«Путь к священству». Священник Кирилл Беляев

У нас в гостях был клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Троицке священник Кирилл Беляев.

Отец Кирилл рассказывает о своём пути к священству: как вырос в многодетной священнической семье, как сначала сопротивлялся примеру отца-священника, а позже, пройдя университет, армию, учёбу в семинарии, понял, что священство стало для него естественным продолжением жизни в Церкви. Говорит о том, как важно не терять связь с храмом, и как опыт родительской веры помог ему сделать выбор.

Звучит мысль: «Вера в Бога невозможна без Бога». Священник делится размышлениями о передаче веры детям, о силе родительской молитвы и важности быть живым примером, а не просто назидать. Вспоминает, как его отец говорил, что вера даётся только Богом, а задача родителей — молиться и доверять.

В беседе поднимается и тема воспитания: как научиться не ломать ребёнка, а оставлять место действию Бога. Гость говорит об ответственности, искренности, доверии, об опыте жизни в семье с 12 детьми и о том, как важно быть рядом с ребёнком — не с системой запретов, а с теплом и вниманием.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева

— Добрый вечер, дорогие радиослушатели! Меня зовут Кира Лаврентьева, и у нас в программе «Светлый вечер» на Радио ВЕРА сегодня в студии священник Тихвинского храма Троицка города Москвы Кирилл Беляев. Здравствуйте, отче, добро пожаловать!

Кирилл Беляев

— Здравствуйте.

Кира Лаврентьева

— Мы сегодня говорим о пути к священству. Это такой вот любимый разговор, такая жемчужина «Светлых вечеров» для нас, потому что это всегда разговор очень такой прикровенный, никогда нельзя его заранее предсказать, потому что путь к священству действительно у каждого уникальный. И вопросы, которые мы ставим нашим гостям, они тоже каждый раз разные, потому что очень сложно проводить этот разговор, эту беседу по какому-то одному шаблону, и это, в принципе, не предполагается. Отче, мы поговорили о ваших родителях еще до начала программы, начали говорить о них. И, наверное, в свете того, что ребёнок растёт в церкви, не уходит из неё, а потом действительно искренне начинает её любить до такой степени, что посвящает свою жизнь предстоянию престола, это, наверное, во многом, не во всём, но во многом заслуга его родителей. Скажите, пожалуйста, как вот у вас этот путь всё-таки прокладывался к вере, к церкви, к священству? Это было бы очень-очень важно и интересно узнать в этом часе.

Кирилл Беляев

— Да, как вы уже сказали, мой отец священник, мама у меня такая классическая матушка, потому что она всегда сидела дома с детьми, у нас многодетная семья.

Кира Лаврентьева

— Сколько было братьев и есть братьев и сестер?

Кирилл Беляев

— У нас очень много, нас 12. Получается, нас 4 брата и 8 сестер. И поэтому у нас была такая классическая священническая семья. И в этом смысле я всегда этого даже стеснялся очень в школе. И мне казалось, что я никогда не смогу повторить путь своих родителей. Во-первых, как иногда кажется, нас в детстве этим перекормили. Может быть, немножко грубо, но это так, наверное, казалось. Я всегда стеснялся, сколько у меня детей в семье, что у меня папа священник. Я мог ходить по другой стороне дороги, когда мы куда-то вместе шли. Мы такие были.

Кира Лаврентьева

— Я не с ними. (С улыбкой.)

Кирилл Беляев

— Да-да-да. И я всегда от этого бегал, но во многом, наверное, поэтому я после школы, да, после школы не пошел в семинарию. Отец предлагал пойти в семинарию. Вот хотелось бы отдать должное, когда у нас начался переходный период, у меня и у брата. Мы просто по годке, поэтому мы вместе развивались. Отец перестал на нас давить. То есть он какую-то такую дипломатичную политику по отношению к нам выбрал, что он очень стал в каких-то моментах очень даже казалось лоялен, не замечать каких-то вещей, он очень аккуратно нас стал воспитывать, хотя в детстве до переходного возраста он нас воспитывал очень жёстко. Но я уже где-то рассказывал, что... В этом смысле я очень, как я уже сказал, боялся повторить путь родителей и отца. И захотел, ну так как у меня отец служит в Твери, я захотел уехать подальше, например, в Москву. Да, вот как многие из молодых ребят ехали учиться в Москву, и я ему сказал, что я пойду в Москву. А он мне сказал: «Кирилл, давай лучше в семинарию». А я ему сказал, что нет, папа, в семинарию я не пойду. И мне предложили остаться в Твери, пойти в университет Тверской государственный. И вот кто-то мне случайно сказал, что есть Свято-Тихоновский университет, православный, но там есть светская специальность — факультет социальных наук и экономика. И я узнал, что еще есть общага с очень строгими...

Кира Лаврентьева

— Законами.

Кирилл Беляев

— Воспитателями, да.

Кира Лаврентьева

— Знаю, это не понаслышке.

Кирилл Беляев

— Шесть лет я прожил на Иловайской. Всем привет с Иловайской. И получилось так, что я отцу принёс, разложил: Бать, смотри, общага жёсткая, мы должны обозначать, где мы находимся, если мы там не ночуем. То есть писать прошение с местом пребывания.

Кира Лаврентьева

— Да, там всё очень сложно.

Кирилл Беляев

— Всего можно не ночевать в неделю, только две ночи, только в выходные. И он согласился, я поехал туда. И шесть лет я там оттарабанил, закончил бакалавриат экономический, магистратуру. И после этого у меня было такое распутье. То есть я пошел туда не потому, что я видел себя экономистом, но просто надо было куда-то пойти. И учаясь там, я очень благодарен нашему декану Игорю Павловичу Рязанцеву, Ивану Ивановичу Козлову нашему в каком-то смысле воспитателю, ну, всем преподавателям, потому что я там, во-первых, встретил очень замечательных людей, во-вторых, я там не ушел дальше от Церкви, а наоборот как-то душой даже прикипел, как-то мне стало... То есть, учаясь там, я всегда чувствовал какую-то вот теплоту к храму, к богослужению, к священникам, такой пиетет какой-то к таким интересным священникам. Они все по-своему интересны, но к некоторым прям особое какое-то вот такое чувство. И думал, а вот если я таким, например, когда-нибудь случайно стану, ну, это такие какие-то призрачные мысли.

Кира Лаврентьева

— Пробросы такие.

Кирилл Беляев

— Ну, что-то я помню, да, какие-то были. И потом... Наверное, это отдельный разговор, как я встретил свою супругу, но...

Кира Лаврентьева

— Нет, давайте не отдельный.

Кирилл Беляев

— Да? Ну, в общем, я сейчас расскажу просто происшествие. Получилось так, что меня Игорь Павлович отправил учиться в Грецию на месяц, декан. Он предложил мне поехать учиться на месяц, учить греческий язык с нуля. Изучать ... его преподавали на английском. Ну, я поехал туда. И в Греции там же тоже своя особая культура вот этих вот таких бородатых, харизматичных, длинных... отцов, которые никогда не снимают рясу. И тоже вот плюс свои святыни, там вот Григорий Палама в Салониках. Там и в целом... Паисий Святогорец, н о в любом случае вот как-то вот эта культура, она как-то еще ближе отразилась в душе вот. Самое интересное случилось, наверное, в армии. И вот когда я приехал из Греции, месяц прошел, и мы с отцом поехали в Сергиев Посад, и он у одного знакомого священника, ну, друга своего, они в один день родились, кстати говоря, и в один год, общаясь вечером, наутро, когда мы возвращались обратно, говорит: «Кирилл, мы с отцом Иоанном вчера общались, и он мне сказал, что есть замечательная семья священника, у него много девчонок». У них восемь детей, но у них пять девчонок. Говорит, познакомься, там есть одна классная. Я настолько брыкался.

Кира Лаврентьева

— Ну конечно. После таких предложений...

Кирилл Беляев

— Во-первых, это у меня ещё с детства, вот эти флешбэки такие жёсткие.

Кира Лаврентьева

— Давай мы тебя познакомим с хорошей девочкой.

Кирилл Беляев

— Но у меня скользнула мысль. Прошло уже время, я там уже брыкался, отцу говорил, что мы будем спать на разных кроватях, что вообще, чего вы лезеть в мою жизнь. А я был таким свободолюбивым, хулиганом. То есть, в общем, он... Я думаю, надо послушаться отца, вброс какой-то сделать где-нибудь там в мессенджерах этой девочки, я её увидел в соцсетях, и пропасть. И всё, выполнил благословение, забыл всё. Главное, что я выполнил благословение. В общем, результат того, что у нас получилась семья, но у меня вопрос, что делать, как зарабатывать на жизни? Идти в армию, либо поступать в аспирантуру, либо как-то...? А у нас мы уже поженились. Там прошло сколько после этого события, ну, года полтора, наверное, да. А я учился тогда, заканчивал магистратуру. И вот ситуация такая, что я ухожу в армию. И вот в армии, наверное, такая ключевая кульминация случилась, когда я понял, что всё-таки может пойти в семинарию. Но и то, когда я вернулся с армии, мне предложили поступить в семинарию, о священстве я вообще не думал. Я просто хотел какого-то саморазвития. Хотелось читать каких-то интересных духовных философов, размышлять о высоком и подражать каким-нибудь интересным нашим любимым священникам, которые умеют так философски подавать какие-то духовные мысли. И вот мне всегда восхищало вот чтение... ну, не чтение, наверное, слушать какие-нибудь подкасты интересные вот со всякими современными тоже такими мудрыми отцами. Вот как раз-таки я поступил в семинарию и учаясь там, случайно так получилось, некоторые отцы узнали, что я... Ну, тогда я жил. Ну, это уже такая техническая....

Кира Лаврентьева

— Подробность.

Кирилл Беляев

— ... техническая подробность, что я живу... Тогда мы жили на территории новой Москвы, священничества там не хватало, а я учился в семинарии и не очень... ну, алтарничал на ордынке в центре, но рукополагаться не собирался. И сказали, что, Кирилл, тебе надо всё-таки, если ты заканчиваешь семинарию, рукополагаться, если у тебя есть желание, приходи к нам. И у меня как, не знаю, что случилось, как шел я под венец, так же я шел...

Кира Лаврентьева

— На рукоположение.

Кирилл Беляев

— Ну, как бы сказать, да, на представление своей кандидатуры, так сказать, там на собрание викариатства и так далее.

Кира Лаврентьева

— А как это было?

Кирилл Беляев

— Ну, просто меня пригласили на собрание викариатства, спросили: есть ли желание рукополагаться? Я сказал, что, наверное, есть. Они сказали, приходи к нам алтарничать, и если все хорошо, в семинарии мы скажем, чтобы в учебный комитет твои документы подавали на рукоположение, и все.

Кира Лаврентьева

— Это такой серьёзный поворот!

Кирилл Беляев

— Очень серьёзный, да. Но, наверное, не осознавая этого, весь путь, который был до этого, как раз таки он был подготовкой.

Кира Лаврентьева

— То есть вы всё-таки в глубине души понимали, что это подготовка, но мозг сопротивлялся и рисовал себе другие сценарии.

Кирилл Беляев

— Да, но в момент, когда я стоял под венцом и когда я шёл на хиротонию, у меня было чёткое осознание того, что всё правильно.

Кира Лаврентьева

— Что все правильно.

Кирилл Беляев

— Да, прямо это я ощущаю, прямо такое тёплое, как сказать, ощущение, такое приятное.

Кира Лаврентьева

— Что ты в руках Божьих!

Кирилл Беляев

— Да, что всё будет у тебя хорошо, парень. (Улыбается.) Но я уверен, что это молитва родителей. Ну, конечно, вот я сейчас быстро рассказал этот период, было очень много всяких разных других событий, всяких поворотов, всяких таких душевных потрясений, в каком-то смысле, может быть, и падений, и вставаний, если можно так сказать. Но я ощущаю, что всё-таки молитвы отца, они очень сильную сыграли роль, потому что отец он для меня в каком-то смысле такой пример. И с одной стороны это высокая планка подражать вот таким отцам, а с другой стороны это всегда есть за кем идти. Знаете, когда два бегуна бегут, один быстрый, другой чуть помедленнее, и всегда профессионалы они подстраиваются под переднего бегуна, кто впереди бежит, и проще бежать в темпе. Вот так вот.

Кира Лаврентьева

— Программа «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у нас в гостях священник Тихвинского храма Троицка города Москвы Кирилл Беляев. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наши разговоры. Действительно, отче, конечно, с одной стороны вы сказали, что ваш путь прост и банален перед программой, а с другой стороны, конечно, нет такого ощущения. Нет, потому что тут явное чудо, во-первых, молитвы родителей, во-вторых, промысла Божиего. Вы же могли, ну, совершенно с абсолютным успехом пойти в светскую специальность, жить какой-то совсем другой жизнью, возможно, совсем другой. И поэтому тут, конечно, жизнь на кону, да, и жизненный путь, и поэтому это вещь очень серьезная. Очень серьёзные, и вы их так просто рассказываете, но понятно, что за этим ничего простого так особо-то нету. То есть это всё-таки очень серьёзная такая конструкция, построенная свыше. Поэтому да, да, тут очень много вопросов изникает. В первую очередь, что вы вынесли, наверное, из своей семьи? Давайте всё-таки ещё раз отмотаем в детство и попробуем вспомнить, что для вас самое ценное было именно в семье родительской? Что вы взяли в свой уже семейный опыт? Ведь у вас четверо детей. Это немало, мягко так скажем. И поэтому надо понимать, как их воспитывать, хотя бы примерно, хотя бы чуть-чуть. И однозначно, что все мы опираемся на опыт родительский. Вот вы в этом смысле взяли что у родителей своих?

Кирилл Беляев

— Я могу сказать, те наблюдения, которые у меня запомнились, сложно сказать, что я уже их взял как бы на вооружение для себя. То есть я, наверное, ещё не всё применял.

Кира Лаврентьева

— Ну, хорошо, давайте просто какие-то светлые моменты, светлые шаги от родителей в сторону вас.

Кирилл Беляев

— Ну, во-первых, может быть, это уже немножко высокопарно, но я вижу, насколько отец — сильной веры человек. И что, с одной стороны, для него священство — это его образ жизни. А с другой стороны нас было 12 и насколько он сильный веры человек. Я один раз его спросил, говорю, вот ты священник, ты всем рассказываешь про Бога там, про всё. Говорю, ну а у тебя самого какое самое главное чудо было в жизни? А он остановился так, посмотрел на себя и так вокруг и сказал, самое главное чудо в жизни это то, что мы сейчас имеем. Потому что он приехал из глубокой деревни в Тверь, поступил в политехнический университет. Три года отучился, и так получилось, что встретился.... со Христом, да, и буквально через несколько лет стал священником. Он стал священником в 20 лет, ему еще не было 21 года. В 90-е годы храмы открывались, народу не было, и священники, которые служили, они всех молодых людей интересующихся приглашали в алтарь. И многие, к сожалению, сошли с этого пути. А отец остается верным своему, своей священнической присяге Богу, да. И вот его крепкая вера, насколько он в разных ситуациях мог положиться на Бога, вот эта мощь, конечно, я бы хотел, что как у него и у меня было бы так же, да. Во-вторых, сейчас его рассудительность. Я про отца говорю, про маму я попозже скажу. То, что он как-то не шаблонный такой духовник. И вот мне нравится его жизненный подход к обстоятельствам человеческой жизни. А вот так как он в тюрьме служит много лет, и в соборе служил, и на кладбище. Вот они на кладбище теперь храм построили. То есть, я помню, немножко отступлю: звонят в кафедральный собор, а он там 27 лет служил. Ну, старый кафедральный, сейчас теперь уже новый, а где батюшка Михаил? Он говорит, либо в тюрьме, либо на кладбище. (Смеются.) Потому что он в тюрьме служил, кладбищенский храм у него был, и люди разной судьбы к нему подходят, то есть разных судеб: болящие, бедные, богатые, истрепанные всякими синдромами и так далее, то есть разные, разные, разные. Но в плане воспитания и в плане моей семьи, что я могу сказать, это... Один раз его спросили, как привить детям веру? И он такую мысль сказал, что мы можем вводить детей в храм, можем рассказывать им о вере, мы можем как-то их приучать каким-то традициям церковным, но, говорит, веру в Бога по-настоящему мы им дать не можем. Веру в Бога может дать только сам Бог. И вера без Бога, если Господь сам не даст веру, она невозможна. То есть там цитату он приводил из Евангелия, что «... и никто же не знает Отца, только мой Сын, никто же не знает Сына, только мой Отец, и Ему же изволит Сын открытия». То есть такая мысль она о том, что вера без Бога — вера в Бога без Бога — она невозможна. И вот он сказал, что да, что мы можем только молиться о своих детях, чтобы Господь дал веру, и всё. А если будет вера, то будет всё остальное — всё остальное приложится. С одной стороны, может быть, это такое морализаторство, а с другой стороны...

Кира Лаврентьева

— Нет, это, наоборот, какая-то такая истина очень глубокая. Нет формулировки, как воспитать детей в вере.

Кирилл Беляев

— Вообще, да, только молитва и собственный пример, наверное. И то собственный пример он вторичен молитве в каком-то смысле. С одной стороны, должно идти всё параллельно, а с другой стороны, да, всё-таки самое главное...

Кира Лаврентьева

— То есть воспитание в вере — это молитва за своих детей, по большому счёту?

Кирилл Беляев

— Да, и стараться просто жить, как сказать, перед ними жить так же, как ты им это объясняешь, как ты это говоришь, а не так, когда дверь захлопнется, ты уже там можешь расслабиться, а быть настоящим таким, да. И ещё такая мысль звучала тоже в беседе с ним. Вот когда что-то дети нахулиганили, это ему рассказывала какая-то старая монахиня или женщина, не помню уже, Мы, говорит, напроказничали, и нас мама поругала. Это вот человек рассказывает про свое детство. И пробегая мимо комнаты, смотрим, стоит мама на коленях и говорит: Господи, я их наказала, но исправить я их не смогу. Исправление только от Тебя, только от Тебя. Поэтому говорит, что если Ты поучаствуешь в их жизни, если я их Тебе оставлю, то Ты их сможешь исправить. А я верю, что Ты их исправишь. Исправь. И все. То есть наказание как бы это одно, но исправление, оно не от наказания. Оно как-то вот... Такая мысль.

Кира Лаврентьева

— Но помните, как Паисий Святогорец вспоминал о своей маме, что когда они напроказничают, она начинала читать тихонечко Иисусову молитву. И так она их научила Иисусовой молитве.

Кирилл Беляев

— Поэтому ломать через колено свои... Во-первых, они еще маленькие, у тебя только в школу пойдут старшие, но даже старший уже хулиганит. Мне иногда морально сложно как-то наказывать, я не могу. Вы знаете, бывает такой эффект, я слышу часто, такой молодой священник рассказывает: Меня в детстве наказывали, я вот подражаю своему отцу — наказываю тоже. Но я, вспоминая свою боль от того, когда меня наказывали, когда мне что-то запрещали, когда меня как-то вот так вот не давали, куда-то с собой не брали, я помню свою боль, и я вот как-то проецирую на ребенка, и я вот не могу. Но это, наверное, от моей слабохарактерности в каком-то смысле. Хотя я вроде не очень слабохарактерный. Но я вот не могу ломать через колено, и мне иногда хочется уступить. И хочется так, знаете, чтобы, как сказать, чтобы он сам, например, вот я ему не хочу ставить мультики, и мне хочется, чтобы он не то, чтобы я ему запрещал, а чтобы он сам ко мне прибегал и не просил, чтобы он нашел какую-нибудь альтернативу. А если он просит, я иногда все-таки могу, конечно, не поставить, а иногда все-таки я ломаюсь как-то и говорю: ну ладно, только немножко.

Кира Лаврентьева

— Мы все тут такие. И я, кстати, от этого очень страдаю, потому что мне все вокруг говорят, что должна быть система, должна быть всё-таки какая-то последовательность — сказала нет, значит нет. А как мне говорить нет, значит нет, если там рёв такой стоит на всю квартиру?

Кирилл Беляев

— Недавно только дослушал где-то в подкасте или где-то, что самая главная ошибка — это то, что нет системы, и что мы нарушаем свою систему.

Кира Лаврентьева

— Да-да-да.

Кирилл Беляев

— Неважно, какая она строгая или слабая, но если ты придерживаешься одной системе — придерживайся её, а если ты постоянно двигаешься, то у тебя ничего не получится в воспитании. Да, ну вот я по этому стратегии никаких не строю, я надеюсь, что... Я надеюсь на молитвы дедушки, одного и дедушки второго. Потому что второй дедушка — супругин папа, тоже замечательный.

Кира Лаврентьева

— Да, у вас сильные такие... сильная поддержка.

Кирилл Беляев

— Ну да, да, да. Иногда даже как-то забываешься, а потом порой ждешь, что не, всё будет хорошо, они за нас молятся. Так что вот так. Ну и в целом вообще, вот что я мог бы ещё сказать, что я вынес от родителей, это, наверное, что вот они когда более снисходительно к нам относиться стали, когда мы подросли, и спокойно относятся к каким-то таким, может быть, некоторым нестандартным проявлениям в семьях священников. Вот, например, если кто-нибудь где-нибудь что-нибудь нахулиганит, иногда вот смотришь на священнические семьи, они так вот... Даже не на семьи, а просто на православных ребят, семьи ребят молодых, может быть, да, они у них шок, волосы дыбом встали, и кажется, что как так, православная семья, что-то из ряда вон происходящее случилось. Но мы все живем, как сказать, в этом мире, и кажется, что и православная семья, и не православная, у любых может разные случаться ситуации. Кто-то там волосы в разный цвет перекрасит, кто-то из девчонок, дочек — татушку набьёт. И мне кажется, для некоторых это прям из ряда вон выходящий, а мне кажется, что подростки, молодёжь, она переболеет, и всё встанет на свои места. И иногда, знаете, многие, вот даже я сейчас стал священником, многие приходят просить молиться за своих детей. Ну, совет, наверное, редко спрашивают, хотя и совет спрашивают, ну а что я могу посоветовать, я сам молодой. И у меня есть одна такая мысль, что иногда кажется, что всё потеряно. Но мне кажется, у Бога до последней минуты не потеряно. Мы мыслим одними категориями, Бог мыслит другими категориями. И даже, очевидно потерянное может, наоборот, рано или поздно оказаться таким плодом какой-то такой благодати Божией, что и последняя минута может оказаться для него минутой, которая сделает его святым. Также и про детей. Иногда кажется, что вот нахулиганил, всё потеряно, постоянно в мультиках сидит, но ты как-то... перекрестишься: Господи, я сейчас, конечно, их выключу, он поорёт, и я сам буду страдать, но, может быть, он в следующий раз сам не захочет их включать. Ну, как-то вот так вот, наверное.

Кира Лаврентьева

— Надеешься на то, что он как-то сам поймёт?

Кирилл Беляев

— Ну да, что иногда надо оставлять место Богу в своей жизни. Просто вот так, Господи, я уже не могу, я с ума сойду, если я сейчас буду с ним ругаться, я сам буду орать, кричать. Вот он, вот в Твои руки, всё. И я вот, может быть, это не совсем очевидно было в семье моих родителей, но вот они прям так и не говорили, не формулировали, но мне кажется, что вот именно теми поступками, которые они в своей жизни проявляли вот по отношению к нам, наверное, это как раз таки вот... Я просто это в такой текстовый формат переложил сейчас. Что вот они просто как-то ходили и молились.

Кира Лаврентьева

— Ну, двенадцать человек воспитать, это та еще задачка!

Кирилл Беляев

— Да.

Кира Лаврентьева

— Со звездочкой!

Кирилл Беляев

— И вот самое интересное, это тоже такое человеческое, я сейчас скажу, но иногда мне, вот когда я стал приближаться к священству, там документы на комиссию подал, уже мысли были, что вот сейчас будет рукоположение... тоже от тщеславия, но у меня такая мысль была, что, наверное, надо... Если мы станем многодетными, то, если Господь даст нам... У нас тогда уже было двое или трое детей, да, вот с Людочкой. Если я стану священником, то надо постараться разорвать этот шаблон, что и многодетные могут быть и счастливы, и семьи священников... в таком, в полном смысле, вот такая прям поповская семья, может быть, и они, в принципе, все — они не маргинальны, что они также на одном языке разговаривают со светскими ребятами, они также на одном языке разговаривают с творческими ребятами, и что все, как сказать, варятся в одном городе, в одном таком котле, и что все могут разговаривать, из разных тусовок на одном языке об одних и тех же темах, и никто не будет никого смущать , потому что, когда я учился в школе, мне казалось, что я как белая ворона. Я пытался быть со всеми одинаковым, скрывал, что у меня отец священник, но в то же время я...

Кира Лаврентьева

— Не чувствовал себя своим среди них, конечно.

Кирилл Беляев

— Да, что я не в одной тарелке. Мне казалось, что они как-то...

Кира Лаврентьева

— Свой среди чужих, чужой среди своих.

Кирилл Беляев

— Они знают... Они смотрят «Симпсонов», не знаю, там, что-нибудь... «Спанч Боба» и...

Кира Лаврентьева

— Ну да, там совсем другой мир, конечно.

Кирилл Беляев

— А сейчас я понимаю, что всё хорошо.И будет всё лучше!

Кира Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у нас в гостях священник Тихвинского храма Троицка города Москвы Кирилл Беляев. Меня зовут Кира Лаврентьева, мы вернёмся очень скоро. Пожалуйста, оставайтесь с нами.

Кира Лаврентьева

— Программа «Светлый вечер» на Радио ВЕРА и у нас в гостях священник Тихвинского храма Троицка города Москвы Кирилл Беляев, меня зовут Кира Лаврентьева. Мы говорим о пути к священству отца Кирилла и по пути рассуждаем о методах воспитания, о детстве отца Кирилла, о его родителях, о папе. И отец Кирилл, конечно, приходит к выводу, что молитва, вот главное правило воспитания детей — молитва за них. И на своём примере рассказывает, как это работает. Действительно удивительные пути, удивительные повороты у вас в жизни происходили, но при этом очень мягкие. Как-то вы так рассказываете, что планировав одно, получилось другое, планировав третье, получилось четвёртое, но при этом было полное ощущение, что всё правильно. Полное ощущение какого-то тепла, вы сказали. И вот это, наверное, и есть свидетельство того, что всё это как-то вот благословлено, да, отче?

Кирилл Беляев

— Да, как вот мой один знакомый очень мудрый человек, он тоже обличён священным саном, даже, наверное, епископским, он говорит так, что промысл Божий — это исход дел, и всё, что в жизни не получается, то это, наверное, и есть промысл Божий. Так что да, у меня, слава Богу, всё как-то так сложилось и складывается, как вы уже сказали, и как я говорил, что это молитва родителей. А с другой стороны, конечно, это тоже, наверное... Ну да, молитва родителей, они как раз-таки как-то повернули ход моей жизни так, что сложилось вот так, как всем хотелось, по крайней мере, отец точно хотел, чтобы я был священником, ну и я тоже чувствую, что я нахожусь на своём месте. Со священством пришла какая-то осмысленность. Она даже не... Осмысленность эта до конца не пришла, даже когда дети родились. А когда стал священником, получилось так, что у меня стали такие помыслы приходить, что, наверное, всё-таки мы живём не зря. Особенно, когда едешь причащать какую-нибудь старую бабушку, которая, может быть, уже в каком-то смысле даже и присмертна, или я езжу причащать регулярно слепого человека, мне кажется, инвалид I группы. Ты приехал, причастил, и у тебя на душе такая теплота, что ты делаешь то, что никто не может делать, только священник может это, во-первых, а во-вторых, что это такая подлинная такая осмысленность приходит, как-то и так успокаиваешься. А до этого, я помню, в магистратуре учился, мне и отец много раз говорил, что я какой-то неспокойный, то есть я почему-то, казалось, что чего-то все не хватает. Но на самом деле и сейчас это бывает, но сейчас ты как-то оборачиваешься, понимаешь, кто ты, как бы, вспоминаешь. Иногда вспоминаешь кто ты, и ты понимаешь, что, ну, все-таки вот, да, и все нормально. А так постоянно чего-то не хватает, чего-то хочешь достичь как-то, почему ты не олимпийский чемпион, а почему ты не звезда, почему ты там не доктор наук или там не какой-нибудь там, ну, в общем...

Кира Лаврентьева

— Ну, тревожность такая, да.

Кирилл Беляев

— Да, и ты думаешь, ты же мог все... Почему вот они могут, а ты не можешь? Вот из разных семей тоже и из неблагополучных людей кем-то становятся. А почему ты вот тут-то не доучил языки, тут-то не напутешествовался? И сейчас, конечно, вот эти соцсети, они немножко так на ревность часто проверяют тебя и ...

Кира Лаврентьева

— И на зависть.

Кирилл Беляев

— Да, и поэтому я часто супруге говорю, что мы это хотим, потому что мы это часто видим в ленте. Если бы этого не было, мы даже не думали бы об этом. Но священство — оно какую-то осмысленность дает такую спокойную, такую полноту. Иногда, вы знаете, такая мысль, может быть, она тоже слишком такая морализаторская. Вот, кажется, вот некоторые говорят, что можно спастись и не священникам, просто обычным христианином. Я согласен, но это всё индивидуально. С одной стороны, вот есть люди, которые, предположим, возьмем соревнования на подтягивания. Один человек подтягивается, например, я утрирую, конечно, там 40 раз, другой там... 20 раз. Вот он 20 раз кто подтянулся, вернее как, для него это максимум, то есть он молодец. Он свою, как бы сказать, норму выполнил. А другой человек подтянулся 30, он как бы выиграл, но он же может еще 10 раз потянуться, понимаете. То есть для всех он выиграл, но для себя он проиграл — он для себя уже не чемпион.

Кира Лаврентьева

— Он же знает.

Кирилл Беляев

— Да, он же знает. И так же, наверное, тут происходит, что да, можно спастись. Но если кому-то дано священство, а он от этого убегает, это промысл Божий, то, наверное, все-таки ему надо смириться и стать священником. А если кто-то, наоборот, христианин в полном смысле, просто христианин — мирянин, то хорошо. Ну, то есть вот такая мысль.

Кира Лаврентьева

— Ну, тут вопрос, что пока ты не найдешь свой путь, у тебя не будет ощущения полноты.

Кирилл Беляев

— Да, поэтому...

Кира Лаврентьева

— Кому-то священником быть, кому-то слесарем, кому-то сторожем.

Кирилл Беляев

— Конечно, конечно, всё очень индивидуально.

Кира Лаврентьева

— Вот, но тебе надо найти своё.

Кирилл Беляев

— Конечно, и поэтому то, что я сейчас говорю, это чисто вот я рассказываю о своём пути, о своей индивидуальности. То, что по отношению к воспитанию детей, то, что я наблюдал. И то я и говорю, это не от опыта, а от наблюдения. У меня-то своего опыта ещё пока нет.

Кира Лаврентьева

— Просто, конечно, священство — оно впереди планеты всей, потому что это от Бога вот такое послушание, это действительно предстояние пред престолом, это такое высшее послушание для мужчины. Не то, что я вот в ряд его поставила с какими-то другими профессиями, нет! Но речь-то, понятно, как раз о поиске промысла Божиего о себе, о воле Божией о себе. Вот вы, наверное, об этом говорите, что если ты вот попадаешь вот в эту точку, то у тебя наконец-то появляется ощущение полноты, ты перестаешь уже думать, а я бы мог быть бизнесменом, а я бы мог быть спортсменом.

Кирилл Беляев

— Конечно, конечно.

Кира Лаврентьева

— Жизнь проходит мимо, что я тут делаю?

Кирилл Беляев

— Да, особенно когда ты вроде университет закончил, а вроде бы ты мог как-то и по-другому пойти.

Кира Лаврентьева

— Вот начинаются вот эти мучительные размышления.

Кирилл Беляев

— Да, ну вот как раз таки да. Вот я и говорю, что вот я чётко, дай Бог, чтобы так и было вообще. Счастье любит тишину, но я об этом рассказываю. И так же, когда я...

Кира Лаврентьева

— Возможно, это может кого-то поддержать!

Кирилл Беляев

— Когда я женился, я прям чётко знал, что это моё. Нкакого сомнения вообще не было. Такое...

Кира Лаврентьева

— Слава Богу.

Кирилл Беляев

— Такое тёплое, такое спокойное чувство. И меня очень поддерживало осознание того, что, с одной стороны, да, конечно же, я по своей воле женюсь на своём человеке, но, с другой стороны, я понимал, что это в каком-то смысле послушание моим родителям. То есть он же мне сказал написать познакомиться, и я тогда не ослушался, а я выполнил. Хоть я, конечно, это сделал немножко как профан: ну напишу и забуду. Главное, что я выполнил послушание отца. То есть эта мысль у меня чётко, я помню, была. Но это я говорю во славу Божию, потому что всё-таки я ещё пока молодой, ещё жизнь впереди, дай Бог, чтобы всё было хорошо.

Кира Лаврентьева

— Вот про маму вы еще хотели сказать.

Кирилл Беляев

— Да. Вот я недавно... У меня есть, как я уже сказал... У нее был день рождения 2 апреля, и я написал в соцсетях такой маленький пост про нее. И мне... многие девчонки стали спорить, что некоторые мысли им не понравились. Я написал, что она тень отца. И это не в том смысле, что отец ее заслоняет своим каким-то авторитетным положением.

Кира Лаврентьева

— А что она безликая.

Кирилл Беляев

— Да, а в том смысле, что она никогда не искала своего!

Кира Лаврентьева

— Да.

Кирилл Беляев

— И что вот я бы хотел еще добавить и про отца, что отец и мать, они шли параллельными путями, потому что мамин путь был, это вся жертва своей жизнью ради детей, ради семьи, а отца путь — это вся жертва, всё ради Христа, ради Церкви. И вот с одной стороны, они шли одним путём, но эти два пути — они дополняли друг друга. И из этого вышло то, что вот вышло — это большой такой настоящий пример. И я иногда... С одной стороны, я могу быть субъективен, потому что я сын. Но с другой стороны, я слышу, что говорят мои близкие люди, когда общаются с моей мамой. И вот большинство... Не большинство, прям 100% девчонок, которые умеют видеть и умеют слышать, они восхищаются, потому что для них это такая успокоенность, общаясь с ними.

Кира Лаврентьева

— В Боге.

Кирилл Беляев

— Во-первых, нас было много, и, естественно, у каждого своя судьба, своя жизнь, и очень много переживаний и скорбей.

Кира Лаврентьева

— Это вообще... Как это может вообще выдержать материнское сердце?

Кирилл Беляев

— Да, и в целом у нас всех... Вот мы выросли, у меня уже сестры, две сестры у меня — матушки тоже, у них тоже уже там трое-четверо детей, у меня брат тоже священник. С одной стороны, это как классическая семья, но с другой стороны, у каждого свои скорби, переживания, какие-то нюансы, которые заставляют трепетать материнское сердце. И я и наблюдал, как она переживает, как она молится. Вот один раз, я помню, подробности рассказывать не буду, немножко такой случай случился, что пришлось очень сильно нервничать и переживать.

Кира Лаврентьева

— Стресс какой-то сильный.

Кирилл Беляев

— Да, очень сильный. Я заходил в комнату, случайно зашел, и я смотрю, вот у нее в руке молитвослов, и она так аккуратно, я захожу, и она так не резко его убирает, а она просто так аккуратненько так прячет. И все. Или, например, захожу как-то на балкон, смотрю, она стоит, смотрит вдаль, я слышу, что она, может быть, плачет, может быть, нет, но тоже как-то переживает. И она так спокойно повернулась и пошла дальше рассказывать, как будто ничего не было, но я знал ситуацию, и я понимал, что она... то есть, ее такое тихое, спокойное переживание. И она никогда не искала своего. Она ради себя практически не жила и не живет. Она живет только ради детей. Вот у нас есть тоже многодетные семьи. Вот я хотел тоже этим поделиться. И есть такая вот семьи, такие достаточно, ну, бедно живут, просто. Да и мы-то всегда небогато жили. И вот она могла утром, когда ехала в храм, сесть на общественный транспорт, доехать, взять старших малышей, хотя у нее и свои внуки, и еще свои школьники у нас есть, и поехать с ними в храм, чтобы мама могла отдохнуть. Ну, например, на воскресную службу.

Кира Лаврентьева

— Вот та мама, другая?

Кирилл Беляев

— Другая мама могла отдохнуть, да. Она потом возвращала их, да, и шла домой. И она об этом никому не говорила. Но я еще до сих пор помню, у нас были семьи инвалидов, и я помню, она нас брала с собой в детстве, и мы ездили туда общаться, разговаривать. И вот мама приходила и разговаривал. Я сначала этого не осознавал, но сейчас только начал эти вещи как-то для меня понятны, почему это. Раньше я просто, ну, поехали, и поехали. А сейчас у меня вот эти воспоминания проходят в голове такие и я вот понимаю, что это значит вообще. Или вот самый интересный случай, который у меня больше... Один из немногих, который у меня до мозга костей, так сказать, зацепил. У нас, когда была у нас... Она моя младшая сестра, но она первая из нас всех, в 2014 году вышла замуж. И естественно, у нас как многолетняя семья, это как такая цыганская свадьба. И человек 200, наверное, если не больше. И я помню, вот мама идёт с этой вот нищенкой, которая стоит возле храма, и сажает её за стол. И она с нами со всеми сидела в конце и кушала. Сейчас она почила, её вроде Антонина или как это звали, Царствие ей Небесное, да. И она как-то это делала незаметно и тихо, и никто ничего не понимал. Я внимательный сын, я это замечал.

Кира Лаврентьева

— Какой Вы по счету?

Кирилл Беляев

— Второй.

Кира Лаврентьева

— Второй?

Кирилл Беляев

— Второй — это первый. Первый — проигравший. (Смеется.)

Кира Лаврентьева

— Вы старший, фактически?

Кирилл Беляев

— Да. Конечно, конечно, конечно. Ну, это я где-то тоже вспоминал, что первые дети в многолетних семьях — это эксперимент. Я вот смотрю на некоторые многодетные семьи, и действительно...

Кира Лаврентьева

— Так и есть.

Кирилл Беляев

— Прямо действительно у многих даже священников в семьях первые дети, они больше такие... взбаламученные, немножко закомплексованные, переживающие, а вторые уж такие, на расслабоне.

Кира Лаврентьева

— Да, а младшие вообще уверенные в себе.

Кирилл Беляев

— Я Верочку нашу вспоминаю, просто вообще такой чилл («чилл» — расслабленное состояние, приятное времяпрепровождение, отдых, отсутствие стресса и напряжения — прим. ред.), такой постоянный — все нормально.

Кира Лаврентьева

— Ну и плюс еще забота старших постоянно.

Кирилл Беляев

— И вот еще одна мысль по поводу мамы. Она никогда не искала своего и тут ради детей все время жила, да. И вот, мне она очень нравится. Вот когда у нас родился ребенок, вы знаете, вот некоторые люди, в принципе, это нормально, звонят, поздравляют, радуются: круто, ребенок родился! Я помню звонок мамы моей супруге. А, не супруге, простите, мне! Она так: «Кирилл, ну как? — говорит, — Я вас поздравляю! А как Людочка себя чувствует? А есть ли кто-то, кто ей поможет? Кто будет с малышами? Α как вот ...?» То есть у нее такие... С одной стороны она радуется, а с другой стороны она понимает, что это крест. Я иногда говорю, что дети — это утомительное счастье. У меня такая мысль, я ее везде произношу, мне кажется, я надоел этой мыслью, но дети — это утомительное счастье. Вот вы знаете, еще одна такая особенность. Когда я стал священником, я чувствую после литургии такую воздушность, ты как бы счастлив в процессе. А когда ты находишься с детьми, иногда ты так устаешь, и ты понимаешь, а где же это счастье? То есть в священстве ты в процессе чувствуешь, что ты счастлив, а с детьми ты можешь почувствовать, что ты по-настоящему только, когда обернулся. Конечно, я тоже счастлив с детьми, я тоже с ними играю, я тоже, так сказать, кайфую, прикольно с ними время провожу, веселимся. Но иногда бывает такое, что один на руках у тебя кричит, тебе надо отправлять какие-нибудь там... Вот я сейчас, учась в магистратуре, нужно какую-то работу отправлять, нужно отчёт по молодёжному служению писать, потом надо куда-то спешить, где-то опаздываешь там на вечернюю службу, и тут у тебя ребенок один плачет, жена там задерживается в поликлинике, и ты просто, у тебя уже... думаешь, ну где же это счастье? Потом ты садишься в машину в тишине. А! Едешь после службы, проходит время, да, там, и ты понимаешь, ну я же самый счастливый папа из всех. Получается, что вот с детьми ты оборачиваясь, понимаешь, что это счастье, а в священстве ты прямо сейчас, в данный момент счастлив.

Кира Лаврентьева

— Программа «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у нас в гостях священник Тихвинского храма Троицка города Москвы Кирилл Беляев. Меня зовут Кира Лаврентьева. Какой-то у нас очень искренний сегодня разговор. Отец Кирилл, и всё благодаря вам, как-то вы очень честно, так открыто всё нам рассказываете. И за это вам особая благодарность. Отче, что для вас самое главное в священстве? Какие задачи вы ставите перед собой как священнослужитель? Потому что понятное дело, что это такой путь, это целое дело, целое такое служение, и понятно, что наверняка вы размышляете об этом. Перед программой вы сказали: «Хочу быть хорошим священником». Что такое хороший священник?

Кирилл Беляев

— Вот такой вопрос очень, с одной стороны, лёгкий, с другой стороны, очень тяжёлый. Но, наверное, хотелось бы, чтобы для меня священство — это был образ жизни. Образ жизни. И хотелось бы, чтобы... Вот у Иоанна Кронштадтского есть такие мысли, что священник, в первую очередь, должен быть верующим человеком. Верующим, с одной стороны, немножко абсурдно. С одной стороны, немножко, может быть, абсурдно, как священник может ... , но в целом, наверное, это такая очень глубокая мысль.

Кира Лаврентьева

— Глубокая мысль.

Кирилл Беляев

— Хотелось бы, чтобы, да, чтобы это была очень такая крепкая, сильная вера. Вот как пророк Елисей попросил у пророка Илии, когда тот в колеснице, говорит, дай мне... Он на него скинул вот этот свой хитон, или не хитон, а вот какую-то... И попросил у него, чтобы у него была такая же сильная вера, такие же сильные дары. Те же дары, которыми обладал пророк Илия, чтобы и у пророка Елисея были. И хотелось бы так, чтобы вот эти, как бы сказать, дары священства, то есть в хорошем смысле, чтобы молиться и чтобы была возможность всегда совершать Божественную литургию, чтобы, наверное, через это призвание как-то люди утешались, общаясь. Ну, может быть, это немножко от тщеславия и от гордости, я не знаю. Ну, вот как это объяснить, может быть, так более доходчиво? Ну, как-то вот чтобы быть настоящим священником, вот. Ну, вообще это образ жизни, да. Образ жизни! Ну, и в то же время, конечно, хотелось бы, чтобы это всё гармонично сочеталось с семьёй, потому что это сейчас очень, наверное, большие вопросы, чтобы те священники, которые полностью отдаются своему служению, чтобы они не забывали про семью. Потому что для священника ведь самая первая паства — это его дети и его супруга.

Кира Лаврентьева

— Ваш папа успевал уделять вам время?

Кирилл Беляев

— Вот с одной стороны, да, а с другой стороны, нет. Почему я говорю с одной стороны? Вот в полном смысле, как папа, который выходил с нами погулять на площадке в джинсах, наверное, нет. (Смеется.) Но он как нам уделял время? Во-первых, он, когда мама с нами уже немножко не справлялась, ну в том смысле, что и нас было много.

Кира Лаврентьева

— Ну взрослые, конечно.

Кирилл Беляев

— А помогать было некогда, да, и нас, отец, нас двоих старших братьев брал в храм. И мы с ним ездили, мы начали в храм ходить с ним с трёх лет, я помню, ему было три года, но алтарничать мы стали уже, когда нам стихарики пошили, мне было шесть лет. И это не потому, что он хотел, чтобы мы были такие мега благочестивыми, просто мама уставала, ему надо было брать в практические моменты. Вот в этом смысле, да, он нас брал с собой, брал на требы. Вот я постоянно с ним ездил в кладбищенский храм, который они поставили в Дмитрово-Черкассах. Я постоянно с ним был на отпеваниях, постоянно был на Крещении с ним в соборе, вот когда крестили. То есть да, он нас брал с собой всегда, и в этом смысле он нам уделял время. А вот так, чтобы в таком, в классическом смысле, вот как папа, у него времени не всегда хватало. Мы жили очень просто и очень бедно. Очень просто и очень бедно. И, по крайней мере, до 2000 года мы жили... У нас был такой церковный домик, в одной половине жил... Он был на две части поделенный. В одной половине жил пратодиакон со своей семьей, соборной, а в другой половине мы. Вот и я помню, как он нас ставил на колени и... Ну, как ставил? В смысле, говорил: «Давайте помолимся». И мы вставали на колени и молились Спиридону, чтобы нам Господь послал жилье. И вот в 2000 году, в октябре или в ноябре, мы переехали. Нам действительно через добрых людей Господь послал квартиру большую. Тогда это была большая, там сто с чем-то метров. Нас было уже тогда шесть детей: Таня, Коля, Кирилл, Аня, Сергей, Феодора. А, нет, вот шестая родилась Феодора. Как раз-таки ее назвали Феодорой, потому что это Божий дар, Фёдор — Божий дар, и отец ее назвал Феодорой, потому что вот мы переехали в квартиру, и мама как бы уехала из старого дома в роддом...

Кира Лаврентьева

— В роддом, а приехала в новую квартиру.

Кирилл Беляев

— Да, да. Но зато, вы знаете, он... вот говорят «Не уделял время». Но для меня уделять время во многом, конечно, как я уже говорил, это пример. То есть все-таки для меня отразилась его какая-то такая правильная, так сказать, жизненная позиция, такая настоящая — пастырь до мозга костей, действительно.

Кира Лаврентьева

— Отец Кирилл, когда к вам приходят люди и задают сложные жизненные вопросы, касающиеся каких-то трагических или трудно разрешимых жизненных ситуаций, и у вас, например, подобного опыта собственного нет, и вы не можете посоветовать что-то от себя, что вы тогда делаете? Вы, я помню, опять же, перед программой сказали, что очень боитесь младостарчества такого некого. Поэтому, чтобы не уходить вот в это состояние такое, заблуждения младостарческого, как вы решаете для себя этот вопрос?

Кирилл Беляев

— Ну, во-первых, можно вот так посмотреть на небо, перекреститься.

Кира Лаврентьева

— Сказать: Господи, Ты Сам знаешь, что нужно!

Кирилл Беляев

— Сказать: Господи, помоги! У меня очень замечательный настоятель, отец Николай Степанычев. Во-первых, он очень мудрый, рассудительный. Во-вторых, он очень добрый. И мне нравится, как он умеет в какие-то сложные моменты реагировать и отвечать. И я всегда могу посоветовать людям, куда можно пойти и у кого спросить. Я очень молодой священник, и у меня пасторского опыта практически нет. Но есть какие-то некоторые наблюдения, вот. И поэтому в этом смысле мне проще, да. Потому что я знаю, кому можно... Вот ведь опять, я знаю.

Кира Лаврентьева

— Ну...

Кирилл Беляев

— Да, и я, как бы сказать...

Кира Лаврентьева

— Ну а как? Вы знаете к кому направить!

Кирилл Беляев

— Да, могу предположить, к кому можно посоветоваться.

Кира Лаврентьева

— Вы же не говорите: я знаю, что сказать.

Кирилл Беляев

— Да.

Кира Лаврентьева

— Вы знаете к кому направить! Это немножко другое знание, это не тщеславное знание.

Кирилл Беляев

— Да, но вы знаете, вот иногда люди, которые приходят по моим наблюдениям, да, не от опыта, а по наблюдениям, иногда они рассказывают какую-то очень тяжелую жизненную историю, и ты вроде думаешь, надо же что-то ответить, а потом ты просто молчишь, они говорят-говорят-говорят, успокаиваются, и говорят: «Батюшка, благословите», — и уходят. И ты радуешься, что тебе не надо было ничего говорить, но ты понимаешь, что они выговорились, и, наверное, Господь как-то их утешил.

Кира Лаврентьева

— Господь их услышал.

Кирилл Беляев

— Утешил, услышал, да-да-да. Вот, так что прям такие какие-то из ряда вон выходящих...

Кира Лаврентьева

— Есть что-то, что вам очень трудно? Ну, прямо вот... Прямо приходится себя преодолевать. Если это не секрет, если это что-то интимное, там личное, пожалуйста, не озвучивайте.

Кирилл Беляев

— Рано вставать.

Кира Лаврентьева

— А, всё-таки режим! Режим священнический. (Смеются.)

Кирилл Беляев

— Нет, вы знаете, ну...

Кира Лаврентьева

— Мне ребёнок говорит: «Мама, я бы, конечно, стал священником, но это очень трудно физически. Это же на службах надо быть. Это рано надо вставать».

Кирилл Беляев

— А я, наоборот, полюбил службы, когда стал священником. Я когда был мирянином, мне было очень тяжело встать. Я не мог вообще. А когда я стал священником, мне даже нравится. Потому что ты участвуешь. И поэтому я иногда, так сказать, вот недавно я выходил из алтаря, я смотрю, женщина или уже бабушка резко вскакивает со стула. То есть такое ощущение, что она немножко переживала, что я сделаю замечание — почему она сидит на службе. Я так умилился, я даже радуюсь, ну посиди ты, ладно, что ты, чего ты, не переживай. Она просто, видимо, переживала, что я вот священник, вышел из алтаря во время службы, и она сидит. Ей показалось, что неловко, она так вскочила и думала, ну, как будто бы я не замечу, и она так типа стоит и молится. Я так умилился, как ребёнок в школе, знаете. Да, бабуль, сиди ты, сиди, конечно! Это же распространенное такое, что лучше сидя думать о Боге, нежели стоя о ногах, понимаете. Поэтому вот, а сложнее всего, я даже не знаю. Не знаю, иногда кажется, что всё очень тяжело, а иногда кажется, что всё очень легко. От внутреннего состояния души, если мир в душе, то всё хорошо. А если ещё кофейку бахнул вкусного, вообще классно. (Смеётся.)

Кира Лаврентьева

— Жизнь прекрасна! Всё, энергия пошла в жизнь.

Кирилл Беляев

— Да-да-да.

Кира Лаврентьева

— Но на самом деле, по большому счёту, конечно, источник жизненной энергии — это Господь.

Кирилл Беляев

— Сто процентов.

Кира Лаврентьева

— Когда ты вот в мире, да, душевном, с Богом, тебе и кофеёчек, и природа, и вот всё, и фильм интересный, и книга, и тебе всё доставляет радость.

Кирилл Беляев

— Легко всё доходит.

Кира Лаврентьева

— Если ты теряешь связь с Богом, тебя ничего не может порадовать.

Кирилл Беляев

— Мне очень нравится эта мысль. Я её тоже очень часто повторяю. Мне кажется, эти мысли, которые мне в голову приходят, я их так часто повторяю, что они уже всем надоели. Что вот мирное устроение души — это критерий близости к Богу.

Кира Лаврентьева

— Точно.

Кирилл Беляев

— Иногда кажется, что ты делаешь всё правильно, но у тебя нет внутреннего устроения души, и ты теряешься, и тебе тяжело. А иногда кажется, что, может быть, ты где-то и ошибся, но у тебя мир на душе. Вот это, наверное, очень очевидно, и то, что такое какое-то морализаторство, но иногда мы часто любим кому-то делать замечания. Потому что очевидно, ты знаешь, как правильно, и ты хочешь подойти и сделать замечание. Ты делаешь замечание, человек исправляется, но он на тебя немножко огорчается, ты немножко раздражился. Ну и нужно ли было тебе делать замечание? Может быть, ты просто бы как-то вздохнул бы про себя: Господи, исправь, прошел бы мимо, никому бы замечание не делал, и у себя бы ты мир не нарушил, и у другого человека мир бы не нарушил. Тут тоже, вроде бы, это Антоний Великий, нет, спросили, говорят : вот геронда, старец, что бы ты сделал, если ты пришел в храм и увидел, что наш брат спит? Он говорит: я бы ему подушку под голову подложил.

Кира Лаврентьева

— Точно.

Кирилл Беляев

— Ещё мне нравится мысль, я её услышал от отца, но последнее время я очень часто слышу, что лучше согрешить в милости, чем в строгости.

Кира Лаврентьева

— То есть лучше кого-то лишний раз пожалеть, чем кого-то лишний раз наказать.

Кирилл Беляев

— Это очень мне нравится, эта мысль. У меня отец ее несколько раз повторял, и я от него ее взял. Недавно я ее уже где-то слышал.

Кира Лаврентьева

— Мне это очень близко. Я сразу про детей своих думаю. Мне это очень близко. Но опять же, найдутся люди, и, возможно, они тоже будут правы, которые скажут, что кто жалеет розги своей, пока ребенок маленький.

Кирилл Беляев

— Я такое тоже часто встречаю, и я тоже иногда думаю, а может быть, всё-таки надо быть жёстче.

Кира Лаврентьева

— Да, как-то наказывать.

Кирилл Беляев

— Но мне кажется, у каждого путь очень индивидуален. Мы же видим примеры жизни, когда дети рождаются в строгом воспитании, и в результате они уходят из церкви. Ну или, по крайней мере, они перестаёт жить той полнотой церковной жизни, как они жили в семье. Или наоборот, со мной, например, в общаге жил парень-сирота, Лёша. Замечательный человек, воспитывался он в детдоме. И он остался церковным человеком.

Кира Лаврентьева

— Удивительно.

Кирилл Беляев

— А где тут параллель? Вот как он оказался в Тихоновском университете и остался в церкви? Получается, всё очень индивидуально. Банальная мысль такая, что пути Господни неисповедимы, всё очень индивидуально. А может быть, наоборот. Мы знаем строгие семьи, где действительно хорошие плоды. И есть семьи, которые были немножко расхолажены в воспитании детей, у них, например, не очень сложились судьбы детей. То есть, может быть, и по шаблону, и не по шаблону, всё очень индивидуально. И в этом смысле исход только...

Кира Лаврентьева

— От Бога!

Кирилл Беляев

— От Бога, да.

Кира Лаврентьева

— Спасибо огромное за этот искренний разговор. Дорогие друзья, у нас в студии был священник Тихвинского храма Троицка города Москвы, Кирилл Беляев. Меня зовут Кира Лаврентьева. Отче, приходите к нам обязательно ещё. Как-то очень мирно и тихо после этого разговора. Спасибо вам огромное. Помощи Божией.

Кирилл Беляев

— Да, и вам спасибо.

Кира Лаврентьева

— До свидания.

Кирилл Беляев

— Всего доброго, да.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Отношение к смерти в Новом Завете». Священник Александр Сатомский
• «Ценность семьи». Анна Мугачева
• «Успение Пресвятой Богородицы». Протоиерей Павел Карташёв

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов