"Жизнь авторской песни". Светлый вечер с Александром Костроминым (20.04.2017) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Жизнь авторской песни". Светлый вечер с Александром Костроминым (20.04.2017)

* Поделиться

Александр КостроминУ нас в гостях был заместитель директора по художественным вопросам Московского городского Центра авторской песни, гитарист Александр Костромин.

Мы говорили о творческом пути нашего гостя, о его работе с Алесандром Городницким, а также о том, как сегодня живет такое направление, как авторская песня.


А. Пичугин

В студии светлого радио приветствуем вас мы, Лиза Горская...

Л. Горская

– И Алексей Пичугин.

А. Пичугин

– Сегодня вместе с нами этот «Светлый вечер» проведет заместитель директора по художественным вопросам городского Центра авторской песни, Александр Костромин. Здравствуйте,

А. Костромин

– Здравствуйте, с праздником.

А. Пичугин

Да, у нас Светлая седмица. Христос воскресе!

Л. Горская

– «Воистину воскресе!» – ответила я за наших слушателей.

А. Пичугин

– Почему мы смеемся, потому что мы долго сейчас думали, как представить Александра Николаевича здесь у нас в студии, решили, что бардом, наверное, не совсем правильно, потому что своих песен вы не пишете.

А. Костромин

– Ну, бард это поющий поэт, это термин вполне, так сказать, устоявшийся и древний, и Пушкин его еще применял в этом смысле.

А. Пичугин

– Мы даже менестрелем думали, но все равно.

А. Костромин

– Да, менестрель, в общем-то, это поющий поэт, еще играющий на гитаре, а я не поэт. На гитаре-то я играю и, в основном, моя сценическая деятельность – я аккомпаниатор.

А. Пичугин

– Ну, в частности, Александру Городницкому.

А. Костромин

– В частности, Александру Городницкому, Александру Дулову, Юрию Кукину и прочим классикам того, что сейчас называется авторской песней, включая даже, как это ни покажется странным, автора легендарной песни «Бригантина подымает паруса», Георгию Соломоновичу Лепскому, автору музыки. Павла Когана убили на войне, а этот дожил до 80 с лишним лет. И мне выпало счастье играть «Бригантину» в подлиннике.

Л. Горская

– Что значит, играть в подлиннике?

А. Костромин

– Ну не со слуха, не из устной передачи, как она обычно жила в народе, а автор мне все показал: играй вот так, вот тут вот такой аккорд, а тут вот такой проигрыш надо сыграть. Это все вот такая вот, ну подлинник – передача непосредственно музыки от автора к тому, кто будет ее играть.

А. Пичугин

– У меня замечательная возможность задать вопрос, который меня очень давно интересует. Я где-то слышал, что Александр Моисеевич Городницкий все-таки играет иногда на гитаре сам.

А. Костромин

– О да. И даже у него были как-то гастроли по Америке, одни из первых, когда он поехал туда без аккомпаниатора, и ни с кем заранее не договаривался, и поехал с гитарой. Ну, вообще это было испытание не для слабонервных – слушать Городницкого, играющего на гитаре. Он предварительно дал концерт в Москве, в Энергетическом институте, а я стоял в кулисе, мне было очень плохо. Я рвался в бой, чтобы ему помочь, его подержать, а он героически, значит, преодолевал сопротивление материала. Ну, как-то он харизмой своей, обаянием и тем, что он автор, ему многое прощается, он справился с этой задачей. Плохо, но справился.

А. Пичугин

– Но зато честно.

А. Костромин

– Но зато честно, это именно так. Но он этого не любит, вот на гитаре играть сам. Все-таки когда есть приличный гитарист, ему легче, и главное, результат для слушателя лучше.

Л. Горская

– Что за художественные вопросы такие? Ваша должность звучит как заместитель директора по художественным вопросам – сравнительно необычная формулировка.

А. Костромин

– Да, видите ли, меня даже иногда называют художественным руководителем городского Центра авторской песни. Но образ художественного руководителя, он в нашем жанре в вот этой авторской, бардовской песне он практически нереален. Руководить художественно людьми, пишущими сугубо индивидуально, и вся ценность которых состоит в том, чтобы быть самим собой, ну это задача какая-то в моей голове не укладывающаяся. Как можно руководить человеком, задача которого в творчестве быть самим собой, как? Кто может себе это представить? Поэтому художественное руководство такого рода оно сводится просто к мониторингу окружающей среды, поиску авторов интересных. Ну вот, в частности, у нас всегда по четвергам в Центре авторской песни идут концерты, и вот кто именно будет выступать, в конечном итоге, во многом определяю я.

А. Пичугин

– А где находится центр?

А. Костромин

– Это метро Новокузнецкая, Большой Овчинниковский переулок, 24. В помещении московского дома самодеятельного творчества.

А. Пичугин

– Прийти может любой человек?

Л. Горская

– Ну, конечно, там небольшой, правда, зал, но...

А. Пичугин

– Центр Москвы, удобно.

А. Костромин

– Да, это рядом с метро, 5 минут, очень удобно. Ну и, собственно, художественным руководителем я стал тогда, когда в Центре авторской песни была группа художников, которая занималась оформлением сцены для больших концертов. И в зале «Россия» визборовские вечера, и в ДК «Меридиан» какие-то еще крупные мероприятия, и у себя в Центре авторской песни. И вот оказалось, что художники нуждаются в художественном руководстве, потому что идей много, идеи все разнонаправленные. Художник – человек, задача которого скорее сводится к бессознательному действию, чем к сознательному. И вот тут уже была возможность поруководить художниками, с чем я, на мой взгляд, небезуспешно справлялся достаточно долгое время.

Л. Горская

– Ну вы сказали такую вещь интересную, что нельзя руководить человеком, чья задача в творчестве быть самим собой. Но на самом-то деле, человек и в том числе художник не всегда может быть адекватным мерилом самому себе и может он куда-то не в ту сторону развиваться и этого не замечать. Тут как-то, мне кажется, все-таки не до конца абсолютное утверждение.

А. Костромин

– Ну, до конца абсолютно утверждать что-либо трудно. Но у нас есть ряд как бы наблюдений за авторами. И первое, что ограничивает автора, это собственная совесть. Это раз. А второе, чем автор, в основном, как правило, руководствуется это все-таки слушатель. Слушатель близкий друг, слушатель в небольшой компании всегда скажет: «О, у тебя ничего не получилось! Вот эту вот песню выкинь и никому не показывай». И проверка песен это только проверка слушателем. Потому что стихотворение может лежать 200 лет на бумаге, потом его найдут, скажут: какое замечательное стихотворение. Песня – нет, песня это штука, живущая только в процессе ее звучания. Пока она звучит, она песня, потом она отзвучала, это уже воспоминание о ней, а не песня.

А. Пичугин

– А как же, например, множество песен Высоцкого, которые напечатаны в сборнике стихов Владимира Семеновича, да, стихотворения. Мы знаем, что есть песня, но вот отдельно существует еще стихотворение, которое можно читать.

А. Костромин

– Можно читать, но является ли это стихотворение той песней Высоцкого, которую он придумывал? Нет, конечно.

Л. Горская

– А как же те песни, которые в голове звучат по кругу? В английском языке даже для этого специальное слово есть, правда, я его не помню, как и много другое. Но даже есть специальный термин, который обозначает ту песню, которая засела у тебя в сознании, и вот она у тебя играет, играет, играет...

А. Пичугин

– У нас у всех каждый день новые, по-моему, да такие.

А. Костромин

– Ну, тут очень по-разному. Во-первых, надо разделить сразу на левых и на правых. Есть классический такой пример, каким образом попса, попсовые песни устроены. Там есть какая-то простая, легко запоминающаяся фраза и вот она крутится. Вот ты шел мимо ларька, услышал, она прицепилась, и ты ее вот так вот в голове крутишь. А совершенно другое дело массив песен, например, того же Высоцкого, которые можно вспомнить сколько угодно, начиная от какого-нибудь «Если друг оказался вдруг...» мысленно, в голове. Воспроизводить их для себя, для решения каких-то своих задач. В связи с какой-то проблемой, вдруг вспоминается какая-то песня, и ты в ней находишь для себя какой-то отклик, какую-то поддержку и ее крутишь. Это совершенно два разных механизма: механизм принудительного верчения музыкальной фразы попсовой и воспоминание песни как интонационно-музыкально-словесного высказывания, что человек запоминает и воспроизводит внутри себя вполне адекватно.

А. Пичугин

– Меня в этом отношении удивляло очень долго, многие барды любят исполнять песни на стихи Бродского, которые очень, на мой взгляд, тяжело ложатся на такое исполнение под гитару. Олег Митяев, у него, по-моему, целый альбом был

А. Костромин

– Да.

А. Пичугин

– песен на стихи Бродского. Но нет, еще могу сейчас навскидку, может быть, фамилии не все вспомню, но очень много исполнителей, для которых вот Бродский... Мы уважаем Бродского, да, очень любим Бродского, но он с листа читается, но он никак под гитару не звучит, практически весь, кстати.

А. Костромин

– Здесь есть такое вот противоречие. В чем оно выражается. Эффект первой влюбленности: в каком виде вы первый раз познакомились с тем или иным стихотворением Бродского. Если вы прочли его с листа, и вам вдруг преподносят какую-то песенку, музыка которой выражает совершенно другое отношение, не то, которое возникло у вас с листа, то конечно, тут отторжение неизбежно. И наоборот. Дело в том, что ведь Бродский долгие годы был непечатным в стране. И если вы узнали какую-то песню со слуха и узнали фамилию Бродский не через самиздат, а через магнитиздат, узнали, что песня на стихи Бродского, песня Евгения Клячкина, например, в частности. Если вы так узнали «Пилигримов», например, Бродского, то «Пилигримы» уже потом читаются так... ну читаются, а мелодия возникает сама. Как вот с текстами песен Высоцкого. Если вы знали мелодию, вы не сможете прочитать ее как стихотворение, чтобы не возникла ритмическая основа, мелодическая основа, та, которая была у Высоцкого, интонация.

А. Пичугин

–У нас Александр Костромин в гостях. Давайте переходить к музыке.

А. Костромин

– Я не знаю, уместно ли будет в Светлую седмицу петь вот эту песню, но она как-то у нас была в разговоре уже упомянута

Л. Горская

– «Бригантину» мы не будем петь.

А. Костромин

– «Бригантину» мы не будем петь, а Бродского песню «Пилигримы» я бы спел сейчас.

А. Пичугин

– Ну давайте, может быть, это станет подтверждением моих слов, а может быть ваших.

А. Костромин

– Да, а может быть, наоборот. Это одно из самых ранних стихотворений Бродского и первая песня, написанная Клячкиным вообще в жизни, написанная на спор. Нет, это вторая песня, написанная в жизни, но написанная на спор. Причем в Питере были уверены, что на Бродского песен писать нельзя, а Клячкин на спор, значит, это сделал.

Мимо ристалищ, капищ,

мимо храмов и баров,

мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,

мира и горя мимо,

мимо Мекки и Рима,

синим солнцем палимы,

идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,

голодны, полуодеты,

глаза их полны заката,

сердца их полны рассвета.

За ними встают пустыни,

вспыхивают зарницы,

звезды дрожат над ними,

и хрипло кричат им птицы:

что мир останется прежним,

да, останется прежним,

ослепительно снежным

и сомнительно нежным,

мир останется лживым,

мир останется вечным,

может быть, постижимым,

но все-таки бесконечным.

А. Пичугин

– Мы напомним, что у нас в гостях сегодня Александр Костромин. Мы говорили, что будем представлять Александра Николаевича, как заместителя директора по художественным вопросам городского Центра авторской песни. Я не знаю, вот в данном случае с «Пилигримами», наверное, ваша правда – звучит очень хорошо. Лиза не даст соврать, как человек знакомый с античной археологией, что бесконечные «Письма римскому другу», переложенные под гитару, вот это ужасно. Хотя я очень люблю это стихотворение.

Л. Горская

– Есть много ужасного, но и прекрасного тоже много. А мне вот Окуджава нравится.

А. Пичугин

– Мне тоже очень Окуджава нравится.

А. Костромин

– Мы вообще без Окуджавы никак.

Л. Горская

– Авторская песня, насколько она сейчас востребована? Вот из первых уст хочется узнать от вас это.

А. Костромин

– В каком-то смысле, авторская песня умерла еще году в 83-м.

А. Пичугин

– Еще аж в 83-м?

А. Костромин

– И поэтому востребована она, скажем так, совсем не так, как когда-то она была востребована. И вообще, говорить об этом живом некогда явлении довольно проблематично. Это один подход. А с другой стороны, авторская песня сейчас настолько развитое, многогранное, разнообразное явление, что жизни в ней стало на порядки больше, чем когда-то было до 83-го года. Правда, востребованность ее параллельно с разнообразием, распределилась. Как кто-то любит арбуз, а кто-то свиной хрящик.

Л. Горская

– Я арбуз.

А. Костромин

– И говорить о единстве востребованности авторской песне в обществе нет никаких оснований. Потому что любители Щербакова терпеть не могут Митяева, и наоборот.

А. Пичугин

– Это я хорошо знаю. Я достаточно много общался с ребятками очень талантливыми, которые ну там сейчас, наверное, заканчивают институты, но все равно там, 18, 19, 20 лет. И они, я их наблюдал класса с 8-го или 9-го, их водили в походы учителя, они все росли на авторской песне, причем разной для них. Нет, Митяев это все особняком стоит.

А. Костромин

– Ну да, народный артист он и есть народный артист.

А. Пичугин

– Мы очень хорошо относится к Олегу Митяеву.

А. Костромин

– И мы.

А. Пичугин

– Он был в нашей программе, но дело не в этом...

А. Костромин

– Он человек замечательный, самое главное.

А. Пичугин

– Да, а вот Щербаков из современных, туда же относится Веня Дыркин, который совсем особняком стоит, с другой стороны, туда же и Башлачев будет относиться, и туда же и Окуджава, и...

Л. Горская

– А Алексей, ему важно все каталогизировать. Из него бы хороший коллекционер чего бы то ни было вышел. У него бы коллекция была в полном порядке.

А. Пичугин

– Меня, знаешь, другое удивляет, что у детей... Хорошо, они могут узнать Дыркина, потому что это хотя бы их родителей, а они там сами 95-го, 6-го, 7-го годов рождения, соответственно, меня удивляет то, что они хорошо знаю бардовскую песню 70-х годов, 80-х годов, 60-х.

Л. Горская

– Да дети вообще много всего неожиданного знают зачастую.

А. Костромин

– Ну дети, дети есть, так сказать, люди неиспорченные, и из того, что им предлагает окружающая среда, они выбирают то, что им нравится.

Л. Горская

– Мне у друга 13-летний сын неожиданно обнаружил полное знание сочинений Цоя.

А. Костромин

– Ну почему нет?

А. Пичугин

– Ну Цой, я еще могу понять.

Л. Горская

– Но, тем не менее, никто из родителей уже давно Цоя не слушал.

А. Костромин

– Что касаемо Цоя и далее, далее я бы распределил так вот: Цой, Дыркин, Башлачев – в порядке удаления, да, все-таки рок-музыка это не так просто.

А. Пичугин

– Ну Дыркина к рок-музыке мы только с натяжкой можем отнести.

А. Костромин

– А почему, собственно?

А. Пичугин

– А я вообще не знаю, что такое рок-музыка.

Л. Горская

– А потому что Алексею нужно каталог свой сформировать.

А. Костромин

– Вот видите ли, значит, Алексей, точно также, как никто не знает, что такое авторская песня, нет такого ответа, и точно также никто не может ответить на вопрос, а что такое рок музыка. Есть две дефиниции, да вот, авторская песня и рок-музыка. Во-первых, авторская песня как дефиниция подразумевает-таки песни, а рок-музыка как дефиниция подразумевает музыку, в которой слова, текст слов играет вторичное, подчиненное значение имеет. Играет вторичную роль.

Л. Горская

– Их может вообще и не быть.

А. Костромин

– А может и не быть, да, в конченом итоге. Ну, в качестве примера я вам скажу, что молодежь очень любит, вот сколько я сам когда был молодежь, я очень любил «Битлз» и так далее, и «Роллинг Стоунз», как положено, вот абсолютно ни бельмеса не понимая текст. Абсолютно. Я знаю там английский язык в пределах средней школы, ну там «ай лов ю», я понимаю, а что они, какие там тонкости текста...

А. Пичугин

– То есть когда вы взяли и перевели текст...

Л. Горская

– Зачем портить песню текстом.

А. Костромин

– Нет, когда почитал переводы, я стал относиться к «Битлз» по-другому.

А. Пичугин

– По-другому? Не хуже, не лучше, а просто по-другому.

А. Костромин

– Ну как, вот с точки зрения классификации в окружающей среде, они заняли вполне определенное место, не пересекающееся, например, с Окуджавой, с местом занятым Окуджавой.

А. Пичугин

– Странно, если бы «Битлз» с Окуджавой пересекались.

А. Костромин

– А вот с Дыркиным они пересекаются.

А. Пичугин

– Да, да, абсолютно соглашусь. А вообще о феномене авторской песни. Вот в 50–60-е годы, самое начало. А откуда? Оттепель, походы – вот что должно было сойтись, чтобы возник в Советском Союзе феномен авторской песни? Это исключительно наше или это всемирное что-то, в то же время, чуть раньше, чуть позже это было и в Штатах, и в Европе, и где угодно?

А. Костромин

– И да, и нет. Мы, с одной стороны, должны сказать, что тот же Вертинский писал авторскую песню, то есть песню и слова, и музыку, и исполнял ее самостоятельно еще до 17-го года, еще, как говорят, при царском режиме. Вертинский был не один. Тот же автор слов песни «Дорогой длинной» Констанитин Подревский.

Л. Горская

– По полю минному.

А. Костромин

– «По полю минному» – это уже было потом. То есть собственно как феномен все в одних руках, в чем идея авторской песни мировая. Мировая идея – это автор, исполняющий собою написанные стихи на собою написанную музыку. Сам. Это вот все творчество в одних руках, от замысла до его реализации, до публикации. Когда человек поет уже эту песню это вот факт публикации, его слушают. А с другой стороны, наша-то песня, она считается родом с 50-х годов, с после войны, хотя

А. Пичугин

– Война водораздел.

А. Костромин

– Хотя бы после войны, но фактически после XX съезда, после смерти Сталина.

А. Пичугин

– А простите, что перебиваю, Окуджава вспоминал, его самая первая песня, которая датирована 46-м годом, правда, насколько я помню, он ее исполнять начал гораздо позже...

А. Костромин

Неистов и упрям, гори огонь, гори...

А. Пичугин

–Лиза мне показывает, чтобы я не пел.

Л. Горская

– Извините.

А. Костромин

– Ну почему же...

А. Пичугин

– А 46-й год – это 10 лет до XX съезда.

А. Костромин

– 47-й, там он немножко забыл, когда говорил про 46-й, но найденный автограф датирован 47-м годом. И совершенно неизвестно, пел ли он ее тогда. Запел-то он ее, видимо, позже.

А. Пичугин

– Нет, это факт, что позже.

А. Костромин

– И Окуджава, в частности, ведь запел не совсем самостоятельно. Ну, во-первых, он пел всякие песни – и во дворах, и в армии был ротным запевалой. И после войны его тесть обучил играть на гитаре три аккорда, и они там радостно пели все подряд. Очень много всяких песен было. И идея писать самому возникла только после знакомство с Ивом Монтаном, с творчеством французских шансонье у Окуджавы. Он, как же так, говорит, про Париж такая замечательная песня есть, а про Москву нету.

Л. Горская

– А в Париже, кстати, нет проблем с тем, чтобы купить диск Окуджавы.

А. Костромин

– А у нас проблемы есть. Как раз недавно был концерт Вероники Долиной, которая как раз жаловалась, говорила, ну что ж такое, приезжаешь в Париж во всех ларьках просто широкий выбор, и Окуджава наш лежит, а у нас?

А. Пичугин

– Окуджава, мы говорили об Окуджаве, наверное, и песня сейчас какая-то его должна прозвучать, логично.

А. Костромин

– Ну, наверное, к разговору придется петь песенку, с которой, собственно, Окуджава начался, подражание песне про Париж монтановской.

А. Пичугин

– Мы напомним только, что у нас в гостях Александр Костромин, заместитель директора городского Центра авторской песни. Лиза Горская и Алексей Пичугин. Сейчас у нас песня Булата Шалвовича Окуджавы, и мы вернемся в эту студию через несколько минут.

На Тверском бульваре

вы не раз бывали,

но не было, чтоб места не хватило

на той скамье зеленой,

на перенаселенной,

как будто коммунальная квартира.

Та зеленая скамья,

я признаюсь без вранья,

даже в стужу согревала непутевого меня.

А с той скамьи зеленой,

с перенаселенной,

случается, и при любой погоде,

одни уходят парами

дорожками бульварными,

другие в одиночестве уходят.

Та зеленая скамья,

я признаюсь без вранья,

для одних недолгий берег, для других дымок жилья.

А. Пичугин

– Мы возвращаемся в студию светлого радио. Здесь Лиза Горская, я, Алексей Пичугин. И в этой студии вместе с нами Александр Костромин, заместитель директора городского Центра авторской песни.

Л. Горская

– Кстати, о зеленой скамье. Они еще есть на Тверском бульваре, эти скамейки, не подверглись реновации?

А. Пичугин

– Скамейки есть, я недавно видел, а какого цвета, не помню.

Л. Горская

– Ну те самые есть?

А. Костромин

– Нет, цвет коричневый теперь, это какую-то краску придумали.

Л. Горская

– Как мы любим.

А. Костромин

– Чтобы не гнила древесина.

А. Пичугин

– Нет, вот классических скамеек с закруглениями, их нет.

Л. Горская

– Алексей изображает чугунные вот эти...

А. Пичугин

– Не чугунные, деревянные из детства скамейки, вот такие зеленые, вот такие загнутые.

Л. Горская

– Да, ну у них чугунное основание.

А. Пичугин

– С чугунным основанием, да.

Л. Горская

– Их нет. Такие они хорошие были.

А. Пичугин

– Очень хорошие, да. Только обычно разломанные все. А скажите, пожалуйста, Александр Николаевич, а в вашу жизнь авторская песня таким образом как вошла? Вот вы говорили, что XX съезд, но вы были тогда маленьким совсем. А потом все это в развитие пошло. И вот со студенчества или со школы?

А. Костромин

– Ну, началось где-то со школы, причем довольно забавно. Где-то лет 12 мне было, и почему-то мы были с родителями в Праге. Отец у меня занимался криогенной техникой, и в качестве эксперта по строительству криогенного завода в Брно его друзья вытащили в Прагу, где он там сидел и я уже не знаю точно, чем занимался, но, видимо, эксперт по криогенной технике.

Л. Горская

– Вы простите мое невежество, а что такое криогенная техника?

А. Костромин

– Это глубокий холод. Собственно, я родом из города Балашиха, а в городе Балашиха...

Л. Горская

– Один или два?

А. Костромин

– Что вы говорите?

Л. Горская

– Их есть один и два Балашиха.

А. Костромин

– Три.

А. Пичугин

– А сколько еще Балаших?

А. Костромин

– А Балашиха-3, собственно, это поселок, который образовался при двух заводах: при кислородном заводе и заводе криогенного машиностроения. И оба завода, и кислородный, и, в особенности, криогенного машиностроения были организованы и созданы под руководством Петра Леонидовича Капицы, для космической программы, ибо наши ракеты без жидкого кислорода летать не могут. Поэтому кислородный завод должен создать жидкий кислород, а чтобы он его мог создать, нужна техника. И вот папа у меня как раз криогенщик, занимался этой техникой. Но дело-то не в этом...

А. Пичугин

– Ну вы в Прагу поехали.

А. Костромин

– Но дело в Праге, да. Ну советская школа, там все свои, пионерский лагерь...

А. Пичугин

– Это до 68-го года?

А. Костромин

– Это сейчас, можно сказать точно, это, наверное, 63-й, да, 12 лет – 63-й год. И самый хулиганистый парень у нас в классе, Сережа Метельский, в пионерлагере спел меня несколько песен, причем с таким комментарием...

А. Пичугин

– «Когда качаются фонарики ночные»?

А. Костромин

– Нет, ну эта тоже была песня. Эта песня тоже была, «Когда качаются фонарики...»

Л. Горская

– Сергей, вы нас слышите, напишите нам, пожалуйста, в редакцию письмо, Сергей Метельский.

А. Костромин

– Сергей Метельский, он сейчас резчик по дереву, вот где-то живет в Подмосковье, в районе Чкаловской, по-моему.

А. Пичугин

– Все там, недалеко от Балашихи.

А. Костромин

– Да. И вот там в Москве, говорит, такой мужик есть – Окуджава зовут. Такие песни блатные пишет, замечательные! И вот песня, говорит: «За что ж вы Ваньку-то Морозова...» – как блатная песня, вот была моей первой песней, которая меня потрясла.

А. Пичугин

– Ее можно так в трех аккордах, по-блатному.

А. Костромин

– В двух. Окуджава ее специально делал, упрощал до предела, на два аккорда. Ну давайте, я ее спою уже, не будем показывать...

А. Пичугин

– Нет, целиком не будем, да, ну вот буквально чуть-чуть.

А. Костромин

За что ж вы Ваньку-то Морозова.

Ведь он ни в чем не виноват.

Она сама его морочила,

А он ни в чем не виноват...

Вот это вот «он ни в чем не виноват» меня настолько задело. И главное, что в песне-то ничего блатного-то нету.

А. Пичугин

– Абсолютно.

А. Костромин

– Окуджава сам по поводу вот этих упреков в том, что он писал блатные песни, всегда говорил, что, помилуй боже, говорит, это где блатные песни, а где вот этот Ванька Морозов, это совершенно разные вещи. И вот таким образом, это была первая песня, текст которой и мелодию я выучил наизусть. На гитаре играть не умел, даже не пытался тогда. Но организм ее воспринял уже как нечто интересное. Потом была песенка про черного кота: «Во дворе подъезд известный...», потом еще «Ленька Королев». И вот первые песни были вот так вот, изустно запоминающиеся, со слуха. Плюс к этому радиостанция «Юность» в те годы затеяла цикл передач под название «Барды и менестрели», откуда и пошло, собственно, вот это словоупотребление. И там тоже иногда чего-то было такое интересное. И Визбор, и Якушева, и Дольский, уж Ким, не помню, кого там только ни крутили. Но вот Окуджава, он был первым. А потом дальше, когда мы вернулись из Праги, весь 9-й класс пел, и пел вот эти вот бардовские песни. И Окуджаву, и Визбора, и Анчарова, и бог весть кого...

А. Пичугин

– А вы с самого начала определили, что вы свои стихи ну или не пишете или песни на них не исполняете?

А. Костромин

– Видите ли, вот, так сказать, самоцензура бывает двух родов. Бывает самоцензура по идейной стороне вопроса, а бывает самоцензура по вопросам качества.

А. Пичугин

– Второе гораздо реже.

А. Костромин

– И когда я в свои 17 лет, как положено, так сказать, под влиянием стереотипа окружающей среды, что надо писать стихи, надо писать песни, попробовал это. Я с интересом посмотрел на результат отстраненным взглядом и сказал: да господи, да зачем загрязнять окружающую среду такой вот, таким безобразием, когда кругом столько замечательных песен, которых я не знаю. Зачем я буду сам писать плохо, давайте-ка я лучше поучусь чем-нибудь хорошему. И так с тех пор и пошло. И до сих пор мне хватает хорошего, которое лучше, чем я могу написать сам.

А. Пичугин

– А кстати, хорошее появляется сейчас? Вот вам встречаются стихи, на которые хочется положить музыку, и вы как-то саму мелодию пишете?

А. Костромин

– Я? Нет, я старательно дистанцируюсь вообще от всего.

А. Пичугин

– А, то есть вы вообще от всего творческого процесса дистанцируетесь.

А. Костромин

– У меня есть подопечный, Александр Моисеевич Городницкий, с которым приходится решать вот примерно ту же самую задачу: из того, что он намурлыкивает, извлекать конкретную музыку и ее каким-то образом обыгрывать на гитаре.

А. Пичугин

– А вот этот вопрос меня тоже интересовал. Кто пишет музыку к песням Городницкого?

А. Костромин

– Вот мне недавно сказали, что я.

А. Пичугин

– Ага.

А. Костромин

– Это неправда. Потому что Александр Моисеевич очень музыкальный при всем при том человек, хотя так вот, с виду не скажешь.

А. Пичугин

– Я все детство был уверен, что он сам играет на гитаре, пока лет в 12 не увидел по телевизору, как вы с ним играете. Ну я не знаю или, может быть...

А. Костромин

– Ну или я, или был Миша, один из многочисленных – Миша Столяр в Москве, Миша Кане в Питере – замечательные гитаристы. Нас, аккомпаниаторов много. Но я, пожалуй, такой вот у Городницкого аккомпаниатор с наибольшим непрерывным стажем и с наибольшим качеством записей, выполненных студийно. Пожалуй, скажем так, про Городницкого. Но я начал говорить про него как про музыканта. Абсолютной слух ему диагностировали еще до войны, где-то году в 40-м и собирались купить пианино и учить его музыке. Вот он бы, может быть, был бы не тем поэтом, а был бы совершенно другим человеком, не будь войны. И все, что сочиняет Городницкий, всегда очень интересно. Он, правда, сейчас стал забывать сам вот. Утром проснется, придумает мелодию, а к вечеру уже забыл. И пока он ее не забыл, нужно ее перехватить, услышать у него, подобрать к ней аккорды, зафиксировать тем или иным образом, записать на какой-то носитель. И вот таким образом появляются песни Городницкого, которые он регулярно, повторяю, забывает. И приходится слушать самого себя вот с этой записи. А без гитары это тоже не идет.

Л. Горская

– Я думаю, что многие наши слушатели сейчас призадумались. Потому что с утра что-то гениальное придумал, а к обеду забыл – это распространенное явление.

А. Костромин

– Это распространенное явление, ибо творчество есть, так сказать, акт бессознательный и связанный таки со сном, как с тем временем, когда мы находимся вне сознания.

Л. Горская

– Без ряда сознательных действий его не зафиксировать никак.

А. Костромин

– А вот фиксация творчества – это-то исключительно сознательный акт, и вот он необходим, без него никак. Ну, давайте Городницкого спою.

А. Пичугин

– Да, как раз самое время.

А. Костромин

– Ну, моя любимая песня из вот тех вот времен, из 9-го класса, что пели ребята и что подвигнуло меня осваивать гитару.

А. Пичугин

– Вас именно Александр Моисеевич Городницкий гитару осваивать?

А. Костромин

– Не только. Окуджава был первый, но и Городницкий тоже.

А. Пичугин

– Да, Ваньки Морозова, конечно.

А. Костромин

– Правда, как потом выяснилось, в исполнении Визбора. Это Городницкий в исполнении Визбора, но тем не менее. Любимая песня, она вот так вот долгие годы любимая.

У Геркулесовых столбов

Лежит моя дорога,

У Геркулесовых столбов,

Где плавал Одиссей.

Меня оплакать не спеши,

Ты подожди немного,

И черных платьев не носи,

И частых слез не сей.

Еще под парусом тугим

В чужих морях не спим мы,

Еще к тебе я доберусь,

Не знаю сам когда.

У Геркулесовых столбов

Дельфины греют спины,

И между двух материков

Огни несут суда.

Еще над черной глубиной

Морочит нас тревога,

Вдали от царства твоего,

От царства губ и рук.

Пускай пока моя родня

Тебя не судит строго,

Пускай на стенке повисит

Мой запыленный лук.

У Геркулесовых столбов

Лежит моя дорога.

Пусть южный ветер до утра

В твою стучится дверь.

Ты не спеши меня забыть,

Ты подожди немного,

И вина сладкие не пей,

И женихам не верь!

А. Пичугин

– Александр Костромин, мы напомним, сегодня в гостях у светлого радио. Александр Николаевич заместитель директора по художественным вопросам городского Центра авторской песни. Я вспоминаю историю Городницкого, он рассказывал, как в самых каких-то первых, нет, уже не первых даже, наверное, экспедициях куда-то в Заполярье, его привезли к таким суровым мужикам, которые там работали. Они говорят: вот хочешь, мы тебе песню споем? Ну давайте. Эту песню, говорят, написал наш товарищ, мы тебя еще потом на могилу к нему сводим, он там похоронен. И, говорит, играют, мне мою песню.

Л. Горская

– Хорошо хоть еще его могилу не показали.

А. Костромин

– Показали, показали, да. Идаже фамилия лежащего в могиле, по сведениям тех, кто ее показывал, была Городницкий. А песня была вот эта вот: «От злой тоски...» и так далее.

Л. Горская

– А сколько вы всего песен помните наизусть с текстом, с музыкой, так чтоб вот воспроизвести?

А. Костромин

– Это довольно неопределенное количество. Вообще-то, лет 25 назад я пытался посчитать, а может быть, больше, чем уже 25, годы летят. Тогда было больше тысячи. Но с тех пор я много чего узнал, кое-что, наверное, забыл, но это...

Л. Горская

– То есть тысяч десять уже.

А. Костромин

– Тысяч десять вряд ли, но две-три, что-то вот такое.

Л. Горская

– Вот мне интересно, много ли где сейчас, вот так вот сформулирую, люди собираются и исполняют эти песни, эту музыку и поют? Потому что во времена моей молодости, студенчества, это тоже было локально. Да, это была археологическая экспедиция, про которую сегодня Алексей вспоминал, это были какие-то спортивные компании, там горнолыжные. Ну все равно локально. И не в каждый дом ты придешь, так чтобы там была гитара, была компания, которая знает и тексты песен, что тоже важно. А сейчас, мне кажется, это еще реже встречается.

А. Костромин

– Ну, вообще атомизация общества это, так сказать, объективно наблюдаемый факт.

Л. Горская

– Чувствуется сын ученого.

А. Костромин

– Да.

Л. Горская

– Выдает себя.

А. Костромин

– Ну а что делать, ежели все сидят у своих компьютеров и пялятся в экраны? Что же, как же быть-то, какие компании? Они же в фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) все сидят и...

Л. Горская

– Это в лучшем случае.

А. Костромин

– Компания там. И, к сожалению, этот процесс необратим, и ему можно только противопоставлять, не то что противопоставлять, а добавлять к нему что-то. Учитывать, что люди сидят в фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), необходимо. Но вот когда они оттуда все-таки выходят, нужно создавать такие вот возможности, чтобы можно было попеть, чтобы собраться.

Л. Горская

– Где, на кухне у себя?

А. Костромин

– Ну, на кухне они вряд ли будут. Вот мы, в частности, уже сколько, 12-й сезон ведем программу как раз под названием «Споем вместе». Я являюсь ее ведающим и я же являюсь составителем каждого вечера. Вот на той неделе, не на той неделе, раньше какого же числа это было... А, прямо 1 апреля у нас был 89-й вечер под названием «Споем вместе». Формат придумали сами, исходя из предположения, что народ хочет петь, но не знает слов. И под влиянием как бы Пита Сигера и его тоже «споем вместе», был разработан вот такой, как сейчас принято говорить, формат. К каждому вечеру печатается брошюрка, ну такая, с хорошей глянцевой обложечной, сейчас даже с аккордами мы стали писать. Ну там 34, так сказать, в среднем, песни. И дальше на сцене появляются разные люди – авторы, не авторы, исполнители, ансамбли, ну кого удается собрать. И говорят: а теперь открываем страницу номер 12 и поем песню «Ах, Арбат, мой Арбат, ты мое отечество». И зал на 400 мест, как правило, не пустует, а собирается. И, в особенности, если какой-нибудь собирается Городницкий принять участие...

Л. Горская

– Ну, какой-нибудь Городницкий!

А. Костромин

– Тут уже и книжек не хватает, и мест в зале, и вообще.

Л. Горская

– А какой у вас сегодня Городницкий тот самый?

А. Пичугин

– А много концертов, кстати, Александр Моисеевич сейчас дает?

А. Костромин

– А Александр Моисеевич жалуется на то, что концертов стало мало. Раньше в Москве приглашали в разные концертные залы, тот же ДК имени Горбунова...

А. Пичугин

– Которого уж нынче нет.

А. Костромин

– Да. Этот самый ДК «Меридиан» были такими местами, где в тысячных залах проводились вот концерты того же самого Городницкого.

Л. Горская

– Ой, а просветите меня, пожалуйста, дремучую...

А. Пичугин

– Про «Горбушку»?

Л. Горская

– что стало с ДК Горбунова?

А. Пичугин

– Нет, с ДК все в порядке, он как стоял, так и стоит. Просто там, слушайте, честно говоря, я сам забыл, он отдан под отдельный проект кому-то, там что-то вроде театра. То есть там просто когда-нибудь, может быть, будут еще проходить концерты. Иногда они, может, там по старой памяти проходят, но вот той самой «Горбушки» ужи нет.

А. Костромин

– И на ежемесячных концертах в бард-кафе «Гнездо глухаря» Городницкий так и говорит...

Л. Горская

– Это где-то у Никитских ворот?

А. Костромин

– «Гнездо глухаря» с Никитских ворот съехало на Цветной бульвар.

Л. Горская

– Да что ж такое-то, чего не хватишься, все съехало.

А. Костромин

– Нет, там у них были действительно очень плохие противопожарные обстоятельства, и их оттуда попросили. Они нашли бывшее помещение, между прочим, «Литературной газеты». Цветной бульвар, дом 30, где раньше была «Литературка», где Окуджава еще сидел вот в качестве, как я понимаю, редактора отдела поэзии. Нет, это он не в «Литературке» сидел-то, я перепутал. Ну неважно, ну он там бывал. И вот теперь там бард-кафе. И каждый месяц бывают концерты Городницкого при полном, как правило, зале. Там 180 мест. Кстати, вот я здесь оказался благодаря тому, что отец Александр...

А. Пичугин

– Абрамов.

А. Костромин

– Да, вот нас слушал в «Гнезде глухаря» с Городницким. И вот я здесь.

Л. Горская

– Да, священники тоже ходят на концерты.

А. Костромин

– Да, и даже в бард-кафе.

Л. Горская

– Что-то какая-то ностальгия терзает. И я действительно поняла, что мне ужасно не хватает каких-то песен под гитару, что не было этого в моей жизни много лет. Алексей...

А. Пичугин

– Кто же тебе, у меня песен под гитару очень много в жизни, я хочу сказать сразу, прям таки очень много.

Л. Горская

– Ты так говоришь, как будто их слишком много.

А. Пичугин

– Нет, их не слишком много...

А. Костромин

– А интернет прям ломится от этих песен под гитару.

А. Пичугин

– Нет, знаете, им не хватает атмосферы, когда вот на гитаре кто-то играет прям...

Л. Горская

– Кто умеет.

А. Пичугин

– Кто умеет. А может, тебе самой научиться? А ты не умеешь, кстати?

Л. Горская

– Ты знаешь, на скрипке умею, на домбре умею, на гитаре не умею, позор.

А. Пичугин

– Так кто ж...

А. Костромин

– Ну в общем, приходите к специалистам учиться.

Л. Горская

– Когда ты в бассейн пойдешь.

А. Пичугин

– А, тогда ты научишься играть на гитаре?

Л. Горская

– Да, приду обязательно.

А. Костромин

– Ну у нас, я повторяю, в Центре авторской песни, школа вот аккомпаниатора как раз работает. Приходите, научим чему-нибудь.

Л. Горская

– Ну что же...

А. Пичугин

– Да, наше время уже подходит к концу. Давайте еще одну песню послушаем, она будет уже, увы, завершающей.

А. Костромин

– Но все-таки давайте я спою вот эту песню. А когда я шел сюда, я очень волновался, потому что все-таки радио «Вера» и как-то обязывает. Идешь, как в храм, в каком-то смысле. А у нас такой разговор получился достаточно светский, при всем притом. Я спою песню, которой я в прошлый раз, к стыду своему, не смог спеть на концерте, который мы организовывали в книжном магазине «Гиперион». Был вечер песен Старчика Петра Петровича, который, когда мы с ним знакомились в приблизительно в 79-м году, был таким, то что называется, для меня образцом христианина. Он был диссидент, он прошел через психушки и как-то был в вопросах веры очень для меня продвинут для тогдашнего, совершеннейшего, так сказать, дитя времени. И во эта песня, она очень звучала тогда и продолжает звучать сейчас как некая такая христианская идея. А текст этой песни известен нам со слов Марины Цветаевой. А Марине Цветаевой ей мама передала этот текст, а текст этот написала монахиня Новодевичьего монастыря, как зовут монахиню, так до сих пор и не выяснил.

А. Пичугин

– Истрия не сохранила. «Что бы в жизни не ждало вас, дети...», да?

А. Костромин

Что бы в жизни ни ждало вас, дети,

В жизни много есть горя и зла,

Есть соблазна коварные сети,

И раскаянья жгучего мгла,

Есть тоска невозможных желаний,

Беспросветный нерадостный труд,

И расплата годами страданий

За десяток счастливых минут. –

Все же вы не слабейте душою,

Как придет испытаний пора –

Человечество живо одною

Круговою порукой добра!

Где бы сердце вам жить ни велело,

В шумном свете иль в сельской тиши,

Расточайте без счета и смело

Вы сокровища вашей души!

Не ищите, не ждите возврата,

Не смущайтесь насмешкою злой,

Человечество все же богато

Лишь порукой добра круговой!

Где бы сердце вам жить ни велело,

В шумном свете иль в сельской тиши,

Расточайте без счета и смело

Вы сокровища вашей души!

Все сокровища вашей души...

А. Пичугин

– Александр Костромин был гостем программы «Светлый вечер» сегодня на светлом радио. Александр Николаевич – заместитель директора по художественным вопросам городского Центра авторской песни. Это я без сарказма произношу, ну просто...

А. Костромин

– Это факт.

А. Пичугин

– Да, это факт. Такая представлялка. Лиза Горская...

Л. Горская

– Алексей Пичугин.

А. Пичугин

– Спасибо, будьте здоровы, до свидания.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем