«Сретение Господне: встреча Бога и человека». Священник Константин Мальцев

Наш гость — настоятель храма новомученников и исповедников российских в станице Ленинградской Краснодарского края священник Константин Мальцев.

Мы говорили о смыслах и значении праздника Сретения Господня и о том, какой может быть личная встреча человека с Богом. Также отец Константин размышлял, как связаны между собой Ветхий и Новый Заветы, и насколько важно современному христианину изучать ветхозаветную историю.

Ведущие: Марина Борисова, Алексей Пичугин

---

А. Пичугин:

— Дорогие слушатели, здравствуйте, «Светлый вечер» на Светлом радио, здесь приветствуем вас мы, я Алексей Пичугин...

М. Борисова:

— И Марина Борисова.

А. Пичугин:

— И в гостях у нас сегодня священник Константин Мальцев, настоятель храма новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградская Краснодарского края. Добрый вечер, здравствуйте.

о. Константин:

— Добрый вечер.

М. Борисова:

— Отец Константин, нам сегодня повезло, мы с вами встречаемся в светлый праздник Сретения Господня, и мне кажется, что это замечательная тема, потому что, как подсказывает опыт, сколько ни говори о праздниках, в том числе даже и о двунадесятых, всё равно всегда мало, всё равно чего-то ещё недосказанное остаётся. И мне кажется, что как раз вот этот рождественский цикл праздников: Рождество, Крещение, Сретение, которые когда-то были единым праздником, а потом по каким-то загадочным иногда причинам распались на три, мне кажется, тут есть о чём поговорить, и главное, вспомнить, почему так случилось. Вообще, об истории всего этого рождественского праздничного цикла и его значении сейчас.

о. Константин:

— Ну, наверное, это логично, на мой взгляд, что распалось, потому что у нас, знаете, когда слишком много, то оно не особо ценно, а когда по чуть-чуть и радостно, то мы стараемся это более ценить. Я всегда привожу такой банальный пример, может, не совсем он подходит под данную ситуацию, но когда ребёнку просто даёшь в карманы деньги, он их «тринькает», чипсики-миксики, а когда ты уже даёшь задачу и как работу, он уже их не покупает, ему жалко тратить. Так вот и здесь, когда понемножку, но мало и важно для души твоей, это, наверное, более ценно. Ну, мы же вообще и другие праздники можем назвать, что они другой даже формат имели, даже богослужебную какую-то последовательность имели, другую, но Церковь-то она живая, Церковь в первую очередь — кто, поэтому вот это всё со временем так и пришло в такое русло, которое для нас сегодня привычно, и самое удивительное, почему вот я всегда так радуюсь, что у нас церковь соборная, вот приезжаешь в Иерусалим, идёт Литургия, и ты понимаешь, что происходит, языка не знаешь, допустим, а понимаешь, что происходит, и ты уже себя ощущаешь, опять-таки, частью Церкви, а если ещё правильнее сказать: с частью Церкви, ведь счастье — это быть частью кого или чего-либо, ну, желательно Кого, в первую очередь — Бога, семьи, близких, то частью. Поэтому всякое наше богослужение — это не просто, как некоторые говорят: «я пришёл, постоял, помолился», это не о том. А это пришёл, и я пережил то или иное событие, которое сегодня вспоминалось, потому что если ты просто читаешь текст молитвы, возникает вопрос, который в интернете часто задают: «а что можно сократить?» А когда ты понимаешь, с Кем ты общаешься, и для тебя это приятная беседа в молитве, то ты думаешь: чего бы добавить, а не чего сократить. Вот, наверное, по этим причинам и произошло вот это раздробление.

М. Борисова:

— А что для вас Сретение? Вот мы москвичи, нам проще, у нас даже сама топонимика города подсказывает: вот, пожалуйста, улица Сретенка, Сретенские ворота, Сретенский монастырь, у нас со Сретением очень много чего связано.

А. Пичугин:

— Волейбол на Сретенке.

М. Борисова:

— (смеется) Как вы для себя открыли этот праздник, и с какими эмоциями, с какими ассоциациями он связан у вас?

о. Константин:

— Это такая духовно-интимная история, не знаю, стоит ли на такую большую аудиторию рассказывать...

А. Пичугин:

— Ну, это смотрите сами.

о. Константин:

— Ну, давайте, наверное, поделюсь, это же всё равно ближе, когда твоё, чем абстрактно, общими словами. Я не буду лукавить, моё сретение именно с Богом такое вот неожиданное, но всезаполняющее, уже было в семинарии. Вроде бы ты веришь, вроде ты делаешь, что правильно, как, и вот эта история именно долгожданная, как для Симеона, который ждал, и вот наконец-таки, ныне, ныне, ныне, вот это «ныне» у меня произошло в семинарии, когда наш владыка почивший, митрополит Исидор, семинаристов благословил готовится на причастие Великим постом. Мы подготовились, всё вычитали всё правильно, я подошёл на исповедь, я исповедовался, но отошёл от исповеди, знаете, как будто я не подходил, вроде как-то всё так ровно, можно даже сказать критично: просто перечислил, а не покаялся. И нет никакой эмоциональной эйфории, какого-то накручивания, ну просто критичное понимание, что: ну, наверное, всё-таки что-то не то. Я иду на причастие и думаю: идти или не идти? С одной стороны, ну нет, не было покаяния, как идти? С другой стороны, есть послушание, которое превыше поста и молитвы. Думаю: как Господу будет угодно, так пусть и будет, может, меня и не допустят вообще сейчас до причастия. Я подхожу к причастию, открываю рот, называю имя, мне дают маленькую частичку — и вот тут происходит сретение. Я даже могу пример привести, потому что описать это чувство невозможно, ну пример такой параллельный — это когда ты под воду в ванной лёг, и ты уже просто задыхаясь от того, что у тебя кислорода не хватает, и ты вот вынырнул, и вот он, долгожданный воздух, который ты всю жизнь ждал, потому что ты просто без него бы сейчас умер. И вот это тоже такое, и слёзы радости хлынули, они горячие, и удивительно, ты под ногами с земли не чувствуешь, ты реально, ты просто не идёшь, ты как-то вот по чему-то воздушному... И ты такой счастливый! И первая мысль в голову пришла: если бы меня сейчас убивали, я бы благодарил Бога, что в таком состоянии могу перед Ним предстать, я бы не злился, не ненавидел этого убийцу, я точно понимал в этот момент, что с моими детьми, с моей семьей всё было бы хорошо, и Господь бы их не оставил. Вот это вот состояние, когда ты готов перед Богом предстать, вот Его любовь просто тебя переполняет. И я ещё раз подчеркну, я не накручивал себя: «как же так? А может быть?..», вот этого не было. Я отхожу от причастия вот в такой несказанной радости и вдалеке вижу инспектора семинария, это который за порядком смотрит, и я вижу, что он стоит прямо в злости, и я вспоминаю, что я забыл выключить утюг, а это просто ЧП для семинариста. Я понимаю, что сейчас вот я подойду, он меня будет отчитывать, справедливо отчитывать, естественно, там мог бы пожар быть. И только у меня одна мысль: ещё чуть-чуть хотя бы, чтобы это было со мной. А у меня слёзы-то льются, я даже сейчас говорю, для меня это настолько трепетная история, я к нему подхожу, и он, знаете, вот смотрит на меня, у него глаза так округлились, и он такой, и отходит от меня на шаг назад. То есть, его просто отвело от меня, вот видя моё состояние. Я пошёл в уголочек встал, тихонечко помолился, ещё поблагодарил Бога и пошёл в семинарию. Я пришёл, смотрю, утюг отключен, он тёплый, по факту. И вот для меня вот это вот сретение было, когда я понял, что Бог реален, Он не где-то там, может быть, Он реально в тебе, вот частичкой своей души, когда твоя душа реально стала Божией. Это реально. Вот тогда я первый раз, именно для меня это сретение было, ну сколько мне, года 22, наверное, плюс-минус, я сейчас уже точно не вспомню, вот это моё сретение было. Реальное сретение, не когда я прочитал о нём, а когда я почувствовал Бога. Как потом наш духовник сказал... Хотите, я скажу, как ушло? Это опыт тоже, это очень важно. Не зря, наверное, иногда говорят: счастье любит тишину. С одним семинаристом, со своим другом, я поделился, он говорит: «Я рад за тебя». Другому сказал, он такой: «Интересно», а третьему я похвалился. И когда я уже вот по гордыне похвалился, в одну секунду всё это ушло. Всё. То есть какие-то были отголоски, а потом всё, пустота. Как только ты впустил грех, а грех — это то, что нас отдаляет от Бога, всё это закончилось. Я потом спросил нашего духовника семинарии, очень пожилого ему 90 лет, умудрённый сединами, он 80 лет священником был на тот момент, ещё два года он пожил, отец Иоанн. И я спросил: «Что это?» Он говорит: «Это называется благодать. Ты ощутил благодать, которую испытывали святые. Возможно, Господь тебе это авансом как-то дал, чтобы ты, памятуя об этом, искал этого», не эмоциональности, ещё раз повторяю, а именно это ощущение бытия с Богом. Ещё он сказал такую фразу: «Наверное, поэтому и в том числе Серафим Саровский молился тысячу дней и ночей, чтобы Господь ему это вернул». Но лишний раз никому об этом не рассказываю, может быть, как примером, чтобы люди понимали, чем отличается эмоция и счастье быть с Богом, но никогда не хвались этим. Вот это вот моё сретение с Богом.

М. Борисова:

— Но даже в евангельском рассказе о Сретении присутствует нотка боли, правда, пророчество о боли адресовано не младенцу Христу, а адресовано Пресвятой Богородице. И вот в этом счастливом состоянии, о котором вы говорите, всё равно всегда вот этот... даже не то, что отголосок боли, а какая-то память, что ли, о том, что всегда, как говорил апостол Павел: «дано мне жало в плоть», то есть всегда есть оборотная сторона медали, то есть это сретение не может прийти навсегда, как Царство Божие на земле, вот ты с ним соприкоснулся, но дальше опять, ты должен опять идти, опять разбивать коленки, опять как-то... С этим трудно примириться, в голове трудно, потому что когда тебе уже очень хорошо, хочется, чтобы вот так было и дальше. Что делать вообще с нашими праздниками? Вот вы говорите, что очень хорошо, что рождественский цикл праздничный разбился исторически, так сложилось, на три больших двунадесятых десятых праздника, но всё равно хочется... ну как, чтобы праздник был вечно, чтобы он не кончался.

А. Пичугин:

— «Праздник, который всегда с тобой».

М. Борисова:

— Да, «праздник, который всегда с тобой».

о. Константин:

— Так он есть, по большому счёту, это, может быть, как-то с моей стороны будет звучать религиозно-фанатично, но вот в акафисте «Слава Богу за всё» очень правильные слова есть: «И когда у тебя в душе свет, при всём, что вокруг буря житейского моря, и там Христос, то ты, условно говоря, счастлив». Другое дело, насколько мы хотим, чтобы Он был там, ведь Он стучится, а дверь-то и ручка с нашей стороны, насколько мы впускаем. Мы, понимаете, вот обыденно живём, чаще всего для семьи, для детей и ради них, но представьте, какова трагедия, если только для них. По факту мы же должны жить ради Бога, потому что Он даёт спасение души, но в том числе и для семьи, потому что они самые близкие. То есть ты свою любовь-то должен как-то отдавать, делиться, и как Господь когда-то поделился своей любовью, сотворив эту Вселенную, чтобы мы дальше её в том числе созидали. А если вот нет этого желания поиска Бога, богообщения, хотя бы кратенько молитвенно, ведь многие говорят: «я не умею молиться», но хотя бы «Господи помилуй» ты же можешь сказать? Или «Господи, услыши меня». То есть проще сказать «я не могу, я не умею», кто хочет, ищет возможность, кто не хочет, ищет причину. Поэтому в любом случае этот праздник может быть. Другое дело, что какие-то стрессы, какие-то переживания, он может притупиться, но если есть там светильник, он может быть маленький, но теплится. От тебя зависит, подлил ты туда «масличка», условно говоря, он больше разгорелся, поэтому мы не ставим его под спудом, но мы себя освящаем. И как Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен», — говорит, — и вокруг тебя спасутся тысячи«. Только ты себя созидаешь, а не других, а другие уже, может быть, последуют примеру.

А. Пичугин:

— Напомним, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня священник Константин Мальцев, настоятель храма новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградской Краснодарского края. Говорим сегодня, в день праздника Сретения, о празднике Сретения, о встрече с Богом. Но ведь праздник Сретения — это на самом деле... Знаете, я всё время вспоминаю Бродского, вот это стихотворение, которое, я думаю, что за многие годы все цитируют, оно так и называется «Сретение», оно Анне Андреевне Ахматовой посвящено, сейчас просто нет смысла его здесь зачитывать, потому что оно длинное, но я призываю каждый раз, как праздник Сретения, призываю найти его и прочитать, просто прочитать это длинное стихотворение, там все смыслы этого праздника передаются. Более того, там ещё вот этот глубинный смысл, о котором мы редко задумываемся, про старца Симеона, ведь не просто его встреча произошла, а дальше ещё его дальнейшая история, которую Бродский очень точно выразил, что: «Он шёл умирать. И не в уличный гул, а в дверь, отворивши руками, шагнул, но в глухонемые владения смерти. Он шёл по пространству, лишённому тверди, он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг пушистого темени, смертной тропою, душа Симеона несла пред собою, как некий светильник, в ту чёрную тьму, в которой дотоле ещё никому дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась». Мне кажется, вот в этих буквально нескольких строчках смысл праздника Сретения, смысл сретения, смысл нашей встречи с Богом, пришествия Бога в мир, они очень хорошо проявляются.

о. Константин:

— Вы знаете, вот вы сейчас читаете стихи, а я почему-то вспомнил двоих пожилых бабушек, которых буквально перед смертью исповедовал, причащал, буквально там в считанные часы они потом почили, одну держа другую за руку, и вот после того, как бабушка Нина исповедовалась, причастилась, буквально там 20 минут, скажем так, максимально, как тоже в акафисте «Слава Богу за всё», там есть такие слова «Я видел счастье на лицах умерших, какой неземной красотой светились они». Вот для пожилого человека, который уже по сути-то не живёт, а доживает, давайте честно говорить, потому что его немощь уже настолько его мучает, что это не жизнь чаще всего, в лучшем случае это радость от заботы детей, в лучшем случае, если в дом престарелых не отдали, дай Бог, то для них вот это сретение, оно долгожданно уже. И вот стихотворение, которое вы сейчас читали, для них смерть — это не страх, а средство приблизиться к Богу, ну если мы говорим о всё-таки более верующих людях, потому что по сути страх-то биологический, он безысходный, не в том плане страх, что мы боимся умереть, потому что биологически мы не вечны, а вот страх, потому что подсознательно и на духовном уровне понимаем, с чем мы предстанем, что мы услышим в противовес нашей жизни, в противовес наших минимальных добродетелей, максимальных грехов, вот какая встреча это будет, потому что мы не знаем ни дня, ни часа, когда эта будет встреча. А вот праздник и история этого праздника указывает на то, что какой бы ни был возраст, какой бы ни была твоя жизнь, если ты ждёшь Того, с Кем ты должен в конечной цели встретиться, то ты получишь добрый ответ и утешение и для тебя уже этот переходный момент относительный биологической кончины, он не будет страшен, а даже где-то такой долгожданный, как у праведного Симеона.

М. Борисова:

— Ну вот когда читаешь или слушаешь проповеди, посвящённые празднику Сретения, очень много всегда внимания уделяется тому, что это встреча Ветхого и Нового Завета. Но иногда начинаются такие сомнения: а, в общем-то, по большому счёту, если есть Новый Завет, то зачем нам Ветхий? Ну, как некий культурный пласт, как какой-то фундамент богословский — да. Но я очень сильно сомневаюсь, что сейчас люди, как святые отцы первых веков христианства, так внимательно вчитываются в тот же «Шестоднев», скорее всего, это просто некий кирпичик в твоё христианское мировоззрение и не более того. Вот значение Ветхого Завета для людей Завета Нового?

о. Константин:

— Это опыт. Кто-то, вот я сейчас не помню, может быть, Достоевский, сейчас врать не буду, но он сказал: «От неимения опыта прошлого не будет качественного будущего». Поэтому это в любом случае опыт, который мы должны учитывать, ведь ветхозаветные заповеди никто не отменял, как минимум это тоже опыт. Если в Ветхом Завете был закон справедливости в большей степени, то Новый Завет — это сугубо о любви, потому что Господь Сам пришёл, отдал Своего Сына Единородного, то здесь в любом случае сам Господь говорит: Я не пришёл отменить, а преобразить, исполнить и преобразить, дать вам Новый Завет. То есть Завет, что такое Завет — это союз, союз Бога и человека. Другое дело, у нас есть свобода выбора, мы или принимаем этот союз, мы вступаем в этот союз, да, он возобновляется в таинстве Крещения, духовное как бы возрождение, рождение, но дальше от нас зависит, от крёстных, или это взрослый человек, будет ли этот союз. Вот вдуматься если, мы поём песнопение на Крещение: «Во Христа креститеся и во Христа облекостеся», то есть со Христом живите, по Его заповедям, но многие? У нас миллионы крещены, где эти миллионы отдавать Богу Богово, там шесть дней трудился, седьмой отдай Богу, ну где они? Да, может уважительная причина быть — ну накопилось, надо дома решить, ну это раз, два, три, так месяцами, годами не приходят к Богу. Если ты живёшь без Бога, безбожно, в моём понимании, поправьте меня, безбожно — это когда ты не исповедуешься, не причащаешься, самое главное — не имеешь в своей жизни этого как фундамент, какого ты ответа от Бога хочешь? От соседа, ты переехал, и новый сосед у тебя, ты сегодня раз, с ним поздоровался, на следующий день: «Как у вас дела?» Третий день ты полез на лестницу, а она вся шатается.

А. Пичугин:

— Ну, мы представляем себе, что у нас в стране порядка 90 процентов, ну, больше 95 процентов не исповедуются, не причащаются и не ходят в церковь.

о. Константин:

— Много званых, мало избранных.

А. Пичугин:

— «Малое стадо», ещё как говорили. Но это же не значит, что эти люди качественно хуже.

о. Константин:

— Я не совсем за качество, я за то, что должно быть нормой. Тут, понимаете, я не имею права их осуждать, у меня свои грехи есть. Я в совокупии говорю о той тенденции, пока мы на данный момент, к сожалению, в большей степени духовно деградируем с попытками того или иного священника, попытками тех или иных действий всё-таки хотя бы что-то сделать, чтобы остановить и умножить, но это единицы.

А. Пичугин:

— Но мы же не больше деградируем, чем, например, люди в Константинополе в X веке?

о. Константин:

— Да я не жил в X веке, в Константинополе, может быть, там тоже были живые примеры для подражания.

М. Борисова:

— Судя по количеству ересей, которые сохранила нам церковная история, я думаю, что там тоже всё было «в порядке» с искушениями, падениями и отходами от истины. Но вы говорите, что сретение только в причастии, но ведь было православное Русское Царство, потом была Российская империя, тоже совершенно православная, причём, насколько мы знаем уже по историческим источникам, вполне естественным казалось раз в год поисповедаться и причаститься, это в православной стране. И мы не можем с высоты своего нынешнего представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, сказать, что наши предки были менее верующими, чем мы, это же неправда?

о. Константин:

— Нет, даже порой, может быть, и более. Можно бы сказать, что они менее образованные были, библиотек, сегодняшнего интернета не было. Я даже больше скажу: смотрите, если мы берём исторически, то именно праздник Сретения — это IV, V век, там в Западной Церкви это V век при Папе Геласии, то есть возникает вопрос о чём: до IV века вообще понятия не имели о Сретении, не приходили, не молились, ничего, ни у кого этого Сретения не было со Господом? Но, естественно, просто мы так вот сорганизовались и соборно решили, что всё-таки ну давайте Богу Богово отдавать, чтобы мы переживали, ещё раз повторюсь, именно не просто простояли, послушали, и в лучшем случае помолились, а пережили это событие, чтобы мы во время службы стали частью того события.

А. Пичугин:

— Мне кажется, ранние христиане переживали не меньше, просто у них отношение было другое. Опять же, тут вы меня сейчас поправите, что речь не о качестве, но они были ближе к живой традиции, к земной жизни Спасителя, поэтому у них были какие-то свои переживания, своя история христианства, но потом, с течением времени нужно было какое-то даже не восполнение напоминаний, поэтому стали возникать праздники, связанные с евангельскими событиями, ну это, мне кажется, достаточно логично, но не потому что люди решили что-то восполнить, а чтобы просто какая-то наполненность иная началась.

о. Константин:

— Вы знаете, я вот сейчас слушаю вас, ещё мысль одна пришла по поводу Сретения: ведь, по сути, до IV века было очень распространено гонение на христиан, и добровольное шествие на мученическую встречу с Богом, у них немного другое видение было сретения — именно жизнь за Христа, и вот здесь, если говорить о качестве, там качества гораздо больше было, чем у нас. Когда мне задают вопрос: а готовы ли вы пойти на мученическую смерть за Христа? Бравадно я могу сказать, что: да, ну я священник, а как нет?

А. Пичугин:

— А вы знаете, что добровольное мученичество порицалось? То есть люди, которые ехали... ведь гонения, мы говорим о гонениях, но мы не всегда вспоминаем, что эти гонения не имели сплошного характера, то есть какая-то провинция, в ней начинались гонения, люди в другой провинции, где все было спокойно, узнавали, что там такие события, ехали туда, чтобы мученически погибнуть, и Церковь это порицала.

о. Константин:

— Да.

А. Пичугин:

— Друзья, буквально через минуту мы к нашему разговору вернёмся. Я напомню, что сегодня у нас в гостях священник Константин Мальцев, настоятель храма новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградская Краснодарского края. Буквально через минуту мы вернёмся в нашу студию.

А. Пичугин:

— Возвращаемся в студию Светлого радио, напомню, что в гостях у нас сегодня священник Константин Мальцев, наставник храма новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградская Краснодарского края. Марина Борисова и я, Алексей Пичугин, здесь также.

М. Борисова:

— Возвращаясь всё-таки к теме встречи Ветхого и Нового Завета, вы говорите, что Ветхий Завет — это опыт. Но когда читаешь Евангелие, с ним очень трудно тоже сжиться, но, по крайней мере, оно исторично, то есть оно нам сродни, оно воспринимается в некоем историческом времени. Ветхий Завет гораздо более метафоричен, и в нём современному человеку очень трудно разобраться, в смысле не прочитать, а найти для себя какие-то вот эти отправные точки, за которые можно цепляться, и которые действительно для тебя источник опыта. Можно сколько угодно читать, как некую литературу, книги пророков, но для каждого, наверное, есть свой пророк, который вот чем-то тебя зацепит так, что ты будешь всё время возвращаться, как у меня в своё время случилось, ещё в молодости, история Иова Многострадального, причём именно в самой трагической её фазе, когда у него начинается недоумение: когда же закончатся эти бесконечные испытания, и вообще чего от него хочет Бог? Вот у каждого, наверное, там есть свои зацепки, но эти зацепки нужно найти и вообще как-то это всё прочувствовать, а как? Как человек, который абсолютно в другом культурном контексте живёт... Ведь мы ловим себя на том, что зачастую сегодня школьники не понимают обычную классическую русскую литературу XIX века, потому что им даже слова эти непонятны. А как понять, что написано в Ветхом Завете?

о. Константин:

— Когда меня спрашивают, как читать Священное Писание, я всегда говорю: начинайте с Нового Завета. Когда вы увидите живой пример любви, тогда некоторые вещи для вас более понятны будут, читая Ветхий Завет. А я вам честно признаюсь, ещё задолго до того, как я стал священником, я вообще Библию начал когда читать, я её просто читал как бестселлер, Ветхий Завет. А как один студент недавно мне сказал, говорит: «Я читаю сейчас Ветхий Завет, это вообще жесть». Ну, он своим молодежным сленгом выразился, и говорит: «А почему так?» Я ему элементарный пример привёл, говорю: «Смотри, у тебя вывих, тебе больно, пока тебе опять больно травматолог не сделает, вправляя на место, у тебя ещё поболит, но потом успокоится». Вот, по сути, если вы, ну, давайте с потолка возьмём период судей, ведь Господь выбирает такого, не всегда праведного, даже если мы посмотрим, ну, авторитетного человека из этих судей, за которым идут, с ним какие-то распри, войны заканчиваются, но когда этот судья начинает опять впадать в какие-то там, не суть важно, в блудодеяния, алчность, то есть какие-то пороки, Господь опять попускает в его лице, и в том числе народу еврейскому, чтобы они опять почувствовали, что не они небожители, а их отрезвляет от угара страстей. То есть, есть время покоя, есть покаяние даже и исправление, а есть момент, когда всё хорошо. Вы же слышали неоднократно наверняка такую фразу, что «хорошие времена рождают слабых людей, слабые люди порождают плохие времена, а плохие времена порождают сильных людей». То есть, это какая-то безысходность, потому что, ну, невозможно постоянно на земле быть в раю, потому что это не рай. Он когда-то был, но мы не захотели быть в раю, поэтому рай не здесь. Но он начинается с нас, как Господь говорит: «Царствие Божие внутри вас есть», но если там Царствие Небесное, где ад тогда, в том числе? Я думаю, тоже с нас, потому что мы тоже можем жить порой на земле, как в аду, и не кто-то нам виноват. Можно такой очень лёгенький анекдот расскажу?

А. Пичугин:

— Да, конечно.

о. Константин:

— Это вот, когда с нас начинается: муж что-то такой расстроенный был, и пришёл, зашёл в трактир и одну стопочку, и на одной стопочке он не остановился, выпил так хорошо, пришёл домой, тихонечко, лёг спать, всё. Жена утром ему говорит: «Ты алкаш, ты что напился?» А он про себя думает: как она узнала? Ведь я ж тихонечко всё, аккуратненько. Говорит: «Пойди в туалет и посмотри, как я узнала». Он заходит в туалет, а там на зеркале пластыри, а на лицо у него всякие ранки, порезы, то есть он по пьяни не себе на лицо пластыри лепил, а на зеркало. Поэтому мы должны, в первую очередь, не зеркалу помогать, кому-либо, а начать с себя. Когда мы себе пластыри налепили, тогда ты понял, что здесь рана, в тебе рана, в тебе проблема, в первую очередь. Но есть Врач, который тоже в нас, потому что Господь никогда не оставляет нас, и мы понимаем, что без Него... Всё равно, Он спаситель, не мы спасители. Когда есть это осознание, что ты полноценен только когда с Богом живёшь — да, это, может, идеал такой жизни, не все готовы сразу это, а может, даже кто-то и не хочет, но тем не менее, других вариантов нет, и Он будет тебя не наказывать, а врачевать, вправлять тебя как травматолог, но только лишь из любви, порой больно, но из любви, как... Ну, я просто люблю благодарить Бога, поэтому читаю часто акафист «Слава Богу за всё», там есть такие замечательные слова: «Благодарю тебя, Господи, за скорби» — какие скорби? Мы же не хотим скорбей! А дальше какая мудрость: «Благодаря которым я становлюсь неравнодушным к скорбям других», то есть, пока ты не понял, в чём скорбь, вот как голодного сытый не разумеет.

А. Пичугин:

— Ну, я же могу, у меня есть вариативность, я могу озлобиться, могу уйти вглубь себя своими скорбями, далеко не всегда я становлюсь неравнодушным к скорбям других людей, и вы знаете такие примеры, и я знаю огромное количество примеров, когда люди переходят в состояние: «жалейте меня, мне хуже, чем вам, мне каждый день хуже, чем вам, вы бы знали, какой я, вот ты не знаешь! — ты не знаешь, как мне плохо, что вы там, живёте в своём счастливом мире, у вас всё хорошо.», это тоже пример человека, и среди церковных людей я таких встречал немало.

о. Константин:

— Ну, Бог им судья, момент самолюбия. Я тоже такой интересный пример сейчас, позвольте, расскажу: мы сейчас общаемся с некоторыми ребятами, которым гуманитарную помощь оказываем, там поддерживаем молитвенно, поясочки отправляем, которые на передовой. И вот у нас недавно такой маленький конфликт произошёл с одной прихожанкой даже при всём том, что она воцерковлённая достаточно женщина, и вот там мы с ребятами, был праздник, день рождения, тортик, и вот её что-то так вот немножко занесло, и она говорит: «Как вы можете здесь сейчас сидеть, когда там ребята наши погибают!» Я говорю: «Так мы не оставляем их, мы молимся, чем можем, помогаем, мы не безразличны к людям» .А потом я общался с парнем, и вот эту ситуацию рассказал, он говорит: «Так для нас радость, что вы там радуетесь, потому что если ещё мы будем думать о том, что вы не радуетесь, а в депрессии находитесь, в каком-нибудь унынии, так у нас цель тогда пропадёт, вообще зачем мы здесь? Мы для того, чтобы вы жили там хотя бы в той норме, которая у вас есть, а лучше — ещё лучше». Понимаете? Восприятие того, который там под бомбами и тому подобное, и здесь: «А что вы, как вы так?», то есть разная ситуация, разные восприятия. И опять-таки, тут возвращаемся, почему она так говорит: с одной стороны, она справедлива, что мы более должны быть сострадательны, более коммуникативны, а с другой стороны, она рассуждает в меру своего восприятия, особенно эмоционально, потому что это женщина. Ну а по-другому, может быть, и не знаю как, честно говоря.

М. Борисова:

— С сюжетом Сретения, с евангельским рассказом о Сретении связана ведь ещё удивительно такая трогательная икона «Умягчение злых сердец», то есть буквально живописное переложение пророчества Симеона Богоприимца из Евангелия от Луки: «И Тебе Самой оружие пройдет душу, да откроются помышления многих сердец». Сам этот образ — Богородица, как средство умягчения злых сердец, насколько это сретенская тема?

о. Константин:

— Я думаю, однозначно она сретенская, но здесь, опять-таки, параллель, я не могу однобоко как-то чего-то говорить, я всегда пытаюсь какой-то символизм приводить: хочешь ты или не хочешь, злой ты, добрый, мы, говоря о Божьей Мамочке, Царице Небесной, мы вспоминаем неотъемлемо свою сразу маму, но это на подсознательном уровне. И я ещё раз повторюсь, что у злого, что у доброго человека мама — это самое близкое, ценное. И когда мы говорим уже о Божьей Матери, на подсознательной подкорочке у нас это Мама, она может у Сына испросить для меня прощения, помощи, не зря же говорят: материнская молитва очень велика, да? «О, Жено, велия вера твоя», в том числе, да? Поэтому эта встреча может быть и через как родную мамочку, которая привела к Богу, так и неотъемлемо через Царицу Небесную, когда твое сердце смягчилось, и вот через эти маленькие трещины окаменелого твоего сердца всё-таки пытается войти Бог. А дальше уже умножишь ты это или нет, захочешь ты продолжить не только встречу, а путь свой с Богом — это уже, опять-таки, от твоей свободы выбора зависит, от твоей воли. Вот поэтому неотъемлемо, да, и умыслы, и сердечное благоволение.

М. Борисова:

— Вот смотрите, Спасителя в храм принесли, Он не пришёл сам, Его принесли родители для того, чтобы произошла эта встреча Симеона Богоприимца с младенцем Христом. А для человека нужны ли проводники к сретению, то есть насколько важны в жизни человека люди, которые к этому сретению его подводят?

о. Константин:

— Ну, опять возвращаемся к опыту. Почему принесли? Потому что была такая традиция, это был опыт ветхозаветный. Всегда надо смотреть, а чего плохого? Есть разные методы даже развивать, вот есть проблемы, ну, развивай до максимума, что дальше? Вот ты развил, ничего не изменилось, ну, это может быть, но ничего не изменилось, и тебя тогда попускает, что раз ничего не изменилось, значит, я спокойно живу дальше. Если мы говорим о таких, ну, тут, конечно, проводник, мы уже ранее говорили, что проводник — это в первую очередь — Господь, но если мы говорим о соработниках, помощниках в лице мамы, священника и далее, который может помочь в этом духовном приближении к Господу, они должны быть, ну, тем паче для младенца — это родители, родные и крестные родители, чья неотъемлемая духовная задача — показать в первую очередь личным своим примером — а как я с Богом живу и имею опыт. Если бы, по факту, все крестные родители выполняли свои прямые обязанности, я уверен, что у нас в храмах стояли не единицы, а сотни и тысячи, просто элементарно, если бы мы с детства к этому приучали. Но чаще всего оправдание: «меня никто не учил, и я не учу» — тебя что, ничего нет? Ну, возможности нет ни прийти в храм, ни открыть книжку, ни открыть интернет? Ну, самооправдание определённое. Просто не хочется себя менять, хочу, как я хочу, потому что я мини-божок. Поэтому, конечно, должны быть люди в нашей жизни, если Господь так управит, которые могли бы эту встречу, ну, если не организовать, хотя бы показать путь, что вот так надо.

А. Пичугин:

— Мне кажется, невозможно. Мы говорим о каких-то недостижимых априори целях, к которым, наверное, не надо стремиться, чтобы у нас в храмах стояли миллионы, потому что всё равно мы вернёмся к разговору о малом стаде. Это такая очень специфическая история, потому что, когда в храмах стоят миллионы, это не значит, что это христианство, это мы видим по истории христианских государств, которые позиционировались как христианские, мы это видим в католической Европе, мы это видим в православной Византии: да, там в храмах стояли сотни тысяч человек, но империя съела себя Византийская в итоге, это не османы её поработили изначально, это уже следствием стало, но империя сама себя разрушила. Она была православной, но она настолько была нехристианской, насколько это можно было себе только представить. А люди стояли в храмах, и наша традиция вся византийская богослужебная, стоишь в Святой Софии и думаешь: Господи, это же вот всё отсюда пошло, ты чувствуешь это прямо величие, но при этом ты понимаешь, что самой Византии ну, у меня, по крайней мере, какого-то идеала точно нет. Ну, вот это тот случай, когда в храмах тысячи, десятки сотни тысяч.

о. Константин:

— С одной стороны, может быть, я соглашусь с вами, но, по крайней мере, шанса на добрый ответ на Страшном Судище более у человека, который стоит в храме, или который за его оградой.

А. Пичугин:

— Ну, возможно, и за его оградой, если у человека, который всю жизнь в храме, нет какого-то христианского движения. Да, он в храме, он всю жизнь привык к определённому распорядку и течению. Знаете, Российская империя дореволюционная, она же вот тоже такой была: христианство по расписанию, законоучитель в школе, закон Божий, священник, исповедь по расписанию определённых социальных слоёв, сословий раз в год, как минимум, причастие, ну, вот где там Христос на самом-то деле? Купола золотятся, колокола звонят, в каждом храме служба, хочешь, приходи, да? Но вот такое личное христианство у многих ли было? Ну, мы, конечно, в душу человек не залезем.

М. Борисова:

— Судя по количеству новомучеников российских — много.

о. Константин:

— Тут, знаете, я бы так прямо подискутировал бы жёстко, но у нас добрый вечер, скажем так. Я, знаете, всегда вспоминаю слова Иоанна Златоуста: «Я, — говорит, — выхожу на проповедь не к тысяче, которая стоит, а к одному, который услышит и приблизится через мою проповедь ко Господу». Но если ты выходишь, по сути, к одному, не факт, что один услышит. Поэтому здесь это количество даёт возможность всё-таки из многих, не все спасутся, мы же помним слова Господа: «Не всякий, глаголящий Мне: Господи! Господи! войдет в Царство Небесное».

А. Пичугин:

— Вот поэтому я думаю, что человек, который стоит за церковной оградой, вполне тоже имеет шанс войти.

о. Константин:

— Имеет, я это не оспариваю, что имеет. Только здесь у тебя, грубо говоря, миска с кашей, а там у тебя пока только каша, и не факт, что у тебя эта каша, пока ты будешь, есть половину на землю опрокинешь.

А. Пичугин:

— А вы с детства в церкви?

о. Константин:

— Не совсем. Можно сказать, с детства меня приводили, но там целая история, это передача.

А. Пичугин:

— Ну, понятно, может быть, когда-нибудь...

о. Константин:

— Да. У меня папу не довезли до роддома, он в монастыре родился и далее-далее... Он в правительстве работал, и там покушение на него было, и после определённых этих покушений он больше к Богу приблизился.

А. Пичугин:

— А у вас папа священник?

о. Константин:

— На сегодня — да. Он служил в городе Беслане, если вы помните, где теракт детками был в школе. Это тоже интересная история, когда этот теракт был, что происходило относительно его поведения, то есть, это, наверное, одна из причин, почему я в том числе захотел пойти по его личному примеру в священники, потому что я понимал, это нигде не озвучивается, это нигде не говорится, но факт остается фактом: он себя за детей предлагал этих, но эти бандиты сказали, что мы священника возьмём, его расстреляем, но детей не отдадим. Ну многое, но давайте честно скажем, правде лицо в глаза смотря: много священников скажут: «вот берите меня, но только не дети»?

А. Пичугин:

— Нет, конечно.

о. Константин:

— Ну, кто-то просто элементарно по-человечески испугается, а для меня это пример, хотя мы были совсем ещё юны и могли остаться без отца, но вот это пример для меня был как священника. Поэтому тут многие факторы, которые не с рождения, но тем не менее уже с такого детства я приходил, но меня не насиловали, когда я совсем не хотел, меня не брали в храм, иногда я просто на амвоне спал, и такое было, потому что вот, ну, служба ночная, к примеру. Но это было всегда, вот как я старался со своими детьми: вот в следующий месяц, вот тогда, пожалуйста, готовься, что вот завтра, хотите-не хотите, но я вам сказал, а вы делайте, а немножко это с такой подготовкой.

А. Пичугин:

— Друзья, напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня священник Константин Мальцев, настоятель храма новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградской Краснодарского края.

М. Борисова:

— Отец Константин, а вот у вас на приходе существуют какие-то традиции общего празднования таких памятных двунадесятых праздников?

о. Константин:

— Ну, наверное, как и у всех и всегда. Не так давно появилась традиция, которой сначала я так опасался, но она прижилась: каждый прихожанин хочет в том числе чувствовать себя частью этого прихода, не просто я пришёл, помолился, ушёл, и мы ввели такую традицию — богослужебную просфорочку давать, сначала только в именины давали, а потом всё-таки я попытался... Я к дню рождения очень равнодушно отношусь, потому что в чём мой подвиг, что я появился на свет биологически? Это праздник моих родителей, они счастливы были в этот день. Ну, и вот стали давать богослужебную просфорочку и шоколадочку, и «многая лета», естественно, ну я немножко расширяю: «вот такому-такому-то многая лета, и всем, здесь предстоящим и молящимся», и прямо это как семейная такая радостная традиция стала, и которая уже неотъемлемо порой даже связана с тем или иным праздником, как вы спросили, то есть это вообще, когда в праздник тебя ещё поздравляют, это вообще счастье такое сверхъестественное. Ну, у меня небольшой приход, я даже скажу, это для меня такие сугубо родные люди, потому что я служу на окраине, вот с этой окраины человек десять приходит.

А. Пичугин:

— У вас единственный храм в станице?

о. Константин:

— Нет, их три. Есть центральный большой, на больнице, и я вот около кладбища. И для меня очень, знаете, я даже не хвалюсь, не горжусь этой констатацией факта, что вот десять человек — это самые окраины, а все остальные съезжаются в станицы, то есть они там договариваются, кто кого подберёт. Я понимаю, что у некоторых в шаговой доступности храмы есть, но они всё равно едут, и для меня это ценно, почему? Потому что, значит, что-то я доношу до них то, что в том числе и для меня важно, и мы становимся одним целым, в том числе и во время службы единым таким живым организмом, который идёт к Богу.

М. Борисова:

— На самом деле, это очень драгоценное ощущение такого приходского единения в празднике. Я вспоминаю этот опыт еще по советским временам, потому что много лет была связана с подмосковным сельским приходом, так вот, очень многие наши знакомые московские спрашивали: «А можно к вам приехать на праздник?» Не потому что в Москве, в Москве как раз и в советские времена несколько десятков действующих храмов было и было куда пойти, но хотелось именно этого ощущения общей радости, мы как-то не очень умеем радостью делиться, не знаю, есть ли специальный какой-то ход, какой-то способ, как бы научиться этому, ну вот никто не рассказал, как этому научиться, оно либо приходит, либо не приходит.

о. Константин:

— Я вот святых отцов читал, сейчас не помню конкретного, в древнем патерике, там такой совет: «Хотите стать добрее — домысливайте в добрую сторону». Если человек, допустим, увидел грех, попытайся домыслить: «он покается, он исправится в лучшую сторону», потому что если, как обычно, в худшую, допустим, он выпивши пришел: «да он сопьется, он от цирроза печени помрет» и тому подобное, это обыденное, а вот чтобы быть более таким радостным и больше видеть добродетели, чем худшего в своей жизни, чтобы быть счастливым на самом деле, надо домысливать, как святые отцы советуют, в лучшую сторону. Вот я вам честно признаюсь, у меня ряд хороших предложений есть, в Америке там два прихода, в Москву с очень хорошими зарплатами, мягко выражаясь, но я не хочу лишаться этого счастья, своего прихода, потому что это тоже как ребенок, ты пришел, дровами ее топил, потом котел поставил, во-первых, ты сам архитектуру привел в то состояние, в котором тебе комфортно, тепленько, а плюс какие-то пережил баталии с некоторыми религиозными фанатиками, и ты с этим приходом стал единым целым, вот только единственное это, что я не хочу этого терять, потому что ты счастлив с ними, ты общие действия какие-то там, уборки, не уборки, мы построили административное здание для воскресной школы, потом нуждающихся кормить, и мы по сути вообще рабочих не привлекаем, мы все вместе делаем, мы сэкономили огромные деньги, которых у нас не было по факту, только из-за того, что мы делали это для себя. Я иногда говорю, что: «Понимаете, мои родные, меня могут перевести, ну, я же священник, пришел указ, и я поехал» — все, это трагедия, как они только даже это слышат, я говорю: «Ну вы поймите, вы же к Богу, вы не ко мне», и я всегда этого опасаюсь, симпатия да, может быть к священнику, но я всегда опасаюсь и говорю: «Если что-то и когда-нибудь, запомните — это ваш приход, это ваша семья, будет другой — вы его должны принять, может, даже где-то „повоспитать“ в русле уже этой семьи и традиций, и тем не менее вы для Бога и тогда, если у вас всегда будет эта мысль, вы дальше будете с Богом и никакие внешние обстоятельства уже не будут для вас иметь значение, этот священник, другой священник, и вы будут счастливы».

М. Борисова:

— И они соглашаются?

о. Константин:

— Противятся (смеется) Но в целом, да.

А. Пичугин:

— Да, ну это тоже сретение — найти свой приход, найти священника, понять, что тебе здесь хорошо, тем более в условиях нашего мира, когда есть либо в большом городе или в не очень большом городе, в каком-то жилом пространстве, где не один храм, а несколько, пять, шесть, три, два, вот понять, что ты нашел что-то свое. Спасибо, мы сегодня говорили о празднике Сретения в разных его аспектах, Сретение ведь даже в московской топонимике, то, что Марина вспомнила вначале программы: Сретенка улица, это не к празднику Сретения относится, а к встрече иконы Владимирской Божией Матери, сретение-встреча иконы. Спасибо отцу Константину Мальцеву, настоятелю храма святых новомучеников и исповедников Церкви Русской станицы Ленинградской Краснодарского края. Здесь также были мы, Марина Борисова...

М. Борисова:

— И Алексей Пичугин.

А. Пичугин:

— Прощаемся, всего доброго.

о. Константин:

— Всего доброго.

М. Борисова:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Лазарева Суббота и Вход Господень в Иерусалим: история и смыслы праздников». Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Еженедельный журнал» с Аллой Митрофановой. Выпуск 401