

В. Легойда:

— Да, я сейчас пытаюсь вспоминать, даже неважно с кем какой был разговор, там, мне кажется, аргументация связана была не только с отсутствием отца, ведь евангельский образ отца — это любящий, а отца, который мог быть совсем...Хотя, мне кажется, тут я как раз с вами согласен, что даже если у тебя какой-то другой личный опыт, тебе все равно от него больно и хотелось бы чтобы он был другим.

М. Борисова:

— Здесь тоже самое, что несмотря на то, каково твое отношение с твоей реальной мамой, по всему спектру, есть молитвы, которые мы относим к Богородице, и мы относим эти молитвы как к матери, и это совершенно естественно происходит, и не нужно никого этому учить, на самом деле, вы от любого человека, случайно зашедшего в храм до человека, который в Церкви прожил всю свою долгую жизнь услышите те же самые слова: «Матушка, Заступница».

В. Легойда:

— Да.

М. Борисова:

— Вот в этом во всем разобраться нужно, включая голову или все-таки в основном опираться на собственную интуицию, на какие-то ощущения, эмоции?

В. Легойда:

— Мне кажется, и то, и другое, голову надо точно совершенно включать, потому что голову, как знания. Вспомню недавний разговор с Черниговской, мы с ней, правда, там другое было, сейчас это пересеклось в голове, которое надо включать, мы с ней говорили про память и говорили о том, что мир гаджетов память у нас отбирает, а так ли это страшно? И я у нее спросил: почему, собственно, надо память развивать, почему она важна, ну не помнишь ты какие-то даты, еще что-то, оно все под рукой, вот интернет. Ну хорошо, память — профилактика болезни Альцгеймера, еще чего-то, а еще для чего? И она очень хорошо сказала, тоже очень важную вещь, она сказала, что если мы говорим о знании, ведь знание — это не информация полученная, мысль вполне понятная, но почему знание — это не информация, много есть разных объяснений, она привела один, очень, мне кажется, важный аргумент: знания — это контексты, ассоциации и прочее, а нет памяти — ты не помнишь контекста, ты не способен к ассоциативному ряду, потому что память не работает, и теперь, возвращаясь к нашему вопросу, что это, конечно, и голова тоже, потому что она создает вот эти, но при этом вот эти все контексты, а тем более ассоциации — это уже голова, но уже голова с интуицией, с символикой, то есть как-то все очень сильно перемешано.

М. Борисова:

— Но ведь есть еще очень важное умение, прикасаясь к тексту, еще и не только его прочесть и понять, а еще и почувствовать, вот приведу пример, чтобы более понятно было, что я имею ввиду, одна короткая фраза из «Капитанской дочки» Пушкина: «Сделалась метель». Не пошел снег...два слова: «сделалась метель», и ты внутри уже, ты уже в этом буране, в этой кибитке, все происходит вокруг тебя, то есть два слова, которые тебя встраивают в целую картину ощущений, но это нужно увидеть, это нужно захотеть почувствовать, можно этому научиться или это просто как музыкальный слух? Хотя с музыкальным слухом, я сказала бы вам, тоже спорная вещь, потому что когда мои родители собрались отправить меня в школу, они, как тогда было модно, купили пианино, привели меня в музыкальную школу, меня посмотрели и сказали: «мы ее не возьмем, у нее слуха нет никакого». Но пианино уже купили, поэтому они нашли учительницу, которая несколько месяцев ходила и мучила меня этим пианино, потом меня взяли опять за ручку, привели в ту же самую музыкальную школу, где сказали: «О!...»

В. Легойда:

— «...какой чудесный слух появился», да? Ну говорят, что развивается, да. Но эстетическое чувство, мне кажется, развивается.

М. Борисова:

— Так вот я думаю, что, может быть, и вкус к слову тоже можно развить.

В. Легойда:

— Конечно. Но мы в свое время с Занусси говорили, потому что он как раз считает, что фраза «о вкусах не спорят» означает, что вкус либо есть, либо нет, поэтому чего спорить, если нет, но при этом мы говорили, можно ли развить, ну и все-таки, насколько я помню, пришли к тому, что можно, где-то, наверное, что-то сложнее. Есть же понятие в музыке «наслушенность», в искусстве «насмотренность», диалектический закон перехода количества в качество никто не отменял, это, наверное, неизбежно в каком-то смысле, другое дело, что есть какие-то вещи, которые могут развиться в результате вот этой наслушенности, насмотренности, а есть какие-то, которые нет, опять же, здесь не все одинаково. А есть еще немножко другой поворот темы тоже, с вашего позволения еще раз вспомню Татьяну Владимировну Черниговскую, мы с ней говорили о таланте и гениальности, и я вспомнил мое любимое, то, что Кончаловский говорил, что талант — это тот, кто попадает в цель, которую все видят и она кажется недостижимой, и когда он попадает, все говорят: «О, как он смог, удивительно!» А гений, он попадает в цель, которую никто не видит, но когда попадает, все говорят: «О, это же вот я, про меня!» А Татьяна Владимировна сказала очень классно, но она сказала: «Но он сам тоже ее не видит». Вот она очень классно дополнила представление о гениальности, что сам гений тоже не видит цель, в которую он попадает.

М. Борисова:

— И это очень оптимистичная нота, как любит говорить Костя Мацан, на которой мы можем поставить точку в нашей сегодняшней беседе. Спасибо вам огромное. С нами сегодня этот светлый вечер проводил глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО и член Общественной палаты Владимир Романович Легойда. С вами была Марина Борисова, до новых встреч, до свидания.

В. Легойда:

— До свидания.

Все выпуски программы Светлый вечер

Другие программы

Семейный час

«На чем основывается семейное счастье?». Протоиерей Федор Бородин

Скачать

Протоиерей Федор Бородин в студии Радио ВЕРА

Гостем программы «Семейный час» был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Мы говорили о том, как молодым людям подходить к созданию семьи, почему часто возникают страхи и нерешительность, и как строить семейную жизнь, чтобы она была долгой и счастливой.

Ведущая: Анна Леонтьева

Все выпуски программы Семейный час

Читать полностью

Другие программы

Пайдейя

«Духовное образование». Священник Алексей Котельников

Скачать

В программе «Пайдейя» на Радио ВЕРА совместно с проектом «Клевер Лаборатория» мы говорим о том, как образование и саморазвитие может помочь человеку на пути к достижению идеала и раскрытию образа Божьего в себе.

Гостем программы «Пайдейя» был руководитель отдела дополнительного образования Московской Духовной Академии священник Алексей Котельников.

Разговор шел о возможности получения духовного образования для желающих сегодня, чем оно может быть полезно и кому подойдет.

Ведущая: Кира Лаврентьева

Все выпуски программы Пайдейя

Читать полностью

Другие программы

Богослужения вечера

Тексты богослужений праздничных и воскресных дней. Всенощное Бдение. 6 июля (вечер 5 июля) 2025г.

Неде́ля 4-я по Пятидеся́тнице. Влади́мирской ико́ны Бо́жией Ма́тери.

Глас 3.

ВСЕНО́ЩНОЕ БДЕ́НИЕ

Вели́кая Вече́рня

Диакон: Воста́ните!

Хор: Благослови́.

Иерей: Сла́ва Святе́й и Единосу́щней и Животворя́щей и Неразде́льней Тро́ице всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Священнослужители в алтаре:

Прииди́те, поклони́мся Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Христу́ Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Самому́ Христу́, Царе́ви и Бо́гу на́шему.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Ему́.

Псало́м 103, предначина́тельный:

Хор: Благослови́, душе́ моя́, Го́спода./ Благослове́н еси́, Го́споди./ Го́споди, Бо́же мой, возвели́чился еси́ зело́./ Благослове́н еси́, Го́споди./ ... / Вся прему́дростию сотвори́л еси́./ Сла́ва Ти, Го́споди, сотвори́вшему вся.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Вели́кая ектения́:

Диакон: Ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)

Диакон: О Свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.

О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии Святы́х Бо́жиих Церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.

О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.

О вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем, Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, честне́м пресви́терстве, во Христе́ диа́констве, о всем при́чте и лю́дех, Го́споду помо́лимся.

О Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, Го́споду помо́лимся.

О гра́де сем (или: О ве́си сей), вся́ком гра́де, стране́ и ве́рою живу́щих в них, Го́споду помо́лимся.

О благорастворе́нии возду́хов, о изоби́лии плодо́в земны́х и вре́менех ми́рных, Го́споду помо́лимся.

О пла́вающих, путеше́ствующих, неду́гующих, стра́ждущих, плене́нных и о спасе́нии их. Го́споду помо́лимся.

О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.

Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Блаже́н муж:

Хор: Блаже́н муж, и́же не и́де на сове́т нечести́вых.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Я́ко весть Госпо́дь путь пра́ведных, и путь нечести́вых поги́бнет.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Рабо́тайте Го́сподеви со стра́хом и ра́дуйтеся Ему́ с тре́петом.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Блаже́ни вси наде́ющиися Нань.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Ектения́ ма́лая:

Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Твоя́ держа́ва, и Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Го́споди, воззва́х, глас 3:

Хор: Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя./ Услы́ши мя, Го́споди./ Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя:/ вонми́ гла́су моле́ния моего́,/ внегда́ воззва́ти ми к Тебе́.// Услы́ши мя, Го́споди.

Да испра́вится моли́тва моя́,/ я́ко кади́ло пред Тобо́ю,/ воздея́ние руку́ мое́ю/ — же́ртва вече́рняя.// Услы́ши мя, Го́споди.

Стихиры воскресные, глас 3:

На 10. Стих: Изведи́ из темни́цы ду́шу мою́,// испове́датися и́мени Твоему́.

Стихира: Твои́м Кресто́м, Христе́ Спа́се,/ сме́рти держа́ва разруши́ся,/ и диа́воля пре́лесть упраздни́ся,/ род же челове́ческий, ве́рою спаса́емый,// песнь Тебе́ всегда́ прино́сит.

Стих: Мене́ ждут пра́ведницы,// до́ндеже возда́си мне.

Стихира: Просвети́шася вся́ческая/ Воскресе́нием Твои́м, Го́споди,/ и рай па́ки отве́рзеся,/ вся же тварь восхваля́ющи Тя,// песнь Тебе́ всегда́ прино́сит.

На 8. Стих: Из глубины́ воззва́х к Тебе́, Го́споди,// Го́споди, услы́ши глас мой.

Стихира: Сла́влю Отца́ и Сы́на си́лу,/ и Свята́го Ду́ха пою́ власть,/ неразде́льное, несозда́нное Божество́,/ Тро́ицу Единосу́щную,// ца́рствующую в век ве́ка.

Стих: Да бу́дут у́ши Твои́// вне́млюще гла́су моле́ния моего́.

Стихира: Кресту́ Твоему́ честно́му покланя́емся, Христе́,/ и Воскресе́ние Твое́ пое́м и сла́вим.// Ра́ною бо Твое́ю мы вси исцеле́хом.

Стихиры Владимирской иконы Божией Матери, глас 4, подобен: «Я́ко до́бля...»:

На 6. Стих: А́ще беззако́ния на́зриши, Го́споди, Го́споди, кто постои́т?// Я́ко у Тебе́ очище́ние есть.

Стихира: Я́ко светоно́сная пала́та/ и одр всезлаты́й, Богоро́дице Влады́чице:/ Ты бо Сло́во Бо́жие/ во Твои́х ложесна́х вмести́ла еси́,/ и, ро́ждши нам Со́лнце незаходи́мое,/ Свет невече́рний,/ на́ша пре́жде неразу́мием омраче́нная сердца́/ благоразу́мием освети́ла еси́,// и льсти́ тьму́ разори́ла еси́.

Стих: И́мене ра́ди Твоего́ потерпе́х Тя, Го́споди, потерпе́ душа́ моя́ в сло́во Твое́,// упова́ душа́ моя́ на Го́спода.

Стихира: Твои́м Рождество́м а́дова кре́пость разори́ся,/ и все челове́чество спасе́но бы́сть,/ ны́не же Твои́ми моли́твами/ враго́в на́ших шата́ние низложи́,/ и кре́пость их сокруши́,/ и лю́дем Твои́м побе́ды на враги́ да́руй,/ да посра́мятся вси,// явля́ющии рабо́м Твои́м зла́я.

На 4. Стих: От стра́жи у́тренния до но́щи, от стра́жи у́тренния,// да упова́ет Изра́иль на Го́спода.

Стихира: Богоро́дице Влады́чице,/ держа́вная Помо́щнице,/ укрепи́ сла́вящую Тя страну́ на враги́,/ да я́коже дре́вле спасла́ еси́ Ца́рский град от нахожде́ния пога́ных,/ та́ко и ны́не спаси́ страну́ Росси́йскую от нахожде́ния вра́жия,/ от междоусо́бныя ра́ти,/ от гла́да же и тру́са,/ Де́во Неискусобра́чная./ Сего́ ра́ди Тя сла́вит страна́ Росси́йская,// челове́ком Помо́щницу.

Стих: Я́ко у Го́спода ми́лость, и мно́гое у Него́ избавле́ние,// и Той изба́вит Изра́иля от всех беззако́ний его́.

Стихира: Ны́не страна́ Росси́йская/ о Тебе́ хва́лится и весели́тся,/ име́ющи Тя Засту́пницу непосты́дную/ и сте́ну неруши́му,/ гра́ду на́шему непоколеби́мое основа́ние,/ стра́жа неусы́пна земли́ Росси́йския./ Не преста́й ны́не Твои́ми, Госпоже́, моли́твами// избавля́ти Твой град и лю́ди от всех бед.

На 2. Стих: Хвали́те Го́спода вси язы́цы,// похвали́те Его́ вси лю́дие.

Стихира: Тебе́ припа́дают, Госпоже́,/ святи́телей сосло́вие и собо́ри,/ совокупле́ние всех, мона́си и прости́и/ и ве́сь наро́д, уми́льно моля́щеся,/ Тебе́ ны́не кла́няющеся,/ и любе́зно целу́юще Твой о́браз,/ и, моля́щеся, глаго́лют:// чту́щий Тя град всегда́ спаса́й от всех бед.

Стихира Владимирской иконы Божией Матери, глас 8, подобен: «О, пресла́внаго чудесе́...»:

Стих: Я́ко утверди́ся ми́лость Его́ на нас,// и и́стина Госпо́дня пребыва́ет во век.

Стихира: О, пресла́внаго чудесе́!/ И́же невмести́мый небесы́,/ и А́нгелы сла́вимый,/ и от Серафи́мов пое́мый,/ на зе́млю соше́д, в Твою́ утро́бу вмести́ся/ и ключа́ де́вства не разруши́,/ на́ше естество́, дре́вле от диа́вола му́чимо, изъя́т/ и ве́сь род челове́ческий свободи́,/ Тебе́ же, Госпоже́, Засту́пницу нам дарова́./ Тем не преста́й сохраня́ти// и спаса́ти ду́ши на́ша, я́ко Милосе́рда.

Стихира Владимирской иконы Божией Матери, глас 8:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Стихира: Прииди́те, росси́йстии собо́ри,/ прииди́те, ве́рных совокупле́ния,/ в сре́тение Цари́цы Богоотрокови́цы:/ се бо гряде́т Цари́ца Свои́м о́бразом честны́м,/ спасти́ град и лю́ди, от сопоста́тных пога́н невоева́ны./ О, чу́до ве́лие и пресла́вное/ и пребо́льши ума́!/ Ка́ко прише́ствием честна́го Ея́ о́браза сопроти́внии побежда́ются/ и оте́чество на́ше утвержда́ется?/ Но́щь упраздни́ся, и де́нь прибли́жися./ Его́же ра́ди Тебе́, вину́ спасе́ния на́шего, естество́ на́ше прие́млет/ и вся тва́рь воспева́ет, Ти зову́щи:/ ра́дуйся, Предста́тельнице, и Помо́щнице,// и спасе́ние душ на́ших.

Догматик, глас 3:

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Догматик: Ка́ко не диви́мся/ Богому́жному Рождеству́ Твоему́, Пречестна́я?/ Искуше́ния бо му́жескаго не прие́мши, Всенепоро́чная,/ родила́ еси́ без Отца́ Сы́на пло́тию./ Пре́жде век от Отца́ рожде́ннаго без ма́тере,/ ника́коже претерпе́вшаго измене́ния,/ или́ смеше́ния, или́ разделе́ния,/ но обою́ существу́ сво́йство це́ло сохра́ншаго./ Те́мже, Ма́ти Де́во Влады́чице,/ Того́ моли́ спасти́ся душа́м,// правосла́вно Богоро́дицу испове́дающих Тя.

Вход с кади́лом:

Диакон: Прему́дрость, про́сти.

Све́те Ти́хий:

Хор: Све́те Ти́хий святы́я сла́вы Безсме́ртнаго Отца́ Небе́снаго, Свята́го, Блаже́ннаго, Иису́се Христе́! Прише́дше на за́пад со́лнца, ви́девше свет вече́рний, пое́м Отца́, Сы́на и Свята́го Ду́ха, Бо́га. Досто́ин еси́ во вся времена́ пет бы́ти гла́сы преподо́бными, Сы́не Бо́жий, живо́т дая́й; те́мже мир Тя сла́вит.

Диакон: Во́нмем.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Проки́мен воскре́сный, глас 6:

Диакон: Прему́дрость во́нмем. Проки́мен, глас шесты́й: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся.

Хор: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся. (На каждый стих)

Диакон: Облече́ся Госпо́дь в си́лу, и препоя́сася.

Стих 2: И́бо утверди́ вселе́нную, я́же не подви́жится.

Стих 3: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня, Го́споди, в долготу́ дний.

Диакон: Госпо́дь воцари́ся.

Хор: В ле́поту облече́ся.

Пареми́и Влади́мирской ико́ны Бо́жией Ма́тери:

Диакон: Прему́дрость.

Чтец: Бытия́ чте́ние.

Диакон: Во́нмем.

(Из главы 28:)

Чтец: Изы́де Иа́ков от студенца́ кля́твеннаго и и́де в Харра́нь./ И обре́те ме́сто, и спа та́мо,/ за́йде бо со́лнце;/ и взят от ка́мения ме́ста того́,/ и положи́ возгла́вие себе́,/ и спа на ме́сте о́ном, и сон ви́де./ И се ле́ствица, утвержде́на на земли́,/ ея́же глава́ досяза́ше до небе́с,/ и А́нгели Бо́жии восхожда́ху и низхожда́ху по ней./ Госпо́дь же утвержда́шеся на ней и рече́:/ Аз Бог Авраа́мов, отца́ твоего́, и Бог Исаа́ков, не бо́йся./ Земля́, иде́же ты спи́ши на ней,/ тебе́ дам ю и се́мени твоему́./ И бу́дет се́мя твое́, я́ко песо́к земны́й,/ и распространи́тся на мо́ре, и Ли́ву, и се́вер, и на восто́ки,/ и возблагословя́тся о тебе́ вся коле́на земна́я и о се́мени твое́м./ И се Аз с тобо́ю, сохраня́яй тя на вся́ком пути́, а́може а́ще по́йдеши./ И возвращу́ тя в зе́млю сию́, я́ко не и́мам тебе́ оста́вити,/ до́ндеже сотвори́ти Ми вся, ели́ка глаго́лах тебе́./ И воста́ Иа́ков от сна своего́ и рече́:/ я́ко е́сть Госпо́дь на ме́сте сем, аз же не ве́дех./ И убоя́ся, и рече́:/ я́ко стра́шно ме́сто сие́,/ не́сть сие́, но дом Бо́жий,// и сия́ врата́ Небе́сная.

Диакон: Прему́дрость.

Чтец: Проро́чества Иезеки́илева чте́ние.

Диакон: Во́нмем.

(Из глав 43, 44:)

Чтец: Та́ко глаго́лет Госпо́дь:/ бу́дет от дне осма́го и про́чее,/ сотворя́т иере́и на олтари́ всесожже́ния ва́шего/ и я́же спасе́ния ва́шего,/ и прииму́ вы, глаго́лет Адонаи́ Госпо́дь./ И обрати́ мя на пу́ть врат святы́х вне́шних, зря́щих на восто́ки, и сия́ бя́ху затворе́на./ И рече́ Госпо́дь ко мне:/ врата́ сия́ затворе́на бу́дут и не отве́рзутся,/ и никто́же про́йдет сквозе́ их,/ я́ко Госпо́дь, Бог Изра́илев, про́йдет и́ми, и бу́дут затворе́на./ Я́ко игу́мен ся́дет в них сне́сти хлеб,/ по пути́ ела́мских врат вни́дет и по пути́ его́ изы́дет./ И введе́ мя по пути́ врат святы́х, су́щих к се́веру, пря́мо хра́му,// и ви́дех, и се испо́лнь сла́вы храм Госпо́день.

Диакон: Прему́дрость.

Чтец: При́тчей чте́ние.

Диакон: Во́нмем.

(Из главы 9:)

Чтец: Прему́дрость созда́ себе́ дом и утверди́ столпо́в се́дмь./ Закла́ своя́ же́ртвенная, и раствори́ в ча́ше свое́й вино́,/ и угото́ва свою́ трапе́зу./ Посла́ своя́ рабы́, созыва́ющи с высо́ким пропове́данием на ча́шу, глаго́лющи:/ и́же е́сть безу́мен, да уклони́тся ко мне./ И тре́бующим ума́ рече́:/ прииди́те, яди́те мой хлеб и пи́йте вино́, е́же раствори́х вам./ Оста́вите безу́мие, и жи́ви бу́дете./ И взыщи́те ра́зума, да поживете́/ и испра́вите ра́зум в ве́дении./ Наказу́яй злы́я прии́мет себе́ безче́стие,/ облича́яй же нечести́ваго опоро́чит себе́,/ обличе́ние бо нечести́вому — ра́ны ему́./ Не облича́й злых, да не возненави́дят тебе́,/ облича́й прему́дра, и возлю́бит тя./ Да́ждь прему́дрому вину́, и прему́дрший бу́дет./ Сказу́й пра́ведному, и приложи́т приима́ти./ Нача́ло прему́дрости — страх Госпо́день,/ и сове́т святы́х — ра́зум./ Разуме́ти бо зако́н по́мысла е́сть блага́го:/ сим бо о́бразом мно́гое поживе́ши вре́мя,// и приложа́тся тебе́ ле́та живота́.

Ектения́ сугу́бая:

Диакон: Рцем вси от всея́ души́, и от всего́ помышле́ния на́шего рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Го́споди Вседержи́телю, Бо́же оте́ц на́ших, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Поми́луй нас, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды, на каждое прошение)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, и всей во Христе́ бра́тии на́шей.

Еще́ мо́лимся о Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, да ти́хое и безмо́лвное житие́ поживе́м во вся́ком благоче́стии и чистоте́.

Еще́ мо́лимся о блаже́нных и приснопа́мятных созда́телех свята́го хра́ма сего́, и о всех преждепочи́вших отце́х и бра́тиях, зде лежа́щих и повсю́ду, правосла́вных.

Еще́ мо́лимся о ми́лости, жи́зни, ми́ре, здра́вии, спасе́нии, посеще́нии, проще́нии и оставле́нии грехо́в рабо́в Бо́жиих настоя́теля, бра́тии и прихо́жан свята́го хра́ма сего́.

Еще́ мо́лимся о плодонося́щих и доброде́ющих во святе́м и всечестне́м хра́ме сем, тружда́ющихся, пою́щих и предстоя́щих лю́дех, ожида́ющих от Тебе́ вели́кия и бога́тыя ми́лости.

Иерей: Я́ко Ми́лостив и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Сподо́би, Го́споди:

Хор: Сподо́би, Го́споди, в ве́чер сей без греха́ сохрани́тися нам. Благослове́н еси́, Го́споди, Бо́же оте́ц на́ших, и хва́льно и просла́влено и́мя Твое́ во ве́ки. Ами́нь.

Бу́ди, Го́споди, ми́лость Твоя́ на нас, я́коже упова́хом на Тя. Благослове́н еси́, Го́споди, научи́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Влады́ко, вразуми́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Святы́й, просвети́ мя оправда́нии Твои́ми.

Го́споди, ми́лость Твоя́ во век, дел руку́ Твое́ю не пре́зри. Тебе́ подоба́ет хвала́, Тебе́ подоба́ет пе́ние, Тебе́ сла́ва подоба́ет. Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Ектения́ проси́тельная:

Диакон: Испо́лним вече́рнюю моли́тву на́шу Го́сподеви.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Ве́чера всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.

Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)

Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.

Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.

До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.

Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.

Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Благ и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Бу́ди держа́ва Ца́рствия Твоего́ благослове́на и препросла́влена. Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Лития́:

Стихиры Владимирской иконы Божией Матери, глас 2, самогласны:

Стихира: Я́ко вои́стинну дре́вняго киво́та пречестне́е,/ егда́ Дави́д, собра́в чи́ны, ликовствова́ше,/ ны́не Твоя́, Богоро́дице, ико́на,/ е́йже предстоя́т архиере́ев собо́ри,/ и с чи́нми А́нгел,/ и все христоимени́тых люде́й мно́жество/ досто́йно блажа́т Тя, Ма́терь Бо́жию,/ и прославля́ют раболе́пно,/ и честву́ют, и покланя́ются,/ и мо́лятся Тебе́ по Бо́зе:/ да мир умири́ши в правосла́вии,/ и оте́чество утверди́ши,/ и спасе́ши от всех зол Твоя́ рабы́,// я́ко еди́на Благослове́нная.

Стихира: Предстоя́т Ти, Госпоже́ Богоро́дице,/ пред Твои́м, Пречи́стая, о́бразом,/ архиере́ев сосло́вие и вси лю́дие,/ мона́си и прости́и,/ ве́дуще Тя вои́стинну Помо́щницу си́льну и непобеди́му,/ моле́ния Тебе́ приноси́ти от всея́ души́ подвиза́ются/ и поуща́ют на моли́тву к Бо́гу,/ тре́бующе Твоея́ по́мощи,/ да простре́ши богоно́сныя Твоя́ ру́ки/ и умо́лиши за мир./ Вонми́ и услы́ши, Влады́чице,/ и пода́ждь утеше́ние рабо́м Твои́м,/ до́ндеже не одоле́ют ны грехи́ на́ша тя́жкия и лю́тыя:// Твоея́ бо всегда́ тре́буем вси по́мощи.

Стихира Владимирской иконы Божией Матери, глас 8:

Стихира: Пе́рвее написа́вшейся Твое́й ико́не/ ева́нгельских та́ин благове́стником/ и к Тебе́, Цари́це, принесе́нней,/ да усво́иши Ту/ и си́льну соде́лаеши спасти́ честву́ющия Тя./ И пора́довалася еси́, я́ко су́щи Ми́лостива,/ спасе́ния на́шего Соде́тельница,/ я́ко уста́ и глас ико́не бы́вше,/ я́коже и Бо́га внегда́ зачина́ющи во чре́ве,/ пе́снь воспе́ла еси́:/ се отны́не ублажа́т Мя вси ро́ди./ И, на ту зря́щи, глаго́лала еси́ со вла́стию:/ с сим о́бразом благода́ть Моя́ и си́ла./ И мы и́стинно ве́руем, я́ко се рекла́ еси́, Госпоже́:/ сим о́бразом с на́ми еси́./ Тем благогове́йно предстоя́ще, покланя́емся Тебе́, раби́ Твои́:// посети́ ны Твои́ми Ма́терними щедро́тами.

Стихира Владимирской иконы Божией Матери, глас 7:

Стихира: Гора́ еси́ вели́кая и пресла́вная,/ па́че горы́ Сина́йския, Богоро́дице./ Она́ бо, не терпя́ше сни́тия сла́вы Бо́жия, во о́бразех и се́нех,/ огне́м возгара́шеся,/ и гро́ми и мо́лнии та́мо бы́ша./ Ты Боже́ственный о́гнь сущ,/ Бо́жие Сло́во во чре́ве Твое́м неопа́льно носи́ла еси́/ и от сосе́ц Твои́х млеко́м пита́ла еси́ ма́нием Нося́щаго вся./ И Ма́тернее дерзнове́ние к Нему́ иму́щи,/ помози́, Влады́чице, ве́рно пра́зднующим Твой честны́й пра́здник/ и не забу́ди, ми́лостивно посеща́ющи,/ прия́ла бо еси́ от Бо́га дар// стро́ити и покрыва́ти христоимени́тое ста́до, рабы́ Твоя́.

Стихира Владимирской иконы Божией Матери, глас 6:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Тебе́ вси ро́ди челове́честии/ хва́льныя да́ры прино́сят, Влады́чице,/ и мо́лятся я́ко Цари́це и Ма́тери Бо́жии,/ проро́цы Тя прему́дро пропове́даша,/ леви́ти благослови́ша,/ апо́столи и му́ченицы испове́даша,/ вся сосло́вия покланя́ются,/ архиере́е пропове́дают,/ мона́си и прости́и благогове́ют,/ бога́тии и убо́зии, сироты́ и вдовы́,/ и всяк во́зраст, и вся́ко преспе́яние,/ ста́рческое и младе́нческое,/ под кров Твой держа́вный с ве́рою прибега́ем:/ покры́й и соблюди́, Госпоже́, моли́твами Твои́ми// и спаси́ от бед ду́ши на́ша.

Диакон: Спаси́, Бо́же, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, посети́ мир Твой ми́лостию и щедро́тами, возвы́си рог христиа́н правосла́вных и низпосли́ на ны ми́лости Твоя́ бога́тыя, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день), и всех святы́х. Мо́лим Тя, многоми́лостиве Го́споди, услы́ши нас, гре́шных, моля́щихся Тебе́, и поми́луй нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (40 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о господи́не на́шем высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к и о всем во Христе́ бра́тстве на́шем, и о вся́кой души́ христиа́нстей, скорбя́щей же и озло́бленней, ми́лости Бо́жия и по́мощи тре́бующей; о покрове́нии гра́да сего́, и живу́щих в нем, о ми́ре, и состоя́нии всего́ ми́ра; о благостоя́нии святы́х Бо́жиих церкве́й; о спасе́нии и по́мощи со тща́нием и стра́хом Бо́жиим тружда́ющихся и служа́щих оте́ц и бра́тий на́ших; о оста́вльшихся и во отше́ствии су́щих; о исцеле́нии в не́мощех лежа́щих; о успе́нии, осла́бе, блаже́нней па́мяти и о оставле́нии грехо́в всех преждеотше́дших оте́ц и бра́тий на́ших, зде лежа́щих и повсю́ду правосла́вных; о избавле́нии плене́нных, и о бра́тиях на́ших во слу́жбах су́щих, и о всех служа́щих и служи́вших во святе́м хра́ме сем рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй. (50 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о е́же сохрани́тися гра́ду сему́, и свято́му хра́му сему́, и вся́кому гра́ду и стране́, от гла́да, губи́тельства, тру́са, пото́па, огня́, меча́, наше́ствия иноплеме́нников и междоусо́бныя бра́ни; о е́же ми́лостиву и благоуве́тливу бы́ти благо́му и человеколюби́вому Бо́гу на́шему, отврати́ти вся́кий гнев на ны дви́жимый, и изба́вити ны от належа́щаго и пра́веднаго Своего́ преще́ния и поми́ловати ны.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Диакон: Еще́ мо́лимся и о е́же услы́шати Го́споду Бо́гу глас моле́ния нас, гре́шных, и поми́ловати нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Иерей: Услы́ши ны, Бо́же, Спаси́телю наш, упова́ние всех конце́в земли́ и су́щих в мо́ри дале́че, и ми́лостив, ми́лостив бу́ди, Влады́ко, о гресе́х на́ших, и поми́луй ны. Ми́лостив бо и человеколю́бец Бог еси́, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́, и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Влады́ко многоми́лостиве, Го́споди Иису́се Христе́, Бо́же наш, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день) и всех святы́х. благоприя́тну сотвори́ моли́тву на́шу, да́руй нам оставле́ние прегреше́ний на́ших, покры́й нас кро́вом крилу́ Твое́ю, отжени́ от нас вся́каго врага́ и супоста́та, умири́ на́шу жизнь. Го́споди, поми́луй нас и мир Твой, и спаси́ ду́ши на́ша, я́ко благ и человеколю́бец.

Хор: Ами́нь.

Стихи́ры на стихо́вне:

Стихиры воскресные, глас 3:

Стихира: Стра́стию Твое́ю, Христе́,/ омрачи́вый со́лнце/ и све́том Твоего́ Воскресе́ния,/ просвети́вый вся́ческая,// приими́ на́шу вече́рнюю песнь, Человеколю́бче.

Стих: Госпо́дь воцари́ся,// в ле́поту облече́ся.

Стихира: Живоприе́мное Твое́ воста́ние, Го́споди,/ вселе́нную всю просвети́,/ и Твое́ созда́ние истле́вшее призва́./ Те́мже кля́твы Ада́мовы изме́ншеся, вопие́м:// Всеси́льне Го́споди, сла́ва Тебе́.

Стих: И́бо утверди́ вселе́нную,// я́же не подви́жится.

Стихира: Бог сый неизме́нен,/ пло́тию стражда́ измени́лся еси́,/ Его́же тварь не терпя́щи ви́сяща зре́ти,/ стра́хом прекланя́шеся,/ и стеня́щи пое́т Твое́ долготерпе́ние:/ соше́д же во ад, тридне́вен воскре́сл еси́,// жизнь да́руя ми́рови, и ве́лию ми́лость.

Стих: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня,// Го́споди, в долготу́ дний.

Стихира: Да род наш от сме́рти, Христе́, изба́виши,/ смерть претепе́л еси́:/ и тридне́вен из ме́ртвых воскре́с,/ с Собо́ю воскреси́л еси́,/ и́же Тя Бо́га позна́вших:/ и мир просвети́л еси́.// Го́споди, сла́ва Тебе́.

Стихира Владимирской иконы Божией Матери, глас 8, самогласна:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Да ра́дуются росси́йстии собо́ри,/ да ликовству́ет естество́,/ я́ко Твоего́, Чи́стая, честна́го о́браза прише́ствием/ град наш спаса́ется,/ раби́ Твои́, от одержа́щия ну́жды изба́вльшеся,/ Тебе́, Чи́стая, взыва́ют:/ ра́дуйся, до́брых вино́вная,/ и Засту́пнице непосты́дная,// и спасе́ние душ на́ших.

Моли́тва свято́го Симео́на Богоприи́мца:

Хор: Ны́не отпуща́еши раба́ Твоего́, Влады́ко,/ по глаго́лу Твоему́, с ми́ром;/ я́ко ви́деста о́чи мои́ спасе́ние Твое́,/ е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех люде́й,/ свет во открове́ние язы́ков,// и сла́ву люде́й Твои́х Изра́иля.

Трисвято́е по О́тче наш:

Чтец: Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Пресвята́я Тро́ице, поми́луй нас; Го́споди, очи́сти грехи́ на́ша; Влады́ко, прости́ беззако́ния на́ша; Святы́й, посети́ и исцели́ не́мощи на́ша, и́мене Твоего́ ра́ди.

Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

О́тче наш, И́же еси́ на Небесе́х, да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на Небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго.

Иерей: Я́ко Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Тропа́рь, глас 4:

Хор: Богоро́дице Де́во, ра́дуйся,/ Благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю:/ благослове́на Ты в жена́х/ и благослове́н Плод чре́ва Твоего́,// я́ко Спа́са родила́ еси́ душ на́ших. (Дважды)

Тропа́рь Влади́мирской ико́ны Бо́жией Ма́тери, глас 4:

Дне́сь све́тло красу́ется сла́внейший град Москва́,/ я́ко зарю́ со́лнечную, восприе́мши, Влады́чице, чудотво́рную Твою́ ико́ну,/ к не́йже ны́не мы притека́юще и моля́щеся Тебе́, взыва́ем си́це:/ о пречу́дная Влады́чице Богоро́дице!/ Моли́ся из Тебе́ воплоще́нному Христу́ Бо́гу на́шему,/ да изба́вит град сей и вся гра́ды и страны́ христиа́нския невреди́мы от всех наве́т вра́жиих// и спасе́т ду́ши на́ша, я́ко Милосе́рд.

Благослове́ние хле́бов:

Диакон: Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Иерей: Го́споди Иису́се Христе́ Бо́же наш, благослови́вый пять хле́бов и пять ты́сящ насы́тивый, Сам благослови́ и хле́бы сия́, пшени́цу, вино́ и еле́й; и умно́жи сия́ во гра́де сем и во всем ми́ре Твое́м; и вкуша́ющия от них ве́рныя освяти́. Я́ко Ты еси́ благословля́яй и освяща́яй вся́ческая, Христе́ Бо́же наш, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, со Безнача́льным Твои́м Отце́м, и Всесвяты́м, и Благи́м, и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь. Бу́ди И́мя Госпо́дне благослове́но от ны́не и до ве́ка. (Трижды)

Псало́м 33:

Хор: Благословлю́ Го́спода на вся́кое вре́мя,/ вы́ну хвала́ Его́ во усте́х мои́х./ О Го́споде похва́лится душа́ моя́,/ да услы́шат кро́тции, и возвеселя́тся./ Возвели́чите Го́спода со мно́ю,/ и вознесе́м И́мя Его́ вку́пе./ Взыска́х Го́спода, и услы́ша мя,/ и от всех скорбе́й мои́х изба́ви мя./ Приступи́те к Нему́, и просвети́теся,/ и ли́ца ва́ша не постыдя́тся./ Сей ни́щий воззва́, и Госпо́дь услы́ша и,/ и от всех скорбе́й его́ спасе́ и./ Ополчи́тся А́нгел Госпо́день о́крест боя́щихся Его́,/ и изба́вит их./ Вкуси́те и ви́дите, я́ко благ Госпо́дь:/ блаже́н муж, и́же упова́ет Нань./ Бо́йтеся Го́спода, вси святи́и Его́,/ я́ко несть лише́ния боя́щимся Его́./ Бога́тии обнища́ша и взалка́ша:/ взыска́ющии же Го́спода// не лиша́тся вся́каго бла́га.

Иерей: Благослове́ние Госпо́дне на вас, Того́ благода́тию и человеколю́бием, всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

У́треня

Шестопса́лмие:

Хор: Сла́ва в вы́шних Бо́гу, и на земли́ мир, в челове́цех благоволе́ние. (Трижды)

Го́споди, устне́ мои́ отве́рзеши, и уста́ моя́ возвестя́т хвалу́ Твою́. (Дважды)

Псало́м 3:

Чтец: Го́споди, что ся умно́жиша стужа́ющии ми? Мно́зи востаю́т на мя, мно́зи глаго́лют души́ мое́й: несть спасе́ния ему́ в Бо́зе его́. Ты же, Го́споди, Засту́пник мой еси́, сла́ва моя́ и вознося́й главу́ мою́. Гла́сом мои́м ко Го́споду воззва́х, и услы́ша мя от горы́ святы́я Своея́. Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя. Не убою́ся от тем люде́й, о́крест напа́дающих на мя. Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой, я́ко Ты порази́л еси́ вся вражду́ющия ми всу́е: зу́бы гре́шников сокруши́л еси́. Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя.

Псало́м 37:

Го́споди, да не я́ростию Твое́ю обличи́ши мене́, ниже́ гне́вом Твои́м нака́жеши мене́. Я́ко стре́лы Твоя́ унзо́ша во мне, и утверди́л еси́ на мне ру́ку Твою́. Несть исцеле́ния в пло́ти мое́й от лица́ гне́ва Твоего́, несть ми́ра в косте́х мои́х от лица́ грех мои́х. Я́ко беззако́ния моя́ превзыдо́ша главу́ мою́, я́ко бре́мя тя́жкое отяготе́ша на мне. Возсмерде́ша и согни́ша ра́ны моя́ от лица́ безу́мия моего́. Пострада́х и сляко́хся до конца́, весь день се́туя хожда́х. Я́ко ля́двия моя́ напо́лнишася поруга́ний, и несть исцеле́ния в пло́ти мое́й. Озло́блен бых и смири́хся до зела́, рыка́х от воздыха́ния се́рдца моего́. Го́споди, пред Тобо́ю все жела́ние мое́ и воздыха́ние мое́ от Тебе́ не утаи́ся. Се́рдце мое́ смяте́ся, оста́ви мя си́ла моя́, и свет о́чию мое́ю, и той несть со мно́ю. Дру́зи мои́ и и́скреннии мои́ пря́мо мне прибли́жишася и ста́ша, и бли́жнии мои́ отдале́че мене́ ста́ша и нужда́хуся и́щущии ду́шу мою́, и и́щущии зла́я мне глаго́лаху су́етная и льсти́вным весь день поуча́хуся. Аз же я́ко глух не слы́шах и я́ко нем не отверза́яй уст свои́х. И бых я́ко челове́к не слы́шай и не имы́й во усте́х свои́х обличе́ния. Я́ко на Тя, Го́споди, упова́х, Ты услы́шиши, Го́споди Бо́же мой. Я́ко рех: да не когда́ пора́дуют ми ся врази́ мои́: и внегда́ подвижа́тися нога́м мои́м, на мя велере́чеваша. Я́ко аз на ра́ны гото́в, и боле́знь моя́ предо мно́ю есть вы́ну. Я́ко беззако́ние мое́ аз возвещу́ и попеку́ся о гресе́ мое́м. Врази́ же мои́ живу́т и укрепи́шася па́че мене́, и умно́жишася ненави́дящии мя без пра́вды. Воздаю́щии ми зла́я возблага́я оболга́ху мя, зане́ гоня́х благосты́ню. Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Псало́м 62:

Бо́же, Бо́же мой, к Тебе́ у́тренюю, возжада́ Тебе́ душа́ моя́, коль мно́жицею Тебе́ плоть моя́, в земли́ пу́сте и непрохо́дне, и безво́дне. Та́ко во святе́м яви́хся Тебе́, ви́дети си́лу Твою́ и сла́ву Твою́. Я́ко лу́чши ми́лость Твоя́ па́че живо́т, устне́ мои́ похвали́те Тя. Та́ко благословлю́ Тя в животе́ мое́м, о и́мени Твое́м воздежу́ ру́це мои́. Я́ко от ту́ка и ма́сти да испо́лнится душа́ моя́, и устна́ма ра́дости восхва́лят Тя уста́ моя́. А́ще помина́х Тя на посте́ли мое́й, на у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́. Ти́и же всу́е иска́ша ду́шу мою́, вни́дут в преиспо́дняя земли́, предадя́тся в ру́ки ору́жия, ча́сти ли́совом бу́дут. Царь же возвесели́тся о Бо́зе, похва́лится всяк клены́йся Им, я́ко загради́шася уста́ глаго́лющих непра́ведная.

На у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Го́споди поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Псало́м 87:

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́, я́ко испо́лнися зол душа́ моя́, и живо́т мой а́ду прибли́жися. Привмене́н бых с низходя́щими в ров, бых я́ко челове́к без по́мощи, в ме́ртвых свобо́дь, я́ко я́звеннии спя́щии во гро́бе, и́хже не помяну́л еси́ ктому́, и ти́и от руки́ Твоея́ отринове́ни бы́ша. Положи́ша мя в ро́ве преиспо́днем, в те́мных и се́ни сме́ртней. На мне утверди́ся я́рость Твоя́, и вся во́лны Твоя́ наве́л еси́ на мя. Уда́лил еси́ зна́емых мои́х от мене́, положи́ша мя ме́рзость себе́: пре́дан бых и не исхожда́х. О́чи мои́ изнемого́сте от нищеты́, воззва́х к Тебе́, Го́споди, весь день, возде́х к Тебе́ ру́це мои́. Еда́ ме́ртвыми твори́ши чудеса́? Или́ вра́чеве воскреся́т, и испове́дятся Тебе́? Еда́ пове́сть кто во гро́бе ми́лость Твою́, и и́стину Твою́ в поги́бели? Еда́ позна́на бу́дут во тьме чудеса́ Твоя́, и пра́вда Твоя́ в земли́ забве́нней? И аз к Тебе́, Го́споди, воззва́х и у́тро моли́тва моя́ предвари́т Тя. Вску́ю, Го́споди, отре́еши ду́шу мою́, отвраща́еши лице́ Твое́ от мене́? Нищ есмь аз, и в труде́х от ю́ности моея́; возне́с же ся, смири́хся, и изнемого́х. На мне преидо́ша гне́ви Твои́, устраше́ния Твоя́ возмути́ша мя, обыдо́ша мя я́ко вода́, весь день одержа́ша мя вку́пе. Уда́лил еси́ от мене́ дру́га и и́скренняго, и зна́емых мои́х от страсте́й.

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́.

Псало́м 102:

Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и вся вну́тренняя моя́ и́мя свя́тое Его́. Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и не забыва́й всех воздая́ний Его́, очища́ющаго вся беззако́ния твоя́, исцеля́ющаго вся неду́ги твоя́, избавля́ющаго от истле́ния живо́т твой, венча́ющаго тя ми́лостию и щедро́тами, исполня́ющаго во благи́х жела́ние твое́: обнови́тся я́ко о́рля ю́ность твоя́. Творя́й ми́лостыни Госпо́дь, и судьбу́ всем оби́димым. Сказа́ пути́ Своя́ Моисе́ови, сыново́м Изра́илевым хоте́ния Своя́: Щедр и Ми́лостив Госпо́дь, Долготерпели́в и Многоми́лостив. Не до конца́ прогне́вается, ниже́ в век вражду́ет, не по беззако́нием на́шим сотвори́л есть нам, ниже́ по грехо́м на́шим возда́л есть нам. Я́ко по высоте́ небе́сней от земли́, утверди́л есть Госпо́дь ми́лость Свою́ на боя́щихся Его́. Ели́ко отстоя́т восто́цы от за́пад, уда́лил есть от нас беззако́ния на́ша. Я́коже ще́дрит оте́ц сы́ны, уще́дри Госпо́дь боя́щихся Его́. Я́ко Той позна́ созда́ние на́ше, помяну́, я́ко персть есмы́. Челове́к, я́ко трава́ дни́е его́, я́ко цвет се́льный, та́ко оцвете́т, я́ко дух про́йде в нем, и не бу́дет, и не позна́ет ктому́ ме́ста своего́. Ми́лость же Госпо́дня от ве́ка и до ве́ка на боя́щихся Его́, и пра́вда Его́ на сыне́х сыно́в, храня́щих заве́т Его́, и по́мнящих за́поведи Его́ твори́ти я́. Госпо́дь на Небеси́ угото́ва Престо́л Свой, и Ца́рство Его́ все́ми облада́ет. Благослови́те Го́спода вси А́нгели Его́, си́льнии кре́постию, творя́щии сло́во Его́, услы́шати глас слове́с Его́. Благослови́те Го́спода вся Си́лы Его́, слуги́ Его́, творя́щии во́лю Его́. Благослови́те Го́спода вся дела́ Его́, на вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

На вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

Псало́м 142:

Го́споди, услы́ши моли́тву мою́, внуши́ моле́ние мое́ во и́стине Твое́й, услы́ши мя в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м, я́ко не оправди́тся пред Тобо́ю всяк живы́й. Я́ко погна́ враг ду́шу мою́, смири́л есть в зе́млю живо́т мой, посади́л мя есть в те́мных, я́ко ме́ртвыя ве́ка. И уны́ во мне дух мой, во мне смяте́ся се́рдце мое́. Помяну́х дни дре́вния, поучи́хся во всех де́лех Твои́х, в творе́ниих руку́ Твое́ю поуча́хся. Возде́х к Тебе́ ру́це мои́, душа́ моя́, я́ко земля́ безво́дная Тебе́. Ско́ро услы́ши мя, Го́споди, исчезе́ дух мой, не отврати́ лица́ Твоего́ от мене́, и уподо́блюся низходя́щим в ров. Слы́шану сотвори́ мне зау́тра ми́лость Твою́, я́ко на Тя упова́х. Скажи́ мне, Го́споди, путь во́ньже пойду́, я́ко к Тебе́ взях ду́шу мою́. Изми́ мя от враг мои́х, Го́споди, к Тебе́ прибего́х. Научи́ мя твори́ти во́лю Твою́, я́ко Ты еси́ Бог мой. Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву. И́мене Твоего́ ра́ди, Го́споди, живи́ши мя, пра́вдою Твое́ю изведе́ши от печа́ли ду́шу мою́. И ми́лостию Твое́ю потреби́ши враги́ моя́ и погуби́ши вся стужа́ющия души́ мое́й, я́ко аз раб Твой есмь.

Услы́ши мя, Го́споди, в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м.

Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

После Шестопсалмия