«Церковное искусство». Протоиерей Владислав Провоторов

У нас в студии был настоятель Благовещенского храма в селе Павловская слобода, почетный член Российской академии художеств протоиерей Владислав Провоторов.

Мы говорили о церковном искусстве, какова его роль и влияние на духовную жизнь людей, а также о том, как сегодня развиваются иконопись и храмовая архитектура.

Ведущие: Алексей Пичугин, Марина Борисова

---

Алексей Пичугин:

— Друзья, здравствуйте. Это «Светлый вечер» на Светлом радио. Здесь в этой студии приветствуем вас мы, я Алексей Пичугин.

Марина Борисова:

— И Марина Борисова.

Алексей Пичугин:

— С удовольствием представляем нашего гостя. Ближайший час, эту часть «Светлого вечера» вместе с вами и вместе с нами в этой студии проводит протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская слобода, почетный член Российской академии художеств, член Союза художников России. Здравствуйте.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Добрый вечер.

Марина Борисова:

— Отец Владислав, поскольку вы художник, хочется поговорить об очень сложной материи, которую мы привыкли общими словами называть церковное искусство. Имеется в виду и живопись, и храмовое искусство, и все, что составляет неотъемлемую часть Божественной литургии. Прежде чем говорить об искусстве, хочется задать вопрос. Были времена, достаточно недавние, когда верующие люди были вынуждены порой служить литургию в квартирах, в каких-то сараях, в каких-то помещениях, совершенно не приспособленных и мало ассоциирующихся с храмом. А в храмах были склады для картошки и всевозможные государственные учреждения. Но богослужение от того, что оно происходило не внутри комплекса храмового искусства, менее значимым не становилось. С другой стороны, мы читаем сказание о том, как послы князя Владимира первый раз побывали на богослужении в Софийском соборе в Константинополе и их восприятие этого целикового комплекса всего, что они могли вобрать, будучи на литургии именно в храме. И чувствовали они себя, не могли определить, не то на земле, не то на небе. Так вот, насколько важно для нашего богослужения быть внутри этого комплекса искусства, или это на самом деле привнесенное и, как бы, второстепенное?

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Здесь тема такая достаточно многослойная, и определиться четко, на мой взгляд, сложно. Почему? Потому что разнообразие во всем сотворенном, мир, который очень разнообразен, нет двух одинаковых людей, нет, если говорить о храмах, двух одинаковых храмов. И эта попытка понять, насколько это необходимо, свойственна человеку, определиться. Может быть, я сейчас немножко отвлекусь, такое мнение есть, что обилие золота, росписи, резьбы, какие-то хоры такие большеформатные — все это не способствует истинному молению, молитве и даже отвращает от этого.

Алексей Пичугин:

— Но чаще всего можно столкнуться с противоположным мнением.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Да, я сейчас хочу продолжить. У нас в нашей Церкви, которая продолжает восстанавливаться... Я где-то от кого-то слышал, что есть система маятника. Семьдесят лет мы шли в одну сторону и семьдесят лет в другую. Так что мы еще не прошли, если брать за точку отсчета 88-й год, а реально это 90-й год, когда законодательным образом было принято решение, все, что принадлежало Русской Православной Церкви, возвращать. Мы всего лишь навсего где-то приближаемся к половине. Поэтому это отражается на всем, на состоянии духовенства, на состоянии храмов, их восстановлении, потому что много было сделано, как в любом деле, того, что, может быть, и не надо было делать, как следствие того, что и храмы и храмовые архитектуры и технологии, конечно, очень отличаются от типового строительства. Поэтому как бы здесь определиться. Я думаю, что полнота Церкви вмещает и келейную молитву и репрезентативную службу при служении с предстоятелем нашим. В каждом случае это открывает, во-первых, великолепие того совершенства и красоты, которая есть присутствие Божие. Потому что красота — это нечто идеальное, все соразмерное, формы связаны с функцией, здесь можно много говорить на эту тему — это присутствие Божие. Красота может быть и в скромном храме, где скромные возможности, даже, может быть, бумажные репродукции до сих пор висят. Кстати, много таких храмов, которые обозначили, скажем, иконостас, молятся, постепенно в сознании людей, которые окружают этот храм, начинают занимать какое-то место. Вернуться к той ситуации, когда какое-то село, деревня становилась селом, а продолжала ходить в соседнее село в храм. Им говорят: вы постройте себе храмик и там молитесь. Это было естественным фактором их бытия. То есть храмы строились, но они строились, прежде всего, для того, чтобы в них молиться. Они украшались постольку, поскольку в сознании человека было трепетное понимание, что Богу все самое лучшее.

Алексей Пичугин:

— Это был естественный процесс. Если мы сейчас, и так бывает, возьмем храм в полупустой или совсем пустой деревне, в полупустом селе, вернее, где прихожан несколько человек, и так чаще всего бывает, потратим огромное количество денег на его благоукрашение, а народа там не будет. Это будет неестественный процесс. Да, это будет для Бога, скорее всего. Да, это будет красиво, или тут будет повод поспорить о вкусах. Но мы уже слишком далеко ушли от естественной системы развития, которая была нам свойственна в прошлом.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Я согласен с этим. Есть такие у нас прецеденты, когда находятся возможности, какие-то конкретные люди, которые связаны с определенным местом, может быть, он там родился.

Алексей Пичугин:

— Корни оттуда.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Да. Детство прошло, он видит разрушенный храм, вкладывает деньги. А собственно говоря, вокруг нет общины. Люди, которые там купили домик какой-то, приезжают на лето, но этой ткани, которая являлась необходимой для того, чтобы был храм и чтобы он был востребован, нет. Это связано, конечно, со всей нашей цивилизационной моделью, которая сейчас определяет все вот это, и мы не можем это игнорировать. Но с другой стороны, конечно, если рассматривать и эти попытки, которые, может быть, не востребованы, на мой взгляд, если касаться церковного искусства, имеют огромное значение. На моих глазах буквально, за эти последние 30, даже 40 лет из того начала начал, я был лично знаком с архимандритом Зиноном. Он определял, как мы знаем, в 80-е годы, конец 70-х, достаточно серьезно направление, куда двигаться, не просто копировать иконы, а понять икону, как ту необходимую часть храма, не в смысле его визуального украшения, а в смысле молитвенного предстояния перед этой иконой.

Алексей Пичугин:

— У нас, к сожалению, очень мало храмов... Могут нравиться работы архимандрита Зинона или не нравиться, но он определял это новое развитие. Но у нас, пожалуй, только Федоровский собор в Петербурге, нижний храм и, может быть, еще пара-тройка храмов в России, расписанных и сделанных в концепции отца Зинона.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Непосредственно им были исполнены иконы в Спасском храме на Рублевском шоссе.

Алексей Пичугин:

— А, ну да, наверное, в Кунцево.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Да, там он написал иконы, это одна из последних его работ.

Алексей Пичугин:

— Федоровский собор в Петербурге, нижний храм — это полностью его концепция.

Марина Борисова:

— В крипте Даниловского монастыря в соборе Троицком тоже он расписывал.

Алексей Пичугин:

— Там все пространство храмовое — не его была идея.

Марина Борисова:

— Нет.

Алексей Пичугин:

— А Федоровский собор в Петербурге, нижний храм, полностью его.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Вы имеете в виду крипту не Троицкого, а Вселенских Соборов? Потому что в Троицком — магазин в крипте.

Марина Борисова:

— Да, да.

Алексей Пичугин:

— Отец Владислав, у меня тогда такой вопрос. К нам часто приходят люди, которые связаны с современной церковной архитектурой, вообще позиционируют себя как люди, которые пытаются развивать церковную культуру. У всех по-разному, все по-разному на это смотрят, но из разговоров, из работ, из того, что я вижу построенного, иногда кажется, что мы топчемся на месте, Псковская школа, Новгородская школа. Сейчас какие коттеджные поселки ни проезжаю в Подмосковье, я вижу в сотый раз очень плохо скопированный храм Покрова на Нерли, хотя Покрова на Нерли у нас все равно только один и других быть не может. И такое чувство, что у нас нет никакого развития и даже идей, как можно развивать современную церковную... У нас всегда был какой-то архитектурный стиль, который один наследовал другому, что во внешнем убранстве, что во внутреннем, что в иконописи, что в церковной архитектуре. А 70 лет советской власти, такое чувство, что мы в тупик пришли.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— У вас есть ответ на ваш вопрос?

Алексей Пичугин:

— Нет, у меня нет ответа, поэтому я у вас спрашиваю. Я каждый раз люблю задавать этот вопрос, потому что я надеюсь, что, может быть, я что-то для себя все-таки узнаю.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Я могу на эту тему много говорить. Начну с чего. Несколько лет назад я был на выставке современной церковной архитектуры, по-моему, Дом архитекторов. Там были интересные проекты и были «интересные» в кавычках. И, как правило, на мой взгляд, они рождались вследствие, если жестко сказать, определенного невежества. Церковная архитектура — вы, конечно, понимаете — это пространство, куда нельзя просто войти, будучи архитектором. Ну, нельзя.

Алексей Пичугин:

— Просто архитектором.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Просто архитектором. То же самое, что ты кисточку умеешь держать в руках, взял досточку, калечку, перевел и раскрасил. То же самое, ты владеешь языком архитектуры, можешь из букв складывать слова и даже предложения, но смысл выразить этими словами ты не можешь. И получаются вещи даже смешные, потому что автор исходит из того, что если архитектор что-то делает, то он должен сделать что-то оригинальное, как-то выделиться. В Лондоне стоит этот початок в центре, допустим, знаменитого архитектора. Ну, как-то что-то сделать такое, с моей точки зрения, несуразное, а с точки зрения этого архитектора что-то для всех интересное и неожиданное. Церковная архитектура этого не принимает и не терпит. Вообще у православного человека все построено на чем? На смирении. Если художник или иконописец не смиренный, то ему тяжело. А с архитекторов даже меньше спрос, чем с иконописцев, они такие, как бы, в свободном полете. То, о чем вы говорите, Псковская архитектура — очень выразительная, можно сказать, брутальная, лаконичная. И это позволяет архитектору легче на этом языке разговаривать. Взять архитектуру Тона, допустим, вообще этот псевдорусский стиль, как его называли, он не псевдо, он русский стиль, который вместил в себя модерн, вместил в себя эклектику и создавал шедевры. Ну, Спас на крови.

Алексей Пичугин:

— Тут надо оговориться, если вы хотите понять, о чем говорит отец Владислав, может быть, в Абрамцево в Москве приехать и посмотреть храм в Абрамцево.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— А ну, да-да.

Алексей Пичугин:

— Я напомню, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня протоиерей Владислав Провоторов, член Союза художников России, настоятель Благовещенского храма села Павловская слобода, почетный член Российской академии художеств.

Марина Борисова:

— Если вспоминать о русском модерне, поскольку сверхзадача модерна была увязать абсолютно всё, включая детали интерьера, включая отделку, включая ткани, то, наверное, Федоровский городок в Царском селе — это самая лучшая иллюстрация вершины церковного зодчества и церковного искусства эпохи русского модерна?

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Могу я что-то сказать по этому поводу. Я открыл для себя этот городок давно-давно. О нем никто ничего не говорил, и о Федоровском соборе никто ничего не говорил, это стояло там. Все же: Царское село — Большой дворец Екатерининский, а кстати, он Елизаветинский, между нами, Елизавета его построила, как и многое остальное. А Екатерина по сути своей, простите, узурпаторской, все это продолжала и в законодательном смысле, и в политическом, и в религиозном. Я его открыл и был поражен. Действительно, может быть, я какие-то употребляю термины и ссылаюсь на определенные памятники, не всем ведомые, но иначе не проиллюстрируешь то, что хотел бы сказать. Я был поражен сочетанием, во-первых, это какой-то град Китеж, там различные формы, сейчас в интернете можно все это посмотреть. Там великолепная резьба белокаменная, которая отсылает нас еще к Владимирскому периоду. Там какие-то башенки, какие-то гребни кованые, оконца, колонночки. То есть, это пиршество для глаза. Вообще, хорошая архитектура это как хорошая музыка, хорошая картина, хорошая книга — это наслаждение. Мы этого лишены. Я постоянно езжу по нашим городам Севера, обычно у меня маршрут так: Переславль, Ростов, Ярославль, может быть, Кострома, потом Вологда, может быть, Потьма, может быть, Кириллов, Ферапонтово.

Алексей Пичугин:

— Каргополь.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Конечно, Каргополь. Тогда уже там надо идти в Карелию, и уже в сторону Питера. Летом, естественно, находишь какое-то время кратенькое. Просто без этого мне очень тяжело. Я не себя имею в виду, просто пытаюсь сформулировать, откуда это. Если ты воспитан на хорошей музыке, литературе, живописи, то тебе тяжеловато будет находиться среди каких-то клипов. Москва, к сожалению, огорчает многими постройками. И поэтому для меня Санкт-Петербург... Я туда обязательно приезжаю хотя бы на пару дней, иногда получается два раза в год. Я там напитываюсь того ощущения настоящего города, которого мы здесь лишены. У нас нет в Москве этого, есть какие-то кусочки. Это, знаете, если какое-то облачение разорвать на кусочки, разложить и сказать: ну, наслаждайся. А Питер цельный, настолько там воплотилась эта воля, идея и последовательность. При Петре же там практически очень скромно все было, так, основная планировка, и та поменялась. Но его последователи удивительным образом первоначальную идею... мы можем сейчас говорить, она была, как откровение. Построить вот это чудо, нет такого города в мире. Кто-то, может, скажет, Венеция. Нет, это не Венеция, не буду эпитеты, это совсем другое.

Алексей Пичугин:

— Но кто-то едет в Петербург искать потерянную Москву. Мой хороший товарищ, художник достаточно известный, Олег Бурьян, когда-то московский художник, прожив почти всю жизнь в Москве, тут как-то сказал, уехав в Питер, что больше я в Москве не нахожу того, что сохранилось здесь.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Я понимаю, что он имеет в виду. Я тоже Москву, в которой вырос, потерял, ее нет просто. У меня в Замоскворечье была мастерская, и я помню, это 70-е годы, когда приходишь на помойку, там можно... один мой друг хороший нашел виолончель Амати. Для эфира это, может быть, не столь важно, но, представляете, уровень был. Какой-то великий музыкант, потом у него были дети, внуки. Они посмотрели, стоит какая-то здоровая, ободранная, похожая на скрипку, они пошли, выкинули ее на помойку. Мой друг, покойный Николай Николаевич Смирнов, будучи искусствоведом, прекрасный человек и художник, имел, конечно, представление об этих ценных вещах. Пошел мусорное ведро выносить, обнаружил эту виолончель. Продав ее, купил себе трехкомнатную квартиру и машину. По тем временам, это были 70-е годы.

Алексей Пичугин:

— Знали бы, кто ее выкинул.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Собственно говоря, немножко мы уклонились.

Марина Борисова:

— То, что в Москве мало сохранилось старой Москвы — частное сетование москвичей, скажем так. А вот то, что новые храмы, которых в Москве становится с каждым годом всё больше и больше, далеко не все, к сожалению, достаточно желанны прихожанам.

Алексей Пичугин:

— Почти все, уж давайте вещи своими именами называть.

Марина Борисова:

— Я имею в виду, конечно, приходская жизнь складывается не только из богослужений.

Алексей Пичугин:

— Я именно про вкусовую составляющую, тут сложно обвинить даже настоятеля храма. Приходишь в гости, часто ведь к кому-то приходишь, потому что много знакомых настоятелей или священников или кого-то из причта этих новых московских храмов, и говорят: ну как? Показывают, он только построен, свежий, иконы только-только расставили. Говоришь: здорово — чтобы человека не обидеть. Я понимаю, что сейчас обидятся, потому что слушают многие. Но на самом деле тягостное впечатление именно от отсутствия вкуса на сто процентов.

Марина Борисова:

— Отец Владислав, а что такое в принципе вкус в храмовом искусстве? Ведь вспомним недавнее советское прошлое. В те немногие сохранившиеся не закрытые действующие церкви, из окрестных, тех, которые сносили и закрывали, как правило, приносили особо почитаемые иконы, святыни, чтобы что-то сохранилось. В результате никакого там стиля внутри сохранить было невозможно, потому что там полная разноголосица, и это никому не мешало. Парадокс советского времени еще в том, что в тех церквях, которые стали музеями, люди могли молиться, а сейчас иногда в новых храмах человек не находит себе места, куда встать и погрузиться в молитву, чтобы не отвлекаться на какие-то мелочи, которые его либо раздражают, либо не устраивают.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Я сейчас хотел бы вернуться к тому, о чем говорил Алексей, дабы не впадать нам в какие-то на грани отчаяния состояния. Я бы рассматривал это все в процессе. Представьте себе, что полная разруха. Даже те храмы, которые остались, были в течение десятилетий, попробуй, покрась там даже кусочек стены, они разрушались, они, если такое слово можно употребить, эксплуатировались людьми, которые не то что не могли, они и не хотели. То есть иконы чернели, погибали, живопись тоже. Из этого периода, после того, когда мы, в конце концов, все-таки стали возвращаться к благоразумию, а один из моментов благоразумия, это понимать, что ты не один живешь на этом свете, что Господь тебя создал и дал какое-то определенное в этой жизни послушание, если рассматривать это как процесс, то динамика следующая. Я начал говорить о Зиноне. Но ведь Зинон оказал огромное влияние и послужил толчком. До него если посмотреть практически никто этим не занимался. И возродить это, возродить на хорошем уровне, на это уходят десятилетия. У меня на глазах выросло, может быть, не одно поколение иконописцев. Я внимательно смотрю, как, на каком уровне иконы создаются. Во-первых, если начать с материала, сейчас очень серьезно к этому подходят. Есть иконописцы, которые категорически не используют современные пигменты, современные акрилы, краски не используют, работают с традиционными материалами. Это то же самое, если сравнить с архитектурой, то какой-нибудь профметалл использовать на крыше — вот что такое современный пигмент. Они выбиваются из этого сдержанного, изысканного колорита иконы. Это веками, тысячелетиями выработана система и цветового решения, и естественно, изводов иконописных. Я бы так сказал, что мы в начале пути, эти попытки как-то выделиться архитекторам, о чем я говорил, являются следствием не особой воцерковленности. Я не имею права об этом говорить, поскольку у меня уровень — настоятель храма, но я скажу деликатно, что заказчик определяет, что нравится ему или не нравится. К большому сожалению, это опять, плоть от плоти, часто наши архиереи, к сожалению, могут быть духовного градуса высокого, образованны, но здесь требуется определенное образование, понимание на уровне эстетики церковной. И если преподавался краткий курс в семинарии, этого не достаточно. Я знаю такие ситуации, когда архиерею еще немножко не до этого, у него главное — это люди, главное — это укрепление и отстраивание Церкви, привлечение в нее серьезных людей, которые могут поддерживать во всех отношениях Церковь. Здесь есть выход, найдите специалистов, и они будут в порядке консультационных функций. То есть должен быть специалист и по архитектуре и по иконописи. В нашей епархии наш владыка Фома, архиепископ Одинцовский и Красногорский, идет именно этим путем, и это правильно. Он привлекает специалистов, если это касается пения, отстраивания хоров, каких-то мероприятий, потому что Церковь сейчас идет в народ. Я бы таким образом не то что посоветовал, но порассуждал бы.

Алексей Пичугин:

— Друзья, мы напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская слобода, почетный член Российской академии художеств, член Союза художников России. Марина Борисова, я Алексей Пичугин. Буквально через минуту мы снова вернемся в нашу студию.

Алексей Пичугин:

— Возвращаемся в студию Светлого радио. Друзья, напомним, что здесь протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская слобода. Марина Борисова, я Алексей Пичугин. Мы говорим о церковном искусстве, о христианском искусстве, путях развития. Вы, отец Владислав, говорили буквально две минуты назад о том, что архиереям часто просто не хватает времени, чтобы заниматься всем в церкви: и развитием церковной архитектуры, отсматриванием, как это будет выглядеть, хорошо или не очень. Я вспоминаю, что до революции архиереи никак не участвовали в художественном оформлении храмов, вернее, в качестве рецензентов, критиков. Были губернские архитекторы, на плечи которых это всё ложилось, облик города. Кто-то был заказчиком храма, но последнее слово все равно было за губернским архитектором, который смотрел, как это будет вписано в город, как это будет смотреться в том или ином селе. У нас во Владимирской области до сих пор есть какое-то количество храмов, которые построили губернские архитекторы, в основном один, в разные годы. Они и в селах стоят, и в городе. Можно спорить о том, хороши они или нет, но все равно это определяло какой-то единый облик. Сейчас, к сожалению — а хотя, к сожалению ли? — такого не происходит.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Я не очень могу говорить о каких-то деталях, каким образом это происходило, но, как правило, привлекались самые заметные архитекторы, которые имели уже успешный опыт строительства соборов, церквей. Взять того же Тона, он, создав пятикупольную систему завершения храма, собора, послужил распространению этой крестово-купольной системы, которая была адаптирована к нашей православной архитектуре этим пятиглавием. Здесь мы просто немножко не в свою зону входим, здесь есть административные принципы выстраивания. Я имел в виду немножко другое. Я имел в виду то, что владыка обладает всегда возможностью привлечения серьезных специалистов, у него это есть. Но проблема остается проблемой, как найти этих специалистов, как с ними наладить взаимодействие. У нас, во всяком случае в нашей епархии, кое-что уже сделано, еще при владыке Ювеналии у нас достаточно серьезно работал отдел по реставрации, строительству. Причем, это было не то чтобы пошел, подай, принеси. Это всегда в консультационном формате, но обязательно желание было просматривать то, что относилось к украшению храмов внутреннему, внешнему. Еще раз хочу вернуться к этой мысли, что мы пока в начале пути и то, о чем вы говорите, храмы новопостроенные просто в силу нашей немощи не обладают тем качеством церковной архитектуры. Но опять-таки, возьмем нашего великолепного композитора Рахманинова, насколько он изысканный, насколько он русский, насколько он пронизан культурой. И попробуйте хотя бы приблизиться. Ведь в его таланте отразился слой огромной страны, думающей, страдающей, чувствующей и живущей почти тысячу лет в православном формате. И это всё было им переосмыслено и с его талантом выражено. Архитектура — то же самое. Мы вдохновляемся, мы радуемся тому, что мы живем в стране, где тысячи великолепных памятников именно церковного зодчества, которые были построены в 11-м, 12-м, 17-м, 18-м веке. Каждый из них отражает время, очень сильно отражает состояние нашего православного народа. Это в какой-то степени может объяснить наше теперешнее состояние. Мы до сих пор не можем сделать такой смелый шаг и объявить, что у нас за идеология, кто мы? Мультикультуризм, и тут все мы, каждый друг друга уважает и понимает, и давайте мы все вместе. Невозможно все равно размыть те принципы, ту основу православную, на которой строилась Россия. Она может умаляться, она может отодвигаться в сторону, декларироваться, что это не является важным для того, чтобы мы куда-то двигались. Но на самом деле давно уже пора сказать: у нас 80% православных, и мы должны называться православной страной, в которой существуют еще конфессии и существуют они вполне комфортно, без всяких недопустимых взаимоотношений. И тогда, на мой взгляд, эта идеология православного мира позволит и образование развернуть в эту сторону. Что происходит, сейчас кратенько отвлекусь? Есть в школе сейчас несколько возможностей, выбираются для ребенка мировые религии, этика и, по-моему, православие. Но если посмотреть на молодых родителей, 20 лет назад они бегали, и никто ими не занимался. И когда им говорят: сделайте выбор для своего ребенка, они говорят: ну, православие, что им в монашки что ли идти? Пусть они изучают индуизм, синтоизм, буддизм, пусть они будут мультикультурными. А это приводит к тому, что наша русскость, православие где-то существует, она размыта. Если возвращаться к нашей теме, это всё влияет на результаты. Не может человек, который тоже архитектор... молодой парень какой-то, вырос, папа, мама не то что не заботились, они даже не понимали, что ребенка надо воцерковить, ребенка надо наполнить пониманием и знанием нашей культуры национальной. Он, может быть, ходил в английскую школу, знает прекрасно современные направления в современной музыке, но национальной культуры он не знает. Вот он приходит в архитектурный, заканчивает его, и ему говорят: есть тут возможность поучаствовать в конкурсе. Как можно что-то сделать действительно истинное, что будет принято искушенным уже православным человеком, понимающим архитектуру? Невозможно. Более того еще есть, к сожалению, особенность, что мы плохо знаем свою архитектуру, если говорить о церковной. Есть шаблоны, которые что-то выделяют, что-то умаляют. Скажем, домонгольская архитектура, белокаменная. Да, это конечно. Период Иоанна Грозного, который строил огромные соборы везде. Потом 17-й век тоже неплохой. Петровский — уже происходят какие-то процессы. Но они отражаются не только в церковной архитектуре, но и в светской архитектуре, и в живописи, в иконописи. Это общее пространство, которое двигается, меняется, меняются люди. Меняются в смысле выражения своих переживаний, взглядов на окружающий мир. Мы можем здесь вспомнить воздействие европейских вольнодумцев, революционеров середины 19-го века, наших различных персонажей, которые описаны у Достоевского — все это взаимосвязано. Поэтому я бы относился к тому, что делается и в иконописи, и в стенописи, и в архитектуре как к очередному шагу. Причем, это же не прямая дорога. Вот мы сейчас шаг вперед, а два шага налево, а потом три шага назад. Здесь, я думаю, время. И самое главное, на мой взгляд, чем человек не формально, а глубже воспринимает ощущение Бога, ощущение того, что это величайшая сила христианского миропонимания, мировоззрения, оно и рождает все это. Не может человек, который чуть-чуть верующий, ничего создать. Скажем, пока мы ограничиваемся сферой церковного искусства. Может быть, он там что-нибудь где-нибудь кого-то удивит каким-нибудь перформансом. Если кратенько говорить, я сказал бы, что стань сначала православным человеком, крепким, прочным и через твое православное миропонимание, через твою веру тебе откроется много того, что позволит тебе, уже имеющему профессиональное образование, опыт, выразить всё это, а так ты не выразишь. Заканчивая, хочу сказать, что возьмите хорошего композитора, который пишет, его слушают. Сказать, ну, напиши всенощную. Ну?..

Алексей Пичугин:

— Напомним, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская слобода, член Союза художников России.

Марина Борисова:

— Но ведь среди тех художников, с которыми когда-то вы вместе начинали в андеграунде советском, было большое количество людей, пришедших еще в 70-80-е годы к вере в Бога, очень сложно прокладывавших себе путь в церковь и пытавшихся сочетать то, что они знали и умели со своим поиском. Но из них очень мало кто стал впоследствии действительно церковным архитектором или церковным художником. Просто не получилось. Не так-то просто это все сочетать, выходит? На этом фоне вспоминаешь того же Нестерова или того же Васнецова и думаешь: ну почему им это не мешало, оставаясь светскими художниками, создавать абсолютные шедевры в церковном искусстве, а людям позднего советского периода не удалось?

Протоиерей Владислав Провоторов:

— На мой взгляд, ответ на поверхности лежит. Вы говорите о Васнецове, это человек, который вырос в православной стране, он понимал, что такое Великий пост, что такое Страстная Седмица, что такое Пасха. Это люди, сформированные православием.

Алексей Пичугин:

— Сразу вопрос возникает, они понимали, что это такое, они были включены во всю глубину самой культуры, но насколько они лично были христианами, мы не сможем термометр специальный приложить.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Здесь, на мой взгляд, нет какой-то прямой связи, ты дышишь этим воздухом. Такой простой пример на поверхности. Если человек родился во Флоренции, жил в ней, учился, у него одно представление об окружении. А если человек родился в девятиэтажке, живет на первом этаже, окно завалено арматурным прутом, чтобы не влезли, а в окно он видит ржавые ворота гаражей, уходящих налево, направо, а за ними стоит такой же дом ободранный. Как вы думаете, он попадает в Венецию или во Флоренцию, ему там хорошо? Ему там плохо.

Алексей Пичугин:

— Но не всегда. Есть же люди, которые стремятся всем сердцем вырваться из этой повседневности панельной девятиэтажки. Не значит, уехать из нее, бежать не оглядываясь.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Алексей, я же полемизирую, я просто говорю, что условия формируют человека.

Алексей Пичугин:

— Безусловно.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— Не зря говорят, что когда непраздная жена, то есть беременная женщина, ходит на выставки хорошие, слушает классическую музыку, то это только благотворно отражается на том будущем человечке, который родится. Это должно быть. Вся эта политика, которая проводится пятой колонной и нашими «партнерами» в кавычках, направлена на что? На то, чтобы человека максимально оторвать от культуры высокой. Это же во всем проявляется, кормить этой пошлятиной. Смотрите, это в музыке, в литературе, в еде. Мы почему-то должны есть эту дрянь, на машине едешь, заходишь на заправку — ужас какой-то. Человек, когда ест эту дрянь, жить долго не будет. И смеемся, стоит магазинчик или какая-то кафешка быстрой еды, а рядом аптеку надо ставить. Немножко я в сторону ушел, я хочу сказать, что это важно и это забота социума, сообщества нашего о том, чтобы наши дети и мы сами постоянно были рядом и были окружены высокой культурой. И вот Санкт-Петербург — это действительно, невозможно было его, даже большевики не могли ничего сделать, настолько он сделан с логикой, с высочайшим пониманием того, что должно быть, что должно окружать человека. Вот этот масштаб, называется проспект, а он величиной с вашу комнату, но он проспект, потому что дома стоят, соразмерные людям, раньше транспорт был тоже соразмерный, сейчас немножко изменилась ситуация. И еще раз хочу сказать, мы не унываем, процесс идет. Иконописцы, стенописцы, мозаичисты, архитекторы, дизайнеры, шаг за шагом, там идет... Ребята же видят, кто-то сделал лучше, кто-то что-то нашел, здесь не только и не столько повторение традиции, знание ее, умение разговаривать на этом языке. Естественно, будет какая-то эволюция церковного убранства. Так же как, мы знаем, был период Византии, которая опиралась на античное искусство и громила его и, так скажем, была какая-то деструкция. Мы, христиане, из античного искусства с этой идеологией языческой уходили в Византию. И невозможно, и не нужно было переносить ту же Венеру Милосскую, облачать ее в какой-то наряд первой христианки. Это было сознательно, некое не то что огрубение, упрощение. Потом уже, когда это было переосмыслено, расцвет, можно сказать, 12-13 век. В любом периоде историческом сначала зарождение, потом крепкий имперский стиль, потом начинается эстетическое услаждение, и потом крах. Византия, как мы знаем, погибла в 15-м веке. Но в нашем искусстве что происходит? Какие-то можно найти аналоги этим процессам. Но если брать новейший наш период, пока идет восстановление, пока идет осмысление. Не так давно появился институт живописи, изобразительного искусства Глазунова, это все на наших глазах. А сейчас я сталкиваюсь с ребятами, которые заканчивают его, там очень серьезная подготовка. Там есть иконописное, там есть реставрационное, монументалисты. Может быть, даже хорошо, что это все в новосозданном учебном заведении, потому что Суриковский под грузом тех времен, когда ковали там понятно кого, чтобы наша идеология сопровождалась мощными изображениями, чтобы каждый, кто смотрел на это, даже не допускал себе мысли, что что-то здесь не так. Поэтому ребята получают образование, опыт, я думаю, уже сейчас есть достойные образцы, но это процесс, это не тупик. Завершая эту мысль, хочу сказать, что русский народ настолько талантливый. Даже начнем с ядерной бомбы, говорят, что мы украли у них — ничего подобного, сделали ядерную бомбу. Мы запустили первого человека в космос. И так далее и так далее. Это, по сути, на пустом месте, в разрушенной страшной войной России. Так же и в искусстве. Если период разрушения великой России рассматривать, полностью срубили... Пришел специалист и отрубил всем головы и говорит: дальше вы смотрите, как у вас будет получаться.

Алексей Пичугин:

— Спасибо большое за этот разговор. Мы напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня был протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская слобода, член Союза художников России, почетный член Российской академии художеств. Я Алексей Пичугин. Марина Борисова. Прощаемся.

Марина Борисова:

— До свиданья.

Алексей Пичугин:

— Всего доброго.

Протоиерей Владислав Провоторов:

— До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Светлая музыка». Яна Иванилова
• «Русский подводный флот». Александр Музафаров
• «Музыка и вера». Андрей Пашута

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов