«Возрождая святыни». Катерина Кочубей

У нас в гостях художник-реставратор, руководитель проекта по возрождению Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря Катерина Кочубей.

Разговор шел о важности сохранения православного культурного наследия и о том, как возрождается один из самых труднодоступных монастырей России.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

Алексей Пичугин

— Друзья, здравствуйте. Это «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин. Рад вас приветствовать. С удовольствием представляю нашу гостью. Ближайший час, эту часть «Светлого вечера» вместе с вами и вместе с нами здесь проводит Катерина Кочубей, художник-реставратор и руководитель проекта по возрождению Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря в Карелии. Здравствуйте.

Катерина Кочубей

— Здравствуйте.

Алексей Пичугин

— Сразу хочу сказать, что Благовещенский Ионо-Яшезерский монастырь это один из самых труднодоступных монастырей в России, самый труднодоступный официально — это Кожеезерский монастырь. Ионо-Яшезерский в Карелии, Кожеезерский в Архангельской области. Но в жизни Кожеезерского Катерина Кочубей тоже участвует, мы об этом обязательно поговорим. Напрашивается сам собой вопрос первым делом: как же так в вашей жизни эти труднодоступные северные места появились?

Катерина Кочубей

— Это очень вопрос сложный для меня, потому что это всё стало возникать так спонтанно и неожиданно среди моей мирской жизни, которая абсолютно не была связана до этого с Русской Православной Церковью, я думаю, как у многих. Но вот Господь в какой-то момент просто развернул меня и показал путь, наверное, по которому мне нужно идти. По образованию я архитектор. Потом я решила, что, наверное, архитектура — это не моя часть, и я пошла учиться в школу моды Вячеслава Зайцева. Долго у него преподавала и занималась fashion business. То есть у меня был мой fashion-бренд, участвовала в неделях моды. Поэтому сами понимаете, где мода, а где северные монастыри, это какие-то совершено разные направления.

Алексей Пичугин

— Разные или это же. Во-первых, пути Господни неисповедимы, а во-вторых, для человека, который достаточно тонко чувствует природу, искусство, Север — это очень плодотворное место.

Катерина Кочубей

— Да, да, да. Я Севером болела, наверное, с детства, потому что у меня тетя палеонтолог по образованию, она очень часто ездила на Белое море. И когда она приезжала из своих экспедиций, она мне рассказывала, какой Север, как она хочет туда уехать, какое там полярное сияние. Я думаю: какая-то таинственная земля. Это, наверное, где-то с детства у меня начало откладываться. А потом вдруг, когда уже мне казалось, что моя fashion-карьера на самом пике, я в интернете чисто случайно — ну, наверное, это уже не чисто случайно — хотела посмотреть фильм про отца Паисия и меня, стоящего вверх ногами.

Алексей Пичугин

— Да.

Катерина Кочубей

— Когда я искала этот фильм, мне вдруг в ленте высветилась картинка развалин среди снега, леса, болот, Благовещенский Ионо-Яшезерский монастырь. Я думаю, Боже мой, какая красота, где же это такое место?

Алексей Пичугин

— Я, честно признаюсь, про него слышал достаточно давно. Ну, просто потому, что я интересовался северными монастырями, северными местами. Но когда я на карте в интернете забил, точка такая в пустоте абсолютной появилась.

Катерина Кочубей

— Да. Потому что сам монастырь находится в очень труднодоступных местах. Это Вепсский край, Прионежский район республики Карелия. Вепсский край весь очень болотистый, там очень много речек, ручьев, и там кругом болота. И наш монастырь находится как раз на стрелке между двух озер и вокруг болота.

Алексей Пичугин

— Когда карту зумируешь, зумируешь, зумируешь, там Петербург не очень далеко, в общем-то, если прямую проложить.

Катерина Кочубей

— Ну, это по карте. А так смотришь по карте, у нас самый близкий до нас поселок — это Шокша, откуда, собственно, наш преподобный и родом. Но когда ты в реалиях смотришь... На карте одно, кажется, такая лесная дорога, сейчас прям сяду и поеду. Но не так всё просто, потому что 20 километров до Шокши еще как-то более-менее можно проехать, хотя дорога ужасная, а потом она вообще прекращается, и у нас идет гать, которая постоянно затоплена, и вот так можно добраться до нас. Ну, так вот, как я туда попала. И вот я увидела этот монастырь и стала смотреть на страничке вконтакте. Братия у нас немногочисленная, у нас три человека сейчас.

Алексей Пичугин

— Подождите, в каком году это было?

Катерина Кочубей

— Ой, это было, наверное, в начале 2016-го года. Я это всё дело увидела, потом как-то меня это всё зацепило, я начала смотреть, написала им на страничку. А в это время, как ни странно, почему-то я, не понятно, по каким причинам, я пошла учиться в иконописную школу. Для меня это вообще было очень непонятно.

Алексей Пичугин

— У вас всё все равно неспроста.

Катерина Кочубей

— Да, да. И когда я училась, мы же там писали учебные работы, я братии написала: мы столько пишем каких-то работ, вам же нужно, наверное. Говорят: привозите, все пойдет. Ну и вот, мы с моей подружкой, а подружка моя была вообще мусульманка, и мы ее там еще и покрестили, когда приехали.

Алексей Пичугин

— Расскажите, пожалуйста, не обычно, как идут с самого начала, что Ионо-Яшезерский монастырь был основан, давайте, немножко по-другому пойдем. К тому моменту, когда вы узнали про этот монастырь, он уже был условно действующий?

Катерина Кочубей

— Тоже очень интересно. В 2003-м году монастырь вернули к жизни, и вернули его к жизни, как ни странно, 26 декабря подписали указ. А 26 декабря мой день рождения. Наверное, тоже неспроста. Поэтому, да, монастырь считается действующим с 2003-го года. Отец Досифей, наш настоятель монастыря, как раз с 2003-го года пытается и делает очень много для того, чтобы монастырь зажил своей жизнью. Но поскольку еще братия занимается служением в приходских храмах, которые они, благодаря своим усилиям и помощи наших жителей, построили в каждой нашей деревне храм, и они служат еще в шести наших храмах.

Алексей Пичугин

— Которые где-то там.

Катерина Кочубей

— Да, которые приписаны к монастырю. А поскольку к монастырю дороги нет, и очень это всё сложно, надо было много документов оформлять, это всё так затягивалось, потому что это всякие экспертизы, исследования. В общем, полностью монастырь передали братии только в 2019-м году.

Алексей Пичугин

— Полностью передали, хотя смотришь на фотографии, даже не очень понятно, что там, там уже почти ничего нет целого.

Катерина Кочубей

— Нет.

Алексей Пичугин

— Более того, это так далеко от ближайших населенных пунктов, что сложно представить, кто будет это использовать. Даже в Кожеезерском монастыре было какое-то лесное хозяйство внутри, а здесь, я так понимаю, на таежных болотах такие руины стояли, которыми никто не пользовался.

Катерина Кочубей

— Они очень быстро как-то разрушились после, наверное, 80-х годов. Потому что до этого там... У нас, как у любого северного монастыря, история, сами понимаете, тоже очень сложная. Там два раза был концлагерь, один раз это был Свирлаг, в Свирлаг входил, 32-36-й год.

Алексей Пичугин

— Это важно очень.

Катерина Кочубей

— И вот мы как раз нашли карты, которые это подтверждают. Вокруг нас очень много бараков лесозаготовительных. Потом я вам расскажу, у нас тоже есть интересная история, с этим связанная. А потом там был финский лагерь военнопленных во время финской оккупации. Потом, когда война закончилась, там решили устроить леспромхоз, он работал. А потом это всё стало никому не нужным, это всё бросили. Поскольку мы находимся посреди болот, и нас постоянно затапливает, это единственное лето, в этом году, когда нас не затопило полностью, вода очень разрушает.

Алексей Пичугин

— А болота же, несмотря на то, что они формируются столетиями, эти топкие места дислокацию меняют, я это видел в разных свершено местах. Здесь монастырь был основан в 15-м веке, да?

Катерина Кочубей

— В конце 16-го.

Алексей Пичугин

— В конце 16-го века. Там, где в конце 16-го века была твердая суша, далеко не факт, что сейчас это всё не поменялось за сравнительно небольшой для формирования болот период, за 400 лет. И всё, эта топь уже или разрослась или перешла, а там суша стала.

Катерина Кочубей

— Да. У нас происходит то же самое. У нас, благодаря фонду президентских грантов, в прошлом году был проект, сейчас мы его завершили, называется «Ковчег преподобного Ионы», были гидрологические исследования по поводу того, почему так это всё дело происходит. У нас там гидрологи больше двух недель работали, смотрели, мерили, получается так, что одна часть монастырской территории медленно и тихо оседает в озера. Это связано еще с тем, что очень долго вся система каналов... У нас же два канала, которые преподобный сам прорыл между двумя озерами, как раз, наверное, были нужны для того, чтобы регулировать уровень воды. А поскольку это всё брошено и там всё заболочено, плюс там наши бобры стараются плотины строят, высоченные совершенно.

Алексей Пичугин

— Я всегда говорил, что это великие архитекторы.

Катерина Кочубей

— Вообще ужас, они нам помогают с поднятием воды. Когда это всё заброшено, воде, понятно, некуда течь, это всё выходит на территорию монастыря, поэтому очень быстро всё разрушается. И зимой морозы, дожди, Карелия славится дождями, поэтому крыши быстро упали. Когда нам передали монастырь в 2016-м году, на это было, конечно, страшно смотреть, потому что там всё заросло, трава, не было даже стен видно. У нас же было два храма. Один храм Преображенский, в котором мы сейчас провели полностью консервационные работы, и где мощи преподобного Ионы под спудом до сих пор лежат. А рядом был деревянный храм Благовещения Пресвятой Богородицы, который был построен еще при самом преподобном. Но он сгорел. В двухтысячных годах в Вепсском крае очень много сгорело храмов, которые были деревянные, как ни странно, в поселениях наших. И Благовещенская церковь тоже у нас погибла в огне, к сожалению. У нас остался фундамент один от нее. Это всё заросло бурьяном, каким-то ивняком.

Алексей Пичугин

— Я смотрел в интернете, та везде фотографии деревянной церкви новой.

Катерина Кочубей

— Это соседняя, есть атомоходбаза, там находится деревянная церковь Федора Стратилата, она к нам вообще не относится, это частная территория, мы с ней никак не связанны. Нам очень помогает Иван лесник, который там есть, какие-то нужды наши он помогает решать иногда. А так нет, к нам только гости приезжают оттуда через озеро.

Алексей Пичугин

— Напомню, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня Катерина Кочубей, руководитель проекта по возрождению Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря в Карелии. Я сразу еще хотел сказать, что сам этот проект поддерживают наши друзья. Фонд «Белый ирис». Если вы хотите познакомиться побольше с тем, что делает «Белый ирис» с храмами, монастырями, которым фонд помогает, с людьми, которые занимаются, с Катериной Кочубей, вы можете прийти 16-17 января в Общественную палату в Москве, только там нужно предварительно зарегистрироваться, живете вы в Москве или будете в Москве. Есть сайт nasledie-iris.org, там все подробности можно узнать. Будет большой форум, который будет проводиться для привлечения внимания к сохранению культурного наследия, к проектам консервации, возрождения, воссоздания, восстановления, но консервации, наверное, в первую очередь, разрушенных храмов в России. Это очень важно, мы на Радио ВЕРА много внимания стараемся уделять таким событиям. Форум 16-17 января — знаковое событие. Если вдруг у вас есть к этому интерес, вы будете в Москве или живете в Москве, можете посетить, предварительно зарегистрировавшись обязательно на сайте по ссылке. На сайте «Белого Ириса» есть ссылка nasledie-iris.org. Насколько я понимаю, возможно, там будет интернет-трансляция происходить. Катерина, очень интересно, как к вам приезжают? Вы сказали, что Шокша ближайшая?

Катерина Кочубей

— Да, ближайшая у нас Шокша.

Алексей Пичугин

— Братия, вы говорите, три человека.

Катерина Кочубей

— У нас настоятель игумен Досифей, иеромонах Прокопий и матушка Афанасия.

Алексей Пичугин

— И вот они же как-то периодически выезжают на Большую землю, возвращаются обратно?

Катерина Кочубей

— У нас в монастыре пока зимой жить невозможно, поэтому братия приняла решение, что они в поселке Шёлтозеро сделали подворье монастыря, собственно, там они все и пребывают. Потому что, во-первых, люди, людей не оставишь. Братия несет еще такой подвиг большой, они окормляют, как я говорила, шесть приходов, которые есть. Каждый приход находится в среднем где-то от подворья на расстоянии 30-40 километров. Они ездят по деревням, проводят богослужения и несут такое служение непростое.

Алексей Пичугин

— А Шёлтозеро — это уже село в цивилизации, на дороге асфальтированной?

Катерина Кочубей

— Да, да. Шокша тоже находится на дороге, просто чтобы до монастыря добраться, нужно от Шокши еще 20 километров проехать по лесу, оставить там на опушке машину, а дальше километра полтора пройти пешком.

Алексей Пичугин

— А, подождите, это важно для людей, которые захотят посетить монастырь. Там от того места, куда можно доехать на машине, до самого монастыря, полтора километра, это не так много.

Катерина Кочубей

— Полтора километра это не так много, но дело в том, что там просто может быть воды по горло.

Алексей Пичугин

— Понятно. То есть эти полтора километра могут превратиться в несколько часов незабываемых приключений.

Катерина Кочубей

— Да, да, да. Когда у нас раньше не было ни причалов, ни нашего понтона для корабля, который мы сделали, потому что мы забираем теперь людей по водному пути, по озеру...

Алексей Пичугин

— Простите, пожалуйста, что перебиваю вас. На машине можно к озеру подъехать?

Катерина Кочубей

— Можно подъехать не то что к озеру, до озера надо будет еще дойти. У нас там есть такой разворот, как бы развилка в лесу, на этой развилке оставляют все машины, полтора километра идут до причала, там мы их забираем на причале нашем и везем уже по озеру в монастырь.

Алексей Пичугин

— Ну, а эта дорога, куда можно на машине доехать, скорее, для внедорожников? То есть на обычной машине не подготовленной туда?..

Катерина Кочубей

— Нет, можно. Но опять же, поскольку у нас в Прионежском районе много воды, если сезон дождливый, то, понятно, на обычной машине сложно на ней будет проехать. Если, как в этом году, у нас очень было сухо, и даже наши болота пересохли, можно было просто в тапочках пройти до монастыря через все наши болота, что очень редко бывает. В пошлом году у нас просто был цирк, потому что эта старая лежневка всплыла и все просто кувыркались на этих бревнах. Да, у нас есть и пешеходный путь, если воды нет, но на машине сложно добраться.

Алексей Пичугин

— А много людей приезжает?

Катерина Кочубей

— Много. Когда мы реализовывали, я уже говорила, грант, мы над нашей утраченной Благовещенской церковью делали защитный павильон большой из оргстекла деревянный. Все смеялись, зачем вы это делаете, кто к вам придет? У нас этот защитный павильон, потому что мы хотели проводить какие-то археологические раскопки, и пока Преображенский храм будет на реставрации, проводить там богослужения. Мы сделали из него музей. У нас невероятно хороший, интересный музей там получился. Всё, что мы нашли во время работ и по программе от министерства культуры, сделали там экспозицию, и нам все говорили: да, кто к вам придет? У нас летом, мы третье лето подряд там живем с начала июня и по ноябрь...

Алексей Пичугин

— И вы там все время тоже?

Катерина Кочубей

— Да. К нам летом приходит больше ста пятидесяти человек, несмотря на то, что к нам добраться невероятно сложно.

Алексей Пичугин

— Сто пятьдесят это за весь сезон?

Катерина Кочубей

— Да, но для нас это, если учесть, что к нам нет дороги... Приходят на экскурсии, приезжают наши местные, нам помогают. На экскурсии реально просто приезжают люди, утром выходишь из домика... Сейчас у нас два домика есть, мы переоборудовали бытовки. До этого в прошлом году мы вообще жили семь месяцев в палатках. Мы выходим, и у нас люди стоят на экскурсию по 10-15 человек.

Алексей Пичугин

— Как, кстати говоря, местные жители к вам относятся, поскольку вы из Москвы, отец Досифей, я посмотрел, из Петербурга, не знаю, как остальные участники.

Катерина Кочубей

— Мероприятий?

Алексей Пичугин

— Да. Но явно, что это люди, приехавшие когда-то в эти места.

Катерина Кочубей

— Да. Сначала, конечно, все присматривались. Но я местным очень благодарна, я их очень люблю, они о-очень нам помогают. Сейчас просто... меня уже нет, местные поехали, вытащили понтон. У нас есть замечательный помощник Виктор Лонин, он руководит поисковым отрядом «Шёлтозерец», который в селе Шёлтозер, они занимаются поиском бойцов, ведут очень интересную работу. Они к нам приезжают с ребятами и помогают нам. Это так нас и поддерживает, и это большой плюс, потому что это местные жители, им стало это уже небезразлично. Они поняли, что нам тоже это небезразлично и что мы не просто приехали туда какие-то залетные, давайте это сделаем, причиним вам добро здесь, причиним добро вам тут. Поэтому как-то к нам прониклись доверием, слава Богу, я этому очень рада и очень благодарна.

Алексей Пичугин

— Вы уже несколько раз упомянули теперь малочисленный народ, когда-то совсем немалочисленный.

Катерина Кочубей

— Вепсы.

Алексей Пичугин

— Вепсы. Это коренное население, которое очень по-разному называли в наших летописях. Так как это прибалтийский финно-угорский народ, тут происходило какое-то слияние балтийской группы, финской группы, понятно, что они родственные. Кто-то называл веси, но это не совсем так, это неправильно. Какие-то летописи называли этот народ чудью, та самая чудь. Меря, помните, если кто-то со школьных времен помнит летописные названия. Вепсы это как раз часть того народа, который называют чудь. Расскажите подробней про то, как они себя сохраняют в современных условиях в 21-м веке?

Катерина Кочубей

— Это, наверное, сложно, потому что язык учат в школе, мало кто на нем сейчас прямо разговаривают. Знакомые мои, кто постарше, из более взрослого поколения, разговаривают между собой на вепсском, сохраняют. У них есть совершенно потрясающий вепсский хор, который сохраняет песенную традицию, костюмы у них прекрасные. У них есть совершенно замечательный музей этнографический, которым руководит Анхимова Наталья, там работают какие-то совершено самоотверженные люди. Виктор Лонин, который возглавляет отряд «Шёлтозерец», сын Рюрика Лонина, который собирал этот этнографический музей. Рюрик очень значимый человек, потому что столько собрать материальных артефактов, которые бы показывали, насколько трудолюбив этот народ. Если вы будете, обязательно посетите музей, потому что очень интересно.

Алексей Пичугин

— Это Шёлтозеро?

Катерина Кочубей

— Да, это в Шёлтозере, там большой дом Мелькиных, из него сделали музей. Невероятный сам дом. Я когда со старшим поколением разговаривала, у них считалось, если ты в конце дня не сказал, как я хорошо потрудился и сколько я много сделал, то считай, день ты прожил зря.

Алексей Пичугин

— То есть у них наоборот. У нас же принято: ну что я там сделал, да ладно. Даже если ты состав разгрузил, а если ты себя как-то этим превозносишь...

Катерина Кочубей

— Нет, дело даже не в превозношении, а в том, что очень трудолюбивые люди, потому что жизнь была очень сложная. Кругом лес, вепсы же очень связаны с лесом, их даже называли лесные люди, всё связано с лесом. Земледелие как таковое, сами подумайте, если как прошлым летом были дожди, о каком земледелии, там просто всё залило водой. Жить очень сложно. Трудятся много. Вышивают прекрасные вышивки, ткут, до сих пор сохраняют. Есть знакомая моя, Татьяна, занимается ковроткачеством, традиционное сохранение ремесел. В общем, сохраняют материальную культуру и язык, это очень важно.

Алексей Пичугин

— Да, конечно.

Катерина Кочубей

— Без этого, наверное, очень сложно что сохранить. И хорошо, что монастырь, потому что монастырь был центром.

Алексей Пичугин

— Вепсской культуры.

Катерина Кочубей

— Да, вепсской культуры.

Алексей Пичугин

— А как так вышло?

Катерина Кочубей

— Потому что преподобный сам вепс.

Алексей Пичугин

— Давайте об этом чуть подробней поговорим буквально через минуту, сейчас небольшой перерыв. Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня Катерина Кочубей, художник-реставратор, руководитель проекта по возрождению Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря. Я Алексей Пичугин. Буквально через минуту мы все в этой студии снова встретимся.

Алексей Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио. Друзья, напомню, что сегодня у нас в гостях Катерина Кочубей, художник-реставратор, руководитель проекта по возрождению Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря. Очень интересный, мне кажется, разговор, очень интересное место, совершенно необычное со всех сторон. Здесь и малый народ, вепсы, живут, один из самых труднодоступных монастырей в России, это и был еще, оказывается центр вепсской культуры когда-то, сам монастырь. Давайте, знаете как, Катерина, тогда уже по истории монастыря пойдем. Мы несколько раз за первую половину программы упоминали Иону Яшезерского преподобного, и начинали говорить про историю, что основание монастыря — вторая половина 16-го века. Наверное, пришло время как-то подробнее про это. Таким образом перейдем к тому, почему это центр вепсской культуры был.

Катерина Кочубей

— У нас история интересная. Преподобный ушел туда, как я и говорила в конце 16-го века. Он очень хорошо знал эти места, и выбор был неспроста.

Алексей Пичугин

— Он родом.

Катерина Кочубей

— Он родом из Шокши, это самое близкое поселение, которое у нас там было. И понятное дело, что все хорошо знали эти места, был выбор непростой, потому что, как обычно, по некоторым источникам там было языческое капище. Он как ушел, жил в пещерке, потом к нему стала приходить братия. Ну, это традиционное, как везде. Появляется некий святой человек, к которому стали приходить. В монастыре никогда не было много братии. Самое большее это, по-моему, около десяти было человек. Потому что труднодоступность, очень строгий устав, скорей всего, был. Земледелие никакое, только собиратели, там что-то собирали. Преподобный ездил по деревням, какие-то собирал подаяния от местных. В общем, жили скромно. Монастырь претерпел, его и закрывали, и приписывали к другим, к Свирскому и еще к каким-то монастырям приписывали. Потом его вообще закрыли и только в 19-м веке его возродили.

Алексей Пичугин

— А когда его закрывали, это я так понимаю, после реформы Екатерининской, он стоял заброшенный или там был приходской храм?

Катерина Кочубей

— Да. Он был приходской храм, но, я так поняла, что поскольку он был очень труднодоступным, а в каждом вепсском поселении были невероятно красивые деревянные храмы, огромные шатровые храмы, где проводились богослужения. У нас была целая выставка, называлась Яшезерская пустынь и ее окрестности. Монастырь был центром, и оттуда расходились лучики в каждое поселение, где были деревянные храмы. Очень много было часовен, потому что у вепсов часовенная традиция на Севере, Поклонные кресты и часовни. Это очень было распространено, в каждом хуторе была часовня, в большой деревне был храм деревянный. И когда потом монастырь упразднили, понятное дело, что богослужения проводились где-то в поселениях. И монастырь был, но приходил в упадок, очень часто горел, потому что, опять же, деревянный. Преображенский храм до 19-го века тоже был деревянный, он сгорел, его не стали восстанавливать, была только она Благовещенская церковь.

Алексей Пичугин

— Да, вот я смотрю сейчас фотографию, в интернете нашел. Обитель, понятно, фотография черно-белая дореволюционная, но такая, уверенная очень.

Катерина Кочубей

— Это монастырь после того, как на свои собственные средства его отстроил в камне меценат Марк Пименов. Он сам тоже родом из Шокши, он еще занимался строительством в Петербурге. Аничков мост был построен мастерами вепсскими, этим занимался Марк Пименов, и укрепление Кронштадта. Потому что вепсы были очень искусными каменотесами, это в Петербурге находило свое применение.

Алексей Пичугин

— В 19-м веке — в начале 20-го эта труднодоступность так же ощущалась или были все-таки какие-то дороги?

Катерина Кочубей

— Я думаю, были дороги, это всё после этого запустения, после 70-80-х годов.

Алексей Пичугин

— То есть это уже фактически нашего времени.

Катерина Кочубей

— Да, это наше время. И потом, помните, когда у нас были неперспективные деревни?

Алексей Пичугин

— Это Хрущев.

Катерина Кочубей

— Вот, Хрущев. При Хрущеве очень много деревень, которые... Напротив монастыря потом, на противоположной стороне стала складываться деревня, она так и называлась Яшезеро по названию озера, которое большое. Была огромная деревня, там остался один дом большой, он уже тоже в руинированном состоянии. И потом ее просто признали неперспективной, туда не проводили ни свет, ничего.

Алексей Пичугин

— И дорог уже, естественно, не было.

Катерина Кочубей

— И дорог уже никто...

Алексей Пичугин

— А как это всё в тайге зарастает, и следа никакого этих дорог не найти.

Катерина Кочубей

— Моментально. Поэтому у нас еще такая проблема, стоит тебе приехать не в начале мая, а в середине, всё, уже просто дебри, заросли. А если учесть, что у нас энцефалитная зона и у нас много змей, то это всё, сапоги по уши, и постоянно рефтамидом ты брызгаешься.

Алексей Пичугин

— Нас слушают достаточно много людей, среди которых есть те, в чьих силах и желании помогать таким местам, как ваше. Что в первую очередь нужно?

Катерина Кочубей

— В первую очередь нужно иметь уверенность, что вы сможете в трудных условиях прожить, потому что очень много людей нам писало в прошлом году, что мы хотим приехать, и мы их сразу предупреждали, что у нас сложные условия. Это у нас только сейчас два домика появились и теплая трапезная, слава Богу, а то у нас всё было в палатках. Мы жили в палатках военных. Люди, кто готов, приезжали, у нас жили и, слава Богу. Ну, и нужно написать, наверное. У нас есть страничка Шёлтозеро, подворье монастыря, можно написать вконтакте мне лично на страничку в сообщения, благословиться у нашего игумена на приезд и приезжать и помогать нам. Мы встретим, договориться с датой, чтобы у нас было, где жить.

Алексей Пичугин

— С мая по октябрь?

Катерина Кочубей

— В прошлом году мы уехали 11 ноября, у нас работы закончились.

Алексей Пичугин

— То есть полгода вы в Москве, а полгода вы в монастыре.

Катерина Кочубей

— Да. Потому что у нас домики теплые появились только этим летом. Это случилось такое счастье, была программа от министерства культуры «Сохранение памятников архитектуры», и у нас проводили они консервационные работы на стене и келейных корпусах. Преображенский храм мы делали своими силами за счет средств гранта и тех денег, которые мы собирали. А всё остальное, нам повезло, нас включили в эту программу. Поскольку у нас негде было жить, а семь месяцев прожить в палатке мало кто может, компания, которая у нас проводила эти работы, построили две бытовки 3×6. Мы попросили их не разбирать, мы их просто благоустроили, утеплили и привели в более-менее приличное состояние, поставили печи, и теперь у нас есть два домика. Из одного домика мы сделали реставрационную мастерскую маленькую. Я там живу, и половина домика у меня там мастерская реставрационная. И теплая трапезная у нас теперь есть, поэтому можно погреться, вещи высушить. В палатках это не всё так хорошо сохло, как хотелось бы.

Алексей Пичугин

— Как бы вы ответили на вопрос, для чего это всё нужно? Скажут вам, мало, что ли, у нас монастырей? Что у нас монахов столько реально есть, желающих подвизаться? Есть монастыри, есть хорошо отреставрированные монастыри, есть плохо отреставрированные монастыри, куда лучше доступные транспортно.

Катерина Кочубей

— Мы на этот счет очень долго думали, я очень рада, что люди откликаются. Наверное, это нужно для того, чтобы люди, несмотря на все эти трудности, туда приходили. Они приходят, очень я рада, что приходят наши школьники. Наши, это в плане Шёлтозерские. Этим летом, когда приехали ребята нам помогать, как раз, наверное, 14-15 лет, самый сложный возраст. Мы с ними разговаривали, беда всех, кто живет в таких удаленных местах, все хотят уехать. Потому что выбор работы небольшой, понятно, что вся жизнь протекает в столицах и городах, все хотят куда-то уехать. И не видят ценности. Мы с ними сидели, разговаривали, и когда еще они узнают, что мы сюда приехали из Москвы что-то делать, это какие-то новые смыслы начинает зарождать у ребят. Я очень этому рада. Мы разговаривали о Марке Пименове, они говорят: ему делать нечего, столько денег, это же сколько нужно было отстроить. Представляете, отстроить монастырь на собственные деньги? Он еще свой собственный дом, который был у него в Шокши, принадлежал его семье, родовой дом. А для вепсов, представляете, родовой дом, это же...

Алексей Пичугин

— Естественно.

Катерина Кочубей

— И он подарил монастырю, перевез его, полностью там сложил заново печи, и всё на свои средства. И передал настоятелю, там жил настоятель и гости, кто приезжал. И плюс, это же не просто надо отстроить, сделали иконостас, невероятно красивый, золоченый. Сделали раку над преподобным, где он покоится. Когда мы всё это обсуждали с ребятами в нашем музее, мы же еще сделали, у нас огромная экспозиция из черно-белых фотографий архивных, мы долго работали в архиве, все, что связано с поселениями, где все живут. Где что было, какие храмы, как они назывались, сколько было часовен. Мы летом размещаем черно-белые стенды в нашем этом павильоне. Когда все видят, и когда еще рассказываешь, что это всё построено вашими предками, всё построено силами и чаяниями местных жителей. Храм Сретения Господня, который находится в Горнем Шёлтозеро, там местный крестьянин пожертвовал больше двухсот рублей на строительство храма. Представляете, это же какие деньги по тем временам? Он в Питере работал и пожертвовал такие огромные деньги.

Алексей Пичугин

— Когда мы говорим про конец 19 века — начало 20-го, мы должны понимать две вещи, что на Севере практически никогда не было крепостного права, вообще крепостное право это достаточно яркая печальная история центральной части страны. На Севере крепостного права не было или практически не было, и все-таки уже после раскрепощения жизнь крестьянства складывалась по-разному. Кто-то жил в тотальной нищете, кто-то сумел себе заработать очень неплохо, ну, опять же, помним историю с кулаками и раскулачиванием. А кто-то, действительно, не мог выйти из этого крестьянского сословия, но сколотил себе... На Бауманской, недалеко от того места, где я живу, есть прекрасный доходный дом, построенный крестьянином. То есть это как раз та история, когда человек из сословия выйти не мог, он оставался крестьянином, но при этом он был практически миллионером, как бы мы сейчас сказали.

Катерина Кочубей

— Вот, Марк Пименов тоже выходец из села Шокша. Он был еще градоначальником Петрозаводска какое-то время, занимался благотворительностью какое-то время. Мы об этом с ребятами говорили, это ценно, потому что у ребят складывается совершенно другое представление о той местности, где они живут. Я очень надеюсь, что именно для этого всё это и нужно.

Алексей Пичугин

— Да, Марк Пименов, я даже сейчас зачитаю: родился в 1799-м году в крестьянской семье, был первенцем, начинал карьеру приказчиком у дяди. Опять же северная история, дядя торговал, был не бедным человеком, у него приказчик был, но они крестьяне.

Катерина Кочубей

— Да. Но это о чем говорит? О том, что все люди там очень трудолюбивые, всё своим трудом. Хозяйство, какие дома огромные, хозяйственные комплексы. Это просто невероятно, это же всё нужно построить, за всем этим нужно смотреть. Если будете в музее, просто зайдите, посмотрите. Это такие крепкие хозяйства, эти дома, которые там до сих пор еще где-то сохранились. Это просто невероятная красота, аскетичные, огромные. И трудолюбивые люди. И когда они к нам приезжают и помогают нам и откликаются — наверное, для этого и нужно всё.

Алексей Пичугин

— Друзья, напомню, что в гостях у Светлого радио Катерина Кочубей, руководитель проекта по возрождению Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря в Карелии, одного из самых труднодоступных российских монастырей. Я еще раз напомню, что 16-17-го января в Москве в Общественной палате состоится Второй форум хранителей храмов России. Если вы интересуетесь сохранением культурного наследия, если вы как-то болеете за возрождение храмов разрушенных, как храмов или как объектов культурного наследия, вам может быть, если будете в Москве или живете в Москве, стоит посетить этот форум, только обязательно зарегистрировавшись по ссылке. Ссылку найдете на сайте фонда «Белый ирис» nasledie-iris.org. Посмотрите, пожалуйста, если вдруг вас заинтересовало, не проходите мимо. Я в начале программы обещал, что мы поговорим еще про один, самый, как считается, труднодоступный монастырь в России, Богоявленский, по-моему?

Катерина Кочубей

— Кожеезерский.

Алексей Пичугин

— Кожеезерский Богоявленский монастырь на Кожозере. Это уже Архангельская область, но тоже не далеко от Карелии. Там 30 километров от ближайшего...

Катерина Кочубей

— Мне кажется, даже больше.

Алексей Пичугин

— Я везде видел 30. Но эти 30, если мы едем по трассе на машине со скоростью 100 километров в час, эти 30 километров для нас незаметно пролетают. А тут дороги вовсе нет. Зимой как-то на снегоходах можно, летом по озеру, это тоже не ближний путь, там целый день надо идти.

Катерина Кочубей

— По реке Кожа.

Алексей Пичугин

— По реке Кожа, простите. Я видел ролики, как люди идут на лодках, на моторках, но это тоже надо пройти целый день, не просто так, какие-то пороги где-то есть, по-моему. И от ближайшего населенного пункта можно летом идти по тайге, там есть какой-то ориентир, тропа. Но 30 километров по тайге, знаете, не самое...

Катерина Кочубей

— Да, там далеко. Я там, к сожалению, пока не была, очень хочется туда попасть.

Алексей Пичугин

— А как вы занимаетесь им?

Катерина Кочубей

— Не то что занимаюсь. Там сейчас подвизается послушник Владислав, понятно, что есть какие-то нужды, которые нужно закрывать. Им нужны пиломатериалы, им нужны какие-то средства, что-то покупать. У них генераторы стоят, это нужно бензин, еще что-то. У них есть телеграм-канал, можно отправлять туда небольшой денежку, помогать.

Алексей Пичугин

— Да, там, знаете, как интересно было, что этот монастырь вернули Церкви достаточно давно. Это была вторая половина 90-х, наверное. Сначала он был мужским, там была какая-то детективная, она в интернете описана, я недавно буквально читал, я раз в несколько лет возвращаюсь к своему интересу этим монастырем, я, естественно там тоже никогда не был, уж не знаю, доведется или нет. Но там детективные почти были истории, когда на рубеже 90-х — 2000-х туда приехали первые монахи из Троице-Сергиевой лавры, по-моему. Не смогли, уехали. Во-первых, не смогли, потому что тяжело, никаких условий, далеко, 30 километров до ближайшего жилья. Вот, я говорю 30, вроде, совсем немного, где-то бывает и сто и двести.

Катерина Кочубей

— Это разные тридцать.

Алексей Пичугин

— Да, северная верста совсем другая. Потом, там лесозаготовки, лесники, бесконечные пьянки. Этот монастырь использовали часто как место, где местные жители или сотрудники лесхоза приезжали и просто пьянствовали.

Катерина Кочубей

— У нас то же самое, монастырь так же был, потому что у нас то рыбаки какие-то приезжали, грелись, то еще что-то. Я думаю, что это участь таких удаленных мест.

Алексей Пичугин

— К сожалению, да. И они не могли найти общий язык. Потом приехали другие, с ними нашли общий язык, но всё было тяжело. Потом, наконец, там официально открыли мужской монастырь, был настоятель. Потом почему-то этот монастырь преобразовали в женский. Не знаю, решили, наверное, что женщинам проще это всё вынести.

Катерина Кочубей

— Они даже подняли там хозяйство, что-то там делали.

Алексей Пичугин

— Нет, это без сарказма говорю. В итоге от вас сейчас узнал, что его назад в мужской переделали. Это ведь не просто так архиерей местной епархии, мы с ним знакомы, решает: а вот хочу, чтобы был мужской. А с утра проснулся, а нет, я подумал, пусть женский будет.

Катерина Кочубей

— Наверное, для этого есть какие-то предпосылки.

Алексей Пичугин

— Конечно, какие-то основания есть, почему это происходит, почему такая замена. Видно, что там что-то происходит, но это что-то настолько тяжело идет, поскольку туда ни на чем ничего не довезешь. Такая же история у вас, кстати, я так понимаю. Ну, чуть проще.

Катерина Кочубей

— У нас чуть попроще, потому что мы, благодаря моим друзьям смогли построить понтон большой, на который мы заносим сначала на руках всё, что необходимо, и можем за раз достаточно много завезти. А у них так не довезешь, у них на лодке.

Алексей Пичугин

— А у вас ваши друзья из прошлой жизни, нельзя сказать, что из прошлой жизни, друзья — они всегда друзья.

Катерина Кочубей

— Да.

Алексей Пичугин

— Как они отнеслись к вашим переменам?

Катерина Кочубей

— Я очень рада, теперь сижу и думаю, как вы сказали, что всё неспроста, весь мой, чем я раньше занималась, те люди, с которыми я познакомилась во время каких-то своих fashion-дел, все помогают, я им очень благодарна. Когда у нас возникла такая ситуация, когда подпорная арка большая падала, там такая была огромная трещина, и у нас стоял вопрос: мы или падаем или мы что-то делаем экстренно в Преображенском храме в нашем монастыре. Если бы мы не сделали, не факт, что Преображенский храм достоял бы до сегодняшнего времени. Мои друзья пожертвовали пятьсот тысяч рублей, мы купили пиломатериалы. Но у нас встал вопрос, как мы их туда завезем. Поэтому была такая история, мы построили понтон на две с половиной тонны, на котором мы всё это через озеро стали завозить. Он нам, конечно, очень помогает, потому что всё, что есть, до гвоздя, заносится на руках строителями нашими и волонтерами или на этом понтоне завозится.

Алексей Пичугин

— А озеро, кстати, тоже важно, закрытое, правильно?

Катерина Кочубей

— Да.

Алексей Пичугин

— То есть из него выйти никуда нельзя.

Катерина Кочубей

— Нет. Это такие ламбушки лесные. Рядом еще озеро есть, Сенное или Монастырское, из него ручей выходит Ржаной.

Алексей Пичугин

— Но это ручей, по нему тоже...

Катерина Кочубей

— Раньше там сплавляли лес, но сейчас он уже не в таком состоянии.

Алексей Пичугин

— Сплавляли хорошо прямо до какой-то большой воды?

Катерина Кочубей

— До Свири.

Алексей Пичугин

— Свирь тут тоже относительно недалеко. Нас сейчас слушают в больших городах, в Питере в том числе, и они слышат названия каких-то очень близких рек. Свирь, Подпорожье, вот уже Ласточка из Питера ходит. А на самом деле, посмотришь...

Катерина Кочубей

— Белые пятна на карте.

Алексей Пичугин

— Белые пятна, да, и точка с этим монастырем в пустоте. Куда взгляд ни кинь, кругом тайга. Тут вперед пятьсот, назад пятьсот.

Катерина Кочубей

— Очень интересно этим летом было. К нам приезжает Александра, она из Питера, агроном, помогает нам, поскольку все-таки сложно у нас вести работы, она приезжает нас консультирует. И вот мы с ней вышли ночью, стоим, Северное сияние у нас там в августе, звезды, красота. Мы стоим, темень просто непроглядная. А мы спиной, у нас же лес. Я говорю: Саша, ты представляешь, у нас первые люди, это где-то за Свирь рекой и за Свирским водохранилищем? Она стоит и говорит: Кать, пойдем спать. Потому что когда ты представляешь, что за тобой огромная черная стена болот, леса и где-то там эти люди, иногда бывает...

Алексей Пичугин

— Я ездил к друзьям в Верколу, помню, много уже лет назад, первый раз в жизни я услышал тишину. Когда ты выходишь на крыльцо в таежной деревне, а Веркола достаточно большая, но северная традиция, в 9:00 вечера люди спят, если уж очень куда-то не надо. Ты выходишь на крыльцо...

Катерина Кочубей

— Тишина.

Алексей Пичугин

— Она громкая, она давит, она городскому жителю настолько непривычна, она такая громкая, что ее невозможно слышать. Куда бы ты ни вышел в центральной полосе России...

Катерина Кочубей

— Какие-то звуки есть.

Алексей Пичугин

— Звуки будут, ты их не слышишь, но фоновый шум чего-то большого, индустриального, даже в пятидесяти километрах как-то на тебя действует, а здесь нет вообще его.

Катерина Кочубей

— Это такое состояние.... Вот этим летом я практически одна там была. Только приезжали на несколько дней волонтеры, волонтеры приезжают, живут какое-то определенное время, потому что все работают. Я очень много была одна. Это состояние невероятное. Во-первых, тишина, в августе туманы и журавли. Когда в полпятого, в четыре утра журавли прилетают, начинают кричать, очень, конечно...

Алексей Пичугин

— Забыл самый попсовый вопрос вам задать: а звери дикие есть?

Катерина Кочубей

— Есть медведи. У нас есть звери все. А поскольку напротив нас, через озеро, охотбаза, они специализируются как раз на медведях. У нас лабаз стоит, если встанешь на крыльцо монастыря и осенью, когда листва опадает видно охотничьи лабазы. И медведи, да, у нас медведи ходят. Мы когда первый раз приехали, это было позапрошлым летом, мы приехали с моим младшим сыном и его другом. Мы поставили палатки, мы были только втроем, мой сын, его друг...

Алексей Пичугин

— Сын не говорит: мама какой-то фигней занимается?

Катерина Кочубей

— Нет, он же вырос, считай, в монастыре. Потому что мы с четырех лет ездим туда постоянно. Сейчас-то он уже взрослый, он побудет и уедет. И когда мы там втроем были, я в соседней палатке, дети в маленькой, оккупировали себе двухместную палатку, и больше никого не было. Там еще не кошено ничего, мы только разбили лагерь, это первый наш грант президентский, когда мы устроили волонтерский лагерь. Мы заехали для того, чтобы как-то всю эту территорию благоустроить, ждали наших строителей. А до этого там никто из людей не жил. У нас еще стены все: дырки, проломы, заходи кто хочешь. Я ночью просыпаюсь из-за того, что вокруг моей палатки ходит медведь. Состояние, помню, я себя почувствовала как бутерброды, которые в вакуумной упаковке.

Алексей Пичугин

— Себя бутербродом?

Катерина Кочубей

— Да, я себя почувствовала бутербродом, который лежит. Оказалось, что это был... Когда лесник приехал на следующий день нас проверять, живы мы или нет, он говорит: Кать, ты не входишь в его пищевую цепочку. Я говорю: Вань, спасибо большое.

Алексей Пичугин

— А он об этом знает сам медведь, что вы не входите в его цепочку?

Катерина Кочубей

— Не знаю. А получилось еще так, мы тоже были не очень опытные, а мы ухой напахли, ему, конечно, стало интересно, ничего себе, кто чего тут наварил вкусного? Поэтому да, у нас мишки есть, они ходят. Этим летом прямо напротив монастыря, когда выходишь из келейного корпуса, у нас такие святые врата, у него выход прямо на второе озеро. Там клюквенное болото невероятное, там такая клюква огромная. Был туман, и я побежала утром снимать, как там красиво. И оказывается, там тоже мишенька ел клюкву. Приходится жить с мишеньками, много всяких зверей. А, у нас зайцы живут.

Алексей Пичугин

— Ну, зайцы, это уже не удивите после медведей.

Катерина Кочубей

— Зайчики так мило у нас живут, когда утром выходишь на крылечко кофе пить, они такие под домиками нашими новыми живут. У нас волонтеры тоже: где ваши зайцы?

Алексей Пичугин

— Друзья, у нас уже программ заканчивается, к сожалению, потому что это невероятно интересно. Конечно, я вас уверяю, что интересней побывать там на месте, это я себе тоже говорю, вдруг когда-нибудь получится доехать. Но я думаю, что есть на свете гораздо больше людей подвижных, активных, которые хотели бы приехать, помочь, которые могли бы помочь, может быть, материально. Приезжая, может быть, не как волонтер участвуя, но участвуя материально, гораздо больше пассионарных людей. Я напомню, что проект этот поддерживает фонд «Белый ирис». 16-17 января в Москве в Общественной палате пройдет Второй Всероссийский форум хранителей храмов России. Он посвящен воссозданию, консервации, восстановлении разрушенных храмов, их очень-очень много, разрушенных монастырей. Про один из них мы говорили сегодня с Катериной Кочубей. Это один из самых труднодоступных монастырей в России, Ионо-Яшезерский монастырь в Карелии. Во-первых, вы всегда можете найти сайт самого монастыря. Он называется yashezero.ru, правильно?

Катерина Кочубей

-Да. И еще можно вконтакте найти Шёлтозерское подворье Ионо-Яшезерского монастыря.

Алексей Пичугин

— Там есть все контакты.

Катерина Кочубей

— Да, там есть все контакты. И если вы захотите приехать, можно туда написать.

Алексей Пичугин

— А если кто-то хочет помочь деньгами?

Катерина Кочубей

— Там есть ссылка, как это всё сделать, можно, да.

Алексей Пичугин

— Спасибо большое. У нас в гостях сегодня была Катерина Кочубей, художник-реставратор и руководитель проекта по возрождению Ионо-Яшезерского монастыря. Удивительно, как вы рассказывали. Спасибо вам большое.

Катерина Кочубей

— Спасибо.

Алексей Пичугин

— Приходите к нам, мы любим таких гостей, очень любим такие программы делать, приходите, всегда вам рады.

Катерина Кочубей

— Приезжайте к нам.

Алексей Пичугин

— Спасибо большое. Я Алексей Пичугин. До встречи.

Катерина Кочубей

— Спасибо. До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «4-е воскресенье по Пасхе, о расслабленном». Священник Николай Конюхов
• «Сохранение семьи». Протоиерей Федор Бородин
• «Христианские мотивы в фильме «Иваново детство». Августина До-Егито