Поделиться
Гость программы — специалист по истории войн Константин Залесский.
Мы говорили о личности, подвигах и судьбе русского военачальника Якова Слащёва, который прославился обороной Крыма в начале 20 века. Константин рассказал, каким образом Яков Слащёв защищал Крымский полуостров, и что сделало его одним из самых знаменитых военачальников Гражданской войны.
Ведущий: Дмитрий Володихин.
Д. Володихин
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы находимся в преддверии Рождества, в общем, скоро наступит большой праздник. Наша сегодняшняя тема из числа печальных, но хочу вам напомнить, что праздник бывает после поста, также, как радость приходит после горести. С этими словами мы начинаем передачу о замечательном военачальнике, который прославился обороной Крыма — это генерал Слащёв, получивший к своей фамилии почетную добавку — Крымский, именно потому, что он когда-то был верным и искусным защитником полуострова и для того, чтобы поговорить об том человеке с чувством, с толком, с расстановкой мы позвали замечательного специалиста Константина Александровича Залесского, специалиста по истории войн. Здравствуйте.
К. Залесский
— Здравствуйте.
Д. Володихин
— Итак, самое первое, что мы делаем, когда говорим о какой-то исторической личности — это просим нашего гостя дать буквально в нескольких фразах нечто вроде визитной карточки, что должны вспоминать наши радиослушатели, когда речь заходит о Слащёве?
К. Залесский
— Наши радиослушатели должны о Слащёве запомнить самое главное — это, что он — Крымский, как вы уже сказали, потому что это единственный человек за годы гражданской войны, который получил от своего командования подобное название, добавку по своим местам, где он сражался и, опять-таки, мы должны знать, что это, наверное, самая сложная фигура в гражданской войне, самая противоречивая фигура, все остальные фигуры гражданской войны, они в той или иной степени понятны, то есть они укладываются в какой-то алгоритм.
Д. Володихин
— А тут есть какая-то загадка.
К. Залесский
— Слащёв — это просто всегда загадка, и он не укладывается ни в какой алгоритм.
Д. Володихин
— Человек, который для любого положения, для любой ситуации, для любой исторической школы — фигура, которую надо уложить в прокрустово ложе, отрезать руки, отрезать ноги для того, чтобы он уместился, а он не умещается, это так, действительно, я согласен. Ну вот давайте вспомним о том, что именно Слащёв был одним из прототипов главного героя фильма «Бег» — генерала Хлудова, а «Бег», в свою очередь, поставлен по драматическому произведению Михаила Афанасьевича Булгакова, о котором тоже еще поговорим. Вспомните гениально сыгранного Дворжецким Хлудова, Слащёв не был похож на Дворжецкого, но его величие — величие другого рода, однако оно, скажем так, величие высокой пробы. Ну а теперь давайте от азов, собственно, в какой семье человек рос и как он вырос в генерала?
К. Залесский
— Яков Слащёв, он родился в семье военного, позже — полковника и позже — генерала, но не особо карьерного, то есть карьеры особой его батюшка не сделал, какой-то такой крупной карьеры, но был служакой в общем и целом, имел награды, и Слащёв воспитывался в военной семье, и это дало возможность ему сделать очень приличную военную карьеру и быструю. Его не послали учиться в кадетский корпус, он учился в частной гимназии, видимо, отец, может, так иногда проскакивает, что отец не очень любил военную службу и возможно, думал, что сын туда не пойдет.
Д. Володихин
— То есть отец не очень любил свое ремесло, сын полюбил, но против желания отца.
К. Залесский
— Да, против желания отца. И он пошел, причем пошел в Павловское училище, то есть те самые павлоны, которое дало самое такое элитное образование верных престолу офицеров.
Д. Володихин
— Ну что ж, замечательное начало.
К. Залесский
— И соответственно, после этого, семья хорошая, отец генерал, и Яков Слащёв распределяется после окончания училища, прекрасно оканчивает училище и поступает в лейб-гвардии Финляндский полк.
Д. Володихин
— Вот когда это было и в каком чине он поступил?
К. Залесский
— Да, надо сказать, еще одно противоречие как всегда, у Слащёва нет такого факта в жизни, в котором бы не было противоречий. Вот мы все уверены были, что Слащёв родился 12 декабря 1885 года, это во всех справочниках и во всех его послужных списках написано, что родился 12 декабря 85-го года и вот в списке послужном Слащёва, который относится к советскому уже периоду на полях рукой Слащёва написано: «Я родился 29 декабря 85-го года или 11 января 86-го по новому стилю».
Д. Володихин
— Ну это не очень изменяет ситуацию, но говорит о том, что человек окутан секретами.
К. Залесский
— Это с одной стороны даже окутано, а с другой, если мы говорили раньше по старому стилю, то был 85-й год, а теперь, по новому-то 86-й, в предыдущем варианте перехода через год не было.
Д. Володихин
— В любом случае в гвардию он выходит уже после того, как завершилась Русско-японская, в ней он участвовать не будет.
К. Залесский
— Нет, в Русско-японской он, конечно, не участвовал, это как раз 1907 год, он выходит подпоручиком, сначала его, как положено, причисляют к Финляндскому полку, а потом офицерское собрание дает добро, и он начинает свою службу. Служит он хорошо, ну как хорошо — нареканий нет, единственное, что: он отличается довольно взрывным характером, но без какого-то конфликта со своими коллегами по работе.
Д. Володихин
— То есть он вспыльчив, но с другой стороны, не склонен доводить конфликты до каких-то радикальных форм.
К. Залесский
— Да, ни в коем случае, и при этом он показывает очень хорошие знания, то есть не просто он хороший строевой офицер, то есть с солдатами в учебной команде работает, но у него явная склонность к анализу.
Д. Володихин
— Но талант к кооперативной работе или к штабной, к чему именно?
К. Залесский
— Командование определяет, как к штабной.
Д. Володихин
— Ну что ж, это должно было направить его карьеру по определенному пути.
К. Залесский
— Это ее и направляет, причем надо отметить, что для гвардии это, в общем, не самое частое занятие, дело в том, что если человек начинает служить по Генштабу, то он теряет гвардейские преимущества после окончания академии, а его командируют в академию, причем три года он служит в полку и уходит в академию.
Д. Володихин
— Вот выглядит примерно так: «что-то он слишком умный, давайте его в академию отправим».
К. Залесский
— И потом он будет служить по Генштабу.
Д. Володихин
— Где-нибудь там, но не у нас.
К. Залесский
— Да. И вот его отправляют. Он прекрасно заканчивает два года академии Генштаба, это основной курс.
Д. Володихин
— Прекрасно закончил Павловское, прекрасно служил, прекрасно закончил академию — он везде отличник.
К. Залесский
— Да. И вот здесь, как всегда, у Слащёва начинается следующее: третий курс, так называемый дополнительный курс академии Генштаба, на который его переводят, потому что он окончил по первому разряду, он заканчивает успешно 73-им, а Генштабу причитаются первые 67.
Д. Володихин
— Неприятность...
К. Залесский
— То есть он, окончив академию Генштаба, он получил высшее военное образование, он возвращается в свой лейб-гвардии Финляндский полк на строевую должность строевым офицером.
Д. Володихин
— То есть есть подозрение, что он специально себе занизил результаты?
К. Залесский
— Есть такое подозрение, что в принципе он мог не переходить в дополнительный класс, такая возможность еще вполне вероятна, но вот что он решил не служить по Генштабу, то есть он сдал, полностью закончил, никаких проблем...
Д. Володихин
— И специально себе слегка подпортил эту сдачу.
К. Залесский
— Ну правда, он не получил очередной чин.
Д. Володихин
— Но, видимо, надеялся, что получит иначе.
К. Залесский
— Да, получил иначе, но чин получают вообще по окончании академии, при зачислении в Генштаб идет следующий чин.
Д. Володихин
— Ну вот, допустим, он вернулся в свой полк, а на носу уже Первая мировая...
К. Залесский
— Да, и вот смотрите, мы смотрим предыдущую биографию Слащёва: прекрасно окончил училище, отучился в академии Генштаба, явная склонность к аналитике, и вот тут начинается Первая мировая, вот я вам просто зачитаю награды, полученные капитаном и позже полковником Слащёвым во время Первой мировой войны 1914-1917 годы, даже, скорее, начало 17-го.
Д. Володихин
— Прошу вас.
К. Залесский
— Орден Святого Георгия IV степени, Георгиевское оружие, орден Святой Анны II степени с мечами, орден Святой Анны III степени с мечами, орден Анны IV степени на эфес сабли с надписью: «За храбрость», орден Станислава II степени с мечами, мечи и бант к имеющемуся ордену Станислава III степени, Владимир III степени с мечами, Владимир IV степени с мечами и бантом.
Д. Володихин
— Хотелось бы уточнить, что такое Георгиевские награды — это все, конечно, понимают, они всегда сопровождались совершением некоего подвига, причем подвига на поле боя, но вот когда говорят: «мечи» — это ведь тоже то, что получено в боевой обстановке, то есть получается, что он не вылезал из боев и был хорош?
К. Залесский
— Вообще не вылезал, да, потому что в принципе вот такой набор наград я вообще ни разу не видел, то есть чтобы человек — один офицер за одну войну вот это все получил. Пять ранений.
Д. Володихин
— То есть он не трус.
К. Залесский
— То есть он совсем не трус, и вот здесь как раз возникает вопрос: а ты еще и аналитик? То есть получается, что мы имеем совершенно выдающегося офицера, то есть с одной стороны, он, может быть, даже избыточно храбр, потому что тут слишком много всего, да? Причем и Георгий IV, и Георгиевское оружие — это лето 16-го года и осень 16-го, то есть это наступление Юго-Западного фронта.
Д. Володихин
— Скажем так, Луцкий прорыв и то, что за ним последовало.
К. Залесский
— Скорее то, что за ним последовало, да. То есть выдающийся офицер, у которого прекрасные перспективы, прекрасные.
Д. Володихин
— Итак, полковник Яков Слащёв въезжает со всеми этими наградами и со всеми своими ранениями, отвагой искусством в эпоху революции, в 17-й год.
К. Залесский
— В 17-й год, он растет дальше, с июля, то есть фактически всю эту смуту 17-го года...
Д. Володихин
— То есть, условно говоря, от переворота до переворота?
К. Залесский
— Чуть позже, с июля. Встречает он февральскую революцию, будучи заместителем командира гвардии Финляндского полка, а в июле 17-го он получает под свое командование лейб-гвардии Московский полк.
Д. Володихин
— Ну что ж, это уже карьера блестящая, прежде чем мы продолжим, я хотел бы, сразу после того, как человек расстался с лейб-гвардии Финляндским полком, у нас в эфире прозвучит марш лейб-гвардии Финляндского полка, в честь этого замечательного боевого соединения.
Звучит марш
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, имею честь напомнить вам, что это светлое радио, в эфире передача «Исторический час», после слова «час» хочется поставить твердый знак, чтобы это звучало в большей степени в стиле Российской империи. В студии с нами замечательный специалист по военной истории Константин Александрович Залесский, и мы разговариваем о судьбе и трудах замечательного военачальника Якова Слащёва.
К. Залесский
— Да. И вот мы как раз закончили на том, что у Слащёв служит командиром лейб-гвардии Московского полка, и впереди его ждет ну очень приличная карьера, он уже полковник, то есть сохранись армия дальше — генерал уже не за горами, генеральские погоны. И тут происходит второй вооруженный переворот, октябрьский. Если к временному правительству Слащёв, будучи в душе монархистом, он особо не скрывал своих монархических настроений, но не был активным монархистом, то есть не выступал там.
Д. Володихин
— То есть: «Это дрянь, господа, но это дрянь, которую еще можно терпеть, господа».
К. Залесский
— Да. То в условиях Октября и Ноября он понимает, что здесь он служить ни при каких обстоятельствах не будет.
Д. Володихин
Совесть мешает.
К. Залесский
— Да, совесть мешает и с большевиками он не хочет иметь никаких дел, поэтому он увольняется из армии, тогда это было совершенно нормально, это не дезертирство, просто человек подает рапорт и оставляет свою службу.
Д. Володихин
— Все всё понимали.
К. Залесский
— Да, он оставляет службу и сразу же примыкает к добровольцам, он направляется на Юг, но так получается по стечению обстоятельств, что, во-первых, он прибывает с опозданием, потому что пока сдавал полк, пока то, пока сё, и он не зачисляется в армию, а отправляется Алексеевым туда, на Дон, на Кубань.
Д. Володихин
— Я хочу напомнить, что генерал Алексеев — это один из вождей «белого» дела на раннем этапе, по убеждениям своим, скорее, февралист, совсем не монархист, Слащёв для него был фигура более правая, чем он сам и он, конечно, понимал, что в ситуации, когда к нему идет колоссальный поток офицеров, полковников можно ставить на роты и даже на взводы и держать в резерве.
К. Залесский
— Но Слащёв стечением обстоятельств попадает не в строевые части, а его отправляют на Дон, в принципе, его на Кубань отправляют для формирования пополнения и отрядов повстанческих. И туда в начале 18-го года прибывает Слащёв и там обнаруживает, что перспектив никаких, то есть никто не хочет к нему идти, но потом, когда советская власть все-таки дала почувствовать свою руку, тут-то казаки начинают организовываться в отряды.
Д. Володихин
— То есть как только наступило расказачивание — казачество «побелело».
К. Залесский
— Да, и Слащёв указывает в своих воспоминаниях, что «в этот момент ко мне за неделю записалась тысяча человек». Но, конечно же, он не возглавляет отряд, потому что Кубань — это специфика, а он становится начальником отряда у Андрея Григорьевича Шкуро́.
Д. Володихин
— Но это специфика та, что у казачьих отрядов должны быть казачьи командиры. Шкуро — как раз из казачьей среды.
К. Залесский
— Да, причем Шкуро — это как раз такой вождь, и он не полковник, Шкуро, если я не ошибаюсь, по-моему, до подъесаула дотянул во время войны.
Д. Володихин
— Ну, он во время гражданской стал генералом.
К. Залесский
— То есть это такой человек из народа, который за собой ведет людей и который вот генерал гражданской войны, то есть там, где с шашкой вперед.
Д. Володихин
— «Ребята, в деревне окопались красные, пойдем, порубаем их!» Примерно так, а у него за спиной очень хороший аналитик и искусный военный, который говорит: «Вот хорошо, мы это сделаем так, но давайте подтянем резервы, обеспечим все, давайте оружие подбросим...»
К. Залесский
— Но при этом активно тоже принимает во всем этом участие, то есть Шкуро находит фактически для себя начальника штаба, который такой же отважный, храбрый офицер, как и он, но при этом более искусный. Правда сказать, надолго там Слащёв не задержался, потому что кубанцы, они, в основном, замещаются кубанцами, а Слащёв был переведен в состав уже регулярных, ну не совсем регулярных...
Д. Володихин
— Регулярные части Белой повстанческой армии.
К. Залесский
— Да, он уже начал службу там, получил генерал-майорские погоны и бригаду, а потом он получил дивизию.
Д. Володихин
— И где он воевал?
К. Залесский
— Воевал он в основном, на Украине, Киев, Харьков, вот это направление.
Д. Володихин
— Насколько удачно?
К. Залесский
— Скажем так, с переменным успехом, он не участвовал вот в этом Московском наступлении, которое закончилось печально. Он командовал Четвертой пехотной дивизией, которая состояла из сводных бригад 14-й и 34-й пехотных дивизий, еще императорской армии, такая вот странная была организация...
Д. Володихин
— Нельзя сказать, что элитная, а скорее несколько между первым и вторым сортом, точно, что не высший.
К. Залесский
— Да. И его бросают, в основном, на поддержание порядка, то есть не карательные операции, а борьба с повстанческими отрядами, прежде всего с Махно, но еще там петлюровцы, на Украине насчет повстанческих отрядов никогда проблем не было, они были всегда, причем их было много разных. Скажем так, звезда Слащёва начала восходить, когда стала закатываться звезда Белой армии, то есть после того, как провалилось Московское наступление.
Д. Володихин
— Орел взяли, до Тулы не дошли и начали постепенно откатываться. Был шанс, что называется, пожалуй, самый большой за время гражданской войны, шанс этот не реализовался и идет отступление, в ходе которого белые все-таки отбиваются, какие-то контрудары наносят, но при этом, конечно, трещит по швам буквально все.
К. Залесский
— Да, а Слащёв воюет с Махно, ни славы, ни чести, скажем так.
Д. Володихин
— Даже такой трагической, как у Кутепова.
К. Залесский
— Да, и вот падает генерал Шиллинг, командующий войсками Киевской области, так называемой, он сдает Харьков, он сдает его потому, что белые войска отступают и белые войска как отступают: отступает крупная группировка во главе с Деникиным добровольцы, они уходят в кавказском направлении, а войска Шиллинга уходят с Киевского направления, они уходят к Одессе, в Таврию туда...
Д. Володихин
— А посередине — брешь.
К. Залесский
— И в этой бреши стоит третий армейский корпус генерала Слащёва.
Д. Володихин
— Уже корпус.
К. Залесский
— Да, корпус. Получилось что: была дивизия, как я говорил, 4-я, которая состояла из бригады сводной 13-й и 34-й пехотной дивизии, после того, как туда влили какую-то часть, эти дивизии, бригады были развернуты в 13-ю и 34-ю пехотные дивизии, тем более, что они стремились к тому, чтобы их восстановить, но надо отметить, что вот если кто-то может себе представить корпус хотя бы по численности, то я вам сейчас произнесу, сколько на тот момент составлял корпус Слащёва: три с половиной тысячи человек.
Д. Володихин
— То есть, в сущности, меньше двух полков штатного состава времен довоенных.
К. Залесский
— В общем, ничего.
Д. Володихин
— Это корпус времен гражданской войны, но для гражданской войны это даже много.
К. Залесский
— Да, это даже очень сильный корпус. И вроде все идет, как идет, Деникин отступает, Шиллинг отступает, у Шиллинга значительно больше войск и задача переставиться перед Шиллингом, отступить за Таврию, там Крым оберегать, ну и так далее, и сдать Одессу, но тут приходит директива от наших западных союзников, которые говорят, что они очень волнуются, Одесса — это очень важный момент, это порт, и они требуют удержать. Соответственно, из штаба Деникина Шиллинг получает следующий приказ: Оборонить Одессу любой ценой, Одесса не должна быть сдана.
Д. Володихин
— Честно скажем, что ее потом все равно сдадут, правда, это не тот сюжет, он не касается Слащёва.
К. Залесский
— Да, но соответственно крупные войска Шиллинга начинают концентрироваться в направлении Одессы, Северная Таврия остается просто никакой, ее никто не защищает, ее защищают три с половиной тысячи человек генерала Слащёва, который получает в принципе задачу удерживать Крым, если получится.
Д. Володихин
— Вот возьми ружье и взорви мост.
К. Залесский
— Да. На что Слащёв принимает решение, он об этом честно пишет, он потом это пишет и во многих статьях, он принимает следующее решение, причем вот это показывает его, как совершенно прекрасного тактика, он делает вывод: я не могу удержать Северную Таврию с тремя с половиной тысячами человек, значит, я не буду удерживать, а полуостров могу. А почему, он пишет: «Если я закрою своими войсками четырехсот верст фронта, то любой его прорыв на этих четырехстах верстах у меня рухнет фронт и у меня не будет корпуса, поэтому я этого не должен допустить». И он начинает отход к Перекопу, к перешейку и как раз в этот момент Шиллингу ничего не остается делать, как назначить его ответственным за оборону Крыма, причем, скажем так: вот что хочешь, то и делай.
Д. Володихин
— Да, ему даже дают резервы, помнится, был такой замечательный резерв — Славянский полк, в котором было сто штыков.
К. Залесский
— Да, этот полк, но он проходит по ведомости отдельной позицией, и Слащёв, его знаменитых приказов будет совершенно бесконечное количество, но свой первый приказ Слащёв отдает 31 декабря по старому стилю 1919 года, причем отдает он его из Мелитополя, он еще в Мелитополе со своими войсками, он отдает свой приказ об обороне Крыма, в котором он указывает, что, во-первых, все, кто в тылу, все офицеры и солдаты, и больные, и кто угодно должны немедленно быть мобилизованы, что на территории Крыма он запрещает азартные игры, что он запрещает, вводит ну не сухой закон, но запрещает пьянство и что все мобилизуется на защиту Крыма, «из Крыма я не уйду», пишет он.
Д. Володихин
— Суров!
К. Залесский
— Но справедлив.
Д. Володихин
— Ну, в общем, да, надо же как-то защищать.
К. Залесский
— А к этому времени в Крыму вот Российская империя, Крым далеко, там фронта нет, соответственно, там какое-то такое подобие дореволюционной жизни: бульвары, кафе-шантаны, политики всех мастей, все политики со всей России, вся либеральная интеллигенция сосредоточилась в Крыму.
Д. Володихин
— И невероятное количество спекулянтов, многие из них радостно сотрудничают с интендантскими службами белых армий.
К. Залесский
— Да, спекуляцией занимаются все, в том числе, офицеры, которые поняли, что их никто вообще не защищает и что им надо обеспечивать свои семьи и в принципе сложилось так, что белые, они там, далеко, а здесь играют роль политики, здесь кадеты, октябристы, кто-то черносотенцы, там все есть, и начинается политическая жизнь, издаются газеты, которые между собой, еще там есть крымские татары, в общем, там процветает общество.
Д. Володихин
— И вдруг на горизонте появляется Слащёв со своим штыками, со своими приказами. Ну что ж, задержимся здесь, в двух шагах от звездного часа Слащёва и от стальной мобилизации Крыма и напомним друг другу, что здесь у нас не война, а здесь у нас мир, покой, что это студия радио «Вера», светлого радио, что в эфире у нас передача «Исторический час», с вами в этой студии я, Дмитрий Володихин, мы прерываем наш разговор буквально на одну минуту и вскоре вновь встретимся в эфире.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин и в гостях у нас замечательный специалист по военной истории Константин Александрович Залесский. Мы обсуждаем подвиги выдающегося полководца генерала Слащёва, мы продолжаем разговор о том, как Слащёв защищал Крым.
К. Залесский
— И здесь, как раз в этот момент, о чем мы говорим, произошло то самое, что сделало Слащёва одним из самых знаменитых военачальников гражданской войны — обладая тремя с половиной тысячами человек, он сумел удержать Крым, не имея для этого вообще никаких других данных.
Д. Володихин
— Ни тяжелой артиллерии, ни резервов...
К. Залесский
— У него ничего не было. Нельзя сказать, что в тот момент Крым считался для Красной армии каким-то главным направлением, нет, но советских войск там было все равно больше.
Д. Володихин
— И азарт ворваться на плечах отступающих белых в Крым определенно был.
К. Залесский
— Да, конечно, и не только у местных красных командиров, это были директивы и из Москвы, никаких проблем здесь не было. И вот тогда Слащёв оказал себя тем самым человеком, в котором соединяется, с одной стороны вот этот храбрый офицер и специалист по гражданской войне, или штабист. Формально у него был начальник штаба, полковник, потом генерал Дубяго, но он, в основном, находился в Симферополе, на него Слащёв свалил то, к чему у него никогда не лежала душа, он на него свалил организацию тыла, снабжения, борьбу со спекуляцией, потому что на тот момент другой власти в Крыму не было, Слащёв был не только командиром корпуса, он отвечал еще за все, что происходит в Крыму.
Д. Володихин
— Своего рода крымский диктатор на несколько месяцев.
К. Залесский
— Да. Он сидел в Джанкое, ставка была в Джанкое.
Д. Володихин
— Ближе к позициям оборонительным.
К. Залесский
— И вот тогда Слащёв, будучи самым таким гением гражданской войны, он сделал совершенно логичный вывод, что вся та тактика, которую тут генералы из Первой мировой ведут на всех фронтах, она не подойдет, мы будем, — говорит, — действовать по-другому, я не могу удержать Перекоп, — говорит он, — во-первых, на Перекопе ничего нет, там позиция-то вся ослабленная...
Д. Володихин
— Нет там никаких великих укреплений, мощных орудий, ничего нет.
К. Залесский
— Да, и плюс еще обратим внимание — это декабрь, холодно, Перекоп продувается со всех сторон всем, чем угодно, да и Юшуньские позиции тоже. И что тогда делает Слащёв — он оставляет на перекопе тот самый упоминаемый вами Славянский полк, все сто штыков, а весь остальной корпус, который он всеми правдами и неправдами довел до численности 5 тысяч 500 человек, что, в принципе, нереально, никто не может понять, как он это сделал, он его уводит за Перекоп, спуская в населенные пункты и размещает по теплым домам.
Д. Володихин
— То есть предоставляет красным возможность замерзнуть, переходя Перекоп.
К. Залесский
— Да, и красные переходят Перекоп, занимают его, отчитываются перед Москвой: «Мы в Крыму, перекоп взят!» Красные отчитываются, в Симферополе паника, вся городская дума требует сказать, что происходит, каждые 15 минут звонят, телеграфируют Слащёву: что происходит, убегать, что делать?
Д. Володихин
— А генерал?
К. Залесский
— А он не отвечает. Единственное: он отдает приказ: занять Юшуньские позиции и отбросить красных, все, точка. Его белые войска наносят удар, красные, которые только что двое суток шли через Перекоп под, там был не снег, а мокрый дождь, под мокрым пронизывающим дождем без отдыха, без горячего и как раз на подходе к Юшуньским позициям им дали ночевку в чистом поле и вот тут, на Юшуньских позициях они останавливаются и по ним наносится удар из тыла, из фронта — красные бегут, причем бегут так, что Перекоп не замечают, то есть после этого, как вспоминают сослуживцы Слащёва, он оборачивается к адьютанту и говорит: «Передайте в Симферополь, что вся эта тыловая сволочь может распаковывать свои чемоданы». Это одна из операций, таких операций было несколько.
Д. Володихин
— То есть несколько раз он повторял этот фокус с разной степенью искусства, но с большой степенью воли.
К. Залесский
— Да, и все время это выходило. При этом он поддерживает в своих войсках высокий настрой, ему начинают верить, то есть очень важен кураж, командиру должны верить, он должен быть удачлив и ему верят, и не только войска, верит население Крыма, население Крыма верит и боится, почему боится — потому что он решительный человек, он может отдать приказ. Был один случай, его имя обрастает легендами, он отдает приказы такие: «приеду-разберусь». Один раз в Симферополе лавочники решили с утра закрыть лавки в ответ на один из приказов Слащёва, и они закрылись, то есть мы торговлю прекращаем. Приходит приказ Слащёва, который состоит из четырех слов: «Лавки открыть. Иначе приеду». На следующий день все лавки работали. И когда, это было немножко позже, были случаи, отложилось в архивах, что в ряде красных войск, которые находились в том районе, были случаи отказа наступления со словами: «Там Слащёв, мы его не победим». Сам Слащёв, он, естественно, безумно храбрый, он находится всегда на передовой, он и сам ходил в атаки лично, при этом он сразу позиционирует себя, чтобы его видели, он начинает носить белую венгерку, отороченную черным мехом, белую такую невысокую папаху типа кубаночки и белую бурку.
Д. Володихин
— Это значит, не то, что он честолюбив до безумия, примеряет какие-то фантастические одежды Наполеона, это он просто хочет показать войскам: ваш командир с вами...
К. Залесский
— И его видно издалека.
Д. Володихин
— Снайперам, правда, тоже.
К. Залесский
— Да, это в 19-м было, один раз он на автомобиле сказал речь солдатам, автомобиль как раз развернулся, он встал на автомобиль, говорит солдатам, в этот момент его полоснули пулеметной очередью с красной стороны, он упал на сиденье, но в этот момент водитель рванул вперед, и никто не понял, что он ранен, а в него три пули, две в легкие, одна в живот.
Д. Володихин
— Но тем не менее он остался жив и даже боеспособен.
К. Залесский
— Да, у него, как мы, помните, говорили, было пять ранений, к концу войны гражданской у него было их девять. И потом это еще один из моментов, почему он носил венгерку — он фактически не мог носить мундир, у него была очень болезненная рана в живот, обтягивающий мундир он не мог носить, ему жало, а мягкая венгерка, она на меху, она застегивается, и вот в белой он ездил, а в штабе, где нет необходимости он ходил в синей венгерке, отороченной серым мехом.
Д. Володихин
— Ну а, допустим, рассказы, которые вошли в легенду и повлияли на литературу, что он ради дисциплины в Крыму занимался бесконечными расстрелами.
К. Залесский
— Тут мы можем сказать, что Слащёв был еще и очень хорошим психологом, то есть он был храбрым офицером, генштабистом и все это вместе давало, естественно, знания в психологии. У него были чрезвычайно жесткие приказы, большинство приказов, которые: «Наладить врачебное обслуживание госпиталей, конфисковать ванные, лекарства и все, я через неделю приеду с инспекцией, имейте ввиду: будет не сделано — всех повешу». Или один из приказов он заканчивает: «И знайте, я готов взять на себя ответственность за то, чтобы перевешать предателей». То есть слово «повесить», «повесить», «повесить» очень часто звучит.
Д. Володихин
— Но в реальности?
К. Залесский
— Реальность, значит все знают, что Слащёв — вешатель, это в красной пропаганде Слащёв, он именно вешатель.
Д. Володихин
— Собственно, и представители левых социалистических партий, которых он вовсе не перевешал в Крыму, но тем не менее они распространили о нем такие же слухи.
К. Залесский
— Да. после занятия Крыма в ЧК было проведено следствие по делу Слащёва, чтобы выяснить, сколько было расстреляно — так вот, они не нашли подтверждение официально.
Д. Володихин
— Сам он в воспоминаниях писал, что несколько человек пришлось.
К. Залесский
— Есть двое данных...
Д. Володихин
— Меньше десяти.
К. Залесский
— На самом деле, немножко больше, есть данные, которые привел еще в 90-е годы Александр Георгиевич Кавтарадзе в своей книге — это 105 человек, это приказы, которые подписаны Слащёвым, а вот более поздние современные историки, они оценивают немногим более 30-ти количество расстрелянных, из них надо отметить, что из них 16 человек — это «орловцы» так называемые, это офицеры, которые подняли мятеж в 20-м году.
Д. Володихин
— Да, это известная история.
К. Залесский
— А 14 — это по делу о большевистском подполье.
Д. Володихин
— Я бы сказал, что вот эти 105 — это ведь приказы, которые при всей подписи генерала Слащёва выполнены не были, то есть расстрел не был произведен.
К. Залесский
— Да, но тут есть приказ, который подписан Слащёвым, что конкретный человек приговорен трибуналом, Слащёвым скреплен.
Д. Володихин
— Но в его собственных воспоминаниях еще меньше число.
К. Залесский
— Да, вот поэтому я и говорю, что современные историки снижают до 30-ти с небольшим, почему 30 с небольшим — потому что 16 орловцев это точно, в один приказ прошло, и 14 коммунистов было взято — подполье, был процесс военного трибунала и тоже там 14 человек было, и они были казнены, то вот 30 — это точно, вот двумя партиями. Все остальное, что имеем, то имеем.
Д. Володихин
— После того, как Слащёв — «вешатель» воспользовался своим правом на относительно небольшое количество раз, какой-нибудь красный командарм в общем, оставлял за собой шлейф из сотен тысяч людей.
К. Залесский
— Конечно, это несравнимо.
Д. Володихин
— Он попадает в довольно сложную ситуацию: он защитил Крым, он герой, но в Крым эвакуируется в начале 1920 года Белая армия, и у нее сменяется главнокомандующий, вместо Деникина приходит Врангель, который сам своего рода диктатор.
К. Залесский
— Да, но на первых порах он выказывает всяческое благоволение Слащёву, присваивает ему звание генерал-лейтенанта.
Д. Володихин
— И почетную добавку к фамилии.
К. Залесский
— Нет-нет, это позже, это в марте он дает ему генерал-лейтенанта и пишет, что пока оборона Крыма в ваших руках, Яков Александрович, я спокоен. Дальше начинаются разногласия, Слащёв привык быть человеком, который решает, как ему оборонять Крым и как ему действовать и судя по тому, что он действовал успешно, то он имеет на это право, и он не любит, когда ему «эти из штаба» указывают, чего ему делать, тем более, что у Слащёва есть еще одна отличительная черта, которую отмечает все его окружение: он категорически не подвержен влиянию окружения, ни при каких обстоятельствах.
Д. Володихин
— Делает, что хочет, сам.
К. Залесский
— Да, окружение — это те, кто обеспечивают выполнение его приказов. Вокруг Врангеля существует целое правительство, которое наполнено различными прогрессивными людьми, которые ему дают нужные советы и каждый хочет повлиять, это не нравится категорически, и Слащёву не нравится Врангель, Врангелю не нравится Слащёв. После этого наступают бои под Северной Таврией, бои на Каховском плацдарме.
Д. Володихин
— И Слащёва отправляют из Крыма воевать в Северную Таврию, причем в качестве одной из фигур, на которую, если не ставят, то надеются.
К. Залесский
— Да, но когда Слащёв начинает наступление в Северной Таврии, он указывает штабу, что для успешного наступления он не может наступать своими штыками, ему нужны сабли, ему нужен корпус Барбовича, который стоит рядом — Барбович не получает приказа наступать.
Д. Володихин
— Я все-таки отвлекусь от накала оперативных сводок, сражений, походов и пулеметной трескотни, я напомню, что это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях замечательный историк, специалист по военной истории Константин Александрович Залеский, и мы обсуждаем труды и дни генерала Слащёва, блистательного полководца, попавшего в сложные обстоятельства. Итак, Слащёв в Северной Таврии, человек, который может, хочет воевать и может вырвать победу, потому что в начале его действия были достаточно удачны, он наступал, как надо, но ему в какой-то степени связали руки.
К. Залесский
— Да, ему связали руки. Слащёв — человек, скажем так, резкий, он подает в отставку, отставку принимают. На его место назначается генерал Витковский, то есть Врангель, ему не удалось продвинуться вперед, но зато он решил одну из внутренних проблем. Вот тут Слащёв получает почетную приставку «Крымский», благодарность, указание, что пора лечиться, Яков Александрович, готовы отправить вас в Европу на воду, то есть деньги выделить, только уезжай.
Д. Володихин
— Это у нас лето 1920-го?
К. Залесский
— Это у нас август.
Д. Володихин
— Август 1920 года.
К. Залесский
— Либо начало, если по старому стилю, либо середина, если по новому.
Д. Володихин
— И Врангелю в Крыму осталось всего несколько месяцев, в общем, довольно сложная ситуация, но пока в Северной Таврии наступление все еще развивается.
К. Залесский
— Но Слащёва там уже нет. Слащёв едет лечиться в Ливадию, через какое-то время он докладывает Врангелю, что он готов сражаться, в это время как раз уже начинается последнее наступление. И Врангель говорит: «Отправьте его в Джанкой к Кутепову». Слащёв уезжает к Кутепову и не получает там никакой должности, в этот момент приходит приказ об эвакуации, уже войска наступают и грузятся на пароходы. При этом Кутепов получает телеграмму от Врангеля: «Передайте Слащёву, что я не настаиваю на том, чтобы он эвакуировался, — я передаю своими словами — пусть он действует, как считает нужным, если он хочет организовать сопротивление красным и действовать в их тылу, то никаких проблем, пожалуйста». Но Слащёв едет вместе с Кутеповым, считая, что это бесперспективно и эвакуируется в Константинополь на ледоколе «Илья Муромец».
Д. Володихин
— Это происходит в ноябре 1920 года, в сущности военачальник, который был очень хорош в операциях конца 19-го-начала 20-го года и совсем неплох в середине 1920 года в критической обстановке не получает возможности делать то, что ему представлялось необходимым. Он в Константинополе, здесь делаем небольшую паузу, хотелось бы остановиться на очень тонком моменте: вот о Слащёве многие говорили со слов тех, кто его видел, очевидцы были, мягко говоря, не союзниками и не сторонниками Слащёва в Крыму, что он был безобразен, распутен, что он был пьяницей, что он был буен, даже были какие-то намеки, что он был кокаинистом, насколько все это соответствует действительности?
К. Залесский
— Под этим, естественно, есть определенные факты, факты заключаются в следующем: Слащёв сам говорил Клоду, одному своему прошлого соратнику, что утверждают, что я пьяница — меня кто-нибудь когда-нибудь видел пьяным? Вы меня когда-нибудь видели пьяным? Нет. Меня кто-нибудь видел пьяным? Нет. Я люблю выпить? Да, я люблю выпить, но пьяным меня никто никогда не видел. Никогда я бы не смог руководить войсками, никогда бы я не смог пользоваться авторитетом, если бы я устраивал пьяные дебоши и так далее. Что касается морфия, а потом и кокаина: надо отметить, что в тот момент не только в России, а и во всем мире это были, в принципе, одни из единственных сильнодействующих болеутоляющих, то есть что и морфин, что и кокаин — это нужно было для снижения болей.
Д. Володихин
— То есть он не злоупотреблял, он просто не мог бы выжить?
К. Залесский
— Он не мог бы выжить, он еще и писал, в том числе, опять-таки, из разговора Клоду он сказал: «Меня обвиняют в том, что я принимаю кокаин — иногда я вынужден принимать кокаин, если мне нужно по двое-трое суток не спать ради того, чтобы отбить наступление». То есть человек не жалел своего организма, понимая, что это плохо.
Д. Володихин
— Ну вот таков он, «вешатель, пьяница, дебошир» и так далее, и так далее, человек, который приносил победу за победой. Но вот он в Константинополе, и он из Константинополя перебирается с большим скандалом в советскую Россию, и там слывет в качестве добросовестного перебежчика, на белой стороне распространяется слава о нем, как о редком предателе.
К. Залесский
— Да, при этом мы должны иметь ввиду одну очень странную вещь: действительно, все очень странно со Слащёвым, перед тем, как Слащёв принял окончательное решение уехать в советскую Россию это конец 21-го года, а его начали опекать с февраля 21-го года сотрудники иностранных отделов ЧК, более полугода, перед этим он два раза встречается с Врангелем...
Д. Володихин
— Вроде бы они поссорились, они смертельные враги.
К. Залесский
— По решению суда чести он исключен из армии без права ношения мундира по инициативе Врангеля. И вдруг две встречи, они не секретные, но никого не информируют, о чем там идет речь, никто этого не знает до сих пор, что там, мы не знаем. Слащёв находится в советской России и преподает на курсах «Выстрел», он показывает себя блестящим генштабистом, блестящим аналитиком, пишет огромное количество статей по стратегии, по тактике, у него прекрасные лекции, все заслушиваются...
Д. Володихин
— При этом власть ему в войсках не дают.
К. Залесский
— Но он только каждый месяц бомбит штаб требованием отдать ему строевую должность, ему Дзержинский обещал корпус, он требует: дайте мне строевую должность. Все его окружение, преподаватели отмечают, что он совершенно не хочет преподавать на курсах «Выстрел», он манкирует своими обязанностями.
Д. Володихин
— Ну и в общем, специалисты наших дней говорят, что не напрасно ему не давали строевой части, подозревали в том, что он имеет намерения совершенно иного рода, то есть они говорили, что он по собственной инициативе решил некое военное подполье среди командиров Красной армии против правительства возглавить, другие говорят, что не по своей воле, а чуть ли не на тех встречах с Врангелем договорился об этом и соответственно, советская власть побаивается его.
К. Залесский
— Да, и тем более, что он приехал из Крыма ведь не один, с ним должен был приехать Дубяго, но он отказался, его начальник штаба, а так с ним приехал его инспектор артиллерии, его личный адъютант, командир его конвоя, полностью прибыл штаб корпуса и в конце концов ему удается добиться того, что его отзывают из школы «Выстрел», это конец 28-го года, в декабре он почти добился строевой должности, и 11 января 29-го года его на его квартире убивает его ученик Коленберг выстрелом из пистолета. Он его убивает якобы потому, что тот когда-то приказал расстрелять его брата, но учитывая, что мы знаем количество расстрелянных, то тут какая-то определенная проблема. Коленберг — идеальная фигура, у него очень тяжелая контузия, у него все время болит голова, он, в общем, не отвечает за свои действия.
Д. Володихин
— Ну и в итоге мы можем подозревать, что не такой уж перебежчик Слащёв и не так уж доброжелательно отнеслась к нему советская власть, видимо, его в какой-то момент решили убрать, опасаясь, что он слишком крупная фигура, от него может пойти кристаллизация какой-то военной оппозиции.
К. Залесский
— Скорее всего, концы в воду и решили с этим тихо закончить.
Д. Володихин
— Ну что ж, финал печальный, но мы должны помнить, что этот человек был великолепным полководцем, может быть, недооцененным в свою эпоху, но тем не менее сумевшим в крайне тяжелых обстоятельствах проявить талант. Мы запомним то, что в «Беге», в фильме и в произведении Михаила Афанасьевича Булгакова, которое стало основой для сценария этого фильма генерал Хлудов срисован с двух белых вождей — это прежде всего со Слащёва и во вторую очередь, мало кто это знает — с Туркула, и мы видим четко кусочки воспоминаний Слащёва и Туркула, которые были использованы Булгаковым, только концовочка очень своеобразная: тоскует, печалится генерал Слащёв, а он же Хлудов, о том, что надо бы на Родину, но как же вернуться туда? Настоящий Слащёв вернулся, настоящий Слащёв на Родине был убит. И тот фильм «Бег», который заканчивается прекрасной зимней сказкой, вот печальный генерал Слащёв стоит на турецком берегу, веселые вернувшиеся люди по зимней России едут на санях, видимо, едут в концлагерь, куда их определенно, в общем, отправят, но в действительности Слащёв вернулся на родную землю и, видимо, попытался сделать то, что от него требовал его долг, жизнь его закончилась печально. Но хотелось бы напомнить, что мы находимся на светлом радио, на радио «Вера» и скоро у нас праздник Рождества, в силу этого я попрощаюсь с вами, напомню вам, что у нас в гостях Константин Александрович Залесский, дорогие радиослушатели, но завершит передачу не Дмитрий Володихин и не Константин Залесский, а Петр Ильич Чайковский с замечательной мелодией, которую вы все послушаете, аромат наступающего Рождества. Благодарю за внимание, до свидания.
К. Залесский
— До свидания.
Звучит «Марш оловянных солдатиков» П. И. Чайковского.
