«Тонкости семейной жизни. Взросление детей». Супруги протоиерей Андрей и Ольга Юревичи - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Тонкости семейной жизни. Взросление детей». Супруги протоиерей Андрей и Ольга Юревичи

* Поделиться

Наши собеседники — клирик храма Всемилостивого Спаса в Митино протоиерей Андрей Юревич и его супруга Ольга.

Супруги рассказали о своей многодетной семье, о том, как родителям преодолеть непростое разлучение с повзрослевшими и ставшими самостоятельными детьми, о том, почему в настоящее время так мало крепких браков, и о том, чем жертвенность отличается от созависимости.

Ведущая: Анна Леонтьева


А. Леонтьева

— Добрый «Светлый вечер». Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях клирик храма Всемилостивого Спаса в Митино протоиерей Андрей Юревич и его матушка Ольга. Добрый вечер.

Прот. Андрей Юревич

— Добрый вечер.

О. Юревич

— Здравствуйте.

А. Леонтьева

— Дорогие, вы знаете, до эфира в меня закралась очень шальная мысль и я ее, наверное, озвучу. Я подумала, вот сколько лет я работаю журналистом — я работаю журналистом с 8-го класса. В 8-м классе я поступила в редакцию газеты «Люберецкая правда». Сейчас мне 50 лет. Вот с тех пор я работаю журналистом, правда, радиожурналистом сравнительно недавно. И если бы я, например, работала в желтой прессе, и вот передо мной такая прекрасная семья, с огромным количеством детей, прекрасные отношения. И я бы подумала: нет, надо создать какую-то драматургию. Что-нибудь вроде: что не так в идеальной семье протоиерея Андрея Юревича? Но сегодня у нас «Светлый вечер» и мы, наверное, немножко в другом направлении будем говорить. А драматургия как-то сама собой создается, Бог ее создает. И не бывает ничего идеального в жизни. Знаете, поскольку у нас передача сегодня о семье, у меня такой вопрос: сколько сейчас лет вашим деткам?

Прот. Андрей Юревич

— Этот вопрос к нам, сколько лет нашим деткам?

А. Леонтьева

— Да.

Прот. Андрей Юревич

— С тех пор, как этих деток стало немало, этот вопрос для меня, например, всегда был непростым. Я, например, когда мы еще жили в Сибири и когда мы пользовались услугами нашей поликлиники, потом как-то перестали, сами уже стали заниматься здоровьем детей и своим. И вот я приходил, а их четверо, пятеро, шестеро, семеро. И искать их карты, когда меня начинали спрашивать год рождения, меня это каждый раз повергало в шок. Потом они на меня махали руками, эти регистраторши, потому что они лучше меня знали года рождения моих детей. И они сами говорили: «Так, этот такого года, этот такого, этот такого». И вытаскивали все карты. И эти пачки я носил по кабинетам.

О. Юревич

— Просто батюшка у них на глазах начинал рассчитывать: так, первая дочка родилась, я помню, в 1981-м. И начинал от нее отсчет. И они просто уже …

Прот. Андрей Юревич

— Этот — плюс 5, потом вот этот родился в год моего рукоположения, это было в таком-то году, сейчас ему, значит, столько-то. Этот родился, когда еще что-то произошло, ГКЧП какое-нибудь, это было в таком году. Или еще что-то.

О. Юревич

— Вы заметили, что мы всячески оттягиваем ответ на этот вопрос, чтобы вспомнить.

Прот. Андрей Юревич

— Короче говоря, если в 1981-й год, то старшей дочке 39 лет.

О. Юревич

— А младшей 20.

Прот. Андрей Юревич

— Так, стоп, матушка, ей 22. Матушка перепутала, ура. (Смеются.) Она родилась в 1998-м году. Сейчас 2020-й год, ей 22 года. Матушка первый раз в жизни ошиблась. Один ноль в мою пользу.

А. Леонтьева

— Значит, порешим на том, что с 22 до 39 лет. И где-то в этом промежутке находятся 7 уже взрослых людей, которые выросли в семье Юревичей.

Прот. Андрей Юревич

— Кроме последней, которой 22, все остальные уже семейные, женатые и замужние.

А. Леонтьева

— То есть 22 года вашей младшей дочери. И она уже самостоятельный человек или она еще с вами? Я просто пытаюсь примериться.

Прот. Андрей Юревич

— Она посередине — она территориально живет с нами, но она уже самостоятельный человек. Буквально на днях, завтра, по-моему, у нее защита диплома. Она юридический заканчивает. Как-то всё достаточно банально в этом смысле. И вот и всё, совсем уже самостоятельная будет.

А. Леонтьева

— Отец Андрей и матушка, о вашей семье есть фильм, вы много давали интервью, вы не раз и не два, и даже не десять у нас на радио. Поэтому мне хотелось, с одной стороны, узнать про начало, как создавалась ваша семья. А, с другой стороны, вот вы сейчас находитесь в определенном этапе, и мне хотелось спросить, я просто сама нахожусь в такой же ситуации: бо́льшую часть своей жизни я прожила с тремя детьми. Сейчас эти трое детей стараются мне доказать, что они уже самостоятельные люди, а мне в этом качестве пока еще не очень привычно. Что у вас в семье, какие вы чувства испытываете по поводу того, что вы вырастили 7 детей, и очень большая часть жизни прошла в этом? Сейчас все ваши дети, как вы говорите, и самая младшая уже почти самостоятельная. Есть ли у вас этот синдром опустевшего гнезда или что-то такое?

Прот. Андрей Юревич

— Вот я матушку попрошу вначале, а то я такой человек, что как захватываю сразу пространство и начинаю сам действовать, а ей, бедненькой, остается уже в конце что-то. Матушка, скажи.

О. Юревич

— Я поняла, что три вопроса в одном.

А. Леонтьева

— Матушка, давайте я вам облегчу задачу — вопрос в том, что родители, которые вырастили детей, дети выпорхнули из гнезда. Есть ли какое-то чувство опустошения, я не буду предсказывать. Вот у меня очень непривычные чувства. Расскажите мне про свои.

О. Юревич

— Я поняла ваш вопрос. На самом деле, да, это чувство присутствует. И с ним надо работать, справляться как-то. И вообще-то, это чувство претерпевает какие-то изменения интересные. Когда у нас девочка первая, то есть наша старшая дочка, уехала из нашего дома в Москву, не то что окончательно, она в Москве поступила в институт. Мы жили тогда в Сибири. И она у бабушки здесь жила, училась 5 лет, приезжая к нам только на каникулы. Тут был первый такой очень сильный шок, у меня, по крайней мере, очень сильный шок, потому что старший ребенок это даже не ребенок, это как младшая подруга, помощница, я не знаю, как еще. Но у нас был такой ребенок, на котором очень много держалось, на этой старшей девочке. И здесь было очень трудно справиться. Я просто несколько дней плакала и буквально не могла ничего делать, у меня из рук всё валилось. И мне пришлось с этим справляться с большим трудом. И второй шок наступил, когда на втором или на третьем курсе Катюша привезла к нам, с нашего благословения, привезла к нам своего жениха.

Прот. Андрей Юревич

— На просмотр.

О. Юревич

— Да, на просмотр, батюшка подсказывает. Своего жениха, бедного, каково ему было ехать в Сибирь на просмотр. И я увидела, насколько ее жизнь заполнена уже вот им, — я практически ее лица не видела, потому что ее лицо постоянно было обращено к будущему мужу. И я тут опять пережила очень сильный стресс: опять плач, слезы, так по-женски у меня всё это вырывается. И батюшка меня тогда очень быстро привел в себя, он задал мне несколько вопросов. Он сказал: «Кто тебе подарил этого ребенка?» — «Ну как кто, Господь». — «Кто его вырастил?» — «Конечно, Господь его вырастил, воспитал. Хорошо бы, если я бы Ему не мешала бы, может быть, чем-то помогла». — «И для кого Он этого ребенка послал в мир? Для тебя?» — «Нет, конечно. Вообще-то, это будущая жена и, наверное, жена как раз этого Ильи». Тогда он сказал: «Ну, тогда о чем ты плачешь?» И, вы знаете, у меня просто как обрезало мой плач, такое мое какое-то саможаление, когда я вдруг поняла, увидела эту картину — как бы с высоты увидела эту картину, и мне стало сразу легко. И вот после первого ребенка дальше этого уже не наступало, такого шока, этих слез. Было немножечко одиноко. Мы каждый раз новый формат семьи, то есть уходил следующий ребенок… Чаще всего как уходил: выходила замуж очередная дочь или женился сын. Семья, знаете, как механизм — раз, вынули что-то и всему механизму приходится перестраиваться, потому что без этой гайки он не живет.

Прот. Андрей Юревич

— Или, скажем так: если отрезали кусок, допустим, желудка, то кишечник начинает брать на себя функцию желудка, это же перестройка организма. Так вот и здесь.

О. Юревич

— То есть каждый раз, как только очередной ребенок вылетал из гнезда, у нас происходила перестройка всего организма семьи, причем не только у нас с батюшкой. Вот вы спрашиваете про нас, а вообще-то, оставшиеся дети тоже это всё переносили очень по-разному и с большим трудом. Так что это каждый раз…

Прот. Андрей Юревич

— У них же конфигурация складывалась: кто в какой комнате жил, или вчетвером в одной комнате, кто с кем шептался, кто на какой кровати спал, какие-то начинали делить вещи. Ну, даже такие чисто житейские, бытовые моменты. А еще и ментальные какие-то. А у меня это было так, что поскольку шесть дочек и один сын, то эти шесть девочек, я всегда их мыслил своими принцессами. Вот я какой-то их герой, а это мои принцессочки. И каждый раз эту принцессочку надо было отдавать уже какому-то другому принцу и уже считать так, что вот ты была моя принцесса, а теперь ты — его королева. Это внутренне надо было отпустить. И вот, действительно, отдать за мужа, в буквальном смысле эти слова приходилось переживать. В этом отношении мне было проще, когда женился сын. А здесь, потому что у меня почти со всеми дочками были какие-то такие особые, свои отношения, бывало, что кого-то из них на свидания водил в какую-нибудь кафешку, мы с ними шептались, беседовали. И вот это всё уходило. Иногда после своего замужества они даже сами переживали. Через несколько месяцев: «Папа, почему-то ты замкнулся, не звонишь, не открываешься, так со мной глубинно, интимно не беседуешь?» Я говорил: «Миленькая, ну всё, теперь ты всё это должна реализовать со своим мужем. А со мной, ну, как-нибудь так, по остаточному принципу».

О. Юревич

— На самом деле, батюшка просто не мог сразу войти в эти отношения, ему было очень больно, я это видела по его глазам, иногда со слезами. И, между прочим, последний наш очень сильный тоже был шок, когда осталась одна девочка у нас на руках, последняя. Мы-то вроде как-то уже привычные, и вдруг у нее наступило, не знаю, даже как это назвать, не то что депрессия, но было что-то серьезное, потому что она вдруг почувствовала себя единственным ребенком, такое состояние ей непривычно — ей это было больно, страшно, она не умела так жить: папа, мама и я. И, в общем, это постоянно... Видите, это постоянные какие-то переживания. И с ними надо работать, справляться и везде покрывать любовью, потому что если в этих переживаниях на своих чувствах и слезах замкнуться, то тогда ты всех вокруг видишь виноватыми и обстановка еще хуже становится. Но если ты все-таки стараешься кому-то помогать, то есть тем же детям оставшимся и мужу, который смотрит со слезами на глазах на очередную девочку в фате, то тогда получается лучше. И как-то справляешься с этим — и ты, и справляется вся семья.


А. Леонтьева

— Напомню нашим радиослушателям, что сегодня у нас на связи клирик храма Всемилостивого Спаса в Митино протоиерей Андрей Юревич и его матушка Ольга. И что важно в нашей семейной передаче — это родители семерых уже довольно взрослых детей. Мы остановились на довольно драматическом моменте (как я и обещала, что драматургию придумывать не надо, она сама есть), что когда дети вырастают и вылетают из гнезда, родителям нужно проделать немалую работу над собой, чтобы не очень печалиться на эту тему. Батюшка, и матушка, вот немножко назад отматывая. У меня есть друзья, у которых 8 детей. И вот однажды мать семейства (это просто один из эпизодов) решила с сыном поужинать, — вот как вы рассказывали, что вы с дочками ходили вместе, просто уединялись и уделяли им личное внимание. Она решила с сыном поужинать, и ребенок съел за этим ужином 6 порций просто потому, что мама досталась на этот момент ему, — он не хотел, чтобы это заканчивалось. Вы уже отвечали в нашей программе на этот вопрос, вы говорили, что даже если ребенку из многодетной семьи час, два, три уделить, то ему хватает этого очень надолго, потому что он понимает, что людей много и ваше внимание перераспределяется. Вот сейчас, когда дети уже взрослые, расскажите мне, пожалуйста, какие нормальные здоровые взаимоотношения с этими детьми должны быть?

Прот. Андрей Юревич

— Это какой-то очень глобальный вопрос: какие должны быть? Врачу о здоровье рассказать гораздо сложнее, чем рассказать о каких-то болезнях, потому что болезни конкретные, а здоровье — это всё остальное, кроме болезни.

А. Леонтьева

— Давайте разложим этот вопрос. Смотрите, у меня младшему ребенку тоже 22 года почти. И я звоню ему, сейчас мы живем в разных городах, потому что я уехала на лето, и он говорит: «Мама, всё нормально, я работаю. Всё очень хорошо». Это нормально? То есть он старается стать самостоятельным человеком. Как часто вы разговариваете с детьми по телефону?

Прот. Андрей Юревич

— У нас тут с мамой наших детей может быть немножко несимметрично в этом смысле, ну, просто потому, что я все-таки мужчина, священник, может быть, я по личностным своим характеристикам более такой человек-«фронтовик». То есть где-то что-то «За Испанию», «Вперед, ура», думает о каких-то глобальных вещах, часто и о семейных в том числе, но все равно с внешних каких-то сторон. А вот матушка она уже более, так скажем, может быть сердечна, интимна, еще что-то такое. И потом, и характеры разные, поэтому мы воспринимаем это по-разному. Я даже сейчас, наверное, скажу так: мне кажется, что дети, наверное, по нам скучают больше, чем дальше мы по ним. Вот как это ни странно и как это, может быть, не прозвучит как-то жестко или даже кому-то жестоко, но это так. Не знаю даже, почему. Может быть, потому что мы многодетные родители и это уже какой-то синдром. Ведь, кроме того, что 7 детей, у нас ведь еще и 11 внуков. И эти 11 внуков это тоже наши дети или, скажем, прадети. И это тоже много значит. У нас тоже с ними какие-то отношения устанавливаются, это наше будущее, мы уже как бы перескакивая через поколение. Знаете, между прочим, это очень интересный момент, мы на себе это испытали — если есть какие-то вещи, которые передаются по наследству, это даже не обязательно глобальная недвижимость, это может быть просто чашечка, ложечка, сервизик, картина, еще какой-то артефакт, они очень часто передаются через поколение — от бабушек и дедушек внукам. Вот у нас многие вещи перескочили, наши папы и мамы многие вещи уже отдали нашим детям. А мы в свою очередь уже хотим отдавать это нашим внукам, а не нашим детям, потому что мы понимаем, а что дети-то, у них уже есть дети. А нам надо дальше смотреть и рассчитывать на них. И мы устанавливаем отношения уже с ними. То есть идем как-то немножечко вперед. Итого получается 18 личностей, представляете? А плюс еще 5 зятьев и одна невестка — это уже получается 18 плюс 6 — 24. А зятья и невестка это практически наши дети, у нас очень хорошие с ними со всеми отношения. Слава Тебе, Господи, вот так получилось, Бог подарил нам этих зятьев и одну невестку — это буквально наши дети. И 24 человека — это уже взвод, даже чуть побольше.

А. Леонтьева

— Я тоже подумала — сколько же чашечек и ложечек надо иметь, чтобы передать им.

Прот. Андрей Юревич

— И со всеми с ними надо иметь личностные отношения. И каждый из них их хочет. И каждый из них пишет какие-то сообщения по WhatsApp, звоночки, еще что-то. Иногда, честно сказать, у меня не только времени не хватает, а у меня и сил на это не хватает. Иногда я от этого даже бегу. Если они меня слышат, то пусть они меня простят за это, но это бывает действительно так, потому что нужна пещера, нужно, как говорят, личное пространство и нужно время на то, что в колодце набралась вода, чтобы потом опять что-то раздавать. Матушка совсем не так, она целыми днями, это совершенно потрясающая женщина, она готова жертвовать своим временем и силами, она все время на связи, она 24 на 7, как сейчас говорят, это телефон экстренных служб 112, ей можно звонить когда угодно. Я на ночь всё выключаю, она не выключает — ей можно звонить.

А. Леонтьева

— Матушка, а можно у вас спросить такую вещь. По моему опыту, дети очень часто не звонят, когда у них всё хорошо. То есть ты волнуешься — за целый день позвонил ребенок, а у него всё хорошо. Но ты первый узнаешь, когда у него всё плохо, потому что он позвонит. Так ли это в вашем случае?

О. Юревич

— Нет, у нас не так совсем. Вы знаете, просто трудно как-то универсально сказать, что дети чаще всего звонят… Вот насколько я знаю своих детей, они все очень разные. Я знаю, кто очень любит позвонить, ему это надо, как воздух. И каждый день, да. И когда хорошо и когда плохо и когда никак, всегда. Есть такие у нас дети. Кому-то раз в неделю нормально, кому-то вообще не позвонишь, он и не позвонит сам. Но когда ты позвонишь, там какой поток: как я соскучилась, как я тебя люблю, — там столько всего будет, но сама не позвонит, например. То есть совершенно все разные люди. Даже, знаете, до какой тонкости — я знаю, что один наш ребенок, лучше с ним не говорить, а наговаривать голосовое сообщение. Потому что когда говоришь, а я такая многословная, я говорю-говорю, а он молчун, например. Он молчит и молчит, и молчит. И, в конце концов, весь разговор и кончается. Но если я наговариваю голосовое сообщение, то он в ответ начинает наговаривать свое, и очень много. Вот с таким ребенком мы разговариваем голосовыми сообщениями. Мне это очень нравится. Это недавнее мое открытие, что можно так поговорить. Я не скажу, что они в горе звонят. Некоторые наоборот замыкаются в горе. Я не скажу, что они, когда всё хорошо, не звонят. Некоторые наоборот звонят — им хорошо, им хочется именно этим сейчас поделиться и поговорить с родителями. То есть совершенно всё разное. Некоторым просто нужно видеться — говорить по телефону им недостаточно. И, знаете, как в большой семье, все время смотришь — ну, не хватает времени на всех, это на самом деле. Как бы ты ни был на связи, все равно не хватает. И воочию и по телефону тоже. Один раз у меня был корреспондент, она спросила меня: «У вас есть любимый ребенок в семье?» Я сказала: «Есть». Она аж подскочила, сказала: «Как, кто это?» Я говорю: «Это тот, кто сейчас болен, тот, кто сейчас в пути и тревожишься за него, тот, у кого сейчас проблема, тот, который вдруг замкнулся, что-то случилось и надо выяснять. Вот кто самый любимый ребенок». То есть даже сейчас, когда у них свои семьи, все время держишь руку на пульсе и усиливаешь какое-то общение тогда, когда нужно. Ну, а чаще усиливаешь молитву, конечно, намного больше, чем всегда. И так ты постоянно молишься, но если какая-то проблема или болезнь или что-то случилось, то здесь молитва усиливается в несколько раз. То есть совсем не так всё просто, однозначно и типично, я бы сказала. Всё по-разному. И, наверное, у всех, даже если один ребенок, два, все равно они очень разные.

А. Леонтьева

— Я напомню, что сегодня с нами на связи протоиерей Андрей Юревич и матушка Ольга. Отец Андрей — клирик храма Всемилостивого Спаса в Митино. Мы вернемся к вам через минуту.


А. Леонтьева

— Сегодня с вами Анна Леонтьева. Мы говорим о семье с протоиереем Андреем Юревичем и матушкой Ольгой. Отец Андрей — клирик храма Всемилостивого Спаса в Митино. Матушка и батюшка — родители семерых детей и одиннадцати внуков. Так что нам есть, о чем поговорить. Вы знаете, из предыдущей части программы, когда я спросила о том, как часто дети звонят и по каким поводам, я хотела рассказать такую вещь. У меня мама, которая ушла из жизни полгода назад, она всегда была большим начальником, она была председателем издательского дома. И родила меня очень рано, большую часть в моем воспитании приняли бабушка и дедушка. Потом я вышла замуж, потом я стала взрослой женщиной, матерью троих детей. Мама появилась в моей жизни, когда из нее ушел мой муж. Она поняла, что мне нужно плечо. Это было 6 лет назад. И мама стала, знаете, просто вот полностью моей мамой, то есть она настолько училась на ходу быть мамой, меня поддерживать. Это было потрясающе. И когда она ушла, я поняла, что выключили очень важную опцию. Мы не жили с ней вместе, она была замужем, она жила со своим прекрасным мужем, но выключили опцию «рассказать маме». И оказалось, что это, вы знаете, всё в одном — это и психотерапия, это и потребность душевная. И я, наверное, просто исходя из своего опыта и из вашего рассказа, должна сказать, что даже если родители не живут вместе с детьми, дети уже выросли, даже если, — это я не про вашу семью и не про свою, — но даже если нет контакта с ребенком на каком-то этапе, то никогда не поздно начать снова с ним общаться, никогда не поздно начать его слушать. Мне кажется, что из нашего разговора очень важно это подчеркнуть, потому что родители очень часто говорят, я вот сейчас написала книгу про депрессию у подростков, называется «Я верю, что тебе больно!», родители очень часто говорят, что у нас нарушен контакт с ребенком, что же делать? На самом деле, вот вы поняли, что он нарушен, — пожалуйста, начинайте действовать прямо сейчас, никогда не поздно. И всегда можно ребенка выслушать. Так, хотелось теперь повернуть разговор, знаете, в какую сторону — все-таки неизбежно…

Прот. Андрей Юревич

— Мы сейчас, особенно во время этой изоляции и теперь уже после нее, подсчитываем, так сказать, убытки нашей макроэкономики. Вот мы тоже смотрим наши, как сказать, наши потери, считаем в последних каких-то боях. Ведь мы же с матушкой, кроме того, что живем своей собственной семьей, мы же занимаемся служением семейным. И вот то, что во внешнем делается, поскольку я все-таки пастырь и я не могу замыкаться только в семейной жизни, а тружусь с людьми и матушка мой сопастырь в семейной тематике, и мы смотрим, какой ужас происходит вокруг нас. Вот вы в самом начале задали вопрос, драматургия, покопаться, что не так в семье отца Андрея. Так вот, я вам скажу, что не так в семье отца Андрея. Не так всё вокруг в семье отца Андрея. Вот вокруг всё абсолютно не так. Просто меня это возмущает до глубины души — насколько всё не так. Я имею в виду про семью.

А. Леонтьева

— Да, вы как раз предупредили, что называется, сняли с уст, поэтому очень здорово, что вы об этом заговорили. Как раз вторую часть программы я хотела посвятить тому, что карантин, так называемая самоизоляция, как угодно, наверное, как-то обнажил некоторые особенности, так интеллигентно говоря, которые уже были в семьях. Вот что у вас на эту тему, какие наблюдения?

Прот. Андрей Юревич

— У меня очень обостренные сейчас наблюдения, я бы сказал, какое-то кризисное мышление. Поскольку много лет потрачено на многие семьи, на ведение третьего по счету семейного клуба с матушкой Ольгой, четвертого уже. На сопровождение, скажем так, кризисное, поскольку у нас есть еще кризисное сопровождение семей, скажем, тоже кризисных. И вот мы смотрим, как одно за другим, одно за другим сражение проигрывается. Одно за другим. Лукавый торжествует. Там какой-то намечается развод, там какой-то разлад, там какой-то обрыв, там кто-то запил, муж выламывает двери, там еще что-то — это всё среди православных, вы понимаете… Это какой-то кошмар просто. Женщины, на себя зацикленные, женщины думают только о каких-то шопах, о своей карьере, думают о своем личном пространстве, думают еще о чем угодно. Мужчины это просто упрямые ослы, вы понимаете. Простите меня за такие выражения, но они действительно настолько упрямцы, настолько самодостаточные. Я сейчас говорю  в тех выражениях, как они сами говорят: «А что это бабе надо? Что она блажит? Чего ей не хватает? Чего она с жиру бесится? Я приношу домой деньги, я то, сё, пятое-десятое, а она что-то там такое… Что ей надо?» Никто абсолютно не хочет себя менять.
Вот представьте себе, я прихожу к доктору: «Доктор, у меня болит то-то и то-то». Он говорит: «Всё ясно, у вас такой-то диагноз. Я вам выписываю таблетки». Выписывает мне рецепт и объясняет всё, что со мной происходит, что мне необходимо. Я выхожу из кабинета, рву рецепт и говорю: «Глупый доктор какой-то. Зачем он мне выписал эти таблетки? Это всё ерунда». И продолжаю дальше со своими симптомами идти по жизни и болеть, опять же, ругая при этом доктора. Ну, то же самое, когда работаешь с людьми и говоришь, объясняешь: «Сделай так, попробуй так. Надо, чтобы к жене ты относился вот так, надо, чтобы ты ее понимал, она же не ты совершенно, парень, она мыслит по-своему, сядь и выслушай ее. Для нее очень важно поговорить, женщина ушами любит слушать, она любит подарки, она любит романтику, своди ее куда-нибудь». Он говорит: «Еще чего? Зачем всё это надо? Я деньги принес и всё, пускай она меня слушает. Кто в доме хозяин?» И так далее. А женщине, наоборот, говоришь: «Вдохнови его, уважай его». — «За что его уважать, козла такого?» — она говорит. И вот всё. Вот каждый только своё, каждый по-своему — меняться люди совершенно не хотят, люди разучились меняться и учиться в этом плане. Они учатся чему угодно, изучают по 10 языков, получают по 3 высших образования, учатся многим всяким вещам, но совершенно не хотят учиться тому, кто такой муж и кто такая жена. Они даже не думают о том, что этому надо учиться: «Разве надо этому учиться? Ну, живем и живем. Я — муж, она — жена». Партнеры какие-то, еще что-то такое.
А это же наука, это великая наука, потому что мужчина и женщина это совершенно разные существа, у них разные подходы к мировоззрению, у них разные языки любви, разное предназначение, исходя из этого, потому что Бог мужчину создал для одного, а женщину — для другого. Это то же самое, как у человека: голова для одного создана, сердце для другого, руки для третьего, ноги для четвертого, кишки для пятого, легкие для шестого — совершенно разные функции. И вот разные функции, вот этому феномену человек, разделенному пополам, были даны на две части разделенные функции — часть функций мужчине, часть функций женщине, и вместе они составляют человека. А мужчина и женщина сегодня этого совершенно не понимают, что, оказывается, что функции мужчины и женщины совсем разные и только во взаимодополнении наступает гармония. А каждый тянет, что называется, одеяло на себя: мне надо это, тебе надо то — ну и, пожалуйста, получи вот это. Это же величайшая наука. В старые времена всё передавалось от поколения к поколению, молодежь все-таки прислушивалась к зрелым людям и старикам, она видела это, были какие-то институты передачи этого всего — в каких-то преданиях, в литературе, просто в каких-то посиделках даже. Где бы то ни было, в деревнях ли, в городах ли, неважно где. В семье, естественно, в семье. Сегодня молодежь абсолютно самодостаточная, она смотрит на зрелых, а тем более на стариков, иногда на стариков просто, как на мусор, а на зрелых, как на допотопных. На нас смотрят, как на допотопных: вы ничего не понимаете в гаджетах, ничего не понимаете в современном сленге, вы ничего не понимаете еще где-то — в банковских делах, в экономике. Что вы вообще можете понимать в жизни? И не учатся. И поэтому вырастают мальчики в мужей, вырастают девочки в жен, кто их этому учит: как создавать семью, как семьей жить? Какие такие психологи, псевдо, какие такие журналы, какие такие передачи? «Дом-2» их учит, как надо жить в семье? Или «Давай поженимся» или какие еще структуры учат, какими быть мужьям и женам? И получается совершеннейшая дисгармония, абсолютно. Семья исковерканная, семья, склеенная как попало, она не функционирует. Это как в организме, так и здесь. И вот учиться бы хотели, хотя бы просто признали: да, у нас не получается, научите. Вот это первый шаг к этому. А вот как раз этого нет. Даже среди православных учиться этому не хотят. Вот это беда, это мой и матушкин крик души.


А. Леонтьева

— Напомню нашим радиослушателям, что сегодня у нас на связи клирик храма Всемилостивого Спаса в Митино протоиерей Андрей Юревич и его матушка Ольга. Отец Андрей, позвольте в этом месте задать вам следующий вопрос. Просто вы сказали слово «психологи» и я хочу сказать, что часто у нас на передачах, например, приходила Татьяна Владимировна Воробьева, православный психолог, замечательный психолог, к которой я сама иногда обращаюсь. И она иногда говорит очень непопулярные вещи. Я считаю, что психологи реально иногда нужны нам, но в современной психологии очень непопулярным понятием является, например, понятие жертвенности. Как бы вы прокомментировали это? Потому что то, что вы говорите о семьях, это в общем, то есть у вас такое масштабное мышление, а у меня такое женское мышление — я хотела бы понять какие-то более простые вещи. Вообще, часто слышишь, что нужно осознавать свои потребности, жертвовать — это значит ущемлять себя. Вот что такое — жертвовать? В семье?

Прот. Андрей Юревич

— На самом деле, психология, понятно, что «психо» —  душа, «логос» — «слово», то есть «слово о душе», то есть некое душеведение. Есть целый ряд священников, которые совершенно убеждены и говорят об этом, что самые лучшие и главные и единственные психологи это должны быть священники. В какой-то мере, может быть, священник и должен быть и является таким душеведом, психологом. Но в плане, скажем, профессиональном, психология уже как профессия, как наука, то это, конечно, не так. У нас 11 зятьев, и профессиональный психолог Дима, муж средней нашей дочки. И мы с ним частенько беседуем на эти темы, и очень интересно. Во-первых, мы иногда как-то стыкуемся — он со стороны знания психологического, а я со стороны, может быть, интуиции, какого-то откровения, Господь что-то открывает, или опыта житейского. И мы очень часто сходимся в каких-то вещах. Это одно. Второй момент — я вижу, что он говорит очень много интересного, что для меня неизвестно, и я для себя сам делаю открытия: оказывается, это вот так, это даже несложно, если только это знать. И это прекрасно. То есть всякому священнику еще бы, действительно, получить образование психолога. Я знаю целый ряд священников, которые или уже психологи или получают это образование.

А. Леонтьева

— Тут очень соглашусь с вами.

Прот. Андрей Юревич

— Но я бы провел здесь, как раз вы упомянули Татьяну Воробьеву, православного психолога, я бы здесь провел эту линию между… Вообще, есть какие-то универсальные фундаментальные истины психологические. Но сегодня трактовка их у психологов верующих, условно говоря, не будем говорить христианских, а верующих, и у светских психологов, она все дальше и дальше расходится. Аргументация, мотивация, вот то, что касается эгоизма, допустим, собственного «я», которое культивируется у светских психологов — все остальные это лишь спутники твои по жизни: сегодня он спутник, завтра он может быть не спутником. Неважно, кто это даже — это не только муж, которого называют партнером, или жена, а это даже родители, дети, все, кто как-то обременяют тебя в этой жизни. Эти бремена надо скидывать, в основном так они говорят. То есть те самые, еще с 90-х годов лозунги: возьми от жизни всё, ты это можешь, ты этого достоин или достойна, позволь себе и так далее, твои маленькие капризы… Вот вся эта реклама, какая только есть, она вся сейчас на вооружении у этих психологов. И совсем другой взгляд психолога православного. И действительно, понятие жертвенности никак не укладывается в атеистическое нерелигиозное мировоззрение. Какая жертвенность, о чем речь? Если ты будешь жертвовать чем-то, то это болезнь. И значит, с психологической точки зрения ты просто болен.

А. Леонтьева

— Ты созависимый. Есть такое замечательное слово — созависимость.

Прот. Андрей Юревич

— Мы говорим про эмпатию, а там говорят — созависимый. То есть это сразу начинается сталкивание. А как без жертвенности, какая может семейная жизнь без жертвенности? Да никакой. Как можно выносить и родить ребенка без жертвенности? Сами по себе роды женщины — это уже такая великая жертва.

А. Леонтьева

— Матушка Ольга, мы какую-то высокую ноту взяли и я думаю, что это правильно. Хотела задать вам вопрос. Наверное, часто в интервью у вас спрашивают: вы матушка, вы вырастили семерых детей, а как вы развиваетесь, как личность? Это я немножко с оттенком иронии, потому что такого вопроса, наверное, я задавать не стала бы. Но для вас это понятие жертвенности, о котором мы сейчас говорим с отцом Андреем, до какой степени, в чем оно заключается? Вот у меня такое есть ощущение, что понятие жертвенности в современном мире (я еще выше ноту возьму) не включает в себя, когда психологи говорят, что жертвенность — это не очень нормально, это созависимость, оно не включает в себя понятие радости. Вот что для вас эта жертвенность и включает ли она в себя какую-то радость?

О. Юревич

— Вы знаете, батюшка сейчас как раз вспомнил о жертве женщины, которая рожает, что роды — это всегда на самом деле большая очень жертвенность. И вот в связи с вашим вопросом у меня возникла такая интересная ассоциация. Вы же помните эти слова из Священного Писания о том, как женщина, рожая, испытывает муки, а потом радость, которая покрывает эти муки, что человек пришел в мир, и она уже не помнит эти муки. Но, вообще-то, на самом деле женщина это помнит, но радость перекрывает всё. Вот так же можно сказать и про жертвенность в супружеской жизни, в браке — и со стороны мужчины и со стороны женщины, мужа и жены, потому что твои жертвы на самом деле приносит огромную радость. Между прочим, саможаление, самовозношение, самоправедность — вот эти вот грехи, которые накрывают сейчас нас всех, в том числе и верующих, они вроде бы должны принести радость. Но радости не приносят никакой. А вот жертва — приносит радость, потому что это естественно — то, что Божье, то естественно. Если Господь сказал «возьми свой крест и следуй за Мной», то это на самом деле большая радость — это то ярмо, которое тебя не отягощает, а поддерживает и радует. И я из своей жизни могу вспомнить очень большое множество таких примеров, когда неожиданные вот такие радости, — когда ты смотришь, что получается в семье, когда ты смотришь, что твой ребенок говорит, делает, каким он вырос. Даже иногда кажется, а что такого-то? Всего-то чуть-чуть, а тут такая радость. То есть даже жертва несоизмерима с той радостью, которая у тебя в жизни есть. Я очень часто в молитве, когда стою перед Господом, я просто плачу и думаю: за что такое? Как это может быть, что я такого сделала, чтобы видеть верующих 7 детей, верующих зятьев, невестку, верующих внуков! Когда я могу с ними молиться, когда мы вместе собираемся и встаем на молитву, как у нас принято — не просто «благодарим Тя, Христе Боже наш, яко нас насытил», а именно поблагодарить Господа и всё высказать, что у тебя у тебя на сердце. И все молятся, представляете, вся эта большая толпа народа вся молится, и ни один не стоит в стороне и не крутит пальцем у виска — что они тут делают? Вот откуда такая радость? Мне кажется, что те жертвы, которые я вроде бы в жизни своей приносила, они совершенно маленькие по сравнению с той радостью, в какой мы живем и жили, в общем-то, всегда. Хотя, знаете, вот здесь надо какой-то серединный путь — не заваливаться полностью на жертвенную такую сторону и подумать о себе. То есть, знаете, как в самолете говорят: если что-то случается, наденьте сначала маску на себя, а потом на вашего ребенка. Когда я в первый раз это услышала, меня это очень покоробило, но потом я раздумала это всё и поняла, почему. Есть анекдот довольно смешной, когда мама многодетная заперлась у себя в комнате, дети вокруг бегают, буквально беспризорные. Приходит соседка и говорит: «Что такое?» — «А мама в комнате заперлась». Соседка стучит: «Что ты там делаешь?» А мама отвечает: «Давайте тихо, я делаю хорошую маму». То есть она там пьет кофе и делает хорошую маму. И так и священник любой, он должен свой колодец закрыть на какое-то время и подождать, пока наполнится опять вода, которую можно будет раздавать жаждущим людям. И мать — то же самое, в этой жертвенности не должна переходить какие-то границы, когда это уже не мама, а какая-то совершенно измочаленная, даже не личность, а функциональная машина. И она или просто плачет, или у нее истерика, или она на всех кричит. Этого лучше не надо, такая жертва.

Прот. Андрей Юревич

— Для того чтобы помогать бедности других, надо иметь самому какое-то состояние, какое-то богатство.

О. Юревич

— Жертвенность это основа, но к этому тоже надо подходить мудро. «Будьте мудры, как змии, и кротки, как голуби».

Прот. Андрей Юревич

— А что касается личностного роста матушки Ольги, она человек скромный, а я, со стороны наблюдая, могу сказать, что… Но ведь у нас, опять же, какие критерии? Что такое личность, что мы сегодня понимаем под словом личность? Опять же 10 языков, три образования, карьера, и так далее? Но это же не личность. Личность — это же в первую очередь внутренний мир человека, это его добродетель, это то, что, скорее, он дает, чем берет от жизни. Вот его личность как проявляется. И в этом смысле матушка очень даже растет — в силу жертвенности, в силу служения, она вырастает. В силу терпения, как про Христа сказано: навык послушания. Так и здесь. То есть приобретаются какие-то навыки добродетели, а они приобретаются очень часто через терпение. Понятие терпения сегодня тоже девальвировано полностью — никто ничего терпеть не хочет, все хотят только получать удовольствие и удовлетворение. А через это невозможно самосовершенствоваться — ты будешь монстром. И вот личностный рост в добродетелях в матушке огромен. К тому же она постоянно что-то пишет, она где-то выступает, у нее огромная куча конспектов, она приготовила новое издание книжки. Она записывает видеоролики и прочее, прочее. Разве это не личностное проявление, выражение, и в том числе рост? Конечно же, да.
Еще мы хотели сказать. Вот Аня начала с драматургии — покопаться, что не так в семье Юревичей, в идеальной семье. Вообще, есть, что не так — и в ней, и мы никакая не идеальная семья, у нас есть над чем работать и мы стараемся работать. Может быть, наша отличительная черта в том, что мы не довольствуемся тем, что есть, а именно работаем. И в этом, кстати, получаем радость. Мы с матушкой уже 46 лет вместе и у нас каждый день это очередной мастер-класс по семенной жизни. И когда у нас что-то получается, мы так радуемся, что мы для себя опять что-то открыли новое. Это одно. А второе, что я хотел сказать. Странным образом, но, наверное, это не странно, психологи скажут, что это за явление, — оно, наверное, сродни тому, что мы западаем больше на плохие новости, чем на хорошие. Это недавно на «Правмире» одна психолог выступала и говорила об этом — насколько чаще востребованы плохие новости, а не хорошие. Поэтому, к сожалению, люди очень часто ищут в хорошем какую-то червоточину: что же там не так? Что-то как-то надо бы найти. И мы часто стали замечать, что вот наши свидетельства о собственной семье, о нашей жизни, они на многих действует позитивно, умилительно: люди хотят, может быть, у себя так же, брать пример. А есть, и их немало, на кого это действует раздражающе, кто-то даже злобится, кому-то это не нравится, а кто-то: ну вот, опять что-то слащавое или что-то такое… Или: да это же Юревичи, что с них взять? Они ненормальные, они особенные. А у нормальных людей всё не так. Вот у этих ненормальных все хорошо, а у нормальных людей всё плохо. Поэтому будем жить, как нормальные люди. Такое тоже есть.

А. Леонтьева

— Мы говорили о разном и очень честно. Можно так сказать, о мелком и очень масштабном. Мы говорили о том, как трудно, но нужно отпускать взрослеющих детей. И чем жертвенность отличается от созависимости. И о многих очень важных, на мой взгляд, вещах. Спасибо вам большое за эту беседу.

Прот. Андрей Юревич

— Спасибо, Анечка, за беседу. И возможность высказаться, может быть, не всегда мягко, иногда остро. Благодарим вас, дорогие наши слушатели и желаем вам, очень желаем вам быть открытыми к новым знаниям, учиться обязательно. Мы же ведь Христовы ученики, мы должны учиться по жизни. И в том числе, если о семье говорить, то учиться жить в семье, учиться быть мужьями, учиться быть женами, хорошими родителями, детьми, бабушками, дедушками и так далее.

О. Юревич

— А мне хотелось бы пожелать женам, чтобы они купались в любви своих мужей. А мужьям — чтобы они вдохновлялись уважением своих жен.

Прот. Андрей Юревич

— И никогда не забывали об ответственности. Это одна из главнейших черт характера мужчины — ответственность.

А. Леонтьева

— Всего вам доброго.

Прот. Андрей Юревич

— Всего доброго. До свидания.

О. Юревич

— До свидания.

А. Леонтьева

— До свидания.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем