Поделиться
Жизнь в царском дворце может представляться таинственной и сказочной. А вот для членов императорской фамилии дворцовый быт был повседневностью, где личная жизнь открыта множеству посторонних людей — фрейлинам, гувернанткам, дворецким, горничным, лакеям. Немудрено, что отбор кандидатов для служения при царском дворе был тщательным.
С особой скрупулёзностью Николай и Александра Романовы выбирали человека для ухода за царевичем Алексеем. Мальчик страдал гемофилией — при этой болезни малейшая травма могла обернуться кровотечением и представляла угрозу для жизни. Уберечь от беды подвижного и резвого Алешу мог только человек, всей душой привязанный к нему. Должность при царевиче так и называлась — дядька.
Таким дядькой для Алексея Николаевича стал боцман императорской яхты «Штандарт» Андрей Еремеевич Деревенько. Однако, ответственная должность не лучшим образом сказалась на его характере. Особое положение при дворе сделало боцмана заносчивым и высокомерным. После февральской революции поведение дядьки стало вовсе неподобающим — он отдавал приказы царевичу, и тот выполнял их, растерянный и подавленный. Когда же в августе 1917 года Временное правительство отправило царскую семью в ссылку, новые власти не включили его в список сопровождающих лиц как человека, нечистого на руку. Да он и сам не горел желанием оставаться в услужении бывшего императора.
Матрос Климентий Григорьевич Нагорный в мирное время отвечал за гардероб царевича. Однако, он не был просто гардеробщиком — в фотоархиве царской семьи сохранилось немало фотографий, на которых Климентий запечатлен с наследником. На снимках они вместе расчищают дорожки от осенних листьев и снега, катаются на лошадях, купаются и играют. Когда Романовых высылали в Тобольск, всем царским слугам предоставили возможность покинуть императора и его домочадцев. Нагорный добровольно отправился с ними в ссылку и стал дядькой Алеши.
После революции большевики, опасаясь, что монархисты предпримут попытку освободить царя, поспешили перевезти Романовых из Тобольска в Екатеринбург. Первыми в путь отправились государь с супругой Александрой Федоровной и дочерью Марией. Накануне их отъезда у Алексея случился приступ гемофилии — он ушибся о лестницу и лишился возможности ходить. Матрос Климентий Нагорный не оставлял мальчика ни на минуту — дядька носил царевича на руках, катал в коляске и старался утешить, насколько это было возможно.
В мае большевики переправили в Екатеринбург оставшихся членов царской семьи. Комиссары, сопровождавшие узников в пути, вели себя развязно и нагло. В Тюмени, во время пересадки с парохода на поезд, царевны с трудом тащили поклажу, утопая по колено в грязи — весенняя распутица размыла дорогу. Нагорный бросился на помощь.
— Татьяна Николаевна, да что же вы сами тяжесть такую поднимаете? Позвольте, я помогу вам.
— Здесь я решаю, кому что позволять! Пусть обходятся без помощников! А ну отойди, царский прихвостень!
Комиссар грубо оттолкнул Нагорного, тот упал.
— Бесстыжие! С детьми воюете, с барышнями!
Нагорный готов был броситься в драку, но взял себя в руки. Он часто кипел возмущением, но старался сдерживаться, чтобы не усугублять отношения чекистов к Романовым. В Екатеринбурге, в доме Ипатьева, он, мрачнея от ярости, следил, чтобы циничные красноармейцы не перешли грань в обращении с царственными узниками. Сцепив зубы, матрос молча оттирал со стен надписи и рисунки неприличного содержания, оставленные охранниками. Взорвался Нагорный, когда увидел, как один большевиков присвоил золотую цепочку, на которой висели небольшие иконы над кроватью Алеши.
Верному дядьке царевича заломили руки и вывели из Ипатьевского дома. Климентия Нагорного отвезли в безлюдное место за город, где расстреляли «за предательство дела революции». Это произошло за несколько дней до расправы над царской семьей.
В 1920 году корнет Сергей Бехтеев посвятил этому мужественному человеку свои стихи: «Пройдет свободы хмель позорный,
/Забудет Русь кровавый бой... /Но будет жить матрос Нагорный /В преданьях Родины святой». Эти строки оказались пророческими — в 1981 году Русская православная церковь заграницей прославила Климентия Григорьевича Нагорного в лике новомучеников, и короткая история его простой, но честной жизни стала почтительно именоваться святым житием.
Не унывай, на вопросы отвечай
Поделиться
Пандемия коронавируса 2020 года принесла человечеству немало страданий. Но приметой этого тревожного времени стали не только статистические сводки заражений, но и рассказы о доброте, взаимовыручке и поддержке. Так, французский комический актёр Ноам Картозо во время карантина организовал весёлую викторину для своих пожилых соседей. Утешительное развлечение ежедневно транслировались в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации).
В дни самоизоляции парижане установили традицию каждый вечер в восемь часов выходить на балконы, чтобы поаплодировать врачам, борющимся с коронавирусом. Не стали исключением и жители маленькой улочки Сен-Бернар, где проживает Наом Картозо. Участвуя в акции солидарности с медиками, актёр заметил, что его пожилые соседи день ото дня становятся всё грустнее. Молодой человек попытался ободрить приунывших — он включал музыку и приглашал всех потанцевать. Инициативу вежливо отклонили.
Комик не отступился от своей идеи поддержать людей. Он объявил конкурс на звание самого сообразительного во дворе, и на этот раз соседи откликнулись. Ноам задавал непростые вопросы, кто отвечал первым — получал баллы. Набравшим наибольшее количество очков доставались призы — туалетная бумага, которая на какое-то время попала в разряд дефицита, и вермишель как символ запасливости. С каждым днём участников викторины становилось всё больше. Форму конкурса пришлось менять по ходу — из индивидуального соревнование стало коллективным. Команды двух домов, стоящих друг напротив друга, увлечённо отвечали на вопросы Ноама Картозо.
Опыт показался соседям настолько увлекательным, что они решили им поделиться. Эрудиты создали блог в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), где ежедневно выкладывали видеозапись своей интеллектуальной игры. Страница моментально собрала десятки тысяч подписчиков. Признаюсь, что я тоже подписалась. Мой французский не позволял в полной мере оценить искромётные шутки и оригинальные ответы участников викторины. Но то, что весёлая затея Ноама Картозо сплотила соседей и помогла прогнать уныние, понятно было и без слов.
Все выпуски программы Живут такие люди
Тишина. Наталия Лангаммер
Поделиться
Вы когда-нибудь слушали тишину? — спросил нас режиссер в театральной студии, где я занималась в детстве. Мне было лет десять.
И мы решили послушать эту самую тишину. Замерли на минуту.
Вечер. Школа. Звуки уставших шагов учителей, которые задержались после уроков. Звук швабры, моющей пол. То ли звон, то ли шипение потолочных светильников. И тишина. Просто тишина.
Недавно слушала аудиобеседы владыки Антония Сурожского с прихожанами. Он рассказывал, что просит не беспокоить друг друга в храме, когда кто-то молчит, пребывает в тишине. Это очень важный момент. Момент погружения в себя, раздумий, молитвы. В конце лекции он предложил: «Давайте помолчим». И я вместе с владыкой и его паствой замолчала.
В детстве слушать тишину было любопытно. А сейчас?
Сейчас, в зрелом возрасте это, как глоток воды, как покой, как выдох усталости, как сладость.
Сейчас, когда я верующий человек, в тишине я слышу не звуки мира, я слушаю, я хочу услышать Бога. Я безмолвно молюсь. Кажется, мы оба молчим.
Как это нужно. Как это редко бывает. Просто остановиться и слушать тишину, а в ней — присутсивие Господа.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
Поделиться
Фото: PxHere
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
