Поделиться
о . Феодор Котрелев
У нас в гостях был клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе священник Федор Котрелев.
Наш гость поделился своим опытом построения отношений внутри семьи и рассказал о том, с какими радостями и трудностями встречается многодетная семья священника.
Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова
К.Мацан:
- «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья!
В студии моя коллега Анна Леонтьева…
А.Леонтьева:
- … и Константин Мацан.
К.Мацан:
- И сегодня в студии, с нами и с вами, в этом часе священник Фёдор Котрелёв, клирик церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Красном Селе. Добрый вечер!
О.Фёдор:
Добрый вечер, дорогие друзья!
А.Леонтьева:
- Добрый вечер, отец Фёдор! Я хотела к Костиному представлению добавить наше обычное – то, что для нас очень важно в нашей передаче, потому, что мы будем говорить о таком загадочном и притягательном, непостижимом, я бы сказала, явлении как семья – отец девятерых детей.
Отец Фёдор, наверное, хотелось бы начать с самого начала, с самого, наверное, очевидного. Вы – из такой интеллигентской, богемной семьи. Ваш отец, Николай Всеволодович, переводчик, филолог…
К.Мацан:
- Поэт.
А.Леонтьева:
- … поэт, мама – художник. Как вот я выяснила тут, до передачи, у мамы отца Фёдора есть псевдоним московский – «Чуда».
О.Фёдор:
- «А» в конце.
А.Леонтьева:
- «Чуда». Ну, в общем, семья такая – открытая, богемная…
О.Фёдор:
- Слушайте, я с Вашей квалификацией сразу поспорить хочу.
А.Леонтьева:
- Давайте!
О.Фёдор:
- Неправильно называть нашу семью богемной. Всё-таки, богема – она предполагает… в современном русском языке неправильно используется, кстати…
А.Леонтьева:
- Нас уже начали учить языку – в начале передачи…
О.Фёдор:
- Да, небольшой был у нас диалог… Богема предполагает две вещи – что люди нищие, и люди – внеинституциональные.
А.Леонтьева:
- Да?
О.Фёдор:
- Да.
К.Мацан:
- Это – исконный смысл слова.
А.Леонтьева:
- Отец Фёдор ещё – филолог, поэтому сейчас мы много узнаем…
О.Фёдор:
- Богема – это нищие художники и поэты, писатели – творческие люди, не включённые в институты разные. Это – которые работают сами по себе, живут красиво, как у Пуччини…
К.Мацан:
- … в опере «Богема».
О.Фёдор:
- … в опере «Богема», трагически – как там же.
Мои родители – всё-таки это… к ней невозможно отнести. Прежде всего, мы не были нищими никогда – наша семья. Как все многодетные семьи, мы жили достаточно напряжённо в материальном плане, но не нищенствовали никогда. И родители всегда… и до сих пор… папа работает в государственных учреждениях – в Институте Мировой Литературы, до этого – в Библиотеке Иностранной Литературы, мама преподавала – такой был замечательный Заочный Народный Университет Искусств, воспитавший очень многих интересных художников, и не только художников – фотографов там было сильное отделение.
Так, что – всё правильно Вы рассказали, кроме только «богемы».
К.Мацан:
- Николай Всеволодович, отец отца Фёдора, кстати, дважды был гостем программы «Философские ночи» на радио «Вера»…
О.Фёдор:
- У Алексея Павловича Козырева…
К.Мацан:
- Да, у Алексея Павловича Козырева. Рассказывал про Владимира Соловьёва и про Вячеслава Иванова. Всех, кому интересно, адресую на сайт radiovera.ru эти программы поискать.
О.Фёдор:
- Надо и мне послушать!
А.Леонтьева:
- Всё, кроме «богемы»… но знаете, отец Фёдор, я по-другому… то есть, Вы меня сейчас научили, что такое богема… то есть, я уже начала получать сплошную пользу. Мы говорим, что мы нашей передачей хотим приносить сплошную пользу – вот, я уже знаю, что слово «богема» я употребляю неправильно.
О.Фёдор:
- А Вы – в современном значении «творческая интеллигенция»?
А.Леонтьева:
- Да. Знаете, в значении поколения дворников и сторожей.
О.Фёдор:
- Ну, понятно, да.
К.Мацан:
- А Вы как бы эту среду охарактеризовали – творческая интеллигенция? Что это была за среда?
О.Фёдор:
- Ну, наверное, да… слушайте… «интеллигенция» – это к Алексею Павловичу лучше обратиться…
К.Мацан:
- Козыреву?
О.Фёдор:
- Козыреву.
К.Мацан:
- Была программа про интеллигенцию – в рамках «Философских ночей»…
О.Фёдор:
- Вот-вот-вот… да. Я думаю, что надо подкасты все поднять, и всё оттуда узнаем. Мне трудно сейчас рассуждать об интеллигенции… ну, наверное, да. Говоря общим словом, наверное… советская интеллигенция, русская интеллигенция советского периода – вот, наша семья была. Вот – так.
К.Мацан:
- Я, готовясь к программе, в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) Вашей дочери…
О.Фёдор:
- Старшей…
К.Мацан:
- … да… увидел фотографию некоего семейного праздника…
О.Фёдор:
- Да, это замечательная традиция…
К.Мацан:
- … когда все разные родственники приехали в квартиру, и там – человек 30 на этой фотографии, не меньше…
О.Фёдор:
- Нет, там – 52.
К.Мацан:
- Ну, вот… какое-то неимоверное количество родни, и все такие… сплочённые…
О.Фёдор:
- К сожалению, не все смогли – у нас никогда все не могут собраться. Потому, что все – это, наверное, будет больше 60-ти человек. Но мы… так… кто болеет, кто – живёт, вообще, не в России ( есть у нас такие, хотя и мало ).
Это – замечательная наша традиция, нашей большой семьи. Семьи, ведь, они бывают малые – вот, моя семья. И если побольше – это семья моих родителей.
А.Леонтьева:
- Это у Вас малая – 9 детей!
О.Фёдор:
- У меня – малая, да, 9 детей…
А.Леонтьева:
- Ясно. Я – уточнила.
О.Фёдор:
- Побольше – это семья моих родителей, где четверо детей и, соответственно… 17 внуков, я не знаю… А есть большая совсем – где уже троюродные братья родителей собираются. Ну, все носят, более-менее, нашу фамилию, кроме пришедших невесток и зятьёв.
Мы раз в год собираемся. Давно уже поняли, что ни у кого нет такой квартиры, к сожалению, где можно собраться «вшестидесятером», и ещё там ведь половина детей – проблема-то вот в чём! Если б были взрослые, то – ну, сели, отпраздновали и…
А.Леонтьева:
- Разнесут, да?
О.Фёдор:
- … и разошлись, а детям – им простор нужен. И приходится нам, уже давно, арендовать какие-то помещения. С большим или меньшим успехом, но…
К.Мацан:
- А вот в чём смысл таких собраний? Зачем семье раз в год в полном составе собираться? Что это даёт лично Вам, как человеку?
О.Фёдор:
- Это вопрос очень актуальный для нашей семьи, поскольку и в нашей семье ( а в частности – и в моей семье, созданной мной, малой ) этот вопрос не находит единого толкования, единого разрешения.
У нас есть родственники, которые считают, что это – искусственное явление, и зачем нам собираться? Мы… далеко не со всеми из этих 50-60 человек общаемся, прямо так… дружим – это невозможно. Но я отношусь к числу тех, кто… кому… ну, скажем, мне забавно, мне приятно, – даже так скажу – что раз в год можно увидеть – сколько нас, какие-то обновить в мозгу сложные родственные связи. Что: «Это вот, помнишь, была – Царство ей Небесное – блаженной памяти прабабушка такая-то, а это – её двоюродная сестра. И вот, как раз… а это вот – её внуки…
А.Леонтьева:
- Здорово!
О.Фёдор:
- … и вот они – здрасьте!» И вот эту всю генеалогию осознать раз в год – приятно, да…
К.Мацан:
- Слово «приятно» – оно такое очень… какое-то… мне кажется, маленькое. Ну, приятны разные вещи… что это? Даёт ощущение, что ты… может быть, я сейчас пытаюсь излишне философствовать, но… что ты – не один, что ты… как-то вот… что колокол звонит по тебе, что жизнь не сводится только к твоему поколению… ну, вот… куда-то расширяется вот эта вот традиция?
О.Фёдор:
- Абсолютно правильные философствования. Я просто говорю о том, как я это ощущаю – мне не свойственно философствовать сильно. Мне просто забавно смотреть, как всё это происходит.
К.Мацан:
- Ответ понятен.
О.Фёдор:
- Я не склонен тут…
А.Леонтьева:
- Не удалось Косте увести в философию!
О.Фёдор:
- Хотя, нет, Костя… если бы Вы настроили меня на этот лад, я, конечно бы…
К.Мацан:
- Сейчас будем настраиваться…
О.Фёдор:
- … тоже… почесал бы в затылке, да… но…
А.Леонтьева:
- Как пойдёт! Это не отменяет начала моего вопроса, от которого Вы ушли далеко-далеко к узкому семейному кругу человек в шестьдесят…
К.Мацан:
- Ну, прости…
А.Леонтьева:
- … и из которого – я подчёркиваю – одну шестую точно уже занимает семья отца Фёдора. Правильно? 11 человек…
О.Фёдор:
- Да, одну шестую… как Советский Союз.
А.Леонтьева:
- А вот как это всё начиналось? Я слышала от нашего общего знакомого Алексея Козырева, что Вы очень долго шли к священству…
О.Фёдор:
- Да. Можно сказать, полжизни.
А.Леонтьева:
- Можно спросить, как зародилось… и как это всё?
О.Фёдор:
- Как зародилось – трудно сказать. Я просто почувствовал в возрасте 25 лет, что не хочу заниматься наукой…
К.Мацан:
- Филологией.
О.Фёдор:
- … филологией, и… Да, точнее, так: я почувствовал, что я не могу заниматься наукой, не хочу заниматься преподаванием, и, одновременно с этим, как-то я понял, что – вот… что мне нужно в жизни. Но потом прошло 10 лет. От момента решения до рукоположения в дьяконы прошло 10 лет.
А.Леонтьева:
- Почему так долго?
О.Фёдор:
- Во-первых, я учился очень долго, поскольку… ну, я мог и не учиться, на самом деле, честно говоря, но наше священноначалие совершенно справедливо на рубеже 90-2000-х годов осознало, что больше рукополагать совсем неучёных, как в 90-е годы, невозможно. И, поскольку никто ведь на уровне всей… какого-то большого института… никто не рассматривает отдельные уникальные явления ( к которым я и не относился ), а было чёткое предписание нашего священноначалия, ещё покойного Патриарха Алексия, что сначала – образование, потом – рукоположение. И наш архиерей владыка Арсений, первый викарий наш, московский, он очень чётко это соблюдал, и соблюдает до сих пор. Поэтому сказал мне: «Дорогой, я очень приветствую – принеси мне диплом!» А у меня – уже четверо детей. И учиться мне было как-то не очень… и не хотелось, и не очень легко было – в таком, техническом плане: съездить на занятия, сдать зачёт, экзамен – вот это всё… вот. Поэтому так долго.
К.Мацан:
- Но Ваш отец, Николай Всеволодович, один из тех, кто был верующим в Советском Союзе. То есть, вот в эти непростые годы – уже тогда исповедовал православную веру, и был церковным человеком. А Вы, в этом смысле, росли тоже уже в церковной семье с детства – я правильно понимаю?
О.Фёдор:
- Да, это так. Но таких людей было очень много! Не стоит думать, что это какие-то вот… «последние из могикан» такие, исповедники, хранители веры.
К.Мацан:
- То есть, у Вас не было ощущения, что Вы немножко в таком подполье находитесь?
О.Фёдор:
- У меня – не было. В нашей семье это не культивировалось. Хотя, я знаю, что есть и другой ракурс, в котором, вроде как, получается и иначе, чем у нас. У нас – не было.
К.Мацан:
- Вы нам до программы рассказывали, когда мы с Вами обсуждали разницу словоупотребления «храм» и «церковь», что Вам однажды Ваш какой-то знакомый или друг, видимо, в юности сказал: «Я видел тебя в храме»…
О.Фёдор:
- Вот, вот, вот… да.
К.Мацан:
- Это было чем-то, всё-таки, видимо, необычным, и Вас это как-то… ну… заставило задуматься, что это было…
О.Фёдор:
- У меня слово… Как я уже сказал, в тот момент… почему-то я запомнил очень ярко эту сцену – это был 4-й класс, по-моему – значит, 1981 год… или 5-й – 1982. В тот момент меня поразило слово «храм», которое до этого я слышал только в Евангелии, а мы употребляли всегда – и сейчас я стараюсь говорить – слово «церковь», в значении приходской.
Это был мальчик в нашем классе, который, как раз, принадлежал… я не думаю, что обязательно стоит его как-то персонифицировать сейчас – он прекрасный человек, и действует, и живёт до сих пор, дай Бог ему здоровья – он, как раз, принадлежал к тому слою, которые ощущали себя, скорее, исповедниками. Но он этого заслуживал.
В отличие от меня, он отказался вступать в октябрята – даже в октябрята.
А.Леонтьева:
- Даже в октябрята?
О.Фёдор:
- Да.
А.Леонтьева:
- То есть, он уже чувствовал, что «что-то не то»?
О.Фёдор:
- Скорее, я думаю, что не чувствовал, а так у него в семье – вот, было.
Когда я пришёл домой в пионерском галстуке, рассчитывая, что вот сейчас я похвастаюсь, – он красивый, я до сих пор считаю его очень красивым, скаутским таким, замечательная вещь – я получил от папы какое-то ленивое: «Нашёл чем гордиться…», но не более того. Мы поступали и в октябрята, и в пионеры, и комсомольцем я был, кстати.
В нашей семье не культивировалось это представление об исповедничестве – мы просто ходили в церковь. Всегда. И все наши родственники – бабушки, прабабушки… и собирались у них на Пасху… и на Рождество.
А.Леонтьева:
- То есть, Вы не были такими… оппозиционерами, да?
О.Фёдор:
- Нет. Мои родители, как раз… они не принадлежат ни к числу диссидентов… хотя, в какой-нибудь Википедии… я не знаю… может быть, можно прочитать о них такое. Другое дело, что круг знакомств моих родителей всегда был – да, диссидентский.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Леонтьева:
- У нас в гостях священник отец Фёдор Котрелёв, клирик церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Красном Селе. И, что очень важно для нашей передачи, семьянин и отец девятерых детей.
Можно я немножечко, как обычно, буду приземлять беседу, потому, что я хочу услышать от отца Фёдора про семью. У нас тут были такие замечательные герои – Катерина и Михаил Бурмистровы – у которых одиннадцать детей, и они нас всячески призывали не героизировать многодетных…
О.Фёдор:
- Вот!
А.Леонтьева:
- Да? Вы тоже так думаете?
О.Фёдор:
- Умные люди. Правильно.
А.Леонтьева:
- Потому, что… ну… это очень сложно! Это невозможно вот… ну… Всё равно ты… как бы… когда ты слышишь такую цифру…
Я знаю, что у Вас восемь своих детей и один – приёмный ребёнок.
О.Фёдор:
- Да, это так.
А.Леонтьева:
- Отец Фёдор, Вы стремились к тому, чтобы стать такими – многодетными, или это вот, как православные – как Бог положит?
О.Фёдор:
- Нет, только не этот последний вариант. Я, вообще, против такого рассуждения, такого принципа формирования семьи. Я, в некотором смысле, за планирование семьи…
К.Мацан:
- В хорошем смысле слова – как сейчас говорят!
О.Фёдор:
- В хорошем, да… в разумных пределах социальной концепции Русской Православной Церкви, конечно же. Но я считаю, что многодетная семья далеко не всем показана. Если говорить медицинским языком. Далеко не всем.
Что касается стремления создать семью… ну, нам хотелось, чтобы у нас было много детей. «Много» – как представлялось нам в 1994 году, когда мы поженились – ну, трое. А потом как-то… не знаю… само получилось. Дело ведь это не хитрое.
Понимаете, родить – это не такая большая проблема, если здоровье позволяет. А потом вот – ответственность… в общем, я согласен с Бурмистровыми – героизировать не приходится! И, в первую очередь, имея в виду свою семью.
Надо учесть, кстати, что… если вы ждёте от меня каких-то поучений – нет. И делиться опытом – ну, пожалуй… я могу чем угодно поделиться, а учить никого не стану, поскольку я не уверен в том, что моя семья – это образец для подражания.
К.Мацан:
- А вот к вопросу, как раз, о том, чтобы делиться опытом. В одном Вашем интервью я увидел фразу, которая мне, просто даже как журналисту, как редактору, очень понравилась своей точностью.
Вас спрашивала Ваша прихожанка, – Вы рассказываете про то, что можно делать и что нельзя делать в пост – и Вы сказали, в числе прочего, что важно в пост «соблюдать тишину в отношениях с близкими». Вот это меня очень, прямо, тронуло – «тишина в отношениях с близкими». С одной стороны. А с другой стороны, я себе представляю даже свою семью, где двое детей – какая там тишина? А у Вас их – девять. Вот это как-то – тишина внешняя, или внутренняя? Это – о чём?
А.Леонтьева:
- Да, я вообще не понимаю эту фразу…
О.Фёдор:
- Ну… внешняя тишина зависит от темперамента семьи. Есть семьи, где такие все – девочки, такие – ручки на коленочках, «спаси Вас Господи», папа такой – с бородкой, мама. А есть, понимаете… как у нас: футбол сплошной. У нас дети занимаются 4 раза в неделю футболом – ну, кое-кто из детей, скажем. Но, при этом, они приходят домой, и продолжают им заниматься дома.
Тишина имеется в виду, конечно…
К.Мацан:
- В отношениях с близкими.
О.Фёдор:
- … именно… да, тишина внутренняя. Чтобы она – тишина – была во мне. Не между нами тишина – это как получится, зависит от темперамента, с кем, смотря, тишина – с некоторыми тишина невозможна. А чтобы во мне была тишина – в отношениях с близкими. Когда меня задевает ( а меня постоянно что-то задевает в моей семье ), когда меня что-то задевает, я говорю себе: «Тихо, тихо… спокойно».
Ну… это, конечно, всё красиво – говорить. А на практике – очень трудно. А в этом и пост! Пост – это ж какое-то упражнение. И ничего не получается, кстати. Ну… редко. Получается, но редко.
Примерно, как… я бы сказал, что можно взять за образец… примерно… Великую Субботу. В Великую Субботу бывают либо дикие скандалы у людей ( Но это – чисто искушение, просто вот такое замечено, что чем ближе Пасха, тем больше каких-то страшных скандалов ), но если вам удалось как-то пройти через эти… значит… льдины, на лодочке, то тогда в Великую Субботу такая тишина – действительно, специфическая. Такая, предпраздничная, действительно – особая. «Да молчит всяка плоть человеча…» – как поётся в Великую же Субботу. Или – Рождественский Сочельник.
Вот, если бы оттуда взять! Но – ничего не получается, замечу десятый раз. Это всё – не про нас, не про меня. У нас всё очень живо, темпераментно – жизнь во всех своих проявлениях!
А.Леонтьева:
- Отец Фёдор, а вот мы говорим «девять детей», а можно Вас попросить… ну… рассказать, сколько лет детям, чем они занимаются – девять? Если сможете…
О.Фёдор:
- Давайте… Я предлагаю не перечислять всех – я диапазон просто назову.
Старшей дочери – 23, а младшей вот – 5 лет только что исполнилось. А между ними – всё мальчики, мальчики. Разного возраста, школьники, в основном.
А.Леонтьева:
- А по краям – девочки…
О.Фёдор:
- А по краям – девочки, и ещё одна девочка. У нас 3 девочки, 6 мальчиков. Студенты, школьники. Занимаются… а, один играет в театре – МХТ им.Чехова – достаточно успешно, другой – учится на оператора в Институте Телевидения и Радио ( ГИТР ), третий – ничего не делает, хотя надо. Я почему и говорю – у нас семья такая, что всего хватает, вообще. В том числе, и такие есть проблемы. Четвёртый готовится стать химиком – успешно. При этом, выбирает между химией и изобразительным искусством, поскольку заканчивает художественную школу, и тоже – очень успешно. Я ему предлагаю: «Ты бери лучше… иди в медицину – и в морг иди работай»…
А.Леонтьева:
- В морг?
О.Фёдор:
- Ну, да… плакаты эти… знаете… учебные пособия делать.
К.Мацан:
- Это Вы – всерьёз, или это Вы так шутите?
О.Фёдор:
- Всерьёз, почему – нет?
А.Леонтьева:
- Мы замерли даже…
О.Фёдор:
- Учебные пособия рисовать – мышцы… знаете, такие есть плакаты – скелет человека, скажем…
А.Леонтьева:
- Ну, да-да-да…
К.Мацан:
- В общем, это из серии «Любите ли Вы анатомический театр – так, как люблю его я?»
О.Фёдор:
- А что? Я, между прочим, собирался когда-то стать врачом, и очень много бывал в моргах, в анатомических театрах. Из этого ничего не вышло, к сожалению, но… так что… вот.
А.Леонтьева:
- Ну, я поняла, что у Вас очень… такой… большой диапазон – с Вами есть о чём поговорить.
То есть, если мы говорим о воспитании детей, то у меня к Вам очень много вопросов. Мы с Вами – ровесники по старшим…
О.Фёдор:
- Ага, ну – хорошо…
А.Леонтьева:
- … но у Вас побольше, чем у меня, получилось.
О.Фёдор:
- Да, нет… я, конечно… со мной поговорить можно, но у меня, мне кажется… такие… специфические представления о том, как всё должно быть.
Я считаю, что детям можно всё – вообще. Кроме… у нас в семье есть один запрет – только лишь – это обижать слабых. Слабый – это не обязательно младший или слабого пола. Бывает, слабый – и старший, и сильного пола. Бывает, у человека – плохое настроение, скажем…
К.Мацан:
- Вопрос о том, что «можно всё».
Вот, ещё одна цитата из Вашего интервью: «Я, скорее, либеральный отец. На детский вопрос «можно ли» я в 99% случаев отвечу «да». Я разрешаю детям, практически, всё, кроме самого вредного, плохого. Я почти ничего не запрещаю.
Не хочешь идти в церковь – не ходи, я никогда не заставляю. Айфон – пожалуйста, игровую приставку – на, держи, но если ты полдня будешь проводить за этой приставкой, то извини – я её изыму. Просто я понимаю, что это – вредно.
Я считаю, что детям всё надо разрешать и доверять».
Где та грань, за которой заканчивается доверие и вот это «всё-разрешение»? С какого момента «приставка отнимается»?
О.Фёдор:
- Значит… во-первых, эта реплика была сказана какое-то время назад, и от некоторых слов я, пожалуй, отрёкся бы.
Просто практика показала, что игровую приставку мы так никуда и не приставили. Она была, но куда-то делась. А сейчас… я не знаю, сейчас играют в игровые приставки?
К.Мацан:
- Нет. Мне кажется, уже – нет…
О.Фёдор:
- Короче говоря, эта темя для нас – не актуальна.
Дальше – хотел бы сказать, что, конечно, мне позволяет так рассуждать наличие у меня достаточно строгой супруги.
А.Леонтьева:
- Ага!
О.Фёдор:
- Я могу сказать… я, действительно, на всё говорю «да»…
А.Леонтьева:
- Добрый полицейский и злой полицейский?
О.Фёдор:
- Да-да-да-да… именно! Я могу сказать на всё – «да», всё разрешить. И это будет соответствовать моим убеждениям. Но я также знаю, что там есть ещё мама, которая отфильтрует кое-что… и, может быть, и нет.
Сколько играть? Ну, мы – да, мы отнимаем, пожалуй, и до сих пор ещё у некоторых товарищей малосознательных ( там, до 13, скажем, лет ) – бывает, что и отнимаем телефон. Сейчас же в телефонах играют, не в приставках.
Пожалуй, да – некоторые зависают в телефоне, и это… неправильно. Но тут – надо просто отнимать, как… просто отнимать. Не знаю как у кого… как у кого что.
А.Леонтьева:
- Это, помнишь, у нас был такой замечательный человек в гостях – издатель, Володя Лучанинов, и он рассказывал, как он замечательно… вернее, как – он рассказал прессе, а мы подхватили, как он замечательно борется с гаджетами. Вот, 10 часов вечера – всё, до свидания! Все гаджеты закрыли. И мы…
К.Мацан:
- В 10 часов вечера у него дома в расписании стоял такой пункт: «Выключается Wi-Fi».
А.Леонтьева:
- «Выключается Wi-Fi»…
О.Фёдор:
- А сам?
К.Мацан:
- 4G.
А.Леонтьева:
- И мы очень как-то радостно захватили эту инициативу, и решили, что – вот, найден, наконец-то секрет, как вынуть детей из гаджетов – ну, хотя бы в десять часов. И мы говорим: «Да!», а Владимир говорит: «Ну, как вы думаете, сколько эта система продержалась?..
К.Мацан:
- … день, три или неделю удалось этому следовать?»
А.Леонтьева:
- Да, делали ставки, и оказалось, что – 3 дня. Поэтому я так чувствую, что мы снова не услышим ответов на вопрос, как вынимать детей из гаджетов? Просто отнимать?
О.Фёдор:
- Да, нет… отнимать – это уж самый последний такой случай, крайний. Я не знаю… видите, у нас зависит от возраста – у нас есть дети, у которых не отнимешь уже ничего.
А.Леонтьева:
- Да!
О.Фёдор:
- То есть, физически, конечно, можно отнять всё, но…
А.Леонтьева:
- Подраться можно!
К.Мацан:
- Меня вот интересует, как Вы для себя нащупываете – может быть, это нельзя сформулировать – ту грань, за которой начинается запрет? Вот я, условно говоря, по себе чувствую – хотя у меня нагрузка «папская» во много раз меньше, чем у Вас – но бывают моменты, когда ты ребёнку что-то запрещаешь просто потому, что у тебя вот плохое настроение сейчас…
О.Фёдор:
- Очень легко…
К.Мацан:
- «Вот, сейчас я буду с тобой строгим потому, что я устал». А в аналогичной ситуации, в том же количестве проведённого времени за гаджетом, если у тебя хорошее настроение и ты не устал: «Ой, да играй, конечно, слушай… ну, что – я ж не тиран какой-то!»
О.Фёдор:
- Всё правильно…
К.Мацан:
- Как с собой работать в этой ситуации?
О.Фёдор:
- Никак не работать. Надо работать, видимо, с настроением, прежде всего. Чтобы не было… Вы сейчас нарисовали картину, которая на 100% соответствует мне, но я знаю, что есть люди, которые и не так. Вот, у нас мама, например – она гораздо менее подвержена решениям, продиктованным настроениями. А я – в большей степени.
Я не знаю, где грань. Ну, наверное, когда я обнаруживаю, что человек давно ничего не читал – бумажного. Я, по старинке, до сих пор считаю, что человек должен читать «бумагу». Если электронная книга – пожалуйста, но – тексты читать, лучше бумажные. Сам я читаю электронные – просто мне удобно, но у нас много книг дома. Человек должен читать. И если я обнаруживаю, что кто-то из детей ( и это, кстати, регулярно бывает ) совсем давно уже ничего не читает, то тут я становлюсь в стойку и принимаю меры. Если возраст позволяет, то, наверное, я как-то ограничиваю телефон, но, скорее, это мама тоже делает.
К.Мацан:
- И даёте книгу.
О.Фёдор:
- «Пойдём выбирать книгу!» – это очень трудно, кстати. Потому, что когда пойдём выбирать книгу, то 90 % вероятности, что эта книга будет взята с полки, а потом окажется, что её не читают – 90%. 10% – можно попасть: «А вот эту вот – возьми», – и она вызвала интерес. Но это трудно тоже. Помогают, знаете, детективы. Агата Кристи – всякие Пуаро… ну… такие… приличные детективы.
К.Мацан:
- Сегодня в студии светлого радио с нами и с вами священник Фёдор Котрелёв, клирик церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе.
В студии – моя коллега Анна Леонтьева и я, Константин Мацан.
Мы прервёмся, и вернёмся к вам буквально через минуту.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Леонтьева:
- Сегодня с нами в «Светлом вечере» священник – отец Фёдор Котрелёв, клирик церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе, отец девятерых детей.
И до эфира мы с отцом Фёдором перебросились несколькими фразами. Вы сказали: «У меня очень много свободного времени. Я читаю в метро, ещё я читаю дома, книжки читаю… у меня очень много свободного времени». Поделитесь! У нас же у всех – очень мало свободного времени! Почему это у Вас – очень много?
О.Фёдор:
- Ну, у вас график работы потому что 5 дней в неделю, с 10.00… или с 11.00 вы работаете, я не знаю… до 18.00.
А у нас по-другому. Мы работаем… служим, точнее… Во-первых, гибкий график. У нас 5 клириков в моей церкви – Покровской. Ну, настоятель – не в счёт, настоятель – он руководит… значит, 4 клирика, и служишь – не каждый день. И если служишь, то рано утром.
Покровская церковь – это единственная церковь в Москве, где Литургия начинается каждый день в 7 часов утра. Сделано так для того, чтобы могли пойти на работу люди – после. Даже на епархиальном собрании в прошлом году Патриарх об этом говорил.
7 утра – и 6 вечера. Между этим – есть время.
А.Леонтьева:
- Ну, да. Отцу девятерых детей, я думаю, совершенно нечем заняться между службой и службой…
О.Фёдор:
- Ну, почему… есть чем – я читаю книжки и смотрю кино. Ну, ещё есть требы, конечно.
А.Леонтьева:
- Ну, да – три человека в больнице исповедать и Причастить.
О.Фёдор:
- Ну, да. А сейчас будет побольше – мы переезжаем, к сожалению. Больница переезжает. И сейчас у них было 120 коек, а теперь будет 150, кажется, или 160.
Но у меня есть помощники зато – из числа мирян.
К.Мацан:
- Мне в одном из Ваших текстов понравилось… такое… распределение… классификация треб на обычные и благодатные. Обычные – те, за которые дают потом какое-то вознаграждение, по доброте душевной, те, кто священника просил требу совершить, а благодатные – когда не дают ничего потом.
А.Леонтьева:
- Да, мне тоже очень запомнилось…
О.Фёдор:
- Вот – это, как раз, пример того, как не устаревают какие-то высказывания. В отличие от предыдущего…
А.Леонтьева:
- Про девайсы – я напомню…
О.Фёдор:
- … До сих пор так оно и есть – и очень хорошо.
А.Леонтьева:
- Отец Фёдор, я вот первое интервью в своей жизни, много лет назад, в 90-е, взяла у матушки отца Валентина Асмуса. И очень для меня было такое… открытие открытий.
Я такая была – молодая, неофитка, и я спросила у матушки: «А что Вы детям… какие у вас семейные традиции?» Она говорит: «Да я не успеваю никакие семейные традиции ввести… Ну, вот – я читаю детям на ночь, по часу. Всех собираю, и просто читаю им час книжку…»
О.Фёдор:
- Да, я тоже слышал от их детей, с которыми я дружу – со многими из них, что для них это было… именно вот это воспоминание о чтении – оно очень важное. Мама читала, да. И Священную историю читала, и Священное Писание читала, и просто книги какие-то.
А.Леонтьева:
- Это был, где-то, 1996 год. То есть, даже уже можно о моём интервью говорить, как об истории. Потрясающе…
О.Фёдор:
- Ну, да, да, да…
А.Леонтьева:
- И вот она, когда рассказала, что она читает, я говорю: «Матушка, а что читаете?» – и уже приготовилась услышать: Апостол, там, Евангелие, а она говорит: «Жюля Верна читаю, там…
О.Фёдор:
- Правильно…
А.Леонтьева:
- … «Трёх мушкетёров», Брэдбери…»
О.Фёдор:
- Но священные книги она им тоже читала. Это я могу свидетельствовать по рассказам детей
Мы тоже стараемся читать перед сном. Пожалуй, читаем каждый вечер, но иногда бывает… тут ещё проблема в том, что у нас… Поскольку в одной комнате есть несколько детей разного возраста, то не всем интересно слушать «Томку» какого-нибудь… «Тюпа и Томка…», Чарушин… а хорошее, кстати… про собачку. А кто-то хочет Жюля Верна. Или – они сейчас читают – Толстого, Льва Николаевича – «Детство». Ну, как-то приходится комбинировать.
К.Мацан:
- Они сами читают?
О.Фёдор:
- Нет-нет, мама читает. Мама читает «Детство» Толстого сейчас им. А я читаю, скорее, младшей «Тюпу и Томку…»
К.Мацан:
- А старшие читают у Вас? Вот, мы уже начали про книги говорить.
О.Фёдор:
- Очень по-разному. Дети – разные. Это даже интересно – наблюдать. Есть – читающие, кто-то – меньше читающий. Совсем не читающих нет, и, наверное, и быть не может… поскольку… ну… книг – много, родители читают…
К.Мацан:
- Семья – филологическая…
О.Фёдор:
- Есть менее читающие дети, да… И думаю, что это общемировая какая-то тенденция – вообще не читать.
К.Мацан:
- А приходится, опять-таки, с этим работать? Грубо говоря, можно ли сделать так, чтобы ребёнок максимально читал? Что родитель может сделать? Или – ничего не может?
О.Фёдор:
- Ну, самому читать, во-первых. Во-вторых, меньше включать видеоряды.
Ведь, почему не читают? Потому, что слишком много видео – в разных… в телефоне, в компьютере, а компьютер – в каждой комнате, а то и по два, а бывает и по три, планшеты – везде изображение.
Когда мы росли, не говоря уже о наших родителях… вот, в нашей семье телевизора не было. Телевизор появился, когда мне было 16 лет – я уже был сильно подростком.
Соответственно, если нет телевизора, то – ну, что делать, если скушно? Можно играть? Можно играть. Но играть так, чтобы это было самодостаточным таким действием – ну, до 10-12 лет. Ну, а дальше-то? Уже не наиграешься в 13 лет, в 14 лет. Значит, читать – и всё. А больше ничего! Смотреть в потолок? Ну, это… тоже трудно. Плевать в потолок ещё можно… Ну, гулять. Но для этого существуют занятия – тоже не погуляешь всё время, потому, что есть и музыка, есть и рисование… не знаю… спорт. Остаётся – только чтение.
А сейчас этого нет. Сейчас – слишком много видео. Но это, мне кажется, всем понятно, да… Слишком много видео в разных видах, поэтому у чтения возникли очень серьёзные и гораздо более лёгкие альтернативы. Потому, что смотреть можно – что угодно, а читать – нет.
А.Леонтьева:
- Ага. Отец Фёдор, вот ещё такая, как говорит Костя – на разрыв аорты – тема, помимо темы чтения, которую мы часто здесь поднимаем. Я не знаю, насколько она коснулась Вашей семьи, но очень многие подростки, которые выросли в верующих семьях, Причащались буквально с утробы матери, они уходят из Церкви в каком-то подростковом бунте. Какой-то наступает возраст, когда подросток говорит: «Дорогие родители, вы отлично мне всё про Бога рассказали, в церковь я с вами находился, теперь дайте мне, пожалуйста, самому как-то подумать…»
О.Фёдор:
- Ну, это ещё не бунт. Это – мягкий вариант. Это – вариант совсем не плохой.
А.Леонтьева:
- Софт-вариант.
О.Фёдор:
- Софт, да. Это… такой… софт.
Бунт – это когда: «Вы меня достали со своей церковью! Попы – обманщики, Патриарх – носит часы, на что не имеет никакого права, и ездит на личном автомобиле с шофёром, на что тоже не имеет права! Попы должны жить нищими, побираться!» – вот, такое бывает, да.
А.Леонтьева:
- И у вас тоже такое было?
О.Фёдор:
- Нет, у нас такого не было. Никакого – ни «софт», никакого не было. У нас все дети… Но, впрочем, у нас продолжающаяся история – посмотрим. У нас ещё…
А.Леонтьева:
- Да, у вас ещё 5 лет есть… есть кому побунтовать!
О.Фёдор:
- Есть кому побунтовать. Посмотрим!
Пока – половина моих детей, скажем, выросла до 18 лет… да, половина – 18 и больше – такого бунта не было.
Какое-то отхождение… даже нет, это не отхождение… Я бы сказал, что практика – церковная практика – стала менее интенсивной. Пожалуй, у всех. Но – в разной степени. И это – очень хорошо. Потому, что интенсивность церковной практики – она решается человеком самостоятельно. И я вижу, что эта – выросшая – часть моих детей в состоянии решить эту… интенсивность.
А.Леонтьева:
- То есть, как часто ходить в храм?
О.Фёдор:
- Как часто ходит в храм…
А.Леонтьева:
- В церковь, извините…
О.Фёдор:
- … да… как часто ходить в церковь, что там делать – в смысле, Причащаться ли каждое Воскресенье, или – каждый раз, и Причащаться ли вообще…
К.Мацан:
- Но это, всё равно, некие варианты внутри пребывания в Церкви?
О.Фёдор:
- Внутри, да. Никто из моих детей не хлопнул дверью, никто… мало того – все… я вижу, что – вдруг приходят. И это «вдруг» у взрослого человека, тем более – у молодого взрослого человека, гораздо ценнее, чем когда все идут как… маленькая симпатичная отарочка овечек.
А.Леонтьева:
- Я тут недавно была в храме… ну… в Крылатском у нас…
К.Мацан:
- В церкви!
А.Леонтьева:
- Ой… извините… в церкви. Вот, в начале же передачи научили! Но… сейчас ещё нужно попрактиковаться… была в церкви Рождества Богородицы в Крылатском, и я вдруг поняла, что меня что-то… какой-то диссонанс у меня. И я смотрю – передо мной стоят очень адекватные, симпатичные молодые люди, лет этак 20-ти, 18-ти. И они – крестятся и молятся. И я поняла, что я не привыкла таких людей видеть… вот… в центре композиции. Почему-то я вижу детей, и я вижу уже… наверное… взрослых. Больше.
Поэтому, с расширенными глазами, я Вам задаю вопрос: как Вам удалось достигнуть того, что вот бунта этого не было? Как Вы думаете? Только не говорите: «Не знаю»!
О.Фёдор:
- Мы правда… да… хотя я и не знаю, но мы, правда, не заставляли никого – и до сих пор не заставляем – ходить в церковь.
Но иногда, довольно редко, мы взываем к таким понятиям, как христианская совесть, мораль, этика, христианство.
А.Леонтьева:
- «Взываем» – это как это… вот… два родителя говорят?
О.Фёдор:
- Мы говорим об этом. Мы говорим, скажем, что…
А.Леонтьева:
- «Где твоя христианская совесть?»
О.Фёдор:
- Да: «Где твоя христианская совесть? Не стоит оставлять ночевать этих девушек», – скажем. Но не более того.
Ну, это я пример привёл такой… немножко… соблазнительный…
А.Леонтьева:
- Ну, я понимаю о чём Вы говорите – у меня есть взрослые дети, да!
О.Фёдор:
- Вот… в общем, никого мы не заставляем…
А.Леонтьева:
- И в этом, видимо, секрет, Костя…
О.Фёдор:
- … и это мне кажется правильным.
А.Леонтьева:
- Вот… как это сформулировать? Если не заставляешь детей ходить в церковь, но, при этом, остаёшься в этой Церкви сам… да? Так вот можно?...
О.Фёдор:
- Да, но…
А.Леонтьева:
- Потому, что у меня вот дети – они, как раз, такие… антиклерикалы сейчас, такой у них возраст…
О.Фёдор:
- Ну и пускай – они вернутся потом. Нет сомнения. Если они с Вами ходили в детстве… да?
А.Леонтьева:
- Да, да…
О.Фёдор:
- Ну… в раннем, в смысле, детстве…
А.Леонтьева:
- Да, да…
О.Фёдор:
- … то нет сомнений, что они вернутся.
К.Мацан:
- Как утешительно!
О.Фёдор:
- Конечно! Потому, что это как зерно, которое посадили – оно потом вырастет.
А.Леонтьева:
- Я тоже так думаю, да…
О.Фёдор:
- Как оно там растёт – как в Евангелии сказано – это никто не видит.
Я недавно посадил зерно, и всё время раскапывал его, как последнее дитя – посмотреть, как оно прорастает, а оно и не проросло из-за этого. Серьёзно!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- Священник Фёдор Котрелёв, клирик церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе, сегодня проводит с нами этот светлый вечер.
А.Леонтьева:
- Отец Фёдор, скажите такую вещь. Я слышала о Вас, что Вы очень многое хотите попробовать – там… какую-то подкову… каким-то кузнецом Вы заделывались…
О.Фёдор:
- Да, я брал уроки кузнечного ремесла…
А.Леонтьева:
- … и зёрнышко вот закапывали-раскапывали…
О.Фёдор:
- Ну, с зёрнышком ничего не получилось. Это такое растение Божие… как же оно называется… тропическое… Карамбола.
А.Леонтьева:
- А кузнецом – зачем?
О.Фёдор:
- А я всегда хотел понять, как это устроено всё. Но когда увидел, как это тяжело…
Знаете, кузнечное дело тяжело не потому, что молоток тяжёлый. Там, как раз, в этом смысле… физически устаёшь, сильно устаёшь, но это не катастрофа. В кузнечном деле оказалось тяжело… и мне вот это интересно было понять – как устроено. И я взял сколько-то уроков – полтора года, а теперь уже поменьше, к сожалению, стал заниматься.
Самое тяжёлое в кузнечном деле – это то, что нужно сделать очень много операций. Я не знаю, как это сформулировать в одном слове… Для того, чтобы сделать подкову, нужно сделать… не знаю… 100 операций разных.
А.Леонтьева:
- Ага… действий каких-то?
О.Фёдор:
- Да. Железо остывает – очень быстро остывает… его раскаливаешь до оранжевого цвета, когда надо ковать, а потом – буквально три раза ударил, и оно уже стало тёмно-красным, а там уже и до синего недалеко, когда начинается синяя ломкость. Есть такое понятие – «синяя ломкость». Кстати, к педагогике надо его употребить.
А.Леонтьева:
- Синяя ломкость… интересно…
К.Мацан:
- А вот то, о чём Вы сейчас говорите – это просто форма любопытства, или в этом есть какое-то содержание того, что полезно в наш век тех же самых гаджетов что-то делать руками?
О.Фёдор:
- Скорее, первый вариант. Это – любопытство, и ещё что мои руки – они всегда хотят работать.
К.Мацан:
- То есть, всё-таки, что-то делать руками иногда, не просто…
О.Фёдор:
- Да. Но у меня нет убеждения какого-то , что в наш век это обязательно надо – по-разному бывает. Мои руки – хотят работать. Поэтому я работаю с деревом всегда с большим удовольствием, теперь научился – немножко научился с металлом… мне, кстати, мой учитель подарил настоящий горн на электрическом поддуве, и в деревне у меня теперь есть кузница. Мне только наковальни не хватает хорошей. Наковальня стоит 15000 рублей. Это я… как-то… всё собираюсь, а потом… может, лучше…
К.Мацан:
- Находятся более насущные траты!
О.Фёдор:
- Да!
А.Леонтьева:
- А скажите, пожалуйста, отец Фёдор, а семья как относится… я знаю, что Вы считаетесь таким… батюшкой – окормителем вокзалов. Вы кормите бомжей на вокзалах.
О.Фёдор:
- Да-да, бездомных. Вы знаете, в этом году я понял, что надо сделать паузу – мне, я про себя говорю, не про ребят, которые со мною вместе этим занимаются – они-то продолжают…
К.Мацан:
- Это группа «Люди вокзала», да?
О.Фёдор:
- Да, она существует. Я про себя говорю – я решил сделать на год, примерно… посмотрим… паузу, и не хожу каждую неделю на вокзал.
А.Леонтьева:
- Устали?
О.Фёдор:
- Да. За 11 лет.
А.Леонтьева:
- А-а… 11 лет…
О.Фёдор:
- Да, это очень… выгорание происходит. Очень ощутимое выгорание.
Поэтому я решил в этом году сосредоточиться на раздаче одежды тёплой и обуви, и сухой еды, которая у меня хранится в келье моей в храме… в церкви, извините…
А.Леонтьева:
- Ага!
О.Фёдор:
- Да-да-да… это… я – в процессе! Раздача – стационарная. Если раньше мы приносили на вокзал, то теперь, в этом году – нет. Я устал.
К.Мацан:
- Вот, Вы сказали – «выгорание», это слово произнесли. У меня ещё есть цитата – сейчас проверим, насколько она актуальна.
Вы говорили тоже в одном тексте, что самое тяжёлое для священника – это исповеди, и вот от этого общения, от сопереживания человеческим бедам и грехам очень устаёшь, выгораешь. А дальше Вы говорите: «Я с этим справляюсь с помощью семьи. Мне вот жалко католических священников, как они с этим справляются – загадка. Нам, православным, повезло – у нас есть семья. Пришёл домой – и забыл об исповедях.
Одному ребёнку надо с французским языком помочь, другому – с математикой, третьему – по музыке подсказать. Жену поцелуешь, тут же – с коляской на улицу – и всё. И отвлекаешься, и – дальше побежал».
А.Леонтьева:
- Очень много свободного времени – чувствуется…
К.Мацан:
- Актуально?
О.Фёдор:
- Абсолютно точно. Кроме коляски, которая уже не актуальна, а… всё так и есть, да. И исповедь, действительно, самая трудная и – самая выжигающая вещь.
К.Мацан:
- Нет, как раз таки, в контексте нашего разговора, вторая часть этой цитаты важна – про то, что семья возрождает силы.
О.Фёдор:
- Что семья помогает? Конечно! Абсолютно точно. Ну… потому, что забываешь просто, отвлекаешься.
Исповедное вот это дело тяжелейшее – это такое балансирование между эмпатией и цинизмом. Что я имею в виду? Батюшка может всей душой и просто всем своим существом начать вникать в проблемы людей ( а исповедь всегда, так или иначе, проблемы – то духовная, то какая-нибудь душевная, семейная, и поэтому – душевная, то социальная, и поэтому – душевная и духовная )… значит, батюшка может либо полностью погрузиться туда, и тогда он выгорит, как мне представляется, очень-очень быстро, и это будет плохо-преплохо, либо – наоборот, так огородиться невидимым… таким… колпаком стеклянным, что вообще не будет никого слушать, и – пускай они там говорят… но люди это чувствуют, и люди… вообще… ждут какого-то отклика. И хотя беседовать на исповеди – это не правильно… беседы проводить, а надо каяться в своих грехах, но отклик – он даже и в наших богослужебных книгах предполагается – поучение некое на исповеди, это – отклик. И вот этот баланс между способностью туда окунуться полностью и циничным отстранением «под колпаком» – вот он и труден.
Иной раз думаешь: «Ну, вот сейчас мне – что?» И это – трудно, да.
А.Леонтьева:
- А можно спросить? Вот, Вас тоже Костя цитирует, и мы до эфира об этом говорили… У Вас есть такое… ну… не интервью, а, по-моему, какие-то отрывки дневников, которые Вы публиковали, про то, что вот Вы исповедуете и… там… девушку какую-то отговариваете делать аборт, и говорите: «Не сделаешь – я его 100 % ( как подростки говорят – 100 проц ) усыновлю!»
К.Мацан:
- Да! «Ты роди, и я – усыновлю!» – говорите Вы в этом дневнике.
О.Фёдор:
- Что-то такое было, да. Наверное. Честно говоря, я забыл об этом…
К.Мацан:
- В конце этой записи Вы пишете, что…
О.Фёдор:
- В «Большом городе»?
К.Мацан:
- Да, в журнале «Большой город»… прихожанка, слава Богу, родила.
О.Фёдор:
- Вы знаете… видимо, это было, но я забыл. Я не помню, что это была за женщина – наверное, с ней всё хорошо.
А.Леонтьева:
- Слава Богу, да.
К.Мацан:
- Вот эта цитата про семью, которую я процитировал, мне она почему показалась важной… Мы же часто – не в программе, а вообще про семью, ( особенно, мне кажется, это мужчинам свойственно ) – говорим, как про ещё одну работу. Вот, у меня на работе – работа, а потом домой возвращаюсь, а там – ещё одна работа. Дети, жена – ещё одна зона комфорта или дискомфорта.
А у Вас такая логика простая, другая совсем, взрывающая – что нет, это то, что восстанавливает силы. Это – тоже труд, но труд с каким-то совсем другим результатом.
О.Фёдор:
- Ну, известно же, что лучший отдых – это перемена деятельности. Всё просто, в этом смысле.
Да дома… видите ли… не приходится говорить о том, что дома прямо отдыхаешь. Дома – меняешь занятие, скорее. Дома – другие проблемы возникают. Иной раз – похлеще.
В этом смысле, должен сказать, что чем дети старше, тем с ними труднее. Поэтому, Вы не обольщайтесь, что у Вас всё будет хорошо… после разговора с отцом Фёдором!
К.Мацан:
- Спасибо!
О.Фёдор:
- Нет, всё будет труднее. Да, Аня?
А.Леонтьева:
- Отец Фёдор, вот, мы сегодня с Вами обсудили какие-то проблемы подростков… Меня волнует такая проблема… не знаю, насколько у нас в Вами есть какие-то рецепты на эту тему…
Есть такое понятие как «лежачий подросток». Это подросток, который, по словам психолога Людмилы Петрановской ( может быть, Вы слышали – такие лекции она замечательные читает про современные реалии и современных детей ), ребёнок, которого всю жизнь родители строят, строят, строят, потом он получает пульт управления в свои руки, и в какое-то время он ложится на диван с этим пультом и говорит: «Всё…» Родители: «Нет, вставай!» Он: «А то вы мне – что?»
Ну, то есть, он как бы полностью… ну… то есть, получает то, чего у него никогда не было – покой. И…
О.Фёдор:
- Если бы это всё было так просто, если бы схема была такой, можно было бы веселее смотреть на проблему.
Я сразу скажу, что в моей семье это тоже есть. Для меня это всё – очень трудно. Всё – не так просто.
Вот, в моей семье, например… ну… мы, и правда, ничего никогда не запрещали. А есть человек, у которого пошло что-то не так – в этом трудном возрасте, когда человек выбирает, вообще, свой путь, и самоидентификация происходит… а вот – пошло что-то не так, как предполагалось, как ему хотелось бы. А было уже слишком много надежд на это. И человек начинает замыкаться, ложится, действительно… «лежачий подросток» – это вполне верное определение.
Потому, что когда человек испытывает психологические трудности такие, серьёзные, граничащие с депрессией, с патологическим состоянием, то он уходит в сон. И, собственно, это… видимо… один из показателей того, что всё плохо – когда человек слишком много спит. Когда человек лежит, спит, меньше выходит.
Делать с этим что? Я уверен, что надо обращаться к психологам, а, может быть, и к психиатрам.
А.Леонтьева:
- И Вы – совершенно правы. Я так от себя скажу…
О.Фёдор:
- Да. Шапками это не закидаешь.
А.Леонтьева:
- … как человек, который заканчивает книгу про вот таких, собственно, подростков.
О.Фёдор:
- Нашими православными шапками, митрами, клобуками, и скуфьями это не закидаешь. Это – проблема.
«Обратись к батюшке, посоветуйся с отцом N, и всё будет хорошо», – нет. Нет и нет. Проблема – очень большая, для меня – очень актуальная, я нахожусь в процессе её решения. Спасибо Вам за этот вопрос, и пожелайте мне, чтобы что-то получилось!
А.Леонтьева:
- Да, конечно, желаем!
Но, на самом деле, сегодняшний разговор… поскольку вопросов ещё – куча осталась, а времени… как нарочно – опять прошло!
Но я хочу Вас поблагодарить, отец Фёдор, очень сильно за то, что передача была такая… не образцово-показательная. Потому, что вот – я рассказывала в одном из текстов на радио – когда ты включаешь радио, или звонишь подруге или другу, у тебя – какие-то проблемы, и ты говоришь: «У меня – проблема!», а он говорит: «А у меня – всё замечательно, у меня – все друг друга любят, все дети – поступили во все ВУЗы, все друг друга поддерживают!» – ты чувствуешь, что ты… как-то вот… теряешься на этом фоне благополучия. Поэтому я очень рада каким-то таким, очень откровенным, собеседникам, которые… у которых тоже есть проблемы! И это, на самом деле, вот… утешает.
О.Фёдор:
- Спасибо, если я кого-то утешил. Может, и меня кто-то утешит…
К.Мацан:
- На этой оптимистической ноте…
О.Фёдор:
- Да-да-да-да! На самом деле, дорогие друзья, слушатели радио «Вера», всё не так плохо, как в конце нашей передачи! А, скорее, так разнообразно, как в её продолжении. И я хочу всех поздравить с наступающим Рождеством Христовым, пожелать вот этой тишины, о которой шла речь в начале передачи – в Сочельник – в продолжение и в окончание поста, тишины между вами, между вашими близкими, в ваших домах, и – Рождественской радости! Аминь.
К.Мацан:
- Священник Фёдор Котрелёв, клирик церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе, отец девяти детей сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
В студии также была моя коллега Анна Леонтьева, и я, Константин Мацан. До свидания!
А.Леонтьева:
- До свидания!
О.Фёдор:
- До свидания!
Священномученик Владимир и Валентина Амбарцумовы
Поделиться
Фото: PxHere
Священномученик Владимир Амбарцумов, говоря о своей жене Валентине, повторял, что не знает, где кончается он и где начинается она. Любовь супругов была столь крепка, потому что черпала силы в Евангелии. И хотя совместная жизнь Владимира и Валентины была очень короткой, созданная ими и расцветшая в ΧΧ веке семья Амбарцумовых стала украшением Русской Церкви.
Незадолго до начала Первой Мировой Войны Владимир Амбарцумов вступил в московский кружок Всемирного Студенческого Христианского Союза. В кружках, подобных этому, рассказывала дочь Амбарцумова Лидия, «витал дух общежитейства: общий дом, общая трапеза, общие заботы. В них проходила вся жизнь: здесь дружили, влюблялись, женились, родили и воспитывали детей». Здесь Амбарцумов познакомился со своей будущей супругой Валентиной. Оба они были протестантами: Владимир по рождению, а Валентина, которую в детстве крестили в православии, сделала осознанный выбор в пользу баптизма.
Молодые люди поклялись посвятить жизнь проповеди Евангелия. Они поженились в 1916 году. Через несколько месяцев после торжества Владимир писал Валентине: «Я очень привык к тебе, но всё же то, что ты у меня есть, для меня так же ново, как в первый день. Я чувствую себя совершенно иначе, чем раньше, и всё ещё удивляюсь этому, вернее, радуюсь. Всё-таки как отлична эта радость от всех других земных радостей, которые, и даже лучшие, так скоро проходят, хотя бы уже и потому, что к ним привыкаешь».
После революции христианские кружки подвергались притеснениям со стороны властей, но первые годы они продолжали работать. Владимир и Валентина не оставляли евангельской проповеди. Вместе с друзьями они приобрели и отремонтировали старый дом в центре Москвы, в одной половине которого разместились сами Амбарцумовы, а в другой — проходили занятия и собрания кружка. Супруги организовывали лекции, приглашая известных богословов, раздавали евангелия в больницах и тюрьмах, создали детский приют для сирот. Один из подопечных этого приюта — мальчик Никита — стал приёмным сыном Амбарцумовых. Они приняли его в семью, хотя у Владимира и Валентины уже было двое маленьких детей.
В 1920 году Владимира Амбарцумова и многих других кружковцев арестовали. Причиной ареста была их миссионерская деятельность. В это же время Амбарцумовы потеряли одного из сыновей — Витя умер от скарлатины. Родители утешали друг друга напоминанием о Господе. Владимир в одном из писем к супруге писал: «Будем же послушными и терпеливыми Его учениками. Ведь все испытания имеют исключительной целью закалить и воспитать нашего внутреннего человека для вечной жизни. Чем больше мы здесь переживём Господа и силу Его, тем ближе и роднее Он нам будет там. Будем охотно приносить в жертву временное, чтобы приобресть вечное».
Страшным испытанием для Владимира стала потеря Валентины, которая скоропостижно скончалась от пищевого отравления в 1923 году. Перед смертью она сказала мужу: «Я умираю, но ты не очень скорби обо мне. Я только прошу тебя: будь для детей не только отцом, но и матерью. Времена будут трудные. Много скорби будет. Гонения будут. Но Бог даст сил вам, и всё выдержите». Во время похорон Валентины — они проходили по протестантскому обряду — царила возвышенная, просветлённая радость. Спустя несколько лет Валентину заочно отпел православным чином владыка Мануил Лемешевский. Владимир в середине 1920-х годов сблизился с протоиереем Валентином Свенцицким и стал его духовным сыном. Отец Валентин крестил Амбарцумова и двух его детей, а затем благословил Владимира стать священником...
Когда-то супруги Амбарцумовы мечтали о 12 детях — по числу апостолов. Их чаяние оправдалось во внуках и правнуках. У старшего сына Евгения, настоятеля Князь-Владимирского собора в Ленинграде, родилось восемь детей, у дочери Лидии — шесть. Среди потомков Амбарцумовых — множество, куда больше двенадцати, православных священников.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Преподобные Сергий и Варвара Островские и их сын – преподобный Александр Свирский
Поделиться
Фото: PxHere
В 1830 году в приладожском селе Мандеры построили часовню. В ней находились образа святых — преподобных Сергия и Варвары Островских и их сына — преподобного Александра Сварского. Часовня стояла на месте, где в пятнадцатом веке был дом, в котором жили Сергий и Варвара — в миру Стефан и Васса — и где у них родился сын Амос — будущий святой Александр Свирский.
Супруги считались зажиточными людьми. Они трудились, растили детей, ни в чём не нуждались и не собирались менять вполне счастливый образ жизни. Своего третьего и последнего ребёнка — Амоса они буквально вымолили у Бога. И относились к мальчику, как к дару небес и утешению в старости. Когда Амос вырос, родители стали искать ему невесту. Но юноша мечтал только об одном: он хотел уйти в монастырь. Амос строго соблюдал посты и посвящал ночи молитвам.
Однажды он познакомился с монахами из Валаамского монастыря, пришедшими в село по хозяйственным нуждам. Узнав про отдалённую обитель, расположенную на Ладожском озере, Амос был заворожён рассказами о подвижнической жизни иноков и решился уйти на Валаам. Понимая, что родители его не отпустят, юноша пошёл на хитрость: сказал отцу и матери, что идёт по делам в соседнюю деревню и просил не беспокоиться, если ему придётся задержаться. А сам преодолел 180 километров и, явившись в Валаамский монастырь, принял постриг с именем Александр.
Три года Стефан и Васса искали сына. Ходили по городам и сёлам, опрашивали людей, обещали щедрое вознаграждение тому, кто сообщит им о местонахождении Амоса. Всё было безуспешно. Но родители не теряли надежды. Никто не видел их сына живым, но ведь и мёртвым не видели тоже. Когда же до супругов дошла весть о том, где живёт Амос, Стефан собрался и отправился на Валаам. Александр не хотел выходить к отцу, понимая, что тот будет уговаривать его вернуться. И согласился поговорить только после того, как Стефан пригрозил, что убьёт себя. Сын выслушал отца, и хоть ему было нестерпимо видеть его слёзы, ответил: «Одно тебе хочу сказать: придя в монастырь Пресвятой Богородицы в Остров, постригись там, и спасение души своей получишь. А если этого не сотворишь, больше лица моего не увидишь». Стефан в гневе ушёл, но любовь к сыну заставила его вернуться и пообещать Александру сделать так, как он хочет.
Стефан сдержал слово. Он продал свой дом, раздал имущество бедным и вместе с женой ушёл в Введенский монастырь, где они приняли монашество. Стефан постригся с именем Сергий, а Васса с именем Варвара. К тому времени они были уже пожилыми людьми. И прожили совсем недолго, скончавшись в своей тихой обители. Александр, никогда не забывавший об отце с матерью и опекавший их монастырь, так и называл его: «монастырь моих родителей». И царь Фёдор Иоаннович говорил о нём: «Введенский монастырь, где лежат родители чудотворца Александра Свирскаго». Супруги были канонизированы Церковью и прославлены в чине преподобных.
Сам Александр покинул Валаам и построив хижину на берегу Рощинского озера, несколько лет жил там в одиночестве. Слух о том, что у озера живёт святой, распространился по окрестностям, к Александру стали приезжать паломники. Жить им было негде, и Александр основал на берегу монастырь Живоначальной Троицы, а чуть позже недалеко от него — Александро-Свирскую обитель, игуменом которой и стал. Он прожил 85 лет и умер в августе 1533 года. Церковь канонизировала его спустя 14 лет после кончины.
Сегодня великое множество людей молится Александру Свирскому о рождении ребёнка, как когда-то молились о том же святые Сергий и Варвара. За помощью к Преподобному обращаются и родители, чьи дети решили посвятить свою жизнь Богу. Сразу и безоговорочно принять это могут далеко не все. Но молясь Александру Свирскому матери и отцы, так же как Сергий и Варвара, учатся уважать жизненный выбор своих детей.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Юрий Васильев и Нелли Корниенко
Поделиться
Фото: Dmitry Ant / Unsplash
Курортный сезон 1959 года был в разгаре. Южное солнце стояло высоко в безмятежном голубом небе. Пляж с утра был полон желающих окунуться в прохладные морские волны. Худенькая темноволосая девушка озабоченно потрогала плечи — не обгорела ли? Девушку звали Нелли Корниенко. На отдых в Геленджик студентка Щепкинского театрального училища приехала из Москвы. Вдруг прямо перед нею из воды вышел молодой человек — высокий статный шатен. На несколько секунд их взгляды встретились. Осторожно ступая по нагретой солнцем гальке, парень прошёл мимо. И Нелли забыла про полуденный зной, про обгоревшие плечи... «Меня словно громом поразило», — вспоминала она спустя годы. Это была любовь с первого взгляда.
Оказалось, что незнакомец вместе с друзьями расположился неподалёку. Ребята шумно и весело играли в домино. Нелли то и дело поглядывала в их сторону. И вдруг услышала: «Девушка, давайте к нам!» Тот самый красавец махал ей рукой. Нелли смутилась, но приглашение приняла. Накинув на плечи полотенце, подсела к компании. Познакомились. Парень представился Юрием Васильевым. И как-то само собой получилось, что скоро они отсели в сторонку и стали увлечённо общаться вдвоём. Оказалось, что Юра тоже из Москвы. И — вот это совпадение! — тоже будущий актёр, студент ГИТИСа! Прощаясь, парень пригласил девушку на прогулку по вечернему городу, назначив свидание в центральном парке.
Две недели отдыха пролетели, как один миг. Каждый день молодые люди встречались. «Между нами очень быстро возникло настоящее глубокое чувство», — вспоминала Нелли Ивановна. Вернувшись в Москву, Нелли и Юрий поняли, что не могут жить друг без друга. В 1960-м году они поженились. Окончив учёбу, попали в труппу одного театра — Малого. Вместе уходили на работу, вместе возвращались. Вместе играли на сцене. И никогда не уставали друг от друга. Наоборот, помогали учить роли, советовались о том, как лучше сыграть того или иного персонажа. А однажды произошёл удивительный случай. Прямо на улице к Нелли подошёл пожилой человек. Он оказался кинорежиссёром и искал исполнительницу главной роли для своего нового фильма. Типаж Нелли показался ему идеальным. Он пригласил женщину на пробы. Мужу Нелли решила пока ничего не говорить — вдруг не утвердят? Каково же было её изумление, когда на «Мосфильме» она увидела... Юрия! Он пришёл пробоваться на роль в том же фильме! «Не хотел тебе говорить, пока не утвердят», — сказал Васильев. В итоге супруги получили роли в картине Маноса Захариоса «Ловцы губок». «Это просто невероятно! Мы с Юрой играли главных героев, любящих друг друга, и сами были любящей супружеской парой», — вспоминала Корниенко.
Роли в кино и театре приносили Юрию и Нелли много радости. Но главной радостью стало рождение дочери Екатерины в 1967 году. По воспоминаниям Нелли Ивановны, Юрий был образцовым отцом. Купал дочку, укладывал её спать. Примерно в то же время супруги решили обзавестись собственным домом за городом. «Построю сам», — решительно сказал Юрий. И как только выдавалась свободная минута, ехал в деревню — месил раствор, клал кирпичи.
В 1979 году Васильев сыграл одну из своих самых известных киноролей в знаменитой картине Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» — телевизионщика Рудольфа, бросившего главную героиню с маленьким ребёнком. Корниенко вспоминала, что её мужу было очень непросто воплотить такого персонажа. Ведь в жизни Юрий был полной противоположностью! «Юра жил семьёй, бесконечно любил нас с дочкой», — говорила Нелли Ивановна.
...Жарким летним утром 1999 года Нелли и Юрий должны были поехать на дачу. Муж долго не вставал, и Нелли Ивановна пошла его будить. Наклонившись, поняла: Юрий Николаевич скончался. И вспомнила, как накануне он вдруг взял её за руку, долго смотрел в глаза и повторял: «Родная, любимая!» Пережив мужа на 20 лет, Нелли Ивановна больше не вышла замуж. Оставшиеся годы она прожила, вспоминая любимого супруга. А когда пришла пора воссоединиться с ним в вечности, коллеги по Малому театру написали в некрологе: «Там, на Небесах, Юра и Нелли теперь снова вместе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
