«Русский военачальник Алексей Эверт». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гость программы — специалист по военной истории России 20 века Константин Залесский.

Разговор шел о личности, подвигах и судьбе одного из ведущих военачальников Первой мировой войны Алексея Эверта.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И сегодня мы обсуждаем судьбу одного из ведущих полководцев Российской империи эпохи её заката. Наш сегодняшний центральный персонаж — это Алексей Ермолаевич Эверт, генерал, один из командующих фронтами Первой мировой. Фигура по-своему выдающаяся и ушедшая в могилу раньше времени, в силу того, что новая власть не жаловала людей, которые проявляли, если не верность, то во всяком случае приверженность к старой России, к России исторической. А Эверт был именно таков. Для того, чтобы хорошо понимать, что перед нами за человек, мы пригласили, в качестве экскурсовода по судьбе генерала Эверта, замечательного историка, специалиста по истории России ХХ века Константина Залесского. Здравствуйте.

К. Залесский

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Ну что ж, по традиции мы с вами начнём со своего рода визитной карточки. Итак, буквально в нескольких фразах: главное, что надо знать о генерале Эверте, главное, что характеризует его как незаурядную личность.

К. Залесский

— Его, как незаурядную личность, характеризуют как минимум его собственные слова, которые он во время Первой мировой войны сказал генералу Шварцу, коменданту Ивангородской крепости, герою войны, всемирно известному герою. Он сказал: «Войска, находившиеся под моим командованием, в общем, никогда не одерживали выдающихся побед, но они никогда не терпели поражения».

Д. Володихин

— Ну, то есть, иными словами, Эверт — это своего рода живой символ надёжности в армейском ключе.

К. Залесский

— Да, именно надёжности. Это, скажем так, один из путей поиска выхода армии во время новой эпохи войн. То есть, когда мы имеем эпоху войн, там — 12 год. Понятно, значит, это штыки, взять кого-то и так далее.

Д. Володихин

— Личность на поле боя видна всем и каждому.

К. Залесский

— Да, а Первая мировая война, ну и русско-японская тоже, это вот война нового типа. И вот как в ней быть? Никто же не знает. Когда тогда военачальники, генералы шли на фронт, они же не знали, как воевать.

Д. Володихин

— И Эверт предлагает прежде всего не рисковать. Эверт предлагает те решения, которые означают надёжность, стабильность на линии фронта и, что называется, верный успех, если его можно достигнуть.

К. Залесский

— Да. Условно говоря, было два решения войны Первой мировой — это суворовский или кутузовский стили. Суворовский — это Брусилов. Кутузовский — это Эверт.

Д. Володихин

— Ну что ж, своего рода Кутузов начала ХХ века. Давайте попробуем проследить биографию этого нового Кутузова ХХ века. Человек с совершенно русским именем и отчеством Алексей Ермолаевич и совершенно немецкой фамилией Эверт — что это был за человек? Из какой среды он вырос до высот армейского командования Российской империи?

К. Залесский

— Алексей Ермолаевич происходил из семьи, как мы видим по фамилии, когда-то немецкого происхождения. Он родился в семье офицера, в общем, эта семья была абсолютно не немецкой. Это была русская служилая православная семья, которая не имела никаких поместий, которая не имела никаких источников дохода, кроме жалования. То есть вот такой служилый дворянский отнюдь не древний род.

Д. Володихин

— Господский дом где-то под Вереёй, кажется, был.

К. Залесский

— Да, господский дом был не у него, а у его батюшки. Значит, это село Смоленское Смоленской области Верейского уезда Московской губернии. Вот там стоял господский дом, который, судя по всему, они приобрели. То есть это не помещичий дом — вообще, в Верейском уезде помещичьих имений было очень мало. И вот там жила эта семья. Можно упомянуть, что у него был старший брат, который тоже стал военным, закончил генерал-лейтенантом. Он скончался в 1912 году. У него было имя и отчество ещё более, скажем так...

Д. Володихин

— Старо-русское?

К. Залесский

— Не совсем. Он был Аполлон Ермолаевич Эверт.

Д. Володихин

— О-о-о! Ну что ж, давайте попробуем посмотреть на то, как складывалась служба Алексея Ермолаевича до того момента, когда он впервые понюхал пороха. Кажется, это будет русско-японская война. Он отличался какими-то способностями?
К. Залесский

— Да он, как всякий служилый из офицерской семьи, он окончил Первое московское военное училище — тогда это было училище, а потом в корпус его переименовали. А потом учился, естественно, в Третьем Александровском военном училище. Это где кабинет Жукова, сейчас напротив Генштаба. В принципе, всё Московское военное служилое дворянство заканчивало, в принципе, Третье Александровское училище. Так вот, в училище, соответственно и в гимназии тоже, в училище и потом, соответственно, в Александровском училище, Эверт показал совершенно выдающиеся способности. Показательно то, что Александровское военное училище он закончил первым по списку. Во-первых, он стал фельдфебелем. То есть, в принципе, на курс четыре фельдфебеля обычно бывает. Вот он стал фельдфебелем, он закончил первым по списку, с занесением на мраморную доску. И надо отметить, что из 136 человек.

Д. Володихин

— Ну да, действительно выдающийся результат. То есть он показал великолепные знания, в принципе с перспективой на Генштаб. И он, как первый по выпуску, смог выбрать себе место, куда он поступает. И он был выпущен. Он не мог выйти сразу в гвардию — это было не положено для Третьего Александровского училища. Он был выпущен в армейскую пехоту с прикомандированием к лейб-гвардии Волынскому полку, который стоял в Варшаве. А через год его уже официально приняли в полк. То есть полгода он там был как бы прикомандирован.

Д. Володихин

— Но лейб-гвардии Волынский полк — это достаточно древняя часть, имеющая длительную историю, чуть ли не в Бородинской битве он отличился.

К. Залесский

— Конечно. Это, во-первых, хороший полк. Хотя это, конечно, скажем так, вторая, молодая гвардия...

Д. Володихин

— По сравнению с лейб-гвардии Преображенским и Семёновским полками — да.

К. Залесский

— И потом, это варшавский отряд. То есть гвардия, как мы можем напомнить, стояла, прежде всего, в Петербурге и под Петербургом, и гвардия стояла в Варшаве. Гвардейская бригада, третья дивизия, стояла в Варшаве. В Москве, напомним, гвардии не было. Функции гвардии в Москве выполнял Гренадерский корпус.

Д. Володихин

— Ну что ж, но всё равно гвардия, хоть и не высшего сорта.

К. Залесский

— Но это хороший полк со своими древними традициями, это престижная служба. Но, кстати, надо сказать, что то, что Эверт попал в лейб-гвардии Волынский полк в Варшаве, в принципе, вся его карьера дальнейшая очень тесно была связана с Варшавой и царством Польским, то есть его постоянно назначали в части, которые служили в царстве Польском, и прежде всего в Варшаве.
Д. Володихин

— В каком году он получает — очевидно, именно в этом полку — первый офицерский чин?
К. Залесский

— Да. Он закончил в 76-м году, а в 77-м был произведён уже в подпоручики гвардии.

Д. Володихин

— Но в русско-турецкой он не участвовал?

К. Залесский

— Участвовал.

Д. Володихин

— Значит, первый раз он понюхал пороху не на русско-японской, а на русско-турецкой войне

К. Залесский

— Да. Причём вот буквально только получив погоны гвардейского подпоручика. Лейб-гвардии Волынский полк был отправлен на фронт. И Эверт принял участие в ряде сражений. Причём нельзя сказать, что повезло. Сражения были тяжёлые, то есть лейб-гвардии Волынский полк попал, скажем так, не маршировать на парадах по городам захваченным, нет. Но тем не менее Эверт получил опыт боевого офицера, получил Анну четвёртой степени, то есть аннинское оружие получил, то есть за храбрость. И получил Станислава третьей степени с мечами. В принципе, для молодого поручика это вполне приличные знаки отличия, скажем так. В общем и целом, наверное, чтобы больше, ему надо было совершить какой-нибудь действительно такой подвиг.

Д. Володихин

— Молодой подпоручик после окончания войны должен будет ждать новой проверки своих способностей более четверти века — до русско-японской. Мы видим только то, что он тихо растёт в чинах.

К. Залесский

— Да, он растёт чинах, но кроме того видно, что человек имеет определённую командную жилку, и его способности, показанные ещё в училище, показывают его умение анализировать ситуацию, то есть он явно человек штабной, скажем так. И он получает разрешение подать документы в академию Генерального штаба. Надо сказать, что, подав заявление в академию Генштаба, он блестяще сдаёт экзамены. У него никогда не бывает сбоев, он проходит два курса, сдаёт блестяще экзамены и переходит на дополнительный курс. То есть, условно говоря, он — генштабист от Бога.

Д. Володихин

— Ну, русский немец это, можно сказать, машина труда.

К. Залесский

— Можно и так сказать, да. В общем, он очень подходит для службы в генштабе. И никаких нет препятствий его дальнейшей службе. И в 1882 году он заканчивает академию, получает капитана уже, то есть он получил за хорошую учебу ещё штабс-капитана, а теперь он выходит капитаном. То есть это, в принципе, очень неплохая карьера, потому что он 57-го года, ему ещё нет 30, а он уже капитан. То есть это, в общем, очень неплохая карьера для русской императорской армии.

Д. Володихин

— Но и в то же время ничего такого сверхвыдающегося и блестящего. Дорогие радиослушатели, помня о том, что гвардейский Волынский полк это, можно сказать, военная альма-матер нашего героя, я попрошу сейчас поставить «Марш лейб-гвардии Волынского полка».

(Звучит марш.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы беседуем с замечательным историком ХХ столетия Константином Залесским о судьбе одного из ведущих военачальников Первой мировой войны — о судьбе генерала Эверта. Мы достаточно медленно двигаемся по его биографии, сейчас немножечко ускоримся. Капитан он в начале царствования Александра III, а русско-японская война случится ещё через 20 с небольшим лет. И в каких чинах он входит в это новое огненное горнило?

К. Залесский

— Он входит в русско-японскую войну, будучи генерал-майором, начальником штаба корпуса в Варшаве, человеком женатым, уже 15 лет как.

Д. Володихин

— То есть он не совершал никаких особых подвигов, просто эти 20 с лишним лет его служба складывалась более-менее удачно.

К. Залесский

— Она складывалась абсолютно удачно, без каких либо взлётов и падений. То есть она шла абсолютно ровно, идеальная служба, скажем так, хорошего офицера. Чётко, без прыжков вперёд, без откатывания назад, человека, который не имеет большой лапы в военном министерстве, человека, который своим трудом добивается всего.

Д. Володихин

— Ну, заслуженно получает по своим способностям.

К. Залесский

— Да, он женат не на дочери какого-то там выдающегося военачальника, он женат на дочери начальника Нижегородского губернского жандармского управления Надежде Игнатьевне Познанской. У них шестеро детей: три дочки, три сына. Семья очень верующая, очень православная.

Д. Володихин

— Может показаться, что жизнь-то уже состоялась.

К. Залесский

— Она не совсем состоялась, потому что Эверт стремится всё-таки перейти уровень брата Аполлона, который к этому моменту командует дивизией.

Д. Володихин

— Ну что же, вот ему дают такую возможность — начальник штаба корпуса.

К. Залесский

— Да, это очень хороший пост. Следующий как раз будет комдив — по рангу, так сказать, идёт. И когда начинается русско-японская война, всем известно, что Эверт талантливый, очень высоко он ценится в генштабе. Все знают, что он хороший специалист, но его пока никто не пробовал, скажем так, на командных постах крупных. Он покомандовал полком, но это нормальная ситуация. Начинается русско-японская война, и получается так, что сначала штаб организуется под адмиралом Алексеевым, который комплектует его из своих. А потом, когда Алексеева отстраняют, туда едет Куропаткин из военного министерства. А Куропаткин считается, заслуженно, скажем так, самым талантливым офицером Генштаба русской армии в 1904 году. Никаких других нет. И он знает, кто ещё есть талантливый генштабист. И вот как раз тогда начинается разделение штаба между Алексеевым и Куропаткиным. Образуется три новых армии, 1-я, 2-я, 3-я Маньчжурскии армии. И генерал-квартирмейстер от Алексеева уходит на пост начштаба 1-й Маньчжурской. И тогда Куропаткин вытребовал из Варшавы Эверта к себе генерал-квартирмейстером.

Д. Володихин

— Что такое генерал-квартирмейстер?

К. Залесский

— Генерал-квартирмейстер — это первый заместитель начальника штаба и помощник начальника штаба, который волочёт на себе всю оперативную работу: разведку, планирование, контроль за выполнением приказов, обеспечение — вот всё, весь полный комплекс. Начштаба ещё много чего другого, плюс командира замещает, но вот вот это всё тащит генерал-квартирмейстер, весь этот комплекс. Эверт получает вот такой колоссальный опыт, который ему даёт возможность понять действия армии во время военных действий, как снабжается армия. Естественно, он принимает участие в оперативных разработках. То есть вот, наверное, лучшего опыта получить было нельзя, потому что если должность более высокая, то это значит, что человек более пожилой, ему в отставку только после войны уходить. А если с перспективой на будущее, то это, наверное, идеальнейшая совершенно подготовка. Заканчивает войну он уже начальником штаба одной из Маньчжурских армий.

Д. Володихин

— А где он сражался, в каких битвах участвовал?

К. Залесский

— Он не сражался.

Д. Володихин

— Но всё-таки армия-то участвовала в каких-то сражениях, значит, и он фактически был задействован, хотя бы для оперативных дел.

К. Залесский

— Куропатки командовал всеми вооружёнными силами на протяжении всей войны. Имеется в виду — на протяжении всех активных военных действий. Он сдал командование только уже после всех крупных сражений. То есть это и Ляоян и Мукден — вот все эти сражения Эверт сидел на посту генерал-квартирмейстера. Но надо отметить, что, кроме получения вот этого совершенно колоссального количества информации, он показал себя совершенно прекрасным специалистом, работоспособным, дотошным, который предусматривает всякие тонкости, всё это разрабатывает, тянет весь этот воз на себе, давая возможность своим начальникам мыслить уже, так сказать, более широко. Но надо сказать, что русско-японская война наложила очень серьёзный отпечаток на Эвертона. Причём, скажем так, не русско-японская война в целом, это само собой, а именно личность генерала Куропаткина. То есть Эверт стал, условно, тенью генерала Куропаткина.

Д. Володихин

— А Куропаткин отличался тем, что наступательная тактика — это было, мягко говоря, не его. Он был человеком, который широко планировал, но не мог решительным ударом довести до конца ни одной операции.

К. Залесский

— Не факт, что не мог, а, скажем так, не хотел. Цель, как объявлял это генерал Куропаткин в своих трудах и потом, объясняя свою позицию, это то, что на Дальневосточном фронте, в театре военных действий, преимущество было в руках японцев. И можно пойти вперёд на штурм и потерять армию, а пока не потеряна армия, не потеряна Москва.

Д. Володихин

— Но русско-японская война и на суше, и на море — это всё-таки поражение, а поражение можно объяснять разными словами, но суть его от этого не поменяется.

К. Залесский

— Да. Тут опять-таки мы можем обратиться только к Куропаткину, который был убеждён в том, что война не проиграна, что война в общем выигрывается в результате его тактики, и что Россия была вынуждена заключить мир только исключительно из-за внутриполитических обстоятельств.

Д. Володихин

— Вопрос сложный — был ли он прав.

К. Залесский

— Вопрос сложный, во-первых, а во-вторых, дискуссионный. Но Эверт воспринял вот эту идею Куропаткина в том, что пока не потеряна армия, не потеряна Москва, но это условно совершенно говорю. То есть что важно сохранить армию для удара. Скажем так: удар должен быть один и последний.

Д. Володихин

— Да, когда-нибудь он воспоследует. Не знаю, ко благу или ко злу он воспринял эту стратегию. Но мы говорили, что Эверт был верный кутузовец, Куропаткин в этом смысле тоже Михаила Илларионовича напоминал. Но вопрос большой, насколько эта стратегия была удачной. Итак, заканчивается война, и Эверт...

К. Залесский

— Эверт получает очень приличные награды за эту войну. То есть он штабист, человек, который не водил в атаку солдат. Он получает Станислава первой степени с мечами, это нормально, но он ещё получает и золотое оружие. То есть золотое оружие — это в принципе соответствует по статуту примерно Георгию четвёртой степени, то есть это боевая награда, которая даётся вне общей системы наград. И для штабиста это очень серьёзная награда. То есть командование высоко оценивает его деятельность.

Д. Володихин

— Он вырос в чинах?

К. Залесский

— Да, конечно, он дорос до генерал-лейтенанта.

Д. Володихин

— И, как вы говорите, стал начальником штаба одной из армий?

К. Залесский

— Да. Когда Куропаткина сняли с поста главнокомандующего, он увёл с собой Эверта, только уже не генерал-квартирмейстером, а начальником штаба одной из Маньчжурских армий. После окончания войны на Эверта, естественно, свалилась вся тяжелейшая работа по выводу войск этой армии, их расквартированию, их пристраиванию — в общем, масса всего. И он в принципе должен был получить корпус, и он очень хотел получить корпус. В принципе, можно было рассчитывать и на дивизию, и он на неё тоже был согласен. То есть Эверт хотел получить дивизию, действительно очень хотел. Но получилось так, что после русско-японской войны выяснилось, что у нас огромная проблема с генштабистами, то есть у нас их вроде бы нет. И, учитывая опыт Эверта, учитывая его уровень знаний, ему было предложено, в общем-то, перейти в военное министерство.

Д. Володихин

— Как положительный человек, он сказал себе: мечта рухнула, но движение вперёд продолжается.

К. Залесский

— Не совсем так. Он сначала упорствовал. Он говорил: всё-таки давайте дивизию. Тем более, что сначала ему предложили занять пост генерал-квартирмейстера Генерального штаба, то есть фактически первого зама Генштаба. Но тут выяснилось, что Генштаб возглавил генерал Палицын, а с генералом Палицыным Эверт не очень часто сталкивался, и между ними пробежала очень большая чёрная кошка.

Д. Володихин

— Крупная, видимо, даже кот.

К. Залесский

— Даже кот, да. Но после этого его пригласили в министерство, сказали: «Если, Алексей Ермолаевич, не хотите в Генштаб, тогда давайте вы возглавите Главный штаб. Главный штаб это, соответственно, не Генштаб, а вот все эти дела по офицерскому составу, это чистка офицерского состава, все эти действия по формированию.

Д. Володихин

— То, что занимается не оперативной деятельностью, планированием, а организационной.

К. Залесский

— Да, административно-организационной. И, в общем и целом, его, скажем так, вынудили, но не то чтобы руки выкручивали, конечно.

Д. Володихин

— «Губите вы мой талант!» — сказал Эверт, но всё-таки пошёл.

К. Залесский

— Да. Но, в общем и целом, скажем так, пошёл зря на самом деле. Потому что не сложились у него отношения с военным министром Редигером. Вот он был совсем немец — генерал Редигер. Причём Редигер был в общем доктринёром. А все отмечали, что Эверт был довольно добродушный человек, несмотря то, что выглядел он очень, очень сурово. У него такое было суровое бородатое лицо. И в общем и целом он до 1908 года он там протянул, а потом, всё-таки окончательно рассорившись с Редигером, он получил корпус и был счастлив. В 1912-м он получил Иркутский военный округ, был ещё более счастлив, сделал колоссально много за несчастные два года в этом округе. Произвёл там массу реформирований, наладил работу, мобилизационную часть, то есть всё восстановил. И вот к началу Первой мировой войны, к августу 1914 года, Эверт уже два года как возглавляет не самый большой, но военный округ.

Д. Володихин

— Он по-прежнему генерал-лейтенант?

К. Залесский

— Он генерал от инфантерии, он полный генерал. Он человек, который в планах на будущую войну точно неизвестно, кем будет, потому что командующий Иркутским военным округом по штатному расписанию в новой войне должен был, скорее всего, возглавить один из полевых корпусов, то есть пойти на понижение. Но это в случае нормальной ситуации. Скорее всего, шестой Сибирский, который только должен был сформироваться. Вот, наверное, он должен был его сформировать, возглавить и отправить на фронт. Но в общем и целом, командующий войсками Иркутского военного округа — это, скажем так, вот начинается война, есть командующие округами западными, они возглавляют армии, фронты. А вот он остаётся как бы первый резерв. То есть следующая армия твоя.

Д. Володихин

— Скажем так, что притом, что сама эта должность — это должность одного из столпов армейской системы в целом. Итак, война начинается, кем ставят Эверта в конечном итоге?

К. Залесский

— Сначала он находится в своём округе. Он проводит мобилизацию, он проводит отправку сибирских стрелковых частей на фронт. Вот всё идёт, и в какой-то момент ему говорят, что, всё, отъезжай в ставку и там находись при великом князе Николае Николаевиче на случай замещения поста в новой армии. И он получает эту новую армию. Эта новая армия — это 10 армия, которая начинает формироваться. Как раз вот идёт август 1914 года, начинает формироваться армия, и он назначается её командиром. Её начальником штаба назначается Сергей Марков, известный всем нам.

Д. Володихин

— Известный деятель белого движения.

К. Залесский

— И армией Эверт командует 10 дней, причём даже вообще и не успевает ей покомандовать.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, на этом драматическом моменте в судьбе Эверта, ну, в хорошем смысле драматическом, как потом выяснится, я хотел бы ненадолго расстаться с вами. Напоминаю, что это светлое радио — радио «Вера». Мы прекращаем наш диалог буквально на одну минуту, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы беседуем с замечательным специалистом по военной истории России ХХ века Константином Залесским о судьбе и трудах одного из ведущих полководцев Российской империи генерала Эверта. Итак, Эверту дали армию, а потом забрали. Что произошло?

К. Залесский

— Да. Это август 1914 года. Он получает армию, она начинает формироваться. И вот вдруг оказывается, что четвёртая русская армия под Красником, это Австро-Венгерский фронт, несёт тяжелейшие потери, австрийцы наступают. Генерал Данкель, который потом получит титул генерала «Данкеля фон Красник» бьёт наши войска, что вообще нереально на самом деле — австрийцы нас бьют. И вот тогда генерал от инфантерии барон фон Зальца снимается с поста командующего четвёртой армии — он уже очень пожилой человек и довольно больной. И великий князь Николай Николаевич, говорит, что вот тут свободный есть генерал, только у него армии ещё нет. И Эверт принимает командование четвёртой армией сначала как временно исполняющий обязанности, потом утверждается. Причём он получает армию, которой только что очень здорово вломили, которая потеряла за несколько дней порядка 20000 человек, которая находится в довольно тяжёлом моральном состоянии, потому что от австрийцев нести поражение — это не самое хорошее.

Д. Володихин

— Резюмируем: его поставили на пост антикризисного менеджера в критической ситуации.

К. Залесский

— Да, и он полностью выполняет поставленную перед ним задачу. Как только Эверт прибывает в армию, армия останавливается. Он отдаёт приказ, что вообще ни шагу назад, значит: я никогда не отдам вам приказа об отступлении, забудьте это слово. Всё, армия останавливается. Мало того, она начинает бить австрийцев, она их начинает гнать в обратную сторону, но не сильно гнать. Сил, в общем, ещё немного. Она в тяжелейших боях за Люблин через какое-то время, в конце августа, она отбивает все эти наступления. Она сыграла колоссальную роль в провале Люблинской операции противника. Потом, следующий этап, она прекрасно сработала под Травниками и на Суходоле. Ещё лучше она сработала в операции, которую проводили немецкие войска в конце 14-го года.

Д. Володихин

— Она сработала против немецких войск, а не в операции, которую они проводили.

К. Залесский

— Да, конечно. То есть фактически Эверт провалил Варшавско-Ивангородскую операцию немцев, сорвал фактически. Напомню, что Варшавско-Ивангородская операция, которая проводилась в конце 14-го года, по планам немецкого командования должна была завершиться развалом нашего фронта.

Д. Володихин

— Ну, ничего такого не произошло.

К. Залесский

— Мало того, что не произошло — немецкие войска просто вернулись на исходные позиции.

Д. Володихин

— Ну вот перед нами 1915 год. Год экономической недостаточности русской армии и год её отступления.

К. Залесский

— Да, Эверт, естественно, отступает и со своей армией.

Д. Володихин

— Отступает весь фронт, он вынужден.

К. Залесский

— Но не было ни одного случая на фронте, чтобы армия Эверта отступила сама из тактических соображений — никогда. Армия Эверта отступает, только получив приказ из ставки, всегда.

Д. Володихин

— Но Эверт надёжен. Мы опять возвращаемся к этому эпитету.

К. Залесский

— Он абсолютно надёжен, причём он — тот самый пожарный обороны, который всегда стоит, всегда держится и несёт в обороне чрезвычайно низкие потери.

Д. Володихин

— Умеет организовать войска.

К. Залесский

— Да, умеет организовать войска. Поэтому, когда начинается великое отступление, он отходит с боями, упорно цепляясь за каждый клочок земли. Но, получив приказ, сразу отходит. То есть он не говорит, что все отходят, а я вперёд — никогда Эверт этого не говорит.

Д. Володихин

— Он не мятежник по натуре своей. Как вы говорили, он — человек из православной семьи, с абсолютно православным мировидением, ни в каком месте не бунтарь.

К. Залесский

— Нет. И причём очень не любит бунтарей в своём подчинении, категорически совершенно.

Д. Володихин

— Но это армия.

К. Залесский

— Я согласен. Есть другие, например Брусилов, несогласные. И вот наступает август 1915 года — тяжелейший период для нашей армии, когда государь решает принять на себя обязанности главнокомандующего. Незадолго до этого идёт ещё разделение Юго-Западного фронта на два, то есть создаётся Западный фронт, который возглавляет генерал Алексеев — тот самый Михаил Васильевич. Южным продолжает командовать генерал Иванов, а Западный получает Алексеев. И вот здесь перед императором Николаем II, который занял пост Верховного главнокомандующего, встаёт дилемма: кто-то должен быть начальником штаба ставки. Понятно, что не Янушкевич, который уезжает с Николаем Николаевичем на Кавказ. В принципе было две кандидатуры: Михаил Алексеев и Алексей Эверт. Николай делает выбор в пользу Алексеева. В принципе, наверное, это был абсолютно обоснованный выбор, потому что Алексеев имел опыт командования фронтом и вообще был, так сказать, более активный человек. Но, соответственно, Эверт получает в наследство от Алексеева Западный фронт.

Д. Володихин

— То есть был, используя советскую лексику, командармом, сделался комфронта. И последние месяцы 1915 года должны были пройти у него в великих трудах по принятию этого самого фронта, не самого благополучного.

К. Залесский

— Да, отнюдь не самого благополучного. Можно сказать, что даже самого неблагополучного, потому что он занимал центральную позицию.

Д. Володихин

— И он дальше всех отступал.

К. Залесский

— Да, Северный фронт держался против немцев, но он закапывался в землю, и он был не очень большой. А Западный как раз — это связующее звено между Северным и Южным, Юго- Западным, и вот он как раз испытывает самое тяжёлое давление, потому что это и на стыке австро-германских войск, и всё, что вот с этим связано.
Д. Володихин

— И Эверт в сущности немцев остановил.

К. Залесский

— Да, он их остановил, потому что работа идёт в обороне. То есть теперь Эверт командует фронтом, но действует также от обороны. И от обороны он действует, скажем так, очень хорошо. То есть опять-таки во многом то, что в конце 15-го года великое отступление завершилось, это, конечно, вклад Эверта. То есть получает мало резервов, он находит внутренние резервы, он всё затягивает, затягивает бреши.

Д. Володихин

— Ему не хватает снарядов, не хватает орудий, но он держится.

К. Залесский

— Он держится. Он создаёт мощные линии обороны, он закапывается в землю, он удерживает фронт. Можно сказать, вот если кто-нибудь сейчас съездит в Белоруссию и просто зайдёт в лес, в 15 минутах от дороги он найдёт колесо от пушки, какие-то осколки снарядов. Там все леса завалены вот этим. И это как раз то место, где стоял генерал Эверт.

Д. Володихин

— Выходит так: мы отступаем, позовите генерала Эверта, он остановит кого угодно.

К. Залесский

— Ну да, в принципе, да. Ему поручили Западный фронт, он всё удержал.

Д. Володихин

— 1916 год более удачный для российской императорской армии. Она кое-где даже и наступает, то есть ведёт контрнаступление, она стабилизируется, и планируется постоянно нанести какой-то мощный ответный удар, который опрокинул бы и Австро-Венгрию, и немцев.

К. Залесский

— И здесь как раз Эверт, который, кстати, в конце 1915 года получает генерал-адъютанта, и в общем и в целом это награда лично Николая II, и она очень мало раздаётся, я имею в виду боевым генералам. То есть Николай II в основном рассматривает генерал-адъютанта — это как светский генерал-адъютант, который исполняет при нём какие-то обязанности.

Д. Володихин

— Это, скажем так, выражение личной благодарности.

К. Залесский

— Личной симпатии, да? И в 16-м году, как вы абсолютно правильно сказали, ставка решает, что нужно наносить удары. Эверт против, причём категорически. А удары, как все как раз считают, должен наносить именно он. То есть Северный фронт, где царствует сначала генерал Рузский, а потом его сменяет генерал Куропаткин, о котором мы уже с вами говорили.

Д. Володихин

— Это, мягко говоря, не решающий фронт.

К. Залесский

— Да, не решающий фронт, перед которым стоят исключительно немцы, и который говорит, что перед нами немцы, мы туда не пойдём. Перед Юго-Западным фронтом стоят австрийцы, фронт очень большой по протяжённости. И там сидит генерал Иванов, который, в общем, готов наступать, но, так сказать, всё так...

Д. Володихин

— А потом сядет генерал Брусилов.

К. Залесский

— Да, и будет всё время наступать. А Эверт как раз занимает промежуточное положение. То есть его удар его фронта должен стать решающим. Почему? Потому что его фронт будет бить между немецким и австрийским. То есть он вобьёт клин между немцами и австрийцами, разъединит союзников, Юго-Западный фронт добьёт австрийцев...

Д. Володихин

— Это было бы замечательно, но он вежливо отвечает: «А где мои резервы, где мои дивизии, снаряды, а где всё?» То есть «мы готовы наступать, но вы дайте мне — чем».

К. Залесский

— Плюс Эверт, как бывший генерал-квартирмейстер, огромное количество времени уделяет разведке. Плюс отметим, что он очень долго прослужил в Варшавском военном округе до войны, мы это с вами в двух словах сказали. А в принципе, Варшавский военный округ был базовым для ведения разведки и планирования войск на этом театре военных действий.

Д. Володихин

— Поэтому Эверт, в общем, довольно хорошо осведомлён.

К. Залесский

— Да, и он знает, что перед ним очень сложные позиции.

Д. Володихин

— Ну что ж, вывод тут не сделаешь, здесь можно только нарваться на дискуссию, и она ведётся между военными историками. Мне приходилось слышать такие мнения: Эверт отказался от наступления, фактически провалил, когда ему ставка прямо говорила наступать. И поэтому случилась у нас революция, и поэтому отсутствие своевременного военного успеха погубило империю. Это одно мнение. Другое мнение: если бы Эверт начал наступать, революция наступила бы раньше, потому что всё рухнуло бы раньше. А кто здесь прав — сказать сложно. Эверт, действительно, не показывает наступательного стиля, как и Куропаткин, но он разумно осторожен. И здесь сложно сказать: ошибка это была его или нет?

К. Залесский

— Да, сказать это сложно. Но надо отметить, что с начала, ещё до летнего наступления, о котором сейчас вы говорили, Эверта заставили провести в феврале-марте 16-го года наступление на Нарочь — пробничек такой. В этом пробничке армия Рогозы потеряла 77000 человек убитыми и ранеными и не добилась ничего.

Д. Володихин

— И Эверт сообщил: «Вот видите!»
К. Залесский

— Да, «извините, ничего не выходит. Мне нужны силы, чтобы, если я прорву фронт, я имел бы свежие силы, чтобы ввести их в прорыв. Перед тем, как я буду наступать, мне нужно снести позиции противника в ноль тяжёлой артиллерией».

Д. Володихин

— На что ему говорят: «Нам нужен порыв». И он вежливо отвечает: «Вот и рвитесь сами. А пока я тут сижу, ничего такого не будет».

К. Залесский

— И, учитывая, что Эверт — человек, скажем так, лояльный командованию, то есть он предупреждает, что ничего не получится. Но если он получает приказ, он обязан его осуществить.

Д. Володихин

— Но тут он не получал приказ прямой.

К. Залесский

— Он получил, поэтому он начал затягивать результат. То есть когда 22 мая перешёл в наступление Брусилов на Юго-Западном фронте, Эверт на следующий день в наступление не перешёл. Он доложил, что из-за погодных условий он не может перейти в наступление. Потом, учитывая успех генерала Брусилова, он сказал, что нужно перенести удар под Барановичи. Если нужно перенести удар под Барановичи, нужно время, ещё 10 дней, на подготовку наступления. В общем, генерал Рогоза на его фронте, Эверта, перешёл в наступление 20 июня, вместо 23 мая.

Д. Володихин

— И оно было такое маленькое.

К. Залесский

— Оно было маленькое. Рогоза потерял ещё 50000 человек.

Д. Володихин

— И Эверт сказал: «Господи, слава Богу, что не 300!»

К. Залесский

— После этого был приказ ставки о передаче главного удара Брусилову, после чего Брусилов пошёл дальше в наступление, и неожиданно выяснилось, что ему нечего вводить в прорыв.

Д. Володихин

— Ну что ж, выяснилось, что Эверт тоже кое в чём был прав.

К. Залесский

— Да, Эверт в общем и целом прав, скажем так. В принципе, планы Эверта, которые он озвучивал на 16-й год: он предлагал 16-й год потратить на накопление сил...

Д. Володихин

— А в 17-м наконец ударить.

К. Залесский

— Да.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, вот сейчас наступит финальный этап в судьбе Эверта — этап трагический. Прежде, чем мы начнём о нём говорить, я хотел бы, чтобы прозвучала песня, которую пели в том числе и в годы Первой мировой войны. Исполняет её Владимир Сабинин: «Благослови, Господь, оружие».

(Звучит песня.)

Д. Володихин

— «Исторический час» на радио «Вера». Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк Константин Залесский. Мы выходим на закатную пору в судьбе одного из ведущих военачальников Российской империи — генерала Эверта. Итак, Эверт не хотел наступать в 1916-м году, и по большому счёту не наступал — ему удалось отвертеться. Бог весть, хорошо это, правильно или нет. Может быть, это удача, может быть, это ошибка. Но вот мы входим в 1917-й год, и Эверт тогда, наоборот, получив резервы, хотел наступать, но все планы изменились, потому что в них ворвался демон революции.

К. Залесский

— И, как мы знаем, Алексеев решил запросить мнение главнокомандующих фронтами о том, будет ли отречение — для оказания давления на императора. Эверт, который был убеждённым совершенно монархистом, православным человеком, сначала пытается не принять в этом участие. То есть он говорит: покажите мне сначала, что скажет Алексеев и что скажет Рузский. Когда ему присылают то, что скажет Алексеев и то, что скажет Рузский, Эверт присоединяется к большинству.

Д. Володихин

— Но тут вопрос стоит в том, что документы этих переговоров утрачены.

К. Залесский

— Документы утрачены, имеются в виду тексты, которые были озвучены в телеграмме Алексеева.

Д. Володихин

— Что там на самом деле — это всего-навсего пересказ Алексеева. А говорил ли Эверт о своём полном согласии — это очень большой вопрос.

К. Залесский

— Из всех телеграмм телеграмма Эверта самая, скажем так, человеческая, с одной стороны, с другой стороны — самая трагическая, с надрывом. То есть он пишет, что «да, я понял, что ситуация безвыходная». И слово «отречение» он ни в коем случае не произносит. В своём письме он пишет, что «я, как ваш верноподданный, умоляю, во имя спасения Родины и династии, принять решение, согласованное с председателем Государственной Думы и выраженное вами генералу Рузскому».

Д. Володихин

— То есть, иными словами, «я получил от командования приказ, мне говорят, что вы должны отречься. Не подумайте плохого, решайте сами — отрекаться вам или нет».

К. Залесский

— «А я выполню приказ, потому что ради России я готов на всё».

Д. Володихин

— «Потому, что я, в сущности, военный, и всё, я подчиняюсь приказу».

К. Залесский

— Сразу же скажем, что, конечно, же Алексей Ермолаевич, при том, что он был великолепный генштабист, умный человек, крепкий военачальник, политически он был абсолютно безграмотный человек.

Д. Володихин

— Он просто не был политиком.

К. Залесский

— То есть вообще не был, он не понимал политику. Естественно, его уволили, практически сразу же он был изгнан из армии. Уже 11 марта его уволили в отставку, и он уехал сначала в Смоленск, потом и в Саратове он жил.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, за недостаток восторженного отношения к новому режиму: а вдруг старик выкинет что-нибудь? Уж больно он колебался.

К. Залесский

— И Эверт никогда не скрывал своего монархизма и своей веры православной. Это абсолютно было не нужно, как это называется, армии свободной России. Это был человек, который полностью не соответствовал той армии, которую себе строили Гучков, Милюков, Керенский, Родзянко.

Д. Володихин

— Этот был надёжный, служилый, верный государю, отец солдатам, хороший на своём месте, опирающийся в своей жизни на Бога, Бога и никого, кроме Бога. Но зачем он такой нужен революционному правительству?

К. Залесский

— Он вообще не нужен, совсем не нужен.

Д. Володихин

— Он вреден и он опасен.

К. Залесский

— И его вчистую убрали, совершенно вчистую убрали. Потом, когда его встретит бывший Минский губернатор князь Друцкой-Соколинский, он потом уедет в эмиграцию и оставит воспоминания, что он видел Эверта, уже после революции, когда Эверт уже был частным лицом. И он как раз записал очень интересный момент, что, в разговоре с ним, Эверт сказал следующие слова: «Я, как и другие главнокомандующие, предал царя, и за это злодеяние мы все должны заплатить своей жизнью». Это ещё он не был арестован к этому моменту. Дальнейшая судьба Эверта была трагичной. Временное правительство, естественно, его не трогало. Ну, а он никуда не лез.

Д. Володихин

— Живёт старик и живёт.

К. Залесский

— Да, никаких претензий к нему нет.

Д. Володихин

— 1918 год — это уже вовсю советская власть.

К. Залесский

— Да, советская власть, февраль — сразу его арестовывают. Но ненадолго, потому как в общем и целом он не является противником советской власти, то есть он монархист...

Д. Володихин

— Во всяком случае, активно действующим противником.

К. Залесский

— Он уезжает в Верею, чудесное место, но этот глухомань, хотя и недалеко от Москвы. Это его малая Родина, он там собирался жить до смерти, не знаю, разводить пчёл тихо и мирно. Его освободили, он опять туда уехал. И вот его 7 сентября 1918 года в Верее арестовывают, причём арестовывают его не просто как, условно, врага советской власти, а арестовывают как заложника, вместе с сыном. Просто сына через какое-то время выпустили.

Д. Володихин

— По тем временам, кажется, использовалось словечко «загребли». Да, загребли и отправили его в Можайск, в местное ЧК. Это просто ближайший город от Вереи — до Можайска там совсем недалеко. И он сидит там в местном ЧК. В это время его жена едет в Москву, пытается ходатайствовать об освобождении мужа, бегает по всем инстанциям. Тем более генерал Лебедев — это его бывший генерал-квартирмейстер — в советской власти, так сказать, неплохо устроился. В общем, есть на какие давить рычаги. И потом оказывается, что всё закончилось довольно трагично. Причём закончилось не злой волей где-то в Москве, хотя потом будут говорить, что этот приказ пришёл из Москвы. Но в общем и целом потом в этом обвинили руководителя местного ЧК Кистяковского, потому как его в 18-м году, или в начале 19-го, расстреляли, то на него можно было повесить всё. Он немножко воровал, немножко расстреливал, немножко... в общем, много чего делал, весёлый человек был, поэтому на него повесили. В Гжатске началось восстание, и пришёл приказ отправить Эверта из Можайска в Москву — от греха. Вместо этого вывели во двор...

Д. Володихин

— А что за восстание, кстати говоря?

К. Залесский

— Мелкое восстание крестьянское под Гжатском. И вывели во двор, и выстрелом в спину убили.
Д. Володихин

— И сообщили в Москву, что он попытался бежать по дороге в Москву.

К. Залесский

— Да, то есть генерал, в возрасте довольно приличным, прыгнул в лопухи и попытался убежать. Это произошло 30 октября 1918 года.

Д. Володихин

— То есть примерно получается так: пристрелили, чтобы не возиться. Ещё куда-то его везти — товарищи, ну что мы будем тут? У нас и так дел хватает.

К. Залесский

— Причём 3 ноября жена приехала в Можайск, фактически имея на руках документы на его освобождение.

Д. Володихин

— Ну что ж, человек предполагает, а Господь располагает.

К. Залесский

— К сожалению, именно так. Кстати, жена тоже вспоминала, что... вот слова, сказанные Друцким-Соколинским, в принципе примерно так же: что мы предали государя, и за это нам воздастся, мы повторим его судьбу. Надо отметить, это было до его ареста, это отмечали тоже родственники Эверта, на Эверта очень тяжёлое впечатление произвели известия о гибели царской семьи.

Д. Володихин

— Но до конца это не было известно. Через некоторое время это стало определённым достаточно.

К. Залесский

— Когда он это услышал, сразу принял очень близко к сердцу. То есть, скажем так, он это очень сильно переживал. Такой вот финал отнюдь не самого бесталанного генерала этой войны.

Д. Володихин

— Да, в общем, скорее толкового.

К. Залесский

— Толкового, очень способного человека. У него была трагическая судьба, как и трагична судьба, может быть, всей России.

Д. Володихин

— Он остановил австрийцев в 1914 году, он остановил немцев в 1915 году. Он не участвовал в авантюре 1916 года. И, положа руку на сердце, в 41-м он бы очень пригодился, но его уже не существовало, новая власть его убила. Эта история, в сущности, о человеке преданности, веры, порядка, ума и таланта, то есть об имперском герое, в самом положительном смысле этого слова. Один раз в жизни в его судьбе был звёздный час. Звёздный час этот был решённым в пользу осторожности. И до сих пор сложно сказать, прав был Эверт в 1916 году, отставив наступление, или не прав — об этом спорят. Но, во всяком случае, огромное количество матерей, жён, других членов семей солдат, которые не легли в 1916 году, очевидно, зная, что этот приказ притормозить наступление отдал Эверт, были бы ему благодарны. Он не привык швыряться солдатами, ему жалко было русских жизней, ему жалко было своих единоверцев и соотечественников. Прав, не прав — мы не знаем, но суди его, Господи, милостиво. Ну что ж, дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит к концу. Я напоминаю вам, что у нас в гостях был Константин Залесский. И он рассказывал нам о судьбе генерала Эверта, с такой, с моей точки зрения, страстью сочувствия — за что ему большое спасибо. Я от вашего имени благодарю его.

К. Залесский

— Спасибо.

Д. Володихин

— И мне остаётся сказать лишь последние слова: спасибо вам за внимание, до свидания.

К. Залесский

— Всего доброго.