«Что ищет современный человек в монастырях?» Игумен Филарет (Пряшников)

о. Филарет Пряшников

Нашим гостем был настоятель Старо-Ладожского Никольского мужского монастыря игумен Филарет (Пряшников).

Разговор шел о том, что ищет современный человек в монастырях, в чем может заключаться повседневная жизнь обители и о чем стоит помнить тем, у кого есть желание уйти в монастырь.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

Алексей Пичугин:

— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на «Светлом радио». Меня зовут Алексей Пичугин. Рад вас приветствовать. С удовольствием представляю нашего гостя, думаю, нашим постоянным слушателям хорошо знакомого. Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Никольского Староладожского мужского монастыря. Здравствуйте, добрый вечер. Рады, что вы к нам снова пришли.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Добрый вечер.

Алексей Пичугин:

— Сегодня у нас такая тема, с одной стороны, достаточно конкретная, но с другой, есть, о чем поговорить. Мы не раз обращались в эту сторону. Мы поговорим о том, что человека ведет в монастырь, вообще, что такое монашеская жизнь, как устроена жизнь обители. Многие из наших слушателей, кто в городе, проезжает какие-то монастыри, у всех есть представление, что в монастыре что-то происходит, какая-то таинственная жизнь. Для многих людей сложно войти в церковь, потому что это непонятный мир, переступить через порог, а там дальше какая-то неизвестность. Я уже, мне кажется, приводил этот пример. В церковь было проще, по опыту. А я очень долго, не имел никакого отношения к банкам, и для меня зайти в отделение банка это зайти в другой мир, в котором какие-то правила, распорядок, я не знал, что там должно происходить. Но когда повсеместно стали карточки пластиковые вводить и зарплату на них стали зачислять, соответственно, мне пришлось заходить в разные банки, с которыми те организации, где я работал, сотрудничали. Выяснилось, что ничего страшного в них нет. Для многих людей церковь такое место. А уж монастырь и подавно, поэтому столько всяких легенд, домыслов, баек относительно монастырской жизни, с одной стороны. С другой стороны, многие смотрели какие-то фильмы про монастыри. Кода-то вышел фильм «Остров», который все смотрели, верующие, не верующие люди, церковные, не церковные. Фильм «Остров» мало кого обошел стороной. Хотя, на мой взгляд, там тоже немного не то что неправильно, но своеобразно показана монастырская жизнь, монастырское устроение. Поэтому давайте разбираться, как оно все есть на самом деле. У вас, отец Филарет, монашеская жизнь началась отнюдь не в Старой Ладоге.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да, безусловно.

Алексей Пичугин:

— Вы туда приехали.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Не в Старой Ладоге и не в монастыре.

Алексей Пичугин:

— Да, вот. Судя по тому, что я читаю о вас в доступных источниках в интернете, вы были пострижены в монашество на Дальнем Востоке, где и жили. Соответственно, был ли там монастырь в вашей жизни? Или вас постригли, и вы исполняли послушание на приходах?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Монастырь на Сахалине появился намного позже. Мое решение стать монахом было удовлетворено в 1998-м году, в марте месяце я принял монашество с именем Филарет. Безусловно, мое послушание было определено правящим архиереем в Южно-Сахалинской епархии. Наверное, такой путь предполагал, что никогда я не попаду в монастырь, буду настоятелем прихода. Хотя сегодня есть свое правило, когда монахи, которые совершают служение на приходах...

Алексей Пичугин:

— Приписаны просто.

Игумен Филарет (Пряшников):

— ...приписываются в любой монастырь, в определенный конкретный монастырь, куда должны приезжать со временем, исповедоваться, пожить с братией. Настоящая монашеская жизнь в том понимании, которое мы видим в святоотеческом предании, у меня началась не так давно. 2016-й год, когда меня с Сахалина перевели в Свято-Троицкую Александро-Невскую лавру.

Алексей Пичугин:

— В Петербург.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Именно здесь я по-настоящему узнал, восполнил то, чего не знал. В любом случае жизнь монаха в миру тоже регламентируется определенными правилами, которые налагает на нас священноначалие, это определенная жизнь, молитва, послушание, прежде всего, там, где тебя ставят, и то, что ты несешь.

Алексей Пичугин:

— Простите, я предчувствую вопрос по ту сторону преемника. То, что кажется, в том числе для меня привычным, естественным и, часто выясняется, что для многих людей это совсем не очевидно и даже не очень понятно. Для всех людей, которые с современной церковной культурой не знакомы, явно совершенно, что если монах, то он живет в монастыре. А если монастырь, то это крепкие массивные монастырские стены, средневековая крепость, там живут монахи. Кто был, условно, в других православных странах и других монастырях, может быть представляют, что это может быть иначе несколько. Кто был в католических странах в католических монастырях, представляют, что-то, может быть, еще как-то по-другому. Но у нас есть впитанное, наверное, еще со школьных уроков истории представление о том, что монах обязательно живет в монастыре за высокими монастырскими крепостными стенами. Тут можно немножко поподробнее о монашестве в миру. Тут, наверное, нужно к личной истории обратиться. В свое время вы решили избрать этот путь, представляя, что вы будете продолжать жить в миру, но при этом в постриге. Многие тут же спросят: а как так бывает?

Игумен Филарет (Пряшников):

— 90-е годы вообще выбиваются из обычной колеи современной жизни, потому что сегодня многое что для монашествующих делается: монахи собираются на конференции, обсуждают внутренние духовные проблемы, разрабатываются уставы. Кстати, в нашем монастыре есть внутренний устав нашей обители. А в те годы было очень непросто найти священнослужителя, который бы закрывал несколько приходов. 90-е годы особая жизнь для церкви. А жизнь в миру для человека, который имеет постриг, скажу по своему опыту, чрезвычайно непростая. Ты постоянно находишься на лезвии ножа. Почему? Потому что монастырь тебя ограждает, возможно, высокие стены, а иногда и невысокие стены, но когда ты находишься в обществе монахов, когда общий распорядок, когда общая трапеза, когда братия, которая находится рядом. Это состояние тебя ограждает от других каких-то мирских забот, скажу прямо, развлечений. В любом случае жизнь в монастыре намного легче, чем когда монах, отбитый от братии, как овца от стада, живет на квартире или на приходе, совершает свое служение. Хотя это тоже имеет место быть, в этом ничего страшного нет.

Алексей Пичугин:

— А у вас был какой-то пример монашеской жизни в монастыре, когда вы постригались?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Конечно, большинство приходов возглавляли не только батюшки женатые, но это были и иеромонахи, которые совершали служение.

Алексей Пичугин:

— Я имею в виду не пример монашеской жизни, а у вас было знакомство именно с монастырским укладом?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Нет. Это только книги, это была только теория.

Алексей Пичугин:

— Ну и поездки какие-то?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Поездки, посещение Троице-Сергиевой лавры оставило во мне очень большое впечатление для юноши. Я с удовольствием, когда приезжал в Москву, обязательно ходил по обителям, чтобы посмотреть, узнать немножко, соприкоснуться с жизнью, которая происходит в святых обителях. Мы говорим о чем? Сегодня, конечно, выбрать монашеский путь чрезвычайно непросто, человек привыкает к определенному образу жизни. А когда мы приходим в монастырь, или когда к нам приезжают паломники, то, конечно, вы не встретите в кельях телевизоры. Иногда в некоторых монастырях нет толком и связи. Берем наши монастыри Северо-Запада, иногда бывает, что телефонной связи нет и интернета. Это тоже налагает на человека определенные ограничения, когда он не будет смотреть в телефон, а будет читать литературу или углубится в молитву. Здесь очень важно, когда мы приезжаем в обитель, мы должны понимать, что жизнь должна поменяться. Это очень-очень важно. Как для братии или для сестер, для монахов, так и для тех, кто приезжает в монастырь пожить на какое-то время.

Алексей Пичугин:

— А для вас как для настоятеля монастыря, большого монастыря, паломники — это благо или это, скорей, головная боль?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Мы их очень любим.

Алексей Пичугин:

— Это понятно.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Первое — мы очень паломников любим. Но у нас бывает время, когда мы совершенно одни в обители, и нет людей, о которых бы надо было сейчас заботиться.

Алексей Пичугин:

— Я помню, вы рассказывали, да.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Продлевать работу трапезной, чтобы гости, которые приехали поздно-поздно, могли спокойно подойти и покушать в совершенно позднее время. В этом плане мы рады, когда кто-то к нам приезжает. Но бывают моменты, когда братия, послушники, иноки могут быть совершенно одни. Допустим в обители, которую я возглавляю, братия живут поодиночке. Я считаю, что у каждого должна быть своя небольшая, но келья, где он может уединиться, где он может побыть один.

Алексей Пичугин:

— Это важно для монастыря, мне кажется, как человеку далекому.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да. Даже по монастырским уставам в ограде монастыря должна быть небольшая территория, куда мирским не надо было бы заходить, где бы братия могла посидеть с четками в руках, помолиться, не слыша шум и не отвлекаясь на какие-то вопросы. Здесь есть над чем работать. Мы надеемся, что все-таки в обителях наших люди приезжающие будут находить пользу, а те, кто подвизается, будут совершенствоваться.

Алексей Пичугин:

— Все-таки вернемся к вашей истории. Вы говорите, что вы с монастырем непосредственно познакомились, когда переехали в Петербург и поступили в Александро-Невскую лавру.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да, безусловно.

Алексей Пичугин:

— То, как вы представляли себе монашескую жизнь внутри монастыря, и то, с чем вы встретились в лавре, совпадало или нет?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Во-первых, я не строил никаких иллюзий.

Алексей Пичугин:

— Тут даже вопрос не в иллюзиях.

Игумен Филарет (Пряшников):

— То, что я не гонюсь за идеалами и понимаю, что везде люди и везде есть свои определенные сложности и трудности. Но то, что монастырь меняет человека, это однозначно. То, что в монастыре ты становишься другим (монах: инок-иной, монос-один) — это однозначно. Если ты идешь в этой волне, если ты понимаешь, почему происходят те или иные события. Зачастую в монастыре братия отшлифовывается до определенного уровня, до красоты духовной. Через испытания, возможно, через какие-то скорби, возможно, через смирение. Самое главное в монастыре не только послушание игумену, священноначалию, а это еще нужно иметь определенную долю смирения, когда ты должен осознавать, кто ты этой обители и почему Господь тебя сегодня испытывает тем или иным. В миру этого совершенствования нет, потому что ты живешь в потоке жизни, в потоке твоего послушания. Допустим, настоятель прихода. Понятно, у тебя есть какая-то своя комната, у тебя есть свой распорядок, тебя никто не ограничивает, ты идешь отпеваешь, ты принимаешь прихожан. Вопрос в том, что нет некой дисциплины отвне.

Алексей Пичугин:

— Друзья, напомню, что в гостях у «Светлого радио» сегодня игумен Филарет (Пряшников), настоятель Никольского Староладожского мужского монастыря. И тут же опять возникает вопрос, тоже всегда было интересно. Александро-Невская лавра — это большой монастырь в общем-то в центре Петербурга, от Московского вокзала по Невскому чуть дальше. И у нас монастырей много разных. Есть те, которые затеряны, Кожеезерский монастырь — самая дальняя обитель в России. Чтобы туда попасть, надо на поезде доехать, на границе Архангельской области и Карелии, а дальше через тайгу и по озерам как-то сплавляться, вдруг тайга расходится и стоит на берегу озера маленький-маленький монастырь. Действующий монастырь. Есть монастырь — лавра в центре Петербурга, есть ваш монастырь, в общем, тоже недалеко от Петербурга, не сказать, что вне цивилизации. Но жизнь в монастыре в центре города. Я прохожу по Никольской улице в Москве, там Заиконоспасский монастырь. Ну как? Гремит эта Никольская улица, а за стенами идет монашеская жизнь. Или лавра в Петербурге, или Троице-Сергиева лавра. Как монахам, которые ушли туда, за эти стены, живется в большом городе?

Игумен Филарет (Пряшников):

— У каждого монастыря есть некие скиты, даже у нашего маленького монастыря Никольского в Старой Ладоге есть в Чернавино небольшой скит. Это уединенное место, это небольшая деревушка. Если человек хочет уединения, он всегда его найдет, поверьте. У каждого монастыря есть своя миссия, и она была всегда. Зачастую мы читаем литературу, особенно Синодального периода, что тогда были монастыри? Это место ссылок, туда ссылали неугодных. Если мы даже берем 18-й век, кода Никольский монастырь был приписан к Александро-Невской лавре, кого туда ссылали? Монахов провинившихся.

Алексей Пичугин:

— А ваш монастырь был приписан к Лавре?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да, мы были 56 лет, если не ошибаюсь, частью Александро-Невской лавры. У каждого монастыря есть своя миссия. Монастырь — это не только высокие стены или эта черта и характеристика, как некое место для исправления неисправимого. Такого никогда не было. Почему? Потому что монастыри всегда были очагами духовности, в монастырях всегда были подвижники, святые люди Божии, к которым шел простой народ, чтобы получить... Возьмите Оптину пустынь. Возьмите ту же Троице-Сергиеву лавру. Другие монастыри, которые играли огромную роль в общественной жизни, в жизни верующих людей. Помимо духовных центров это были и культурные центры. Монахи переписывали книги. Я почему говорю, послушание. Очень важно, что в любом монастыре братия или сестры, монахи или монахини имели определенное свое послушание. Переписывали книги, обновляли иконы, открывали училища для крестьянских детей, выращивали различные культуры. Мы вспоминаем Нило-Столобенскую пустынь. Я вам скажу такую вещь, что там проводились ежегодные пивоваренные фестивали. Пивовары всей Руси съезжались. Монастыри были не только местом отшельнической жизни, хотя первоначально — да, так и должно было быть. И даже если монастырь находится в огромном городе, он сегодня несет огромную миссионерскую роль. Я это знаю по Александро-Невской лавре. Почему? Потому что вся братия, все монахи, священнослужители несут духовничество народа Божьего, паломников, туристов. У нас там были даже определенные часы дежурств, когда мы просто сидели в соборе, принимали людей, чтобы поговорить, поисповедовать. Здесь нужно говорить, что у каждого монастыря есть своя роль. В городе, в деревне, где бы он ни находился.

Алексей Пичугин:

— Эта роль не только внутри монастырских стен, но она достаточно значима за его пределами как минимум в тех деревнях, селах, городах, которые рядом находятся, как максимум вообще по всей России, как лавра наша. И все-таки для вас эта жизнь в Петербурге, в лавре Александро-Невской и сейчас в Никольском монастыре... Я понимаю, что разные послушания, тут вы настоятель, там вы не были настоятелем. Но ощущение монашеской жизни как-то отличается, ваше личное?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Все монахи — это люди, которые избирают определенный путь. Монашество — это путь покаяния, это особый путь, на который вступают люди, дающие одинаковые обеты, принимающие на себя те вещи, о которых дает тебе человек, который тебя постригает. Он в этом чине говорит интересные слова: «И алкати будешь и жаждати и поносить тебя будут», но все это принимай со смирением. В любом случае, в любой обители, где есть правильный настрой монашеской жизни, все одинаково, потому что в любом случае люди спасаются, спасаются во Христе. И монашество и монастыри — это объединения людей, которые прилагают усилия, чтобы пройти этот путь совершенно не так, как они могли бы это сделать в миру.

Алексей Пичугин:

— Это вы говорите...

Игумен Филарет (Пряшников):

— Это везде, это дух монастыря, дух монашества всегда один и тот же, потому что целеполагания у братии, у сестер в монастырях одинаковые.

Алексей Пичугин:

— Вы говорите об идеальной ситуации. Мы же знаем, что они бывают разные, и монастыри разные. Это мы еще из патериков слышали.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Безусловно.

Алексей Пичугин:

— В патерике житие Марии Египетской читается постоянно, там такие-то устроения, здесь такие-то. Понятно, что в монастыри, которые открывались в начале 90-х, приходили люди, многие из которых сейчас неизвестно где.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Некоторые из них остались и сегодня служат в разных ипостасях.

Алексей Пичугин:

— Многие остались, безусловно.

Игумен Филарет (Пряшников):

— На самом деле в уставе монастыря все очень четко прописано и здорово. Человек, чтобы дойти до монашества, должен пройти определенный путь, искусом называется. Он должен быть сначала трудником три года, послушником где-то так же. Только потом в конце тоннеля, если этот человек дойдет, для него будет желанным монашеская одежда и те обеты, которые он приносит. В любом случае, чтобы дойти до монашества, человек должен пройти определенный путь. Здесь он выбирает это для себя, не для кого-то, а именно для себя. Этим и ценен путь монашеской жизни человека, когда я выбираю это для себя, понимая, что от этого зависит моя будущая жизнь. Есть разные пути к Богу, есть разные путешествования к Нему. Один из них, из этих путей — путь монашества, он не лучше и не хуже всех остальных. Мы говорим, это всего лишь путь покаяния, который выбирает человек.

Алексей Пичугин:

— Что такое монастырь с точки зрения своего устроения для тех, кто в нем. Мы всегда слышим, что есть трудники, есть монахи, есть послушники, есть иноки. Но далеко не всегда можно в этом разобраться. Люди, которые начинают представлять себе жизнь внутри монастырских стен, понимают, что есть эти разделения. А о чем они, кто эти люди, чем они отличаются?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Это уровень духовной жизни. Одно дело, когда это трудник, приходит и не понятно, как сложится его будущее предназначение для обители. Другое — человек, который в монашестве находится несколько десятков лет. Разные духовные уровни. Но монастырь всегда остается большой семьей, это большая семья, где регламентируется практически все, вся жизнь человека. Регламентируется в хорошем понимании слова. Есть духовник, который заботится о духовной жизни всех, находящихся в обители, все исповедаются у него, могут пойти спросить совета. Конечно, другой вопрос, таких духовников, о которых мы читаем в патериках, которые видели ангелов или ходили по воде, сегодня нет. Но этот путь восхождения к совершенству без духовника невозможен. Даже мне, игумену иногда необходимо спросить совета и побеседовать с духовником, пускай это бывает не очень часто. Экономика монастыря зависит от эконома, который распоряжается внутренней жизнью монастыря: лампочки, краны, где-то что-то сломалось, где-то что-то надо сделать. У каждого брата, который находится там, есть свое послушание, есть свое предназначение. Или сестра, эконом, благочинный, духовник, сам игумен. Среди нас распределяются те послушания, те обязанности, которые приносят в целом пользу для обители, это очень важно. Мы семья, а в семье бывает разное.

Алексей Пичугин:

— Вы несколько раз уточнили: братьев, сестер. Я специально не провожу разделения, я даже не знаю, как сформулировать тогда этот вопрос? Чем отличаются мужские и женские монастыри? Понятно чем. Но атмосфера разная, по своему опыту посещения мужских и женских монастырей. Понятно, что я сторонний наблюдатель, но атмосфера, мне кажется, разная в мужских и женских монастырях.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да, безусловно. От чего это зависит? Зависит, наверное, и от того, что порядок в монастырях бывает различный. И, о чем я говорил, монастыри бывают разные по характеру своего служения. В каких-то монастырях есть приюты, где матушки, монахини воспитывают детей, оставшихся без попечения родителей, это тоже такое есть. Где-то есть свои сложности, монастырь монастырю рознь, но, говорю, что внутренняя духовная жизнь, конечно, одинакова как у монахов, так и у монахинь.

Алексей Пичугин:

— Напомню, друзья, что в гостях у «Светлого радио» сегодня игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря. Мы через минуту буквально вернемся в нашу студию.

Алексей Пичугин:

— Возвращаемся в студию «Светлого радио». Говорим сегодня о монастырях и монашестве с игуменом Филаретом (Пряшниковым), настоятелем Староладожского мужского Никольского монастыря. Много у вас братии?

Игумен Филарет (Пряшников):

— На сегодня десять человек.

Алексей Пичугин:

— А бывает, что вам приходится разрешать какие-то конфликты между братией? Мы не можем идеализировать, что монахи — это ангелы, что между ними не бывает конфликтов, споров. Вам, как настоятелю, наверняка приходится разбирать какие-то сложные ситуации, порой, жизненные. Или к вам приходит кто-то из братий и говорит: отец Филарет, больше не могу, вот не могу и все, хочу другого. Как быть?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Безусловно, такие события редко, но бывают. И всегда с сожалением приходится говорить о том, что в такие моменты видишь духовный уровень человека. Можно идти по мирскому пути, доказывать свою правоту, обличать всех налево и направо. Я всегда задаю вопрос: а где ваше монашество? Когда мы вспоминаем слова апостола Павла: «Тяготы друг друга носите и тако исполните закон Христов». Когда мы читаем в святоотеческом предании: если монах, «брат твой согрешит против тебя, покрый его любовью». К сожалению, иногда чисто человеческое встает впереди той проблемы, которую приходится решать. А когда человек говорит, в моей жизни несколько случаев было, когда: я не хочу, я ухожу. Я всегда ревностно отношусь к этому моменту. Почему? Потому что говоришь, наверное, человек чего-то не нашел в тебе. А с другой стороны, мы не знаем внутреннюю жизнь человека, почему он пришел в монастырь. Да, я всегда говорю, что в монастырь не уходят, не убегают, а в монастырь приходят. Я обязательно человеку пытаюсь дать какое-то послушание, сообразно его талантам. Проходит какое-то время, да, есть такое, ко мне подходят и говорят: а мы не хотим больше у вас быть. Как поступить? Уговаривать? Вроде уговариваешь человека: давайте попробуем, давайте побудьте еще какое-то время. Потом понимаешь, что если уже поставлена точка и человеку это не надо, он в любом случае из монастыря уйдет, но важно, как он уйдет. Это тоже важный момент. Еще раз хочу сказать, что монашество это действие в твоей жизни, о котором необходимо так крепко подумать, очень крепко подумать.

Алексей Пичугин:

— А ваша задача, скорей, отговорить человека?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Чтобы он не уходил?

Алексей Пичугин:

— Нет, нет. Вы говорите, крепко подумать. Я неоднократно слышал о настоятелей, наместников разных монастырей, что, наверное, в первую очередь, их задача отговорить человек.

Игумен Филарет (Пряшников):

— У меня сколько в жизни было таких моментов, когда приходит человек, ты видишь, что он совершенно не готовый, и говорит: я хочу в монастырь, все, возьмите меня в монастырь.

Алексей Пичугин:

— Ухожу.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Ухожу. Мы говорим: ну, хорошо, ладно. Потом уже мы понимаем, что он поссорился со своей семьей, какие-то жизненные неурядицы. Но проходит какое-то время, он уходит из монастыря, потом приезжает к тебе и говорит: спасибо, я понял, я пожил и понял, что это не мое. Наверное, для человека, который хочет быть монахом, монашеский образ жизни должен стать его. Это не просто, я почитал какую-то литературу, надел розовые очки, думая, какой я святой. А внутренняя жизнь, внутренняя борьба еще только впереди, и все твои шероховатости ты увидишь чуть позже, когда тебя кто-нибудь затронет локтем или не поздоровается утором на братском молебне. И как ты будешь целый день ходить и дуться на этого брата, который не почтил тебя своим вниманием. Поэтому, безусловно, отговариваешь, но просто говоришь: попробуйте пока сейчас, задумайтесь, какой путь вы выбираете. Это тоже путь крестоношения, путь различных испытаний, которые ты должен переносить со смирением.

Алексей Пичугин:

— А бывали в вашей жизни случаи, когда вы отговаривали человека?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Отговаривал?

Алексей Пичугин:

— Да. Ну, наверное, бывали.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Я сейчас детально не вспомню.

Алексей Пичугин:

— По-другому спрошу. А много приходит вообще людей в монастырь. Может быть, даже не с расчетом остаться, с расчетом пожить.

Игумен Филарет (Пряшников):

— К сожалению, много. К сожалению, люди приходят в монастырь с уже изломанной жизнью.

Алексей Пичугин:

— После тюрем.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да. Вот это самое печальное. Зачастую людям некуда пойти, негде жить, выгнали на улицу. Или личные их страсти не дают им иметь нормальную семью. Это время поработать в монастыре и показывает, кто такой есть человек на самом деле. Но иногда бывает такое, что человек побыл, ушел из монастыря, но проходит какое-то время, и он возвращается. Я не очень сторонник того, чтобы брать таких людей назад. Но в моей жизни было несколько примеров взять назад этого человека, который ушел в мир, походил, посмотрел, а потом вернулся и сказал: нет, я понял, это мое. Кстати, хорошие иноки из таких людей иногда получаются.

Алексей Пичугин:

— Это тоже своеобразный путь. Для чего-то вернуться, чтобы понять, что возвращаться и не следовало. Всех интересует распорядок жизни в монастыре. Можем на примере вашего, я думаю, что это достаточно типично.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Это типично, безусловно. Утром жизнь обители начинается с братского молебна.

Алексей Пичугин:

— Во сколько? Рано.

Игумен Филарет (Пряшников):

— В обителях устанавливается внутренним уставом, у нас установлен в 8 часов утра.

Алексей Пичугин:

— А ну это не очень рано. Нормально.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Не очень рано. Почему? Потому что у нас монастырь находится в неком глухом месте и открывается он не сильно рано. Братский молебен. Если есть богослужение, а мы стараемся совершать весь круг богослужений на неделе, то кто-то остается на службе, кто-то идет на послушания свои. В 12 у нас обед.

Алексей Пичугин:

— А завтрака нет?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Завтрак по кельям. Благо, я говорю, братия живет в своих кельях, и у них есть возможность попить чай.

Алексей Пичугин:

— Или самим что-то приготовить?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Или что-то приготовить.

Алексей Пичугин:

— А у них в кельях так обустроено, что там есть плитка?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Есть общая плита на этаже или общий холодильник, где тоже можно хранить продукты, я не возбраняю. В 12 у нас обед, послушания продолжаются. Если есть богослужение, то вечером всенощная или вечернее богослужение. Потом уже общий ужин, после которого все расходятся по кельям, и это уже их личное время, в которое монах погружается или в чтение Священного Писания или просто побыть одному, и предаться молитве, возможно. У каждого есть свой распорядок. У нас есть общее молитвенное правило, которое монахи должны совершать по кельям, это определенное количество поклонов, чтение Священного Писания. У всех есть памятки, которые мы вывешиваем.

Алексей Пичугин:

— Вы определяете каждому монаху какое-то правило, или ему определили это при постриге?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Общее, у нас общее правило, которое мы на Духовном соборе, по благословению владыки принимаем, и оно обязательно для всех, кто живет в монастыре.

Алексей Пичугин:

— А, например, как это выглядит?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Свободное время, это можно делать утром после правила. Это можно делать вечером после ужина. Несколько сот молитв Иисусовых, Богородичных, глава Евангелия, апостола и что-то из святоотеческого предания. Правило небольшое, но для каждого оно по силам.

Алексей Пичугин:

— А если монах куда-то отлучается, он должен его исполнять там, где он находится?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Не всегда. Иногда просто чтение Иисусовой молитвы в пути, в дороге заменяет все остальное. Вы понимаете, что сегодня настолько технологически мы свободны, Священное Писание можно закачать в телефон и почитать с телефона. В этом ничего такого нет, главное было бы внутреннее желание монаха, инока, послушника держаться за молитвенное правило, как за источник жизни.

Алексей Пичугин:

— А как монахи уезжают из монастыря на какое-то время? Или просто надо человеку в город выйти? Я сейчас смотрю на карту, все-таки монастырь находится, пускай не в самом центре, но в городе, надо монаху пойти в магазин для чего-то или по каким-то своим делам выйти в город, он должен спрашивать на это разрешение?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Благословение у игумена обязательно.

Алексей Пичугин:

— В любом случае, даже если он в соседний магазин пойдет?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Если в соседний магазин, пускай идет, я об этом, может быть, и не узнаю, но какие-то долгие отъезды из монастыря, бывает по делам, по учебе, допустим.

Алексей Пичугин:

— Нет, понятно, в Петербург тот же, наверное, он спрашивает.

Игумен Филарет (Пряшников):

— В этом плане все чтобы были в зоне досягаемости. Почему? Потому что иногда один телефонный звонок и потребность, чтобы тот священник или монах или послушник пришел к игумену для какого-то послушания или разговора — это обязательно и для меня и для тех, кто рядом со мной.

Алексей Пичугин:

— Много у вас в сане монахов?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Нет, не много. Вместе со мной 4 человека.

Алексей Пичугин:

— А вы говорите, около 10 человек вся братия. Это уже постриженные или кто-то иноки, кто-то послушники.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да, четыре инока у нас есть и два послушника.

Алексей Пичугин:

— А все монахи в сане?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Да, все монахи в сане.

Алексей Пичугин:

— Понятно.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Здесь еще один есть момент, что мы не просто совершаем богослужения у себя, у нас еще есть приписной храм, Малышева гора, церковь Рождества Иоанна Предтечи, братия служит по субботам там Божественную литургию, исповедуют и причащают, даже венчает иногда и крестят. А еще мы помогаем женскому монастырю, наш батюшка иеромонах ходит совершает богослужение в женском монастыре, еще окормляем женский монастырь. Вот такое обширное послушание у наших священников, которым иногда и передохнуть некогда.

Алексей Пичугин:

— Распорядок, о котором вы говорите, классический для всех монастырей, но все-таки, наверное, есть какая-то разница в зависимости от расположения. Город ли это, или это какое-то уединенное место, или это небольшой город, как у вас, все равно, наверное, само место, сама локация сильно влияет на жизнь монастыря. Как бы ни казалось, что везде все похоже.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Правильно, раньше говорили: со своим уставом в чужой монастырь не лезь. То же самое и здесь. Каждый монастырь определяет свой устав. Или там больше послушаний, где братия или сестры ведут экскурсии с паломниками, или это более уединенное послушание — чистить картофель на складе. У каждого монастыря и у тех, кто в нем живет, есть свой распорядок внутренний, он не похож по количеству молитвословий, по количеству свободного времени. Кто-то разрешает иметь в кельях тот же телефон, кто-то не разрешает.

Алексей Пичугин:

— Телефон могут не разрешить?

Игумен Филарет (Пряшников):

— К сожалению, не можем мы пользоваться грамотно гаджетами, постоянно нас тянет в телефоны, чтобы посмотреть, почитать последние новости. Это, слава Богу, если мы откроем компьютер или телефон, чтобы почитать святоотеческую какую-то книгу или, ладно, на худой конец, посмотреть какой-то фильм духоносный, который принесет пользу. Но в основном мы что делаем? Листаем новости, возбуждаем свой внутренний мир. Иногда это все бывает настолько на грани эмоций, переживаний, особенно в наше сегодняшнее время. Поэтому есть такое, что телефончики откладывают, это несет только пользу человеку, желающему монашеской жизни.

Алексей Пичугин:

— Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Никольского Староладожского мужского монастыря, в программе «Светлый вечер» на «Светлом радио». Мы много говорили, что у человека есть какой-то распорядок в монастыре. Вы говорите, что его собственная духовная жизнь, скорее, определяется в свободное время. Но его внутренний мир чем определяем, если можно так спросить? Каждый человек сугубо индивидуален, каждого человека в монастырь привело что-то свое, но люди с совершенно разными характерами, разным прошлым живут вместе. Это все очень непросто. Мы когда живем в большом многоквартирном доме, мы все такие разные, зачастую соседей не знаем, а здесь так не получается, здесь все равно приходится общаться. Как это можно регламентировать?

Игумен Филарет (Пряшников):

— То, о чем мы сейчас с вами говорим: и уставы, количество молитв, послушания, какие-то ограничения, которые накладываются — это всего лишь инструменты для достижения определенной цели. Для чего люди приходят в монастырь? Для спасения своей бессмертной души, это самое главное. А все, что там используется, помогает отшлифовать душу человека до нужной консистенции, до нужно гладкости. Конечно, в монастырь приходят люди совершенно разные, с разным духовным опытом и наследством и пройденной жизнью и верой, уровень веры у каждого тоже разный. А почему люди разочаровываются, почему люди уходят? Потому что, к сожалению, слабая вера. Отвечаю на вопрос, как можно узнать духовную жизнь человека? По поступкам, по его реакции на то, что зачастую происходит. Бывает, даешь какое-то послушание и видишь, человек скажет, как это в святоотеческом наследии мы читаем: простите, благословите, сделаем. А кто-то может фыркнуть и сказать: я не хочу этого делать, делайте, мол, сами. Ведь и такое тоже бывает. Какой духовный уровень у одного и у другого, мы видим. Тот, который идет с радостью, как в притче о двух сыновьях... Отец попросил что-то сделать, один говорит: да, пойду и не сделал; другой: не хочу, а потом совершил. Вот так же и здесь. Духовный уровень человека познается в поступках. А весь инструментарий, что есть в монастыре, и богослужения, исповедь, отношения с духовником. Я всегда в монастыре говорю: братья, исповедайтесь почаще, выкладывайте свои мысли хотите, духовнику, хотите, приходите, мне исповедайтесь. Потому что поисповедовался и Господь тебе даст вдохновения и даст тебе понять, как бороться с этим помыслом, который тебя одолевает: уйду из монастыря, не хочу здесь больше быть. Понятно, почему так человек делает. Понять духовный образ жизни человека — прежде всего, ты видишь по его поступкам.

Алексей Пичугин:

— Я знаю, что в 90-е в монастырь приходило много молодежи, люди, которые по очень разным причинам. У кого-то несчастная любовь, кто-то растерялся, кого-то отчислили, кто-то ушел из дома, потому что его не понимают — шли в монастырь. Мне почему-то кажется, что сейчас молодежи приходит гораздо меньше. Что это? Потеря доверия? Это не значит, что они правильно делали, что все шли в монастырь, но просто что?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Я что хочу сказать? Наверное, те годы нам нужно уже забыть, как бесследно ушедшие в прошлое. Сегодня совершенно другая жизнь и другие люди.

Алексей Пичугин:

— И люди другие, и лет 30 прошло.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Совершенно другие. Монахов много никогда не было и не будет, потому что это особый путь для особых людей. Из ста тысяч будет пять — это хорошо. И сегодня мы говорим о том, что, конечно, не хватает людей, не хватает монастырей, монахов. Но ведь туда не будешь звать и принимать весь мир. Тогда это будет артель рабочая или кружок по интересам по шитью подрясников, допустим. Это совершенно иное предназначение человека. Я не хочу сказать, что совершенно молодежь не идет.

Алексей Пичугин:

— Нет, я тоже не говорю.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Идут, конечно, идут, но это не для всех.

Алексей Пичугин:

— А можно ли сказать, что их время безвозвратно ушло. Оно действительно ушло безвозвратно, и 30 лет. Но мы сами это время хорошо помним, и тем более, что нам не с чем сравнивать, потому что до перестройки сколько у нас было монастырей? Практически не было. И монашескую жизнь созидали заново. И монастыри созидали заново, и опыта у людей не было, и взяться ему было неоткуда. Из Троице-Сергиевой лавры кто-то пришел, один, второй, третий, а дальше монастыри открывали, и люди без опыта шли их возглавлять. Все равно, отличаются ли монастыри современные от тех монастырей, хотя вы не жили тогда в монастыре, но наблюдали эту жизнь в 90-е годы?

Игумен Филарет (Пряшников):

— По облику, наверное, отличаются, потому что сегодня как церковная наша жизнь, так и монастырская жизнь все-таки более-менее налажена. Реставрируются храмы, поднимаются стены, чего и помыслить мы не могли в 90-е годы, когда просто на носилках своими руками монахи разгребали мусор, вытаскивали битый кирпич, ночевали, как я помню, на лесах, по тебе бегали голуби. Не знаю, насколько это сегодня?.. Восстанавливали монастыри своими силами. Сегодня, слава Богу, церковная жизнь развивается. Мы сегодня приезжаем в любой монастырь, который находится поблизости, видим: отреставрировано, отремонтировано, благолепие внутри храмов, видим, что вроде и монахи ходят. В этом плане, наружная сторона жизни в монастыре изменилась в хорошую сторону. Проблема остается: людской потенциал, монашеский потенциал. Я думаю, сегодня нет такого горения, внутреннего желания идти в монастырь, совершенствовать себя, быть подобным тем святым отцам, о которых мы читаем в «Добротолюбии», «Древнем патерике». Наверное, нет решимости, нет желания нести некий подвиг. Я так думаю. Подвиг твоей жизни, все хочется легко, хочется быстро, сейчас, хочется без труда быстро стать послушником, быстро принять монашеский постриг. И вроде у тебя какая-то иллюзия, что ты уже монах. А сколько нужно будет тебе пережить и разочарований и испытаний, чтобы действительно стать крепким в вере, и чтобы ничто не могло тебя поколебать в будущем. Наверное, нет уверенности сегодня такой, которая была у наших предшественников.

Алексей Пичугин:

— Когда к вам приходят люди с просьбой остаться в монастыре или с просьбой постричь в монашество, те, кто уже пожил, наверняка же у вас первый вопрос, для чего ты это делаешь, зачем тебе это надо? Есть ли какой-то стандартный ответ, который чаще всего вы слышите?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Нет, я говорил, что есть определенная путь, по которому человек должен пройти.

Алексей Пичугин:

— Нет, нет, нет.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Первое, ты говоришь, вы прошли вот это? — Нет. — А были послушницей? — Нет. — А были трудником? — Нет.- А постричь сейчас быстро я не смогу. Такой бывает ответ. Конечно, «я хочу», но от хотелок мало что зависит. Есть желание, но если к этому желанию человек идет, преодолевая испытания, то оно совершится как великое чудо. Когда я постригаюсь не потому, что наденут мне одежды, а потому, что дух склада моего такой. Поэтому причины, почему человек хочет постричься, в этом надо разбираться. В этом разбирается игумен или игуменья. В этом разбирается духовник, который исповедует человека и видит, готов или не готов. Я не хочу, чтобы наши радиослушатели утомлялись и говорили, как это все сложно, как это все печально. Тем более, сейчас от монашествующих требуется, и это хорошо, какое-то первоначальное образование духовное, богословское. Даже у нас есть курсы для желающих монашество, и пока ты не пройдешь эти курсы, не выучишь три года какие-то дисциплины, тебя, возможно, не постригут. Хотя бывают исключения из правил. Безусловно, есть исключения из правил, и здесь определяет Господь. Как я делаю? Если хочу постричь человека, мне же вообще легко, я посмотрю, готов он или не готов, пишу прошение, подаю владыке митрополиту. И говорю так: вот смотри, если владыка митрополит, изучив мои документы, благословит, постриг совершится, в этом есть Промысл Божий. Потому что ни я тебя не заставляю, ни ты от меня не ждешь того, чего ты хочешь. А иногда, было столько случаев, когда владыка просто отклонял и говорил, нет, не время. В этом есть Промысл Божий, когда это нужно принять со смирением и понять, готов ты к этому или не готов. А инструменты к этому, проверить, готов, не готов, существуют.

Алексей Пичугин:

— Что бы вы пожелали людям, которые... даже не стремятся к монашеской жизни, а которые хотят на экскурсию в монастырь, не просто на экскурсию, это здание 14-го века, это здание 15-го века, а на экскурсию духовную?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Конечно, надо приехать, несколько дней потрудиться, послужить, побыть, помолиться, это самое главное, для этого люди и приезжают. И важно, вы должны из обители, из любого монастыря, увезти что-то сокровенное. Вы должны понять... Господь каждому дает какую-то информацию, какой-то дар, вы должны что-то поменять в своей жизни. Для чего человек едет в монастырь? Не просто пополоть картошку или окучить овощи. А человек едет для того, чтобы потом, выйдя из обители, возможно, решить свою какую-то проблему, духовную проблему, поговорив с монахом, с духовником. Что я хочу пожелать? Когда вы приезжаете потрудиться, монастыри очень рады вам, потому что вы приносите пользу для обители. Но когда вы уезжаете оттуда, вы должны унести духовное изменение своего мира. Пускай вы, может быть, ответите на какой-то свой вопрос. Наверное, вот так бы я пожелал.

Алексей Пичугин:

— Кто захочет приехать к вам, как это сделать?

Игумен Филарет (Пряшников):

— На сайте есть телефон, нужно просто позвонить. Если есть возможность разместить, пожалуйста, собирайтесь, приезжайте, это довольно не сложно.

Алексей Пичугин:

— Сколько человек вы можете разместить?

Игумен Филарет (Пряшников):

— Надо смотреть. Небольшое количество, но можем.

Алексей Пичугин:

— Давайте, еще раз, друзья, тогда напомним, если кто-то захотел просто хотя бы приехать посмотреть, это очень красивые места. Староладожский монастырь находится на берегу реки Волхов, которая неподалеку от Ладожского озера, от устья Волхова, много туда приезжает экскурсантов и паломников. Как проще всего добраться?

Игумен Филарет (Пряшников):

— От Санкт-Петербурга ходят Ласточки, можно Волховстрой, город Волхов запомните, пересесть на автобус и доехать до нас. Если нет, то, конечно общественный транспорт, личный транспорт, пожалуйста, по Мурманскому шоссе час двадцать, час тридцать, и вы у нас. Это недалеко от Санкт-Петербурга. Мало того, что вы побываете в Никольском монастыре, можно посетить и древние храмы и крепость Рюрикову, можно побывать и в женском монастыре, который находится буквально на одной улице. Все для пользы наших спасающихся христиан.

Алексей Пичугин:

— Спасибо. Мы благодарим вас за этот разговор. Мы напомним, что игумен Филарет (Пряшников), настоятель Никольского Староладожского мужского монастыря, был у нас в гостях. Я Алексей Пичугин. Мы прощаемся. Всего доброго. До свиданья.

Игумен Филарет (Пряшников):

— Храни вас Господь.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Русский подводный флот». Александр Музафаров
• «Музыка и вера». Андрей Пашута
• «Планы в жизни христианина». Священник Николай Катан, Максим Рогожко, Янни Ролански