2 Тим., 298 зач., IV, 5-8
Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Христианская восточная аскетическая традиция через многовековый опыт неисчислимого множества подвижников пришла к выводу, что в недоверии самому себе лежит ключ к успеху в духовной жизни. Именно по этой причине монахам необходимо иметь духовного руководителя, которому они всецело вверяют свою жизнь. Множество историй про древних монахов свидетельствует, что выбор между плохим руководителем и отсутствием какого-либо руководства должен быть сделан в пользу первого варианта. Однако если мы посмотрим на некоторые фрагменты посланий святого апостола Павла, то у нас могут зародиться сомнения в правильности такого пути, как и вообще в обоснованности недоверия себе. Один из таких отрывков содержится в 4-й главе Второго послания апостола Павла к Тимофею, этот отрывок звучит сегодня во время божественной литургии в православных храмах. Давайте послушаем его.
Глава 4.
5 Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое.
6 Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало.
7 Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил;
8 а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его.
Давая свои наставления Тимофею, апостол Павел упомянул о том, что сам он уже скоро отойдёт ко Господу, причём смерть его будет насильственной, на это указывает использование им слова «жертва». Как мы знаем, всё произошло именно так, как о том написал святой апостол: он был казнён, и его кончина стала его личной жертвой Богу. Конечно, такая формулировка может показаться немного странной, но здесь нам следует помнить, что казнь апостола была следствием его неуклонной дерзновенной проповеди Христа Воскресшего, и он мог бы прожить дольше, если бы отказался от того, к чему его призвал Христос, если бы он перестал проповедовать и стал жить обычной обывательской жизнью. Апостол Павел совершенно справедливо ощущал себя жертвой, точно так же, как и Сам Христос стал Жертвой за каждого человека.
Мы не можем не согласиться с каждым из тех слов апостола Павла, которые только что услышали: Церковь на протяжении без малого двух тысяч лет свидетельствует, что апостол Павел получил «венец правды» от Господа, он достиг Христова Царства и пребывает со Христом. Свидетельство тому — отклик святого апостола на наши молитвы. Однако слова апостола звучат как слишком сильное и не вполне скромное заявление, ведь Павел писал о самом себе, а мы привыкли, что говорить о себе как о человеке, который непременно получит «венец правды» от Господа, в высшей степени нескромно. Для нас совершенно естественно осознавать себя люди грешными, более того, мы, указывая на самих себя, говорим, что каждый из нас — первый из грешников по степени своей греховности, говорим, что мы своими грехами превзошли любого другого человека. Сама церковная традиция учит нас мыслить о себе скромно и невысоко, ну а тех, кто дерзает говорить о себе как-то иначе, мы научились мастерски «ставить на место», напоминая им, что если они не видят собственных грехов, то это лишь потому, что они недостаточно внимательны к своему духовному состоянию, ведь, как известно, «нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» (Еккл. 7:20). Неужели апостол Павел — это какое-то исключение? И почему он мог говорить о себе то, что не позволено другим христианам?
Ответ, по всей видимости, кроется в том, что апостол не рассматривал свою жизнь через призму неизбежного для любого человека греха, Павел смотрел иначе, он задавался иным вопросом: всё ли он сделал из того, что было ему поручено Христом? Не было ли с его стороны какого-либо уклонения от порученной ему миссии? И, зная себя и свои труды, он мог твёрдо дать отрицательный ответ. Апостол Павел был во всём и всегда верен Христу, он сделал всё, что мог, он не жалел себя, он вообще о себе не думал, он не вспоминал о своём благе, все его стремления были направлены на дело евангельской проповеди, а потому то Господь и дал ему твёрдую уверенность в благой участи в вечности.
Николай Чехов. «Крестьянский мальчик (Ванька Жуков)»
— Дядя Андрей, ты видел раньше вот эту картину? «Крестьянский мальчик» Николая Чехова.
— Да, Паша, видел. Я много раз бывал здесь, в Таганрогском художественном музее.
— А я впервые. И очень меня это произведение тронуло! Хотя, казалось бы, что особенного? Изображение крестьянского мальчика на холсте тридцать на сорок сантиметров. Курносый профиль, ухо, как пельмень, круглый подбородок. Светло-рыжие волосы торчат из-под нелепой фуражки.
— Ну, нелепым высокий картуз с козырьком кажется только на взгляд из двадцать первого века. А в 1881 году, когда создавалась картина, это была модная вещица. Полагаю, художник свой головной убор надел мальчишке на голову, чтобы его развеселить.
— И не получилось! Ребёнок не по-детски серьёзен. Пухлые губы сосредоточенно поджаты, брови удивлённо приподняты. И взгляд печальный.
— Усталый.
— О чём и речь! Юному герою картины несладко приходится. И так жаль мальчишку! Подобное чувство я испытывал, когда читал рассказ Антона Чехова «Ванька» о таком же вот несчастном подростке, который живёт у чужих людей и страдает. Писатель, кстати, не родственник художнику Николаю Чехову?
— Родной брат. Всего у Чеховых было семеро детей. Николай родился вторым, Антон третьим. Они выросли здесь, в Таганроге. А в 1876 году семейство перебралось в Москву. Восемнадцатилетний Николай к этому времени поступил в столичное училище живописи, ваяния и зодчества.
— А Антон?
— А Антон в свои шестнадцать остался в Таганроге один, доучиваться в гимназии. Чтобы прокормиться, продавал вещи, подрабатывал репетитором.
— А родители ему не помогали?
— Не было возможности. Глава семьи, Павел Егорович, был из крепостных, смог стать купцом второй гильдии, но разорился. И в столице переселенцы бедствовали. Тогда их очень выручал художественный дар Николая. Он много рисовал за деньги, чтобы прокормить родных. Заказчики отмечали его талант писать портреты, передавать характер человека, настроение, боль и радость.
— Потому и смог Николай Чехов так точно проиллюстрировать рассказ своего брата.
— Картина «Крестьянский мальчик» — вовсе не иллюстрация. Историю Ваньки Жукова Антон Павлович написал через пять лет после того, как Николай Павлович создал своё полотно. Это общественное мнение связало воедино проникновенные произведения братьев. И даже на некоторых выставках в конце девятнадцатого, начале двадцатого века портрет экспонировался под названием «Ванька Жуков».
— И это неудивительно! Картина и рассказ — как две части единого целого.
— Пожалуй! Николай и Антон Чеховы обладали особым даром сострадания. В своём творчестве они призывали людей относиться друг к другу внимательней и милосердней. Именно это роднит картину «Крестьянский мальчик» с рассказом «Ванька».
Картину Николая Чехова «Крестьянский мальчик» можно увидеть в Таганрогском художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Живые слова. Наталия Лангаммер
По долгу службы я часто бываю на записи текстов в радиостудии. Когда автор читает, например, свою собственную книгу для аудио-версии. И вот, что я заметила — текст может быть замечательным, с красивыми образами, разнообразной лексикой, хорошим ритмом. Но автор читает, а мы со звукорежиссером его не воспринимаем.
Так было не раз. И в какой-то момент мы с коллегой озвучили автору одно и то же пожелание: «Пожалуйста, вернитесь туда, в ту историю, которую описали. Не читайте по бумаге, а рассказывайте. Для этого нужно здесь, в студии, в своей памяти проживать все события книги заново».
Надо же, как интересно. Казалось бы, это просто слова. И у них конкретный смысл. Но когда мы говорим, люди принимают нашу мыль, эмоцию, переживание только если мы доносим это искренне из сердца. Сколько бы мы ни старались интонировать, расставлять паузы, работать с тембром, это все не привлечет внимания слушателя, если в душе автора эти слова не живут.
Мой коллега тогда привел еще одно подтверждение этой идеи. Рассказал, что если в храме чтец произносит слова Псалтири, не понимая их или думая о чем-то другом, то и никто в храме их не поймет, не осознает.
Видимо, здесь уместно вспомнить выражение «пустые слова». Они не только про неисполненные обещания. Предположу, что они про пустоту в душе и мыслях при произнесении слов.
Поэтому и фразы-штампы в тексте, вроде: «Я была потрясена до глубины души» или «моему восхищению не было предела» тоже на трогают слушателя. Эти слова повторяли многие, много раз. И они звучат слишком привычно. Словно за ними уже почти нет смысла.
А вот если заглянуть внутрь себя и достать из глубины чувства, те чувства, которые только ты испытываешь, потом облечь их в те слова, которыми именно ты хочешь выразить эти чувства, тогда у собеседника появляется сопереживание.
Есть такое понятие «неконгруэнтность» — это несоответствие вербальных и невербальных сигналов, которые посылает человек. То есть, человек говорит то, что не думает, не чувствует, а тело выдает подлинные эмоции. Мы всегда чувствуем такое поведение своего визави. Называем его искусственным. Я думаю, человек по-настоящему слышит слово, когда оно подлинно, когда оно наполнено жизнью.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
22 декабря. О молитве Царице Небесной
Сегодня 22 декабря. Церковь чтит Икону Божией Матери «Нечаянная Радость».
О молитве Царице Небесной — священник Николай Яковлев.
Все выпуски программы Актуальная тема