У нас в студии был журналист, музыкант, ведущий семейного клуба трезвости Никита Вятчанин.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, как церковная жизнь помогла преодолеть алкогольную зависимость и переосмыслить свое отношение к музыкальному творчеству.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Кира, привет. Я диакон Игорь Цуканов. Как всегда в это время, мы обсуждаем с нашими гостями тему «Христианин в обществе». Сегодня наш гость Никита Вятчанин. Никита, добрый вечер.
Никита Вятчанин:
— Здравствуйте.
Диакон Игорь Цуканов:
— Никиту можно представлять в большом количестве разных аспектов. Никита, с одной стороны, журналист, который работает в парламентской газете, в довольно плотном графике, как все журналисты. С другой стороны, Никита музыкант, основатель группы «Роса», которая существует уже 4 года. До этого Никита был сольным исполнителем, да? Также отметим, подчеркнем, что Никита является многодетным отцом, и также он ведущий семейного клуба трезвости при московском храме Девяти мучеников Кизических. Никита, первый вопрос, который хочется задать, очевидный для меня, как для бывшего журналиста. Как вы ухитряетесь, у вас довольна активная, плотная работа в газете, плюс, как я подсмотрел в вашем ВК, достаточно большая музыкальная деятельность. Концерты, видимо, записи, по крайней мере, новые песни у вас появляются достаточно регулярно.
Никита Вятчанин:
— Слава Богу, да.
Диакон Игорь Цуканов:
— Как это все можно соединять друг с другом, и то требует планирования, и это требует планирования. И там велика вероятность внезапных изменений, буквально только что перед эфиром вам позвонили, вы договорились об интервью внезапно. И с другой стороны, могут меняться условия работы. Как это все друг с другом соединяется?
Никита Вятчанин:
— В моем случае это было напрямую связано с тем, что ищет и пытается сформулировать для себя, если не каждый, то очень многие современные христиане. Речь идет не просто о вере в Бога, а о доверии Богу. То есть вы сейчас перечисляли все эти статусы: папа, музыкант, журналист, еще я звонарем тружусь при храме. Казалось бы, как это все совмещать? Человеческим умом иногда это сложно охватить, потому что ты видишь примеры других, как люди крутятся, как белки в колесе, не хватает их, буквально, на семью и работу еле-еле хватает. У меня случилось так, что после довольно тяжелой и долгой алкогольной зависимости, которая сопровождается у любого человека состоянием расслабленности. Что такое расслабленность? Парализация воли и делегирование полномочий этой воли темным силам.
Кира Лаврентьева:
— Очень глубокий, кстати, подход.
Никита Вятчанин:
— Эта парализация, у меня хватало тогда времени на все, что не созидало. На все.
Кира Лаврентьева:
— На деструктив разного рода.
Никита Вятчанин:
-Да, абсолютно верно. И получалось, к сожалению, очень много. Чтобы было понятно, перед тем, как Господь взял да вынул меня из этого подвала, Зиндана, не знаю, как назвать.
Диакон Игорь Цуканов:
— Добровольного.
Никита Вятчанин:
— Да, добровольного. Перед тем, как это произошло, я задумал серию статей о необходимости легализовать в России наркотики, включая наркотики тяжелые. Тогда, будучи в нетрезвом виде, я смотрел некое ток шоу, которое шло, я его запомнил, кстати, я не буду сейчас называть, какой канал, но это сейчас не так важно, где долго и весело обсуждали, что наркотики в России это хорошо и что надо их уже поскорее легализовать. Там были как сторонники, так и оппоненты, но оппоненты выглядели, как всегда, скучно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Не убедительно.
Никита Вятчанин:
— Движухи в них не было, а вот те, кто были «за», те, конечно, были...
Кира Лаврентьева:
— Весельчаки.
Никита Вятчанин:
— Весельчаки. И в общем состояние было совершенно покореженное. Сейчас, когда у меня четверо детей, трое несовершеннолетних, я понимаю, что это были танцы на краю пропасти. И вот происходит чудо. Многие говорят о том, что ищем чудо, но не понимаем, в чем оно заключается. Я понял, что со мной чудо произошло, спустя лет пять, наверное, когда мне расхотелось вдруг... Эта духовная тяга, я подчеркиваю, не физическая, не душевная, не психологическая, а духовная, мне хотелось себя изменять, вводить в состояние темное, злое, когда меня боятся немножко, вдруг исчезла, спустя, пардон, 13 лет такого затяжного и беспросветного пьянства. Беспросветное пьянство заключается не в том, что я сижу, условно говоря, бутылка за бутылкой в меня вливается. Я могу работать, но при этом выпивать бутылку водки в день спокойно. Я могу быть рукопожатым человеком, но это катастрофа. Когда это произошло, то освободилось огромное количество энергии, которая дает ясность в жизни. Что такое ясность в жизни? Наверное, то состояние, которое мы недооцениваем, оно возникает после причащения Святых Христовых Тайн, когда вдруг тебе становится очень ясно все. Куда ты идешь, что сделать в первую очередь, что во вторую, что в третью. Надо ли здесь дергаться или надо отложить и переключиться на что-то другое. Во времена многозадачности, которые сейчас у нас наступили, или они всегда были, не знаю, я сейчас многозадачность чувствую особенно, это необходимо. Эта ясность освободила большое количество энергии. Эта энергия вдруг стала распределять помимо меня, я стал понимать, что мне надо делать сегодня, что мне надо делать в этот час, в этот час. И оказалось, что все перечисленное возможно совмещать. Более того, мне стали попадаться примеры людей, из истории в том числе, когда жизнь по общему мнению была более размеренной, не такой интенсивной, и там тоже были люди, которые оставили после себя такое наследие дел в различных областях, что диву даешься, как они это все могли. Но здесь есть такой важный момент, который как раз про веру и доверие. Доверие к Богу связано с недоверием к себе, это мало кто формулирует. Должно быть здоровое недоверие к себе. Его-то приобрести было очень сложно, потому что мы же знаем, что нам надо, по большому счету. Взять и в не расслабленном состоянии, а наоборот, в энергичном состоянии делегировать часть своей воли уже не темному, а Творцу, оказалось занятием духовно непростым. Но когда это произошло, как это произошло, почему это произошло? Потому что именно делегирование своей воли, не всей, а частично, позволило мне осуществлять то, что ожидаемо. Вы знаете прекрасное определение веры апостола Павла: это не только «уверенность в невидимом», но еще и «осуществление ожидаемого», между прочим. Я за это уцепился в свое время. И вот у меня стало осуществляться ожидаемое, когда я говорю: Господи, я не могу, пусть как-то... И вот что-то складывается, что-то уходит, но никогда ты не разочарован. Поэтому даже сейчас, когда ты понимаешь, что трудные времена, у многих денег не хватает, сил не хватает, годы берут свое. Но ты понимаешь, что если ты делегируешь свое доверие Богу, то, в принципе, в твоей жизни будет так, как надо. Это сформулировал мой духовник, ныне покойный протоиерей Вячеслав Резников, который сказал, он сказал моей маме, Татьяне Николаевне Вятчаниной: Бог Своих протащит. Не пронесет, не проведет, а протащит.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, напоминаем, что у нас в гостях Никита Вятчанин, журналист, музыкант, ведущий семейного клуба трезвости, многодетный отец. У микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Никита, миллион вопросов хочется вам задать, но вы заикнулись, обмолвились про духовника. Здесь вполне логично было бы спросить, как вы пришли к вере, как вы пришли в ограду церковную, как вы вообще задумались о том, чтобы обратиться к Богу в том деструктивном состоянии, о котором вы сейчас нам рассказывали. Это ведь само по себе чудо, и вы так нам и назвали. Хотелось бы узнать, как этот процесс в вашей душе происходил, хотя бы насколько это можно рассказать.
Никита Вятчанин:
— Я попробую. В первый раз в ограду храма и даже в ограду таинств, в частности исповеди и причастия, я вошел еще несовершеннолетним. Моя мама меня привела, она сама обрела веру не с рождения, но в течение жизни. В общем, она меня туда ввела. Это был Покровский храм в Тарасовке, довольно известный подмосковный храм. Отец Вячеслав Резников там служил. Я стал туда ездить, интересно, что эта тропинка не зарастала, даже не смотря на возрастающее после 11 класса и дальше по возрастающей пьянства. Потому что... Не знаю, почему, я к нему ездил. Этот человек меня привлек тем, что... Вернее даже не привлек, а правильно, знаете, как сказать, он вызывал интерес к жизни этой. Понятно, для человека не воцерковленного храм это не о нем. Это вообще не о нем, и ходить туда, что туда ходить? Что в Третьяковку, да и то интереснее. А здесь почему-то мне через этого человека открывалась новая реальность. Я тогда не формулировал это так. Если я, пардон, с похмелья, опять же пардон, прусь в Тарасовку к семи утра — это что-то такое.
Кира Лаврентьева:
— О чем-то это говорит.
Никита Вятчанин:
— Да. И это было не мое, это было отца Вячеслава. Понятно, что я причащался, как он говорил: ты мне рюкзак кирпичей привез, вывалил, либо приходи почаще, либо ходи у себя в храме исповедайся. Я, конечно, кивал, но ничего не делал. А второй раз воцерковление, я считаю, осознанное, укрепленное, может быть, произошло шестнадцать лет назад. Оно совпало с прекращением пьянства. Я умер для алкоголя. У нас есть такая фраза. Алкоголь в этом не виноват, а я, собственно говоря, всё. После этого я был поставлен перед необходимостью, как человек поломанный, понять, что духовное — это реальное. Есть такое в нашей русской литературе направление — духовный реализм: Шмелев, Зайцев, отчасти Бунин. Мне очень нравится это определение «Духовный реализм». Они вроде бы описывают видимые вещи, но понимают, что за этими видимыми вещами стоят сто процентов невидимое. Но оно настолько реальное. Это я вдруг понял. Как понял? Не знаю, назвать это озарением, не озарением. Мне помогли люди, которые уже, будучи в православном семейном клубе трезвости в храме села Ромашково, я их увидел и понял, что они живут очень интересно. Они разговаривают о том, о чем я не то что не разговаривал, об этом я не думал никогда. Духовные, очень интересные вещи. Я говорю об этом часто, это то, что нас меняет. Но это интересно — изменения, как меняется сама личность. Я не любил, а вдруг люблю. Я не дружил ни с кем, а тут готов за него жизнь положить. Я боялся приехать на какие-то разборки, а тут если меня кто-то просил о помощи пьяный буянит, я говорил: давай я приеду. Я не знаю, что буду делать, правда, я не кикбоксер, но надо ехать, потому что же брат, сестра, надо помочь. Откуда это всё, не было же этого вообще. И вдруг оно, бац, и есть. Но я, уже будучи в сознательном возрасте, сложил дважды два. Я пришел в храм, стал пытаться молиться и у меня это появилось. Опа. Я там останусь, я тут буду. И потом потихонечку началось. Отец Вячеслав, к сожалению, почил, Господь забрал. Появился отец Антоний Серов, это настоятель храма Девяти мучеников Кизических, который является моим дальним родственником. Он в свое время входил, можно сказать, в богему, с Росконцертом имел дело. У него папа знаменитый оператор на Мосфильме. Он мне подсказывал многие вещи, в музыкальной карьере многие скользкие места, на которые не надо наступать, где шкурки банановые лежат, не надо туда идти. Это мне тоже помогло сэкономить время, чтобы заниматься музыкой продуктивно, а не биться головой о кафель, падая на шкурках. Ну, вот так пришел, сейчас это продолжается. Вспомню в эфире только один разговор, который отец Антоний мне сказал, спустя три года. Я уже считал себя, если не апостолом, то помощником апостола в церкви, потому что я уже три года ходил в храм, это был, как сейчас говорят «ту мач». Он проходил мимо, посмотрел на меня, походя, и говорит: надо тебя воцерковлять. Я обомлел, что значит, воцерковлять, я хожу каждое воскресенье, уже в субботу даже хожу по вечерам. Вы что, как это? Я уже воцерковленный. Все, молчу. Чему научился в храме — молчать, не перечить, горю, пылаю, но молчу. А я тогда уже пел. Он, как бы рассуждая: на хор, нет, с хора ты сбежишь. Говорит: давай-ка на колокольню, с колокольни ты не сбежишь. И таким образом появилось мое послушание, сначала помощник основного звонаря, потом звонарь у нас погиб, была такая история, прямо на колокольне погиб, и стал основным неожиданно для себя. Сейчас у меня есть помощники, уже такой я воцерковленный. Так все продолжается.
Диакон Игорь Цуканов:
— Никита, а можно еще немножко вернуться в прошлое. Вы сказали, что 16 лет назад вы умерли для алкоголя, и что исчезла духовная тяга. Это произошло как, в результате чего? Вы же еще тогда не вернулись в храм к этому моменту? То есть связано ли это с вашим воцерковлением повторным или это была какая-то другая история? Как это произошло?
Никита Вятчанин:
— Я скажу такую вещь уже не только из опыта человека, который сам вышел из пьянственной страсти, а как человек, который наблюдает за тем, как другие выходят. У меня появляется такая уверенность, что исцеление от этой страсти и воцерковление — это вообще неделимые части. Человеку самому без Божьей помощи сделать это невозможно. Божья помощь тоже зарабатывается. Я сейчас скажу такую вещь, которая, может быть, кого-то и...
Диакон Игорь Цуканов:
— Покоробит.
Никита Вятчанин:
— Покоробит, да. Ее тоже надо заработать, если говорить человеческим языком. От нас шаги нужны. Читали в церкви Евангелие о том, как Христос накормил пять тысяч человек, но он же не из ничего накормил. Он говорит: сколько у вас есть. Ему говорят: вот пять хлебов, две рыбки. У меня должны быть пять хлебов, две рыбки, чтобы Господь совершил чудо. Когда со мной стали происходить эти изменения, ты сначала...
Диакон Игорь Цуканов:
— Не фиксируешь?
Никита Вятчанин:
— Даже не то слово. Ты сначала считаешь, что это само собой происходит. По-моему, у Николая Сербского было, что Господи, Тебя слишком много, поэтому Тебя люди не замечают. Тебя должно быть меньше, чтобы люди начали Тебе действительно молиться, Ты ближе, чем воздух, у него такое красивое есть обращение. И он так деликатно, меня вынули оттуда, как будто я сам вылез из этого Зиндана. И только когда я наблюдал за людьми, которые хотели бросить, и у них ничего не получалось, они плакали сидели. Мы вместе сидели, встречались не на общине, мужики серьезные, с бэком, как называется, со статусом, у него жена, дети, и он говорит: она же уйдет, я все понимаю, но я не мог, что произошло, не могу два года бьюсь, все равно раз в полгода я срываюсь. Прекрасные люди, нравственные. И вот ты сидишь и разбираешься. А у меня произошло так, кто-то крепко помолился, по любому. Я приехал, посмотрел, увидел людей там, думаю, надо попробовать походить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Это был клуб трезвости какой-то?
Никита Вятчанин:
— Это был семейный клуб трезвости в Ромашково, Никольский храм там, он до сих пор там.
Кира Лаврентьева:
— Да, это известный клуб.
Никита Вятчанин:
— Точка православной опоры. Я туда приехал, мне стало очень тепло там. Я понял, что тот огонь, зной, который создается этой страстью — ты все время в ожогах. Есть такие люди, которые приезжают на долгое время куда-нибудь на юга и быстро обгорают. Им надо срочно бежать, они все равно прут на пляж. И у них уже красное всё, на них смотреть страшно, а они все равно идут, говорят: ладно, все нормально, все слезет, все нормально будет. Примерно в таком состоянии находится пьяница или какой-то страстный человек, который все время говорит: нет, давай еще до конца прижгём себя, чтобы уж наверняка. А тут я приехал и не надо себя прижигать, потому что сидят люди, говорят об очень серьезных, очень сложных, очень острых вещах, но делают это как-то так, что тебя это усиливает. Мне показалось это интересно. И почему-то этот интерес перебил интерес к тусовке, к девушкам, понятно, каким, к собутыльникам, драйвам, груву, качу. Да, я считаю, что это был аванс. Видимо, было у меня все настолько без шансов, что меня надо было дополнить. А вот, кстати, курить я бросал уже, ой-ёй-ёй, долго, но удалось. Полтора года, но удалось. Я считал, что я не курю, потому что я курил, когда пил, а пил я каждый день и много. И курил много. А потом когда алкоголь исчез по Божьей милости, а курение осталось, и я понял, так оказывается, я по три пачки в день курю. А я-то думал, что это не моя зависимость, это же интересно. Как себе после этого доверять по жизни, если я таких вещей не видел.
Кира Лаврентьева:
— Вообще никак.
Никита Вятчанин:
— Я ответил на вопрос, нет?
Диакон Игорь Цуканов:
— Да. Дорогие друзья, у нас сегодня в гостях Никита Вятчанин, музыкант, ведущий семейного клуба трезвости, журналист, многодетный папа. У микрофона Кира Лаврентьева. Я диакон Игорь Цуканов. Это «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Мы вернемся в студию через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях Никита Вятчанин, журналист, музыкант, основатель группы «Роса», ведущий семейного клуба трезвости, многодетный отец. У микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Никита, очень интересные, не то что интересные, а какие-то пронзительные вещи вы нам рассказали в первой части нашей программы. Невозможное становится возможным, я бы это так назвала.
Никита Вятчанин:
— Да.
Кира Лаврентьева:
— Такой простой общеизвестной фразой, казалось бы, забитой, но в данном случае она избитая, но настолько правдива на примере вашей жизни, настолько она пронзительна, настолько в этом есть много Божьей правды, что и комментариев у нас тут никаких не находится. Один только трепет перед Божием величием.
Никита Вятчанин:
— Вы сказали интересно, очень правильно, что невозможное возможно — это забитая фраза. Действительно так, это красивый...
Кира Лаврентьева:
— Очень красивый оборот такой речевой.
Никита Вятчанин:
— А на самом деле, когда ты с этим сталкиваешься вживую...
Кира Лаврентьева:
— Это кровь проливать на самом деле.
Никита Вятчанин:
— Хорошо, да, я согласен, но это еще и не одни крылья вырастают, это вырастают несколько крыльев. Это очень сложно передать, очень сокровенные все эти вещи. Я рассказал какие-то свои моменты жизненные. Все равно человек живет в контексте своей жизни, своих привычек и своих представлений. Очень интересно, что сейчас мы сталкиваемся в той же журналистской деятельности или в семейном клубе трезвости, люди страдают от того, что они опираются исключительно на те представления, которые им кажется верными. А, как правило, эти представления основываются на впечатлениях, на проходящем миге. Это тоже такое «невозможное становится возможным» со знаком минус. Казалось бы, ну как это впечатление может стать основой? Ну, зачем? Подожди, остановись, подумай. — Некогда думать работать надо. Как из того анекдота. И человек почему-то доверяет этому впечатлению очень сильно. И он говорит: все, если меня приперло такое эмоциональное состояние, мне надо употребить.
Кира Лаврентьева:
— Верит себе очень сильно.
Никита Вятчанин:
— Да, слишком. Вот я себе верил точно, то есть я верил желаниям. Любое желание кажется нам истинным. То, что я есть.
Диакон Игорь Цуканов:
— Эта реальность, данная нам в ощущениях.
Никита Вятчанин:
— Это я и есть, а я не могу себе что-то пожелать плохого. Потому что я же прошел уже. А то, что у тебя такой морок в голове, что ты забываешь, что у тебя после того, как ты перепил, с тобой страшные вещи творились и срамота, и тошнота. Почему-то тебе говорит: ты об этом не думай, ты думай о том, что сейчас будет первые полчаса, вот это да! В общем, это жестокая штука, конечно. Я столкнулся с тем, что в любой деятельности, когда ты погружаешься в этот духовный реализм, ты понимаешь, то, что между землей и небом война — это реальность, в которую не хотелось верить.
Кира Лаврентьева:
— В человеческом сердце.
Никита Вятчанин:
— Да. Что она заключается в том, что если ты задумал что-то хорошее, будет испытание. Может быть, аккуратно скажем. Как-то так, я ж хорошее придумал, я же для Тебя, все для Тебя, Господи. Зачем? Потом понимаешь, зачем. И благодаришь за это испытание со временем воцерковления. Некомфортность становится залогом твоей успешности.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть когда ты пытаешься сделать что-то доброе и начинаются разные препятствия, то это, на ваш взгляд, некоторое свидетельство доброкачественности вот этого замысла.
Никита Вятчанин:
— У меня так бывало. Я не могу это обобщить. Мы тогда Божий Промысл загоним в какие-то логические схемы. Это вообще безумие.
Диакон Игорь Цуканов:
— Да.
Никита Вятчанин:
— А в моей жизни так было не раз.
Диакон Игорь Цуканов:
— А можете привести пример?
Никита Вятчанин:
— Вот я сюда ехал на интервью, я должен был приехать за пятнадцать минут до эфира. В результате опоздал на десять минут, потому что мне позвонил человек, которому я не мог совершенно по статусу перенести звонок, и он занял те 15 минут, которые нужны были. Я хотел, настроюсь, подумаю, умную вещь, духовную выдам перед микрофоном. А мне сказали: нет, разговаривай с ним и вообще на другую тему. Раньше бы, когда ты не знаешь, что любое хорошее дело может сопровождаться испытаниями, я бы обиделся, расстроился, растрепался и все, сказал бы...
Кира Лаврентьева:
— Я не готов, я разобран.
Никита Вятчанин:
— Не играй в мои игрушки и вообще не трогай мой горшок, я обиделся. Песня такая была «Я обиделась», вот значит, я обиделся. А сейчас я понял, что здорово, будет хороший разговор.
Кира Лаврентьева:
— Ну да, такое повышенное гипертрофированное отношение к себе, очень серьезное отношение к себе, когда ты на что-то настроился, если что-то пошло не так, то всё. Такая детская немножко инфантильная позиция, которой время от времени мы все страдаем. Но, как говорят у нас журналисты, ведущие «Светлых вечеров», что гость иногда сам не знает, что он будет говорить, что Господь ему положит на сердце, то и хорошо, то и надо было сказать в рамках эфира. Так что вы правильно настроены.
Никита Вятчанин:
— Именно для этого надо было сбить всякие задумки.
Диакон Игорь Цуканов:
— Никита, музыка в какой момент появилась? Можно ли сказать, что как раз в музыке вы нашли некий выход для тех сил, для того творчества, которым вы стали переполняться, когда у вас появилось дополнительное время и дополнительные возможности после того, как ваша жизнь переменилась? Или музыка в вашей жизни всегда была, так или иначе?
Никита Вятчанин:
— Она, да, была, все время меня тянуло с детства. У меня бабушка профессор Гнесинки, музыкальную теорию вела, легендарная личность, Наталья Сергеевна Гуляницкая. Поэтому я ребенок, который слушал не только, условного Римского-Корсакова, а еще и Шнитке, это было круто. Но именно эстрадная история была и до того, как я протрезвел, я многие песни стер, когда я протрезвел, потому что это была примерно та же история, что и со статьей про...
Диакон Игорь Цуканов:
— Наркотики.
Никита Вятчанин:
— По легализации. Поэтому когда до начала Специальной военной операции я слушал... всякие иноагенты, которые у нас сейчас... реперы.
Кира Лаврентьева:
— Каких-то просто известных исполнителей.
Никита Вятчанин:
— Я думаю, опа, а ведь это было примерно похоже, что я задумывал в свое время. Я думаю, Господи, какое счастье, что Ты мне вообще не дал тогда ничего делать. А дело в том, что сразу после школы мы пошли записываться на киностудии имени Горького, была группа, у нас там даже продюсер какой-то был. Мы пошли записывать альбом, все было хорошо, намази.
Кира Лаврентьева:
— По серьезному.
Никита Вятчанин:
— По серьезке, такие ребята, сейчас в Лужники, нет, мы думали, в Уэмбли выступим. А потом все это рассыпалось. И благодаря моему все крепшему и крепшему пьянству, плюс мне не хватило денег на какую-то запись. Все это как-то ушло. Отдельные песни остались оттуда, они были как отголосок Божьего призыва. Там есть такая песня «Ветер», где почему-то упоминается слово «Бог», хотя... Понятно, почему. Потому что у меня мама в церковь ходила. Но я совершенно об этом не задумывался. Это было какое-то предощущение, ничего там разумного, рассудительного не было. А потом, когда уже протрезвел, я пошел за благословением, не могу молчать. Отец Антоний Серов, который сам проходил творческую деятельность, меня сначала огорошил. Он мне сказал: да зачем тебе это всё, всё это тщеславие. И прошел мимо меня, и я стою.
Кира Лаврентьева:
— Со своими трепетными чувствами, поруганными чувствами.
Никита Вятчанин:
— У меня ж план был. Я стою, думаю, ну как так, нормально же общались?
Кира Лаврентьева:
— Нормально же общались.
Никита Вятчанин:
— Почему так-то? Опять же, почему-то я с ним не стал спорить? Было какое-то... ангел сильный, как в народе говорят: у тебя ангел сильный, рот на замке держит в нужный момент. Спустя, не помню, год или полтора, мы оказались, тогда было у нас подворье, на Успенье мы выезжали на это подворье от храма и там устраивали молодежный клуб. Туда выезжало целое поколение приходское молодых перспективных ветеранов, которые пели на гитарах. Я зажигал на этой гитаре. Сидит отец Анатолий, говорит: ну-ка подойди сюда. Я подошел, он говорит: а ты что тут орешь, иди на студию пишись. Я говорю: батюшка, я не понял, вы же мне сказали, что всё это тщеславие. Он говорит: это я тебе тогда сказал, а сейчас говорю, все, благословляю, иди. Для меня это тоже был урок жизни в церкви. Что благословение — это не приговор на всю жизнь, условно говоря. Понимаете, да? Человек меняется каждый месяц, говорят, каждый день.
Кира Лаврентьева:
— Да, каждый день.
Никита Вятчанин:
— Каждый год точно. Если сравнить меня с человеком из двухтысячных, это две разные личности вообще. Просто они к другому стремились. Я сейчас многодетный папа, тогда я вообще не хотел никакой семьи, думал, что это зачем всё, не нужно. Будет много семей, например, у меня. Но ни одна не моя. Я понял, что год прошел, и мой духовник, у которого я еженедельно старался исповедоваться, когда-то получалось, когда-то нет, увидел какие-то изменения. Тогда он видел угрозу, что тщеславие съест какие-то возможные благие плоды, потом увидел, что, может быть, уже и не съест, и говорит: давай. Вообще у меня определенные военные действия внутренние: сейчас пока сил нет, ждем подкрепление, сейчас есть, вперед. Тогда произошло действительно чудесное обретение финансовых средств, их было ноль и стало ровно на первый концерт с профессиональными музыкантами. Сторонний человек дал сумму ровно, я даже не озвучивал. Просто ходил и в течение двух недель каждый день клянчил у Спиридона Тримифунтского, чтобы дал денег. Я очень грубо говорю, я такой, я тот еще православный.
Кира Лаврентьева:
— Но правдиво.
Никита Вятчанин:
— Да.
Кира Лаврентьева:
— А что мы еще делаем, как не клянчим у святых?
Никита Вятчанин:
— Занимаю нишу искренности.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мне очень интересно, получается, что вы песни писали все это время, всю свою жизнь, потому что невозможно их сначала писать, потом тринадцать лет не писать, а потом снова у тебя включается. Так тоже, наверное, бывает, но в целом... У вас как было?
Никита Вятчанин:
— У меня примерно все время поддерживалось это творчество. Но опять же говорю, оно может быть со знаком плюс, со знаком минус, тебе может ангел помогать, а может лукашка. И там и там будет все очень...
Кира Лаврентьева:
— Талантливо.
Никита Вятчанин:
— Да, во всяком случае, по-человечески это выглядит талантливо. Незабвенный Петр Мамонов сказал, что зло в творческой сфере очень качественно.
Кира Лаврентьева:
— И притягательно.
Никита Вятчанин:
— Оно очень качественно. Я запомнил это, прямо я оценил. Задача была, когда я благословлялся, чтобы православная тематика на эстраде не ограничивалась батюшками с гитарами или неким глубоким-глубоким андеграундом. Типа группы «Третий Рим», Андрей Мисин, он широко известен, но в узких кругах все-таки. Мне захотелось что-то сделать в высоком качестве, надо было проверить, это мне только хочется или Богу тоже это угодно. Пока мы живем, пока даем концерты. Будет концерт 15 сентября. Очень важный для меня день. Родился я 11 сентября. Узнал, когда протрезвел, что 11 сентября день усекновения Иоанна Предтечи, и не отмененный большевиками всероссийский день трезвости. 15 сентября день памяти родного брата моего прапрадедушки, священномученика епископа Германа (Ряшенцева), так совпало все. Мы готовимся с повышенной ответственностью.
Диакон Игорь Цуканов:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Никита Вятчанин, основатель группы «Роса», ведущий семейного клуба трезвости при храме Девяти мучеников Кизических, многодетный папа, журналист. У микрофона Кира Лаврентьева. Я диакон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Скажите, пожалуйста, где будет концерт? Давайте анонсируем, раз уж мы коснулись это темы. 15 сентября будет концерт вашей группы «Роса». А где он будет проходить и во сколько?
Никита Вятчанин:
— Он будет проходить в московском клубе «Лайф Паб» называется, метро Бауманская. Концерт называется «Хороший день». Это будет воскресенье 15 сентября, 18-00. Если нужна подробная информация, то она размещена на наших аккаунтих в соцсетях, вконтакте, в одноклассниках и в телеграмме.
Кира Лаврентьева:
— Всё, поняли, спасибо,
Никита Вятчанин:
— Спасибо вам.
Кира Лаврентьева:
— Никита, я про детей хотела спросить. Мне это по-женски, по-матерински очень интересно. Вы обмолвились, что у вас три несовершеннолетних ребенка. Я так понимаю, один совершеннолетний. Сейчас же тема с зависимостями становится более филигранной, более утонченной, это теперь не всегда алкоголь. Это курительные смеси, это игры, это смартфоны, это какие-то их штучки специфические. Давайте не будем делать рекламу всем видам подростковых зависимостей, просто зло в той или иной степени всегда найдет ход к человеку и всегда найдет способ ребенка соблазнить. Не то что ребенка, взрослого человека, а тут ребенок, он совершенно еще безоружен. Как вы эту работу, которую вы ведете в семейном клубе трезвости, которую вы ведете внутри себя непрестанно, проводите внутри своей семьи?
Никита Вятчанин:
— Да, хотелось бы сказать, что я ее веду, что я собираю малые общины трезвости. Нет, такого нет. Я сейчас буду рассуждать с содроганием, но без истерики.
Кира Лаврентьева:
— Это обнадеживает.
Никита Вятчанин:
— Действительно зло очень технологично, оно в плен берет на тех площадках, на которых раньше нельзя было подумать, что там что-то будет плохое. Но по своему опыту. Я появился алкоголик на пустом месте, не было никого в семье алкозависимых, наоборот, все это было очень умеренно, очень благородное отношение к этим напиткам. Но почему это возникло? Я этот вопрос себе задавал, и я понял, что отчасти это были 90-е, внешние условия. Я испытывал некие страхи, когда я проходил мимо пьющей компании, но когда я был в пьющей компании, меня уже боялись. Я же умненький был мальчик, поэтому я решил: буду в пьющей компании, меня будут бояться, будут ходить, все время поджав хвост, ну, например.
Кира Лаврентьева:
— Вот на чем сыграл лукавый, да?
Никита Вятчанин:
— Это один из... наиболее явный.
Кира Лаврентьева:
— Тщеславие.
Никита Вятчанин:
— Да. Самолюбие всегда лежит в основе любой зависимости. И этот урок, что самолюбие в основе любой зависимости, мне надо просто знать, есть ли оно в моих детях, в каких количествах. В нужный момент попытаться каким-то образом с ними это нейтрализовать, власть этого самолюбия. Говорить им, наркотики это плохо, они сами расскажут, что наркотики плохо, но это же не значит, что они их не будут употреблять. Они не будут их употреблять, потому что не будут видеть в этом смысла никакого. Я увидел смысл, чтобы в общении отказаться от любых допингов в том, что я понял, в чем заключается главная радость жизни.
Кира Лаврентьева:
— Те-дам, те-дам. Сейчас будет сенсационное заявление.
Никита Вятчанин:
— Оно у меня, конечно, не сенсационное, но главная радость заключается в том, что ты становишься источником для других, ты не сам...
Кира Лаврентьева:
— Забираешь у других, а даешь.
Никита Вятчанин:
— Счастье не в том, чтобы напиться, а в том, чтобы давать воду другим. В этом истинное счастье, оно настоящее, оно не фальшивое, оно без примесей, оно не рискованное с точки зрения того, что оно тебя разочарует. Очень сложно, я долго к этому шел. Вы слышали наверняка о Эрихе Фромме.
Кира Лаврентьева:
— Да.
Никита Вятчанин:
— У него есть о любви книжка, где он занудно, на мой взгляд, но...
Кира Лаврентьева:
— Затянуто очень.
Никита Вятчанин:
— Затянуто, но эта мысль у него там прослеживается. Даже немецкие психологи, которые стоят в некой оппозиции к православному взгляду на жизнь, тоже признают, что это и есть. Что любовь — это, прежде всего, то, что я даю, я имею возможность все время отдавать. Главная ловушка заключается в том, что я, например, накапливаю в себе некие ресурсы, чтобы потом, якобы, раздавать. Я так увлекаюсь этими накоплениями, что привыкаю все время накапливать. Когда я уже накопил, не хочу их отдавать. Зачем? Пусть они у меня будут, по кайфу. Это касается не только зарабатывания денег, но, например, зарабатывания кайфа, получения. Когда я уже не могу ничего, я, может быть, чем-то и поделюсь. На самом деле я привык все время забирать. Самолюбие.
Диакон Игорь Цуканов:
— Есть «замечательная», в кавычках, православная формулировка этой максимы, что прежде чем любить других, научись любить себя. Она как бы православная.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, она мне так режет слух. Если ты себя не любишь, как ты возлюбишь ближнего своего?
Диакон Игорь Цуканов:
— Это как раз то, о чем вы говорите, что накапливают.
Кира Лаврентьева:
— Это психологи сейчас внедряют эту тему.
Никита Вятчанин:
— Меня коробит этот посыл, потому что на самом деле это обучение нелюбви. Хотя, если ты учишься любить... Сейчас скажу такую вещь, параллель проведу. Если она будет непонятна, вы меня осечете. Часто путают фразу Серафима Саровского, говорят так неправильно: спаси себя и вокруг тебя спасутся тысячи.
Кира Лаврентьева:
— Спасайся сам...
Никита Вятчанин:
— Нет. Стяжи дух мирен. А что такое «стяжи дух мирен»? Это будь все время с Богом.
Кира Лаврентьева:
— Да, в Духе Святом.
Никита Вятчанин:
— Он может только дать. Все твои усилия без воли Божией все равно ничего не дадут. Не ты определяешь, дадут тебе Духа Божия или нет. Но если ты не сделаешь эти усилия... Почему я раньше говорил, что зарабатывать надо помощь Божию, нужны от нас усилия. Царство Божие нудится — прекрасный глагол.
Кира Лаврентьева:
— Нудится, да.
Никита Вятчанин:
— Понуждение себя — это есть наш заработок. Наше изменение к лучшему, нам же лучше, это есть наш заработок. В этом смысле «полюби себя сам», перефразируем, и ты полюбишь тысячи — ничего подобного.
Кира Лаврентьева:
— Да, да.
Никита Вятчанин:
— Ты будешь укрепляться в любви к себе, и если даже будешь говорить: как я люблю других. Посмотрите, как Я люблю других. Вот, понимаете? Вы посмотрите, это фантастика. Со мной произошло чудо, я так люблю других. И в этом заключается дикий обман. Если возвращаюсь к детям, я помню, что их надо научить каким-то вещам, которым в школе у нас давно не учат, в семинариях, не знаю, надеюсь, что учат. Это то образование от слова «образ» и воспитание от слова «питать». Люди должны понимать, каких морально-нравственных состояний они должны убегать, чтобы это было неприязненно им. Я мало общаюсь на данный момент с детьми, я считаю, что мало, в основном жена, слава Тебе, Господи, имеет возможность такую. Но я понимаю, что какие-то краткие разговоры и краткие поступки, главное в отношении детей, я пытаюсь, чтобы они понимали, что надо друг друга поддерживать и помогать друг другу. Когда они друг с другом не могут что-то поделить, надо уступать, тогда приобретешь.
Диакон Игорь Цуканов:
— У нас совсем мало времени до конца эфира, но мне очень хочется спросить. Школа трезвости тоже каким-то образом опирается на постулат, что для того, чтобы получить настоящую радость, нужно начать кому-то помогать. Есть этот элемент в работе с группами?
Никита Вятчанин:
— Сразу оговорюсь, что школа у нас — образно школа трезвости. Клуб трезвости — это все-таки не школа, это беседы. Есть отдельные форматы у других, не связанных с нашим семейным клубом трезвости, людей, которые занимаются трезвеннической работой. Там у них курс лекций — это называется школа трезвости. А мы опираемся на практический опыт. Семейный клуб трезвости — мы делимся опытом, как преодолевалось то-то и то-то, успешным и неуспешным. Потому что как говорит мой папа физик, отрицательный результата это тоже результат. Конечно, умение делиться — это очень важно. Я помню, когда впервые прочитал эту фразу, у меня вот такие глаза были. Что радость, разделенная надвое, умножается, беда, разделенная надвое вдвое, уменьшается. Я думаю: о! это же круто. Значит, надо делиться радостью. Я сейчас, к сожалению, реже, а раньше часто, было настроение, я звоню и говорю: я тебе звоню, потому что мне просто радостно. Я ни разу не встречался, чтобы мне сказали: ты что?
Кира Лаврентьева:
— Ку-ку?
Никита Вятчанин:
— Ты что вообще, что звонишь? Они говорят: да? ну спасибо. А мы этого не делаем. Мы считаем, что это не нужно в светском обществе, да и в мирском.
Кира Лаврентьева:
— Да, это юродство такое.
Никита Вятчанин:
— Ну, зачем это все?
Кира Лаврентьева:
— Радостно тебе и сиди радуйся.
Никита Вятчанин:
— Что ты радуешься, не зли соседей, зачем это всё? Делиться, да. Ты начинаешь отдавать, учишься отдавать. Так не хочется, честно говоря. Когда ты думаешь, что, например, музыкальная деятельность, ты будешь выходить на сцену, будешь нести свет новых смыслов. А потом ты понимаешь, что на земле это труд очень большой. У нас недооценивают его, считают, что собрались, налабали и на сцену вышли. Это большой труд. Для того чтобы сохранить форму барабанщику, ему нужно по нескольку часов в день сидеть за ударной установкой, иначе у него руки начинают по-другому ходить. Это очень серьезный каждодневный труд. Ты сталкиваешься с тем, что тебе не хочется делать в рамках своей профессии, в рамках воспитания детей, не хочется делать, но ты должен это сделать. Потому что если ты это не сделаешь, не они что-то потеряют, а ты потеряешь. Вот это главный урок трезвомыслия. Все-таки мы идем не к трезвости физической.
Кира Лаврентьева:
— К трезвению.
Никита Вятчанин:
— К трезвомыслию. Трезвомыслие — высокая духовная категория. Поэтому беседы о трезвости и семейные клубы трезвости не о том, чтобы бросить пить, а о воцерковлении, чтобы мы понимали, что жизнь должна быть с Богом, а не без.
Кира Лаврентьева:
— Огромное спасибо за этот разговор. Действительно, лучших слов для окончания программы не найти. У нас в гостях был Никита Вятчанин, журналист, музыкант, основатель группы «Роса», ведущий семейного клуба трезвости, многодетный отец. У микрофонов были диакон Игорь Цуканов. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы вас, Никита, от всей души благодарим за искренность и пронзительность этой беседы, желаем вам помощи Божией, покрова Царицы Небесной. А с нашими слушателями прощаемся до следующего воскресенья. Всего вам доброго, и до свиданья.
Диакон Игорь Цуканов:
— Спасибо большое.
Никита Вятчанин:
— Спаси Господи. До свиданья.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
Автопортрет и зеркало. Анна Тумаркина
С самого раннего детства мне, да и почти всем знакомым девочкам, объясняли, что долго в зеркало смотреться неприлично. А уж красоваться перед зеркалом и вовсе стыдно. Очень многие отрицательные героини сказок, стихотворений и фильмов ну просто ни минуты не могли прожить без любимого зеркала. Особенно хорошо запомнилась злая мачеха из пушкинской «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях».
Однако, девочку, и еще больше девушку-подростка трудно представить без зеркала. Каждая из нас носила при себе маленькое зеркальце в сумочке, каждая из нас смотрела на себя в зеркало в ванной комнате, прихожей, спальне, да где угодно. Девушки любят зеркала.
Будучи художником-любителем, я нарисовала множество пейзажей, цветов, птиц, фантастических животных. Долгое время хотела, но не решалась написать автопортрет. Мне казалось, что рисовать саму себя — то же самое, что бесконечно долго смотреться в зеркало. Мало того, создать себе эдакое вечное зеркало, любоваться на него. Смотрите, мол, какая я красивая! Гордыня, самолюбование?
Я видела множество автопортретов великих мастеров, от классиков эпохи возрождения до современных новаторов. Понимала умом, что не в гордыне дело. Что гордыня не питает, а скорее губит и вытесняет настоящее искусство, подменяя его банальностью и пошлостью. Кроме того, часто для художника самая доступная, самая естественная и изученная модель—это он сам.
Долго я не решалась приступить к работе над собственным автопортретом.
А потом мне случайно попался отрывок воспоминаний художницы Маргариты Сабашниковой, жены поэта Максимилиана Волошина. Однажды она приехала в Верхотурский монастырь к известному старцу Макарию Октайскому за духовным советом. Вот что сказал ей отец Макарий по поводу живописи:
«Бог на всех вещах напечатлел Свой лик. Он пришел, чтобы дать Свой Лик, а не отнять его... с тех пор, как Он жил на земле, все: камень, облако, цветок—это Его лик».
Меня осенило: если даже в камне Господь запечатлел Свой Лик, то что такое человек, как не Божий Автопортрет? Ведь сказал Господь: «Сотворим человека по образу и подобию Нашему!»
Мне думается, что, Господу, когда Он создавал нас, не требовалось множество маленьких живых одинаковых отражений. И Творец наделил нас уникальными индивидуальными неповторимыми чертами. И мне кажется, что для верующего художника автопортрет — просто еще одна возможность выразить благодарность Богу.
Для меня работа над автопортретом стала поводом познакомиться с собственной индивидуальностью. Увидеть в ней проявление акта Божественного творения. Произнести в молитве слова благодарности за бесценный подарок — за то, что ношу образ Божий. За то, что имею твердую надежду по любви и милосердию Господи однажды обрести Его подобие. За радость открытия, что каждый из нас — автопортрет Господа. Какая дерзость так думать! И какая радость!
Автор: Анна Тумаркина
Все выпуски программы Частное мнение
11 октября. О почитании преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны
Сегодня 11 октября. Обретение мощей преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны.
Об их почитании, — священник Максим Пустовый.
11 октября. О личности, подвиге и почитании Благоверного князя Вячеслава Чешского
Сегодня 11 октября. День памяти Благоверного князя Вячеслава Чешского, жившего в Х веке.
О его личности, подвиге и почитании, — священник Августин Соколовски.