«Помощь сложным подросткам». Юлиана Никитина

У нас в гостях была исполнительный директор «Центр святителя Василия Великого» в Санкт-Петербурге Юлиана Никитина.

Мы говорили о том, что помогает трудным подросткам изменить свою жизнь и найти себя, и как этому способствует «Центр святителя Василия Великого».

Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.

---

Василий Рулинский:

— Добрый вечер, это Радио ВЕРА, программа «Делатели», с вами Тутта Ларсен ...

Тутта Ларсен:

— И Василий Рулинский

Василий Рулинский:

— И у нас в гостях замечательный человек Юлиана Владимировна Никитина, исполнительный директор «Центра святителя Василия Великого» в городе Санкт-Петербурге. Юлиана Владимировна возглавляет тот центр, который является сегодня единственным в России учреждением, фактически, альтернатива воспитательной колонии, куда попадают подростки по приговору суда. И это церковное учреждения. Как так получилось и что это за учреждение? Я думаю, что большинство наших радиослушателей не так часто слышат название «Центр Василия Великого». Что это такое? И как вообще появилась в России такая идея?

Юлиана Никитина:

— Здравствуйте, идея появилась очень давно, надо сказать. Это был конец 90-х годов, когда очень много людей пришли в церковь, были очень большие ожидания, и у людей было такое количество сил, интереса. И Господь, конечно, давал эти силы для того, чтобы как-то возродить и церковную жизнь. А церковная жизнь была, как и сейчас, невозможна без какого-то делания. Вот чего-то Христа ради. Стали появляться сестричества, люди ходили в больницы, помогали бездомным, приходили в опустевшие храмы такие с выбитыми стёклами, совершенно холодные, начинались службы. И вот на этом подъеме, конечно, стало очень сильно развиваться тюремное служение. В Санкт-Петербурге есть совершенно приход святой Анастасии Узорешительницы, и братство святой Анастасии Узорешительницы, настоятелем которого является отец Александр Степанов, как тюремный священник он начинал свой путь. И он настоятель храма в воспитательной колонии был. И группа сестёр милосердия вместе с батюшкой отправлялись раз в две недели в воспитательную колонию для того, чтобы помочь собрать ребят, помочь батюшке отслужить Литургию, а после сделать трапезу, посидеть с ребятами, как-то поговорить по-человечески. Надо сказать, что мы были необыкновенно наивные, восторженные.

Василий Рулинский:

— Вы были среди тех сестёр милосердия, которые ездили?

Юлиана Никитина:

— Да, да. И совершенно не соприкоснувшись вот с этой стороной жизни, и для нас это был, конечно, такой шок. Что как вот так могут жить люди?

Василий Рулинский:

— Ещё и подростки, дети?

Юлиана Никитина:

— Да, дети. И вот эта концентрация вот этой нелюбви, агрессии, такого вот зла и отсутствие какой-то надежды. И самое тяжелое было то, что вот эти тёти, они так буднично рассказывали о каких-то совершенно невероятных кошмарных совершенно вещах, событиях, травмах, что это было невыносимо слышать просто. Мы стали приезжать туда чаще для того, чтобы просто с ними побыть. Мы понимали: ну что мы можем им дать? Только своё какое-то тепло, участие и интерес вот к каждому конкретному человеку. Когда мы могли приехать там и вместе посмотреть фильм, когда мы могли приехать и попить чай с булкой, с бубликами. И вот эти встречи были какими-то необыкновенно пронзительными. Стали с ними более близко знакомиться, пытаться как-то помочь тем, кто должен вот-вот освободиться. Связаться с их родителями. Потому что социальные службы тогда вообще как-то не работали, это был большой поток, на самом деле, людей, которые выходили из мест лишения свободы. Но то, что мы увидели через какое-то время, что те ребята, которые освобождаются, там две — три недели, месяц, и они снова попадают в места лишения свободы.

Василий Рулинский:

— То есть никакого воспитания в воспитательной колонии не происходит?

Юлиана Никитина:

— Во-первых, не было никакого воспитания. А, во-вторых, была какая-то безнадега, дома их никто не ждал, у них были прожиты вот эти годы в состоянии такой сжатой пружины, когда у человека единственное желание было: дотерпеть, дотерпеть, выйти и оторваться. И там были совершенно ужасные какие-то случаи, когда молодые люди за несколько недель до освобождения совершали побег с каким-то зверским убийством человека.

Василий Рулинский:

— Какой ужас!

Юлиана Никитина:

— Причём ребята, которые... Ну никогда в жизни бы ты не подумал, что они на такое способны. То есть ты понимала, что это место, где ты находишься, это просто такой отблеск ада.

Туда:

— Филиал ада.

Василий Рулинский:

— Концентрация боли.

Юлиана Никитина:

— Да.

Тутта Ларсен:

— Но дело в месте разве, а не в людях, которые там находятся?

Юлиана Никитина:

— Вы знаете, здесь уже непонятно, что первично, а что вторично. Потому что, конечно, люди, система, система отношений, отсутствие вообще уважения и восприятия человека как личности. То есть это вообще. И как воспитать в человеке чувство собственного достоинства, постоянно его размазывая, унижая, плюс система этих бесконечных статусов тюремных. Эти детские страшные игры в иерархию и историю кому положено, кому не положено. Это был, конечно кошмар.

Тутта Ларсен:

— Это было в девяностых, а сейчас хоть что-нибудь изменилось?

Юлиана Никитина:

— Сейчас в большей степени да, потому что сейчас очень мало ребят находится в местах лишения свободы. И в этом плане, я считаю, что в этом тоже есть момент какой-то нечестности по отношению к ребятам. На сегодняшний день 90% приговоров в отношении несовершеннолетних — это приговоры, несвязанные с лишением свободы. Это, конечно, здорово, это очень хорошо, и я за это ратую. Но если этих ребят не сажать, не отправлять в места лишения свободы, значит, необходимы какие-то программы, чтобы человек прочувствовал, что он совершил серьезный поступок, человек должен это осознать, раскаяться, примириться с тем, кому он причинил боль. А сейчас, на самом деле, в основном происходит следующее. Что до 18 летнего возраста, чтобы не портить статистику, их вот так тянут, тянут, а потом после 18...

Василий Рулинский:

— Пополняют ряды заключённых в обычных колониях.

Юлиана Никитина:

— Да. Они пополняют эти ряды в местах лишения свободы. Поэтому, с одной стороны, здорово, что не отправляют в колонию, с другой стороны, человек должен понимать, должен нести ответственность. Вот эта бесконечная инфантильность, эта бесконечная безнаказанность она приводит к тому, что человек все равно рано или поздно, уже во взрослом возрасте, эти ребята, когда им исполняется 18 — 19 лет, не верят...

Тутта Ларсен:

— Что с ними что-то может произойти?

Юлиана Никитина:

— Да. Потому что у них было столько прецедентов в несовершеннолетним возрасте, в подростковом, что они понимают, что все равно прокатит, все равно будет всё хорошо.

Тутта Ларсен:

— То есть маятник качнулся в другую сторону. И норму ты уже перелетел.

Юлиана Никитина:

— Перелетел.

Василий Рулинский:

— Вот вы говорите сейчас про этот филиал ада, вот тогда вы ощутили такое, я так понял, материнское какое-то чувство, да? Желание защитить этих детей. Понятно, что просто разговор, приезд, чаепития — это не то, что действительно может изменить судьбу человека, появилось желание что-то сделать больше, я так понимаю?

Юлиана Никитина:

— Да, безусловно. Потому что на самом деле, вначале это у многих было сестёр милосердия, которые в больнице ходили тогда в конце девяностых, что приходишь в какое-то место, ты видишь какой-то ужас, потом ты два дня приходишь в себя после этого, вот выходишь из больницы, из колонии, из следственного изолятора, например, Господи, как же люди живут-то? Вот идёт спокойная жизнь: люди смеются, не знаю, едят конфеты, пьют кофе. А только что ты видел невероятно трагическую какую-то историю, такую драму человеческой жизни. Потом несколько дней ты живёшь, потом ты снова готовишься идти, приходишь, и так вот бесконечная череда. Вот мы как-то с отцом Александром Степановым обсуждали, что это какая-то бессмыслица, это бег по кругу. С одной стороны, если ты можешь прийти и с человеком попить чай, посмотреть фильм, то и слава Богу, у тебя есть возможность дать какое-то тепло. Но хочется всё-таки, чтобы было как-то по-другому, чтобы у человека был выбор, хочется каких-то действительно системных изменений в этой области человеческих отношений. И тогда было принято решение о том, что нужно посмотреть, что есть подобного в Европе. Батюшка много ездил, и он говорил, что он видел много разных социальных институций. Наиболее интересные — это, конечно, церковные проекты, во Франции, в Германии

Василий Рулинский:

— Католической церкви, видимо, да?

Юлиана Никитина:

— В Дании. В лютеранской, в католической церкви. Я была отправлена в первую поездку, потом была вторая, третья. Потом я пошла получать образование. Сейчас это РАНХиГС, раньше это была Академия госслужбы. И для того, чтобы попробовать, у нас с учётом нашего менталитета, наших законов, нашего правового поля, наших ресурсов сделать что-то подобное, чтобы этих ребят вырывать из этого замкнутого круга, который ведёт просто в смерть.

Василий Рулинский:

— Эта программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Если у вас есть желание поддержать работу «Центра Василия Великого», вы можете это сделать, переведя SMS-пожертвования на номер 3434 со словом «подросток», поставить пробел и написать сумму. Например, «подросток» пробел 300. Мы продолжаем. У нас в гостях Юлиана Владимировна Никитина. А вы сейчас рассказали о том, как европейский опыт пытались перенять и как-то пересадить на российскую почву. Получилось? Или у нас всё равно слишком специфика своя?

Тутта Ларсен:

— Да. Вы сказали о менталитете, интересно было бы рассказать о том, как мы в этом вопросе отличаемся от европейского стандарта?

Юлиана Никитина:

— Во-первых, европейский стандарт — это люди, которые умеют держать границы. И для нас был просто шок, когда мы услышали о том, что, допустим, молодой человек отчисляется из какого-то реабилитационного центра или сам уходит, я говорю: «А как же вот его вещи остаются?» Мне отвечают: «Ну как? Он знает, что через три дня вещи выставляются на помойку». «Как на помойку? А если они ему нужны?» «Ну если они ему нужны, он в течение трёх дней их забирает. Это не склад, есть определённые правила, он их подписывает». То есть для нас это было как-то удивительно, это как-то не по-доброму.

Тутта Ларсен:

— То есть это регламентированное милосердие?

Юлиана Никитина:

— Да, регламентов очень много, с одной стороны. С другой стороны, когда стали спрашивать: а какие у вас планы, например, работы, социальной работы с той или иной категорией, вот с такими ребятами? Они говорят: а какие могут быть планы, если мы пришли на работу, а там, допустим, какой-то конфликт, или, допустим, у кого-то наоборот какая-то радость, и мы уже смотрим, как говорится, по ходу пьесы, что вот сейчас необходимо. Да, у нас есть необходимый набор, что мы можем предложить, и каждый, кто приходит из социальных педагогов, он предлагает то, что нравится ему, в чем он силён. Мы так подумали: это как-то странно. Нас отвезли в Дании в педагогическую семинарию. И я думала, что там сейчас будут какие-то классы, методические материалы. Приехали туда и в шоке были. Там то гончарная мастерская, то студия звукозаписи, то какой-то спортивный зал, то какие-то снаряды и вся амуниция для походов. Я говорю: «Так, а чему вы учите?» Мне говорят: «Мы учим общаться с детьми. Вот с чем придёт социальный педагог в группу к трудным подросткам? С каким-то определённым делом. И на это определённое дело, на этот интерес будет нанизывается вся его работа. Кто-то любит петь, кто-то любит рисовать, кто-то чудесный спортсмен, в зависимости от этого будет вестись работа». И для меня это было все настолько удивительно. Я пришла, посмотрела следственный изолятор для подростков.

Василий Рулинский:

— В Дании, да?

Юлиана Никитина:

— Да. Здание напоминало наш детский сад. Хотя там был, можно сказать, периметр, стояли видеокамеры, и туда просто так зайти и выйти нельзя. Я говорю: «Но здесь нет колючей проволоки, в принципе, через забор можно перемахнуть». Мне говорят: «Да, но никто этого не делает». Я говорю: «Почему?» «Ну понимают, что не положено».

Тутта Ларсен:

— Потому что там хуже, чем здесь? По ту сторону забора?

Юлиана Никитина:

— Потому что, если он или она это сделает, то будут последствия. Всегда, за каждый поступок наступают какие-то последствия. Это было тоже удивительно. Потом мы спрашивали: «Вот, например, какой-то скандал среди ребят в вечернее, ночное время, когда уходят специалисты, что происходит?» Нам говорят: «Ну здесь у нас находятся дежурные социальные педагоги, и они смотрят, с кем-то они пойдут по пьют чай, с кем-то они пойдут в гончарную мастерскую, если ему нравится это делать, он успокоится, придёт в себя». И это было так странно.

Тутта Ларсен:

— Не в карцер, да?

Юлиана Никитина:

— Да. Да. И вот это отношение к человеку, когда я увидела, что система строится таким образом: подстраиваясь очень мобильно под каждого человека, под его индивидуальные особенности, тем более ребёнка. Потому что у нас проблема в том, что мы сделаем какую-то систему, утвердим, и потом туда начинаем заталкивать людей. Они не очень хотят заталкиваться в какую-то систему, потому что у них есть какие-то свои желания, у них есть какие-то страхи, у них есть какой-то личный опыт. Они начинают как-то противодействовать. Это вызывает сильное раздражение, пытаются либо какие-то репрессивные меры, либо просто формально не обращать внимания.

Василий Рулинский:

— Мне кажется, что сейчас вы дали какой-то очень важный рецепт, почему многие системные вещи, как нам кажется, вот часто мы слышим: системная история, системные изменения, и это преподносится как что-то очень важное, очень хорошее и замечательное, но то, что вы сейчас говорите, как раз человек он всегда шире, важнее, индивидуальнее, чем система. Вот это важное понимание, которое дает христианство, да? Что мы действительно про человека, а не про то, чтобы все это было нормировано, чётко, жёстко. Я так понимаю, что когда вы все это восприняли, попытались как-то перенести, вам очень помогло судейское сообщество Санкт-Петербурга, когда вот конкретно уже началась реализация этого проекта. Это тоже очень необычная история. Расскажите, как это всё произошло?

Юлиана Никитина:

— Я хочу сказать, что в начале двухтысячных годов у нас в Санкт-Петербурге была мощная такая общественная организация, это было сообщество, Ассоциация судей по делам несовершеннолетних. Это те судьи, которые прошли специализацию, рассматривали дела в отношении несовершеннолетних. И когда, с началом гуманизации судебной системы в отношении несовершеннолетних они увидели, какое количество ребят приходит к ним получать первый условный срок, второй, третий, четвёртый. И они понимают, что они ничего не могут сделать. Посадить они его не сажают, потому что статьи всё-таки позволяют не отправлять в места лишения свободы, но то, что он остаётся на свободе, оно как-то сильно не меняет его жизнь, а наоборот, усугубляет его погруженность в зло и в криминал. И тогда было высказано такое пожелание, найти организацию, потому что начало двухтысячных оно ознаменовано тем, что ездила не только я и отец Александр, а ездили все, представители разных комитетов, ведомств, министерств, представители УФСИНа и в том числе и судьи. И они видели, как происходит работа с такими ребятами в европейских странах, и им, конечно, было за державу обидно, и хотелось, чтобы здесь тоже что-то было. Но тоже с чем столкнулись. Особенности вот социальных институций. В Европе — это полная прозрачность и полная открытость. Почему? Там нет системы рейтингов. То, что есть у нас до сих пор в государственных учреждениях. Поэтому ни один здравомыслящий директор ни детского дома, ни социального центра, ни закрытой школы при каких-то серьезных проблемах, которые случаются ...

Тутта Ларсен:

— Не будет их под ковёр заметать.

Юлиана Никитина:

— Не будет вызывать полицию, не будет устраивать разбирательства открытые, не будет веерно, как мы, отправлять уведомления, информационные справки по случившееся в разные субъекты профилактики. На нас вначале смотрели как на сумасшедших, говорили — это унтер-офицерская вдова, которая сама себя сечёт.

Василий Рулинский:

— Получается, что если подросток что-то набедокурил, не послушался воспитателя, кому-то там нагрубил, не дай Бог, ещё и руку поднял на другого своего коллегу, то вы сразу полицию можете вызвать, да?

Юлиана Никитина:

— Да. Вот это очень буржуазно, как нам сказали, и очень по-европейски. Потому что там, вот мы тоже спрашивали, а если вдруг у кого-то и он что-то? Так это не наша компетенция, этим должна полиция заниматься. Это не наша компетенция, этим занимаются специально обученные люди.

Василий Рулинский:

— А главное, сами ребята это знают, это про границы, подростки, когда в центр поступают, им говорят: «Вот такие-то правила, сделай раз, сделай два, мы готовы с тобой заниматься, но, если ты их нарушаешь, это твоя ответственность».

Юлиана Никитина:

— Ну никто же не верит. Потому что, когда мы говорим: «Читай правила, читай договор». Он говорит: «Да ладно, я сейчас подпишу, все нормально будет». И потом мы говорим: «Ты подписал, тебе же это нужно выполнять?» Он говорит: «Да ладно, я столько бумажек подписывал». И когда приходится вот это действительно все выполнять, делать и идти так вот по букве, вот тех регламентов, которые мы создаем, это, конечно, очень тяжело, происходит такая ломка и сознания и получение действительно нового опыта взаимодействия со взрослыми людьми у тех подростков, которые к нам попадают.

Тутта Ларсен:

— Со взрослыми людьми с какими-то правилами, которые взрослый мир им предлагает. Расскажите, пожалуйста, вообще, как сегодня происходит работа с подростками в центре, какой подросток прежде всего, туда попадает?

Юлиана Никитина:

— Приходят очень разные ребята. Все очень яркие.

Тутта Ларсен:

— А о каком возрасте говорим?

Юлиана Никитина:

— От 14 до 19 лет. Главное, чтобы либо уголовное преступление, либо какое-то серьезное правонарушение административное подросток совершил в несовершеннолетнем возрасте.

Василий Рулинский:

— Это условие такое, чтобы попасть к вам?

Юлиана Никитина:

— Да. Приходят ребята, как правило, сейчас те, у кого есть, к сожалению, опыт употребления психоактивных веществ.

Василий Рулинский:

— То есть наркотики, алкоголь?

Юлиана Никитина:

— Угу. Это те, которые выпали сами из системы образования, это те, которые находятся в жутком конфликте с родителями, это те, про которых говорят, что на них не найти управы, это люди совершенно бессердечные, холодные и с ними договориться невозможно, они ничего не боятся, на комиссии по делам несовершеннолетних они приходили как себе домой, и на них воздействовать чем-то очень сложно.

Василий Рулинский:

— Сложные подростки. Очень сложные подростки.

Тутта Ларсен:

— Но в любом случае это те люди, на которых уже система взрослого мира поставила какую-то печать, уже как-то его отсортировала, как негодного члена общества?

Юлиана Никитина:

— Да, да. И его родителям, и ему дали такие прогнозы о том, что всё, будущего нет. Но вот единственный шанс, и мне так умилительно слышать, когда люди такие серьезные, в погонах, инспектора полиции говорят: ну здесь я не знаю, только святитель Василий может, наверное, помочь.

Тутта Ларсен:

— И даже ребёнку должно стать страшно, что вообще может быть хуже?

Василий Рулинский:

— При этом «Центр Василия Великого» для понимания — это один из самых творческих социальных церковных проектов, где действительно творческая атмосфера, где действительно замечательные интеллигентные люди работают. О том, как это устроено, мы поговорим после короткой паузы, а сейчас я бы ещё хотел напомнить нашим радиослушателям, чтобы поддержать «Центр Василия Великого», можно перевести SMS по короткому номеру 3434 и написать слово «подросток», поставить пробел и написать сумму, например, подросток пробел 300. Вернёмся после короткой паузы.

Тутта Ларсен:

— Эта программа «Делатели» на Радио ВЕРА, с вами Тутта Ларсен и Василий Рулинский.

Василий Рулинский:

— У нас в гостях Юлиана Владимировна Никитина исполнительный директор «Центра Василия Великого в Санкт-Петербурге, единственного в России открытого центра по реабилитации подростков, вступивших в конфликт с законом. Юлиана Владимировна, мы только что начали говорить о том, что в центре удивительно творческая атмосфера и это сочетается с таким достаточно ответственным подходом к каждому человеку, который попадает в центр. Про ответственный подход мы немного поговорили, а что такое творческая атмосфера? Как она выглядит? На каких-то примерах можете нам пояснить?

Юлиана Никитина:

— Ну вот я хочу сказать, что несколько лет назад у нас было исследование на базе центра, небольшая выборка, но тем не менее. Делали психологи из педиатрической академии, они рассматривали уровень креативности подростков, преступивших закон, которые находятся у нас. И выяснилось ...

Тутта Ларсен:

— Что зашкаливает.

Юлиана Никитина:

— Да. Что это уровень учащихся художественных и музыкальных школ специализированных. И единственное, что там это нашел позитивный выход социально одобряемый, а у нас включена кнопка разрушения. И здесь очень важно найти ту область, в которой молодой человек может развить свой творческий потенциал. Мы вообще идём по пути раскрытия ресурсов этих ребят, чтобы их поместить в ситуацию радости, успеха, когда они могут почувствовать ценность себя как личности. Что-то сделал, у него получилось, он не просто там цветочек нарисовал семнадцатилетний парень, это не игра в поддавки, это должно быть действительно что-то очень серьезное и сообразно возрасту и той ситуации, в которой он находится.

Василий Рулинский:

— Первое знание о «Центре Василия Великого» у меня было связано с тем, что в центре ставили «Гамлета» на английском языке. Я помню, это примерно лет 10 назад, не знаю, сейчас ставят или нет, сейчас спросим Юлиану Владимировну это. И ещё одно знание, которое меня просто шокировало, в центре занимались паркуром. Я знаю, что многие ребята, в Петербурге достаточно популярная такая забава была, шли с воспитателями, культурными работниками в центр благодаря как раз знакомству с паркуром.

Тутта Ларсен:

— Ну подождите, вот сейчас нас люди слушают и думают: какой паркур? Какой Гамлет, какое творчество? Ведь вы имеете дело с преступниками. Пусть они там, может быть, никого не лишили жизни, но тем не менее, это люди, которые преступили закон, часто сознательно, если такой второй, третий, четвёртый условный срок. И это, в принципе, не самые безопасные социально люди, с которыми не так просто договориться. Каким образом выстраивается именно воспитательная работа в центре? Вот вы говорите, что человеку очень важно дать понять, что если он не изменится, то, грубо говоря, плохо закончит. И что он совершил проступок, который нужно осознать и желательно раскаяться. Как это устроено?

Юлиана Никитина:

— Ну вот я сейчас немножко хотела на тему рядом сказать о том, что очень часто срабатывает такой стереотип, что те люди, которые работают с трудными подростками, это очень тяжелая, очень тяжелая, страшная работа и, конечно, если бы у людей была возможность, они бы не работали и занимались чем-нибудь поинтересней. Потому что, работая с таким людьми, все должны страдать. Соответственно те дети, которые так себя ужасно ведут, они тоже должны страдать. И вообще все страдают. Одни страдают потому, что они совершили много безобразий, а другие страдают, потому что они должны рядом с этими тяжелыми проблемными, неисправимыми детьми находиться. А если это происходит не так, то это вызывает иногда даже раздражение. Ибо вы с ними как-то сюсюкаете вместо того, чтобы они почувствовали всю боль и страдания других людей.

Тутта Ларсен:

— Вместо того, чтобы пороть.

Юлиана Никитина:

— Да. Либо здесь просто какие-то люди не в себе, потому что вместо того, чтобы заниматься какой-то интересной, яркой жизнью ...

Василий Рулинский:

— Они ходят в Эрмитаж вместе с подростками, которые совершили преступление.

Юлиана Никитина:

— Да, да. Они выбрали себе какую-то странную стезю, тоже как бы люди очень странненькие. Дело в том, что очень важно с самого начала, мы, когда обсуждали с теми же самыми европейцами, они нам тогда начали рассказывать про восстановительный подход, где приоритетом перед прошлым имеет будущее. Особенно то, что касается детей. Нам говорили: вот смотрите, вот он совершил какое-то преступление. Он понёс наказание. И вот в настоящем он несёт наказание, дальше он выходит, его будущее нас не интересует. В итоге, когда он выходит, и это мы видели в девяностые годы, он понёс с наказание, он находился в жутких условиях, где его избивали, унижали, Бог знает, что с ним делали. Но он искупил за то, что он что-то украл, кого-то ограбил или сделал ещё что-то похуже, своим страданием он искупил. Но что с ним дальше делать, никто не знает. Восстановительный подход и приоритет будущего — он сделал это, это плохо, а дальше-то что? И когда, я помню, я приходила и пыталась с чиновниками в начале двухтысячных годов разговаривать, с полицейскими, я говорила: слушайте, давайте всё-таки договариваться, давайте вместе участвовать в этой программе, потому что нам нужно понять, что нам с этими детьми делать дальше. Они говорят: «У нас есть прекрасные дети, которыми нужно заниматься, у нас есть талантливые дети, в которых надо вкладываться, но не в этих, ну, как говорится, преступников нам свои ресурсы и силы вкладывать». Я говорю: «Хорошо, тогда давайте вы дадите им всем яду, и мы их отравим, это будет честнее по отношению к ним».

Василий Рулинский:

— Вы как-то ставки повысили в диалоге с государством.

Юлиана Никитина:

— Они мне говорят: «Юлиана Владимировна, вы же женщина, что же вы такое говорите? Это же дети». Я говорю: «Хорошо, если это дети, то мы пришли к самому важному, тогда давайте думать и работать над их будущим. Для того, чтобы работать над их будущим, нам нужно смоделировать такие ситуации для них, поместить их в такие условия, чтобы это будущее у них было. Это должна быть воспитательная работа, педагогический подход, это должно быть образование, важность, ценность образования, чтобы они поняли, осознали. Но для этого нужно создавать условия. Заставить, перевоспитать кого-то, там в 15 — 16 лет, невозможно».

Василий Рулинский:

— Нужно пробудить интерес. Интерес к жизни, каким-то новым творческим активностям.

Юлиана Никитина:

— И доверие.

Тутта Ларсен:

— А как пробудить в человеке доверие, который к своим 16 годам так изрядно настрадался?

Юлиана Никитина:

— Нужно быть честным. Если ты начнёшь как-то заигрываться и говорить какие-то нечестные вещи, будет какая-то фальшь, ребёнок это чувствует, а тем более эти подростки они умные, чувствительные очень, тонкие, схватывающее всё, просто вот, как скан, на лету. Если ты честный и, если твой интерес к жизни этого ребёнка действительно присутствует, через тебя, и через твоих единомышленников эти дети начинают чувствовать свою ценность, что если к моей жизни есть интерес, если есть... Даже такой пример приведу, у нас был молодой человек, он с очень тяжелым характером был, он был такой просто мозг, мы его называли профессор Мориарти.

Василий Рулинский:

— Это который гранату принёс, нет?

Юлиана Никитина:

— Нет. Он придумывал такие многоходовки, это было просто совершенно изумительно. И как-то он порезал палец очень сильно, его свозили в травму, там ему швы наложили, всё. И потом вот он каждый раз приходил когда на встречу со специалистами, каждый день приходили разные специалисты, там воспитатели, педагоги, психологи, и каждый спрашивал у него: «Борь, как у тебя палец? Нормально? Заживает? Ничего там не нагнолилось?» И он просто потом в какой-то момент сказал: слушайте ...

Тутта Ларсен:

— Да какое вам дело до моего пальца?

Юлиана Никитина:

— Нет, но это круто, что мой палец, оказывается, в жизни каждого из присутствующих имеет какое-то значение. Вы помните об этом!

Василий Рулинский:

— Другое отношение он увидел?

Юлиана Никитина:

— Да.

Тутта Ларсен:

— А у нас как-то принято считать, что вот чтобы у тебя авторитет появился в сознании подростка, чтобы ты стал для него авторитетом, нужно, чтобы ты был сильным. Что для подростков авторитет силы важен.

Юлиана Никитина:

— Ну я считаю, что это правильно. Вообще везде авторитет силы важен, но авторитет силы — это, мне кажется, настоящий христианин — это авторитет силы, духовной силы, веры. Если у человека есть внутренний стержень и сила, конечно — это очень важно.

Василий Рулинский:

— Вот как раз про христианство мы начали говорить. Центр является церковным учреждением, учреждён приходом, это Васильевский остров, чтобы просто тех людей, кто представляет Петербург — это удивительно красивое место прямо на берегу Невы, во дворе, классическом петербургском дворе, Васильевский остров, рядом с подворьем Оптиной пустыни. Вот про христианство. Насколько эта христианская линия отражается, насколько её чувствует сами ребята? Насколько здесь с подростками вообще про христианские глубокие вещи можно говорить и как про это говорить, и нужно ли говорить об этом открыто или это, скорее, про что-то другое?

Юлиана Никитина:

— Вы знаете, здесь достаточно сложно говорить с подростком вообще даже в церковных семьях. Подростковый возраст — это не самый лучший возраст для духовного развития. Но тем не менее подростковый возраст он интересен тем, что в этом возрасте мы принимаем судьбоносные решения, по сути, когда мы не можем их принимать, когда у нас всё болит, кипит, мы много чего не понимаем, на многое раздражаемся. И в это время мы должны принять очень важные решения. Кажется, что очень важно создавать условия для формирования духовного запроса. Если ты будешь заставлять подростка что-то делать, это, скорее всего, будет отторжение, это будет очень негативная реакция. Но, первое, никто не отменял личный пример. И когда они видят людей радостных, когда они видят людей особенных, и эти люди называют себя христианами, вот это вызывает интерес. Многие в свое время воцерковлялись, я знаю, через встречу с каким-то удивительным, высокой духовности человеком, поверив ему. И когда дети встречаются с нашими специалистами или волонтёрами, которые приходят, они понимают и видят, что в радости этих людей есть Христос, для них это, конечно, открытие. Многие говорят, что я так не могу. Нет, я бы так не мог, для меня это сложно. Но наступает какой-то момент, когда человек сталкивается с каким-то препятствием внутренним, когда он готов попробовать что-то, сделать, послушать совета человека, которому он доверяет, и в этот момент очень часто бывает, особенно если это встреча с кем-то из священников, когда эта встреча бывает у нас в поездках, монастырях, когда эти встречи бывают на дальних приходах, куда мы приезжаем. Потому что никто кроме монашествующих и деревенских батюшек нам не рад. Ну кому вот сказать: «Мы приедем с 15 ...»

Тутта Ларсен:

— Уголовниками.

Юлиана Никитина:

— Да с подростками особенными.

Василий Рулинский:

— Грабёж, разбой, наркотики.

Юлиана Никитина:

— Да, да, да. Деньги прячьте, сумки убирайте, на всякий случай из карманов все вытаскивайте. У меня при всём при том, что я свою вот эту, даже работой это не назвать, к этому делу очень серьезно и очень радостно отношусь, я благодарю Бога за то, что он дал мне такую возможность вот этим заниматься, тем не менее вот профессиональная деформация, когда я прихожу в гости, я из карманов все вытаскиваю, все перекладываю в сумочку и хожу с сумочкой. Мне говорят, Юлиана Владимировна, вы уже положите, здесь все нормально. Это не потому что что-то там: просто не надо никого смущать и не надо никого соблазнять, слабого человека какими-то искушениями, поэтому это уже на автомате.

Василий Рулинский:

— Эта программа «Делатели» на Радио ВЕРА, мы говорим с исполнительным директором «Центра Василия Великого» Юлианой Никитиной, если вы хотите поддержать работу центра, это можно сделать по номеру 3434, переведя SMS на короткий номер, который я сейчас озвучил, со словом «подросток» 300, именно это слово можно написать, именно эту сумму поставить. Подросток пробел сумма, 3434. Юлиана Владимировна, вы сейчас сказали о том, что вы испытываете, когда приходите в гости, когда вы дома, это, на самом деле, тоже очень важно, этот путь, который вы прошли. Вы говорите — это не работа, это служение, мы это уже почувствовали по вашим рассказам, но всё-таки, я так понимаю, что у вас все было непросто, когда вы начинали это служение и совсем не к этому, наверное, даже готовились? Вот этот путь преодоления через себя, вот он как проходил и насколько он оправдан вообще? И чем вы руководствовались, когда на этот путь встали и дальше двигались?

Юлиана Никитина:

— Ну вот это было на заре моего воцерковления. Для нас как было тогда? Батюшка благословил, в Евангелии написано — всё, как говорится, вопросов больше не имеем. Здесь мне кажется, это важно. Хотя некоторые из моих близких говорили, что нельзя Евангелие воспринимать как руководство по эксплуатации швейной машинки. Ну написано это же образно, ну нельзя так. Но я просто по-другому не могла тогда. В какой-то момент, конечно, было очень тяжело. Я помню, что я пришла к батюшке и говорю: нет, я так больше не могу, я не могу видеть, как все падают, мы все что-то делаем, что-то происходит, а они опять садятся. Делаем документ одному молодому человеку, он этот паспорт через два дня закладывает, берет героин, и вообще в каком-то невероятном состоянии пребывает. Это вот до того, как мы пригласили специалистов и написали нормальную программу, и вот съездили, получили, получили образование, чтобы было понятно, какие необходимы рамки, программы, есть начало, есть конец, есть какой-то путь, есть правила, которые человек должен изначально принять. А вначале это был такое душевный порыв, вот у нас появилось помещение, на которое собирали в приходах Мюнхена, в Париже, в Цюрихе разные люди. Это были и русские люди, потомки первой волны эмиграции, или католические приходы, лютеранские приходы, это были какие-то ярмарки рождественские, пасхальные лютеранской церкви в Цюрихе. Короче говоря, мы это все собирали, мы на эти деньги купили помещение и решили, что вот есть помещение, теперь мы всех будем собирать. И здесь это был какой-то ужас. Ну вот Господь милостив, он покрыл всё наше безумие такое, потому что видел наше бескорыстие и необыкновенное желание, сердечное желание, помочь кому-то. Но вот через год вот этого ужаса, я пришла к батюшке и говорю, что всё, я больше не могу, я не выдерживаю просто всего этого ощущения, что ты черпаешь воду решетом. А тогда мы ещё в основном работали с подростками, которые освобождались из мест лишения свободы. Там ужас. Мы ничего толкового придумать не можем. И он мне сказал, что вот, Юля, понимаешь, это крест, вот Господь тебе его дал. С креста слезать нельзя, отказываться от него нельзя, ты вот вспомни свое состояние, вспомни, как это все было. То, что что-то не получается, что-то происходит не так, вопреки нашим ожиданиям, значит надо посмотреть, остановиться, помолиться и делать системно и так, как должно. Ну вот так получилось потом.

Тутта Ларсен:

— А если не получается, если ты реально вложился в человека, понятно, что сейчас есть уже некий опыт, вы, наверное, уже научились выстраивать границы, как-то сохранять себя, чтобы не страдать от несовершенства мира и человека, но ведь наверняка у вас есть подопечные, с которыми ничего нельзя поделать, как вы справляетесь с этим разочарованием?

Юлиана Никитина:

— Здесь вот очень важно, что не надо очаровываться, чтобы потом не разочароваться, это первое. А второе, был такой опыт, для меня очень важный, была группа ребят, очень хорошие, они все очень хорошие, закончился курс реабилитации, я уехала отдыхать. И вдруг мне звонят и говорят, что вот там Саша сейчас находится в следственном изоляторе, потому что он обворовал соседей, буквально, там через две недели после того, как вышел из центра. Для меня это был просто кошмар и ужас. Я готова была всё бросить, возвращаться, встречаться с судьей, объяснять, какой Саша хороший, какой у него потенциал и так далее, так далее. Я тогда была в Псковской области, там был батюшка, я к нему прихожу и говорю: «Вот такая история, прямо вот навзрыд, не могу успокоиться». Он мне говорит: «А как ты думаешь, Господь Сашу любит?» Я говорю: «Любит, конечно, Он всех любит». «Всех любит, тебя любит, Сашу любит. Господь Сашу любит больше, чем ты его любишь? Чем ты Сашу любишь?» Я говорю: «Конечно». Он говорит: «Ну если Господь попустил Саше? Выдохни, молись за него, держи его в своем сердце, но вот эти метания, они не нужны, они разрушительные для Саши, и для тебя, прежде всего». И вот как-то, я не знаю, какая-то я послушная с детства была, вот мне сказали, я так поверила, ну да, действительно, меня отпустило.

Василий Рулинский:

— Не брать на себя, получается, больше, чем Господь тебе дал, да? Это такой важный подход вообще по жизни. Мне кажется, для каждого. Вот мы сейчас рассказали про сложный случай, но наверняка в вашей этой истории, я так понимаю, что это больше 400 выпускников центра? Это все равно такой авторский проект, хоть и единственный на территории России подобного рода, куда по приговору суда поступают подростки? Именно открытого типа, где нет решеток. Вот истории тех людей, которые прошли через центр и которые, казалось бы, все было совсем грустно, а потом стало всё хорошо. Вот просто одну или две таких историй можете вспомнить?

Юлиана Никитина:

— Ну вот последняя, одна из последних историй, которая меня, конечно, очень удивила и очень обрадовала. У нас был молодой человек, пришел, серьезное преступление, и он какой-то такой вообще не в контакте, не от мира сего, очень замкнутый. С ним общаться было очень сложно, потому что у него были очень странные реакции. Внешность у него такая интересная. И когда мы его определили в школу, он пришел в 17 лет, и у него было два, по-моему, да, два года он уже был в восьмом классе, и его снова надо было отправлять в восьмой класс. В третий раз. Он пошёл туда. Он там поучился, и потом учителя боялись его. «Вот он сидит, молчит, о чем-то своем думает, и нам страшно. Вы не могли бы его взять на домашнее обучение, мы вам все задания будем присылать, и всё? Но вот не надо, чтобы он ходил». Потом у него был опыт употребления психоактивных веществ, то есть там и свои же ребята над ним подтрунивали. На сегодняшний день — это человек, который работает в большой компании, программист, и вот его особенный такой склад мышления и какого-то ответа миру оказался очень востребованным в определённом языке программирования, в котором он просто как рыба в воде.

Тутта Ларсен:

— У меня вопрос, такой, тоже из области моего материнского опыта, потому что вот у меня тоже старшему ребёнку 17, это первый пубертат из троих детей, с которым, я считаю, но мы как-то справились. Он справился, и мы справились. Наверное, для меня, мне кажется, если бы меня спросили: в чем секрет твоего успешного родительства вот именно с этим конкретно ребёнком? Я не знаю, как будут младшие, но пока один пройдённый болезненный этот этап, и он был не такой болезненный, как я ожидала. Мне кажется, что мы вообще молодцы, что он крутой, мы вместе с ним справились, достаточно легко и с его папой. Но если бы меня спросили: в чем секрет моего успеха? Я бы ответила, что, наверное, секрет заключается в том, что всякий раз, когда у нас наступали какие-то конфликтные или сложные времена, я себе говорила: если у тебя проблемы с ребёнком, это твои проблемы. И к психологу ходила я. И каждый раз, когда мне казалось, что я скоро удавлю своего ребёнка, я шла к психологу и примерно за один, как правило, достаточно быстро мы все расставляли по полочкам. Я в очередной раз убеждалась, что проблема во мне и в том, что я что-то не считываю, где-то не воспринимаю. И нам удалось как-то более-менее эту ситуацию в каком-то балансе выставить. Я вот думаю сейчас просто, что, почему эти дети вообще попадают в такие ситуации? Почему они оказываются в этом мире один на один со своими демонами? Причём, вы уже об этом сказали, это лучшие дети, самые креативные, самые творческие, они поэтому и непослушные, что у них очень много энергии, которую если бы её направили в мирное русло, она бы могла менять мир к лучшему, и сады бы цвели. А что каждый из нас, вот взрослых, которые не имеют каких-то педагогических и психологических специальностей, что каждый из нас мог бы сделать, чтобы таким детям стало легче жить и чтобы их меньше было на улице и в реабилитации?

Юлиана Никитина:

— Ну вот вы сами ответили на этот вопрос. Потому что нужно быть ответственным родителем. И как только мы встаем в позицию, что это он виноват, а у меня всё хорошо, родитель так говорит. Всё, считай, что ты проиграл. Это первое. Второе, то, что очень у многих есть страх, что не дай Бог кто-то узнает, если что-то случилось в моей семье, мы должны это как-то скрыть, и до последнего не просят о помощи. Потом срабатывает ещё такой стереотип, что да, на меня особо никто внимания не обращал, мы бегали по улицам, и всё у нас было хорошо, я сейчас взрослый активный человек, который занимается...

Тутта Ларсен:

— Правда, я не очень счастлив, но подумаешь ...

Юлиана Никитина:

— Да, который занимается социально одобряемой деятельностью, и ребёнок у меня разрастется, и все будет нормально.

Василий Рулинский:

— Сам как-нибудь вырастет.

Юлиана Никитина:

— Да. Я хочу сказать, что сейчас с этой бедой, особенно для мегаполисов, это само по себе не рассосётся. Во-первых, с ребёнком надо иметь хорошие отношения, должен быть контакт, должно быть доверие. Когда вы его утрачиваете — это ваша проблема. Прежде всего, вы должны ребёнка понимать, и вы должны чувствовать, что ему нравится, вы должны интересоваться: нравится ли ему какой-нибудь певец, который у вас вызывает чувство отторжения и омерзения? Слушайте, смотрите, потому что это образы, которые нравятся вашему ребёнку.

Тутта Ларсен:

— Поймите, почему.

Юлиана Никитина:

— Поймите, почему. В свое время я смотрела несколько интервью с Моргенштерном, и когда ему говорили: ну как вы можете, вас же смотрят и слушают маленькие дети, они же потом то, о чем вы поёте, как вы себя ведёте, начинают проявлять, ну среди своих сверстников, начинают также вести себя со своими родителями? А он говорит: «Я деньги зарабатываю. Это вопрос к родителям: почему они допускают, что я становлюсь кумиром для их детей?» К этому можно как угодно относиться, мы сейчас не будем обсуждать позицию Алишера, но я считаю, что это действительно наша родительская ответственность: знать, с кем ребёнок дружит, телефоны родителей друзей, чем он занимается, что он любит есть, какое его любимое блюдо. Знаете, вот у нас родители вроде бы такие очень хорошие, заботливые, ну вот каких-то вещей, которые касаются непосредственно своего ребёнка, для них это неизвестно. Потому что у них очень много всего важного, они ушли в эту многозаботливость. А то, что подростку очень важно в это время ...

Василий Рулинский:

— Но при этом ещё очень важно не перейти грань гиперопеки. Знать, но не пытаться контролировать каждый шаг.

Тутта Ларсен:

— Ну это тема для следующего разговора, мне кажется, прям отдельная беседа. Я бы очень хотела, чтобы мы встретились с вами или с кем-то ещё, может быть, из ваших педагогов, психологов и сделали прямо для родителей часик и по полочкам все разложили: почему не надо розог и почему наказание — это не эффективный способ общения, особенно с подростками. Спасибо.

Василий Рулинский:

— Если у вас есть желание поддержать работу «Центра Василия Великого», это можно сделать, переведя по короткому номеру 3434 SMS со словом подросток и поставить пробел и поставить сумму, например, подросток пробел сумма 300. С нами была сегодня Юлиана Никитина, исполнительный директор «Центра Василия Великого» в Санкт-Петербурге, спасибо большое, Юлиана Владимировна, за такой замечательный разговор, очень глубокий и интересный.

Тутта Ларсен:

— Спасибо за ваши дела, которые вы делаете, это правда очень- очень много значит для нас, для нашего общества. Я очень надеюсь, что у центра появятся филиалы и единомышленники.

Юлиана Никитина:

— Спасибо большое за ваше внимание к нашей работе, за такие тёплые слова. Я тоже очень надеюсь, рассчитываю, что скоро у нас в стране появятся филиалы нашего центра, где будут помогать подросткам.

Тутта Ларсен:

— Где будут строить наше будущее, помогая детям. Это программа «Делатели», Тутта Ларсен...

Василий Рулинский:

— И Василий Рулинский. До новых встреч.

---

Все выпуски программы Делатели

• «Жизненный путь и помощь ближним». Сергей Радостин
• «Дом сопровождаемого проживания «Маяк». Ольга Тимошенко
• «Подворье "Благодать"». Иеромонах Мелитон (Присада)