Закладка Павла Крючкова. Анатолий Найман «Рассказы о Анне Ахматовой». - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Закладка Павла Крючкова. Анатолий Найман «Рассказы о Анне Ахматовой».

Анатолий Найман «Рассказы о Анне Ахматовой»
Поделиться Поделиться

Фото: Pierre Bamin/Unsplash

«...Незадолго до ее смерти у нас случился разговор о тогдашнем ее положении: о новой славе, пришедшей к ней, и о пошлости, сопровождавшей эту славу; о высоком авторитете и о зависимости от газетной статьи, чьих-то мемуаров, Нобелевского комитета, иностранной комиссии Союза писателей; о бездомности и о зависимости от чужих людей; о старости, болезнях и о десятках телефонных звонков, писем. Сперва она держалась гордо, повторяла: „Поэт — это тот, кому ничего нельзя дать и у кого ничего нельзя отнять“, — но вдруг сникла и, подавшись вперед, со страданием в глазах и в упавшем голосе, почти шепотом, выговорила: „Поверьте, я бы ушла в монастырь, это единственное, что мне сейчас нужно. Если бы это было возможно“».

Это был голос поэта, прозаика и переводчика Анатолия Наймана, он читал из своей книги «Рассказы о Анне Ахматовой», по-моему, конгениальной таланту и мудрости — своей героини. То, что вы слышали, следует, думаю (тут я иду за словами Наймана в нашем разговоре) оценивать и временем: вымолвить такое ей, Анне Ахматовой, в середине 1960-х — совсем не то, что сказать подобное сегодня, когда имя ее нередко полощется досужими псевдолитераторами, и когда желание уйти в монастырь и проще исполнить, и уж куда проще проговорить. А то была удивительная в своей глубине, отваге и мудрости проговорка.
«Рассказы о Анне Ахматовой» — сплошная «закладка»: Найман — последний на земле человек, кто общался с великим поэтом так долго. Говоря словами другого её современника, он понял, с кем имел дело.
Драгоценное, преображенное собственным мирочувствованием и вкусом свидетельство. Штрих, мелочь — и — тут же, рядом, самое главное.

«Больше, чем отзывающуюся произволом свободу и непредсказуемость гениальности, она ценила тайну. „В этих стихах есть тайна“, — было первой настоящей ее похвалой. Другая: „В этих стихах есть песня“, — была в ее устах исключительной редкостью, я слышал такое лишь два раза, о Блоке и о Бродском, по поводу „Рождественского романса“, но и вообще об его стихах. Однажды Бродский стал с жаром доказывать, что у Блока есть книжки, в которых все стихи плохие. „Это неправда, — спокойно возразила Ахматова. — У Блока, как у всякого поэта, есть стихи плохие, средние и хорошие“. А после его ухода сказала, что „в его стихах тоже есть песня“, — о Блоке это было сказано прежде, — „может быть, потому он так на него и бросается“».

После кончины Ахматовой Найман написал стихи:

 «...Хоть картина недавняя, лак уже слез,                                                                                                     Но сияет еще позолотою рама:                                                                                                                 Две фигуры бредут через реденький лес,                                                                                                 Это я и прекрасная старая дама.

 Ах, пожалуй, ее уже нет, умерла.                                                                                                               Но опять как тогда (объясню ли толково?)                                                                                                 Я еще не вмешался в чужие дела                                                                                                           Мне никто не сказал еще слова плохого...»

А при жизни её завершил одно свое посвящение так:

 «Но по новому во время этих встреч                                                                                                           Вы кивнете величавой головою,                                                                                                                   И по новому задышит над Москвою                                                                                                     Ваша горькая божественная речь...»

Последнюю строку Ахматова взяла эпиграфом к своей «Запретной розе».

«В одном из разговоров я сказал, что замечаю, как люди, сдающие одну позицию за другой, возмещают это желанием укрепить внутри себя нечто, что было бы недоступно для остальных и противостояло собственной слабости, и как часто это нечто, если оценивать непредвзято, оказывается просто озлобленностью. Она отозвалась резко: „Ни в коем случае нельзя кормить это чудовище, пусть сдохнет с голоду. Озлобленность дает ужасные результаты...“. И через некоторое время: „Когда человек живет так долго, как я, у него появляются некие конечные идеи... Добро делать так же трудно, как просто делать зло. Нужно заставлять себя делать добро“...»

Какие простые, какие вечные слова!..
Давайте вспомним, кто их говорит, и оценим труд того, кто их донёс к нам. Здесь не нужно никакой морали: я только благодарно вслушиваюсь и думаю вместе с вами.

Мы в соцсетях
ОКВКТвиттерТГ

Также рекомендуем