«Род князей Черкасских». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — историк Сергей Шокарев (04.11.2018)

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Сегодня мы с вами поговорим об одном из знаменитейших российских аристократических родов. По своему происхождению этот род уходит корнями в Северный Кавказ, но он до такой степени сросся с Россией, и в частности с двумя царскими династиями, Рюриковичами и Романовыми, что многие не знают, что, в общем-то, род именно северокавказский, а не чисто русский. Так часто людей, представляющих этот род, упоминают в русских летописях, документах и иных источниках. Итак, сегодня мы обсуждаем судьбу рода князей Черкасских. И у нас в гостях замечательный специалист по средневековой русской генеалогии, кандидат исторических наук, доцент Историко-архивного института, Сергей Юрьевич Шокарев. Здравствуйте.

С. Шокарев

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Ну что же, давайте начнем от того момента, когда род Черкасских переселился, в лице нескольких своих старейших на службе у русских государей представителей, в Россию — это эпоха Ивана IV, середина XVI века.

С. Шокарев

— Да. Ну давайте, наверное, начнем с происхождение фамилии, почему именно под этим именем этот знатный род вошел в русскую историю. Дело в том, что в XVI–XVII столетии этнонимом черкасы называли разные народы Северного Кавказа, называли даже запорожских казаков, но чаще всего употреблялось это имя по отношению к кабардинцам и Кабарде — Черкасская земля. И вот в середине XVI века теснимый крымским ханом кабардинский правитель Темрюк Идаров обратился за помощью к Ивану IV, и в 1557 году принял российское подданство. Ну в какой-то степени формально, но все-таки определенную помощь мы кабардинцам оказывали. Там в 1567, через 10 лет был построен терский городок, русский острог на Тереке, потом он несколько раз переносился, но в какой-то степени, в общем, российское военное присутствие там обнаружилось. И одновременно с этим начались тесные контакты между семьей этого правителя Кабарды, Темрюка Идарова или Айдарова, он называется Айдаровым еще в наших летописях, и собственно Московским правящим домом и Москвой. Несколько раз сыновья Темрюка приезжали и Россию. А в 1561 году состоялось событие, которое уже соединило родственными узами род кабардинских правителей с родом московских государей. Овдовевший после смерти первый жены Анастасии Романовны Иван IV женился на дочери Темрюка, которая в крещении приняла имя Мария — царица Мария Темрюковна.

Д. Володихин

— С чем был связан этот ход? Я так понимаю, здесь могли быть и политические причины, и чисто человеческие. Очевидно, девушка могла просто отличаться выдающимися внешними данными. Или все же скорее тут вопрос политики?

С. Шокарев

— Ну наши летописи, они довольно скудны на сообщение каких-то подробностей личной жизни, какие-то именно живые сведения. Но в этом отношении существует упоминание Никоновской летописи, что в первый же день приезда этой княжны в Москву государь смотрел ее и полюбил — то есть, безусловно, конечно, она отличалась привлекательностью. К сожалению, нет возможности восстановить ее внешний облик — останки сохранились, останки изучены, но отсутствует череп.

Д. Володихин

— Портретов нет.

С. Шокарев

— Портретов тоже нет.

Д. Володихин

— Никаких изображений.

С. Шокарев

— И мы ну этому описанию должны верить. И вот вместе с Марией появляется ее родственники. А брат ее Салтанкул вообще приехал несколькими годами ранее, крестился, принял здесь имя Михаила Темрюковича. И в эпоху опричнины он стал одним из видных очень людей, приближенных к Ивану IV. Он носил боярское звание, был опричным воеводой и в какой-то степени, видимо, он вошел в фольклор, русский фольклор, который отразился в преданиях о некоем Мамстрюке, Кострюке, брате жены грозного государя. И это притом что Мамстрюк тоже существовал — это был еще один брат Салтанкула и Марии, который тоже приезжал в Россию, но кратковременно приехал и уехал. И, видимо, вот фигура царского шурина, о котором впоследствии вспоминали как о человеке сильном, человеке, который захватывал земли, который обижал других, вот она вошла, эта фигура в народный фольклор. А реальный Михаил Темрюкович довольно печально окончил свою жизнь — в 1571 году он, видимо, был казнен.

Д. Володихин

— Вот на этом хотелось бы остановиться поподробнее. Прежде всего, вы назвали князя Михаила Черкасского опричником, опричным воеводой, и возникает вопрос. По некоторым сведениям семья Черкасских, в частности вторая супруга Ивана Грозного, своими словами подтолкнули царя к учреждению опричнины. До какой степени это действительно могло иметь место?

С. Шокарев

— Ну в научной литературе это одно время довольно серьезно обсуждалось, и даже была выдвинута такая своеобразная гипотеза, что Мария Темрюковна привезла сюда, в Россию, какие-то представления о горской страже, вот об особом каком-то военном отряде, охранявшем государей. Ко всему прочему существуют свидетельства иностранцев, что именно вторая жена вот нашептывала царю Ивану всякие идеи, чтобы он отдалился от бояр и создал такое, совершенно особое учреждение, как опричнина. Я думаю, что это все, конечно, не заслуживает серьезного внимания. Это такая, ну скажем, нелюбовь, боязнь иностранцев, иноземцев, вот этих вот выходцев с Кавказа, видимо, в этом отразилась, что искали какие-то козни. А девушка, конечно, приехала в Москву молодая, неопытная, вряд ли она вообще хорошо знала русский язык, чтобы советовать царю Ивану, который находился в расцвете сил и явно не нуждался в том, чтобы черкешенка ему какие-то давала советы по внутренней политике.

Д. Володихин

— Насколько мне приходилось знакомиться с литературой о политических процессах того времени, смерть — казнь или, может быть, даже и не казнь, а просто уничтожение князя Михаила Черкасского связывают с двумя обстоятельствами. С неудачей самого брака его сестры с Иваном IV, а также с официальным обвинением в том, что князь стал изменять Ивану IV и завел тайные сношения с крымским ханом. Что из этого ближе к истине? Или, может быть, есть какая-то третья причина для его гибели?

С. Шокарев

— Ну надо сказать, что крымский фактор, видимо, тут сыграл решающую роль. Но дело в том, что в 1569 году Мария Темрюковна умерла, единственный ребенок от этого брака, Василий, умер в детстве — то есть брак не был долговечным, не дал потомства. Михаил оставался ближним боярином, но он действительно попал в опалу. Казнили его жену, которая принадлежала к роду Юрьевых, знатному московскому роду. В дальнейшем мы увидим, что они стали Романовыми, эту тему еще затронем мы сегодня. И в 1571 году хан Девлет-Гирей предпринял масштабный поход на Русь. И вот, видимо, связана с этим походом была гибель Михаила Темрюковича, поскольку ходили слухи, что его отец присоединился к крымскому хану. Впоследствии оказалась, что это не так, и была переписка непосредственно с Темрюком, который интересовался, что ж стало с его сыном, вообще куда делся сын, бывший одним из первых бояр. На что московское правительство отвечало, что он поехал в полк и по дороге «изгиб безвестно» — то есть открестились как бы от этой смерти. Возможно, это была тайная казнь, возможно, это была расправа, которая не носила публичного характера — довольно сложно разобраться в этих хитросплетениях. Но ведь не так и сложно было попасть под подозрение царю Ивану, и царский шурин под это подозрение подпал, конечно же.

Д. Володихин

— Ну что же, печальная история. Очевидно, история из числа тех, где сюжеты дают прекрасную пищу для работы литераторов, но очень много вопросов, которые историк никогда не сможет решить, поскольку просто-напросто не хватает данных в источниках. И хотелось бы понять яснее, понять, была ли здесь действительно измена или нет, была ли здесь опала, связанная с неудавшимся браком, нелюбимой, может быть, женой, или причины гораздо более прозаические, там простое неумение командовать войсками, это тоже могло быть. Кампания 1571 года вообще сначала не задалась и завершилась печально — крымцам удалось прорваться к Москве, и столица сгорела. Но я думаю, что мы не будем выдумывать, мы не будем фантазировать сейчас. Факты изложены, остальное прекрасно за нас додумают авторы исторических романов. Полагаю, что уместным будет, если сейчас в эфире прозвучит мелодия, сопровождающая кабардинские народные танцы.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы с известным специалистом по средневековой русской генеалогии, Сергеем Юрьевичем Шокаревым, обсуждаем судьбу аристократического рода, рода князей Черкасских. Ну что же, вот перед нами своего рода загадка, во всяком случае, для меня это загадка. Умер виднейший представитель рода, умер нехорошо, так или иначе — вряд ли погиб действительно в бою известно, очевидно, казнен или уничтожен. В общем, печально закончился брак его сестры. Но после всего этого Черкасские все равно остаются на русской службе. Мало того, мне кажется, их количество постепенно растет. Почему же так произошло? Никакого конфликта, который привел бы к разрыву отношений князей Черкасских и русского престола не случилось?

С. Шокарев

— Да, казалось бы, вот обрезалась ветвь, у Михаила детей не осталось, и в принципе мог бы род пресечься. Но напротив того, Черкасские все больше прибывают, новые поколения прибывают в Россию, и связано это, конечно, было с политическими интересами. Общие враги были у Кабарды, общие враги были у Московского государства, общий враг — в первую очередь, крымский хан. И поэтому поддерживались дипломатические отношения, и поэтому поддерживались контакты, которые приводили к тому, что продолжали родичи уже покойной к тому времени царицы Марии приезжать. И в 1588 году приехал ее племянник Каншов, который принял крещение с именем Дмитрия, Дмитрий Мамстрюкович. И это, конечно, был человек очень значительный, очень много сделавший, свершивший, достигший огромных высот, который сыграл большую роль вообще в том, что род Черкасских укрепился у трона. Мы, наверное, о Дмитрии Мамстрюковиче должны как-то отдельно поговорить, но, коротко говоря, он является одним из видных воевод эпохи Смутного времени. Он был участником второго ополчения князя Дмитрия Михайловича Пожарского, воеводой таким известным, прославленным, удачливым. В 1613 году на Избирательном соборе по некоторым, скажем так, предположениям, косвенным данным, его имя даже называлось в качестве возможного государя будущего.

Д. Володихин

— Да не очень-то даже и косвенным. Если мы по документам не можем этого прочитать, то во всяком случае, по историко-публицистическим произведениям его имя прочитывается совершенно ясно.

С. Шокарев

— Ну не очень понятно, насколько это была реальная кандидатура, но, в общем, рассматривали, то есть пользовался он популярностью.

Д. Володихин

— Давайте посмотрим поподробнее. Вот от 70–80-х годов, от эпохи Ивана Грозного, мы сейчас делаем прыжок в сторону Смуты. Дмитрий Черкасский действительно фигура виднейшая — полководец, боярин, человек, который в эпоху Смуты прославился своими ратными делами. Но вот, в общем и целом, род встраивается в систему русской элиты, заводит какие-то новые брачные связи? А именно это показатель того, что семейство принято как свое или, во всяком случае, как знатное, знаменитое, престижное.

С. Шокарев

— Да, да, встраивается, еще как. Поскольку Дмитрий Мамстрюкович-то не одинок, и я его выделил, поскольку он старший в роду, но параллельно с ним действует его двоюродный племянник. У Темрюка Идарова был брат Камбулат. Сын этого Камбулата, Хорошай, в крещении Борис Камбулатович, тоже в конце XVI века появляется в Москве и женится очень, скажем так, выгодно, очень хорошо женится на Марфе Никитичне Юрьевой, дочери Никиты Романовича, то есть племяннице царицы Анастасии. Вот по этому браку Борис Камбулатович как раз вошел, очень хорошо вошел, скажем так, легко вошел в самый привилегированный круг старомосковской знати, был связан родством со многими фамилиями. И, казалось бы, ну в общем, это очень возвысило его, но с другой стороны, привело и к тому, что он пострадал во время разгрома дома Романовых в 1600 году — трагедия 1600 года, когда Романовы и вся их родня были обвинены в покушении на царя Бориса Годунова, отправлены в ссылку, где Борис Камбулатович скончался, а его сын, князь Иван Борисович, в ссылке находился вместе с юным Михаилом Федоровичем Романовым, опекал его, защищал его, двоюродного брата. Двоюродным братом ему приходился.

Д. Володихин

— А двоюродный или троюродный?

С. Шокарев

— Двоюродный брат. И поэтому в Смутное время Иван Борисович, хотя и не прославился ратными делами, в отличие от Дмитрия Мамстрюковича, но тоже был очень популярной фигурой и тоже назывался в качестве вероятного претендента на престол в 1613 году.

Д. Володихин

— Давайте всмотримся в события 1613 года. Для всех ясно, что Черкасские это действительно исключительной знатности семейство. Для всех было ясно, что они связаны брачными узами с другими аристократическими родами русского происхождения. Вопрос состоит прежде всего в том, почему Черкасские при все этих замечательных данных, можно сказать, все-таки эту предвыборную гонку проиграли. Или, может быть, не проиграли, а уступили родне. Почему?

С. Шокарев

— Ну это вопрос довольно сложный. Мне не хотелось бы вдаваться в область догадок, скажем так. То есть, с одной стороны, они действительно государского рода и они родственники бывшей династии, непосредственные родичи царицы Марии. А с другой, сложно сказать, может быть, не дотянули, скажем так, генеалогическим авторитетом. Ну все-таки у Романовых несколько поколений, которые стоят непосредственно рядом с престолом, начиная с XIV века. А Черкасские появляются только во второй половине XVI, и не очень понятно как бы, как к ним относиться. Может быть, были какие-то личные моменты. Ведь, на мой взгляд, выбор в сторону Михаила Федоровича был обусловлен тем, что это был юноша, который ничем не успел себя проявить и от него можно было ожидать, скажем так, всего чего угодно, но потенциально ожидали только хорошего. А Черкасские уже были людьми состоявшимися. И, скажем, про Дмитрия Мамстрюковича известно, что нрав у него был тяжелый. Это боярин Лыков не хотел с ним служить — еще один родич, между прочим, Михаила Федоровича близкий, это дядя его, он был женат на сестре патриарха Филарета. Он отказывался с Дмитрием Мамстрюковичем служить, он говорит, нрав тяжелый у него. Так что, видимо, сразу несколько факторов тут сработало против них.

Д. Володихин

— Ну что же, давайте тогда вернемся к Дмитрию Мамстрюковичу. Вот 1613-й выдвигает Михаил Федоровича на престол. Черкасские как брачные свойственники Романовых и довольно близкая родня самого государя, естественно, при Михаиле Федоровиче встают на высокие посты, и мы об этом поговорим. Но здесь ведь дело не только в знатности, не только даже, наверное, и в личном доверии к Черкасским, а и в воинских способностях, как минимум, князя Дмитрия Черкасского. На исходе событий Смутного времени — 1617–1618 годы — он получает довольно важную роль в отражении вторжения польско-литовских войск.

С. Шокарев

— Да, он командовал обороной во время наступления королевича Владислава на Москву, должен был задержать это войско в районе Можайска. Но дело в том, что Черкасский был тяжело ранен, и его вообще чудом спасли и вывезли в Москву. И возможно, из-за этого войско королевича все-таки дошло до столичного града. А возможно, что и так бы не хватило ему сил удержать —просто разоренное Смутой Московское государство не могло выставить много сил. Но в любом случае эти события показывают очень высокий авторитет Черкасского и показывают его умелое управление войсками. Показывают, что его бросили, собственно наряду с Дмитрием Михайловичем Пожарским, еще одним виднейшим воеводой того времени, бросили на самое нужное, опасное направление. И он проявил себя с лучшей стороны и вот стоял, скажем так, до конца.

Д. Володихин

— То есть он должен был отбыть из-за тяжелого ранения, но все-таки поляков он в достаточной степени задержал и нанес им потери. Там, насколько я помню, было несколько месяцев затяжной борьбы в районе Можайска.

С. Шокарев

— Да, там было сопротивление, которое вот закончилось ранением Черкасского. И это показывает его, конечно, как удачливого воеводу, успешного.

Д. Володихин

— То есть ему, по большому счету, впору памятник в Можайске ставить. Ну в данном случае мы не даем совет тамошним властям, но во всяком случае, память этого человека стоило бы обновить.

С. Шокарев

— Ну я хочу сказать, что в какой-то своеобразной форме его память присутствует на географической карте. Дело в том, что сохранился топоним, правда, сильно видоизмененный, который с первого взгляда не узнаешь, но топоним, который напоминает о Дмитрии Мамстрюковиче. Это название Мерзляковского переулка, как ни странно — казалось бы, классическое старомосковское название, образованное может быть от фамилии Мерзляковых. На самом деле со временем видоизменялось, из первоначального Мамстрюкова переулка превратилось в Мерзляковский уже в конце XVIII века. А дело в том, что там находился загородный двор боярина Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, даже не двор, а несколько дворов, целая слободка, они упоминаются в его духовной грамоте. И очень любопытно, что именно на территории этой слободки находится усадьба Талызиных, впоследствии перешедшая к Толстым, где закончил свою жизнь Гоголь.

Д. Володихин

— Ну можно сказать, знаменитое место. А собственно те Черкасские переулки в центре Москвы, в районе Китай-города, они связаны с родом князей Черкасских?

С. Шокарев

— Да, безусловно, они связаны, но это было владение как раз Ивана Борисовича Черкасского. И там неподалеку есть музифицированный фундамент храма Святой Троицы в Полях, на котором лежит надгробье одного из его слуг, Ивана Лутовинова, который вот тут вот рядом, непосредственно на дворе своего господина жил и буквально в ста метрах был погребен. Надгробье XVII века, оно сохранилось, на него можно сходить посмотреть.

Д. Володихин

— Ну что же, вот глядя на эту блистательную жизнь князей Черкасских, мне приятно напомнить вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы обсуждаем род Черкасских — один из знаменитейших в российской аристократии. Мы прервем нашу беседу буквально на одну минуту и вскоре вновь встретимся в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И с известным историком, замечательным специалистом по средневековой русской генеалогии, Сергеем Юрьевичем Шокаревым, мы обсуждаем историю рода князей Черкасских. Вот здесь хотелось бы вернуться в эпоху Михаила Федоровича. Отгремели бои Смутного времени, Черкасские находятся на самом пике своего, наверное, могущества в России, своего влияния на дела большой политики и дела военные. Мы вернемся к ним после того, как вы проясните нам, Сергей Юрьевич, один вопрос: а кем они-то себя считали? То есть они носят крестильные имена, но насколько я помню, одновременно живут, используя и имена свои родовые. Они в большей степени относят себя к родам северокавказским или уже русским, они вот, скажем так, обрусели или все еще нет?

С. Шокарев

— Ну на эту тему, на этот вопрос у нас не так уж и много источников, чтобы ответить, но существующая духовная грамота, завещание князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, показывает его благочестивым верующим христианином, который много жертвует храмам, который имеет много святынь в доме, много икон перечисляются в духовной грамоте, и следует, в общем, так благочестивым обычаям православного русского общества XVII столетия. Поэтому я не думаю, что они как-то осознавали какую-то свою, скажем так, инородность. Напротив того, мне кажется, что они вполне обрусели. Тем более, что очень хорошо оба вписались или оба уже приобщились к русской культуре.

Д. Володихин

— Оба — это Иван Борисович и Дмитрий Мамстрюкович.

С. Шокарев

— И Дмитрий Мамстрюкович, да. Занимая ведущее положение, играя огромную роль во внутренней, во внешней политике, постоянно участвуя в дворцовых церемониях, конечно, они чувствовали себя вот такими уже настоящими русскими боярами. Тем более, что и иностранцы свидетельствуют и об их огромном влиянии, и о том, что они как бы вот вполне уютно тут существуют. Тут впору вспомнить довольно любопытный анекдот, который передает нам Адам Олеарий. Он сообщает, что жена Ивана Борисовича Черкасского была лицом так хороша собой, что отказывалась белиться и румяниться, в отличие от того, как это делали другие боярыни, но все-таки ее заставили. Ну я думаю, что здесь, конечно, не кабардинское происхождение ее супруга, а именно какие-то личные качества заставили ее вот так вот идти наперекор моде. Ну по крайней мере, мы знаем, что у Ивана Борисовича была очень красивая жена

Д. Володихин

— Ну что ж, мы подошли к судьбам Черкасских в эпоху первых государей из рода Романовых. Старт был блистательный, благодаря и личным свойствам, качествам, и близости, брачному свойству к царствующей династии Романовых. А давайте посмотрим, вот та роль, которую они играли в политике и в армии, насколько она велика, в каких, скажем так, великих делах замечены Черкасские в первой половине — середине XVII века?

С. Шокарев

— Ну если мы говорим об эпохе Михаила Федоровича, то Дмитрий Мамстрюкович постепенно уходит, после 1618 года постепенно уходит. Последний, скажем так, важный эпизод в его карьере это назначение в 1633 году главнокомандующим русской армии, которая должна была спасать Михаила Борисовича Шеина под Смоленском, но не успели просто собрать войско, и пришли известия, что Шеин сдался. А вот что касается Ивана Борисовича, то он в 1620-е годы возглавлял сразу несколько приказов, причем важнейших приказов — и Поместный приказ, и Стрелецкий, и приказ Большой казны, и Аптекарский приказ. И можно считать его своего рода премьер-министром при Михаиле Федоровиче и при Филарете, которые оставляли тоже некое такое правительствующее единство. Он на правах и ближайшего родственника, и опытного государственного деятеля, по всей видимости, руководил, в общем, такой текущей правительственной деятельностью по управлению государством. И вплоть до своей кончины в 1642 году удерживал эти позиции как, повторю, в общем-то, руководитель правительства того времени.

Д. Володихин

— Но насколько я понимаю, на этом великая роль Черкасских еще не была исчерпана. Как минимум, мне на ум приходит крупный полководец эпохи Тринадцатилетней войны с Речью Посполитой, Яков Куденетович Черкасский.

С. Шокарев

— Да, безусловно. И здесь надо отметить такую интересную особенность этого рода, что в XVII и даже отчасти в XVIII веке отличался он тем, что такие побеги, которые распускались на русской почве, по каким-то, в общем, непонятным причинам, совпадениям, наверное, они засыхали, и дальше новый побег снова появлялся с Северного Кавказа и тоже, в общем, какую-то короткую сравнительно жизнь имел здесь. И, наконец, древо уже окончательно установилось в конце XVII столетия. У Дмитрия Мамстрюковича детей не было, нам неизвестно, от Ивана Борисовича родом не пошел. И следующий представитель рода, двоюродный брат Ивана Борисовича, Яков Куденетович, до крещения Урускан-мурза, который появляется уже в эпоху Михаила Федоровича и наибольшую известность приобретает как видный воевода, боярин, крупный полководец во время русско-польской войны.

Д. Володихин

— А какие сражения, походы, достижения связаны с его именем? Насколько я понимаю, в ту пору, в середине — второй половине XVII века он был один из ведущих военачальников России, причем из военачальников уровня, на котором командует крупными полевыми соединениями, то бишь армиями.

С. Шокарев

— Да, ну в первую очередь это поход в Белоруссию в 1654–1655 годов, когда русское войско под командованием Якова Куденетовича захватило сразу больше десятка разных городов, мест, очень сильно потеснило польско-литовские войска. И вот этот поход, конечно, был один из самых значимых в первые годы войны. В дальнейшем были переменные успехи, скажем так. Ригу, например, не удалось взять, когда одновременно с русско-польской началась еще и русско-шведская война. Но в целом, конечно, Яков Куденетович, как один из крупных воевод, он тоже выделяется на фоне наших русских полководцев XVII столетия.

Д. Володихин

— Ему удалось достичь такого же авторитета, такого же влияния на дела при Алексее Михайловиче, какое было у его рода при Михаиле Федоровиче?

С. Шокарев

— Думаю, что нет. Он был только крупным успешным военачальником, но не был ни близким родственником царя, ни государственным деятелем, администратором. Но в то же время его влияние, конечно, подпитывалось и тем авторитетом, который его старшие родственники имели, и тем, что за бездетностью их он стал наследником огромного состояния в несколько тысяч дворов, которое к нему перешло от Дмитрия Мамстрюковича, от Ивана Борисовича в разных уездах. Одним из богатейших бояр являлся Яков Куденетович, и свое огромное состояние передал уже своим потомкам.

Д. Володихин

— А значит ли это, что между Черкасскими и Романовыми постепенно наблюдается некое охлаждение?

С. Шокарев

— Ну я бы не назвал это охлаждением. Просто та эпоха ушла, и во времена Алексея Михайловича новые люди окружили царя. Поначалу это боярин Морозов, затем князья Одоевские, в середине жизни Милославские, в конце жизни Нарышкины. Но Черкасские, скажем так, говоря языком того времени, это столпы. Это один из столпов, который стоит, это виднейшие деятели боярской думы. Крупнейшие, огромные вотчины и поместья состоят у них во владении. Очень богатые и щедрые и очень популярные в народе люди.

Д. Володихин

— То есть иными словами, перестав играть роль первой скрипки в оркестре государственной власти в России, как это было при Михаиле Федоровиче, Черкасские, скажем так, все равно продолжали оставаться в первом ряду аристократических родов.

С. Шокарев

— Да, безусловно. И вплоть до петровской эпохи, когда уже еще один род Черкасских, и уже самый последний, скажем так, закат славы этого рода...

Д. Володихин

— Отблеск былого величия.

С. Шокарев

— Да, отблеск былого величия. Это эпоха Анны Иоанновны. Но лучше, наверное, тут рассказать по генеалогическому порядку. У Якова Куденетовича был сын, Михаил Яковлевич, который известен тем, что долгие годы был сибирским воеводой и, являясь крупнейшим администратором Сибири, прославился честностью и неподкупностью — он не брал взяток.

Д. Володихин

— Сидел в Тобольске. И поэтому прославил его Алексей Иванов во второй книге романа «Тобол», но, правда, прославил очень своеобразно. Сообщил, что князь Черкасский не брал взяток, потому что был запуган судьбой предыдущего тобольского воеводы, князя Гагарина, казненного за взяточничество.

С. Шокарев

— Ну тут я не соглашусь с писателем. Мне кажется, что прижизненная версия более справедлива. Он просто был фантастически богат, так что мараться, марать душу свою этим, таким фактически повседневным для Московской Руси взятничеством он не имел желания никакого. И вот сын Михаила Яковлевича — довольно известная, хотя и своеобразная фигура — Алексей Михайлович.

Д. Володихин

— Я думаю, что сейчас настало время нашу с вами беседу несколько оживить мелодией. Доберемся до Алексея Михайловича. Мы сейчас говорили в основном о XVII веке, ставим сейчас мелодию, созданную композитором XVII века, Николаем Дилецким.

Д. Володихин

— После этой замечательной мелодии мне легко и приятно будет напомнить вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы обсуждаем судьбу аристократического рода князей Черкасских, одного из блистательнейших в Московском государстве, с известным историком, замечательным специалистом по средневековой русской генеалогии, Сергеем Юрьевичем Шокаревым. Итак, мы с вами прервались на Алексее Михайловиче Черкасском.

С. Шокарев

— Да, Алексей Михайлович Черкасский. Родился он 1680 году, был уже к тому времени москвичом в третьем поколении. В начале XVIII столетия вместе с отцом находился в Тобольске, а затем, в конце петровской эпохи вернулся. И в 1730 году произошли события, которые, может быть, даже вопреки воле самого Алексей Михайловича сделали его таким одним из таких, скажем так, деятелей в очень своеобразной попытке, первой в русской истории, ограничения самодержавной власти. Мы не будем сейчас долго вдаваться в эту историю, но суть состоит в том, что в 1730 году были составлены несколько проектов конституционного ограничения самодержавной власти. И вот один из проектов составлялся великим русским историком Василием Никитичем Татищевым, который князя Черкасского использовал — его имя, его авторитет, его влияние для продвижения своего проекта. Ничего из этих проектов не получилось, Анна Иоанновна стала такой же самодержавной императрицей, как и ее предки. Но Алексей Михайлович не только не пострадал, скажем, в отличие от Татищева, но напротив того, оказался наверху, у власти — помимо того, что он был сенатором, тайным советником, стал еще и кабинет-министром. И в этом правительстве, которое составляли Остерман, Бирон, Волынский поначалу, он, скажем так, будучи такой видной фигурой, практически не пользовался влиянием. А как человек плотного телосложения он иронически звался «черепахой». И современники говорят, что более влачил свое имя, нежели действовал на государственном поприще. В общем, тяжело ему было, русскому аристократу, приходилось унижаться перед Бироном, но как-то, тем не менее сохранил и власть в какой-то степени, и влияние, а самое главное, огромные богатства. Не был репрессирован, не пострадал, передал это единственной дочери Варваре Алексеевне, которая вышла замуж за представителя другого богатейшего знатнейшего рода, за графа Петра Борисовича Шереметева, сына петровского фельдмаршала. Это был брак по любви, им долгое время даже запрещали жениться...

Д. Володихин

— А почему запрещали?

С. Шокарев

— Запрещали усиление рода Шереметевых, боялись усиления рода Шереметевых, которое в конечном роде и произошло, поскольку в руках у Петра Борисовича оказались огромные вотчины Черкасских.

Д. Володихин

— И я бы хотел еще напомнить, что Шереметевы фактически «однородцы» Захарьиных-Юрьевых-Романовых, и при некоторых обстоятельствах, если династия пресекается, они могли бы напомнить о своих правах на престол. В 1613 году их называли в качестве претендентов.

С. Шокарев

— Ну да, это один из родов, которые тоже вот близко к трону, рядом с троном. И собственно расцвет Шереметевых, который приходится уже на вторую половину XVIII века — эпоха графа Николая Петровича, затем деятельность его внука, Сергея Дмитриевича, все это время они владеют огромными наследственными вотчинами, и в том числе знаменитое Останкино, принадлежавшими ранее князьям Черкасским. И дом на углу Большого Черкасского переулка и Никольской перешел к роду Шереметевых и составил единое владение Шереметевых от Большого Черкасского до Богоявленского. Это практически половина левой стороны Никольской улицы принадлежать стала Шереметевым, благодаря этому браку с Черкасскими, с княжной Черкасской.

Д. Володихин

— Ну я так понимаю, что были еще и какие-то владения в новой столице, не только в Москве.

С. Шокарев

— Да, безусловно. Ну один из самых знатнейших богатейших родов, и потому невероятное количество вотчин, поместий им принадлежало.

Д. Володихин

— Но давайте посмотрим на положение рода Черкасских. Оно не стало ниже со времен Алексея Михайловича и до времен Анны Иоанновны. Это действительно не первые вельможи, но продолжают оставаться в первом ряду. Однако вы сказали, что после того, как сенатор Анны Иоанновны скончался, от него не осталось наследников мужеска полу. Соответственно продолжается судьба рода Черкасских уже в соединении с родом Шереметевых, и такого величия прежнего Черкасские уже не сохраняют. Но ведь были еще разнообразные младшие ветви?

С. Шокарев

— Да, мы видим в очередной раз вот эту вот странную историю пресечения ветвей. И в 1742 году, когда умер Алексей Михайлович, осталась одна ветвь, которая уже, конечно, того влияния не имела, но мы не можем не сказать о родоначальнике этой ветви. Он тоже принадлежит к потомству Темрюка, вернее к линии Темрюка, потомства Инала, это князь и боярин, боярин и князь Михаил Алегукович Черкасский — один из виднейших вельмож времен Петра I, которому, одному из трех, было позволено не брить бороду в 1698 году. А двумя годами ранее, в 1696 году, рассматривалась его фигура в качестве главнокомандующего Азовского похода, в качестве первого русского фельдмаршала. И только старость не позволила Михаилу Алегуковичу возглавить этот поход. Мы тоже имеем такое своеобразное свидетельство о нем, немножко живое. Если представить себе картину «Утро стрелецкой казни», то мы знаем, что в правой стороне изображен Петр, восседающий на коне, грозно смотрит на стрельцов, изображены преображенские офицеры. И в первом ряду стоит традиционный боярин — с огромной бородой, в высокой шапке, в старинном платье — так вот это и есть, согласно идее художника, князь Михаил Алегукович Черкасский. Он пользовался огромным доверием государя и, как ни странно, при этом он пользовался народной популярностью — что-то в Черкасских было, за что их любили москвичи. И в 1682 году, когда был стрелецкий бунт и резали бояр, то Черкасский попытался спасти Артамона Сергеевича Матвеева, он упал на него и хотел его защитить. Но стрельцы оттащили Черкасского, не тронули, не причинили ему вреда, а Артамона Матвеева убили. Позднее, когда еретик Гришка Талицкий собирался убить Петра, он говорил: давайте убьем ложного царя и выберем Михаила Алегуковича, потому что он человек добрый.

Д. Володихин

— Ну, видимо, и доброта, и щедрость. И кстати, Черкасские действительно славились, как минимум в XVII веке, благочестием христианским. Мне приходилось огромное количество раз видеть документы Московского приказа, книгопечатного дела, где без конца говорится, что князь Черкасский купил книги, как правило, какую-то очень значительную партию, для раздачи по храмам. Тут он и Дмитрий Михайлович Пожарский соревновались друг с другом как щедрые жертвователи в отношении Церкви. И тоже, наверное, и храбрость. В конце концов, очень много среди Черкасских было военачальников, и они проявляли себя на поле боя как отчаянные храбрецы. Что ж, подходит время заката этого рода. Если я правильно понимаю, вторая половина XVIII, XIX век и так далее это эпоха, когда среди них нет уже министров, но, во всяком случае, еще остаются генералы, старшие офицеры.

С. Шокарев

— Да, Черкасские по-прежнему занимали высшие посты. И, конечно, мы должны сказать об одном деятеле, который сыграл видную роль уже во второй половине XIX столетия — это прямой потомок Михаил Алегуковича, князь Владимир Александрович Черкасский. Это деятель эпохи великих реформ Александра II, это земский деятель, который затем стал известен тем, что возглавил гражданское управление Болгарией, освобожденной от османского ига. И находясь на этом посту, скончался в 1878 году. А до этого некоторое время он был и московским городским головой.

Д. Володихин

— Скажите, а до настоящего времени сохранились потомки тех древних Черкасских, какие-то ветви рода? Печальный механизм, когда старшие ветви рода постоянно срезаются, но на их место приходят младшие ветви, занимают в какой-то степени их место в составе военно-политической элиты. Вот существует ли еще те младшие ветви, которые наследуют старинной славе рода?

С. Шокарев

— Ну вот собственно линия Михаил Алегуковича, которая продолжилась в XVIII, XIX веке, она продолжается и в настоящее время. Несмотря на трагическую гибель в 1918 году контр-адмирала Михаила Борисовича Черкасского, этот род все-таки продолжился от его сына, Бориса Михайловича, который родился через несколько месяцев уже после смерти отца. И в советское время Черкасские здесь, вот потомки Бориса Михайловича, выжили, и сейчас эта семья, этот род жив и живут они в Москве.

Д. Володихин

— Ну что ж, время нашей передачи уже подходит к концу. Мне остается добавить к тому, что было сказано, то что род Черкасских достоин доброй памяти и благодарности — эти люди послужили России честно, они отбивали неприятелей на разных фронтах, они сражались на многих войнах и они были прекрасными управленцами, которых любил народ. На этом мне остается лишь поблагодарить Сергея Юрьевича Шокарева за его чрезвычайно ценную беседу и сказать вам, дорогие радиослушатели: спасибо за внимание, до свидания.

С. Шокарев

— До свидания.