«Аристократия Древней Руси». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы - Сергей Алексеев (04.02.2018)

Гость программы: Доктор исторических наук Сергей Алексеев.

Тема беседы: жизнь и социальная роль аристократии в Древней Руси.

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы сегодня поговорим об аристократии — об аристократии древнерусской, об аристократии не на полях сражений и не в какие-нибудь высокие, святые моменты её жизни, а в быту, в повседневной её деятельности: в детстве, на свадьбах, на пирах и так далее, и так далее, и так далее. Поэтому рядом со мною в студии сидит доктор исторических наук Сергей Викторович Алексеев — замечательный специалист по истории древнего славянства и Древней Руси, человек, который является автором целого ряда книг по этому периоду нашей истории. Добрый день, Сергей Викторович!

С. Алексеев

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Итак, первый вопрос, собственно, начнём с детства: как русский аристократ воспитывался, какие навыки он в первую очередь получал? Давайте сначала уточним: мы говорим об аристократии Древней Руси, вплоть до... о домонгольской аристократии, но не о князьях самих, не о правителях, а о том слое, который находился рядом с ними, который использовался как в сражениях, так и в управлении княжеским хозяйством, княжескими городами. Собственно, наверное, этот слой можно назвать боярским.

С. Алексеев

— Да, если о говорить об аристократии Древней Руси, — это бояре.

Д. Володихин

— Ну так вот, ребёнок боярина — в какой момент родители берутся всерьёз за его воспитание и что стараются вложить в его голову и в его сердце?

С. Алексеев

— В принципе, по традиции, восходящей ещё к дохристианской эпохе, воспитание знатного человека, знатного воина (а знатный человек на Руси это, прежде всего, воин) начиналось с пелёнок, практически в буквальном смысле слова. Если восточные писатели пишут, что отец при рождении подносил новорожденному сыну меч, как будущее орудие его труда, то в русском дружинном эпосе, в «Слове о полку Игореве» и в позднейших былинах, уже бытовавших в народе, а не в высших слоях общества, мы имеем картину детей, в буквальном смысле выраставших с оружием под рукой.

Д. Володихин

— Это жуткая картина. Я себе представил младенчика, на которого сейчас же надели кольчугу, небольшой такой железный шлемик на голову...

С. Алексеев

— Ну, да, да, да. «Не пелёнами повиты, а бронёю повиты», да? В реальности, конечно, не так. По крайней мере, действительно, картина, представленная вами, выглядит жутковато. Но, в принципе, можно видеть, и археологические находки это подтверждают, что дети знатных людей предпочтительно играли в игры военные, у них было деревянное оружие, очень точно (вот это важно!) копировавшее подлинные формы оружия, просто миниатюрное. Точно так же, как дети ремесленников играли с игрушками, напоминавшими орудия труда их отцов. Естественно, когда уже приходило время, по модному ныне понятию, социализации, детей начинали уже приучать и к настоящему оружию, к походной жизни: сначала на охоте, в дальних поездках; потом, лет с тринадцати, с четырнадцати, вполне возможно, уже и в реальных военных походах. В то же время это был не единственный, конечно, механизм вот этого приобщения к жизни знатного человека. Тоже древняя традиция, тоже давняя традиция и традиция, вызывавшая не очень положительный отклик, прежде всего у духовенства: детей в очень раннем возрасте начинали водить на пиры. Боярский пир, пир, как правило, у князя или у знатнейшего боярина в городе — это место, где встречаются все знатнейшие люди, где они общаются между собой; где они не только пьют и веселятся, но и где они решают свои вопросы.

Д. Володихин

— Ну и на сколько я помню, в «Русской правде» была норма, согласно которой преступления, совершённые на пире — ну, это как бы полпреступления, то есть снисхождение к некой человеческой слабости: всё равно хмельной мёд доберётся до сердца, всё равно люди побуйствуют, так что смотрите снисходительно на братчину — кто пришёл, тот должен быть к этому готов.

С. Алексеев

— Это несколько более поздняя, на самом деле, норма. В «Церковном уставе» князя Ярослава, напротив, говорится, что душегубство — стенка на стенку на пирах и так далее, свадебные бои, караются точно так же, как обычные убийства или членовредительства. То есть тут всё-таки законодатели по-разному на это смотрели. Но с приходом Христианства появилось и, естественно, кое-что новое: дети бояр не обязаны были учиться, учиться в нашем понимании — хотя бы читать и писать. Не обязаны...

Д. Володихин

— Грамоте, письму, Закону Божьему.

С. Алексеев

— Обязаны были те, кто в будущем должны были стать духовными лицами, и школы создавались именно для таких людей. Дети бояр нужны были князьям всё-таки в несколько другом качестве, поэтому Владимир набирал детей в первую школу у нарочитых людей, то есть у видных представителей городской общины, княжеских чиновников, может быть, младших дружинников, но не бояр — это были разные категории людей.

Д. Володихин

— Сейчас уточним. Всё-таки первая школа: Владимир Святой — какой именно момент его правления?

С. Алексеев

— После крещения.

Д. Володихин

— То есть это конец десятого века?

С. Алексеев

— Да. Он основал школу в Киеве, Ярослав Мудрый позднее в Новгороде. Так вот, боярин был не обязан знать грамоту, сеять разумное, доброе, вечное — это была не его обязанность. Но князья уже в одиннадцатом веке стали грамотны.

Д. Володихин

— Значит, и боярину пора.

С. Алексеев

— Появился обширный оборот документации. А самое главное, князья на протяжении одиннадцатого века приучили бояр своих всё-таки жить церковной жизнью, хотя бы пока ещё в двоеверной стране, хотя бы пока, может быть, формально. Хотя были бояре, очень глубоко верующие — мы знаем о таких уже в одиннадцатом веке. Были даже те, кто оставлял дом и семью для монашеского подвига.

Д. Володихин

— Собственно, речь идёт, очевидно, о Печерской лавре.

С. Алексеев

— Феодосий Печерский — сын одного из младших княжеских бояр, наместника города Курска, и Варлаам Печерский — первый игумен монастыря, сын первого в боярах Иоанна.

Д. Володихин

— Это одиннадцатый век, и для тех времён это была настоящая революция. Получается так, что монах в одиннадцатом веке на Руси был революционером, а монах, который приходил из боярской семьи — революционером в квадрате.

С. Алексеев

— Безусловно. Но это важно как показатель того, что для бояр набожность, жертвование, скажем, не только икон, драгоценных сосудов, но и книг церковной ризницы, уже к середине одиннадцатого века было вполне в обычае. Ну а если по твоему приказу списываются книги, то скорее всего, ты умеешь их и читать.

Д. Володихин

— Значит, скорее всего, тебя кто-то учил.

С. Алексеев

— Из жития Феодосия Печерского мы знаем, что, если боярские дети чувствовали в себе склонность, они могли упросить родителей отдать их в учение. И родители шли навстречу, потому что, в общем, считали, что это вполне достойное дополнительное занятие для боярского сына. В домах особенно богатых бояр во второй половине одиннадцатого века уже были дьяки, которые писали при необходимости за них. Но, по крайней мере, умение читать у бояр во второй половине одиннадцатого века несомненно было, а значит, они учились. Но в церкви учили, конечно, далеко не только читать и писать, в церкви прививались христианские нравственные нормы, в церкви прививалась вера. В церкви прививалось среди прочего, что важно было для понимания нужности происходящего и боярской патриархальной семьи, в церкви прививалось почтение к старшим.

Д. Володихин

— Ну что ж, если говорить о том, откуда в России в массовом порядке черпали знания о жизни и быте аристократии нашей, то это, скорее всего, не книги, тем более не научные книги, а фильмы, и скорее даже фильмы-сказки. Поэтому в голову приходит прежде всего почестен пир у князя Владимира или, из фильма-сказки «О Садко, богатом госте», почестен пир новгородского боярства. И поэтому, я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит фрагмент из оперы «Садко» Николая Андреевича Римского-Корсакова.

(Звучит фрагмент из оперы «Садко».)

Д. Володихин

— После этой чудесной музыки мне легко напомнить вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с выдающимся историком, знатоком истории Древней Руси Сергеем Викторовичем Алексеевым обсуждаем такую приятную, яркую и возвышенную тему, как жизнь древнерусской аристократии. Мне остаётся добавить, пожалуй, самую важную тему внутри обучения и воспитания ребёнка боярского происхождения, вот то, что мы до сих пор говорили — это воспитание воина, это воспитание христианина, это воспитание, может быть, грамотного человека. Но если ребёнок принадлежит к боярскому роду, то ему предстоит управлять людьми, ему предстоит когда-нибудь примерить на себя роль судьи и, может быть, воинского вождя — не столь значительного как князь, может быть, но порой и очень крупного полководца. Я уж не знаю, если это ребёнок из полоцкой, псковской или новгородской боярской семьи, то уж ему скорее всего не миновать какой-то роли воинского командира, хотя бы второстепенного. Поэтому важно, на мой взгляд, определить, собственно, что им давали в детстве, прививая вот такие навыки управленца, говоря огрублённым современным языком.

С. Алексеев

— Им давали наставления. Мы, конечно, мало знаем об этом, у нас литературы, созданной знатью древнерусской, или хотя бы вышедшей именно из кругов знати, почти нет. Мы можем отчасти судить по тому, как наставляли своих детей князья. Об этом у нас практически тоже один основной источник: поучения Владимира Мономаха своим детям. Здесь, конечно, играли роль общие начала христианской нравственности, почерпнутые прежде всего из сборников мудрости, наподобие великолепных «Изборников», списанных с болгарского оригинала, а там переведённых, в свою очередь, с греческого для князя Святослава во второй половине одиннадцатого века, которым, кстати, пользовался напрямую Владимир Мономах. Вся античная, вся христианская мудрость святоотеческая в поучение, она из «Изборников».

Д. Володихин

— Это, так сказать, христианский этический императив.

С. Алексеев

— Да. И он-то как раз должен был лежать в основе всего, поскольку прививалась идея ответственности перед Богом за тех, кто тебе верен.

Д. Володихин

— А практические навыки?

С. Алексеев

— Практические навыки — это то, что Мономах в своём поучении называет «от моего худого ума наставления», после, соответственно, приведённых словес Божественных. Всё это укладывается, на современный взгляд, примерно в страницу-полторы текста. Суть же наставлений заключается в том, что правитель, правящий людьми, во-первых, не должен слишком полагаться на нижестоящих, а должен во всё вникать сам.

Д. Володихин

— Хочешь, чтобы было сделано хорошо — сделай сам.

С. Алексеев

— Да. Он должен быть образован, вызывая уважение окружающих, он должен заботиться о слабых, он должен судить справедливо. Он должен избегать обид по отношению к тем, кто ему верен, и лучше в некоторых ситуациях простить виновного, чем наказать невиновного. В принципе, все эти наставления сейчас могут казаться общими местами, но здесь важно, что это действительно первое произведение, написанное знатным мирянином и обращённое к таким же мирянам. И здесь вот эта, в общем-то, старая, в общем-то, общечеловеческая, что называется, мудрость даётся впервые на Руси, в тесной связке с христианскими основаниями, которые идут перед этим.

Д. Володихин

— Но вот всё же. Допустим, сын боярина должен в какой-то момент впервые сесть и рассуживать людей, для этого он должен знать законы и обычаи. В какой-то момент он должен стать, допустим, во главе одного из полков княжеского воинства или во главе какого-нибудь городского ополчения, — впервые в жизни. Ему, может быть, пятнадцать лет, может быть, двадцать пять — тогда взрослели очень рано. Он должен знать всё, что ему необходимо, для того, чтобы с этим справиться. Откуда он знает закон, откуда он знает, как управлять, допустим, пятью сотнями или тысячью людей, ополчением и так далее? Вот кто это ему даёт?

С. Алексеев

— Как раз с военным управлением всё ясно. Как я уже сказал, в походах знатный человек был с 12-13 лет.

Д. Володихин

— То есть ему отец показывает: смотри на меня, как я делаю.

С. Алексеев

— Отец, или кормилец — человек, который приставлен к нему для воспитания. В отличие от княжеских родов, особенно в раннее время, в боярских семьях одиннадцатого, начала двенадцатого века кормилец уже сам не был знатным человеком, более того, он мог быть даже рабом. Но несомненно, что первичный опыт боевой, первичный опыт общения, хотя бы с подвластными людьми, такой человек, уже выделенный по каким-то принципам из общей челяди, мог дать. А потом уже, да, потом уже отец.

Д. Володихин

— Потом старший брат, дядя — родня.

С. Алексеев

— Отец, старший брат, дядя, в зависимости от того, действительно, кто за него отвечал, такой опыт несомненно давали. О воспитании боярских детей, о том, чтобы они прилежали к делам власти, могли заботиться даже не их родственники, а просто человек, который по тем или иным причинам брал боярича под покровительство, если тот остался, скажем, без отца. Феодосия Печерского, например, социализировать таким образом пытался приемник его отца на курском наместничестве. Восхитившись его набожностью, он пригласил Феодосия к себе на службу. Она в общем была, на наш нынешний взгляд, может быть, не очень почётной, но считалась почётной: он должен был сопровождать его в храм, он должен был прислуживать ему и другим боярам на пирах, а значит, и участвовать в их общении: слушать, как умные люди общаются. Преподобному Феодосию эта наука впрок, как известно, не пошла, он избрал другой путь, но многим, очевидно, шла.

Д. Володихин

— Ну а, допустим... Перечислим сейчас всех, кого мы назвали: кормилец, отец, старший брат, некий друг семьи или человек, который заменил отца на его должности — то есть мы называем мужчин. Какую роль могла оказать на воспитание будущего боярина или, во всяком случае, боярского сына женщина — мать, сестра или кто-то ещё?

С. Алексеев

— Разделения, можно сказать, функций между полами в доме в воспитании, конечно, при некоторых обстоятельствах могло быть очень гибким, особенно если женщина оставалась вдовой. Княгиня Ольга пошла походом на древлян сама, мать Феодосия Печерского сама управляла имением.

Д. Володихин

— И довольно жёстко, насколько я помню.

С. Алексеев

— И жёстко, верно. То есть, в принципе, женщина могла заменить мужчину при необходимости, но всё-таки это выбивалось из нормы.

Д. Володихин

— То есть, условно говоря, если мужчина есть, сына воспитывает мужчина, и точка.

С. Алексеев

— С определённого момента, да. Только в самые-самые малые годы за ребёнка отвечает даже не мать, а в знатной семье — кормилица.

Д. Володихин

— То есть в общем получается так: норма состоит в том, что с мальчиками работают как воспитатели мужчины. Это значит, что с девочками — женщины. Ну а что получала девочка? Ведь она же тоже отпрыск аристократического рода. К чему её-то готовили?

С. Алексеев

— Её в общем готовили к тому, что она будет боярыней, естественно, хозяйкой в огромном хозяйстве, при необходимости готовой заменить мужа в том, в чём сможет. Женщин даже больше, чем мужчин, скорее всего, учили грамоте...

Д. Володихин

— Вот «заменить мужа в том, в чём сможет». Вот, например, в чём: наденет ту же самую кольчугу, шелом, булаву возьмёт?

С. Алексеев

— Некоторых, видимо, воспитывали и так, хотя целенаправленно всё-таки их так не воспитывали. А вот организовать оборону имения в приграничной области, быть готовой стоять на стене небольшого града, воодушевляя воинов просто фактом своего присутствия, к этому, да, к этому, конечно, могли готовить. Более того, к этому и должны были готовить, потому что боярские замки, расположенные в зоне постоянной военной тревоги, могли в любой момент подвергнуться нападению.

Д. Володихин

— То есть, если я правильно понимаю, боярышня вовсе не была теремной затворницей, ей давали навыки ведения хозяйства, притом довольно большого, давали возможность понять законы, обычаи людей, которые живут вокруг неё, возможно, будут под её рукой, если что-то случится с мужем. Давали возможность вести какую-то экономическую деятельность. То есть её готовили к тому, что она будет достаточно самостоятельным человеком, с большим кругом обязанностей.

С. Алексеев

— Да, но об этом мы знаем ещё меньше, чем о воспитании мальчиков. Что мы точно знаем, это то, что знатные женщины учились чтению и письму. И письму тоже, поскольку ещё к одиннадцатому веку относится уникальный документ, дошедший до нас из Новгорода: берестяная грамота с любовным посланием, написанное очень молодой, знатной, образованной женщиной или девушкой, и понятно, что написанное не дьяком под её диктовку. Это текст, который дьяку доверить было нельзя.

Д. Володихин

— Там присутствует от первого лица текст.

С. Алексеев

— Да, конечно.

Д. Володихин

— Ну что ж, завершая разговор о воспитании, образовании юного аристократа или юной аристократки, я напоминаю вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с вами прерываемся буквально на минуту, чтобы вновь продолжить в эфире наш разговор.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с замечательным историком, автором целого ряда книг по Древней Руси Сергеем Викторовичем Алексеевым обсуждаем жизнь и быт русской аристократии домонгольской эпохи. Вот вопрос, может быть, гораздо более завлекательный: образование, воспитание — это всё труд. А что аристократ получает, когда он вырастает, когда он становится действительно помощником князя, каким-то отдельным администратором в городе или в области некой? Ему на его уровне положено определённым образом одеваться, положен стол, наверное, получше, чем у крестьянина; положено определённое развлечение; положена, во всяком случае, охота; положено, очевидно, иметь боевых коней, и не одного — для себя и для своих людей. Вот давайте поговорим о том, чем пользовался взрослый аристократ, что ему как богатому человеку должно было принадлежать.

С. Алексеев

— Давайте сначала всё-таки осознаем, и очень чётко осознаем, что как знатному человеку ему должна была принадлежать прежде всего очень тяжёлая, очень хлопотная работа.

Д. Володихин

— Вот о работе потом. Сначала об имуществе и развлечениях: что ели, пили, чем владели. А потом уже перейдём к тому, чем за это расплачивались!

С. Алексеев

— Как угодно! Несомненно, боярин действительно жил лучше, чем крестьянин, и даже лучше, чем (как это называлось на Руси) нарочитый муж — представитель городской верхушки, обычный княжеский чиновник или дружинник. Боярин, безусловно, уже в одиннадцатом веке имел собственные хоромы, то есть не жил при князе в гриднице, как обычные дружинники, а имел собственный обширный двор в городе...

Д. Володихин

— Терем...

С. Алексеев

— С теремом, да. Хотя необязательно: известны боярские хоромы и без теремных, то есть без многоэтажных, в наших представлениях, построек. Но, конечно, двух-трёх этажный, по нашим представлениям, дом, иногда с подполом или с большим подклетом жилым — это нормально. Боярские хоромы представляли собой соединение целого ряда срубных построек, с деревянными переходами, иногда крытыми галереями, холодными сенями, хозяйственными постройками, мастерские располагались на площади хором. В принципе, человек, относившийся к разряду великих бояр, несомненно мог за счёт своего хозяйства обеспечивать себя максимумом необходимого, не прибегая к услугам городского торга, ну разве что как продавец. Хотя в принципе бояре не брезговали торговыми делами и даже ростовщичеством, пока Владимир Мономах не поставил определённый предел последнему занятию в начале двенадцатого века.

Д. Володихин

— Вот обогащённый всеми этими занятиями боярин садится за стол. Что ему несут?

С. Алексеев

— Несли в том числе и пищу, даже иногда неодобряемую Церковью и обществом. Например, целой проблемой была дичь. Как известно, по канонам некоторые виды дичи не поощряются, кроме того не следовало пользоваться удавлениной и так далее.

Д. Володихин

— А вот какие виды дичи не поощрялись?

С. Алексеев

— Не поощрялись птицы, задохшиеся в силках, не поощрялась медвежатина, не поощрялось мясо грызунов. Грызун боярам был не нужен, это как раз смерды, живущие по деревням, пробавлялись такой охотой. А вот от медвежатины бояре не отказывались и тетеревов ловили по-разному, в том числе и, действительно, большими силками. Но охота, кстати, была для боярина не столько развлечением, сколько как раз частью работы, и подчас довольно рискованной. Знатный человек не бежал от риска, он искал риска на охоте. Поэтому, конечно, были большие загонные охоты с целью добычи мехов и мяса. Но даже во время такой охоты было место подвигу: боярин мог выйти на дикого зверя...

Д. Володихин

— Ну, против кабана, пожалуй, — опаснейший зверь.

С. Алексеев

— На кабана, да. Знаменитая фреска в Софии Киевской: человек, знатный, в богатом одеянии, идёт на кабана — пеший.

Д. Володихин

— А потом вкушает кабанятину. Если, конечно, кабан его не потоптал.

С. Алексеев

— Если повезёт, если, да, кабан не поднял на клыки и не потоптал. Охота с древних времён, ещё с дохристианских времён, доказывала, с одной стороны, личную доблесть, а с другой стороны — приучала ко многим вещам, которые могут пригодится и на войне.

Д. Володихин

— Но это охота. Это, допустим, добытое на охоте. А давайте посмотрим на то, что оставалось помимо добытого на охоте. В древнерусской кухне помидоров нет, картошки нет, чая нет, кофе нет, макаронов нет. Крупа, разного рода то, что изготовлено из зерна, оно не является дорогими видами хлеба — не боярская еда. Что остаётся в конце концов?

С. Алексеев

— Во-первых, бояре спокойно ели разнообразные каши. Хлеб, конечно, старались готовить получше: пшеничный, с подливами разнообразными. Готовили опять же оставшиеся с дохристианских времён и осуждаемые в поучениях против язычества разнообразные печенья и ритуальные хлебы.

Д. Володихин

— Со всякими рисунками.

С. Алексеев

— С рисунками, правильно. Естественно, мясо домашних животных...

Д. Володихин

— Раз посты, значит, много рыбы. При том в основном речной, жирной.

С. Алексеев

— В посты, да, много рыбы. До второй половины одиннадцатого века в посты вкушали часто сыр, потом отвыкли всё-таки.

Д. Володихин

— То есть странно было понять, что это тоже скоромное: я же это на охоте-то не убил — как же это?

С. Алексеев

— Ну вот примерно так, да. Даже в законодательство попало, что вирнику, то есть княжескому чиновнику, собирающему судебные штрафы, в пост положен сыры, и деревня должна их обеспечить, пока он в ней сидит.

Д. Володихин

— Ну а чем баловались?

С. Алексеев

— Напитки: мёд — обычный, хмельной; квас — обычный, хмельной — хмельной чаще; пиво — самый распространённый напиток, что явствует из его названия.

Д. Володихин

— Брага была?

С. Алексеев

— Вино — привозное.

Д. Володихин

— Ну да, греческое какое-нибудь или, может быть, рейнское.

С. Алексеев

— Чаще — греческое. Сосуды, по крайней мере, греческого происхождения, которые находят.

Д. Володихин

— Хотелось бы напомнить, что на протяжении большей части истории России она обходилась без водки.

С. Алексеев

— Да, это поздний напиток.

Д. Володихин

— Водка вошла в русский быт в шестнадцатом веке. И Древняя Русь полностью, от времён Рюрика и до времён Сергия Радонежского никакой водки не знала и прекрасно без этого жила. Ну а, например, от киселя никто не отказывался.

С. Алексеев

— Кисель — да, безусловно. И ещё один самый распространённый напиток... Хотя, повторю, самым простым и самым распространённым было обычное коровье молоко.

Д. Володихин

— Ну хорошо, это, допустим, стол — стол богатый, с медами, с какими-нибудь ягодами, пирогами богатыми, с рыбой, с мясом. Всё чудесно, но... то, что не относится к сфере пищи: одежда, оружие, кони — это ведь всё тоже показатель высокого социального статуса. Чем из этого мог обладать аристократ, и что являлось соответствующим его уровню жизни?

С. Алексеев

— Оружием. Первый показатель статуса и первый показатель того, что перед вами профессиональный воин — это меч — оружие, не рядовое для Руси, оружие, сравнительно поздно появившееся на Руси. Но зато Русь была второй страной в Европе, где начали ковать собственные мечи, после Франкской империи. Тем не менее большая часть мечей ещё в десятом, одиннадцатом и даже в начале двенадцатого века — привозные и ценившееся очень высоко, и передававшиеся по наследству. Соответственно, вот важнейший показатель статуса. Боевой конь — как вы правильно сказали.

Д. Володихин

— Но не крестьянская клячёнка едва живая, а действительно нечто на порядок более дорогое.

С. Алексеев

— И не откормленный, натренированный пахотный конь — это разные кони. Боевого коня отдавать на пахоту было нельзя, не положено. Если крестьянин загонял на пахоте или работник боярина загонял на пахоте боевого коня, он считался невиновным, потому что боярин не должен был отдавать в пахотную работу боевого коня. Естественно, на каждого воина-всадника в семье должен был быть боевой конь.

Д. Володихин

— А лучше не один.

С. Алексеев

— Лучше — не один. Рабичичу, то есть сыну рабыни, при смерти его отца-боярина полагались «конь да доспех», да небольшая сумма на прожиток. И это считалось меньше, чем малая доля от малого состояния боярского. То есть, в общем, это был, так сказать, минимум человека, который профессионально сражается. Естественно, в большом боярском хозяйстве, даже если хозяин был вполне благочестив и рабичичей у него не водилось, а только законные дети, всё равно три-четыре воина в семье были. Значит, боевой конь должен был быть, а ценились они очень высоко. Самые дорогие, естественно, именно боевые породистые кони. Утварь домашняя: стекло, золото, серебро...

Д. Володихин

— Всё привозное, кстати, потому что у Руси нет ни собственного золота, ни собственного серебра.

С. Алексеев

— Да, всё привозное или изготовленное из привозного, изготовленное из привозных слитков. Стекло уже понемногу начали делать, но всё равно ценилось больше привозное.

С. Алексеев

— Привозное было более искусным, что ли, в выделке.

С. Алексеев

— Светильники стеклянные: у всех — глиняные, у бояр появляются понемногу стеклянные. Одежда, естественно, гораздо более богато украшенная, чем у крестьянина, чем у среднего горожанина.

Д. Володихин

— С какими-нибудь поясами... серебряные бляхи позолоченные, обручи, гривны.

С. Алексеев

— Со вставками, поясами... Мужчины стали меньше украшать себя в одиннадцатом, двенадцатом веке, всё-таки с приходом христианства это стало считаться менее приличным. Женщины-боярыни и боярышни, конечно, украшают себя великолепно, и, в общем, чем дальше, тем больше.

Д. Володихин

— Тем роскошнее.

С. Алексеев

— Чем меньше мужчины, тем больше женщины.

Д. Володихин

— Мне остаётся напомнить, что у нас светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы с замечательным историком Сергеем Викторовичем Алексеевым перечислили все блага, которые могли получить взрослые аристократы, когда они достигали возраста зрелости, когда они становились воинами и управленцами. И здесь для того, чтобы перейти к тому, собственно, за что им всё это давали, то есть перейти к их труду, я думаю, правильным будет в начале послушать фрагмент из оперы Александра Порфирьевича Бородина «Князь Игорь» и ещё разочек, через музыку, войти в атмосферу русского Средневековья.

(Звучит фрагмент из оперы «Князь Игорь» А. Бородина.)

Д. Володихин

— Ну что ж, ну а теперь, после того, как всё это тяжкое и трудное было смягчено чудесной мелодией, Сергей Викторович, к вам вопрос: собственно труд аристократа, но не всякого, а человека, принадлежавшего к боярской семье.

С. Алексеев

— Здесь на самом деле в основном было немного отличий как от князя, так и от княжеского дружинника, — в основном труде. А основным трудом, как я сказал в самом начале, была война. Большая часть жизни боярина проходила в военных походах.

Д. Володихин

— То есть он — что-то вроде старшего офицерского чина.

С. Алексеев

— Да. Иногда, если он — воевода княжеский, если он — тысяцкий городской, он играет роль старшего чина.

Д. Володихин

— То есть уже генеральские должности, так сказать, если переводить на более поздние термины.

С. Алексеев

— Да, это, конечно, генеральские должности. И он не просто командует с холма, он стоит рядом с княжеским стягом, или уже позднее, в удельный период, во главе собственной дружины, на коне, а в ранний период иногда и пеший; он сражается, он — сильная фигура на поле брани.

Д. Володихин

— Особенно учитывая, что у него дорогое и лучшее, по сравнению с простыми дружинниками, вооружение и лучший конь.

С. Алексеев

— Совершенно верно. И он, в общем, ценная добыча для врага.

Д. Володихин

— Но одновременно: плохой воин — плохой боярин. Его же с детства учат.

С. Алексеев

— Это, конечно, так. И, конечно, эти люди жили с мечом. А тот, кто живёт с мечом, к несчастью, очень часто от меча умирает. И у нас со второй половины одиннадцатого века раз за разом идут известия о боярах, погибших на поле брани. Иногда их по нескольку гибло в одном сражении, иногда, конечно, их захватывали и в плен — и это они могли узнать. Вот с тем же князем Игорем в плену оказались многие его бояре. Далеко не всегда учесть пленных оказывалась легче, чем участь погибших, потому что и князья в междоусобицах сводили счёты между собой боярскими головами, и иноплеменники, не дождавшись выгодного выкупа, могли расправится с пленником.

Д. Володихин

— То есть боярин жил жизнь блестящую, богатую, но чаще всего недолгую. И довольно часто задолго до естественного срока медовые кисели и кабанятина прекращались.

С. Алексеев

— Действительно. Причём прекратится они могли не только в настоящем бою, но, как я говорил, и на охоте — это было тоже не развлечение.

Д. Володихин

— Ну а помимо военных дел?

С. Алексеев

— Боярин, действительно, был управленцем. Изначально боярин был советником князя, и слово «боярин» первоначально именно это и означало — членов княжеского совета. И позднее в конечном счёте, в Московской уже Руси, стало означать примерно то же самое, только уже в новом издании как бы. В период удельный и предшествующий удельному боярин — это всё-таки в большей степени уже статус, не обязательно человека, который постоянно заседает в княжеском совете, и человека, который не только заседает в княжеском совете, но и осуществляет другие управленческие функции.

Д. Володихин

— Например?

С. Алексеев

— Сначала бояре становятся княжескими судьями — это первая стадия усиления их власти и одновременно расширение их ответственности.

Д. Володихин

— С одной стороны, понятно: князь везде не успевает, в каком-нибудь городе должен сидеть его представитель, который рассуживает. Или, условно говоря, когда князь отсутствует в столице, рассуживает кто-то из старших бояр. Но вот, собственно, есть места, где князь то есть, то его нет — это Новгород, Псков, Полоцк. А там-то как?

С. Алексеев

— Это уже чуть более позднее явление, я скажу об этом. Боярин сначала становится судьёй, он также может собирать дань для князя, он при этом имеет долю от этой дани. Постепенно появляются целые территории, за которые боярин ответственен сам. Там как раз возникают боярские замки или усадьбы, появляются так называемые боярские сёла, которые находились в двойном подчинении формально: князя и боярина.

Д. Володихин

— А неформально — боярина всё-таки.

С. Алексеев

— А неформально — боярина. Причём часто княжеский чиновник высокопоставленный и боярин, владелец территории, совмещались в одном лице, и тогда, естественно, он становился там фактически единственным законом. Бояре сами назначают уже судей, сами назначают тиунов, то есть сборщиков податей и мелких чиновников, под собой и своей челяди. И с одной стороны, действительно, возрастает власть, но с другой стороны — возрастает ответственность. Боярин должен защищать вверенную ему территорию, особенно если она лежит в приграничной полосе. Те же огромные часто, больше западных рыцарских и даже баронских замков, замки по южной границе Руси не от хорошей жизни строились и не чтобы показать своё величие. Они строились для того, чтобы собирать в своих стенах округу, сбегающуюся от кочевнических набегов.

Д. Володихин

— Ну и воинов, которые должны её оборонять.

С. Алексеев

— А воины там находились постоянно. Боярские дружины тоже появляются не для того, чтобы биться на городских улицах за свои интересы, хотя и использоваться в этом отношении начинают довольно рано. Они создавались для того, чтобы защищать боярские имения, боярские сёла, людей, в этих сёлах живущих, в случае междоусобиц или вражеских набегов.

Д. Володихин

— Хорошо. Вот, допустим, боярин — огромной важности фигура там, где князя нет или там, где князю нужны младшие управленцы, младшие командиры. Но до какой степени вся эта среда боярская была замкнутой? То есть, с одной стороны, понятно, что, если княжеский род прочно удерживает этот город, эту местность, он постарается опираться на давно известные его семье, давно служащие его семье боярские рода. Но вот насколько велика была возможность появления нового боярского рода, насколько велика была возможность что в боярский род возьмут жениха или невесту не боярского происхождения? Таким образом, в какой момент боярские рода стали прочными, как хорошо сцементированная каменная кладка? А когда ещё возможно было войти в боярскую среду, выйти из неё, вылететь?

С. Алексеев

— Строго говоря, боярская среда никогда в домонгольскую эпоху не была абсолютно закупорена. Социальный лифт работал — таким лифтом была княжеская дружина. Дружинник в принципе, если доживал до зрелых лет и уже выходил из того возраста, когда прилично называться отроком, он мог по-прежнему войти в боярский совет — было бы княжье благоволение. Через одно, через два поколение, а то и раньше, с ним, возможно, сочли бы уже приличным родниться. Но, конечно, земли-то любого удела уже поделены. Усадьбы в престижном районе города, как бы мы сейчас сказали, уже тоже поделены. Если ты боярин из гридницы, условно говоря, то вот там где-нибудь на подоле найди себе уголок.

Д. Володихин

— Немного подальше! То есть будешь из бояр, но второго разбора.

С. Алексеев

— Существовала категория так называемых меньших бояр, которые, вот если посмотреть по законодательству, они то выделяются как отдельный слой, то попадают в категорию нарочитых людей, то есть всё-таки чуть ниже великих бояр. Это промежуточный такой слой между великими боярами и обычными нарочитыми людьми. Вот эти меньшие бояре — это, очевидно, как раз следствие вот этого работающего социального лифта.

Д. Володихин

— Ну что ж, я очень благодарен Сергею Викторовичу за этот яркий портрет боярского слоя в Древней Руси. Очень мало об этом пишут. Я хотел сказать, что ожидается в этом году выход книги Сергея Викторовича, посвящённой как раз этой теме. Пожалуйста, назовите, как книга называется.

С. Алексеев

— «Повседневная жизнь древнерусской знати».

Д. Володихин

— Я могу только рекомендовать то, что выходит из-под пера Сергея Викторовича Алексеева. А сейчас хотел бы напомнить о том, что рассказал нам этот замечательный историк сегодня. Боярин Древней Руси был опасной добычей на поле боя — в этом была суть его жизни. Он был, конечно, советник князя, он был, конечно, судья, управленец, но суть его жизни состояла в том, что отец когда-то ему говорил: «Сынок, вот тебе меч — учись! Вот тебе конь боевой — учись! Вот тебе князь — служи ему!» И на поле брани боярин, одетый в дорогую кольчугу, на дорогом коне с дорогим оружием, должен был управляться лучше простых воинов в два-три раза со всем своим вооружением, потому что его в два-три раза больше хотели убить и ограбить. Он должен был быть великолепным воином, хорошим охотником, добрым христианином, поскольку навыки управления зиждились не только на каких-то практических обычаях, уловках и законах, но и на христианском мировидении, пришедшим на Русь и прочно закрепившемся на русских землях уже в одиннадцатом веке. И наконец, боярин жил красиво, богато, жил в хоромах в центре города. И в то же время он должен был очень хорошо знать, что всё это счастье преходящее, а жизнь вечная важнее него: завтра придёт бой, и завтра он умрёт с оружием в руках и ответит Высшему Судье обо всех своих поступках. Поэтому боярин ещё и был человеком, который должен был знать и помнить, чего стоит его жизнь и что будет после его кончины. А теперь благодарю вас за внимание, до свидания!

С. Алексеев

— До свидания!

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»
• «Взятие Парижа в 1814 году»