Поделиться
Фото: Pierre Bamin/Unsplash
«...Незадолго до ее смерти у нас случился разговор о тогдашнем ее положении: о новой славе, пришедшей к ней, и о пошлости, сопровождавшей эту славу; о высоком авторитете и о зависимости от газетной статьи, чьих-то мемуаров, Нобелевского комитета, иностранной комиссии Союза писателей; о бездомности и о зависимости от чужих людей; о старости, болезнях и о десятках телефонных звонков, писем. Сперва она держалась гордо, повторяла: „Поэт — это тот, кому ничего нельзя дать и у кого ничего нельзя отнять“, — но вдруг сникла и, подавшись вперед, со страданием в глазах и в упавшем голосе, почти шепотом, выговорила: „Поверьте, я бы ушла в монастырь, это единственное, что мне сейчас нужно. Если бы это было возможно“».
Это был голос поэта, прозаика и переводчика Анатолия Наймана, он читал из своей книги «Рассказы о Анне Ахматовой», по-моему, конгениальной таланту и мудрости — своей героини. То, что вы слышали, следует, думаю (тут я иду за словами Наймана в нашем разговоре) оценивать и временем: вымолвить такое ей, Анне Ахматовой, в середине 1960-х — совсем не то, что сказать подобное сегодня, когда имя ее нередко полощется досужими псевдолитераторами, и когда желание уйти в монастырь и проще исполнить, и уж куда проще проговорить. А то была удивительная в своей глубине, отваге и мудрости проговорка.
«Рассказы о Анне Ахматовой» — сплошная «закладка»: Найман — последний на земле человек, кто общался с великим поэтом так долго. Говоря словами другого её современника, он понял, с кем имел дело.
Драгоценное, преображенное собственным мирочувствованием и вкусом свидетельство. Штрих, мелочь — и — тут же, рядом, самое главное.
«Больше, чем отзывающуюся произволом свободу и непредсказуемость гениальности, она ценила тайну. „В этих стихах есть тайна“, — было первой настоящей ее похвалой. Другая: „В этих стихах есть песня“, — была в ее устах исключительной редкостью, я слышал такое лишь два раза, о Блоке и о Бродском, по поводу „Рождественского романса“, но и вообще об его стихах. Однажды Бродский стал с жаром доказывать, что у Блока есть книжки, в которых все стихи плохие. „Это неправда, — спокойно возразила Ахматова. — У Блока, как у всякого поэта, есть стихи плохие, средние и хорошие“. А после его ухода сказала, что „в его стихах тоже есть песня“, — о Блоке это было сказано прежде, — „может быть, потому он так на него и бросается“».
После кончины Ахматовой Найман написал стихи:
«...Хоть картина недавняя, лак уже слез, Но сияет еще позолотою рама: Две фигуры бредут через реденький лес, Это я и прекрасная старая дама.
Ах, пожалуй, ее уже нет, умерла. Но опять как тогда (объясню ли толково?) Я еще не вмешался в чужие дела Мне никто не сказал еще слова плохого...»
А при жизни её завершил одно свое посвящение так:
«Но по новому во время этих встреч Вы кивнете величавой головою, И по новому задышит над Москвою Ваша горькая божественная речь...»
Последнюю строку Ахматова взяла эпиграфом к своей «Запретной розе».
«В одном из разговоров я сказал, что замечаю, как люди, сдающие одну позицию за другой, возмещают это желанием укрепить внутри себя нечто, что было бы недоступно для остальных и противостояло собственной слабости, и как часто это нечто, если оценивать непредвзято, оказывается просто озлобленностью. Она отозвалась резко: „Ни в коем случае нельзя кормить это чудовище, пусть сдохнет с голоду. Озлобленность дает ужасные результаты...“. И через некоторое время: „Когда человек живет так долго, как я, у него появляются некие конечные идеи... Добро делать так же трудно, как просто делать зло. Нужно заставлять себя делать добро“...»
Какие простые, какие вечные слова!..
Давайте вспомним, кто их говорит, и оценим труд того, кто их донёс к нам. Здесь не нужно никакой морали: я только благодарно вслушиваюсь и думаю вместе с вами.
Татарский вал. Тамбов
Поделиться
Если выехать из Тамбова в западном направлении по трассе М-4 «Дон», то буквально через несколько километров, среди полей и чернозёма, по обе стороны дороги можно заметить довольно высокий, протянувшийся вдаль земляной гребень. Летом он густо порастает травами, а зимой засыпан снегами, так что его вполне можно принять за некую особенность природного ландшафта. Однако гребень этот рукотворный. И появился он у границ Тамбова ещё в 17 столетии, а точнее — в 1647-м году. Это древнее оборонительное сооружение, памятник истории и археологии регионального значения — «Тамбовский вал». Так он называется официально. Однако в народе за ним прочно закрепилось другое название — «Татарский вал».
Вал проходил у стен крепости, основанной в 1636 году как часть знаменитой Белгородской засечной черты — линии укреплений на южных рубежах Русского царства, которая служила защитой от набегов крымско-ногайских и калмыцких кочевников. Несмотря на то, что Ордынское иго к тому времени давно уже было сброшено, осколки Орды продолжали существовать и периодически доставляли Руси немало проблем. Они совершали набеги на мирные города и сёла, грабили дома, жгли посевы, уводили в плен людей, а потом продавали их в рабство туркам-османам.
В 1647-м году по прямому указанию царя Алексея Михайловича тамбовский участок Засечной начали укреплять трапециевидным земляным валом — с крутыми откосами, башнями и частоколом. Первоначальная его протяжённость составляла примерно 50 километров, а высота — около пяти-шести метров. Этого было достаточно, чтобы конница кочевников не смогла преодолеть препятствие. За столетия Татарский вал значительно просел, да и в длину сократился — уцелело всего около 15-ти километров. И всё равно, когда находишься рядом с ним, легко ощутить всю грандиозность сооружения. А если прогуляться вдоль вала, то в некоторых местах можно увидеть земляные выступы — на них были расположены деревянные дозорные башни. Руководил строительством вала царский воевода и государственный деятель Иван Иванович Ромодановский. А возводили вал служилые люди, то есть, военные, в основном — казаки из городов Шацка и Ряжска. Насыпали вручную — можно только представить, какое непростое это было дело. На одном из участков вала сегодня установлен поклонный православный крест и памятная табличка — знак благодарности древним строителям от современных тамбовчан.
Существует предположение, что и самим названием своим город Тамбов обязан Татарскому валу. Ведь кочевники упорно пытались штурмовать укрепление. Однако у них ничего не получалось. Согласно старинной городской легенде, после одного из таких изнурительных и неудачных штурмов, кочевники решили, что сам Всевышний защищает крепость. Они крикнули: «Там Бог!». А чтобы услышали казаки на дозорных башнях, произнесли эти слова на ломанном русском. Поэтому получилось — «Там Бов». Как бы то ни было, Татарский вал и сегодня возвышается среди полей Тамбовщины — молчаливый очевидец глубокой старины, когда обретало свои черты, поднималось и крепло великое Русское государство.
Все выпуски программы ПроСтранствия
Силуан Афонский. Цитата 1
Поделиться
Чтобы спастись, надо смириться. Потому что гордого если и силою посадить в рай, он и там не найдет покоя и будет недоволен и скажет: «почему я не на первом месте?» А смиренная душа исполнена любви и не ищет первенства, но все желает добра и всем бывает довольна.
17 ноября. О том, как правильно молиться о наследственных делах
Поделиться
В 12-й главе Евангелия от Луки есть слова, обращённые ко Христу: «Учитель! скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство».
О том, как правильно молиться о наследственных делах — протоиерей Илья Кочуров.
Мы можем молиться Богу и просить Его и о наших повседневных нуждах. Во время богослужения мы молимся и о благорастворении воздухов, и о изобилии плодов земных. Наследство, которое получает человек, тоже является неким земным благом. И если оно используется на благо, то оно является само по себе тоже благом.
Конечно, можно молиться и о наследственных делах, если речь идёт о том, что человек просит Господа, чтобы ему помочь избежать или как-то перенести с небольшой потерей духовной и материальной какие-то наследственные издержки. Если же речь идёт о том, что человек хочет отнять у кого-то наследство, или вырвать у кого-то, или там устроить какой-то ненормальный делёж, то, конечно, о таких, скажем, неблаговидных нравственных деяниях мы, конечно, не молимся.
Мы молимся так: «Да будет воля Твоя». И если Господь подаёт человеку какое-то благо, а чаще всего наследство — это что-то такое, что человек сам не заработал, то это надо принимать с благодарностью, использовать его в том числе и на дела милосердия, на благоукрашение храмов, на помощь ближним.
И вот в таком случае, если всё это идёт именно благим путём, конечно, мы можем просить Господа о том, чтобы Он помог и благословил это деяние.
Все выпуски программы Актуальная тема
