
Фото: Pierre Bamin/Unsplash
«...Незадолго до ее смерти у нас случился разговор о тогдашнем ее положении: о новой славе, пришедшей к ней, и о пошлости, сопровождавшей эту славу; о высоком авторитете и о зависимости от газетной статьи, чьих-то мемуаров, Нобелевского комитета, иностранной комиссии Союза писателей; о бездомности и о зависимости от чужих людей; о старости, болезнях и о десятках телефонных звонков, писем. Сперва она держалась гордо, повторяла: „Поэт — это тот, кому ничего нельзя дать и у кого ничего нельзя отнять“, — но вдруг сникла и, подавшись вперед, со страданием в глазах и в упавшем голосе, почти шепотом, выговорила: „Поверьте, я бы ушла в монастырь, это единственное, что мне сейчас нужно. Если бы это было возможно“».
Это был голос поэта, прозаика и переводчика Анатолия Наймана, он читал из своей книги «Рассказы о Анне Ахматовой», по-моему, конгениальной таланту и мудрости — своей героини. То, что вы слышали, следует, думаю (тут я иду за словами Наймана в нашем разговоре) оценивать и временем: вымолвить такое ей, Анне Ахматовой, в середине 1960-х — совсем не то, что сказать подобное сегодня, когда имя ее нередко полощется досужими псевдолитераторами, и когда желание уйти в монастырь и проще исполнить, и уж куда проще проговорить. А то была удивительная в своей глубине, отваге и мудрости проговорка.
«Рассказы о Анне Ахматовой» — сплошная «закладка»: Найман — последний на земле человек, кто общался с великим поэтом так долго. Говоря словами другого её современника, он понял, с кем имел дело.
Драгоценное, преображенное собственным мирочувствованием и вкусом свидетельство. Штрих, мелочь — и — тут же, рядом, самое главное.
«Больше, чем отзывающуюся произволом свободу и непредсказуемость гениальности, она ценила тайну. „В этих стихах есть тайна“, — было первой настоящей ее похвалой. Другая: „В этих стихах есть песня“, — была в ее устах исключительной редкостью, я слышал такое лишь два раза, о Блоке и о Бродском, по поводу „Рождественского романса“, но и вообще об его стихах. Однажды Бродский стал с жаром доказывать, что у Блока есть книжки, в которых все стихи плохие. „Это неправда, — спокойно возразила Ахматова. — У Блока, как у всякого поэта, есть стихи плохие, средние и хорошие“. А после его ухода сказала, что „в его стихах тоже есть песня“, — о Блоке это было сказано прежде, — „может быть, потому он так на него и бросается“».
После кончины Ахматовой Найман написал стихи:
«...Хоть картина недавняя, лак уже слез, Но сияет еще позолотою рама: Две фигуры бредут через реденький лес, Это я и прекрасная старая дама.
Ах, пожалуй, ее уже нет, умерла. Но опять как тогда (объясню ли толково?) Я еще не вмешался в чужие дела Мне никто не сказал еще слова плохого...»
А при жизни её завершил одно свое посвящение так:
«Но по новому во время этих встреч Вы кивнете величавой головою, И по новому задышит над Москвою Ваша горькая божественная речь...»
Последнюю строку Ахматова взяла эпиграфом к своей «Запретной розе».
«В одном из разговоров я сказал, что замечаю, как люди, сдающие одну позицию за другой, возмещают это желанием укрепить внутри себя нечто, что было бы недоступно для остальных и противостояло собственной слабости, и как часто это нечто, если оценивать непредвзято, оказывается просто озлобленностью. Она отозвалась резко: „Ни в коем случае нельзя кормить это чудовище, пусть сдохнет с голоду. Озлобленность дает ужасные результаты...“. И через некоторое время: „Когда человек живет так долго, как я, у него появляются некие конечные идеи... Добро делать так же трудно, как просто делать зло. Нужно заставлять себя делать добро“...»
Какие простые, какие вечные слова!..
Давайте вспомним, кто их говорит, и оценим труд того, кто их донёс к нам. Здесь не нужно никакой морали: я только благодарно вслушиваюсь и думаю вместе с вами.
Псалом 39. Богослужебные чтения

Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
У должным образом устроенной духовной жизни должна быть совершенно определённая динамика: со временем человек должен всё больше и больше постигать глубину милосердия Божия. Если этого не происходит, если, напротив, человек лишь ожесточается и становится рабом многочисленных правил и предписаний, то это явное свидетельство неверно выбранного пути духовной жизни. Сегодня во время богослужения церковный Устав предписывает прочитывать 39-й псалом, в этом псалме царь Давид прославляет милость Божию. Давайте послушаем первую половину 39-го псалма, и попытаемся уловить то настроение, которое Давид вложил в свои слова.
Псалом 39.
1 Начальнику хора. Псалом Давида.
2 Твёрдо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой;
3 извлёк меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои и утвердил стопы мои;
4 и вложил в уста мои новую песнь — хвалу Богу нашему. Увидят многие и убоятся и будут уповать на Господа.
5 Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою и не обращается к гордым и к уклоняющимся ко лжи.
6 Много соделал Ты, Господи, Боже мой: о чудесах и помышлениях Твоих о нас — кто уподобится Тебе! — хотел бы я проповедывать и говорить, но они превышают число.
7 Жертвы и приношения Ты не восхотел; Ты открыл мне уши; всесожжения и жертвы за грех Ты не потребовал.
8 Тогда я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о мне:
9 я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце.
10 Я возвещал правду Твою в собрании великом; я не возбранял устам моим: Ты, Господи, знаешь.
11 Правды Твоей не скрывал в сердце моём, возвещал верность Твою и спасение Твоё, не утаивал милости Твоей и истины Твоей пред собранием великим.
12 Не удерживай, Господи, щедрот Твоих от меня; милость Твоя и истина Твоя да охраняют меня непрестанно,
13 ибо окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце моё оставило меня.
14 Благоволи, Господи, избавить меня; Господи! поспеши на помощь мне.
15 Да постыдятся и посрамятся все, ищущие погибели душе моей! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие мне зла!
16 Да смятутся от посрамления своего говорящие мне: «хорошо! хорошо!»
17 Да радуются и веселятся Тобою все ищущие Тебя, и любящие спасение Твоё да говорят непрестанно: «велик Господь!»
18 Я же беден и нищ, но Господь печётся о мне. Ты — помощь моя и избавитель мой, Боже мой! не замедли.
Начало только что услышанного нами псалма вполне типично: автор благодарит Бога за Его благодеяния. Однако довольно непросто сказать, что именно имел в виду здесь Давид, ведь в жизни царя было очень много эпизодов, в которых Бог чуть ли не в буквальном смысле извлекал Давида «из страшного рва, из тинистого болота». Эти слова, конечно же, метафора, они указывают на то ощущение, которое испытывал Давид: он погибал, и гибель его была неотвратимой, но Бог спасал царя.
Далее, как мы услышали, Давид изложил в виде общего правила своё отношение и к Богу, и к нравственным дилеммам — «Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою и не обращается к гордым и к уклоняющимся ко лжи» (Пс. 39:5). Сам псалмопевец был тем, кто сумел во всех своих жизненных перипетиях сохранить верность Богу, при этом Давид, как и всякий другой человек, прекрасно понимал, что во множестве ситуаций есть почти что непреодолимый соблазн немного слукавить, и поступить не так, как того требует Бог, то есть попытаться решить свои проблемы иным путём, тем путём, который в том или ином виде подразумевает использование лжи.
А дальше в псалме начинается самое интересное и, вместе с этим, неожиданное. Представляется логичным, что после утверждения о необходимости во всем сохранять верность Богу пойдёт речь о практическом выражении верности: о соблюдении ритуала, о жертвоприношениях и о том, каким образом человек может показать свою преданность и свою благодарность, однако Давид поступил иначе, он написал о Боге крайне странные слова — «Жертвы и приношения Ты не восхотел» (Пс. 39:7). Эти слова, с одной стороны, противоречат начальным книгам Ветхого Завета, ведь в них во множестве находятся свидетельства того, что Бог благоволит приносящим жертвы, там же мы находим и развёрнутые постановления о жертвах. С другой же стороны, Давид в своих словах подобен множеству других библейских пророков, которые сумели осознать, что любые ритуальные предписания имеют, в первую очередь, дисциплинарное значение, а потому их нельзя абсолютизировать, нельзя думать, будто бы жертвы и приношения способны заменить собой чистое сердце и милосердное отношение к ближним, будто бы Бог, приняв от человека жертву, делается глух к нравственным преступлениям, и будто бы жертвы способны заменить собой верность Богу.
Псалом 39. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 39. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 39. На струнах Псалтири
1 Начальнику хора. Псалом Давида.
2 Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой;
3 извлек меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои и утвердил стопы мои;
4 и вложил в уста мои новую песнь - хвалу Богу нашему. Увидят многие и убоятся и будут уповать на Господа.
5 Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою и не обращается к гордым и к уклоняющимся ко лжи.
6 Много соделал Ты, Господи, Боже мой: о чудесах и помышлениях Твоих о нас - кто уподобится Тебе! - хотел бы я проповедовать и говорить, но они превышают число.
7 Жертвы и приношения Ты не восхотел; Ты открыл мне уши*; всесожжения и жертвы за грех Ты не потребовал.
8 Тогда я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о мне:
9 я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце.
10 Я возвещал правду Твою в собрании великом; я не возбранял устам моим: Ты, Господи, знаешь.
11 Правды Твоей не скрывал в сердце моем, возвещал верность Твою и спасение Твое, не утаивал милости Твоей и истины Твоей пред собранием великим.
12 Не удерживай, Господи, щедрот Твоих от меня; милость Твоя и истина Твоя да охраняют меня непрестанно,
13 ибо окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце мое оставило меня.
14 Благоволи, Господи, избавить меня; Господи! поспеши на помощь мне.
15 Да постыдятся и посрамятся все, ищущие погибели душе моей! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие мне зла!
16 Да смятутся от посрамления своего говорящие мне: "хорошо! хорошо!"
17 Да радуются и веселятся Тобою все ищущие Тебя, и любящие спасение Твое да говорят непрестанно: "велик Господь!" 18 Я же беден и нищ, но Господь печется о мне. Ты - помощь моя и избавитель мой, Боже мой! не замедли.
«Ничего страшного»

Фото: Anna Shvets / Pexels
В ночь на воскресенье у нас заболела Настенька. О том, что у пятилетней дочери поднялась температура и покраснело горло, я узнал только утром. А жена, оказывается, провела у постели ребёнка почти всю ночь без сна... Значит, в храм мы сегодня все вместе точно не пойдём. Вызвали врача. Настя уснула, я предложил поспать и жене, но она возразила: ей очень хотелось, чтобы хоть кто-то из семьи побывал на воскресной службе! Жена заварила себе чаю покрепче и решила помолиться дома, я же отправился на литургию.
Помолившись Господу вместе с прихожанами нашего храма, поблагодарив Бога за всё, что имею и не имею, за саму жизнь, я ощутил особенно отчётливо Божие участие в своей жизни и Его любовь. А когда шёл после литургии обратно, то не просто верил, а точно знал: всё у нас хорошо!
В дверях квартиры я встретился с доктором. «Ничего страшного», — сказал он, — «за неделю, даст Бог, девочка выздоровеет».
«Ничего страшного!» — подумал и я. Разве может нас что-то испугать, если мы — со Христом?
Текст Натальи Разувакиной читает Илья Крутояров.
Все выпуски программы Утро в прозе