«Старая церковная гвардия»

В этом выпуске своими воспоминаниями и светлыми историями о церковных людях уходящих поколений, духовной жизни которых хочется подражать, поделились ведущие Радио ВЕРА Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Алексей Пичугин, а также наш гость — клирик храма Сорока Севастийских мучеников — протоиерей Максим Первозванский.

Ведущие — Алла Митрофанова, Алексей Пичугин, Александр Ананьев.

---

Алла Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья. Как всегда, по понедельникам в 6 вечера по Москве мы собираемся в нашей студии с коллегами и гостями и общаемся, делимся историями на самые разные темы. Сегодняшняя наша встреча будет немножечко такая ностальгическая. Протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников в Москве, здравствуйте, отец Максим.

Протоирей Максим Первозванский:

— Добрый вечер.

Алла Митрофанова:

— Алексей Пичугин, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова, все приветствуем друг друга.

Алексей Пичугин:

— Добрый, добрый вечер.

Алла Митрофанова:

— Вы знаете, помимо того, что вы можете слушать нас в эфире, нас можно ещё и смотреть в ютубе и в rutube, там каналы Радио ВЕРА найти просто: в поисковике ввести «Радио ВЕРА» и пройти...

Алексей Пичугин:

— Подписаться обязательно.

Алла Митрофанова:

— Подписаться обязательно, да, не забудьте нажать там на колокольчик, чтобы получать уведомления о новых видео, и наш круглый нежно-синий логотип с рыбкой Радио ВЕРА, найти нас там довольно просто. Сегодняшний наш разговор...

Александр Ананьев:

— Я, кстати, не могу понять, почему ты сказала, что разговор будет ностальгический.

Алла Митрофанова:

— Ну не обязательно ностальгическим, просто накануне мы с отцом Максимом и с Лешей перемолвились несколькими словами. Они сказали, что будут размышлять и вспоминать, поэтому я так сказала.

Алексей Пичугин:

— Просто у нас такая тема, конечно, у отца Максима гораздо больше, наверное, возможностей, гораздо больше примеров и, наверное, историй. Мы всё-таки относимся к поколению, пришедшему в церковь в более поздний период и заставшему только самый-самый краешек того, о чем мы хотим сегодня поговорить. А хотим мы сегодня поговорить ...

Алла Митрофанова:

— О людях, которые уже в преклонном возрасте встречают нас в храме. Опыт взаимодействия с ними, опыт общения, тот образ, который они нам передают. Причём, как правило, сразу такие стереотипы включаются у многих в голове, знаю просто: вот, заходишь в церковь, и какая-нибудь бабушка обязательно сделает замечание.

Алексей Пичугин:

— И тряпкой, и тряпкой.

Алла Митрофанова:

— Ну да, свечку не там ставишь, и одета не так, и вообще не туда идёшь, и не сейчас, не вовремя и прочее, прочее. Мы сейчас совершенно не об этом. Среди людей этого поколения есть удивительные примеры благочестия, доброты. Да, в общем-то, и те бабушки, которые делают в храме замечания, наверняка тоже это делают, исходя из той системы смыслов, что они очень переживают за вот это вот самое храмовое пространство. Есть среди них удивительные люди, у которых хочется учиться. Вот учиться тому, что такое быть христианином. В самом высоком, в самом лучшем смысле этого слова. И вот об этих людях сегодня историями и захотели мы обменяться. Сашенька, с тебя начнём.

Александр Ананьев:

— Мне очень понравился оборот: старая гвардия в формулировке темы сегодняшнего подкаста «Светлые истории». И когда мы сюда ехали, я ещё размышлял, о какой истории мне хочется рассказать, какой историей мне хочется поделиться. И я понял, что историй, связанных вот с теми, кого можно назвать старой гвардией, у меня нет. Вот как есть Москва — Москва, а есть моя Москва, и она, в общем, очень сильно отличается от того, что называется Москва. Моя Москва очень уютная, она очень тихая, очень зелёная, там любимая скамейка, там любимое кафе, такое итальянское, но очень русское, где продают пиццу на толстом тесте с тунцом.

Алла Митрофанова:

— На тонком, на тонком, там тончайшее тесто.

Алексей Пичугин:

— Мне казалось, что Саша сейчас будет рассказывать про кафе «Аля-рюс пицца». Кафе в исторической библиотеке, вот моё студенчество, прости, пожалуйста, вот сейчас просто маленькая зарисовка, все, кто учился на историческом факультете, на исторических факультетах в Москве в разных вузах, их не миновала историческая библиотека и столовая исторической библиотеки. И вот там была в девяностые-начало двухтысячных пицца на толстом тесте и с тунцом, и с овощами, и с чем только не было, ну вот такой толстый-толстый шмат теста, который даже к середине, к концу куска никак не хотел утончаться, но было вкусно.

Александр Ананьев:

— Есть три вещи, которые можно делать вечно: смотреть на огонь, на воду и слушать, как Лёша рассказывает о разных кафе, ресторанчиках в самых разных городах России и мира. Это всегда прекрасно. Пообещай, что напишешь книгу, между прочим.

Алексей Пичугин:

— Там будет обязательно та самая возле Босфора маленькая такая приступочка, где делают ...

Алла Митрофанова:

— Балык экмек?

Александр Ананьев:

— Может быть, из этого вырастет какой-нибудь кулинарный путеводитель по России, и звезды: один Алексей, два Алексея, пять Алексеев, в зависимости от качества еды. Я к чему это говорю? Есть церковь, а есть, простите мне, может быть, некоторая наглость сказать вот это, есть моя церковь. И моя церковь — она молодая. Она прям очень молодая, она либо моего возраста, либо даже моложе меня. И это очень круто, потому что я чувствую, в моей церкви себя очень комфортно и своим человеком. Я ни разу, потому что я думал над тем, что рассказывать, я ни разу не встречал в своей церкви каких-то брюзжащих старушек, каких -то старичков, даже людей старше меня, но вот дорогого отца Максима, мне тяжело воспринимать как человека из иного поколения. Все равно это свой человек, с которым можно говорить на своем языке. Поэтому мне трудно было вспомнить какую-то историю, которая отвечала бы заявленной теме. Но я вспомнил. Я вспомнил восхитительнейшую историю, это даже не история, она без как такового сюжета. Но она очень атмосферная. Я очень хорошо помню, как я за сутки до начала готовил празднование нашего венчания с Алечкой. Отец Игорь Фомин, настоятель храма Александра Невского при МГИМО, благословил провести сам праздник в трапезной. Очень красивая, очень уютная трапезная, светлая, с большими окнами, с большими столами, с огромным количеством стульев. Планировалось много гостей. И поскольку я жутко переживал, я весь день и весь вечер накануне занимался тем, что из подвала носил какие-то чашки, стаканы, тарелки, украшал какие-то стулья, натягивал какие-то скатерти, надувал какие-то шарики, ну в общем, очень сильно переживал. И там работала женщина, она там работает и по сей день, по-моему. Она не молодая, у неё такие красные руки, она на кухне работает, они немножко даже опухшие от того, что она постоянно с водой, синий передник и очень, очень, очень, как мне показалось, неприветливое лицо. Я к ней подхожу: простите, пожалуйста, а вы не могли бы подсказать, где... Она так вытирает синим передником свои красные руки, вздыхает, как будто бы я спросил что-то такое, ну довольно неприличное: «Ну, пойдём». И ты идёшь за ней, она открывает коробку: вот. «Простите, а вы не знаете где тарелки?» Глубокий вздох, вздыхает она, вытирает руки и говорит: пойдём. А потом, пока я всем этим занимаюсь, она стоит на меня смотрит, руки вытирает: «Садись, суп будешь?» Не там: Александр, а вы не хотите перекусить? Вы не голодные? Нет. «Садись, я тебе сейчас суп дам и салат». Я так удивился сначала, думаю, может быть, я провинился в чем-то?

Алексей Пичугин:

— Что второго не дают?

Александр Ананьев:

— А потом вот знаете, у меня сначала это как-то оглушило, а потом я начал улыбаться. Я просто понял, что она делает всё, что можно, нужно и даже больше, делает это очень здорово, качественно и со всей самоотдачей. Более того потом она тебя ещё усадит и даст поесть, она с тех пор каждый раз, когда мы приходим туда, не через сам храм, а через вот это здание и сразу в сторону трапезной. Она всегда тоже не спрашивает, говорит: «Так, всё, садитесь, я вам щас супа дам!», суп и что там ещё у нас на второе? «Хотя бы чай вам сейчас налью», потому что нельзя так, чтобы пришли и без чая. Это её манера. Вот так как-то очень скупо на эмоции, а от этого тебе кажется, что хмурая, и ты в чем-то провинился, но, на самом деле, это так круто. В этом столько какого-то гостеприимства, в этом столько какого-то тепла. Знаете, бывают такие бабушка с дедушкой, они кажутся тебе хмурыми и даже строгими, а, на самом деле, они ужасно добрые, они ужасно тёплые, они ужасно гостеприимные, просто ты в силу своего возраста и неопытности, воспринимаешь их такими: бу-бу-бу. А они замечательные. Вот я не знаю, стало это для меня уроком или не стало, но вот эта вот прекрасная, чудесная женщина из трапезной, которая там работает на кухне, она с тех пор для меня какой-то символ что ли этого храма, и этого поколения, этих людей, символ какого-то гостеприимства, и ещё какое-то назидание мне: «Не делай выводы о людях... вообще не делай выводов о людях», потому что ты просто ещё не досидел вот эту сцену, а вот в конце этой сцены, она так хмуро вытрет руки о свой синий передник и нальёт тебе вкусного супа, и положит на тарелку хлеба, и насыпет в вазочку печенье, и даст чай, а если повезёт, и компот. И ты выйдешь — счастливый мужик с супом и компотом, потому что это здорово. А по большому счёту больше о людях того поколения мне больше рассказать нечего, за исключением ещё одного маленького эпизода. Знаете, я однажды получил привет. От, скажем так, человека церкви того поколения. Каждое из этих четырёх слов пишется с заглавной буквы. Папа поехал в Сибирь, к себе, туда, на родину. И он человек не церковный, не сказать, чтобы верующий, но ему ужасно интересно всё, что я делаю. На Радио ВЕРА...

Алла Митрофанова:

— При этом он христианин.

Александр Ананьев:

— Да, такой настоящий, такой честный христианин.

Алла Митрофанова:

— Вот по духу своему он абсолютно христианин.

Александр Ананьев:

— Да, то есть он сохранил... Вот есть в советском менталитете что-то очень хорошее у того поколения, когда у тебя есть товарищи, у тебя есть честь, у тебя есть правда. Вот он такой, очень хороший.

Алла Митрофанова:

— А ещё какая-то постоянная включённость, отзывчивость, сопричастность к каждому живому существу, которое в его поле попадает. Понимаете, то есть его хватает всегда на всех. Это что-то невероятное. Он все время хочет помочь от чистого сердца. И очень радуется, когда что-то получается, это вообще невероятно.

Александр Ананьев:

— Он ещё сохранил очень хорошую какую-то наивность, что ли. И вот он поехал на встречу с коллегами в какой-то далёкий город. И там этим коллегам рассказал, видимо, что его сын такой-то, сейчас занимается тем-то. Потом звонит мне и говорит: «Саша, мне тут такое тебе передали, сказали обязательно тебе передать. Человеку, которому это не надо, но отец которого, для отца которого, это была очень важная вещь». Я так: «Да? ну хорошо, Привози». И он привозит, бережно завёрнутый в старую тряпицу какую-то, вот такой огромный, начала 19-го века, с такими очень плотными страницами, закапанными свечным воском, с такими буквицами, пропечатанными и так, что они прямо в бумагу вдавлены, причём красные буквы особенно сильно, а чёрные поменьше. Молитвослов. Причём страницы, мы с Алечкой так листали, страницы, которые про венчание...

Алла Митрофанова:

— Это требник, требник.

Александр Ананьев:

— Не поправляй мужа. Муж сказал молитвослов, значит, молитвослов! Требник, конечно же. Страницы про венчание они закапаны воском чуть больше. И про отпевание, да, там? Какие-то страницы там поменьше...

Протоирей Максим Первозванский:

— О том где бесов изгонять?

Алексей Пичугин:

— Молебствия о дожде, там поменьше, а крещение...

Александр Ананьев:

— Да, да, да. И это так здорово, это такая живая вещь. Я вдруг почувствовал, что вот человек, которого я не знаю из той самой старой так называемой гвардии, из той самой старой церкви, он, зная меня, оттуда, здесь и сейчас, он говорит: слушай, это тебе. И он передает мне это. Я ему настолько благодарен, это настолько здорово. Это очень важное свидетельство того, что за мной следят, меня видят, меня чувствуют и обо мне заботятся и хотят как-то вот так поддержать.

Алла Митрофанова:

— «Светлые истории» на светлом радио, дорогие друзья, напоминаю, что каждый понедельник в 6 часов вечера у нас в эфире особенная программа, которую можно не только слушать, но и смотреть в ютубе и в rutube, на канале Радио ВЕРА. Заходите, подписывайтесь, слушайте наши «Светлые истории», становитесь частью нас, пишите обязательно комментарии, мы с удовольствием читаем, особенно наша коллега Кирочка Лаврентьева. Для неё комментарии, как и для нас для всех, но просто Кира она ещё и в эфире это всё зачитывает, вот теперь такая особенность, она взяла это на вооружение, она обязательно фрагмент определённых комментариев зачитывает в эфире. Это очень здорово. Спасибо вам, дорогие, за ваше тепло я участие. А сегодняшняя наша беседа посвящена людям, как это сформулировали коллеги, старой гвардии. Тем людям, которые в церкви гораздо дольше нас, и на которых можно ориентироваться как на образцы. Вот это очень трепетное такое состояние, когда рядом с собой видишь такого человека и понимаешь, вот хотелось бы, но не дорастаешь, не дотягиваешься.

Протоирей Максим Первозванский:

— «Где, скажите нам Отечества отцы, которых мы могли принять...»

Алла Митрофанова:

— «Принять за образцы». Отец Максим, ваша история.

Протоирей Максим Первозванский:

— Вообще, честно говоря, я сейчас вот, пока Александр рассказывал, почти принял решение рассказать совсем не о том человеке, о котором я думал рассказать, готовясь к этой передаче. Но сначала, я, буквально, два слова, для меня старая гвардия — это те люди, которые были в церкви до празднования 1000-летия Руси. Вот это какой-то водораздел, когда началось по-настоящему церковное возрождение, когда появилось по-настоящему достаточно массовое церковное книгопечатание и массовый приход в церковь и, собственно, то поколение священников, к которому я принадлежу, уже поколение 90-х годов. То есть для меня всё-таки это уже новое церковное время, это не старая гвардия, хотя я понимаю, что ещё там лет 10 пройдёт, и про меня кто-нибудь историю расскажет, как про старую гвардию.

Алла Митрофанова:

— Это про всех про нас может быть.

Протоирей Максим Первозванский:

— Да, но для меня это именно те люди, которые были в церкви и составляли её живое тело. Не просто там ходили в храм, а как-то выражали собой, своим существованием, своей жизнью ту церковь, которая была ещё вот при советской власти, что называется. Конечно, там не какие-то периоды гонений, но периоды вот подчёркиваю, до 1000-летия крещения Руси. Я хотел сначала рассказать... Вообще, вся моя жизнь, вот иногда думаю уже о своей жизни, глядя назад, и понимаю, что моя жизнь — это встречи. Вот люди, которые определили для меня что-то очень важное, начиная с начальной школы. Я помню, как был очень шаловливым и трудным ребёнком в первом классе, и ко мне прикрепили наставника из пятого класса, которого звали Лёня Ерш. Я до сих пор его помню, и он со мной возился, и я понимаю, что он очень много для меня сделал. Это, конечно, не про старую церковную гвардию, но я помню, какое влияние он на меня оказал.

Алексей Пичугин:

— Простите, а как фильм назывался про мальчика из пятого класса, которого прикрепили к первоклашкам? Наш советский, такой хороший.

Протоирей Максим Первозванский:

— То есть это было общей практикой, это было шефство.

Алла Митрофанова:

— Я только про «Усатого няня» помню.

Протоирей Максим Первозванский:

— Он мне иногда снится до сих пор. Представляете? Как вот первая любовь, он мне снится. Я его пытался найти потом в соцсетях, ничего не нашел, конечно. Может, слава Богу. Ну вот таких встреч у меня было несколько в жизни, которые для меня были очень важны. И я понимаю, что если бы этих людей не было, что бы я был, где бы я был, какой бы я был?

И вот одним из таких людей был отец Геннадий Кузнецов, протодиакон Новоспасского монастыря, который 38-го года рождения, в священном сане с пятидесятых годов, а меня рукоположили когда в диаконы, я был вторым диаконом рядом с ним. Больше того, нам как двум не монахам, в Новоспасском монастыре выделили общую келью для отдыха. То есть мы там ночевать оставались, я имел возможность рядышком с ним находиться. Он всегда так тепло, по-отечески. Но я всё-таки о нём рассказывать не буду, скажу только, чтобы его не оставить за кадром, всё-таки, раз я собирался о нём рассказать, что это был очень молитвенный человек. Вот он реально служил пять раз в неделю, может быть, к моменту уже своей смерти, а он умер в 2020-м году в возрасте 83 лет, он уже служил только с архиереями или по большим праздникам. А тогда, в девяностые, когда я с ним познакомился, он реально служил пять раз в неделю и считал, что меньше служить вообще нельзя. Хотя у него был я, второй диакон, и меня можно было куда-то на будни ставить. Ну вот эта вот любовь к службе была совершенно невозможной. Причём он приходил на службу за час и больше, приходил первым, все готовил, все проверял, проходил по всем чтецам: заложены ли тропари, всё ли сделано, поднимался на клирос, то есть ему надо было. Больше того, когда днём я, допустим, приходил в келью и заваливался поспать или почитать, он молился. Он реально читал молитвослов непрерывно в то время, когда он был не в храме. То есть это был такой человек — молитва. И я понимаю, что это какая-то абсолютно недостижимая для меня величина, человек, который с любовью, никто же его не заставлял приходить за час.

Алексей Пичугин:

— У него был такой очень радостный..., не сказать, что этот человек бу-бу-бу. Он мог посмеяться с тобой, поговорить.

Протоирей Максим Первозванский:

— Нет, нет, нет. Он был человек, который абсолютно не устраивал с тобой дистанцию, он регулярно, несмотря на его опыт и образование, допустим, прочитаем Евангелие или какой-то канон, или ещё что-то, и он всегда практически на каждой службе подходил и говорил: слушай, а вот что значит вот эта фраза? Например, «яко по суху пешешествовал Израиль»? И выдавал свою версию, иногда несоответствующую действительности. Но это к тому, что его реально это занимало. То есть человек служил в сане десятилетиями и не потерял интерес ни к молитве, ни к службе, ни к порядку церковному, ни к пению церковному.

Алексей Пичугин:

— Живой интерес его проявлялся в манере служения. Мне кажется, вся церковная Москва, там на несколько десятилетий назад запомнила его тембр произношения: «Ве- ру-ю во е-ди-на-го...» Я не произнесу, как он.

Протоирей Максим Первозванский:

— Ну да, кстати говоря, не всем нравилось.

Алексей Пичугин:

— А мне нравилось.

Протоирей Максим Первозванский:

— Мне тоже нравилось. Это была тоже какая-то старая школа исполнительства, диаконского искусства. Но рассказывать я буду не о нём. А рассказывать я буду о человеке, который, вот я сейчас, на самом деле, о нём вспомнил и решил, что если я сейчас о нём не расскажу. Это просто мой долг — о нём рассказать. Это тоже были девяностые годы, может быть, год 89-й. Я жил тогда на Таганке, собственно почему я и оказался в Новоспасском монастыре, когда его открыли, потому что мне было туда близко ходить. Около метро «Таганская» сидел человек, которого сейчас могли бы назвать бомжом и попрошайкой. Звали его Борис. И, пожалуйста, воздохните о его упокоении. Он не просто просил денег, больше того, денег он не просил. Он сидел у входа в метро, с самого утра. Я помню, я на работу ездил с утра, а он уже сидит. Вечером едешь — он сидит. То есть он круглые сутки практически сидел около метро и вырезал деревянные крестики, которые просто раздавал, дарил, кто-то мог ему что-то пожертвовать, ещё что-то, он поддерживал разговор, и можно было подойти и спросить, он что-то такое рассказывал. А так, в общем, сидел и вырезал крестики. Такого пенсионного или предпенсионного возраста. Борис. Потом, когда я узнал, что он умер. А я даже не помню, как я об этом узнал. Кто-то сказал, что умер Борис, и отпевание будет в храме святой Троицы на Воробьевых горах. И я туда приехал. Я был ещё не в сане. И храм был битком наполнен. Битком. Вся Москва приехала хоронить Бориса. Местное духовенство не знало ничего, кто — то заказал, что это такое. И как-то все это началось без хора, без всего. И такое чувство обиды, да как же так можно, такого человека отпевать? И потом вдруг откуда-то взялся хор, взялись священники, все это превратилось в настоящее торжество. Я понимаю, что вот этот дедушка Борис, он каким-то был настоящим миссионером. Без каких-то программ миссионерских, без плана. Человек сидел возле метро и вырезал деревянные крестики. Можно было с ним поговорить. И это было что-то такое настоящее, глубокое.

Александр Ананьев:

— Не святой святой?

Протоирей Максим Первозванский:

— Я не знаю, я ничего о нём не знаю. Знаю, что я к нему несколько раз подходил, у меня до сих пор сохранился его деревянный крестик, который он мне подарил. Я его не ношу, он у меня лежит где-то там. Простой. Это не то что был какой-то крест ручной работы, который можно купить. Это были простые крестики. Ему жертвовали, конечно, он этим жил, скорее всего. Но это было как-то живо и естественно, и это запомнилось, и у меня не было сомнений: ехать или не ехать на его отпевание. И вот сейчас, когда мы заговорили про старую гвардию, именно о нём мне захотелось вспомнить. И его фигура даже перебила во мне желание рассказать об отце диаконе, который был для меня воплощением старой гвардии.

Алла Митрофанова:

— Потрясающе. Вы знаете, вот вы рассказывали, а у меня мурашки побежали. Потому что действительно человек, который просто сидит.

Протоирей Максим Первозванский:

— Да, он просто сидит, он ни к кому не приставал с разговорами о Боге. Люди подходили. Кто-то, один из тысячи, но за годы это превратилось в гигантский поток людей, которые так или иначе завязали с ним какие-то отношения. У людей возникли какие-то вопросы, они получили ответы.

Алла Митрофанова:

— Люди, которые... Понимаете, он не искал себе вообще никакой славы.

Протоирей Максим Первозванский:

— Нет, нет, нет.

Алла Митрофанова:

— Ничего. А похороны такие, которым может позавидовать или захотеть, чтобы так же, чтобы тысячи людей пришли. Я напомню, что это «Светлые истории» на Радио ВЕРА, протоиерей Максим Первозванский, Алексей Пичугин, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова. В этой студии мы сегодня рассказываем истории и делимся своими переживаниями, впечатлениями о людях старой гвардии. О тех, кто был в храме уже давно, в тот момент, когда туда пришли мы. Те люди, за которыми хочется расти и с которых хочется брать пример. Они удивительные, мне кажется, что зафиксировать их в своем сознании и своем сердце — это просто очень важно. Продолжим разговор, буквально, через минуту, не переключайтесь.

Алла Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются, протоиерей Максим Первозванский, Алексей Пичугин, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова сегодня, как всегда, по понедельникам мы в этой студии делимся своими воспоминаниями, переживаниями, рассказами, историями на самые разные темы. И вот на этот раз собрались поговорить о людях, ну так называемой старой гвардии.

Александр Ананьев:

— Спасибо большое отцу Максиму за рассказ о Борисе с Таганки. Я сейчас понял, что, наверное, там такое место, где очень часто можно встретить вот такие вот феномены. Когда какой-то пожилой человек что-то там делает. Дело в том, что лет, наверное, 10 назад, может быть, вам попадалась в сетях эта история. Во всех социальных сетях появилась такая информация: на Таганке есть бабушка, она около метро продаёт свои картинки, наивные, простые, посмотрите, бабуля продает свои картинки. На каких-то загрунтованных картоночках, там дом, какое-то солнце, божья коровка, и это, говорят, настолько трогательно, так здорово, видимо, вот последовательница Бориса. Я не знаю, где он там конкретно сидел.

Протоирей Максим Первозванский:

— Прямо при входе в станцию метро «Кольцевая».

Александр Ананьев:

— А, нет. Это вот на таком островке, на парапете бабушка продает. Продавала эти картины. И мне стало очень важно найти эту бабушку, найти такую картинку, обязательно купить у неё картинку. И выхожу однажды из метро, и вижу эту бабушку, и вижу эти картинки, подхожу я. Она говорит: «Ой, милок, уже всё, все распродала я. Осталось две картинки. Так что если хочешь, выбирай». Я взял две эти картинки. Вот будь одна — не задумываясь бы взял, а тут надо выбирать, и ты смотришь на обе картинки, и одна и другая, почему-то не можешь выбрать. И тут рядом сидит женщина, уже не пожилая, лет, наверное, 48, курит, подталкивает мне ногой хозяйственную сумку и говорит: не можешь выбрать там, вот посмотри здесь. Я раскрываю сумку, а там десятка четыре картонок, а там домики, божьи коровки, цветочки какие-то. И это бабушка спрашивает: «что, принесла что ли?» «Вот да, принесла тебе ещё». Я говорю: «А, понятно, спасибо большое». И тут подходят люди и говорят: ой, бабушка. Она говорит: да, вот все распродала, две картинки осталось. Я думаю: все с вами ясно.

Алла Митрофанова:

— Нет, это явно не последовательница Бориса. Последователи Бориса, скорее, помните, тоже картинка гуляла в социальных сетях, у каждого метро, но это какое-то время назад, сидит бабушка или дедушка, которые продают отвертку, книжку и герань. По-моему, нам всем нужна герань. Там как-то было, знаете, как, которые сидят у метро и им стыдно просить. Вот, поэтому они продают отвертку, книжку и герань. И вот это как раз щемящая такая история, потому что действительно такие были.

Протоирей Максим Первозванский:

— Но у меня вообще не было ощущения, что Борис сидел там из-за денег, потому что он был москвичом, скорее всего, у него была пенсия, я практически ничего о нём не знаю, ну вот не было, правда.

Алексей Пичугин:

— Но он ощущал свое призвание.

Протоирей Максим Первозванский:

— Да, это было его дело.

Алексей Пичугин:

— Вот он вырезает крестики и через это общается с людьми.

Протоирей Максим Первозванский:

— Самое начало девяностых, не знаю, почему его не гоняли, но как-то не гоняли.

Алексей Пичугин:

— Да много кого тогда не гоняли. Мы же помним эти переходы.

Протоирей Максим Первозванский:

— Да, то есть вот он спокойно сидел и тут же прямо резал. Там точно не было сумки с тем, кто бы это подносил.

Алексей Пичугин:

— У меня есть хороший друг, по поводу продажи картинок в переходах. Это не совсем к картинкам, которые бабушка продавала, но он очень точный эпитет применил, где — то, наверное, лет 15 — 20 назад, мы с ним шли где-то в районе Парка культуры, Крымского вала, и там в переходах все время продавали плохие картины. И до сих пор там продают плохие картины. И вот Миша посмотрел и говорит: ага, вот живопись переходного периода. Наш гость, частый, кстати, Миша Мельниченко, в свое время, надо его опять позвать, давно он у нас не был, Проект «Прожито».

Алла Митрофанова:

— Отлично. Хороший повод позвать.

Александр Ананьев:

— Подземно-переходного периода.

Алексей Пичугин:

— Ну просто переходного периода.

Алла Митрофанова:

— Делись своей историей.

Алексей Пичугин:

— У меня история такая. Как отец Максим, я, наверное, издалека зайду. У меня есть один хороший товарищ, священник, очень давно он служит в церкви, он рассказывал, что он последний зарегистрированный уполномоченным, но, правда, нет как священник, а как официально принятый на работу псаломщик. Священник он с самого — самого начала девяностых.

И вот его направили служить в отдалённый очень район Московской области, где традиционно, у нас в отдалённых частях Московской области можно встретить было таких исконно верующих людей, которые пронесли эту веру через советское время. И вот он рассказывал, что как раз на его приход случился переход, он застал самый край того поколения, которое пришла в церковь до революции. Это были совсем-совсем старенькие женщины, кто-то из них был даже монахинями разогнанных монастырей. Вот, представляете, в конце восьмидесятых — начале девяностых ещё эти люди были живы, они доживали последние какие-то десятки, и их последовательницы, которые от них переняли традиции, которые от них переняли основы вероучения, потому что там тоже было всего много интересного и своеобразного. А им на смену пришло другое поколение. И вот этих бабушек, наверное, в церкви застали мы, скорее, уже. Ну а те, вот мы в Москве, а кто в деревнях и маленьких рабочих посёлках приходил в храм открывавшийся, это были в основном женщины, которые всю жизнь прожили абсолютно вне всякой веры, они работали, они были комсомолками, работали на заводах до старости, потом что-то, какое-то религиозное чувство их посетило во второй половине жизни, они стали прихожанами, и часть из них до сих пор ходит в храм. И это уже немного другая история. Мы тоже вот как-то умильно на них смотрим: «бабушка, ой всю жизнь в церкви», но они приходили тоже на той самый волне 90-х годов, просто у них, может быть, мотивация была своя, может быть, условия, может быть, они все равно подспудно общаясь с церковными старушками деревенскими, они так или иначе с ними общались, впитывали какую-то веру, которая постепенно выплеснулась в их приход в храмы. И вот по словам моего товарища-священника, который там служил тогда — это был очень явно ощутимый культурный водораздел: в культуре, во всём. Они тоже стали церковными, но эта церковность было другой. А вот теперь сама, собственно, история. Я пришел в церковь в конце девяностых-начале двухтысячных, но вот как-то осознанно, в таком подростковом возрасте. Тогда первые несколько человек, которые мне встретились в храме помимо священника, это были люди те, с кем если они живы, я до сих пор общаюсь. А Александра, старушка Александра, чуть ли не единственная жительница этого села, которая в храм ходила, вот нет пророков своем отечестве, село живое достаточно, но не очень церковное было. Она ходила всегда. Она не пропускала ни одной службы. Я вообще не мог представить, сколько ей лет. Выглядела она преклонно. Но, я помню, что мы как-то с товарищем стоим в церковном дворе, а там какие-то летние хозяйственные работы, траву косили, и как она привыкла в колхозе вилами сено, вот этот стог огромный поднимать, и вот она в свои, не знаю, сколько ей было лет, поднимает его и несёт. Я думаю: вот Александра! Вообще такая скромненькая, тихая, у неё было два церковных послушания: это прибраться во всём храме после службы и ещё она читала Трисвятое. Ну вот это было прям её. Когда дело на службе доходило до Трисвятого, когда она читала Трисвятое, она...

Алла Митрофанова:

— Поясни на всякий случай, что это такое.

Алексей Пичугин:

— Ну это такая молитва: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный...» ну мы его читаем: «Пресвятая Троица, помилуй нас, Господи, очисти грехи наши, Владыко, прости беззакония наши, Святый, посети и исцели немощи наши». Вот как она это читала. Она, наверное, не умела читать по-церковнославянски. Может быть, она прекрасно знала и другие церковные молитвы, но вот то, как она читала Трисвятое, в это было вложено все её сознание Бога, церкви, себя. И у меня всегда сердце замирало. И вот как-то всегда, когда я приходил в этот храм, была Александра. Уже не было нашего духовника, отца Александра, уже не было многих прихожан, кто-то разошелся по другим приходам. А вот Александра всегда была, неукоснительно. И в конце жизни она не могла ходить. У неё... Она жила рядом с храмом, там овражек такой, и редко-редко, если кто-то из родственников, у неё были родственники, естественно, даже её дочка, приезжавшая уже из города, потом переняла эту эстафету: послушание мыть храм. Если её кто-то привозил, она приходила на службу. И я помню, я сам там уже редко бывал, но я оказался там на первой неделе Великого поста, в какой-то год, ну относительно, может, недавно, ну может, какой-то 2014-й, 2015-й, 2013-й. Это был один из последних лет жизни Александры. А в том храме была традиция делать поклоны на «Помилуй мя, Боже» на Великом каноне. Не то чтобы там делалось на «Душе моя, душа моя, востани, что спиши», когда храм стоит на коленях, не на «Господи и владыко живота моего», на молитве Ефрема Сирина, а на каждом тропаре, «Помилуй мя, Боже» — земной поклон. У старообрядцев по три, а там у нас было по одному, я когда стал ходить в другие храмы, удивлялся, что там не так, оказывается. И уже традиция даже из этого храма уходила, единственная, кто там делал все, Александра, которая не могла ходить. Она не могла дойти от храма до дома, единственная, вот как она привыкла, делала все земные поклоны, неукоснительно, неопустительно.

Протоирей Максим Первозванский:

— Там сотня с лишним получается.

Алексей Пичугин:

— Да, и вот она все их делала.

Протоирей Максим Первозванский:

— «Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей».

Алексей Пичугин:

— Да, да. Именно так. И я представляю, что выпало на её жизнь. Кто-то мне потом рассказывал, что она естественно, не из этой деревни, что это последствие коллективизации, как откуда-то она приехала, вышла замуж, как она туда попала, что было в колхозах. Ну вот это всё осталось за кадром, она сама никогда об этом не рассказывала, никаких речей не произносила, за стол редко садилась, никогда никому ничего не говорила, практически ни с кем ничего не обсуждала, помню единственное, что как я приехал на могилу отца Александра, нашего духовника, и стоял у могилы, она проходила мимо и говорит: «Алексей, ну что ты так убиваешься, сколько лет уже прошло. Ладно уж, что там». И пошла. Вот. Я её всегда тоже вспоминаю, Александру. Мы говорили вначале, что вот люди, которые были в церкви советские годы. Нет, она не была, она пришла за несколько лет до того, как я пришел. Как церковь открыли там, так она и стала ходить. Но вот в ней было всегда. Это исконное, это она все пронесла, настоящую себя через всю жизнь. Не знаю, что было в её жизни, может быть, буря какая-то, но тем не менее вот это настоящее, даже если оно проявилось в последние годы, значит оно было всегда.

Алла Митрофанова:

— Ну, кстати, ведь эта молитва: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Она потрясающая. Знаете, вот Саша снимал подкаст с отцом Фёдором Бородиным про утреннее и вечернее правила. Отец Фёдор говорит: вот мы с вами не задумываемся чаще всего, когда произносим: Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Мы это произносим как междометие какое-то.

Протоирей Максим Первозванский:

— Я это пытаюсь донести до каждого нового поколения наших алтарников. Что Трисвятое и Отче наш — это не перебивка, а это главное. Все остальные псалмы, стихиры, тропари, это перебивка, ну не перебивка, конечно, тоже это неправильное слово, что центр это. Поэтому ты не читай между делом, глотая эти слова. Вот сейчас, я быстренько, поскольку я знаю это на память. Скорость увеличивается обычно, тртртртртр, не торопись, я говорю, нет — это главное.

Алла Митрофанова:

— Вот меня пронзила эта мысль. Отец Фёдор так это озвучил, вот, отец Максим, вы сейчас об этом говорите. Это потрясающе. И меня настолько это, как сказать, поразило, я стала прокручивать эти слова в голове, и было знаете, такое ощущение, что как будто ты внутри столба какого-то, который тебя куда-то возносит.

Протоирей Максим Первозванский:

— А можно ещё одну историю, совсем коротенькую?

Алла Митрофанова:

— Да, конечно, я просто завершу, к слову о том, что, видимо, Александра вкладывала первоначальный исконный глубочайший смысл в эту молитву, в отличие от...

Алексей Пичугин:

— Я думаю, что для неё эта молитва была понятна. Потому что Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Здесь нет каких-то глубоких размышлений, вернее, они, конечно, есть, естественно, но они внутри тебя. Это не тот текст, через который ты продираешься и стараешься понять его.

Александр Ананьев:

— Тут другое. Это мы сидим и вкладываем смысл. А она дышала так.

Протоирей Максим Первозванский:

— Это молитва Симеона Метафраста.

Алла Митрофанова:

— Вот Саша, мне кажется, очень точно сказал, она просто так дышала. Она действительно так дышала.

Алексей Пичугин:

— Ещё одна история от отца Максима.

Протоирей Максим Первозванский:

— Она очень короткая. Совсем короткая. Когда я только пришел в церковь, это тоже был конец восьмидесятых-начало девяностых, молитвослова, на самом деле не было, переписывали от руки молитвы. Я спросил у настоятеля храма Петра и Павла на Яузе, отца Аркадия Станько, как готовиться к Причастию? Кто-то мне сказал, что нужно специально готовиться, что и как мне читать? Он мне сказал: читай «Отче наш». Я говорю: и что, и как? «Отче наш» я знал уже эту молитву. Он говорит: читай "Отче наш«— это и есть подготовка к Причастию. Это в контексте того, что мы сейчас говорили о Трисвятом. Что если читать действительно «Отче наш», понимать.

Алла Митрофанова:

— Проживать.

Протоирей Максим Первозванский:

— Проживать это. То этого достаточно. Всё остальное лишь расшифровка.

Алла Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, дорогие радиослушатели, я напоминаю, что нас можно не только слушать через Fм или какие-то другие носители, не только слушать нас в интернете, но и смотреть в ютубе, на rutube

Есть канал Радио ВЕРА, мы снимаем «Светлые истории» и выкладываем туда. Присоединяйтесь, становитесь соучастниками нашего разговора. Протоиерей Максим Первозванский, Александр Ананьев, Алексей Пичугин я Алла Митрофанова, мы в этой студии сегодня вспоминаем людей, которых можно назвать старый гвардией, на которых хочется равняться в духовной жизни, в духовном измерении, которые собой что-то очень важное являют, подсказывают, и через которых Господь нам тоже дает определённые маяки что ли.

Александр Ананьев:

— Вот хочется ли равняться? Вот ты говоришь: хочется равняться, а я сижу и думаю, Алексей рассказал эту потрясающую историю, ну вот как можно равняться на Александру? Ну вообще никак.

Алла Митрофанова:

— Блаженны чистые сердцем.

Алексей Пичугин:

— А хочешь ли ты прожить такую жизнь?

Александр Ананьев:

— Вот ты просто смотришь и у тебя дыхание захватывает от какого-то умиления, восторга, удивления. Тебе хочется на неё смотреть, её слушать, а вот равняться как на неё? Или как можно равняться на Бориса?

Алла Митрофанова:

— Но в какой-то чистоте сердечной, мне бы очень хотелось такое сердце иметь, но, к сожалению.

Протоирей Максим Первозванский:

— Ну для этого, как сказал Алексей, надо прожить ту самую жизнь, потому что человек — это, конечно, ответ и его собственная реакция на ту жизнь, которую ему приходится проживать.

Алла Митрофанова:

— Да. За мною очередь. Вы знаете, историю я расскажу из юности своей. В храме я появилась сознательно в 17 лет. И как вот говорят, что первые несколько лет мы все неофиты, чуть ли не первые 10 лет, мы неофиты. У меня не было каких-то ярко выраженных неофитских порывов, что вот всё, теперь я ничего не ем, часами молюсь. У меня было другое. Я как гражданка с синдромом отличницы очень быстро усвоила, что нужно для подготовки к Причастию. В храме каждое воскресенье, естественно, причём ездила в храм очень далеко от нашего общежития, на другой конец Москвы, ну привыкла там, мне там было очень хорошо. И далеко не сразу, кстати говоря, я поняла, как правильно к Причастию, ну что значит правильно, принято к Причастию готовиться, какая сложилась традиция. Только спустя несколько лет открыла для себя, что, оказывается канон не один нужно читать покаянный ко Господу Иисусу Христу, через который я продиралась едва — едва. Глядя на эти слова, я просто приходила в ужас. Как же это всё можно прочитать? Длинно, длинно, длинно и долго. Но я же с синдромом отличницы, взяла под козырёк и пошла исполнять. Потом внезапно при определённых обстоятельствах выяснилось, что канонов — то три, а потом ещё Последование, а потом ещё с десяток молитв.

Протоирей Максим Первозванский:

— Это тебе не «Отче наш» от отца Аркадия Станько.

Алла Митрофанова:

— Тут и сел печник. Ну что же, взяла под козырёк, стала исполнять. Приезжаю как-то раз к родителям в выходные, они в Калужской области живут, пока была студенткой, я к ним ездила довольно часто. Первое время вообще каждые выходные. Приезжаю к родителям, там рядом монастырь Тихонова пустынь. Старинная обитель, восстановленная, слава Богу, всё хорошо. Думаю, мне туда, на Причастие пойду туда. Естественно, пост соблюдала, каноны все вычитала, правила прочитала, вот всё. К исповеди настроилась. Приезжаю на Литургию, становлюсь в очередь на исповедь, на исповеди все выкладываю, и священник пожилой, который исповедь принимал, я вот не помню, мне кажется, что он был монах, но это было бы логично это Тихонова пустынь, монах, но это ...

Алексей Пичугин:

— Ну много священников в монастырях не монашествующих.

Алла Митрофанова:

— Ну да. Поэтому уточнять не буду, помню, что он был преклонного возраста.

Протоирей Максим Первозванский:

— Даже я бывал.

Алла Митрофанова:

— Да, что за примером далеко ходить, отец Максим.

Протоирей Максим Первозванский:

— А если на мою бороду посмотреть, то все бы решили, что я монах.

Алла Митрофанова:

— Но не тут-то было. Напомните, девять детей, отец Максим, у вас?

Протоирей Максим Первозванский:

— Девять.

Алла Митрофанова:

— А внуков?

Протоирей Максим Первозванский:

— Девять. Легко запомнить.

Алла Митрофанова:

— Тоже девять? Класс. Так вот. Я подхожу на исповедь, и этот пожилой батюшка, он все внимательно выслушивает, внимательно в меня вглядываться и говорит: ну а чего хочешь-то? Я говорю: причащаться пришла. И он так как-то... А! Я ещё запомнила, что должна быть такая формулировка, в конце обязательно нужно у священника спросить: «Благословите меня причаститься». Всё это я выпаливаю. Он так смотрит на меня и говорит: а ты готова? Причащаться? Я: «Конечно, готова! Ясный пень, конечно, я готова!».

Алексей Пичугин:

— Так и сказала ему?

Алла Митрофанова:

— Нет, ну не так, ясное дело, просто я как-то даже внутри так...

Александр Ананьев:

— Возмутилась.

Алла Митрофанова:

— Да. Канон, пост, на исповедь, пришла, вовремя приехала, конечно, готова. А он, видимо, человек-то опытный. И он мне так говорит тихонько: ну раз готова, иди, если так считаешь. Я отхожу на автопилоте, на парусах раздутых. И тут меня накрывает. Что-то пошло не так, как мы теперь говорим. Начинаю откручивать всю эту ситуацию назад, начинаю всё это просматривать заново и понимаю, что я забыла о главном. Я о Христе забыла. За всеми вот этими вычитать, оттарабанить, все по списку с синдромом отличницы. Меня это всё накрывает. То есть вот эти его слова, ну раз считаешь, что готова, то иди, конечно, причащайся. Он меня ни в чем не упрекнул, епитрахилью накрыл, он всё ...

Протоирей Максим Первозванский:

— Если бы он хотел упрекнуть, он бы сказал по-другому: если считаешь, что готова, нельзя причащаться.

Алла Митрофанова:

— А он сказал вот так. Понимаете? И я встаю в очередь на Причастие куда-то в хвост. И, видимо, у меня все эмоции написаны на лице. Все мои переживания, все на свете. Я стою, я готова провалиться сквозь землю. Потому что, с одной стороны, мне сказали: иди, причащайся, по идее, я с синдромом отличницы должна выполнять это благословение. А с другой стороны, я понимаю, что Штирлиц вообще все провалил. Ничего я не готова. И ничего я не достойна, и ничего вообще тут рядом не лежало.

Протоирей Максим Первозванский:

— Это обратная сторона синдрома отличницы.

Алла Митрофанова:

— Наверное. И в этот момент получаю второй урок. Ко мне подходит пожилая монахиня. Монастырь мужской, но, видимо, бывает, что приезжают, либо какие-то послушания несут женские, может быть, на кухне, может быть, ещё что-то. Ко мне подходит пожилая монахиня и говорит: деточка, ты переживаешь о чем-то? Я говорю: да. Она говорит: а о чем ты переживаешь? Я ей пересказываю этот эпизод. Что мне сказал священник, что чувствую. И она говорит: ну а ты вот сама, как ощущаешь? Ты бы хотела причаститься? Я говорю: очень, очень. Она говорит: нужно тебе? Я говорю: очень нужно. Она говорит: тогда без всякого смущения смело подходи к чаше. Понимаете, вот эти два человека они из меня за эти полчаса сделали как будто совсем другого. Я не знаю, в итоге мы все в осуждение причащаемся или как-то по-настоящему, не всегда ты об этом знаешь. Но я точно знаю, что благодаря этому священнику меня впервые за вот эти два или три года, сколько я была в храме, так серьёзно накрыло. Что вообще-то причаститься — это не про сдачу экзамена, а после слов этой монахини, меня впервые накрыло, что такое милосердие Божие. И что ты в последний момент перед Чашей, перед Причастием можешь вот так вот. У тебя может перевернуться всё. Видимо, как у разбойника на кресте. Мне конечно, далеко до его покаяния, но в подлинном покаянии... оно у меня состоялась в тот момент из двух частей: на исповеди, причём не в момент исповеди, и вот здесь. Господи, какое это было счастье.

Протоирей Максим Первозванский:

— Какая хорошая история.

Алла Митрофанова:

— Низкий поклон этим людям, не знаю живы ли они, слушают ли они нас, и вспомнят ли вообще вот эту Чебурашку.

Протоирей Максим Первозванский:

— Тема интересная, я как раз хотел сказать, что для них это были абсолютно какие-то рядовые моменты.

Алла Митрофанова:

— Абсолютно.

Протоирей Максим Первозванский:

— О которых они не думали, они не собирались вас вразумлять или ещё что-то.

Алла Митрофанова:

— И спасли человека.

Протоирей Максим Первозванский:

Да, эта история, которая могла бы лечь в то, как Господь о нас заботится и как Он нас ведёт через людей.

Александр Ананьев:

— Мы не так давно здесь, в этой студии, я вспомнил, говорили о том, что люди прошлого или прошлых поколений обладают тем, что мы сегодня, как мне кажется, либо утратили, либо разучились этому. Но я этому разучился точно. Какому-то особому, если у нас сейчас цифровой век, то аналоговому вниманию к человеку. Неважно какому. Родственнику, ребёнку собственному, случайному человеку в храме. Для них все это было важно, а мы как-то смотришь на человека, вот в первый момент смотрим, а потом уже потеряли концентрацию и уже смотрим сквозь человека, и уже у нас в голове какие-то другие уведомления пошли, какие-то лайки пошли. А они как-то медленно и очень внимательно смотрят и соответственно видят то, чего мы уже рассмотреть, наверное, не можем. Вот Алечка может.

Алла Митрофанова:

— Да уж куда там.

Александр Ананьев:

— Наверное, можем, но нам на это требуется больше усилий, больше времени и, наверное, это то, чему стоит научиться у тех людей, которых мы называем старой гвардией.

Алла Митрофанова:

— Это точно. Понимаете, ведь священник он про меня многое понял, исходя из исповеди моей. Но как монахиня-то разглядела? Как? В толпе. Как? Вот это оптика!

Александр Ананьев:

— А вот это как раз неудивительно, если тебе грустно, у тебя все на лице написано таким капслоком вообще, что весь храм к тебе подойдёт и спросит: деточка, что у тебя случилось?

Алла Митрофанова:

— Думаю, что это её вот такое состояние, и этому действительно очень хочется научиться. Вот такому, как Саша правильно сказал, вглядыванию друг в друга. Потрясающее, конечно, это свойство. Потрясающее. Можно, отец Максим, как думаете, этому научиться?

Протоирей Максим Первозванский:

— Да, можно даже этому научиться профессионально. Могу поделиться опытом. Как только видишь человека, который почему-то привлёк твое внимание, даже не понимаешь почему, у меня это вшито именно на уровне профессионализма, не потому что я добрый, хороший, внимательный, я просто подхожу и спрашиваю: у тебя всё хорошо? И действительно во многих-многих случаях, оказывается, что человеку нужно, чтобы ты к нему подошел и просто спросил: у тебя всё хорошо?

Александр Ананьев:

— Слушайте, в 10 случаев из 10 я не подхожу к незнакомому человеку.

Протоирей Максим Первозванский:

— Но я имею в виду в храме. Я на улице, в общем, тоже не подхожу, хотя, в принципе, у меня такая профессиональная деформация есть, я на улице подхожу. И часто бываю настолько неуместен, что бывает потом очень стыдно. Но это действительно профессиональная деформация, когда ты думаешь, что человека, если к нему подойдёт незнакомый мужик с бородой, его это не испугает.

Александр Ананьев:

— Но если он при этом не лежит в 2 часа ночи на дорожке в парке. Как это было в моем случае.

Протоирей Максим Первозванский:

— Конечно, я не об этом случае.

Алла Митрофанова:

— Да, кстати говоря, был такой случай.

Алексей Пичугин:

— В смысле, ты лежал?

Александр Ананьев:

— Нет, это лежал мужчина, а мы его с собакой увидели, подошли к нему, начали с ним говорить, всё ли у него хорошо? В виду невразумительности его ответов дальше его спрашивали врачи.

Алла Митрофанова:

— Скорую, скорую.

Протоирей Максим Первозванский:

— Да, я почему говорю, должно быть прямо зашито, что если что-то тебя, почему-то этот человек привлёк твоё внимание — подойди и спроси: всё ли у тебя хорошо?

Алла Митрофанова:

— На этой вдохновляющей, мотивирующей ноте закончим наш разговор. "Светлые истории «на Радио ВЕРА, дорогие радиослушатели, по понедельникам, как всегда, с шести до семи, подключайтесь, присоединяйтесь, слушайте нас, смотрите в ютубе и рутубе на каналах Радио ВЕРА, протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников в Новоспасской слободе, Александр Ананьев, Алексей Пичугин. Коллеги, отец Максим, благодарю вас от всей души за прекрасный тёплый разговор.

Алексей Пичугин:

— Алла Митрофанова.

Протоирей Максим Первозванский:

— Храни вас всех Господь.

Алла Митрофанова:

— Прощаемся с вами, дорогие, до свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Без Бога ни до порога»
• «История Савла»
• «Красота в христианстве»