«Ведрошская битва 1500 г.». Исторический час с Дмитрием Володихиным (05.05.2019)

Д.Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели!

Это — светлое радио, радио «Вера». В эфире — передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и... с вами сегодня в студии я один, и с вами я буду, таким образом, наедине делиться секретами историка.

Наша сегодняшняя тема — не из тех, которые в советское время широко обсуждались. А именно — одно из величайших сражений длительной полосы московско-литовских войн.

Дело в том, что советский период отмечен, всё-таки, тем, что многие темы, из соображений дурно понятого интернационализма, исключались из программы учебной — не только школьной, но, порой, и вузовской. И в число этих тем попали московско-литовские войны.

Между тем, они составляли чрезвычайно важную часть истории России, причём ту часть, которая кардинальным образом изменила всю судьбу нашего государства.

Для того, чтобы приступить к истории одного единственного, правда, чрезвычайно масштабного и важного для истории России сражения, я должен сделать значительное предисловие.

Сражение произошло 14 июля 1500 года на речке Ведроши в Смоленской земле — это юго-восточнее города Дорогобуж, и сильно восточнее самого Смоленска. Местность, которая стала полем битвы, находится в треугольнике нескольких небольших речек — это речка Рясна, речка Сельна, речка Полна ( или Польня ), и — то ли Сельня, то ли безымянный ручей, который впадает в неё, называли в старину Ведрошь. Также было и село Ведроши — ныне оно именуется село Алексино.

Неподалёку от этого села поставлен памятник. На памятнике этом написано «Поле Ведрошской битвы 1500 года», и, неподалёку от памятника, стоит поклонный крест. Для жителей Смоленской области, в частности, для жителей Дорогобужа, а также местных сёл и деревень — это, конечно, чрезвычайно важное место, и, время от времени, там происходят фестивали реконструкторов, историко-культурные фестивали.

То есть, иными словами, для тех, кто составляет население всего этого региона, конечно же, памятник значит чрезвычайно много. Но, к сожалению, для всей России он значит неадекватно мало. Потому, что неадекватно мало знают о самом этом сражении, да и вообще о московско-литовских войнах.

Итак, предисловие.

Подходить к 1500 году мы станем аж с XIII века — тут ничего не поделаешь, такова историческая реальность того времени. Приходится обращаться к некоторым вещам издалека, и мне хотелось бы напомнить уважаемым радиослушателям, что в середине XIII века Русь оказалась под ударом с двух сторон.

Первая очень хорошо всем известна — это удар Батыева нашествия, страшный, сокрушительный удар, сдержать его было невозможно, и значительная часть регионов Руси попала впоследствии под власть Орды.

А вот другой удар — ну, собственно, разделённый на целый ряд дипломатических, военных акций, выгодных династических брачных комбинаций — он шёл со стороны северо-запада, со стороны литовских племён. Ещё в середине XIII века их натиск успешно отражал Александр Невский — он разбил литовских князей при Зижиче и Усвяте.

Но, понимаете, какая вещь... Русь разделена, Русь ослаблена ордынскими карательными экспедициями. Русь находится в развалинах после нашествия Батыя и целого ряда других нашествий. Поэтому, сопротивляться чрезвычайно сложно.

Медленно, но верно Литва ставит под свой контроль земли и княжества Древней Руси, и, если мы посмотрим на карту так называемой Империи Рюриковичей — то есть, Древней Руси — какой она была в X, XI, XII веках, то окажется, что к середине XIV века половина этой, так называемой Империи Рюриковичей, уже входит в состав Великого Княжества Литовского.

Это — государство-монстр, государство-мастодонт, и оно растёт, постепенно будет расти, вплоть до середины XV века. Натиск на восток идёт и во времена Гедимина, и во времена Ольгерда, и во времена Витовта, и позднее.

Таким образом, частью Великого Княжества Литовского делаются Киев, Чернигов, Новгород-Северский, Мстиславль, Смоленск, Торопец, Брянск, и даже Вязьма.

Уж, казалось бы, Вязьма — это город, который сейчас рассматривается чуть ли не как дальнее Подмосковье — собственно, восточная часть Смоленской области, и туда можно за несколько часов доехать от Москвы на электричках. А тогда — это было другое государство. В XV веке Вязьма подчинялась Великим Князьям Литовским, была частью территории Великого Княжества Литовского.

И, кроме того, Великое Княжество Литовское, собственно, не собиралось на этом останавливаться — уже определённое влияние оказывало и на новгородчину, и на Рязанское княжество, и на Псковскую землю. Это влияние могло усилиться, и могло рухнуть, в зависимости от того, как будут вести себя на Руси её князья. А Русь находилась... ну... мягко говоря, не в лучшем положении.

Объединителем Руси, после долгой междоусобной борьбы, становится Москва — это ярко выраженный лидер. Москва выводит Русь на Поле Куликово. Москва постепенно, с большим трудом, объединяет северо-восточные земли и княжества. Москва понемногу становится центром общерусского централизованного государства, но чрезвычайно медленно. Мешают междоусобные столкновения. В частности, 25 лет на территории Московского княжества идёт гражданская война между представителями московского княжеского дома. Ничего доброго — страшная трагедия, огромные потери, жестокость, совершенно не христианская, друг ко другу, к родным людям — не только к соотечественникам и единоверцам, но просто — к близким родственникам. И это, конечно, подтачивало силы Руси, и не давало ей возможность, как сейчас выразились бы, наверное, встать с колен.

Лишь при Иване III, который взошёл на Великокняжеский престол в 1462 году, ситуация стала меняться кардинальным образом. И вот здесь мы переходим к преддверию Ведрошской битвы.

Собственно, роль Ивана III в восстановлении мощи Руси и её единства — огромна, и её переоценить невозможно. Фактически, до Ивана III была россыпь отдельных разрозненных земель и княжеств, ну, а после Ивана III — была страна Россия, в которой мы сейчас и живём. Он создал Россию как самостоятельное независимое государство из крошева разрозненных земель и княжеств, из того, что иронично называли «черешня в розницу».

Собственно, с 1462 года до самой своей смерти в 1505 году, он ведёт политику, подчинённую общей идее объединить Русь любой ценой, даже если придётся взламывать старинные традиции отдельных городов, княжеств, вечевых республик ради того, чтобы Русь смогла выходить на поле боя — противостоять и ордынской угрозе, и литовской угрозе, достойно ведя себя и не позволяя раскалывать себя бесконечными внутренними междукняжескими войнами, усобицами, кровавыми столкновениями родни.

У Руси должен быть один государь. Сила его власти будет сберегать землю от бесконечных хаотичных кровавых столкновений, она будет давать единство, она будет давать мощь на внешнеполитической арене.

И, конечно... в общем... главным помощником Ивана III в этом объединительном процессе была Церковь. Иван III умел поладить с Церковью. Нельзя сказать, что он с нею не спорил — было время, когда он, из соображений государственных, даже покровительствовал еретикам-жидовствующим, такой эпизод был, но, всё-таки, в могилу он ушёл добрым христианином, который смог переменить свой ум целиком и полностью.

При нём велось колоссальное церковное строительство. Хотелось бы напомнить, например, что главный собор всей Руси — вернее, уже всей России — был построен при нём. Это — Успенский собор Московского Кремля, и великолепие, уподоблявшее этот собор величественным храмам Владимирской Руси, удалось придать, только благодаря усилиям Ивана III, и никого другого.

Итак, во взаимоотношениях с Великим Княжеством Литовским, Иван III был осторожен. Это, вообще, политик, чрезвычайно осторожный, аккуратный, разумный в своих действиях, человек, который своей интуиции давал возможность... ну... просчитать ситуацию на 10-15 шагов вперёд, и ему надо было отыскать слабое место в латах гораздо более сильного противника. Он его — отыскал.

Прежде, чем мы с вами приступим к обсуждению того, что это за уязвимое место, я думаю, будет правильным, если сейчас прозвучит фрагмент из музыки Михаила Глинки к трагедии Нестора Кукольника «Князь Холмский», поскольку князь Даниил Холмский — это полководец, который участвовал в московско-литовских войнах, и, по тем временам, был... ну... настоящим гением военной тактики.

-МУЗЫКА-

«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»

Д.Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это — светлое радио, радио «Вера».

В эфире — передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и со мною более нет никого, кроме вас, дорогие радиослушатели.

Мы обсуждаем историю Ведрошской битвы 1500 года — битвы, которая повернула ход истории на колоссальных пространствах Восточной Европы, но ныне — почти забыта.

Итак, взаимоотношения Великого князя Московского Ивана III с Великим Княжеством Литовским — чрезвычайно сложная страница.

Ко второй половине XV века два этих государства подошли в состоянии, в общем-то, не соперничества, а, скорее — полного военно-политического преобладания одного из них.

Литва была могущественной, гораздо более многолюдной, с точки зрения демографической, гораздо более крупной, с точки зрения территориальной, гораздо более богатой, с точки зрения экономической, державой. И, надо сказать, что, по части боевой, она, в сравнении с Великим Княжеством Московским, была... ну... если угодно, чемпионом по боям без правил в тяжёлом весе, который выходит для того, чтобы сразиться с молодым перспективным спортсменом — крепким парнем, который, в общем, многими рассматривается как... ну... не такой уж слабый боец, чтобы не выстоять хотя бы первого раунда. Но — никто бы на Москву тогда не поставил.

Однако, Иван III, всё-таки, нашёл то уязвимое место, о котором я говорил. Дело в том, что Великое Княжество Литовское было чрезвычайно пёстрым, с точки зрения этнической и вероисповедной, и, как раз, именно это давало надежду на то, что с ним удастся справиться, что борьба с ним — не безнадёжна.

Итак, прежде всего, огромное количество русских земель и княжеств, которые вошли в состав Великого Княжества Литовского ко второй половине XV века — это были земли православные. Там были православные архиереи, православные священники, православные храмы, и христианство по восточному обряду установилось на этих просторах уже много веков назад.

А вот Великие князья Литовские со второй половины XIV века пытались стеснить православных, всё-таки, принуждая их к принятию католицизма, к торжеству католицизма на этой территории. Иногда это принуждение было достаточно мягким, почти незаметным, иногда его чувствовали в политике — так, например, православные представители княжеской аристократии Великого Княжества Литовского были лишены возможности занимать высшие государственные должности, а иногда, в общем, принуждали значительно более жёстко. И вот, как раз, конец XV века ознаменовался одной из таких попыток.

И Иван III рассчитывал на то, что он найдёт в среде князей, русского происхождения, православных князей — князей Рюриковичей, сидящих на землях Великого Княжества Литовского по своему древнему родовому праву, союзников — и он их нашёл.

Первая война вот этого сверхчемпиона тяжёлого веса — Литвы и юной России, война, которая прошумела над Восточной Европой в 1492-94 годах, привела к результату, который ошеломил многих. Тогда Москва отправила Великое Княжество Литовское в нокдаун. То есть, Литва потерпела поражение — она отдала Вязьму, отдала некоторые другие города, несколько княжеств, которые ранее входили в орбиту подчинения Литве, перешли под контроль Москвы. Все ждали, что будет на следующем шаге.

Литва, конечно, готовилась к реваншу, Москва считала, что надо продолжить наступление, Иван III просчитывал, каких союзников он найдёт — и тут Литва делает эту ошибку: по русским землям проходит волна писем, когда православное духовенство принуждают перейти в католицизм, и, мало того даже — некоторые храмы передают духовенству католическому. Ну, вот, в частности, в Полоцке, один из храмов был передан католикам.

Конечно же, это вызывает возмущение, конечно же, это моментально переходит в политическую плоскость, и сразу несколько литовско-русских князей — Рюриковичей по происхождению — говорят Ивану III: «Отныне — ты наш государь! Мы будем сражаться за тебя, под твоими стягами, и готовы биться за это право вместе с твоими полками».

В 1499 году начинается война. Война чрезвычайно масштабная, очень серьёзная. И я обращусь сейчас к записками имперского дипломата Сигизмунда Герберштейна — «Запискам о Московии», как они озаглавлены.

Сигизмунд Герберштейн через пару десятилетий после Ведрошской битвы, после всей этой московско-литовской войны, собирал сведения, и, в общем, довольно подробно описал происходящее.

Итак, Иван III выставил в поле три больших отряда. Первый отряд направляет он к югу — против Северской области, второй — на запад, против Торопца и Белого, третий помещает он посередине — против Дорогобужа и Смоленска. Кроме того, он сохраняет ещё в запасе часть войска, чтобы она могла, скорее всего, подать помощь тому отряду, против которого замечено будет боевое движение литовцев.

Когда эти отряды входят на литовскую территорию — это сопровождается переходом на сторону Ивана III целого ряда удельных князей — в общем, начинается, растянутая на полгода, военно-политическая катастрофа Литвы.

Один из отрядов — им командует князь Ростовский — берёт Торопец, другой отряд берёт Брянск, третий отряд берёт Дорогобуж... города, один за другим, сдаются, некоторые — без боя, некоторые — после сопротивления, но, всё-таки, сдаются, и сдаются, при этом, чаще всего, всё-таки, мирно, без принуждения.

Конечно же, Великий князь Литовский собирает армию, ставит во главе неё Великого гетмана Литовского князя Константина Острожского, и отправляет его, чтобы он действовал на самом опасном, с точки зрения литовского правительства, участке. А самый опасный участок — это Смоленская земля. Здесь русская армия может опираться на недавно приобретённую Вязьму. И следующий город, который оказывается под контролем московских полководцев — это Дорогобуж. Берёт его человек, который замечателен, прежде всего, родословием своих потомков — Юрий Захарьевич Кошкин, предок по прямой первого царя из рода Романовых — Михаила Фёдоровича, сам — достаточно опытный полководец. Брат его — Яков Захарьевич Кошкин — в этот момент, как раз, берёт Брянск, а в этом же году ещё и возьмёт Путивль. И, конечно, на этом участке он не может бороться в одиночку с небольшим лёгким отрядом против громадного литовского войска, выступающего ему навстречу — собственно, Константин Острожский в своих руках концентрирует командование над ополчением многих земель Великого Княжества Литовского. Земля Подольская, земля Волынская, земля Смоленская, и, наконец, как тогда говорили, двор Великого Князя Литовского, то есть, основное, самое боеспособное соединение — у него под рукой.

Литовские источники говорят, что собрал Константин Острожский 3,5 тысячи конников, была у него пехота... мы не знаем, насколько этот источник точен, и как много было пехоты, но, по тем временам, это — очень солидное воинство.

И Острожский двигается вперёд, к Дорогобужу, для того, чтобы сразиться с Юрием Кошкиным, разгромить его, отобрать город назад — явно он превосходит Кошкина в силах.

Но тот отправляет в Москву гонца, и оттуда приходит помощь. Помощь приходит под командой блистательного полководца тех времён, столь же талантливого, как и предшествовавший ему, в качестве лидера московских военных сил, князь Холмский, князя Даниила Щени.

Ну, вот... смешное прозвище — Щеня, или Щеня — то есть, щенок... вероятно, отличался человек невысоким росточком, но этот человек уже до такой степени отличился на поле брани, что войска могли безраздельно верить в то, что этот военачальник поведёт их к победе. Он уже когда-то брал вот ту самую Вязьму, несколько лет назад. А до этого — покорял полунезависимую Вятскую землю, вёл боевые действия со шведами, был чрезвычайно опытен и удачлив.

Даниил Щеня присоединяет к своим войскам лёгкий корпус Юрия Захарьича Кошкина. Под рукой у Даниила Щени находится двор Великого князя Московского, силы тех удельных князей, которые перешли под руку Москвы — князя Стародубского, князя Шемячича, князя Воротынского с отрядом татар, удельного князя Дорогобужского. Под его командованием также находится, как говорят источники того времени, «тверская сила» — то есть, мощь всего Тверского княжения. Он готов встретить гетмана Острожского, и мы не знаем, насколько московская армия превосходит литовскую в силах.

Думаю, что Иван III, человек, который никогда не ставил на войну, если не гарантировал себе победу в ней, очевидно, позаботился о том, чтобы, с точки зрения численности, московское войско выглядело внушительным. Сами литовцы считали, что они уступают в численности московским войскам очень и очень значительно, но, тем не менее, всё-таки, решили вступить в бой.

Они поймали «языка» — некоего Германа, который когда-то служил одному из русско-литовских магнатов, и, впоследствии, перешёл на службу Москве — допросили его, и он им сообщил, что соединились две большие армии, и им противостоит большая сила, чем раньше. И литовцы — то ли не поверили «языку», и потому повесили его, и совершенно не изменили своего образа действия безрассудно-дерзкого, то ли... в общем... захотели отыграться на нём, понимая, что не успели разгромить одного Кошкина, и теперь стоят лицом огромной сильной армии Великого князя Ивана III.

Но, так или иначе, они ринулись вперёд — от деревни Лопатино в сторону села Ведроши — и оказались у берега маленькой речки Ведрошь. На той стороне стоял Даниил Щеня, Юрий Захарьевич Кошкин, а также — несколько поистине великих полководцев Москвы, которые поджидали их со своими полками.

Ну, что ж... сделаем здесь небольшую драматическую паузу.

Мне хочется напомнить вам, дорогие радиослушатели, в этот драматический... можно сказать, критический, момент, что у нас здесь — светлое радио, радио «Вера». В эфире — передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин.

Мы, буквально, на минуту прервём наше общение для того, чтобы встретиться в эфире в самом скором времени.

«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»

Д.Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это — светлое радио, радио «Вера».

В эфире — передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем историю сражения на реке Ведроши 1500 года, состоявшегося 14 июля на Смоленской земле, и повернувшего ход истории в Восточной Европе.

Итак, мы не можем точно назвать численность московских войск — мы знаем, что это главные силы России, на тот момент. Мы знаем, что Великое Княжество Литовское тоже выставило свои главные силы. И мы смотрим на то, как действуют полководцы — два достаточно умудрённых полководца, два гроссмейстера. Удивительно то, что Константин Острожский даёт себя втянуть Даниилу Щене в рискованную комбинацию, которая, в конечном итоге, его и погубит.

Итак, небольшой отряд московских войск переходит речку Ведрошь, и завязывает бой с литовцами. Очевидно, это какой-то полк — возможно, сторожевой полк, которым командует, как раз, Юрий Захарьевич Кошкин — то есть, самый незначительный из московских полков. Литовцы сражаются с ним — им неудобно сражаться, поскольку они выходят из лесного массива на оперативный простор, и этот полк, как пробка, мешает им развернуться.

Конечно, в конечном итоге, численное превосходство целой армии над одним полком даёт себя знать. Однако, Юрий Захарьевич ( или кто уж там был из московских военачальников ) не даёт себя расколотить — он успевает отступить перед литовцами, и перейти на другой берег под защиту основных сил князя Даниила Щени.

Ну, что же... перед Острожским стоит дилемма: то ли занять оборону, то ли рвануться в наступление и попытаться натиском, напором сбить войска противника с позиции.

Очевидно, в данном случае, Даниил Щеня применил тот ход, которому Москва научилась от орды. Татарская конница нередко применяла его в боях с Русью, и нередко, таким образом, достигала успеха — печально, но факт. А именно: когда подставлялся передовой отряд, и, разбив его, и преследуя, войско неприятеля — порой это было русское войско — нападало на основные силы, расстроив свои ряды, и бывало разгромлено.

В данном случае, литовцы попались на эту татарскую уловку, применённую московским полководцем князем Даниилом Щеней. Он подождал, пока литовцы форсируют реку, заслал им в тыл небольшой отряд, этот отряд разрушил мост у них за спиной, и, когда московская армия вступила в бой с литовцами, отступать им было уже некуда.

Столкновение, по отзывам летописцев, было долгим, тяжёлым. Один из летописцев того времени сообщает, что оно продлилось 6 часов. Сражались, доходя до самого страшного боя — такого, что... цитирую летопись: «...кровь текла по удолиям, — то есть, по низинам, по канавам, — и на коне невозможно было перескочить через груды мертвецов...» — страшная, поистине, битва. Тяжёлая битва. В этой битве московские полки постепенно стали одолевать.

Может быть, не удалось бы сбросить литовцев с их позиций, но была применена ещё одна московская тактическая хитрость — во фланг и, может быть, в тыл им ударил засадный отряд — ну, собственно, то, о чём говорят памятники, повествующие о битве на поле Куликовом. Тогда полчища Мамая получили удар во фланг от засадного полка, и, в данном случае, литовцы получили удар от засадного полка — и побежали.

Но проблема-то в том, что, утратив боевой порядок, утратив решимость, боевой дух, они не обрели выхода из этой ситуации — моста-то за спинами нет, мост-то — разрушен! И, поэтому, многие должны были, вместе с конями, вступать в быстрые воды реки, форсировать её в обратном направлении под московскими стрелами, многие в этой самой реке погибли, а, самое главное, литовская знать — командный состав армии — оказалась в окружении.

Итогом этой, действительно, долгой тяжёлой битвы стал тяжёлый разгром литовского воинства.

Я приведу сейчас ещё одну цитату из «Записок о Московии» барона Сигизмунда Герберштейна — цитата, на мой взгляд, чрезвычайно красноречиво сообщает о том, что произошло 14 июля 1500 года на речке Ведроши. «Так как речка, — пишет Герберштейн, — мешала столкновению, то, с той и другой стороны, стали искать переправы или брода. А раньше всех переправились на противоположный берег несколько московитов и вызвали на бой литовцев. Те, без всякой боязни, оказывают сопротивление, преследуют их, обращают их в бегство, прогоняют за речку. Вслед за тем, оба войска вступают в столкновение — и с той, и с другой стороны завязывается ожесточённое сражение. Во время этого сражения, ведшегося с обеих сторон с одинаковым воодушевлением и силою, помещённое в засаде войско, про грядущую помощь которого знали весьма немногие из русских, ударяет сбоку в средину врагов. Поражённые страхом, литовцы разбегаются. Полководец войска, вместе с большинством знатных лиц, попадает в плен. Прочие, сильно перепуганные, оставляют врагу лагерь...» — ну, и, если читать дальше то, что написано у Герберштейна, то он сообщает, что вместе с лагерем, с обозом, то есть, иными словами, литовцы, разбегаясь перед московским войском, сдают ещё целый ряд крепостей и замков, и это уже — ситуация, как я уже говорил, катастрофическая: основные силы оказались разгромлены. Более того, сам гетман Острожский — в плену, вместе с ним — знатные люди Литовар Хребтович, Николай Юрьевич Глебович, Николай Юрьевич Зиновьев, некий князь Тюве Татарин, Григорий Остиков. Кроме того, в плен попало около пятисот бойцов.

Что касается потерь других, потерь, относящихся не к знати, и не к пленникам, а просто те, кто полёг на поле боя, то, по разным летописям, литовские потери обозначены в широком диапазоне. Наиболее правдоподобна, наверное, цифра — что литовцы потеряли, порядка 5000 человек убитыми. Какая-то часть войска спаслась. Судя по тому, что, фактически, всё командование оказалось в плену, спаслась, в общем, относительно, незначительная часть. Разгром был полный, и дался он, в общем, тяжело.

Когда Даниил Щеня направил в Москву победное донесение, отправил туда знатных пленников, он сообщил также, что ему необходима подмога. Ему, действительно, отправили эту подмогу, во главе с князем Семёном Романовичем Ярославским. Очевидно, этот сикурс, говоря военным языком XVIII века, необходим был по той причине, что, всё-таки, в войске образовались значительные бреши — потери в этой страшной битве были значительными. Мы не знаем, сколько народу полегло, но понятно, по этому донесению, что — много.

Что касается судьбы пленников, то она была достаточно, в общем, мягкой. Их в плену не мучили, кормили. Сам Константин Острожский получил значительное жалование, как тогда говорили, «на корм» — ему платили 4 алтына — это целая горсть серебра в день. Собственно... других пленников, конечно, содержали не столь роскошно, но, тем не менее, они не голодали, мягко говоря.

Впоследствии, он дал обещание более не воевать против Москвы — это обещание он нарушил. Ну, что ж — в будущем его накажут ещё раз. Через 17 лет, под Опочкой, он вновь потерпит тяжёлое поражение от московских войн, от того самого князя Ростовского, который относительно недавно взял Торопец.

И, надо сказать, что... вот... говоря о пленных, об убитых мы не должны упускать из вида значительно более серьёзные последствия битвы на Ведроши. Об этих последствиях мы сейчас поговорим — с чувством, с толком, с расстановкой, ну, а пока, на мой взгляд, будет правильным, если в эфире прозвучит музыка всё того же Михаила Глинки — полонез, написанный им для оперы «Иван Сусанин».

Я хотел бы сделать небольшую оговорку. Конечно же, то, что происходит в опере «Иван Сусанин», относится к XVII веку. Но, знаете ли, я только что рассказал о том, как вся мощь Великого Княжества Литовского, соединённого с Польшей унией — то есть, фактически, это — единое государство — потерпело страшное поражение на Смоленской земле — катастрофическое поражение.

Ну, что ж... после этого, со спокойной душой, можно послушать прекрасный полонез!

-МУЗЫКА-

«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»

Д.Володихин:

— После этой замечательной мелодии, на мой взгляд, дорогие радиослушатели, приятно напомнить, что это — светлое радио, радио «Вера». В эфире — передача «Исторический час», с вами в студии — я, Дмитрий Володихин. Мы с вами продолжаем разговор о сражении на реке Ведроши, которое произошло 14 июля 1500 года.

Итак, несколько слов о значении этой битвы.

Знаете, я здесь не премину воспользоваться записками всё того же барона Сигизмунда Герберштейна. Это — очень знаковое высказывание, и принадлежит оно человеку, который вовсе не симпатизировал России. Скорее, его симпатии принадлежали Великому Княжеству Литовскому. И, более того, Герберштейн, в своих дипломатических предприятиях... ну... он дважды был в Москве. Во всяком случае, в первом случае — был неудачлив, и ему быть благодарным Москве за какой-то успех — ну, просто было бы нелепо.

Так вот, тем не менее, он, как разумный человек, мыслящий рационально и понимающий то, что происходит перед ним, написал несколько важных слов.

«Через одно только сражение, и в один и тот же год, владыка Московский достиг того, чего Великий князь Литовский Витовт добился в течение многих лет, и с превеликими усилиями».

Иными словами, один из ведущих дипломатов Священной Римской Империи ( она же — Империя Германская ) барон Сигизмунд Герберштейн отмечает то, что значение битвы на Ведроши было для Европы понятно — что это был военно-политический крах Литвы, и попытки отбить русское наступление, которое успешно развивалось на многих направлениях, в принципе, не удались.

Добавлю от себя, что Литовское правительство — Великий князь Литовский Александр, правивший тогда этой державой — предпринимало попытки исправить положение.

Ну, вот, в следующем году русская рать встретилась с новым, недавно собранным литовский войском у стен города Мстиславля. Литовцы вновь потерпели поражение. Вероятно, наспех собирали это войско, вероятно, не были готовы к тому, что по ним вновь ударят по-настоящему сильно, и Мстиславль, собственно, закрепил успех на Ведроши. Он не был таким масштабным триумфом воинской силы московской, но, тем не менее, показал то, что... в общем... в организационном плане, Литва вновь отступила, вновь не смогла исправить то, что произошло год назад.

Но, помимо этого, литовцы попытались собрать отряд наёмников. По всей Восточной Европе набирали отряды, попытались действовать, с помощью этих наёмников, и вновь — не добились успеха.

Москва, в этот момент, успешно осваивала занятые территории, и, в общем, в источниках того времени, сохранились длинные списки городов, взятых тогда. Я, собственно, назвал уже Дорогобуж, Брянск, Торопец, Путивль, но, помимо этого, было ещё множество других городов, которые, так или иначе, попали в руки Москвы, под контроль России. Это — Почеп ( или Почап ), Радогощь, Любеч, Попова Гора, Пропойск, Дроков, Мглин, это — Чернигов, это — Гомель, это — Новгород Северский.

То есть, если эту территорию очертить на карте, то окажется, что весь восток Великого Княжества Литовского — отвалился, и перешёл в состав России.

Вот, когда говорят о том, что Россия возникла после того, как Москва присоединила Новгород и отбила Ахмата с его воинством Большой Орды на Угре в 1480 году, не договаривают одной важной вещи. Это — не совсем так.

Для того, чтобы понять, как формировалась коренная территория России, как государства, которое ныне существует, здравствует, слава Богу, надо принять в расчёт две колоссальные московско-литовские войны. И, при Иване III, вторая московско-литовская война — она закончилась в 1503 году признанием того, что все эти земли, вся эта колоссальная территория отныне составляет часть России — так вот... это был ведь поворотный пункт в истории не только России, не только Литвы, но и Европы в целом: в Восточной Европе появилась огромная держава Россия, которая только что побила — ну... как я уже говорил, чемпиона мира в тяжёлом весе по боям без правил — Литву, показала то, что это государство может быть разгромлено, и разгромлено страшно, показала то, что на востоке возникла новая сила, с которой придётся считаться, показала то, что эта сила представляет собой православную державу, и, в общем, понятно было, что, в будущем, Россию ожидает натиск, с целью эти земли отбить, отобрать, остановить освободительный процесс, остановить процесс освобождения русских земель бывшей державы Рюриковичей от власти Литвы, и, в общем, это грозит целым каскадом войн, но их — не избежать, потому, что Литва ничего просто так отдавать не будет.

Мы, в данном случае, зафиксируем то, что главным сражением этих двух московско-литовских войн... да, вообще, главным сражением всего противостояния Москвы и Литвы на всём протяжении существования Великого Княжества Литовского и Московского Государства вплоть до Ивана III, была именно битва на Ведроши 14 июля 1500 года, в которой московский воевода князь Даниил Щеня одержал убедительную победу.

Ну, мне остаётся, в данном случае, только продолжить кратко ряд событий, которые последуют за этой войной в 1507-08 годах.

Новая война, которая, в сущности, очень мало изменяет границы двух государств. А вот впоследствии, в 1512 году, вспыхивает настоящая, большая, по-настоящему тяжёлая для обоих государств, война — её ведёт уже сын Ивана III — Василий III, он заменил отца на престоле в 1505 году — и обе стороны напрягают все свои силы для того, чтобы... ну... со стороны Литвы — переиграть ситуацию, достигнуть реванша, ну, а со стороны Москвы — дожать эту ситуацию. Что значило, со стороны Москвы, эту ситуацию дожать?

Дело в том, что оставались неосвобождёнными, в непосредственной близости от территории молодой России, два крупных княжеских центра древней Руси. Это — Смоленск ( собственно, часть Смоленского княжения уже оказалась в составе России: это — та же самая Вязьма, о которой мы говорили, это — тот же самый Дорогобуж, но Смоленск — ещё нет, Смоленск ещё оставался литовским, хотя Иван III скончался, мечтая о том, чтобы Смоленск был в составе России), и это — Полоцк.

Вот... война шла... ну... буквально, на истощение. Две державы старались направить силу Крымского хана друг против друга, и обе тяжело претерпели от татарских нашествий, используя это обоюдоострое оружие. Одобрить его никак нельзя — всё-таки, две христианские державы направляют друг против друга иноверное воинство, и кровь, которая течёт рекой, в результате нашествия крымцев — на совести их правителей. Это — так.

Война длится чрезвычайно долго — десятилетия длится война. Результат: Полоцк вернуть не удалось, а вот Смоленск — удалось.

Я хотел бы обратиться, в данном случае, к деятельности того замечательного полководца, который уже был назван мною. Это — автор взятия Вязьмы, это — автор присоединения Вятской земли, это — автор большой победы, которая была достигнута на реке Ведроши, князь Даниил Щеня.

Василий III, Великий князь Московский, несколько раз ходил под Смоленск с огромной армией, брал с собой мощный артиллерийский парк, осадные орудия били по стенам Смоленска, князь Михаил Глинский, русско-литовский магнат, который незадолго до того перешёл на территорию Москвы, вёл переговоры со своими сторонниками в Смоленске, но... но... но... вот, мы называем все эти имена, и возникает ощущение, как будто русской армией под стенами Смоленска командует Великий князь Московский Василий III, или, может быть, ею командует тот же самый Михаил Глинский, его, на тот момент, драгоценный союзник, а в будущем, скажем честно, изменник.

Это — не так. Всю огромную армию Великого князя Московского Василия III под Смоленском возглавляет тот самый князь Даниил Щеня. Уже не молодой, чрезвычайно опытный, многое множество раз показавший свой тактический талант... ну, и то, без чего, в принципе, невозможно было вести войны в эпоху Средневековья. Он заработал доверие воинства. В него верили, как в человека, который добивается успеха, как в человека, который знает, как добиться победы. Он не подвёл в 1514 году — Смоленск был взят, и, впоследствии, Литва вынуждена была подтвердить его присоединение к России.

Здесь хотелось бы ещё несколько слов, под занавес нашей передачи, сказать об этом человеке — о Данииле Щене.

За него — обидно. Победа в битве на Ведроши должна быть поставлена в один ряд с такими успехами, как Ледовое побоище, Полтава, или, скажем, сражение при Рымнике, выигранное Александром Васильевичем Суворовым. Одарённый тактик, победитель на Ведроши — князь Даниил Щеня достоин встать в один ряд с Александром Невским, с Суворовым, с Петром I — то есть, иными словами, с теми, кто командовал русскими войсками в этих битвах. А чего он, в действительности, удостоился?

Ну, конечно, в XIX веке его не забыли, когда создавали многофигурный мемориал 1000-летию России в Новгороде Великом, но памятника, посвящённого непосредственно этому человеку — князю Даниилу Щене — в России нет. Хорошо бы, чтобы он был — ну, если не в Вязьме, если не в Смоленске, если не на Ведроши, то — в Москве! Уместно, знаете ли, помнить великих полководцев, которые приносили великие победы, уместно!

Это — полководец-гора. Его мало кто знает за пределами круга профессиональных учёных, очень жаль! Фигура военачальника подобного уровня способна встать в центр национального пантеона исторических личностей, в рамках массового сознания какой-нибудь европейской страны средних размеров.

Россия просто столь богата военной славой, что в венце её даже драгоценные камни первой величины, порой, лишаются достойной огранки. Вот — нужна огранка, нужна память об этом человеке, нужна память о великом успехе на Ведроши, нужна память о том, что когда-то московские полки повернули вспять историю на этом поле в 1500 году.

Благодарю вас за внимание. До свидания!

«ИСТОРИЧЕСКИЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА».