«Сестричество милосердия и церковный штаб помощи беженцам в Белгороде». Елена Химченко, Людмила Галенко

У нас в студии были старшая сестра Марфо-Мариинского сестричества милосердия в Белгороде, руководитель церковного штаба помощи беженцам Елена Химченко и социальный работник церковного штаба помощи беженцам в Белгороде Людмила Галенко.

Наши гостьи рассказали о своем пути в социальном служении, о том, чем занимается сестричество милосердия в Белгороде, а также каким образом Церковь участвует в помощи беженцам.

Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.

---

Т. Ларсен

— Здравствуйте, друзья, это «Делатели» на радио ВЕРА. Я Тутта Ларсен...

В. Рулинский

— И я Василий Рулинский. У нас в гостях два замечательных представителя Церковного штаба помощи беженцам в Белгороде. Елена Химченко, руководитель этого штаба и старшая сестра Марфо-Мариинского сестричества. Елена Петровна, здравствуйте.

Е. Химченко

— Здравствуйте.

Т. Ларсен

— Здравствуйте.

В. Рулинский

— И Людмила Галенко, сотрудница Церковного штаба помощи беженцам Белгорода. Людмила, здравствуйте.

Л. Галенко

— Здравствуйте.

Т. Ларсен

— Добрый день.

В. Рулинский

— Белгород — город, который оказался сейчас, можно сказать, прямо на переднем краю — постоянно туда прилетают снаряды, постоянно там эхо военных действий доносится, и огромное количество беженцев. И непосредственно сейчас, вот в эти дни, до сих пор, с первых же дней, как только все началось в прошлом году, работает Церковный штаб помощи беженцам в Марфо-Мариинском монастыре, в самом центре города. Я когда там был, конечно, поразился объему той работы, которую вы там проводите — это невероятное количество людей, которые через ваши руки проходят заботливые. Елена Петровна, расскажите, как вообще сейчас все это устроено, и какие этапы прошло это служение. Наверное, было совсем жарко в какой-то период, да?

Е. Химченко

— Да, по благословению нашего Владыки мы в начале марта уже открыли штаб, но просто не знали, как это все еще делать. Были, конечно, очереди большие, принимали и по 200 человек. Ну благодаря вот Социальному отделу по благотворительности и Московскому штабу, они как-то очень оперативно все организовали, за несколько дней провели работу и с социальными сотрудниками, памятки были выданы, и именно поделили по зонам наше сестричество: пункт выдачи, пункт сбора гуманитарной помощи, медицинская помощь отдельно, то есть склады. И теперь людям уже не надо было очереди занимать как бы, и все наладилось.

В. Рулинский

— Давайте какой-то контекст представим. Это центр города, да, Марфо-Мариинский монастырь и вообще, я так понимаю, что больше таких крупных точек в городе вообще нет помощи. И это именно Церковь организовывала в самом таком, можно сказать, большом в городе, который принял, наверное, одну из самых таких больших объемов там по количеству беженцев. И, собственно, кто эти люди, кто приезжал? Это Харьковское направление было? Опишите вот ситуацию.

Е. Химченко

— Ну конечно же, ехали со всей Украины, когда еще был выход. Это сейчас уже более закрыто, кто хотел, уже выехал. И то вот, мы проводили исследование, опрос среди беженцев — 80% это, конечно, Харьковская область и потом уже там остальные идут.

Т. Ларсен

— А Харьковская область граничит, да?

Е. Химченко

— Соседи, там 60 километров.

В. Рулинский

— Город Белгород и Харьков, мне рассказывали, до все этих событий было нормой, вообще обычным делом просто на выходные поехать в Харьков. Просто, как говорится, пообщаться там с близкими людьми и сходить где-нибудь в хорошем месте покушать. И такая же история, в принципе, из Харькова была в Белгород, когда была такая мирная обстановка. Вот у нас Людмила как раз из Харькова, да?

Л. Галенко

— Да.

В. Рулинский

— Как это все воспринимается вами?

Л. Галенко

— Ждем, наблюдаем, как, живем. Я из Харькова уехала в 17-м году, когда было ясно, что уже в ближайшее время это все не закончится. После 14-го года была еще надежда, что все это будет быстро, ну как любой человек, он же думает, что вот-вот, немножко надо подождать. Но когда пришло время и осознаешь, и понимаешь, что это не закончится, это на многие-многие годы, и когда стала угроза быть и жизни, за то что там 9 мая празднуешь, и там ну и угроза ребенку. У меня ребенок был школьник, и он, получается, когда был праздник 9 мая, как бы я его так воспитывала, говорить правду. И когда посыпались уже угрозы, это нельзя уже было делать открыто, то мы приняли решение, что надо просто уезжать, вот и все. Мы тоже, в принципе, тоже как беженцы, только первая линия. Это как сейчас говорят, беженцы, но была еще первая волна беженцев. Которая после 14-го года — кто-то сразу в 14-м году, кто-то в 15-м, в 16-м, но это были люди, которые тоже уже поняли, что рано или поздно все к этому и придет на самом деле.

Т. Ларсен

— Вы тоже уехали в Белгород?

Л. Галенко

— Да, мы уехали в Белгород, поскольку у нас там родственники. Вот как только что сказали, что Белгород и Харьков, они очень тесно связаны, в Советском Союзе это были такие, ну это вообще практически границы не было.

Т. Ларсен

— Негласные побратимы.

Л. Галенко

— Да, если на машине, то это ехать час. Если без каких-то границ, там либо по полям, либо по центральной трассе, это можно было сделать очень быстро. И сами местные, вот как говорят, они просто катались в Белгород посетить, допустим, какой-то спектакль, либо там выступление какого-то актера. Это там вот так оно и было.

Е. Химченко

— Барахолка, да.

Л. Галенко

— Да, Барбашова, самая известная. Либо у нас очень часто устраивали праздники, приезжали ведущие звезды эстрады. И на День города — это был такой масштабный праздник, 23 августа, это было такое колоссальное событие, были группы мировой величины, там группа «Квин» была у нас, что именно там, наверное, почти половина белгородцы на самом деле. Поэтому это было вот так вот. Сейчас, конечно, это по-другому. Поэтому первое решение, которое мы приняли, это, конечно, ехать в Белгород. Вот у меня муж, у него родители сами из Белгорода, ну из Белгородской области, и когда мы решали, даже другого выбора не было. Они нам сами сказали: приезжайте, что вы там сидите.

Т. Ларсен

— Вам трудно было адаптироваться?

Л. Галенко

— Трудно.

Т. Ларсен

— Даже несмотря на то, что вы ехали не в чисто поле, к родственникам, к близким людям. Что было трудно?

Л. Галенко

— Это, знаете, вот как дерево, с корнями вырывают куда-то, и вот потом его пытаются, да, как-то прикопать, посадить — а ему все равно тяжело. Вроде как и знакомые, родственники, вроде как-то они помогают, но на самом деле это все сложно. Мне на самом деле очень не хватало, я поняла, что, оказывается, что у меня была подруга. То есть у меня было две подруги, и я как-то к этому относилась, вот ну подруги и подруги, как к должному. И когда только уехала, поняла, что мне просто не с кем попить чаю, вот мне не к кому пойти. Муж на работе сутками, потому что нужно оплачивать жилье, то есть мы эмигранты, по сути, на самом деле, то есть нужно проходить этапы легализации, то есть получать гражданство.

В. Рулинский

— Да, это все очень долго.

Л. Галенко

— Это все очень долго. У нас даже шутка была, все, кто первые выехали, шутили, что, говорят: кто прошел Белгородский УФМС, тому уже ничего не страшно. Это правда, это целый квест.

Т. Ларсен

— А этот опыт сейчас помогает вам работать с беженцами?

Л. Галенко

— Так вот именно это и была причина, почему именно мое было решение прийти в Штаб помощи беженцам — чтобы как-то тем, кто приехал, было легче. Вот как-то, знаете, подстелить что-то соломку им, то есть на примере того, что было со мной и с моим окружением, тех людей, которые были со мной. Просто те люди, которые приезжают, как мы когда-то, с выпученными глазами, не знаешь, куда бежать, что делать. Просто им помочь, чтобы они не бегали, а хотя бы знали, конкретно свою энергию, силы тратили вот непосредственно на вот...

Т. Ларсен

— Но все-таки у вас была хотя бы возможность спланировать, собраться, да, как-то зачистить какие-то вот там шероховатости, я не знаю, обрезать какие-то связи. А здесь ведь иногда люди бежали чуть ли не в домашних тапочках, взяв паспорт, просто вот в чем были, в том и застало. А как вообще начался этот поток беженцев?

Е. Химченко

— Вот на данный момент?

Т. Ларсен

— Ну с начала вашего служения, именно в этом формате, с помощью беженцев, вы помните, как это все? То есть как это все произошло? То есть вот началась спецоперация, начались какие-то активные военные действия, и поток людей просто куда-то побежал, ища просто спасения своей жизни.

Е. Химченко

— Ну испокон веков все люди при бедах в монастыри стекаются. Поэтому они, наверное, вот так вот и шли просто, или сарафанное радио, или как-то вот так бежали к нам. Поэтому это и было решение у нас...

Т. Ларсен

— По наитию, да.

В. Рулинский

— Ну просто не каждый монастырь же и организует это, это именно у вас организовалось.

Е. Химченко

— Да, наш Владыка так, и как-то сразу откликнулись все, и другие епархии все, прямо тоннами везли к нам, поэтому все выдавали сразу, да.

В. Рулинский

— Ну я так понимаю, что вы приехали в Белгород тоже, как и Людмила, от военных действий, да. Расскажите, как это было, когда это произошло. И там очень такая история у вас удивительная, конечно, как вы к этому пришли.

Е. Химченко

— Ну тоже как бы я жила на Украине, была стабильная зарплата, любимая работа была. Как бы в 14-м году, когда все началось, конечно, я тоже ждала, что ну вот-вот закончится. Потом, когда уже такие взрывы рядом, и было опасно за детей. Брат у меня двоюродный здесь, в Белгороде, он меня давно звал, но я все как-то же, как Людмила, все не могла оторваться от дома. Ну и вот все тоже. Ну тогда был проезд еще как бы нормальный, там не такой, ну очереди тоже были на границах, все. Сорвались и приехали тоже. И как сейчас помню, как мы пошли на рынок, детям тоже нужно было школьную форму. Там нам не нужно было, а здесь такой порядок был. И вот на рынке нам просто очень помогли, когда сказали: ждите. И вот она побежала по всем, пособирала, две сумки принесла, говорит: это вам, мы очень за вас переживаем. Это было, конечно, я расплакалась.

Т. Ларсен

— То есть вам бесплатно отдали, новую одежду собрали?

Е. Химченко

— Бесплатно, да, новую одежду. И ну тоже очень тяжело было. А детям, наверное, больше года, именно психологически адаптировались и домой хотели. Потому что там и друзья были, и все, это были и слезы, и первая любовь дочери, то есть вот тяжело было морально. И пока вот я уже не нашла себя как бы, когда я ухаживала за бабушкой. Ну потому, что на другую работу, ну я работала в строительной там фирме, но потом решила, что это не мое, пошла в сиделки как бы с бабушкой. И вот ей 80 лет было, перелом шейки бедра. И уже познакомилась со священником, с нашим духовником, отцом Сергием Клюквой, и он говорит: приходи в сестричество, там на два-три раза в неделю, бухгалтерию там будешь вести. Ну я пошла и там и осталась, просто растворилась. Потому что смотрела, как раз еще шел поток уже, как бы все равно люди шли потихонечку, переезжали. И мы же там и кормим бездомных, и не было повара, надо было готовить, то надо было кормить, то вот Александра Михайловна — я вообще очень благодарю Бога за эту промыслительную встречу именно со старшей сестрой первой, которая больше 20 лет она отдала полностью себя служению этому, и на работе у нее и инсульт случился. И вот видя, как она отдается, такая маленькая, хрупенькая, и вот как она это все, отдает себя, просто не могла остаться в стороне. И вот так и осталась там, да.

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на радио ВЕРА. Мы говорим с представителями Церковного штаба помощи беженцам. Если у вас есть желание поддержать работу штаба, это можно сделать на сайте http://belmiloserdiе.ru. Елена Петровна, вы сказали сейчас о том, что вы стали сестрой милосердия. Но для того, чтобы стать сестрой милосердия, нужно ведь некоторую подготовку, пройти некоторое испытание, и вообще это серьезная ответственность, это не просто там записался поработать.

Т. Ларсен

— Захотел — стал.

В. Рулинский

— Да. Что это такое, расскажите тем людям, кто про сестричество не так глубоко осведомлен.

Е. Химченко

— Ну вот на Украине я об этом вообще не знала, о сестрах милосердия, ничего абсолютно. И там, наверное, какой-то такой традиции нет. И когда сюда пришла, для меня все это было новое. И вот смотрела, как наши сестры, когда еще только была просто бухгалтером, помогала же Александре Михайловне, и надо было там и крестить детей в Доме малютки, и некому было, она звала, то в психбольнице, детское отделение. То есть вот ну ходила я за ней как по пятам, ну и все равно, участвуя в делах милосердия, я не думала становиться сестрой милосердия. Потому что понимала, что добрые дела, в принципе, это тот человек, который должен и так делать, независимо от этого. Просто сестра милосердия — это больше по послушанию, тут ты отсекаешь свою волю, да, и уже...

Т. Ларсен

— Такое немножко полумонашеский формат, да, получается.

Е. Химченко

— Ну...

Т. Ларсен

— Ну отсекаешь свою волю и по послушанию, то, что говорят, а не то, что тебе хочется.

Е. Химченко

— То что говорит там духовник или старшая сестра, да.

В. Рулинский

— И у вас, по-моему, вы в одном из интервью говорили о том, что у вас было какое-то достаточно серьезное такое переживание ответственности предстоящего шага, этого обета, который вы давали. Расскажите, почему и что это было, как это происходило.

Е. Химченко

— Ну я тогда еще как раз был вид на жительство у меня. И тоже я не стремилась как бы получать сначала гражданство. А потом, когда Александра Михайловна заболела...

В. Рулинский

— Это старшая сестра.

Е. Химченко

— Старшая сестра, да. И она мне давала косынку на мероприятия. А потом как-то вот говорит: если ты не будешь сестрой милосердия, косынку ты больше не оденешь с крестом. Ну можно без креста, ну как бы с крестом, потому что мне за тебя нести ответ. И я как-то сильно запереживала из-за этого, думаю: почему так, ко мне так...

Т. Ларсен

— Строго.

Е. Химченко

— Строго. А другие носят, почему-то мне нельзя. Вот и я так переживала. И потом, когда Александра Михайловна заболела уже, в больнице, и совет сестричества собрался, да, и сказали, что я буду. Потому что до этого меня уже сделали помощницей ее, ну как бы, наверное, логично было. Но я до последнего думала, что ну кто я? Я вообще с 16-го года и, получается, в 18-м мне уже такое испытание.

Т. Ларсен

— То есть вас выбрали старшей сестрой. Еще до того, как вы вступили в сестричество.

Е. Химченко

— Ну была вот как доброволец, волонтер, да, и тут вот буквально одновременно это все вот череда таких событий. И мне получать паспорт в день чина посвящения в сестры милосердия.

В. Рулинский

— Ого.

Е. Химченко

— И назначено как раз на шесть часов, а уже там полседьмого молебен. И я понимаю, что в УФМСе быстро не получишь. Приезжаем туда — там еще свет выключается, я думаю: ну все, думаю, не судьба. А следующее аж летом посвящение. Ну слава Богу, все Господь управил, успели.

Т. Ларсен

— То есть вы получили российский паспорт и приехали.

Е. Химченко

— В день как раз, да, чина посвящения.

Т. Ларсен

— Вот это да. А можно чуть-чуть рассказать про чин посвящения? Я, честно говоря, даже не знала, что он существует. То есть я не подозревала, что стать сестрой милосердия — это не просто отучиться на курсах и надеть плат, а это еще и какая-то присяга, да, или какой-то особый обет?

Е. Химченко

— Да, обет. Ну сначала молебен, как обычно священник, наш духовник служит, все, потом мы читаем обет. И уже духовник потом вручает нам платы.

В. Рулинский

— А что в этом обете? Вы читаете вслух некое обещание Богу, да? О чем?

Е. Химченко

— Да, обещание, что мы в какой бы то ни было ситуации мы должны помогать людям, ухаживать, молиться, то есть ну нести слово Божие. И ну сейчас вот даже не скажу полностью, как оно. Ну такое.

В. Рулинский

— В разных сестричествах есть еще разная практика обязательного объема вот этой помощи. У вас есть какое-то фиксированное понимание? Вот в Свято-Дмитриевском сестричестве, насколько я знаю, есть обязательное — это московское сестричество, которое возглавляет владыка Пантелеимон как духовник, там есть практика, что, по-моему, минимум там четыре часа в неделю, вне зависимости от того, в каких обстоятельствах ты находишься, хоть станешь президентом любой страны, ты должен посвящать делам милосердия, прямым —не просто там где-то что-то кем-то руководить, а конкретно там вот конкретному человеку нуждающемуся конкретно помогать. Например, там в больнице ухаживать за кем-то лежащим и так далее. У вас есть какая-то такая фиксированная норма обязательная?

Е. Химченко

— Ну у нас там сколько, 15 направлений, но если, например, это тюремное служение, то сестры просто переписку очень большую со всеми тюрьмами, да, СИЗО, ведут, то есть фиксированного нет. Раз в неделю сестры должны посещать больницу, у каждого свое отделение, вот, и детское отделение, взрослое там, каждое. Некоторые приходят, кто уже не работают, приходят в сестричество на послушание — и на вещевой склад, на кормление бездомных, на готовку, так вот.

Т. Ларсен

— Но работа с беженцами по-прежнему остается значительной частью деятельности?

Е. Химченко

— Да, сейчас это само такое активное у нас. Ну и госпиталь еще добавился сейчас.

В. Рулинский

— И госпиталь, куда вы приходите, чтобы ухаживать за ранеными, или какая там деятельность?

Е. Химченко

— Ну ухаживаем, если это совсем прямо нужно, так персонал есть. Ну кормим, убираем, несем слово Божие, тоже масличком помазываем, раздаем иконочки, крестики, ленточки «Живый в помощи». Их солдаты называют «противоосколочные пояски». То есть как бы ну понятно, рассказываем, что это как бы не магия, это живая вера. Ну очень они охотно, конечно, это принимают. Записываем именами и подаем в наш монастырь на Неусыпаемую Псалтирь, в другие монастыри, которые согласились, просто бесплатно принимают имена, каждый день — это же очень много их. Ну вот молитва идет.

В. Рулинский

— А вот вы, получается, сами туда ходите?

Е. Химченко

— Да.

В. Рулинский

— И у вас это, вы как руководитель просто хотите разные направления видеть или это для вас какая-то потребность души что ли?

Е. Химченко

— Нет, это потребность души. Я, бывает, после сестричество даже вот устаю, а там поработаешь два часа и выходишь еще окрыленная, бежишь. То есть это совсем другое воспринимаешь.

В. Рулинский

— А почему?

Е. Химченко

— Не могу понять, не знаю. Ну как-то не знаю, чувствуешь потребность, что это нужно.

Т. Ларсен

— Я смотрела ваше интервью, и вы говорили, что иногда приходится сталкиваться с такими историями и с такими событиями, что самой нужно потом как-то восстанавливаться и реабилитироваться. Как вот вы справляетесь с тем, что, в принципе, вы ежедневно не только помогаете людям, но и напрямую сталкиваетесь с человеческой болью, с хаосом?

Е. Химченко

— Ну только тут с помощью Божией. Молитва, частое причастие нужно обязательно, потому что по-другому никак. И когда ты чувствуешь, что ты вот помогаешь, ты забываешь о себе, бежишь вот и думаешь, как решить проблему. Вот я даже не понимаю, как можно, есть выгорание какое-то, тут нет. Да, по-человечески ты устал от переживаний от этих, все. Ну вот я недавно болела, не было меня в сестричестве, я прямо чувствовала, что мне нужен допинг, мне нужно сестричество, потому что ну как-то там, не знаю...

Т. Ларсен

— Там жизнь.

Е. Химченко

— Да, там именно реально.

В. Рулинский

— Людмила, а у вас как это происходит?

Л. Галенко

— То же самое, с помощью Божией. По-другому, наверное, никак. Потому что случаи бывают разные, конечно, и бывают такие, что можно просто вот услышать и еще ходить, ходить в таком состоянии ошарашенном. Ну как-то да.

Е. Химченко

— Потому что ну как-то сам не понимаешь. Потому что некоторые добровольцы приходят: как вы изо дня в день вот это выслушиваете, как вы это? Ну...

Т. Ларсен

— Я помню, вы рассказывали историю про то, как семья из Рубежного переехала куда-то вот в Белгородскую область или в Белгород, и вроде бы все хорошо, слава Богу, разместились, все. И тут у них сгорел дом, в который они переехали. Произошло какое-то короткое замыкание и сгорело все — документы, все вещи, все что вообще было. То есть когда ты с этим сталкиваешься, надо же еще как-то себе объяснить. У нас же как, главный вопрос к нашему Господу — это же почему Он попускает зло на земле. Вот это вот все происходит, а ваш Бог, как Он на это смотрит? А когда ты сталкиваешься, что вроде бы слава Богу, вот все, люди в безопасности, ты помог, и вдруг с ними что-то такое происходит. И, наверное, еще и себе надо как-то объяснить, как вот не опустить руки и дальше двигаться все равно. Главное, что люди живы, здоровы, да, и пока все живы еще что-то можно исправить.

Е. Химченко

— Да, ну хорошо люди откликнулись тогда, и сбор, и помогли материально и вещами, и слава Богу.

Т. Ларсен

— Все в порядке сейчас.

Е. Химченко

— Да. Тут чувствуешь, что Господь вот Он рядом, Он помогает. Несколько лет назад пришла вот женщина, попали с сыном они в трудную ситуацию, и 40 тысяч она просила. Для нас это было вообще ну сумма тяжелая...

Т. Ларсен

— Большая сумма.

Е. Химченко

— Большая вернее. И мы как-то посовещались, прониклись, решили дать. Говорит: ну я могу вам отдать, ну вы в долг хотя бы дайте, там через год, может быть, начну отдавать. И буквально прошло три часа, заходит мужчина, конверт кладет мне на стол и уходит молча вообще. Я когда открыла его, пересчитываю — там ровно 40 тысяч. Ну как так, это просто... Да таких ситуаций много. Или вот Светлана, повар, говорит: Лен, если будешь там, кто-то будет просить что-то принести, говори там: картошки нету. Через тридцать минут приходит: Лен, все, картошку привезли, не надо. То есть и вот так вот оно идет. Надо чайник, нет чайника — раз, принесли. То есть тут видно, что Господь вот рядом, и Он помогает действительно руками людей.

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на радио ВЕРА. Мы говорим с Еленой Химченко и Людмилой Галенко, руководителем и сотрудником Церковного штаба помощи беженцам в Белгороде и представителями Марфо-Мариинского сестричества. Если у вас есть желание поддержать работу Церковного штаба и сестричества, это можно сделать с помощью вашего пожертвования на сайте: http://belmiloserdiе.ru. Мы вернемся после короткой паузы.

Т. Ларсен

— Вы слушаете проект «Делатели» на радио ВЕРА. Мы говорим здесь о добрых делах. И мы говорим об этом открыто, потому что, как говорят наши гости, добро должно преумножаться, и поэтому мы рассказываем и о нем, и о тех, кто эти добрые дела делает. В студии Тутта Ларсен...

В. Рулинский

— И Василий Рулинский. У нас в гостях Елена Химченко и Людмила Галенко, сотрудники Церковного штаба помощи беженцам в Белгороде. Елена Петровна, вы немножко рассказали про то, как пришли в это служение, в каком — 2016 это год?

Е. Химченко

— 15-й.

В. Рулинский

— 15-й год. И приехав с территории Украины в Белгород. И, по-моему, у вас была история связана с тем, что вы сами были одним из ну как, не просителей, но, в общем, тех людей, кто пришел за помощью именно в Марфо-Мариинский монастырь. Была такая история, да?

Е. Химченко

— Ну да, мне говорили, что вот там выдают помощь, сходи туда, обратись. Я пошла. Ну а очередь тогда тоже тянулась еще на улицу. И я пока стояла в очереди, а люди разговаривают, вот они как приехали, как у них там тоже и дома разрушены, и все. А я уже какое-то время побыла, просто я сразу тоже не знала, где выдают помощь и вообще нигде не получала ее. Ну и все, я постояла и ушла.

В. Рулинский

— Не дождались.

Е. Химченко

— Не дождалась, нет. Я думала, людям как бы важнее. Я как бы хотя бы тут уже какое-то время, а они вот только приехали. И я да, ничего. Это уже потом приспичило все-таки, все равно пошла.

В. Рулинский

— А сколько времени прошло с того раза?

Е. Химченко

— Ну наверное, может, месяца три-четыре, вот так вот прошло.

В. Рулинский

— И все-таки дождались потом уже, в следующий раз.

Е. Химченко

— Ну мне уже настырно потом еще раз говорили, говорили. И, наверное, Господь меня так вел, чтобы я все-таки туда зашла, посмотрела.

В. Рулинский

— И какое у вас было ощущение? Вот новый человек, не очень погруженный в тему сестричества, вы вот первый раз приходите в монастырь, где выдают помощь беженцам — и что, какое ощущение, что здесь?

Е. Химченко

— Ну очень ко мне по-доброму отнеслись. Даже когда вроде как и дочка у меня была уже по возрасту что ли она не подходила как бы под какие-то там продукты или...

В. Рулинский

— Под стандарт какой-то.

Е. Химченко

— Да, под стандарт, да, но все равно пошли навстречу, дали как бы, не зная меня совершенно.

Т. Ларсен

— Людмила, а как вы пришли именно вот к служению сестрой милосердия?

Л. Галенко

— Ну вот начиная со Штаба помощи беженцам. Нет, вообще это так вот именно активно. А до этого меня просто привлекали. Я закончила — это мое уже второе образование, по первому образованию я преподаватель, я заканчивала педагогический университет, и работая в школе в Белгороде, поняла, что тоже куда-то не туда. Душа просит другого, что-то связанное именно с теологией, с Богом, со служением. И я очень надеялась, что я ну если уже в школе работать, буду преподавателем там православной культуры, либо...

Т. Ларсен

— Катехизатором.

Л. Галенко

— Религиоведение, да. И пошла, поступила на теологический факультет нашего Белгородского университета, в магистратуру. Таким образом познакомилась с людьми уже воцерковленными, как раз из сестричества. И вот как-то меня, знаете, вот тоже засосало. То есть у меня появились новые знакомые...

Т. Ларсен

— Появилась та самая подруга, которой так не хватало.

Л. Галенко

— Да, и меня потом просто привлекали. Мы проводили такие просветительские беседы в детском доме, в Дом ребенка мы ездили, в садиках, другие мероприятия, в основном для детей, для подростков. Ну разные просветительские беседы, связанные вот именно с православной верой. Ну и поэтому как-то я знала вот Елену Петровну тоже, там участвовала. А вот именно так вот погрузилась полностью — это вот с мая, когда Московский штаб помощи открыл у нас штаб, и вот они меня привлекли, меня взяли.

В. Рулинский

— Нет, ну штаб-то был открыт, просто непосредственно...

Т. Ларсен

— Организовали.

В. Рулинский

— Представители Синодального отдела немножко приехали помочь организовать там некоторые вопросы. Там с очередью там была история достаточно сложная, потому что людей было много.

Е. Химченко

— Вы как раз приезжали, когда очередь такая была, что...

В. Рулинский

— Да, мы там ужаснулись.

Т. Ларсен

— С пяти утра занимали очередь.

В. Рулинский

— И, конечно, нужно было помочь коллегам у нас, в Московском штабе.

Т. Ларсен

— Систематизировать.

В. Рулинский

— Действительно там как-то постарались мы сделать и уголок детский, и так, чтобы было достаточное количество сотрудников, да, когда люди приходят и ждут своей очереди не так долго. И постарались этот опыт просто передать и не просто передать, но и поделиться...

Т. Ларсен

— Внедрить.

В. Рулинский

— Да, поделиться еще и какими-то ресурсами, в том числе и денежными, чтобы оплачивать ставки необходимых специалистов. И как-то волонтерский актив у вас, слава Богу, вот Анастасия, нынешний пресс-секретарь сестричества, нашлась. Как раз я так понимаю, через нее вы, Людмила, пришли?

Л. Галенко

— Ну мы все вместе учились как раз.

В. Рулинский

— В университете. Так что здесь Белгород оказался хорошим городом в том смысле, что здесь все друг друга плюс-минус знают, можно было все это организовать. И я так понимаю, что сейчас направлений несколько у штаба. Какие сейчас вот основные потребности закрывает штаб, и на что может рассчитывать человек? Изменилась ли ситуация с тем, как только все начиналось тогда и сейчас?

Е. Химченко

— Ну мы вот в октябре выиграли грант президентский, получили поддержку финансовую — 15 миллионов на год, и как раз закрывает такие базовые потребности: именно гуманитарная помощь в виде продуктов питания, бытовой химии, постельное, памперсы. Что там еще у нас? Подушки, одеяла, да, и делаем переводы документов.

В. Рулинский

— Оплачиваете, да, их?

Е. Химченко

— У нас переводчик есть, да.

В. Рулинский

— Апостиль тоже кто-то оплачивает. Давайте поясним, зачем вообще переводы.

Т. Ларсен

— Легализация.

В. Рулинский

— Это легализация, необходимая для того, чтобы...

Е. Химченко

— Вот эти потребности закрываем. Из-за того, что сейчас поток уменьшился, уже многие и легализовались, многие уехали вглубь России, как бы сейчас обстановка более такая ровно стабильная. Но и то иногда приходят люди, которые первый раз вот только о нас узнали. И такие есть.

В. Рулинский

— Ну я так понимаю, что достаточно много сейчас по Белгороду просто стреляют, то есть там у вас близок фронт, вы это чувствуете. Какое-то есть у вас ощущение, что вы вроде как бы уехали, а с другой стороны, как будто и не уезжали, есть такое?

Е. Химченко

— Ну как-то здесь, не знаю, ну спокойно. Все равно спокойно.

В. Рулинский

— Да? Больше безопасности, да, Людмила?

Е. Химченко

— Да, все равно нет мысли куда-то уехать. Или куда-то уехать, или еще что-то.

Л. Галенко

— Мы даже думали о том, что если даже при самых худших раскладах, мы никуда не уедем из Белгорода, мы там остаемся. До конца.

В. Рулинский

— Все-таки свой город стал.

Е. Химченко

— Да.

В. Рулинский

— А сколько всего сейчас в сестричестве сестер, они участвуют все в деятельности церковного штаба?

Е. Химченко

— Сейчас 69.

В. Рулинский

— Ну это большое число.

Е. Химченко

— Ну много у нас уже...

Т. Ларсен

— Пожилых, да?

Е. Химченко

— Пожилых много, которые только молитвенное послушание. Но это очень важно для нас тоже, поэтому мы только их и просим: молитесь, молитесь о нас. Вот. А так ну в основном вот все, вот 60 точно участвуют, где-то там по больницам все равно ходят, госпитали сейчас. Ну и добровольцы, и сестры ходят. Поэтому участвуют.

В. Рулинский

— А пункт временного размещения, который, там в свое время жутко много было действительно запросов именно на размещение после пересечения границы, было прямо очень много людей. Сейчас какая ситуация? И с пунктом временного размещения, я так понимаю, что их уже сейчас в Белгороде меньше стало, да?

Е. Химченко

— Да, его законсервировали. Если вдруг обстановка изменится, то в течение двух часов его откроют. Потому что ну нет потребности.

В. Рулинский

— И вы туда тоже приезжали, какую-то помощь привозили, да?

Е. Химченко

— Да, мы контактировали: что-то у них много, что-то у нас много — то есть мы друг другу передавали, менялись, как говорится, каким-то вещами. Тоже приезжали и к детям как-то. А сейчас у нас в «Амаксе», и то там, наверное, приграничный.

В. Рулинский

— Давайте поясним: это гостиница, которую переделали в пункт временного размещения. Простите, что я так поясняю, я был в Белгороде и все эти реалии...

Т. Ларсен

— Видел своими глазами.

В. Рулинский

— Видел сам, да. Ну я так понимаю, что в этом пункте временного размещения, вроде как звучит хорошо — гостиница, да, а на самом деле там условия, ну как сказать, тоже требуют поддержки. Расскажите.

Е. Химченко

— Ну конечно, это все равно не заменит дома. Ну в основном вот кто у нас сейчас — это у нас проблема с Харьковской областью. Потому что для них нет сейчас каких-то социальных льгот, они не получают выплаты. И если вот, как женщина одна, например, пенсионерка, то ей оформить пенсию — ну получит она минимальную, 10 тысяч, и за съем она отдает 10 тысяч. И вот они у нас остаются, некоторые уже больше года, вот они и получают у нас постоянно помощь. Инвалиды или многодетная мама с детьми. Это очень тяжело.

В. Рулинский

— А устроиться на работу сложно или нет работы? Или в чем там проблема?

Е. Химченко

— Ну устроиться на работу — нет, средний возраст может устроиться на работу. И то сейчас, если официально, то как бы нужно, чтобы ты был гражданином, чтобы у тебя регистрация. Регистрация — это у нас проблема.

Т. Ларсен

— Почему?

Е. Химченко

— Ну не каждый хозяин квартиры, который снимает, хочет регистрировать.

В. Рулинский

— Даже можно сказать, большинство не хочет.

Е. Химченко

— Большинство не хочет, да. Получается, люди ищут, ну вот каждый у себя, ну не знаю, вместе со мной на моих 30 квадратах 10 человек. Ну это как бы, ну как людям помочь. Вот Люда, мы просто не можем остаться, если надо помочь оформить пенсию и время на регистрацию. Это даже вот по Харьковской, даже если Донецкая, Луганская, там Запорожская — вот им ставят в паспорт уже российский их прописку с украинской стороны, которая была у них в украинском паспорте. Но для получения каких-то пособий или еще что-то, им нужно все равно временную, в Белгородской области чтобы она была. И это проблема.

Т. Ларсен

— Да, кстати, это даже в голову не сразу приходит, что человек может получить гражданство, но без регистрации, и он все равно не может пользоваться социальной поддержкой государства.

В. Рулинский

— Того региона, где он сейчас находится. И такая проблема, я знаю, Московский штаб тоже ее серьезно очень обозначал, даже перед самыми высокими чиновниками. И проблема не решается, потому что...

Т. Ларсен

— Непонятно, кто ее должен решить.

В. Рулинский

— Непонятно, да, кто ее должен решить. Москва говорит, что беженцев здесь, если мы сейчас откроем ворота, все приедут к нам. И вроде тоже можно понять их, да. А с другой стороны, вот конкретные люди, вот они здесь находятся, и вот им сейчас они ничего не получают, никаких льгот, ни пособий, никаких денег. И это, конечно... И у них прописка там где-то в городе, где они, значит, под боями там, под обстрелами, либо уже жилья там, прописка под каким-то таким жильем, где жить-то вообще невозможно.

Т. Ларсен

— А если речь идет об устройстве детей в школы и детские сады — это тоже все, тоже нужна регистрация?

Е. Химченко

— Тоже регистрация.

В. Рулинский

— То есть мы так вот говорим, Россия-то, конечно, принимает всех, вот штаб Белгородский есть церковный. При том что вот конкретные люди вроде оказываются здесь, и получается, что все очень непросто, да, Людмила?

Л. Галенко

— Ну есть еще проблема с документами: если неполный набор документов, это тоже проблема оформить гражданство. Соответственно, опять же получать пособие. В самом начале у нас были случаи, когда к нам обращались — это утрата документов, это просто люди их забывали, либо они сгорали, когда они выбегали. У меня очень хороший случай есть: женщина из Мариуполя, она инвалид, она очень плохо слышала, помню, когда она приходила, мы кричали на весь штаб. И она в таком отчаянии, со слезами (ей, наверное, лет под 70 было) она говорит: я не могу получить пенсию. А она, знаете, как ребенок, вот она настолько наивная, вот она верит, что вот ну как, почему, я же приехала в Россию, да, вот помогите мне. А ей отказывают, просто потому что есть бюрократические нормы. Вот у нее нет свидетельства о рождении. То есть она взяла паспорт, там еще какие-то... а, или свидетельства о браке. То есть у нее свидетельство о рождении, а свидетельство о браке она не взяла, а у нее смена фамилии. И я помню, что эти вот вопросы, просто их было валом. И мы решали их чисто в ручном порядке. То есть мы отправляли опять в гостиницу «Амакс», за что потом «Амакс» на нас ругался. Но именно к руководителям уже администрации. Потому что вживую записать — это 30 дней ждать письменного ответа, и ну там был целый ряд всяких бюрократических проволок. Поэтому тоже выходили из ситуации таким образом, что уже просто чисто напрямую уже к руководителям ходили, добивались, и вот такие вопросы решали. Сейчас это все полегче. Сейчас уже служба закрывает глаза на некоторые документы. И я знаю вот уже от последних беженцев, что даже если, допустим, не хватает свидетельства о рождении, либо свидетельства о браке, все равно гражданство оформляют. Слава Богу за это. Потому что поначалу это была целая проблема. И люди маялись, не получали пособия, отчаивались. Очень с этим многие уезжали, они как-то вот, знаете, не хватало у них сил. То есть вот доехали, они думали все, как островок безопасности. А проходя все вот эти бюрократические проволоки, они, конечно, уходили многие в уныние.

Т. Ларсен

— Возвращались?

Л. Галенко

— Не совсем чтобы возвращались, этой женщине некуда было возвратиться, поэтому она до последнего. А вы знаете, есть те, которые и возвращались. Ну не совсем, да, и в Мариуполь возвращались, и в Харьковскую область возвращались, и в Харьков. Как дальше судьба, не знаю. Кто-то в Европу и до сих пор сейчас едет. Я знаю, что, например, когда боевые действия были в Харьковской области, именно активные, то военные вывозили многих людей, и не все были лояльны к Российской Федерации, например.

Т. Ларсен

— Не хотели оставаться в России.

Л. Галенко

— И они как, они приходили к нам, то есть они и помощь получали, но первый вопрос: помогите нам выехать в Европу. А чем мы им поможем? Мы говорим: мы не оформляем никакие поездки. Ну можем просто как бы переключить вас на какие-то контакты, но мы не ручаемся за них. И они вот уезжали в Европу.

В. Рулинский

— Мы говорим о Церковном штабе помощи беженцам в Белгороде. И если у вас есть желание поддержать работу Церковного штаба помощи беженцам, то это можно сделать на сайте http://belmiloserdiе.ru. Людмила, я когда читал одно из ваших интервью или один из ваших текстов, меня особенно поразила там история, которая связана вот с отцом, многодетным отцом, который привез в Белгород своих детей. И вот когда вы с ним общались и записывали его контакты в базу, расскажите эту историю, и как его судьба сложилась, есть ли какая-то информация?

Л. Галенко

— Ну получилось, рабочий случай: подходит мужчина, оформляют помощь. Даю документы, получается, у него трое детей, три дочери — старшей было 18 лет на тот момент, 16, и лет 6 третьей девочке. И я просто как-то, знаете, без задней мысли говорю: а документ вашей мамы? Ну отец, трое детей — документ вашей мамы. А он из Харьковской области. Говорит: а мамы нет. Я говорю: в смысле мамы нет? Говорит: а она погибла. И он начинает рассказывать о том, что прилетел снаряд, они из Липцев, и, получается, говорит, я проснулся, она не проснулась. Дети живы, дом разрушен, говорит, ну они до этого еще долгое время сидели в подвале. И, получается, вот жены не стало. Впоследствии их вывезли военные. Потому что ситуация там менялась так очень сильно, и они приехали в Белгород. Но меня больше поразило другое, меня поразила его реакция. Вот я сижу, то есть и я смотрю на него, и просто вот он настолько спокойный. Я думаю: Боже, если бы со мной такой случилось, я бы, наверное, вот я не знаю, что вообще произошло. Не дай Бог, конечно. То есть настолько, может быть, он, знаете, уже пережил в себе, переболело у него, может быть...

В. Рулинский

— Или просто отложенный эффект.

Л. Галенко

— Может быть, да. Но вот мне еще реакция такая, что я сижу, и мы начинаем с ним разговаривать о его дочерях, о том... И я так сразу думаю: Боже, чем же помочь, что делать, как? Чем мы можем пригодиться? То есть какие у нас есть ресурсы, чтобы просто вот его поддержать. А у него та же самая проблема извечная — то есть, получается, это регистрация, для того чтобы получить помощь, это оформление хотя бы какого-то. Ну то есть он снимает жилье, он же один, это какой-то, как он ходил постоянно в администрацию в «Амакс» как раз, беседовал, чтобы добиться хоть какую-то комнату, чтобы она была закреплена за ним, какую-то служебную квартиру, что-то. Потому что все-таки случай такой не рядовой. И ну вот такой вот, и как бы оформить, что многодетный отец, какие-то есть пособия, льготы в его случае. Тоже там у него было не все так просто. И вот мы сидим с ним разговариваем, разговариваем. Я, получается, там про дочь мы говорили старшую, про то, что я говорю: может, она будет учиться. Там как раз была программа, что все дети беженцев, они поступали, то есть они шли отдельно по льготному, да, то есть...

В. Рулинский

— В университет можно было поступить.

Л. Галенко

— Да. А он: нет, говорит, мама очень хотела, чтобы девочка училась именно там, в Харькове, чтобы она закончила именно тот конкретно вуз. Говорит: нет, говорит, ни в какую. А девочка замкнулась, и вот она сама с собой. Говорю: а как остальные? Ну как, говорит, живем. Они, конечно, мне помогают, то есть по дому, по хозяйству, я как бы с ними. Но, говорит, единственное, маленькая, говорит, еще плачет. А маленькая как раз там в нашем детском уголке игралась тогда. И вот это все ну как воспринять вот тогда мне было, вообще как гром среди ясного неба, вот мне было очень сложно, что я, помню, отошла, у меня просто слезы как хлынули. И я вот не могу сдержать, потому что я думаю: вот вообще простая реальная ситуация жизни, да. И тут такой был интересной момент рассказывать, когда нам позвонили и сказали, что набирается группа детей на встречу с Патриархом, я помню, на 28-е число, на 28-е июля. И я думаю: вот. И говорят, и Елена Петровна говорит, надо срочно найти детей именно из Харьковской области. И тут я звоню этому мужчине. Но, говорят, и дети должны быть не старше 18 лет. Я говорю: ну как это? Вот есть, говорю, семья, но там старшей как раз вот 18 лет. Ну пока решили этот вопрос, пока разрешили, таким образом у нас получилось их быстренько оформить в эту группу. И вот две старшие его дочери поехали, получается, вот в эту поездку.

Е. Химченко

— Очень довольные были.

Л. Галенко

— И когда я уже смотрела по итогу фотографии, как они там, вообще там фотографии, видео, как они там улыбались, смеялись, там вообще как они ходили по Москве — ну их там водили экскурсии разные. Я думаю: ну слава Богу, это я больше как-то себе надумала. Дети живы, глаза горят, ну то есть они с надеждой в будущее, все в порядке. И отец отошел, он тогда начал улыбаться. То есть он такой был замкнутый, после этого начал улыбаться. Ну и как-то все, эта поездка, потом они на море съездили, тоже помогли благотворители. Таким образом как-то вот они оттаяли вот от тех событий. Сейчас живут, учатся, дети учатся. То есть вопрос, вот честно, откровенно сказать, я не знаю, что на данный момент. На тот момент как бы шел вопрос о том, чтобы предоставили им жилье. Сейчас вот не могу сказать.

В. Рулинский

— Будем надеяться, что все-таки этот вопрос как-то решился.

Т. Ларсен

— Мы с вами в начале программы говорили о том, что Белгород стал таким фронтиром перед ну я даже, не знаю, как это сказать, перед этой дикой зоной турбулентности, в которой оказалось огромное количество людей. И Белгород в непосредственной близости находится к военным действия, и последствия этого в Белгородской области постоянно...

В. Рулинский

— Обстрелы.

Т. Ларсен

— Обстрелы случаются, да. И сейчас ведь вот мы здесь, в Москве, и огромное количество людей по всей России, они по-прежнему живут так, как будто бы там ничего не происходит. Ну они слушают там новости, может быть, даже как-то злятся, может с чем-то не согласны. Но их жизнь никак не изменилась, и никакой внутренней мобилизации с ними не произошло. С другой стороны, есть люди, которые прекрасно понимают, что жизнь перестала быть прежней. И даже если к тебе во двор еще ничего не прилетело, это не значит, что не надо мобилизоваться внутренне, да, и ну как-то жить в соответствии с тем, что сейчас очень многим нужна помощь, стране нужны твои таланты и знания и так далее и тому подобное. Вы живете все-таки в городе, где невозможно не мобилизоваться. Чувствуете ли вы вот эту разницу? Видите ли вы в жителях Белгорода какие-то изменения, которые говорят о том, что эти люди приняли ситуацию и действительно как-то вот делают, хотят сделать свой вклад, что для них это действительно важно, что их жизнь изменилась, но при этом в этом есть и надежда, и какая-то новая жизнь?

Л. Галенко

— Ну Белгород очень изменился. Вот вообще с самого начала просто люди откликнулись в разных направлениях: кто-то помогал военным, кто-то нес вещи и продукты, помогал беженцам, кто-то в госпиталях — это даже просто вот на местах. Вот я знаю, что беженцы сами рассказывают, что они приходили в какие-то организации, там то же самое, им помогали. И масса волонтерских групп, то есть их даже вот отслеживать очень сложно.

Е. Химченко

— И сети плетем.

Л. Галенко

— И носки вяжем.

Е. Химченко

— И когда Владыка благословил носки вязать тоже. И даже случай у нас был в госпитале, как осколок у него именно застрял вот между нитками носка. То есть берцы все были разорваны, и он пришел в молитвенную, это храм при госпитале, а тогда как раз монахини наши туда тоже ходят с монастыря, и они тоже вяжут. У нас даже священник приходил в монастырь, вот отец Александр, и вязал носки для солдат, когда Владыка благословил. И то есть, а как они вяжутся — с молитвой Иисусовой, да, «Живый в помощи». То есть он так благодарил, что вот мог бы...

Т. Ларсен

— То есть носок спас его.

Е. Химченко

— Да, пятку минимум раздробило бы. Но вот он такой острый, и вот он застрял именно в этих. То есть тут все с любовью.

Т. Ларсен

— В носке. Вот это да.

В. Рулинский

— К слову о волонтерских сообществах. Я когда Белгород посещал, я тоже поразился вот объему той помощи, которую действительно обычные люди, не по какой-то указке сверху, а потому что просто душа у них просит, и организовывали вот эти движения волонтерские, без всякой регистрации: просто вот группа в Телеграме — собрали там 60–70, потом 100–200 уже человек. И все участвуют, и все видят, что вот оно: вот конкретные адреса, вот конкретные люди, вот мы им собрали, вот мы им отвезли. Какой-то гараж сняли — просто меня привозили, показывали эти все места. Гараж какой-то сняли, там это все собирают, сначала только из Белгорода, потом из разных городов им присылают. И такая же история, я так понимаю, у вас тоже, такое стихийное движение помощи. Но у меня ощущение, что сейчас больше, конечно, акцент на помощи в зоне конфликта. Не столько в Белгороде, вот на территории, которая вот исторически...

Т. Ларсен

— Не столько беженцам...

В. Рулинский

— Да, не столько беженцам, сколько вот в зоне конфликта и тем, кто страдает там. У вас тоже есть такое ощущение, что как бы вот туда все больше тоже?

Е. Химченко

— Ну конечно, мы тоже помогаем. Если к нам священники приходят: вот нужно то-то, то-то, мы едем туда-то, в приграничные какие-то зоны. Мы тоже это все собираем, конечно, мы же понимаем, что там без света, без электричества, без воды, без ничего, то есть им сейчас очень тяжело.

В. Рулинский

— Ну и беженцы-то сами перестали, получается, нуждаться или все-таки по-прежнему какая-то помощь им нужна?

Е. Химченко

— Нет, ну по опросу даже, 85% все равно нуждаются. На первом месте это продукты питания и бытовая химия, на втором — медикаменты. То есть сейчас очень много обращений с онкологическими заболеваниями — или выявились старые болезни, или на фоне стрессов, или что это. Хоть и химию там они бесплатно делают, реабилитация все равно, им надо питаться, во-первых, качественно, и плюс там таблетки очень дорого стоят, что покупаем. Или вот сейчас вот, буквально вчера позвонила девушка: тоже в мае 22-го года отец был сильно ранен, тоже там несколько операций, военные вывезли в Белгород, и делали несколько операций. Но сейчас даже уже дали квоту ему в Нижний Новгород. И, естественно, я сказала, что будем помогать, купим билеты. Она просит на билеты в Нижний Новгород, потому что ей нужно сопровождать еще отца. То есть вот такие сейчас проблемы больше вот, потому что не хватает средств все равно. Даже получив наш пакет, мы понимаем, что мы-то ходим очень часто с такими пакетами из магазина, а раз в месяц — это вообще ни о чем. Это плюс еще надо купить овощи, да, какие-то фрукты детям. То есть понятно, что это не хватает и съем много забирает: если это семья, то это 20 тысяч квартира. Ну как можно, тяжело.

В. Рулинский

— Если есть желание как-то поддержать вашу работу, какие в основном направления? Вот, может быть, надо что-то привозить, присылать через какие-то торговые сети доставку? Или это денежки в основном нужны, как лучше сейчас?

Е. Химченко

— Нет, мы принимаем все как бы и с Озона, и на Вайлдбериз заказывают доставки, и СДЭК. Даже едем сами, забираем.

В. Рулинский

— Вот сейчас можно озвучить, что нужно.

Т. Ларсен

— Это поразительно, что, может быть, у наших слушателей даже нет, в принципе, понимания того, что сейчас ты можешь оказать помощь в Белгороде из Владивостока, просто заказ через маркетплейсы.

В. Рулинский

— Через несколько кликов.

Т. Ларсен

— По списку, через несколько кликов, и отправив просто в пункт выдачи в любой точке России. Это вообще нереально. Конечно, удивительно, что так работают технологии на службе человека. Поэтому, да, где можно узнать список необходимого, если кто-то захочет сегодня поддержать вас?

Е. Химченко

— Ну если по бытовым, то это продукты длительного хранения, либо это какие-то бытовые вещи — это чайники, утюги, посуда любая. Сейчас как-то более лето наступает, они просят детям самокаты — ну хотят какой-то тоже радости. Если, например, у кого-то он стоит, уже там ребенок вырос или что. Коляски, трости — тоже у нас висит как бы, никак не закроется эта позиция, люди ждут. То есть вот такие моменты.

В. Рулинский

— И заказывать можно куда? Это Белгород, улица Пушкина...

Е. Химченко

— Улица Пушкина, 19.

В. Рулинский

— Я уже выучил: Белгород, улица Пушкина, 19 — это Марфо-Мариинский монастырь.

Е. Химченко

— Женский монастырь, да, на мы на территории.

В. Рулинский

— Хорошо. Людмила, вот у вас сейчас, получается, такая страница в жизни, связанная именно с тем, как вы в Белгороде занимаетесь этим служением. Вы дальше для себя видите продолжение именно в сфере социальной? То есть, грубо говоря, когда-то же военные действия закончится. Эта всегда будет с вами всегда социальная деятельность? Или вы все-таки где-то себя видите применимо в отношении теологии или образования?

Л. Галенко

— Нет, в социальном служении я себя вижу. Мое такое ощущение, что это долго еще, ну в плане того, что помощь, она всегда будет нужна. Даже если все это закончится, все равно будет какой-то период на восстановление. Ну судя по примеру Мариуполя, то это будет еще долгое время, помощь нужно будет оказывать людям. Поэтому только в этом направлении.

Е. Химченко

— И даже если придется ехать туда.

Л. Галенко

— Даже скорее всего все равно я верю, что и в Харькове такая помощь будет нужна, там тоже будет нужно налаживать жизнь, и это обязательно тоже будет востребовано. Особенно от Русской Православной Церкви, то есть помогать людям. Потому что страдают прежде всего мало защищенные. Люди, которые могут, они уезжают, они разъезжаются, остаются в основном мало защищенные. И им нужно будет помогать, поддерживать. Поэтому в перспективе, может быть, даже почему, может быть, Бог даст, и поеду в Харьков. Опять же тоже будем там открывать Штаб помощи тоже людям.

В. Рулинский

— Когда, надеюсь, все будет мирно и, наверное, действительно можно будет в Харьков ехать, и везде действительно восстанавливать мирную жизнь. Дай Бог, чтобы это наступило скорее.

Т. Ларсен

— Да, ну а пока это время не наступило, мне кажется, у нас куча работы у всех все равно. И я очень надеюсь, что наши слушатели из тех, кто мобилизовался внутренне и живет, благодаря Бога, во-первых, за то, что он живет и радуется своей жизни, а во-вторых, находит возможность помогать. Давай еще раз напомним.

В. Рулинский

— Да. Сайт http://belmiloserdiе.ru — это тот сайт Марфо-Мариинского сестричества, где вы можете узнать, как помочь и еще раз уточнить адрес: ул. Пушкина, 19, город Белгород, на который можно направить через разные сайты необходимое для беженцев. И хотелось бы, конечно, поблагодарить вас, Елена Петровна, Людмила, за ваше служение. Дай Бог, чтобы это служение, когда-то необходимость в этом служении именно пострадавшим от военных действий закончилась. Но всегда мы будем, конечно, помогать всем, кто нуждается. Спасибо вам за этот труд во славу Божию.

Е. Химченко

— Носите тяготы друг друга. Поэтому этим и занимаемся. В принципе, ничего сверхъестественного не делаем, но без этого тоже никак это.

Л. Галенко

— Ну вообще, по большому счету, мы больше как проводники — это мое такое лично мнение. Потому что Господь дает, а мы просто передаем то, что нам Господь дает.

Т. Ларсен

— Это проект «Делатели» на радио ВЕРА. Настоящие делатели сегодня были у нас в гостях. Спасибо. Спасибо вам.

Е. Химченко

— Спасибо вам.

В. Рулинский

— До свидания.

---

Все выпуски программы Делатели

• «Помощь страдающим разного рода зависимостями». Роман Прищенко
• «Фонд «Жизнь как Чудо». Наталья Дмитриевская, Анастасия Черепанова
• «Социальное служение в регионах боевых действий». Наталья Кульева