«Путь к священству». Прот. Вадим Леонов

У нас в гостях был кандидат богословия, клирик Патриаршего подворья храмов в Зарядье протоиерей Вадим Леонов.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере и решении стать священником.

---

К. Мацан 

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Кира Лаврентьева... 

К. Лаврентьева 

— Добрый вечер! 

К. Мацан 

— ...и я, Константин Мацан. И сегодня с нами и с Вами в этой студии — протоиерей Вадим Леонов, клирик Патриаршего подворья храма в Зарядье, доцент Сретенской семинарии, не в первый раз на нашем радио. Добрый вечер! 

Протоиерей В. Леонов 

— Добрый вечер.  

К. Мацан 

— Ну вот неслучайно я сказал, что не в первый раз Вы в нашей студии, потому что обычно мы с Вами обсуждали такие темы очень глубокие, очень такие близкие к богословию, к каким-то очень сущностным таким антропологическим вопросам о человеке, о его месте в мире. Я думаю, что мы этих вопросов тоже сегодня неизбежно, наверное, коснемся, но в несколько ином контексте. Мы в этих беседах, которые мы с Кирой ведем, говорим со священником о его пути к вере и в вере и о том, что привело к священству — к этому, наверное, важнейшему решению. Вот об этом сегодня и хотелось бы с Вами поговорить.  

К. Лаврентьева 

— Отец Вадим, у нас в «Пути к священству» было очень много гостей и пастырей за этот год, что мы ведем с Костей этот проект, эту программу. И Вы первый, не побоюсь этого слова, священнослужитель, который разделяет понятие «священство» на три составных — священство, пастырство и духовничество. И меня это, если честно, очень поразило. Когда я готовилась которые интервью, я читала одно из Ваших интервью, и Вы говорили, что у священника как будто три ипостаси, как в свое время святитель Лука говорил, что человек состоит из Духа, души и тела. И вот эта параллель у меня очень сильно возникла. Так ли это? Можете Вы рассказать об этом поподробнее? 

Протоиерей В. Леонов 

— Ну, это не три вида священства... 

К. Лаврентьева 

— Ну, естественно. (Смеется.) 

Протоиерей В. Леонов 

— ...да, а это три аспекта.  

К. Лаврентьева 

— Три аспекта, три стороны.  

Протоиерей В. Леонов 

— Три аспекта священнического служения. То есть священство в смысле «священнодействие» — служители обязаны, должны совершать таинства, и это очень важная сфера деятельности, неотъемлемая. Но, кроме того, конечно же, духовничество — это личная связь с людьми: исповедь, помощь в преодолении страстей, своих недобродетелей. Здесь необходим личный контакт. Если во время совершения таинств главная линия — это священник и Бог, то во втором аспекте уже — священник и человек, прихожанин, личная связь. В одном случае — личность священника и Бога, во втором случае — личность священника и прихожанина. И пастырство — дальше это в общем плане больше как учительство, то есть миссионерство. Священник призван, конечно же, приносить веру Христову людям вокруг себя. Потому что все-таки прихожанин — это уже человек, который внутри, который уже член семьи. Он нуждается в поддержке, помощи, но не только. Этим не ограничивается священническое служение. Мы должны идти вовне, во внешний мир. Это тоже очень важный аспект пастырского, священнического служения, который нельзя упускать. Понятно, что у каждого священника здесь есть свои какие-то предпочтения, какие-то способности. Кто-то больше выкладывается. Всегда есть какой-то перекос: кто-то больше в богослужение отдает, кто-то в личную работу с прихожанами, кто-то, наоборот, на миссионерской работе. Но, так или иначе, все эти три аспекта очень важны, и Бог дает благодать для всех этих сфер деятельности. И это очень важно.  

К. Мацан 

— А для Вас какая доминирующая ипостась? 

Протоиерей В. Леонов 

— А Вы знаете, это очень интересный вопрос. (Смеется.) Это как пойдет... как придется. Вот Бог тебя ставит здесь и сейчас — и ты должен здесь и сейчас совершать богослужение. К тебе подошла бабушка, говорит: «Батюшка, освятите квартиру» — и все, и ты должен пойти и освятить ей квартиру. (Смеется.) А потом, в другой момент к тебе подходит человек с улицы, из того же парка Зарядье, который находится рядом с нашим подворьем, и совершенно невоцерковленный, и ты уже совершенно переходишь в другую ипостась, и ты уже становишься человеком-миссионером.  

И дальше, понятно, приходишь на богослужение — и начинается исповедь, естественно. Ты уже как духовник выступаешь.  

К. Лаврентьева 

— Отец Вадим, но, тем не менее, Вы предостерегаете молодых священников от духовничества, то есть от углубления в духовничество.  

Протоиерей В. Леонов 

— Кира, я не помню, чтобы я предупреждал об этом.  

К. Лаврентьева 

— Вот я прямо читала в Вашем интервью, что младостарчество и вот эти советы... 

Протоиерей В. Леонов 

— Младостарчество и духовничество — это разные понятия. Младостарчество — да, а духовничество — нет. Потому что, знаете, если мы врача будем предостерегать от того, чтобы он лечил больного, он никогда врачом не станет. Поэтому, конечно же, и молодые начинающие священники должны вступать на путь личного общения с прихожанами и кристаллизоваться в этой деятельности. Здесь без практики совершенно невозможно. От того, что человек станет старше чисто физически — допустим, он стал священником, ну, к примеру, рукоположили в 25 лет, хотя это, конечно, может быть, как раз некоторое отступление от канона, но, тем не менее, распространенное явление. Если он доживет спокойно, не исповедуя никого, до 30 лет, ничего в 30 лет у него нового не появится. Он должен работать с людьми, он должен с ними беседовать. Другое дело, что здесь необходимо дифференцировать вопросы, которые обращают к нему, — различать, с которыми я могу справиться, а с которыми не могу справиться. И совершенно естественно — врач-терапевт поликлиники, когда чувствует, что его квалификация не соответствует тем проблемам, той болезни, которая перед ним явлена в лице больного,  он адресует, переводит, направляет его в клинику профессиональную. Так же необходимо поступать и в священнической практике. Если молодой священник чувствует, что этот вопрос для него слишком сложный, ничего тут нет осудительного, предосудительного или некорректного, если он предложит обратиться к другому, более опытному священнику.  

К. Мацан 

— Мы часто говорим, что путь человека к вере и в вере состоит из каких-то этапов, его можно разделить на какие-то важные составляющие, где одна встреча, одно событие, которое каким-то образом поворачивает жизнь, сменяется другим. Вот если говорить о Вашем пути к вере и в вере, какие этапы Вы бы выделили? 

Протоиерей В. Леонов 

— Ой, это такой серьезный вопрос... 

К. Мацан 

— А мы тут других и не задаем! (Смеется.)  

Протоиерей В. Леонов 

— ...с размахом на всю жизнь! На самом деле, конечно, были события, которые, как бы сказать, наверное, переводили меня на какой-то другой уровень существования. Если так смотреть далеко-далеко... 

К. Мацан 

— Ну вот в биографии Вашей на одном Интернет-ресурсе написано, что Вы родились в семье верующих, православных христиан. Уже какое-то начало было положено этим?  

Протоиерей В. Леонов 

— Ну, не совсем верно. У меня мама была верующей всегда. В советское время... Она никогда не стеснялась исповедовать свое христианство, хотя ее христианство, я сейчас понимаю, было такое очень кустарное, учитывая, что возможностей для образования не было, и какое-то такое интуитивное, я бы даже так сказал. Но вот за что я ей благодарен, она никогда в такой ситуации не стеснялась говорить, что «я христианка». Вот все. Это было такое исповедничество, сейчас я уже это понимаю. А отец был нейтрален. Нейтрален, скажем так, долгие годы. Потом, когда уже я стал священником, вернее, стал семинаристом и приехал домой, и сказал: «Папа, ну, а те не думал, чтобы поисповедоваться?», он мне сказал: «А как это делается?». Я ему объяснил, и он пошел и стал ходить в храм раз в неделю. И так до конца жизни... Мама и папа уже почили о Господе. Поэтому семья — да, можно сказать, что относилась положительно к вере, но я, к сожалению, не воспринял с самого начала призыв своей мамы. Я посчитал, что она недостаточно образованная. конечно, советская пропаганда, в общем, поработала и со мной. Конечно же, я прошел все эти стадии — октябренок, пионер, комсомолец, и смотрел на веру и христианские истины свысока и несколько пренебрежительно, и даже спорил с мамой по этому поводу. Но помню, что очень важным этапом было во время этих дискуссий, когда она действительно стала приносить самиздатовские книги, Евангелия, прежде всего. Вот появление в доме Евангелия было событием важным. И когда мама уходила, она делала, конечно, очень мудро: она оставляла где-то на видном месте Евангелие. Она понимала, что если она скажет: «Вот, прочитай, пожалуйста», я обязательно не прочитаю, а это была такая вот, как, знаете... 

К. Мацан 

— Тонкий миссионерский ход! 

Протоиерей В. Леонов 

— Да, тонкий миссионерский ход, как, знаете, сыр в мышеловке, вот. (Смеется.) Я, в общем-то, клюнул на этот «сыр в мышеловке» — я начал, когда ее не было дома, потихонечку пытаться читать. Но все-таки эта книга повлияла на культуру; я, как культурный человек, эту книгу должен знать — я сначала с таких позиций пытался ее читать. И она мне совершенно не открылась. Я думаю: «Ну, странно. Что там такое — история Иисуса Христа, Он ходит что-то там, кого-то там исцеляет, они радуются... Да я могу сам написать такую книгу! И там будет даже гораздо интереснее, чем в этом Евангелии! И почему эта книга изменила мир?». Ну, в общем, для меня этот вопрос остался. То есть, с одной стороны, мне показалось содержание этой книги, на первый взгляд, не столь впечатляющим, а с другой стороны, результат, от которого я не мог отказаться и который не заметить не мог, — что христианство перевернуло мир, — я тоже вижу, видел. И вот здесь у меня произошел, как сейчас выражаются, когнитивный диссонанс. Я понял, что что-то здесь не так. И вот это первое знакомство с Евангелием все-таки происходило в таком контексте все-таки отражения. Но, с другой стороны, это дало повод как-то и более критично отнестись и к господствующей советской идеологии. Я как-то вдруг почувствовал, что методы, которые применяются в советской пропаганде, они, в общем-то, тоже ориентированы на веру, а не на доказательства. В то время — это начало 80-х годов — в школах бесплатно раздавали журнал «Агитатор». И вот, я помню, в конце там всегда была такая «Страничка атеиста». И я открыл однажды книжку, помню, аргументы — беседу корреспондента с одним из преподавателей научного коммунизма. И корреспондент спрашивает: «А как Вы докажете, что наступит коммунизм?». Я так: «Вот сейчас будут доказательства, что он наступит». Он говорит: «А какое нужно доказательство того, что завтра взойдет солнце?». Корреспондент, видимо, сказал: «Ну, никакого, потому что это было вчера и позавчера». — «Ну вот поэтому и наступит коммунизм, потому что до этого был капитализм, а до этого был феодализм и так далее».  

К. Мацан 

— Маркса читал он, этот инструктор, да.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да, да. То есть я понял, что доказательств у них нет. То есть это такая интерполяция на будущее, в общем-то, без серьезной аргументации. Это точно так же я могу, как христианин, сказать, что наступит Царство Божие, потому что до этого был капитализм, а до этого был феодализм, а до этого был рабовладельческий строй. То есть логики я здесь не увидел. Я понял, что, в общем-то, по крайней мере, господствующая идеология не  более убедительна, чем то, что предъявляю мне христиане. И это вот было каким-то этапом в моей жизни. Но еще это не стало поворотным.  

К. Мацан 

— Протоиерей Вадим Леонов, клирик Патриаршего подворья храма в Зарядье, доцент Сретенской семинарии сегодня с нами и с Вами в программе «Светлый вечер». А что стало поворотным?  

Протоиерей В. Леонов 

— А поворотным пунктом стали два события. Первое — когда я уже стал студентом одного из московских вузов, я увлекся философией. И там ребята любили на философских семинарах козырять фразами из Библии. Я помню, что когда-то вообще с Евангелием был знаком. Я как-то понял, что вот надо поглубже изучить этот текст. Я к нему вернулся — в Библии, это раз. И до меня вдруг дошло, что этот текст можно понять только изнутри, то есть если я просто начну жить так, как там написано. Вот просто так — читая буквы, слова, выстраивая какие-то смысловые конструкции, ничего я не пойму. Я помню, что вот надо провести эксперимент, надо просто начать жить так, как там написано. И тогда я пойму — если это работает, значит, действительно, Библия — истинная книга. Если не работает... То есть у меня, конечно, такой рациональный был подход. То есть эта идея мне пришла, а потом было событие, которое реально меня к этому подтолкнуло. Мы со студентами, моими друзьями в общежитии... как-то вдруг нам партком выделил путевки в Кирилло-Белозерский монастырь, в общем, по северным монастырям Вологодчины. Прекрасная вообще поездка. Она прогорала, и мы сорвались с занятий, человек нас было шесть или семь, не помню точно. И там посетили мы Кирилло-Белозерский монастырь, Ферапонтов монастырь с этими изумительными фресками Дионисия. Вологда... Меня это все, конечно, потрясло невероятно, и мне пришла мысль, что это не может быть ложью. Вот ложь — она не живучая, по понятиям. То есть можно обмануть на год. На два, на 70 лет. Но вот эти монастыри создавали в XVI, в XVII веке. Вот разве может ложь создавать такое прекрасное через полтора тысячелетия?  Этого не может быть, думал я. Ага! И тут мне опять вспомнилась эта мысль, что нужно вообще провести эксперимент. И там, в Кирилло-Белозерском монастыре (я это место прекрасно помню) я сказал: «Господи, если Ты есть, я буду Тебе служить. Но Ты мне должен как-то Себя проявить. Если Тебя нет, то извини. Если Ты как бы не проявишься в моей жизни, то извини». Ну, сейчас я не дословно помню, но смысл был именно такой.  

К. Мацан 

— Да-да.  

Протоиерей В. Леонов 

— То есть я как бы сказал: «Я готов, в общем-то, начать с Тобой жить, но только Ты должен для себя... как-то открыться». 

К. Лаврентьева 

— Ну, то есть Вы все равно внутренне искали, Вы не могли удовлетвориться обычной светской жизнью? 

Протоиерей В. Леонов 

— Ну конечно. (Смеется.) Потому что я... Я помню... 

К. Лаврентьева 

— Внутренний поиск — он налицо.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да. И философию изучаю, и смотрю: ага, ну вот он, Платон, замечательный, прекрасный философ, ну вот он видит истину вот так вот. А вот его ученик Аристотель, который перечеркивает Платона и видит истину совершенно иначе.  

К. Лаврентьева 

— И поклонники, последователи есть и у тех, и у тех.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да! А вот Гегель, вот Кант, Ницше — ну кто угодно! То есть философия рассыпается на какие-то наборы людей, которые думают, что истина — это вот это. А значит, они истины не знают никто. И меня философия вот в этом плане разочаровала. То есть как «служанка богословия» (теперь я уже как преподаватель богословия), я понимаю, она, конечно, необходима как элемент обучения богословию. Но вот как бы так «источник истины» — я пережил полное разочарование. Но, с другой стороны, конечно, душа жаждет истины, и я понимаю, что если говорить об истине, люди говорят, что это Бог. Но надо просто с Ним встретиться. И тут просто ведь: если Он есть, Он должен открыться, если Его нет, Он не откроется — и все... 

К. Мацан 

— Он проявился в Вашей жизни? 

Протоиерей В. Леонов 

— Да! Вот здесь вот самое интересное. Конечно, не спустилась с неба рука Божья, не сказала: «Иди туда!» или «Иди сюда!», или «Делай то!», у меня не открылись такие видения, как говорится, ничего такого не было из разряда сверхъестественного. Но совершенно четко проявилась рука Божья в последующих событиях. Я возвращаюсь в Москву... В то время я еще подрабатывал сторожем — ну, такая обычная студенческая подработка — в вычислительном центре, который находился недалеко от кинотеатра «Россия». Моим сменщиком был Коля Пятин, такой переводчик-диссидент. Он ходил все время с рюкзаком. У него было три места для ночевки, где он сторожил и одновременно жил, и в его рюкзаке было всегда полно религиозной литературы. И вдруг меня назначают сторожить на том месте, приходит этот Коля и сгружает мне кучу религиозной литературы, где «Добротолюбие», «Моя жизнь во Христе» Иоанна Кронштадтского, святые отцы — Василий Великий, помню, Григорий Богослов. Он говорит: «Вот тебе на ночь* почитать». И я вот как бы с упоением стал это читать. А потом он мне показал: «Вот есть Данилов монастырь», объяснил, как вообще можно исповедаться, причаститься. То есть появился человек, который мне, в общем-то, все это — раз! — и объяснил, как это надо делать. Дал литературу. Мы с ним проводили по полночи, а то иногда и всю ночь в дискуссиях на религиозную тему. Потом появился в нашем общежитии иеромонах из Троице-Сергиевой лавры, который показал мне дорогу к лавре.  

К. Мацан 

— В общежитии появился иеромонах? 

Протоиерей В. Леонов 

— Пригласили. К своим знакомым зашел на чай — и остался на всю ночь, как это обычно бывает. И мы провели дискуссию, познакомились, и потом уже к нему в гости приехал в Троице-Сергиеву лавру. Так что я считаю, что я получил ответ от Бога. То есть в лице тех людей, которые вдруг вокруг меня остановились. Их не было рядом. Они вдруг появились и стали мне вот, как бы сказать, показывать, куда дальше идти.  

К. Мацан 

— Но вот Вы пришли в Церковь. Первая исповедь... Обычно людей это, не знаю, удивляет, шокирует. А кто-то не может через нее пройти  

Протоиерей В. Леонов 

— ага. Да, первую исповедь я прекрасно помню. Мне жалко этого батюшку, который меня выслушивал. (Смеется.) Но он оказался очень терпеливым, добрым. И хотя я не был настроен на причастие, думал, меня не допустят до причастия... Мне Коля этот мой Пятин сразу объяснил: «Ты сразу не рассчитывай на причастие. Тебе епитимью, скорее всего, дадут», я так и настроился. А он говорит: «Нет, все хорошо, иди, причащайся». Я удивленно, конечно, но проявив, конечно, послушание, пошел к причастию — да, и вот ощутил мир, покой, радость. И захотел прийти снова. И где-то через две недели я снова пришел, посмотрел свою жизнь заново и нашел несколько деталей, которые я недорассказал. То есть, ну, процентов 90 я рассказал... ИМ вот эти 10 процентов я принес, и когда второй иеромонах тоже — это все происходило в Даниловом монастыре — прослушал эти 10 процентов, он наложили на меня епитимью на 40 дней... (Смеется.) И я ее терпеливо и старательно, конечно, исполнил. Так что я встретил как бы и один пастырский подход, и другой, и то, и другое было на пользу. Я благодарен тому и другому священнику, ни в коем случае я не делаю между ними выбор. 

К. Лаврентьева 

— А Евангелие к тому моменту для Вас уже открылось? 

Протоиерей В. Леонов 

— Ну, оно стало читаться по-другому. Вот радикально по-другому. То есть Христос для меня уже стал «моим», вот как бы родным человеком, Которого я хочу узнать. Которого я еще плохо знаю, но вот он для меня родной. Более того, так получилось — вот мы с ним начали с этих миссионерских аспектов и так далее. Я помню, захожу в Данилов монастырь, и меня во дворе встречает какой-то паренек, мой ровесник и вдруг начинает мне что-то говорить про Страшный Суд и Второе Пришествие. Я понимаю, что это какой-то сектант (ну, потом выяснилось, что это адвентисты Седьмого Дня). И он ко мне как к христианину, а еще только второй раз пришел в храм. То есть я еще вообще левую руку от правой не отличаю. Но я чувствую, что мне нужно начинать с Христа. И вот я начинаю вспоминать и какие-то цитаты из Евангелия, цитаты из Священного Писания, которые у меня остались в памяти, и я ему как-то смог ответить. Он так где-то, может быть, даже удивленно на меня посмотрел, пожал мне руку и сказал: «До встречи при Армагеддоне!». (Смеется.) Я говорю: «Хорошо! До встречи! Надеюсь, она для нас будет благополучной». То есть я к тому, что меня как бы сразу же побудило промыслом Божьим к тому, что я должен не просто читать Евангелие для себя. Может быть, мне придется отстаивать веру. Я уже как бы и в этом аспекте тоже стал изучать Священное Писание.  

К. Мацан 

— Интересно Вы рассказали об этом эксперименте, о необходимости провести эксперимент — вот пожить по Евангелию. Есть же пример графа Толстого, который пожил по Евангелию, попостился 40 дней, ничего не почувствовал и решил, что все это выдумки, никакого как бы сверхчувственного содержания, никакого духовного там нет. Это вот просто рассказ про хорошего человека. Так что нужно, чтобы этот эксперимент принес плоды? 

Протоиерей В. Леонов 

— Да, я знаю эту историю. Вы не первый, кто мне об этом говорит. Я считаю, что здесь различие в чем? Когда я обратился к Богу, я хотел Ему служить, понимаете? Я искал возможность Ему служить. Я искал доказательств Его бытия. А граф Толстой искал доказательств небытия. Вот кто что искал, тот то и нашел. И в этом разница.  

К. Мацан 

— Ну вот человек приходит в Церковь и начинает воцерковляться. И в какой момент приходит, не знаю, мысль, дерзновение о священстве? Или о семинарии, для начала?  

Протоиерей В. Леонов 

— Ну, вот сразу скажу, что мысль о семинарии — она... Я ее боялся, как бы опасался. Я думал, я недостоин вообще, «это, наверное, не мой путь». Мне просто сказал духовник: «Готовься к семинарии. Тебе это будет на пользу». Но при этом он попросил, чтобы я закончил институт, полностью получил образование, а потом уже, после окончания обучения, уже поступал в семинарию. Но при этом он, конечно, не говорил, что «будешь ты священником», «не будешь ты священником». Я ему задал вопрос: «А означает ли это, что я буду священнослужителем?». Он говорит: «Ну, поживем — увидим. Ты пока поступай». Ну, и вот как бы я поступил в семинарию — с первого раза, в Московскую Духовную семинарию. И там уже, в общем-то, все как-то так естественно вышло на этот путь.  

К. Мацан 

— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню: сегодня в «Светлом вечере» протоиерей Вадим Леонов, клирик Патриаршего подворья храма в Зарядье, доцент Сретенской семинарии. Мы говорим о пути отца Вадима к вере и в вере. В студии Кира Лаврентьева, я — Константин Мацан, мы вернемся к Вам буквально через минуту.  

К. Лаврентьева 

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели! В гостях у Светлого вечера протоиерей Вадим Леонов, клирик Патриаршего подворья храма в Зарядье, доцент Сретенской духовной семинарии. С Вами мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Отец Вадим, Вы поступили в Московскую Духовную семинарию, и Ваши пути уже начали направляться к главному — к священству. Не было ли у Вас каких-то сомнений, борений: «А правильным ли путем я иду? Нужно ли мне быть священником, это же и так ответственно?»? Ну, или, может быть, что-то другое? 

Протоиерей В. Леонов 

— Я жил, в общем-то, в семинарии, полностью доверившись в принципиальных вопросах своему духовнику. И когда такие мысли у меня появлялись, я приходил на исповедь и их открывал. И, естественно, нормально, как должно быть у православного человека. И он эти вопросы, в общем-то, решал. Он говорил: «Ты не забегай вперед. Пока вот получи духовное образование. Тебе нравится?». А мне действительно очень нравилось. Вот я должен сказать, что обучение в семинарии и Академии — это самый лучший период моей жизни. Вот хотя, я знаю, многие мои товарищи роптали, говорили: «Вот, система, здесь все так зажато, закрытая система», а мне нравилось, что она закрытия, что ничего лишнего нет. Лучшая на то время библиотека, которая была с духовной литературой. Преподаватели замечательные. Вот тебе еда, вот тебе койка. Ну что тебе еще надо? И все остальное — ну, там было еще послушание, пел в смешанном хоре. Все. И я получал огромное удовольствие, живя там. И более того, плодами этого обучения я пользуюсь до сих пор, так сказать. Поэтому и своих семинаристов, которым в Сретенской я преподаю, я тоже вдохновляю и пытаюсь вразумить, что не упустите это время, оно золотое. Не ропщите. Потому что — да, в каком-то смысле, это система, но она ориентирована именно на то, чтобы Вы впитали самое важное и ценное для будущей пастырской деятельности. Поэтому когда у меня возникали эти сомнения, то, конечно же, они разрешались достаточно легко и быстро. И я знал, что — ага, Бог себя проявил, духовник здесь, и если воля Божья есть на то, чтобы я был священником, то это как-то к этому естественно и придет. И это естественно к этому и пришло.  

К. Мацан 

— Но Вы так легко рассказываете про то, что вот, человек... Как будто бы все было очень так естественно и без сомнений, что вот пришел в храм, потом духовник сказал: «Поступай в семинарию», человек поступил, потом все подводило к священству. Но ведь даже если вернуться к моменту просто поступления в семинарию, то человек заканчивал до этого светский вуз, была профессия, было какое-то, очевидное, видение жизни, видение будущего. И вот знакомство со Христом заставляет человека принять какое-то решение, ну, не перечеркивающее всю предыдущую жизнь, но радикально ее меняющую. То есть начинается новый этап, который неизвестно к чему приведет, но который очень многие другие возможности, другие пути, в принципе, отсекает, потому что ты уже идешь по достаточно такой узконаправленной стезе. Вот это было так легко, и все-таки был момент, что я меняю всю свою жизнь.  

Протоиерей В. Леонов 

— Вы знаете, вот этот момент — он был до семинарии, такой радикальной (нрзб.)... 

К. Мацан 

— Я про него и спрашиваю.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да. Он был во время обучения в московском вузе, в Станкине. Когда я уже стал ходить в храм, я понял, что делать это подпольно — глупо. Глупо. Это был 1989 год, уже, конечно, все было открыто — перестройка, гласность и так далее. И тем не менее... 

К. Мацан 

— Уже Тысячелетие Крещения Руси отпраздновали.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да, да. И друзья мои все равно были скептиками. Если кто интересовался религией, то это были какие-то восточные культы или оккультизм — ну, все, что угодно, только не православие. И я понял, что нужно как-то открыться и жить естественно — и внутри, и снаружи. И я как бы поставил себе в комнату общежития иконы, друзья пришли, увидели иконы и сказали: «Ты что, верующий стал?». Я говорю: «Я давно уже в храм хожу». Объяснил им какие-то вещи касательно себя. И я понял, что сейчас очень важный момент. Я сейчас могу себя потерять. Я их всех очень люблю. И для меня вот это был вот — то, о чем Вы говорите, — некий рубикон. Я понимал, что сейчас вот я перехожу. Если я становлюсь христианином открытым, я буду дальше идти до конца. Или же я испугаюсь, и я вернусь тогда вот на круги своя. И я попытался перейти. И они, конечно, тоже испугались, начали проводить со мной «воспитательные беседы», пытались меня как-то переубедить. Опять-таки, дискуссии у нас были очень жаркие, интересные, долгие. Некоторые даже стали сторониться меня. Некоторые, наоборот, стали ближе. Но теперь уже — прошло сколько уже, 30 лет после этого периода? — я могу сказать, что большинство из моих друзей не только остались моими друзьями, но они воцерковились, мы дружим семьями, мы друг у друга крестные, крестные, и до сих пор встречаемся. То есть я не потерял ни одного своего друга. Но это было испытание — вот потеряю я своих друзей, или нет. Вот. Я никого не потерял. То есть Христос в этом смысле меня, опять-таки, не обманул. Вот я боялся, что мне придется делать выбор между Христом и моими друзьями, но я остался и со Христом, и со друзьями, и это здорово. А в семинарии — там, конечно, были искушения другого порядка. Я понимал, что да, внутренне я не соответствую тому служению, куда иду. Мне очень интересно богословие, мне очень интересно Священное Писание, но я не соответствую внутренним своим содержанием.  

К. Мацан 

— Что это значит? 

Протоиерей В. Леонов 

— А это грехи и страсти, да? Вы читаете о святых людях и понимаете, что в тебе грязь. И у тебя сразу помысел: вообще, зачем ты этим занимаешься? Тебе нужно идти заниматься самым элементарным, вычерпывать свою грязь из своей души. А ты тут читаешь о высоком богословии, созерцании, Максима Исповедника, преподобного Симеона Нового Богослова. Это было, конечно, тяжело. Но я говорил себе: «Ну, я делаю это за послушание». Я здесь придумал для себя такие какие-то отговорки: «Мне это для общего образования». Но теперь я понимаю, что на самом деле само чтение святых отцов — оно тоже тебя очищает. Потому что когда это содержание проникает в твое сердце, оно тебя возбуждает, побуждает. Потому что если бы я не читал, я не увидел бы этой разницы, и это бы меня не стимулировало к росту. Поэтому я благодарен и этим искушениям.  

К. Мацан 

— Но, с другой стороны, вот читаешь ты Василия Великого и думаешь: «У-у, это прям как я. Я прям вообще! Прям я такой же!». Это же, наверное, еще хуже, чем вот то, что Вы описываете? 

Протоиерей В. Леонов 

— Ну, это еще хуже, но я не знаю, кто так может читать. (Смеется.) Я как-то так с трудом представляю, потому что там такие высокие...  

К. Лаврентьева 

— Отец Вадим, или еще какая-то крайность, когда берут святых отцов, пустынников и начинают перенеимать их опыт на себя — например, про Иисусову молитву, еще что-то, еще что-то и вообще уходят в глубокие дебри. Тоже такая опасность существует.  

Протоиерей В. Леонов 

— Эта опасность существует. Вот это, так сказать, мне более знакомо, чем то, что Вы сказали. (Смеется.)  

К. Мацан 

— Знаете, то, что я описываю, это то, что мне однажды сказал духовник в ответ на мои стенания о том, что я читаю святых и понимаю, какой же я грязный. Вот он мне ответил: «Вот лучше, чтобы ты читал и думал: «Какой же я, прямо как они, чистый такой же!»? «Это прямо про меня написано»? Это же неправильно».  

К. Лаврентьева 

— Вот ты говоришь, а я вспоминаю: один мой очень хороший знакомый, когда только шел к вере, ему попалась книга «Опыт построения исповеди» отца архимандрита Иоанна Крестьянкина. Он прочитал и говорит: «Да, слушай, практически ничего и не относится отсюда ко мне! Я, получается, без грехов?». Ну, то есть это такой момент, когда себя соизмеряешь с какой-то святостью. Это очень разные могут быть волны.  

К. Мацан 

— Ну вот тот пример, который Кира привела, когда человек, может быть, чересчур серьезно относится к тому, что прочитал у монахов-аскетов-пустынников IV века, и начинает в домашних условиях это практиковать... 

К. Лаврентьева 

— Нет, правда, в 90-е годы это вообще было тут и там.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да, да. Совершенно верно. Вообще, конечно, 90-е годы в этом плане, конечно, очень интересны были. Там много было экстремалов, максималистов, и, с одной стороны, это приводило к тяжелейшим травмам и падениям, это факт. Но, с другой стороны, и появлялись люди, на мой взгляд, которые в духовном плане могут  являться примером по сей день. Поэтому я должен сказать, что, конечно же, я тоже думал, как это вообще соотносится с реальной жизни. Иногда мне казалось это фантастическим, а иногда казалось: «А почему бы не попробовать?». И здесь, конечно, очень важна роль духовника, который может сразу расставить точки над «i» и подкорректировать путь молодого христианина. Слава Богу, у меня  был духовник, поэтому он такие эксперименты всячески не то, чтобы пресекал, а корректировал.  

К. Мацан 

— Но сейчас Вы как священник тоже, как Вы сказали, выполняете роль духовника для кого-то. Чему главному Вас научил Ваш духовник именно как духовник? Чем Вы пользуетесь сейчас сами? 

Протоиерей В. Леонов 

— Ну, если говорить о духовнике и его влиянии, я должен сказать, что, прежде всего, это сопереживание. Сопереживание. Я помню один такой момент — он у меня остался на всю жизнь. Это еще на первом году обучения было, да, может быть, в первый месяц обучения. По-моему, у меня еще даже не было кителя. Я исповедовался вечером, и, в общем-то, грехи, как мне казалось, достаточно обыденные. Я не знаю, почему, и вдруг, смотрю, он вот так вот нагибает, наклоняет свою голову, и у него на глазах слезы, и он плачет. И вот... Я не плачу о своих грехах, а он стоит, плачет. И меня это вот убило. Не то, чтобы убило, а как бы меня шокировало — в хорошем смысле слова. Я понял вообще, что у меня нет покаяния, что вот я не каюсь. То есть я не плачу, а он плачет стоит. И какой же я... Что же у меня за исповедь, да? И он мне ничего не сказал. Он потом прочитал разрешительную молитву. Поэтому вот это сопереживание... 

К. Мацан 

— Как «Плачьте с плачущими».  

Протоиерей В. Леонов 

— «Плачьте с плачущими» — это еще одно, а когда не плачущий стоит рядом, а ты плачешь (нрзб.)... 

К. Мацан 

— «Плачьте с неплачущими»! 

Протоиерей В. Леонов 

— Да, это вообще... Я понял, что это очень сильно было, это на меня подействовало глубоко. 

К. Лаврентьева 

— Что для Вас самое сложное было в начале священства? 

Протоиерей В. Леонов 

— О-о! Да! (Смеется.) Самое сложное — это было соединить мои теоретические знания, которыми я напитался в семинарии и Академии, с той реальной жизнью, с которой я столкнулся на приходе в Москве, на окраине Москвы. За спиной — 200-300 человек. И ты вдруг понимаешь, что никому не нужен ни Иоанн Дамаскин, ни преподобный Симеон, ни Орос Халкидонского собора — все, чему я учился восемь лет. Им это не нужно! Они приходят и мне рассказывают о своих проблемах в семейной жизни, о своих страстях и грехах, а я этому почти не учился или почти этого не знаю. То есть, ну, так, что-то где-то читал, но на практике мне это незнакомо. Я вдруг понял, что между моими знаниями, полученными в семинарии, и реальной жизнью — огромная пропасть. И как ее преодолеть, я не знал. Это была огромная трудность для меня. И я начал действовать, как вот я сегодня уже говорил вначале — то есть у нас был опытный священник, он и есть сейчас, отец Георгий Таранушенко, храм Бориса и Глеба, — направлять к нему. Он сказал: «Нет, ты не халтурь давай! Давай, все-таки часть работы бери на себя!». (Смеется.) И, собственно говоря, он, в общем-то, мне помог в становлении как приходского священника. Я ему благодарен до сих пор, мы до сих пор с ним встречаемся и общаемся. Замечательный пастырь московский. И он мне помог вот именно в приобретении опыта приходского священника.  

К. Мацан 

— А вот что это за становление приходского священника? В чем оно заключается, если набор богословских знаний получен в семинарии и Академии? И вот человек попадает на приход. Что, просто как-то опыт-то приобрести, что называется, «пороху понюхать», или есть какое-то еще поле, не изученное в духовном смысле, для священника?  

Протоиерей В. Леонов 

— Неизученным является способ применения этих знаний в реальной жизни. Понимаете, это вот то, где мы оказываемся совершенно беспомощными — я имею в виду, выпускники духовных школ — и по сей день. Я считаю, что эта проблема не решена и по сей день. Представьте, что Вы прочитали какую-то книгу по медицине, и к Вам тут же подвели больного. Вы что-то знаете теоретически, перед Вами реальный больной. Но как это соединить, как это реализовать в этом конкретном больном, с учетом специфики, уникальности этого человека? Это очень страшно и очень ответственно. И здесь ошибки, практически, неизбежны. И вот как соединить теорию и практику — это было задачей номер один для меня первые пять лет моего пастырского служения на приходе.  

К. Мацан 

— А как это возможно предуготовить в рамках обучения в духовном учреждении?  

Протоиерей В. Леонов 

— Это серьезный вопрос и важный вопрос, но он решается. Ну, допустим, по аналогии — как готовят медиков? Они не только изучают теоретическую медицину, но и проходят практические занятия вместе с опытными врачами, да? Ассистируя им при каких-то процедурах, операциях. Иногда уже выполняя некие функции как врача в каких-то простых случаях, и так далее. Аналогично поступают с психологами, подготавливают. То есть, помимо изучения теоретической психологии, еще обязательно должны быть конкретные занятия, конкретные тренинги, какие-то упражнения, которые позволяют... Я считаю, что и в рамках семинарского образования должны быть не только теоретические, но и практические занятия, где мы должны разбирать конкретные жизненные ситуации и даже, может быть, их разыгрывать. Я вот могу привести в качестве примера нашу Сретенскую семинарию. Вот у нас есть конкретно практическое занятие — вот человек, опираясь на свой опыт несчастный, — где один из элементов, одно из направлений состоит в том, что семинарист берет лист бумаги, где случайным образом описана ситуация.  

К. Мацан 

— К Вам пришла женщина с тремя детьми, ее бросил муж, и она не знает, что делать.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да. Это еще полдела. Этот лист бумаги берет один семинарист и подходит к другому семинаристу, который уже в роли пастыря. Она не исповедуется. В данном случае, наша исповедь —  более деликатная, так сказать, сфера священнического служения, а это первая беседа. Вот практика первой беседы. А остальные все наблюдают. Это на семинарском — там 10-12 человек — наблюдают. И священник должен начать эту беседу, понять, куда ее вести, выстроить стратегию в течение 10-15 минут. Ну, и дальше мы это все рефлексируем и отрабатываем. То есть это произошло здесь и сейчас. Он не знал заранее и вот как бы здесь перед нами показал. Естественно, тут же друг друга корректируем, поправляем, делимся каким-то своим опытом и советами. И, таким образом, здесь отрабатывается в сыром виде, в черновом варианте нарабатывается опыт первой встречи. А иначе придется  как бы все это делать «по живому», и ошибки неизбежны.  

К. Мацан 

— Протоиерей Вадим Леонов, клирик Патриаршего подворья храма в Зарядье, доцент Сретенской семинарии сегодня с нами и с Вами в программе «Светлый вечер». Что самое трудное для Вас в священстве сейчас, спустя годы? Вы рассказали о том, что было трудно в начале, но человек живет, человек меняется, и вместе с ним меняется и круг проблем, которые он для себя решает.  

Протоиерей В. Леонов 

— Самым тяжелым оказывается все-таки помочь людям измениться к лучшему. Человек — самая большая проблема. Люди, на самом деле, меняются не так быстро и не так легко, как, может быть, мне казалось в начале моего пастырского пути. Люди меняются очень тяжело.  

К. Мацан 

— Но это Вы выделяете, скажем так, наиболее трудновыполнимую пастырскую задачу.  

Протоиерей В. Леонов 

— Да.  

К. Мацан 

— А я знаете, скорее, о чем спрашивал? Ну, не знаю, вот один священник в одном интервью сказал, что, например, «мое ощущение Церкви изменилось за эти годы». «Не то, что оно стало хуже или лучше, просто оно качественно меняется. Когда я был молодым семинаристом и священником, мне казалось, что Церковь — это некое такое большое собрание истин, учений, обрядов». Он привел образ: «Грозовое облако, под которое я должен подстроиться и в него встроиться». С течением времени ощущение Церкви переместилось, скорее, в область того, что это некое внутреннее интенсивное переживание Христа, которое между мной и вот этим человеком стоит. Если между двумя нами есть третий, вот это — Церковь. Это такая психологическая, скорее, вещь, психологическая типология, но это показывает, что священник спустя годы не был равен себе вчерашнему в чем-то. Это не значит, что он стал по-другому, опять-таки, хуже или лучше относиться к себе в Церкви или к Церкви. Нет, это не такие оценки. Но он, как христианин и пастырь, тоже идет своим путем, тоже проходит свои дальнейшие этапы. Вот были ли какие-то похожие перемены у Вас? В чем Вы не равны себе, молодому священнику? 

Протоиерей В. Леонов 

— Прежде всего, в плане опыта, естественно. Это, наверное, для каждого человека, прожившего уже достаточно долго в рамках одной и той же профессии, сферы деятельности. Но если говорить о себе самом, то для меня просто вот люди открылись по-другому.  

К. Мацан 

— Так? 

Протоиерей В. Леонов 

— Вот с этой  точки зрения я бы мог сказать.  

К. Мацан 

— А в чем?  

Протоиерей В. Леонов 

— Вот раньше людей я воспринимал как бы схематично. А теперь для меня интересен каждый человек как личность. Вот раньше я, когда начинал священником, для меня человек был неким...  

К. Мацан 

— Некоей задачей такой? 

Протоиерей В. Леонов 

— Да, да. Которую я должен решить. И в каком-то смысле даже это была самореализация. Может быть, даже эгоистичный подход: «Вот я решу или не решу? Помогу — не помогу?». А теперь мне люди стали интересны сами по себе, как личности. Потому что это здорово. И даже это не важно, не столь важно, насколько он там отягощен грехами. Вот, прежде всего, для меня люди интересны как личности. И когда вот этот интерес у меня возникает, тогда появляется шанс ему помочь. А вот если я эту личность не заметил, то задача остается нерешенной. То есть человеку помочь бывает практически невозможно.  

К. Лаврентьева 

— Что делать с личными пастырскими ошибками, отец Вадим? Они же, как и у врача, наверняка, есть? 

Протоиерей В. Леонов 

— Есть. Сто процентов, есть, и, к сожалению, не так уж редко. Ну, конечно, это вопрос очень сложный. Может быть, конечно, стоило говорить о каких-то конкретных ошибках. Но если говорить в общем, то я для себя такой путь вижу, и у меня следующий подход: я просто прошу Бога помочь в пастырском служении, и каждый день частью моей молитвы является: «Господи, вот если я вольно или невольно принес кому-то боль, страдания или совершил ошибку, Ты своим всемогущим промыслом, как ты когда-то исправил, помог мне, помоги мне исправить те ошибки». Я прошу Бога о том, чтобы Он исправил мои ошибки, как бы сказать. И, по крайней мере, предоставил мне возможность эти ошибки исправить. Но дело в том, что так вот напрямую мы эти ошибки часто наблюдать не можем. 

К. Лаврентьева 

— Так же, как в молитве Божьей Матери о детях есть фраза: «Уврачуй раны моих детей, моими грехами нанесенные».  

Протоиерей В. Леонов 

— Вот что-то подобное, да. Потому что мы часто не можем даже понять последствия тех слов, поступков, которые мы совершаем. Иногда даже квалифицируешь это как ошибку, а потом оказывается, что это во благо. Потому что священник — это тоже орудие в руках Божьих. Бывает так, что человек пришел спрашивать совет. Ты ему даешь совет, допустим. Он приходит и говорит: «Батюшка, Вы знаете, Вы дали мне совет сделать так-то и так-то, я сделал — ничего не получилось!». Ты думаешь: «Господи, помилуй и прости меня, что ничего не получилось». — «Но знаете, как хорошо в результате вышло!» И дальше разворачивается новая история. И ты уже не понимаешь — я совершил ошибку, или я не совершил ошибку? Или Бог ее просто исправил? Таких историй у меня очень много. (Смеется.) Поэтому я, как бы сказать, понимаю, что каждый священник идет по минному полю, но, с другой стороны, кто-то должен по этому полю идти. Если вообще все испугаются и будут стоять на этом рубеже, так сказать, то жизнь прекратится.  

К. Мацан 

— У нас недавно в гостях был священник, который рассказывал о том, как изменился его взгляд на мир вот буквально после священнической хиротонии, буквально после рукоположения, когда он вышел с этой службы, на которой его рукоположили. И он сказал, что «мир стал Пасхальным, и навсегда». Это пример вот такого опыта. Я не предлагаю его обсуждать. Но Вы помните свой день хиротонии? 

Протоиерей В. Леонов 

— Да, прекрасно помню этот день хиротонии. И... Вот видите, какой я... Я Бога искушаю... «Не введи нас во искушение», — просим мы Бога в молитве «Отче Наш», а тут я его искушаю постоянно. И во время хиротонии я Его тоже искусил, Бога. Я был болен. Я был болен, и это была достаточно серьезная болезнь. И я сказал: «Господи, я хочу, буду Тебе служить, но мне эта болезнь мешает. Помоги мне от нее исцелиться». Мне духовник сказал: «Проси у Бога, Он тебе даст все, что хочешь, в этот день».  

К. Мацан 

— Ничего себе! 

Протоиерей В. Леонов 

— Вот, да. Ну, это дерзновенно. Я понимаю, что это вот дерзко было. Но она не мгновенно прошла, но она прошла в течение нескольких месяцев. Появился врач... Как это все дальше произошло? Появился врач в Троице-Сергиевой лавре, иеромонах, кардиолог, который... Я подумал, что у меня что-то с сердцем. А он сказал: «У тебя не с сердцем». И он сказал, к кому обратиться, в чем причина. И он направил меня к врачу, который мне помог, и все. И больше я об этой болезни не вспоминаю. Я считаю, что... 

К. Лаврентьева 

— Жалко, что у женщин нельзя быть священнической хиротонии и нельзя в день хиротонии попросить все, что хочешь. (Смеется.)  

К. Мацан 

— Интересный момент такой. Я никогда об этом раньше ни от кого не слышал — именно в день хиротонии.  

К. Лаврентьева 

— Потрясающе, да.  

К. Мацан 

— То есть, я понимаю, с чем это связано, с одной стороны. С другой стороны, это какая-то такая общеизвестная у священников практика? Или это такое вот, если угодно, пастырское наставление духовника и какой-то частный опыт? 

Протоиерей В. Леонов 

— Это было... Извините, я даже побаиваюсь, что я это сейчас сказал... Сейчас, если это в эфире прозвучит, может получиться, что все решат, что это такой универсальный... Это было исключительно личное. И в данном случае речь шла не о чем-то там — «попроси миллион», «попроси автомобиль» или что-то еще, земные блага. Нет, то, что необходимо тебе для священнического служения. Вот так.  

К. Лаврентьева 

— Так что, уважаемые радиослушатели, это не универсальный рецепт, обращаем Ваше внимание. (Смеется.)  

К. Мацан 

— Не спешите делать... Не спешите стремиться к хиротонии ради этого! (Смеется.)  

Протоиерей В. Леонов 

— Может быть, это (нрзб.). (Смеется.) Я не знаю. Потому что это был, действительно, индивидуальный пастырский совершенно совет, он не является универсальным.  

К. Мацан 

— А первая литургия, которую Вы совершали как священник, Ваша Вам запомнилась?  

Протоиерей В. Леонов 

— Да, я ее помню. Ну, она, конечно, поскольку она была на начальном... Я сослужил, потому что, понятно, по академической традиции, мы должны сослужить. Я помню, что я очень волновался. Очень волновался, и первая литургия все-таки была еще достаточно у меня такая... формальная — в том смысле, что я настолько сильно переживал о том, чтобы совершить все правильно, что какие-то внутренние аспекты литургии для меня проходили стороной. А вот где-то недельки через две, когда этот страх исчез, когда уже перестали меня «пасти» жестко так и конкретно и как бы «отпустили» меня — «служи», вот тогда я изнутри уже почувствовал литургию, да. Что это действительно великое таинство, величайшее таинство. Вот это было уже чудо. Но не сразу, не в первые дни моей службы, я это хочу сказать.  

К. Мацан 

— Ну вот «величайшее таинство» — что за этой формулировкой, что за этим определением для Вас?  

Протоиерей В. Леонов 

— Для меня это ощущение Бога, что Он рядом с тобой. Вот Бог — Он реально, вот Он здесь и сейчас. Вот как бы вот живого Бога, Который находится рядом с тобой. Это непередаваемо. Вот это очень сильно. Потом, конечно, когда выходишь на улицу, оно развеивается. Вот так вот Вы шли с зажженной лампадой, и тут же ветер подул — и все, и у Вас в руках лампада... Вы можете делать вид, конечно, что она горит, но она уже не горит. А вот на  литургии она может загореться. И это здорово. Вот когда она загорается, конечно, это ни с чем не сравнить.  

К. Лаврентьева 

— А что происходит с душой в этот момент, отец Вадим? Просто очень многие гости, которые были у нас и которым мы задавали этот вопрос про литургию... Поднималась тема боязни опалиться, особенно на первоначальных этапах, потому что это благодать такой силы, что не каждый может ее одинаково понести. Что с этим делать, вот с этой колоссальной ответственностью богообщения, такого реального богообщения? 

Протоиерей В. Леонов 

— Ну, признаюсь честно, что на меня не давили эти помыслы о колоссальной ответственности. То есть я понимал, что да, это очень важно, но я ведь знаю, что Бог милостив. Он знает, что я «двоечник», Он знает, что я еще новоначальный... 

К. Лаврентьева 

— И сколько у Вас есть сил... 

Протоиерей В. Леонов 

— Да... Ну что Он, будет?.. То есть как бы вот эта мысль меня не отягощала очень сильно — о гигантской ответственности. При этом я, конечно, же, старался, чтобы все было абсолютно правильно, по канонам, по служебнику и так далее. Но вот когда вот эта формальная часть была более-менее освоена, я говорю, где-то недели за две, тогда вот только начинается... вот для меня началось и священническое служение. А вот этот груз ответственности я осознаю как бы до литургии. Я понимаю, что к литургии я должен подготовиться. Вообще, я должен жить в соответствии с литургией. Вот здесь вот давит ответственность. Вот включаешь телевизор и смотришь какую-то чепуху... 

К. Лаврентьева 

— А завтра литургия.  

Протоиерей В. Леонов 

— А завтра литургия. И у тебя помысел: «Завтра литургия, а ты сидишь здесь, перед этим экраном». И что это такое, да? И вот этот диссонанс — он, конечно, уже коробит сильнее, сильно смущает. Или какая-то еще жизненная ситуация. И вот как бы... И литургия тебе все время в этом смысле как набат, как колокол — где ты и  что ты, где ты сейчас. И все. И тогда, конечно... Это вот меняет твою жизнь. 

К. Мацан 

— Спасибо огромное за эту беседу! Напомню: сегодня в «Светлом вечере» с нами и с Вами был протоиерей Вадим Леонов, клирик Патриаршего подворья храма в Зарядье, доцент Сретенской семинарии. В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания! 

К. Лаврентьева 

— Всего хорошего! 

Протоиерей В. Леонов 

— До свидания!