"Учитель для России". Светлый вечер с Алёной Маркович и Игорем Рябцом (23.11.2015)

У нас в гостях были сооснователь образовательного проекта "Учитель для России" Алена Маркович и участник этого проекта Игорь Рябец.

Мы говорили о том, как возник проект "Учитель для России", как подбираются участники проекта и почему так много людей ищет возможности преподавать в простых общеобразовательных школах.

__________________________________________________________

А. Пичугин

— Дорогие слушатели радио «Вера», здравствуйте! Программа «Светлый вечер», в этой студии Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

— …и Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— И сегодня говорим про программу «Учитель для России».

А. Митрофанова

— Алена Маркович — один из организаторов программы «Учитель для России», Игорь Рябец — учитель литературы Каринской средней школы. Мне на самом деле очень приятно, что вы к нам сегодня приехали, потому что о вашей программе я знаю уже с лета 2015 года. Знаю от Игоря, который мне однажды позвонил и рассказал, что он будет школьным учителем, что всегда об этом мечтал. Я сразу вспомнила книжку «Географ глобус пропил», — да, но подумала, что все получится, когда узнала детали этого нового проекта потрясающе интересного. Мы однажды делали с вами сюжет в наш радиожурнал пятничный. Он был кратким — и мы решили, что мы должны сделать большую программу. Алена, Вам слово, потому что Вы, наверное, как организатор, можете нам пролить свет на то, в чем же особенности «Учителя для России» по сравнению с теми вещами, которые у нас, в нашем сознании, уже устоялись к сегодняшнему моменту в отношении школы.

А. Маркович

— Хорошо, да, спасибо, Алла! Добрый вечер всем! Расскажу пару слов о том, что такое «Учитель для России». Идея нашей программы очень простая: мы хотим создать такие условия, чтобы в школу смогли пойти работать самые талантливые, молодые, целеустремленные люди. Причем нам не столь важно наличие педагогического образования и опыта работы с детьми (хотя это приветствуется, конечно), как совершенно другие критерии. Мы исходим из некоего идеального образа того, кто такой хороший учитель, — и пытаемся найти молодых людей (или не только молодых — у нас, кстати говоря, нет возрастных ограничений), которым вот такая деятельность могла бы быть интересна, которые, может быть, чувствуют свое призвание в том, чтоб быть учителем, — или которым это интересно по каким-то другим причинам. И мы делаем так, чтобы школа как система их не поглотила, а наоборот — чтобы школа стала такой очень, знаете, питательной средой для их развития как профессионального, так и личного. Нам кажется это очень важным. Но вот если говорить уже содержательно о программе, то из каких этапов она состоит? Первый этап — это отбор, очень тщательный отбор. Мы отбираем учителей так, как, наверное, сейчас отбирают все крупные международные компании к себе сотрудников. Это многоступенчатый отбор, в четыре этапа. Сейчас мы, может быть, доведем этот отбор до пяти этапов. Такое, знаете, мелкое сито, когда мы просеиваем очень много людей и выбираем действительно бриллианты. Затем мы молодых людей подготавливаем. Потому что понятно: раз мы берем на себя такую большую ответственность — выводить к детям людей, многие из которых не обладают педагогическим образованием, — нам надо с ними очень серьезно поработать перед этим. Поэтому у нас есть такой очень интенсивный тренинг в течение пяти недель летом, когда ребята готовятся к первому дню в школе ну вот буквально целые сутки напролет — Игорь не даст мне соврать.

И. Рябец

— Да.

А. Маркович

— В том числе там есть и практика работы с детьми в таком очень интересном формате.

А. Митрофанова

— То есть пять недель, прошу прощения, готовятся к 1 сентября, то есть к одному учебному дню?

А. Маркович

— Ну, к тому, чтобы быть готовыми выйти перед классом. Это такой очень важный момент в жизни учителя. Но важно то, что это только начало. После того, как учителя выходят в школы, в течение всех двух лет (программа длится 2 года) мы оказываем учителям самую интенсивную поддержку. У них есть личный коуч (такая уже практика из бизнеса), — есть коуч, который помогает осмысливать все, что происходит с учителем с точки зрения личного роста, с точки зрения того, как налаживать отношения с коллегами, с точки зрения того, как налаживать отношения с родителями и детьми. Есть методисты, которые помогают учителю разобраться — как можно интересно преподавать, преподносить свой предмет. Есть серии вебинаров, онлайн-занятий по самым острым вопросам, которые неминуемо каждый день, наверное, каждую секунду возникают у молодого учителя. Есть ежемесячные встречи, где учителя отрабатывают самые такие сложные вопросы, которые невозможно решить онлайн. И, кстати говоря, это все мы разрабатываем вместе с Высшей школой экономики, и по итогам этой программы наши учителя получают диплом о том, что они прошли программу педагогической переподготовки.

А. Пичугин

— А, вот, это как раз был мой вопрос! Потому что мне казалось — может быть, я не прав, но все тенденции идут к тому, чтобы сейчас в школу не допустить человека без педагогического образования. То есть учителям как бы даже закрывают дорогу. Несмотря на то, что у них, может быть, даже прекрасное университетское образование МГУ, но их вот не допускают до детей, потому что педВУЗ не заканчивали.

А. Маркович

— Вы знаете, тенденции разные. Если посмотреть на закон об образовании, то там не сказано, что для того, чтоб быть учителем, надо обладать…

А. Пичугин

— А это уже вторая сторона медали! Это уже обычно говорят противники этой системы!

А. Маркович

— Да-да-да-да-да! При этом есть квалификационные справочники, которые действительно вносят много путаницы в это. И на самом деле по практике мы знаем, что очень многие директора, особенно в хороших столичных школах, рассматривают это как очень хорошую, успешную практику — брать на работу учителей без педагогического образования в том числе.

А. Пичугин

— Да, я знаю, я знаю!

А. Маркович

— И находят способы обходить…

А. Пичугин

— Вот как раз о способах это обходить – интересно. Ну, вот как я понимаю, один из способов — это программа «Учитель для России».

А. Митрофанова

— Это способ абсолютно легальный. Причем, я так понимаю, такие ВУЗы, как Высшая школа экономики, — они целиком и полностью вас поддерживают. Это мощная база такая, надежная.

А. Маркович

— Да, Высшая школа экономики…

А. Митрофанова

— Плюс, у вас же, когда курсы проводятся летние для будущих педагогов, насколько я понимаю, — там их читают, эти курсы, лучшие из лучших — из тех учителей, которые есть на сегодняшний день. Они делятся своим опытом, поэтому нельзя сказать, что народ уж совсем, так скажем, неподготовленным получается. Нет, совсем нет! А наоборот — свежий взгляд на проблемы, о которых мы все прекрасно знаем, но при этом энтузиазм — и далее со всеми остановками. Вот смотрю на Игоря и понимаю, что он колеблется как-то между энтузиазмом и усталостью после трудового дня. Может быть, Вы нам расскажете о том, как вообще в принципе у вас проходили вот эти первые подготовительные занятия, первые 5 недель подготовки к началу учебного года — и с чем Вы столкнулись на практике?

И. Рябец

— Мне сразу вспомнилась фраза, что на первых порах неопытность компенсируется энтузиазмом. Это вот к этой теме.
Добрый вечер! Да, вот что касается летнего института: это 5 недель интенсивной подготовки. В нашем случае это было с 3 июля по 9 августа, мы там были. Ну, это такой полный рабочий день учебный. То есть мы вставали, просыпались в пол-восьмого, условно говоря, завтракали, с девяти у нас уже начинались какие-то семинары самые разные. То есть приезжали преподаватели. Ну, люди здесь… Наверное, можно как-то поделить логически людей, которые с нами работали: это люди из педагогики, это люди из бизнеса, ну и люди из разных очень направлений — коучинг и еще кто-то. И все работали по своим направлениям, и ото всех мы что-то брали. Вот, например, что касается нас, — очень разные вещи. Я вот просто сейчас пытаюсь вспомнить, и на самом деле в силу того, что это действительно с утра и до самого вечера столько всего происходило, что сложно даже так структурировать очень четко. Например… Нужно ли сейчас примеры приводить — чем мы там занимались?

А. Митрофанова

— Да, вполне.

И. Рябец

— На самом деле сначала, первый этап, — это был такой этап, скажем, познания себя как человека. То есть проект руководствуется философией, что к детям не может идти человек, который, скажем так, не поладил с собой. То есть ему нужно разобраться в своих плюсах, в своих минусах, вот, и поэтому…

А. Митрофанова

— Это, кстати, здорово, потому что иначе он начнет разбираться в себе за счет детей, вымещать все на детях.

И. Рябец

— Вот мы этим и занимались. То есть как бы из серии — знай своих демонов, чтобы, не знаю, как-то приструнить их. Знать свои минусы, свои плохие стороны, чтобы знать, как с ними работать. Чтобы ловить себя вот на уроке, например, в тот момент, когда вот включается какой-то твой… Ну, у всех у нас есть, может быть, какие-то комплексы или, там, ну что-то…
А.Митрофанова
— А дети это очень чувствуют, между прочим, да?

И. Рябец

— Они это чувствуют и, конечно, начинают на этом очень часто как-то играть, продавливать где-то, проверять. И когда я четко понимаю, что вот сейчас какая-то история происходит, что вот он пытается сейчас сыграть вот на этом, — ну я просто понимаю, что это всего лишь такая игра, взаимодействие. И гораздо проще становится. Вот, и соответственно, первая неделя летнего института многое в этом плане дала. У нас были тренеры, которые больше из сферы бизнеса, которые занимаются различными – ну, вот различными историями по типологии личности и так далее. Мы очень много времени потратили на то, чтобы определить, кто мы в этой системе. Это определенная, конечно, категоризация, определенная как бы, не знаю, стереотипизация — но, тем не менее, это очень полезно — когда ты знаешь, что, например, ты мыслишь… твой мозг устроен так, что ты мыслишь более фактурно, тебе нужны детали, там, еще что-то. А если люди, которые размышляют больше концептуально. И просто потом на уроке ты понимаешь, что вот ты — человек, там, — это называется, ну, скажем так: вот есть сенсорный… Прошу прощения, что углубляюсь в детали, но это очень интересно… просто это на уроке очень работает! Есть человек, который, вот… Есть сенсорика, а есть интуиты. Вот, например, я стою на уроке — я понимаю, что я вот сейчас объясняю очень детально, а может быть, этот ребенок — его мозг устроен иначе, он понимает это на другом уровне. И, соответственно, мне это нужно понимать, вспоминать об этом и выстраивать свои объяснения так, чтоб это было понятно разным типам личности. Ну и возвращаясь к тому, что мы делали на летнем институте, — вот у нас было очень много про это в начале, в первую неделю.

А. Митрофанова

— Я прошу прощения, Игорь! Уточняющий вопрос: а это было платное для Вас образование?

И. Рябец

— Нет, бесплатное. В рамках проекта.

А. Пичугин

— Бесплатное? Правда, что ли?

А. Маркович

— Я могу уточнить, что вообще в принципе вся поддержка, которую мы оказываем, — это все бесплатно. Более того — я еще, кажется, не сказала, важную деталь, — мы еще доплачиваем участникам стипендию. Это, кстати говоря, большой такой для нас вопрос, связанный с масштабированием, но мы считаем это очень важным. Потому что одно из принципиальных условий участия в нашей программе — это то, что ребята берут не больше 18 часов нагрузки. То есть полная педагогическая ставка. Если посмотреть на то, как в основном работают сейчас учителя в школе, — то, к сожалению, они берут гораздо больше — часто там, я слышала, сумасшедшие две ставки, три ставки.

А. Пичугин

— Да, две ставки, три ставки.

А. Митрофанова

— Но они поставлены в такие условия!

А. Маркович

— Они поставлены в такие условия, безусловно. Им надо зарабатывать деньги. Мы все это понимаем. Но мы также для себя понимаем, что если ты молодой, начинающий учитель, тебе нужно разобраться с миллионом разных вещей, если мы хотим, чтоб этот учитель был творческим, чтобы он действительно готовился к каждому уроку, чтоб он находил время на каждого ребенка, — то мы должны создать соответствующие условия.

А. Пичугин

— Алена, за счет чего тогда эта программа ваша работает, если вы еще стипендии платите своим ученикам?

А. Митрофанова

— Спонсоры есть, наверное, какие-то?

А. Маркович

— Да, конечно, у нас есть спонсоры. Программа негосударственная. На данный момент основной спонсор у нас — «Сбербанк». Сейчас мы расширяем финансирование — финансирование будет в основном из частных источников.

А. Митрофанова

— Алена Маркович, один из организаторов программы «Учитель для России», и Игорь Рябец, учитель литературы Каринской средней школы, сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». И я предлагаю вернуться сейчас к Игорю — все-таки мне очень интересно по поводу летних курсов ваших узнать еще и другие подробности. Поэтому поделитесь, пожалуйста, впечатлениями. И что там было?

И. Рябец

— Ну, в общем, хорошо, я продолжу свой очень подробный рассказ. Опять же, была некая «личностная неделя» — назовем ее так вот про себя — тем не менее, во время этой «личностной недели» были, кончено же, семинары, связанные с педагогикой: детская психология, возрастная психология затем. К нам с самого начала уже присоединились методисты, то есть профессиональные учителя. Преподаватели из ВУЗов тоже — вот, например, с литераторами Леонид Клейн небезызвестный работал. Ну, это было здорово! И то есть параллельно началась загрузка по всем фронтам. Вот, и к 13 числу, к 13 июля мы уже решились перейти к практике — и на базе одной из школ (это был город Талдом, Московская область) мы делали летний образовательный лагерь для детей, в котором вот мы могли бы — мы, учителя, которым нужна практика перед выходом в школу, — могли бы пробовать какие-то методики, почувствовать себя… Какой-то первый опыт, чтобы 1 сентября было не так волнительно. А для города это могло бы быть (и было, мне кажется) таким классным трехнедельным мероприятием. Вот, что это за такой лагерь? Он назывался «Территория лета», мы его придумали всем нашим сообществом прямо там, на летнем институте, в режиме реального времени. И этот трехнедельный лагерь, в который в первый день нам детей учителя привели…

А. Митрофанова

— А потом через три недели забрали?

И. Рябец

— Нет, там история была такая, что учителя сказали… Мы договорились со школой, что можно. Школе понятно, что это неплохо, — потому что дети чем-то заняты и им интересно — и все такое. Но учителя сказали: мы вам их приведем — и если вы в первый день сделаете так, что они захотят прийти и на второй день… Потому что это добровольно, это же лето — дети, может быть, там, на речку хотят пойти покупаться, заниматься своими делами — а тут в школу ходить! Причем все не просто так — это не просто лагерь, в котором развлекательные какие-то мероприятия. Уроки! Дети должны ходить летом на уроки! Потому что нам как педагогам нужна была не только практика общения с детьми, вот это применение знаний, которые мы получили на семинарах по возрастной психологии. Вот мы ходим по коридорам, как в лагере. Но в лагере все очень просто: дети есть — ладно, все непросто, но дети есть — и с ними нужно как-то взаимодействовать. Взаимодействие идет, а вот предметного ничего такого нет. И поэтому нам это было очень важно. И поэтому мы боялись, что дети разбегутся на второй, на третий день, потому что… Ну что, им говоришь: ну хорошо, дети, сейчас у нас было такое яркое представление, яркое знакомство — а теперь пойдемте в кабинет физики, будем заниматься физикой! Мы думали, что они не пойдут.

А. Пичугин

— Вот облом им!

И. Рябец

— Им — мог бы быть, но не был, что самое приятное!

А. Пичугин

— А можно я внесу какую-то долю скепсиса небольшую?

А. Митрофанова

— Это твоя работа!

А. Пичугин

— Может сложиться впечатление, что вы готовите учителей для таких престижных элитных школ. А вот мы можете представить себя, Игорь, учителем в обычной средней общеобразовательной школе?

И. Рябец

— В которой я и работаю на самом-то деле.

А. Пичугин

— А название красивое – Каринская средняя школа!

И. Рябец

— Каринское – это село. И это единственная школа в этом селе.

А. Пичугин

— Ага, понятно!

А. Маркович

— Ну здесь я, наверное, тоже допустила ошибку, что не сказала сразу. В принципе, концепция нашей программы в том, чтобы вот эти самые молодые классные учителя пришли не в самые хорошие, престижные городские столичные школы, потому что там на самом деле все более-менее неплохо сейчас. А в самые простые общеобразовательные общедоступные школы, которые не отбирают детей, которые часто находятся в удалении от городских центров. И мы в этом году уже запустили сразу в Московской области и в Воронежской области. Самая дальняя наша школа — это село (то есть это не село, это поселок городского типа) Бутурлиновка в 200 километрах от Воронежа.

А. Митрофанова

— Ничего себе! Да, серьезно! А у вас на выходе из 600 человек было отобрано 40 педагогов, если я правильно помню.

А. Маркович

— Ну, не совсем. Если быть точными, у нас было 490 заявок, из них мы отобрали… То есть вышли в школу 42 человека.

А. Митрофанова

— Ага, ага. И они соответственно распределились по Московской и Воронежской областям?

А. Маркович

— Да, да.

А. Митрофанова

— Понятно.

А. Пичугин

— А вот Вы в Одинцовском районе работаете, да? Правильно?

И. Рябец

— Да.

А. Пичугин

— Я нашел вашу школу в Интернете.

И. Рябец

— Там очень красиво у нас. Приезжайте!

А. Пичугин

— Да, обязательно, спасибо!

А. Митрофанова

— Игорь, возвращаясь к вашему летнему лагерю: дети не разбежались, как я понимаю.

И. Рябец

— Не разбежались, не разбежались. Они ходили на уроки. То есть опять же — все было добровольным. Потому что это лето, повторюсь.

А. Митрофанова

— А чем вы их зацепили? Вы можете рассказать?

И. Рябец

— Вот это очень сложный вопрос — чем мы их зацепили. Конечно же, мы относились к этим урокам… Ну скажем так, мы не могли вот делать наши уроки, которых было относительно мало за три недели, строго по школьной программе, и вот все, как делается в школе. Мы должны были немножко снять, убавить градус серьезности, но так, чтобы там осталась предметная составляющая очень важная. Но при этом чтобы… Мы пытались найти очень какие-то интересные заходы на эти темы. И это часто были игровые какие-то форматы, это часто… Ну, тут сложно перечислять, потому что уроков было так много у всех ребят, там у нас были предметные группы. Например, русский и литература — это одна группа, группа эта называлась «Игрослов» (в одно слово). Как будто человек такой – игрослов. Кем работаешь? Я работаю игрословом. Как-то так было.

А. Митрофанова

— А, интересно!

И. Рябец

— Затем была группа естественных наук, МХК и иностранные языки. В общем, различные такие тематические объединения, в которых мы хотели не просто знаниями какими-то поделиться, а мы хотели какую-то дверь вот в этот мир, который скрывается за этими предметами, приоткрыть — и в какой-то такой форме, чтоб это было очень интересно. То есть там дети, например, насколько я знаю, у естественников они делали модели из пластилина «Парка Юрского периода» и потом рассматривали. Это потрясающе было! Невероятное впечатление! Они такие молодцы! Рассматривали природу — как работает вулкан, там еще что-то. Ну все вот так, чтобы дети могли это все трогать. Потрогать руками. И литературу мы пытались так же с русским сделать. Но здесь немножко сложнее, конечно.

А. Митрофанова

— По поводу литературы у меня, конечно, своих вопросов очень много. Потому что я тоже преподаю, но в ВУЗе. И всякий раз решаю для себя — ну, я не знаю, — какую-то глобальную задачу. Для меня очень важно перед каждым занятием сделать какое-то открытие, которое я постараюсь донести до своих студентов. Потому что если с открытиями ничего не получается, то фактически градус их включенности сразу понижается. Как и моей – это сообщающиеся сосуды. А как работаете Вы? Мне очень важно было бы услышать, какие есть подходы к разным темам в нашей дисциплине.

И. Рябец

— Ну, я даже не знаю, их, наверное, масса. Тысячи, миллионы. Первый месяц (я вот преподаю, кстати, только литературу) — первый месяц был такой, адаптационный сугубо, потому что я пришел в первый день — я не знал, честно, чего ждать от этих школьников. Я не знаю их уровня. Я не знаю… Да что говорить? У меня опыт педагогической деятельности как бы очень маленький. Потому что я работал в лагере еще до проекта, потом у нас был вот наш летний проект с детьми «Территория лета». Какой-то опыт есть, но работы в школе нету, особенно — преподавания литературы. И поэтому я пришел — и я начал говорить сначала от себя. Я понял через пару дней, что это очень сложно. Что мы говорим на разных языках. И на самом деле мне кажется, что только к середине октября я начал как-то чувствовать, ощущать тот языка, на котором с ними надо говорить. Я начал понимать, что им нужно.

А. Митрофанова

— А что им нужно? Расскажите!

И. Рябец

— К чему это? К тому, что в первую очередь нужно действительно, прежде чем находить какие-то подходы, — надо понять или попробовать понять. «Понять» — это, конечно, очень громко сказано. Надо попробовать почувствовать, где они. На каком уровне. Что им нужно. К сожалению, я увидел, что дети очень мало читают. Есть какие-то единицы, которые заинтересованы в чтении и в познании мира вот через художественное слово. Но их очень, правда, мало.

А. Пичугин

— Но это очень распространенная картина, я думаю, что в любой школе на один класс будет один читающий ребенок в среднем. Ну, где-то их будет 5-10, где-то — ноль.

А. Митрофанова

— Я хочу сказать, что и среди взрослых людей эта проблема очень распространена.

А. Пичугин

— Она просто продолжается со школьной скамьи во взрослую жизнь.

А. Митрофанова

— Не только, не только! Мы слишком сейчас раздёрганы ритмом жизни, гаджетами и другими вещами, которых не было 25, скажем, лет назад. И у нас рассеивается внимание, нам все труднее и труднее концентрироваться на тексте и пытаться через него выудить информацию, необходимую нам для жизни. Есть много альтернативных источников. Прежде всего аудиовизуальный ряд.

И. Рябец

— Да, про это я скажу. Одно дело просто понимать это умозрительно и мысленно, а другое дело — прийти и прочувствовать вот то, что нет, нельзя с ними сейчас просто взять и заговорить о произведении. Или о стихотворении. Даже если дать им, распечатать это стихотворение какое-нибудь, может быть, не самое сложное, — и дать им текст: пускай они прочитают сейчас… Ну я так делал, я решил: вот сейчас мы его прочитаем, поговорим! Нет, это не работает, к сожалению. Не со всеми, не всегда. И поэтому то, к чему я пришел через 2 месяца, — это то, что таким не читающим, совсем не читающим детям, которые вообще не привыкли открывать книгу, и книгу, художественную книгу они называют учебником (с чем я тоже отдельно борюсь)…

А. Митрофанова

— То есть любая книга для них — учебник, по определению?

И. Рябец

— К сожалению. Это вроде бы шутка такая, а с другой стороны — это тоже такая яркая деталь, которая свидетельствует вот о том, как они видят процесс обучения в школе. То есть это только учебник. Особенно это странно на литературе, конечно же. Вот то, к чему я пришел и к чему прихожу сейчас, — это обязательно нужен в начале, в зависимости, конечно, от произведения, какой-то такой подход через их жизненный опыт. Через их какой-то, может быть, небольшой, но вот личный опыт. То есть это самый обычный разговор, для которого не нужно читать произведение, достаточно просто начать с ними говорить на те темы, которые в произведении затрагиваются.

А. Пичугин

— У Вас какие классы?

И. Рябец

— У меня два шестых, восьмой один, девятый и десятый.

А. Пичугин

— Угу. Ну то есть практически все? За исключением одиннадцатого, пятого.

И. Рябец

— Практически, да.

А. Пичугин

— Это же совершенно разные дети! Вот как Вы находите подход? Я почему у Вас это спрашиваю? Понятно, что любому учителю приходится находить подход, который работает в средней школе, и к пятиклассникам, и к одиннадцатиклассникам. Но вот для Вас в первые месяцы работы в школе есть какая-то сложность вот в общении с детьми десятилетнего возраста и с детьми уже, в общем, взрослыми? Да и не совсем детьми — семнадцати лет?

И. Рябец

— Первое время я их боялся.

А. Пичугин

— Кого?

И. Рябец

— Кого? Детей!

А. Митрофанова

— Всех?

И. Рябец

— Всех! (Смеется.) Ну, как любой человек, который приходит в школу…

А. Митрофанова

— В «Ералаше» я вспомнила сюжет с Геннадием Хазановым. Как там? «Я ваш новый учитель математики». Или чего он там был учителем? Я уже не помню. И класс начинает целую войну против нового педагога. Извините, это так, лирическое отступление.

И. Рябец

— Ну да. Есть просто масса всяких разных примеров опять же. Тот же роман, который мы вспоминал опять же перед эфиром — «Географ глобус пропил», есть и «Республика ШКИД». Ну, масса всяких примеров таких и стереотипов о том, как ведут себя дети в школе. И вот я пришел и думаю: все, вот сейчас они будут против меня всей своей огромной толпой веселой, дружной!

А. Пичугин

— А Вы сами в этой школе учились, нет?

И. Рябец

— В этой? Нет.

А. Пичугин

— Так получилось?

И. Рябец

— Так получилось. То есть эта школа — одна из школ, которая сотрудничает с программой, и у нас внутри проекта есть некое такое условно-добровольное распределение. То есть я поехал в эту школу — и я увидел, что мне она нравится, у меня как-то сложился общий язык с администрацией, и я захотел туда поехать. И мне дали «добро». Ну, мне кажется, были ребята, которые не успели никуда съездить, — ну, им просто предложили эту школу на выбор. Не так много школ, которые участвуют в этой программе.

А. Пичугин

— А вот тут мне кажется, я что-то, может быть, опять упустил. Вы гарантируете трудоустройство?

А. Маркович

— Тем ребятам, которые прошли отбор, — да. Ну, то есть мы параллельно ведем отбор учителей и ищем вакансии в школах. И подбор вакансий — это такая отдельная тема, потому что у нас есть целый ряд условий. Во-первых, мы ищем школы вот такие — общеобразовательные, общедоступные. Те, у которых, может быть, успеваемость не очень высокая, но нам очень важно, чтобы в школе была очень открытая администрация. Потому что мы понимаем, что без поддержки директора, без желания директора ввязываться в такую авантюру — принять к себе молодых неопытных учителей… да, это большая авантюра, с ней достаточно много проблем у директора, в связи с этим. Мы понимаем, что без такой поддержки «сверху» ничего не получится у учителей. Это раз. Во-вторых, мы стараемся распределять учителей командами. Опять-таки, во-первых, потому, что 80% наших участников переезжают в связи с программой, они меняют место жительства. Они приезжают на новое место, им там нужен какой-то круг общения, привычный для них. Во-вторых, потому, что мы видим одной из задач нашей программы изменения в школе. Мы хотим, чтобы вот эти учителя молодые, активные были неким ядром, которое сможет стать таким катализатором. И для этого у нас даже уже есть вычисленная пропорция. Кажется, что вот один учитель на 250 учеников — это хорошая пропорция.

А. Пичугин

— Говорим в программе «Светлый вечер» сегодня об очень интересной программе. Она называется «Учитель для России». Говорим с одним из организаторов этой программы Аленой Маркович и учителем — человеком, который прошел подготовку по системе «Учитель для России», — Игорем Рябцом. Игорь теперь — учитель литературы одной подмосковной школы, называется Каринская средняя школа. Здесь также моя коллега Алла Митрофанова. Я — Алексей Пичугин. И мы буквально через минуту вернемся в эту студию. Не переключайтесь!

А. Митрофанова

— Еще раз добрый вечер, дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова, это программа «Светлый вечер», и в гостях у нас сегодня один из организаторов программы «Учитель для России» Алена Маркович. Собственно, о программе «Учитель для России» мы сегодня и говорим. И Игорь Рябец, учитель литературы Каринской средней школы.

А. Пичугин

— Алена, а хотел спросить: Вы какое отношение имеете к школе? У Вас есть педагогический опыт? Сами Вы работали наверняка?

А. Маркович

— Нет.

А. Пичугин

— Нет?

А. Маркович

— Это такая интересная история. Вообще, в принципе, этот проект был задуман мной и еще несколькими молодыми людьми из Санкт-Петербурга, у которых практически у всех нет педагогического образования и опыта работы в школе. Но так или иначе мы все были связаны с образованием, в принципе. Я, например, работала сначала в системе таких альтернативных межвузовских программ, которые были как раз направлены на изменение того, как проходит обучение у ВУЗах. А затем я постепенно перешла в онлайн-образование, и я, в частности, работала с преподавателями, которые хотели создавать онлайн-курсы (это сейчас популярно достаточно) — в том числе и в школах. Это было одним из факторов, который повлиял на решение делать такой проект.

А. Митрофанова

— То есть Вы в своей среде решили, что нужно делать подобную историю, пытаться внедрить программу «Учитель для России», пустились в плавание и пока еще не знаете, к чему придете? Проект экспериментальный, я напомню нашим слушателям…

А. Пичугин

— Ну уже пришли: Игорь сидит у нас в студии — значит, уже к чему-то пришли!

А. Митрофанова

— Нет, Игорь сидит — это прекрасно, но он тоже в начале плавания! Проект-то на 2 года рассчитан, да? Блок двухгодичный, да?

А. Маркович

— Да, конечно, мы в начале плавания. И сейчас обсуждаем и в команде, и с учителями: чего мы как сообщество хотим всем этим добиться. Но, в общем, видение у нас вот такое: мы понимаем, что вот сейчас у нас 42 учителя, в этом году мы набираем 120 учителей.

А. Митрофанова

— Ого!

А. Маркович

— Дальше мы хотим расширяться, там, лет через 5 дорасти до набора в 1000 учителей в год. Но так или иначе — в нашей стране более миллиона учителей преподает в школах. Мы понимаем, что это такая капля…

А. Митрофанова

— Вам есть куда расти!

А. Маркович

—…Это капля в море! Да, и поэтому наше видение — в том, чтобы набирать тех людей, которые могут быть вот действительно такими катализаторами для позитивных изменений, для развития в системе образования.

А. Митрофанова

— Игорь, у меня к Вам вопрос в связи с этим: а как Вы выстраиваете взаимоотношения со старшим поколением Ваших коллег? С теми, кто уже имеет опыт, и Вы при этом приходите — такой новенький, свеженький, без педагогического образования, со своими взглядами на литературу, и в какие-то игры с детьми играете, — и прочее, прочее. Как на Вас смотрят там?

И. Рябец

— Ну, мне кажется, что мне в этом аспекте очень повезло. Вот, потому что ситуация, конечно, наверняка варьируется в зависимости от школы. Ну, это коллектив, это живой организм, везде, конечно, разные люди работают. Меня приняли — и вообще вот в нашей школе приняли… Как-то очень позитивно, очень дружелюбно настроены. И, например, моя коллега, с которой я работаю, — то есть у меня от школы есть вот такой наставник, ее зовут Марина Викторовна. Она как раз… Она — зам… Она по совместительству преподает русский и литературу, и она — заместитель директора. Ну и большую часть ее нагрузки я взял себе, и она больше занимается административными делами. Но, тем не менее, вот это тот человек, который непосредственно как бы курирует…

А. Пичугин

— Куратор — это значит, что Вы можете в любой момент прийти к ней за советом? И она приходит к Вам на уроки, делает какие-то замечания, пометки, потом Вы с ней разбираете сложные моменты?

И. Рябец

— Нет, это по-разному, в зависимости от договоренности — вот вообще, если смотреть на такую систему работы. Но в моем случае это — мы с ней очень хорошо ладим, у нас это, как правило, какие-то послеурочные разговоры — о педагогике, о том, как можно, как нельзя. То есть это в основном — ну, что-то я рассказываю, что я узнаю из наших учебных сессий в проекте. Потому что у нас помимо летнего института есть такая продолжительная поддержка. Вот, на протяжении двух лет, кстати, по условиям программы я должен — не должен, а вот по условиям программы я работаю в школе 2 года. Дальше, если я хочу оставаться, — я остаюсь. Программа работает со мной и помогает мне в течение двух лет. Часть большая этой помощи в том, что ежемесячно у нас проходят обучающие встречи, семинары на протяжении нескольких дней. И я делюсь, например, с коллегами в той школе, где я работаю, тем, что я узнал. Они, конечно, тоже дают какие-то советы. В основном я спрашиваю. Вот у меня — как-то мне повезло очень, как-то тактичные такие педагоги. Они как бы не навязывают свою помощь, я бы так это сказал. Но при этом я ее, конечно, спрашиваю постоянно, потому что я чувствую, что это мне нужно. Потому что, конечно, с дисциплиной часто проблемы у молодых педагогов, и у меня в том числе. Вот, и поэтому…

А. Митрофанова

— С Вашей дисциплиной проблемы? (Смеется.)

И. Рябец

— С моей-то попроще. Конечно, проблемы с детьми.

А. Митрофанова

— …С детьми. Ну, понятно, конечно же.

И. Рябец

— Конечно. Поэтому в коллективе все очень так позитивно.

А. Пичугин

— А у Вас были какие-то мифы о школе? Вот я свой опыт вспоминаю. У меня педагогическое образование как раз. Поэтому, проходя практику на четвертом курсе, — а, собственно говоря, четвертый курс — это всего лишь 3,5 года после окончания школы, после того, как тебя выпустили. И ты по одну сторону баррикад, а через 3,5 года на практике ты приходишь, тебя сажают в учительскую — и ты вдруг резко оказываешься по другую сторону. Это фантастическое ощущение, что я — я вернулся! Но уже как-то по-другому.

А. Митрофанова

— Так становятся диктаторами! (Смеется.)

А. Пичугин

— А вот у Вас были какие-то мифы о школе, когда Вы туда шли работать?

И. Рябец

— Да мифы наверняка были, и постепенно они как-то развенчиваются. Но все мифы в основном, наверное, связаны с детьми и вот с тем страхом, который я упомянул: казалось, что там, в школе, просто дети — ну такие команды маленьких разбойников, которые нацелены только на то, чтобы не учиться и мешать всячески учителям. Я не знаю — то ли я вспоминаю свою школу?.. Нет, ну знаете, — я учился, все было нормально!

А. Пичугин

— Все было по-другому!

И. Рябец

— То есть я вот не понимаю, откуда эти стереотипы берутся. Я пока с этим не разобрался. Конечно, они были. Ну, вот опять же — то, что дети будут всячески специально срывать урок, так или иначе пытаться поставить меня в какое-то неудобное положение, оскорбить и так далее.

А. Пичугин

— Они пытались поставить в неудобное положение? Меня — еще как!

И. Рябец

— Дети вообще прекрасные, добрые создания, которые не всегда хотят учиться. Но это уже моя работа — сделать так, чтобы они захотели, конкретно — по литературе. Но, по крайней мере, они не делают гадостей, они вообще все дружелюбные, позитивно настроены. Если ты позитивно настроен, если ты их уважаешь, если все, что ты делаешь, имеет какую-то причину, для них понятную, если ты не делаешь… какие-то диктаторские поступки не совершаешь вот просто потому, что «мне так захотелось», волюнтаризм такой, когда ты с ними по-взрослому — то и они к тебе очень хорошо относятся.

А. Митрофанова

— А как они восприняли, когда Вы пришли 1 сентября, — новый «препод», новый учитель? Нет, «преподом» они Вас, наверное, не называют.

И. Рябец

— Это смешная история, потому что у нас бейджики в школе, и нам почему-то — мне и двум моим коллегам — написали: ну, фамилия там, Каринская СОШ, преподаватель. И дети ходили: ой, преподаватель, преподаватель! Потому что раньше у всех было «учитель», а мы такие 3 преподавателя!

А. Митрофанова

— Мушкетёры!

А. Пичугин

— Другая каста!

И. Рябец

— Да! На самом деле, надеюсь, что нет. Вот. Ну и как дети восприняли? На самом деле, мне кажется, позитивно. Потому что ни для кого не секрет, что в современной школе не так уж молодых людей, мне кажется, работают. Там в основном опытные педагоги. И за последние 10 лет — опять же, это мое мнение, но мне кажется, что тенденция нисходящая в плане количества выпускников школ, которые идут в педагогические ВУЗы. Мне кажется, их становится меньше и меньше. Ну, по крайней мере, становилось, может быть. И поэтому не так много молодых людей. Дети рады, рады были, конечно же, что молодые и что улыбаются им.

А. Пичугин

— Давно уже у меня вопрос такой зреет: а где граница между учителем, молодым учителем, — и довольно уже взрослым школьником? Смотрите: одиннадцатиклассник — это человек, которому 17, а кому-то уже 18 лет. А человек, который приходит работать в школу после ВУЗа — ему 21, 22. По-разному бывает — кто-то в институт позже поступает. Да, и между ними…

А. Маркович

— У нас есть возраст 21 — это такой минимальный возраст.

А. Пичугин

— И зачастую между ними 2-3 года разницы. То есть где-то вне школьных стен это, естественно, общение на «ты», это общие интересы. Фактически — одно поколение. А когда человек оказывается в кабинете с такими школьниками — где вот граница проходит, через которую нельзя переходить? И есть вообще эта граница?

И. Рябец

— Сложно сказать, да. Конечно. Мне кажется, что эта граница проходит внутри где-то и в том, как педагог себя ставит. Просто как бы умеет ли он разграничить вот это все в профессиональную деятельность и личную жизнь. Вот. Потому что я чувствую, например, что иногда старшеклассники пытаются прощупать вот эту историю и как-то вот, что-то вроде: «Ну, Игорь Алексеевич, ну что Вы там, ну ладно!» Я просто момент этот сразу же отсекаю и говорю, например, там, не знаю: «Макар, Вы забываетесь!» — или еще что-нибудь.

А. Пичугин

— Но я знаю достаточное количество учителей, которые как раз эти границы напрочь стирают. У всех разный опыт. То есть у кого-то он очень положительный, да? — и все дети с ним на «ты» (ну, по крайней мере, за пределами класса), и у них общие интересы, они куда-то вместе ходят, проводят время. Есть негативные, естественно: когда они садятся на шею и уже все это приобретает странные…

И. Рябец

— …оттенки.
А.Пичугин
— Да.

А. Митрофанова

— Когда Игорь рассказывал о том, как он пришел 1 сентября в школу, я вспомнила, как меня — ну, не 1 сентября, чуть позже, — повели на первое занятие, которое я должна была провести в нашем институте. Меня туда именно повели, потому что я ужасно боялась. И когда Игорь сказал — Вы же боялись тоже, да?

И. Рябец

— Ну конечно! (Смеется.)
АМ
— Вот, мне это очень знакомые, понятные чувства.

А. Пичугин

— Затолкнули в аудиторию, закрыли дверь!

А. Митрофанова

— Да! Это именно так и было! Вот я вспомнила прямо «Ералаш», где Хазанов заходит, и за ним захлопывают дверь, он говорит: «Sono vostro professore,» — а дальше там чего-то еще, и после этого в классе начинается погром! Я ожидала примерно того же самого. За мной в итоге пришел декан на кафедру, говорит: «Алла Сергеевна, что-то Вы здесь уже давно, там занятия начались, Вас студенты ждут!» Я: «А!» Он говорит: «Вы не переживайте, они тоже боятся!» Он взял меня за руку буквально — и повел на занятие. Завел, закрыл за мной дверь. И я открываю глаза и вижу, что там сидит три человека! Я говорю: «А где остальные?» Они: «А Вы знаете — а все заболели!»

И. Рябец

— Очень испугались в итоге?

А. Митрофанова

— Да, на самом деле очень испугались, потому что — как я потом узнала, — к ним зашел наш декан и спросил: «А кто у вас ведет литературу?» Они говорят: «Какая-то Алла Сергеевна». Он говорит: «О, ребята, вы попали!» После чего их стало значительно меньше.

А. Пичугин

— Когда говорят «вы попали», обычно, наоборот, в аудитории все боятся пошевелиться.

А. Митрофанова

— Они решили улизнуть, пока не поздно! Самое интересное, что у меня до сих пор со многими из этих людей поддерживаются отношения дружеские. Потому что разница в возрасте была небольшая, и я могу свидетельствовать в защиту того, что это зависит от того, где какие границы установлены. Как-то очень чувствует аудитория всегда — куда можно идти, а куда нельзя. Поэтому здесь это во многом, конечно, зависит от педагога.

И. Рябец

— Это очень еще индивидуально. Во-первых, зависит от педагога. Во-вторых, зависит от класса. Каждый класс — ну, это как отдельная личность такая групповая. Это 20-30 абсолютно разных людей. И не бывает одинаковых классов, как не бывает одинаковых людей. Люди себя по-разному ведут все. Все, там, 7 миллиардов. Так же и каждый класс. Не знаю, сколько их, правда, тысяч, миллионов — классов этих. Но ведут себя по-разному.

А. Митрофанова

— Игорь, а когда Вы оказались «в полях», вот так скажем…

И. Рябец

— Метафора, которую я люблю.

А. Митрофанова

— Любите, да?

И. Рябец

— Да.

А. Митрофанова

— Ну вот видите, как я угадала! У Вас же есть коучи, к которым Вы периодически обращаетесь, если оказываетесь в трудных ситуациях. Какова их роль? С какими вопросами Вы к ним «стучитесь»?

И. Рябец

— Сразу тут поправлю. На самом деле в сложных ситуациях во всех… У нас работают по системе «раз в 2 недели». Кстати, я вот думаю, что, может быть, нужно пояснить, что это за институт такой вот — коучинг, и коучи — кто это такие, что они делают вообще.

А. Митрофанова

— Ну, поясните, да.

И. Рябец

— Коуч — это некий такой личностный тренер, который помогает человеку расти. То есть это не психотерапевт, который разгребает какие-то потаенные комнаты психики. Это человек, который работает с долгосрочными целями.

А. Митрофанова

— Ну, наставник такой, скажем.

И. Рябец

— Наставник. И который помогает мне не сворачивать с этого пути, в некотором смысле дисциплинирует — за счет разговора, за счет того, что он задает правильные вопросы. Он создает ситуации, в которых я сам прихожу к каким-то выводам, открываю для себя сам идеи. Он мне ничего не подсказывает и не рассказывает.

А. Митрофанова

— Я правильно понимаю, что Вы, преподавая литературу детям, при этом еще параллельно ставите перед собой задачу личного роста и стараетесь каким-то образом эту задачу тоже решать?

И. Рябец

— Мне кажется, что этот предмет располагает просто к этому.

А. Пичугин

— Друзья! Говорим сегодня о программе «Учитель для России». Говорим с одним из организаторов этой программы Аленой Маркович и учителем литературы Каринской средней школы — она находится в Подмосковье, в Одинцовском районе, ее представляет Игорь Рябец. Игорь прошел подготовку по программе «Учитель для России».

А. Митрофанова

— Алена, к Вам вопрос. Когда Вы готовили, когда Вы проводили эти летние курсы для молодых специалистов, что Вы в них наблюдали? Насколько там было много романтики, насколько много было иллюзий? Может быть, у кого-то скепсис преобладал? Что это была за картина?

А. Маркович

— Романтики, мне кажется, было очень много. Потому что, если честно, мне кажется, что сама история того, что у нас там получилось, была достаточно романтичной. Ну вот представьте: приехало 42 человека из разных городов России. Кстати говоря — с самыми разными образованиями, с разным жизненным опытом, разных возрастов (от 21 до 30 — у нас так получилось в этом году). И в то же время приехали самые разные профессионалы — практикующие преподаватели, тоже очень разные по своему складу. Есть такие очень консервативные, есть такие, которые про то, что все неправильно, надо все по-другому. И мы сделали это специально, нам очень хотелось, чтобы будущие учителя посмотрели весь спектр того, что может быть — и выбрали для себя то, что им ближе. И вот получилась такая действительно очень интересная композиция самых разных личностей, самых разных людей. И вот эта история с детьми — мне кажется, она тоже получилась очень романтичная. Игорь рассказывал, как он это видит. Для меня во всей этой истории было интересно то, что учителя очень открыто сказали детям, что они сюда пришли учиться. То есть учителя сказали: «Вот, дети, здравствуйте! Мы — начинающие учителя, и мы хотим вместе с вами попробовать: что работает, а что не работает». Более того, на этой территории был создан такой совет школы, куда входили представители как от детей, так и от учителей. Каждое утро они собирались и решали: как, что вот надо менять в нашей совместной жизни, что оставлять, что работает, что не работает. Это была такая очень честная концепция того, что действительно территория общая — учителей и детей. Мне кажется, это то, чего в школе часто не хватает. Часто не чувствуется, что школа — это территория для детей в том числе. Не только для учителей. Это достаточно романтично, мне кажется, всё.

А. Митрофанова

— Насколько это все жизнеспособно?

А. Маркович

— Мне кажется, это очень жизнеспособно. Ну вот, как Игорь говорит, что дети, если с ними общаться, как со взрослыми, с ними общаться на равных, если исходить из того, что они сами очень много знают, умеют, и могут, и хотят, главное, — мне кажется, можно работать с ними как-то по-другому. Исходя из того, что очень хочется найти какой-то ключ к ним, и показать, что они сами многое могут. Зажечь в них интерес, который будет их стимулировать учиться самостоятельно. Что-то делать в школе то, что им действительно хочется. Сделать их хозяевами этой территории. Мне кажется, это может сработать.

А. Митрофанова

— Игорь, а всегда получается?

И. Рябец

— Сделать хозяевами территории?

А. Митрофанова

— Заинтересовать!

И. Рябец

— Да, насчет хозяев, конечно, это сложный вопрос. А заинтересовать, конечно, не всегда получается. И то, что вы сказали, очень правильно, потому что перед тем, как подходишь к какой-то теме, нужно найти для себя что-то. Нужно себя зажечь в первую очередь. Ну, по крайней мере, это работает так с литературой. И, честно, не всегда получается найти для себя ключ к какой-то теме. Ведь это такие огромные пласты — я не все знаю, я не все всегда успеваю прочитать, осмыслить массу информации. И эти уроки — я понимаю, что эти уроки имеют меньший эффект. Но тем не менее, когда я прихожу какой-то заряженный на урок, то я вижу, что где-то что-то загорается в каких-то глазах. Опять же — не у всех. Но… Не знаю, мне кажется, что в литературе есть некая такая специфика о том, что… Она заключается в том, что как бы, может быть, не все сразу должно загораться. Многие педагоги опытные со стажем работы, который исчисляется десятками лет, они говорили. Где-то я слышал и читал, где-то кто-то мне из них говорил лично, что часто бывает, что сидел ученик все пять лет тихо, вообще ни разу ничего не сказал, а потом, например, пошел в филологи. Или более распространенный пример, что приехал потом на десятилетие выпуска или на пятилетие и сказал: «Вот, там, Алла Сергеевна, помните? Вот тогда вот Вы про Пушкина вот это сказали — и вот отложилось где-то, и вот сейчас я вспомнил и перечитал. И да, я согласен». Ну вот какие-то такие вот...

А. Пичугин

— «А я думала, ты тихий идиот!» (Смеется.)

И. Рябец

— …Такие вот отложенные эффекты, которые как-то работают.

А. Пичугин

— А можете сказать, в каком классе дети — ну вот по вашему опыту, пускай небольшому, но все-таки, — в каком классе дети литературой интересуются больше?

И. Рябец

— Мне кажется, опять же, это зависит от детей конкретных. Но я не хочу углубляться в возрастную психологию, потому что я владею ей, конечно, не так хорошо пока еще, но я работаю над этим. Мне кажется, что это все-таки старшая школа. Если мы говорим про ту литературу — такую, текстовую. Если мы говорим про работу с книгой и с таким подходом, когда мы идем от факта литературного, от текста, — то это, конечно, старшая школа. 7-6-5 класс — это все-таки аудиовизуальные всякие различные методики. Это экранизации, постановки какие-то, игра такая с живым словом, когда им надо прямо все пощупать-пощупать, они пока с текстом, со смыслами очень трудно работают. Им, может быть, пока и рано. Может быть, и не нужно. Опять же, это зависит очень от класса. Нужно приходить и смотреть на детей — и чувствовать, что им нужно. Или спрашивать, кстати. Я вот тоже спрашиваю: «Ребята, как мы с вами к этому подойдем?» И это, казалось бы, — как вот можно доверить детям! Ну, может быть, есть такой стереотип. Они же сейчас скажут: «Да никак! Будем сидеть просто!» И были и такие, которые говорили: «Давайте посидим!»

А. Пичугин

— Ну они же знают, что нет такого, что не подразумевается такой вариант ответа.

И. Рябец

— Да нет. На самом деле, мне кажется, они боятся говорить честно, потому что они не привыкли к тому, что, может быть, кто-то ждет их мнения настоящего. Поэтому очень туго эта вот история идет с тем, что…

А. Митрофанова

— Как я с Вами согласна!

А. Пичугин

— Я бы тоже хотел согласиться.

И. Рябец

— Они не привыкли к этому, но когда со временем…

А. Пичугин

— Алена, Вы тоже согласились?

А. Маркович

— Да! (Смеется.)

И. Рябец

— И вот этот Совет, который Алена упомянула, он тоже… Я просто был членом этого Совета, как раз от педагогов, и я просто помню, как на протяжении этих трех недель дети раскрывались день ото дня. Мы каждый день собирались на полчаса, нас там было где-то восемь-девять человек (я точно не помню). И сначала они были зажаты, не верили, что кто-то у них может спрашивать их мнение по поводу того, как вообще будет устроена «Территория лета»! То есть такие фундаментальные вопросы. То есть из серии — не хотите, чтоб были уроки? Хорошо. Давайте, сейчас голосуем. Уроков не будет. Но вы вот, 7 детей, вы несете ответственность за то, что будут делать все наши 150 человек. Если не уроки, то придумайте им так, чтобы было интересно. То есть мы нагружали их какой-то ответственностью, создавали реальные ситуации. И видно было, как они на протяжении этого времени как-то понимали, как это работает, они все более и более осмысленно подходили к этому — к своим решениям, к идеям, которые они озвучивают и так далее. Вот возвращаясь к моей деятельности сейчас в школе — то же самое. Нужно просто методично напоминать им о том, что их мнение важно, и они к этому привыкают. И они уже просто более серьезно к этому относятся. И они уже пытаются понять: а как с этим можно работать? То есть они понимают, что вариант не работает, что так в этой жизни, в школе, просто не может быть.

А. Митрофанова

— Я могу сказать Вам, что самая главная проблема, с которой сталкиваюсь я на первом курсе, — они действительно боятся говорить. И такое ощущение, что боятся говорить по той причине, что скажут что-то неправильное.

И. Рябец

— Да.

А. Митрофанова

— Притом, что я тоже преподаю литературу, а в литературе правильные и неправильные ответы — это...

И. Рябец

—…Не бывает!

А. Митрофанова

—… это какая-то странная вещь! Ответы могут быть обоснованными и необоснованными, продуманными и спонтанными, недодуманными, — но даже в спонтанных ответах бывает какая-то пронзительная мысль, какая-то очень яркая, которую можно докрутить всем вместе. Но вот эта зажатость, скованность внутренняя, — такое ощущение, как будто бы у них стоят блоки, как будто бы они боятся поделиться чем-то, боятся даже себе позволить помыслить.

А. Пичугин

— Потому что ребенка надо спрашивать с самого раннего детства. Там, с 5 лет. А к школе это уже должно быть — ну, выражение собственного мнения должно быть настолько очевидно, что…

А. Митрофанова

— Ну, понимаешь, выражение собственного мнения, когда из позиций того, что «я, гений Игорь Северянин», да? Это тоже неправильно!

А. Пичугин

— Нет, тут другое. Ну, есть точные предметы, науки, да? Вряд ли школьника будут спрашивать его мнение, не преподав ему таблицу умножения, сколько же будет трижды три. А когда речь идет о чем-то гуманитарном, даже об истории той же — пускай там есть заведомо правильный ответ, связанный с датой или событием, но все равно какое-то развитие, сам сценарий, кажется, ребенок может построить!

А. Митрофанова

— Да, да! Безусловно, да. Ну, если он знает ключевые даты, то он совершенно спокойно может на эту тему рассуждать. Главное, чтобы действительно какой-то каркас был.

И. Рябец

— Вот кстати, даже если сейчас посмотреть на лексику, который мы с вами пользуемся здесь и сейчас: Вы сказали, что «ребенок делится» — это один вариант, и «ребенок отвечает» — и вот уже на этом уровне есть разница большая. Потому что причина-то в том, что дети привыкли к тому, что они отвечают заданный урок. Что есть «правильно» и есть «неправильно». Мне приходится на уроках говорить: «Ты не отвечаешь — ты делишься!» Нет «правильного» и «неправильного». Постоянно приходится им об этом напоминать. И, в общем, насчет того, что они зажаты и не говорят, — у меня просто смешной случай на эту тему был. 2 сентября, когда пошла уже урочная такая деятельность, первый урок в 10 классе. Их там не очень много. И я прихожу, думаю: сейчас я их посажу в круг, расставлю, у нас будет такой клуб литераторов. Я приду и что-нибудь у них спрошу. И они будут мне что-нибудь говорить, а я буду им отвечать! (Смеется.) И у нас будет такой прекрасный диалог! Пришел. Ну, думаю: вот я продумал темы. Ну, то есть это вводный урок, знакомство, пока еще нету предметной какой-то составляющей. Темы продумал — что вот мы об этом поговорим: о жизни, о том, о сем. Прихожу. Сел. И, в общем, список моих вопросов закончился через полторы минуты.

А. Пичугин

— С радиоэфиром то же самое! (Смеется)

И. Рябец

— Я представляю. И еще надо 40 минут с ними что-то делать! И тут я впал в ступор. Я просто не знал, что делать. Мне стало жарко. У меня участился пульс. Я пошел открыл окно. Говорю: «Ребята, честно, — я не знаю, как вот сейчас вести у вас урок. Для меня это первый урок в жизни — и давайте это вместе как-то сделаем всё». Ну и как-то постепенно начали говорить: то, чем они занимаются, как они относятся к литературе, читают ли они книги, какие… Кто кем хочет стать, чем занимается, — и то это так медленно шло! Вот прошло полтора месяца почти, и все равно пока очень туго вот это идет — поделиться своим мнением. Но лучше. То есть они раскрываются постепенно.

А. Пичугин

— Ну, мы можем пожелать Вам только успехов в вашем дальнейшем становлении…

А. Маркович

— Спасибо!

И. Рябец

— Спасибо!

А. Пичугин

— …как учителю! Очень рады, что познакомились с вами здесь, в этом эфире, — и с Вами, Алена, и с Вами, Игорь! Было очень интересно, мне кажется.

А. Митрофанова

— А у меня последний вопрос есть, наверное, для сегодняшнего раза. Я надеюсь, что вы к нам еще придете, будете делиться впечатлениями своими и опытом. Насколько важны в этом процессе выстраивания отношений между учителем и детьми родители? Приходит молодой педагог в школу, где все уже сложилось и прочее. Вы чувствуете какое-то отношение родителей к Вам? Или вопросы к Вам? Или что-то подобное? Что в этой коммуникации важно, а что, может быть, совсем не важно?

И. Рябец

— Ну, опять же, мой самый сегодня распространенный ответ — это очень индивидуально и зависит от ситуации, конкретного контекста, в котором школа находится. И в моем случае — пока у меня было еще очень мало встреч с родителями — как-то вот вопросов не поступает. И я вот не знаю: то ли я что-то не так делаю, то ли я что-то так делаю? (Смеется.) Скорее всего — пока все устраивает, потому что нету никаких претензий. Есть некая обратная связь в виде того, что вот одна мама девятиклассницы сказала: «О Господи! Моя дочь впервые стала делать домашние задания по литературе, и даже стала читать, ей стало интересно». То есть для меня это был такой бальзам на душу. Пока не очень много такого, такой обратной связи, но есть. Ну, негативного не было пока. Была только там одна встреча с мамой ребенка, который очень плохо читает, — ну, мы пытались придумать какой-то индивидуальный план развития вот для этого конкретного мальчика. Но это такая конструктивная рабочая встреча. А вот каких-то таких столкновений не было. Но я думаю, что в моем случае вот так, а где-то ест ьи посложнее ситуации.

А. Маркович

— Ну, здесь я могу чуть-чуть поделиться, может быть, опытом других учителей. В целом, действительно, реакция родителей скорей пока что положительная, но было несколько интересных таких родительских собраний, на которых учителям нашим приходилось отстаивать свои подходы, которые казались родителям слишком странными или непонятными. Ну вот, например, одна из учительниц создала чат «В Контакте» для того, чтобы детям напоминать о том, чтобы они не забыли тетрадку, потому что они приходят на занятия и говорят: «А я забыл». Или, например, чтобы дублировать домашние задания. Какие-то такие организационные вопросы. Кто-то из родителей был возмущен тем, они и так сидят с утра до ночи «В Контакте» — и зачем их еще раз туда привлекать таким образом? Ну, вот она пыталась объяснить, что они там действительно и так сидят, поэтому там она может до них достучаться.

А. Митрофанова

— Хоть какая-то будет польза.

А. Маркович

— Да. Или вот, например, многие наши учителя пытаются как-то переосмыслить систему выставления оценок. Чтобы вот как раз уйти от того, что неправильный ответ — сразу «два», а как-то сделать более личным процессом. Выставляются оценки по критериям, например, которые оговариваются заранее с детьми для того, чтобы они понимали — что здесь поощряется (например, активная работа), что не поощряется (например, сидеть тихо и ничего не говорить). И тоже некоторым родителям это кажется странным, потому что они с этим не сталкивались, они с таким беспокойством пытаются понять логику. Но в общем и целом пока что обоснованные ответы учителей работают.

А. Митрофанова

— Спасибо вам огромное за этот разговор. Я могу только обратиться со своей стороны к родителям: если вдруг в вашей школе есть подобные педагоги, — уделите им внимание, окажите им такую честь: дайте им обратную связь, чтобы они понимали, на каком уровне находится их коммуникация с детьми, на что им обратить внимание, а где они молодцы. По-моему, они — молодцы!

И. Рябец

— О да! Очень нужно!

А. Пичугин

— Спасибо огромное! Алена Маркович, один из организаторов программы «Учитель для России», Игорь Рябец, учитель литературы подмосковной Каринской средней школы, здесь, в этом эфире. Алла Митрофанова!

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин!

А. Пичугин

— Будьте здоровы!

А. Митрофанова

— До свидания!