«Путь к священству». Прот. Александр Никольский

У нас в гостях был настоятель храма Трех святителей в Раменках, отец 10 детей протоиерей Александр Никольский.

Отец Александр рассказал о своем пути к вере и священству, и о том, какое влияние на его жизнь оказал его духовник — известный священник Димитрий Дудко.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, в студии Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан, добрый вечер. А в гостях у нас сегодня протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех Святителей в Раменках в Москве. Добрый вечер.

о. Александр

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Наши радиослушатели знают вас хорошо, вы не в первый раз в программе «Светлый вечер», но вот сегодня мы вас позвали именно в эту сегодняшнюю рубрику, в которой мы говорим со священником о его пути к вере и вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что мужчина дерзает желать служить у алтаря, быть именно священником, быть служителем Божьим во всех смыслах этого слова, может быть, в самом таком высшем смысле этого слова, вот об этом пути к вере и в вере нам сегодня хотелось бы поговорить. Я, будучи немножко ознакомлен с вашей биографией вот бы с чего хотел начать, может быть, даже не с самого начала, не с детства, а со встречи с духовником вашим будущим, известнейшим священником, отцом Димитрием Дудко, человеком легендарным, из кругов диссидентских, человек, который множество людей привел к вере в советские годы, прошедший через испытания...

о. Александр

— Из его духовных чад, если не ошибаюсь, 42 священника.

К. Мацан

— Вот колоссальное наследие, и я нашим слушателям напомню, тем, кто знает, тем, кто не знает расскажу, что и гонения в свою очередь, претерпел отец Дмитрий, и в тюрьме сидел за веру, и человек с очень непростой и трагической судьбой. Я бы вот с чего хотел начать: как раз-таки я неслучайно слово «диссидентство» произнес, в те годы, насколько я могу судить по рассказам, по какой-то литературе приход к вере именно ввиду диссидентства или такого протеста против советской действительности очень тесно сочетался с просто приходом к вере именно как из интереса к Церкви, из внутреннего позыва, вот такая линия, скорее, социальная, протестная и линия именно обретения веры, как мировоззрения религиозного, они были очень близки, они приобретались иногда до смешения, вот как вы сами это вспоминаете и чувствуете, насколько ваш приход к вере и та среда, в которой вы общались все-таки было про веру, а не про просто желание противопоставить себя советскому режиму?

о. Александр

— Вы знаете, я все-таки пришел уже в перестроечные годы, в 90-м году...

К. Мацан

— Да, но вы застали наверняка тех, кто был в окружении отца Димитрия и раньше.

о. Александр

— Да, да, естественно, я еще этих людей застал, которые еще в 80-х годах пришли к отцу Дмитрию. У меня лично никакого протеста не было, такого социального, я пришёл именно к вере, я искал, кто бы мне эту веру раскрыл, потому что я к отцу Дмитрию попал еще раньше, чем я стал ходить в церковь, то есть он меня катехизировал буквально с нуля практически, вот я прочитал Евангелие, крестился и попал к нему. Но вы знаете, когда я пришел, там уже таких явных диссидентов, как-то они были незаметны, потому что уже перестройка, все, что можно было сказать, уже сказали, даже с экрана во многом, это журналы всевозможные и патриотические, и демократические, либеральные, какие угодно. И поэтому в окружении такого момента, как противостояние режиму уже не было, потому что уже режима-то фактически не было, он уже распадался вовсю, остался там год буквально, чтобы он ушел с политической арены.

К. Мацан

— Я просто почему об этом спрашиваю — потому что, может быть, я наивно фантазирую, но мне кажется, что если человек приходит к такому опытному духовнику, как отец Дмитрий Дудко, может быть, даже в 80-е приходит, приходил, и духовник чувствует в нем такой запал, скорее, диссидентский, чем вероискательный, то опытный духовник говорит: «раздели эти вещи, пойми, зачем ты пришел, не слишком увлекайся вот таким социальным этим измерением», вот было такое или я фантазирую и это не та проблема, которая волновала тогда?

о. Александр

— В мое время, в 90-м году и позже уже не было такого, я могу предполагать, что это было раньше так, потому что отец Дмитрий был верующий батюшка, как в анекдоте...

К. Мацан

— Представитель верующего духовенства.

о. Александр

— Да, он был верующий, как кто-то сказал: «Отец Дмитрий — это православие, самодержавие и народность», вот, наверное, лучше, чем та формулировка, она очень его хорошо характеризует. И он всегда, конечно, православие ставил на первое место, все остальное вытекало, и он, например, не хотел быть диссидентом, он говорит: «Я никогда не был диссидентом, всегда выступал именно за веру, а когда у них был в 70-х, 80-х определенный такой диссидентский момент, он в определенный момент от этого отказался сознательно, это не все, правда, поняли, этот момент, но он отказался от политики, он всегда любил цитировать известную фразу апостола: «Наша брань не против плоти, крови, а против духов злобных, поднебесных». Вот он этот момент очень четко разделял, очень чтил память Патриарха Сергия, первого нашего патриарха после советского периода, когда не было патриарха какое-то время, и почему — потому что считал, что именно он разделял политику и не политику, он чтил Патриарха Тихона, потому что он тоже в Гражданскую войну четко разделил политику и не политику, это был такой момент, когда к святителю Тихону пришли известные деятели белого движения, которые хотели из Москвы поехать туда, на фронт. Они просили благословения — он им не дал, они хотели просто личного благословения участвовать в белом движении, как частным лицам — он им тоже не дал, не потому, что он боялся, что чекисты, осведомители донесут, я не думаю, что он боялся, он просто четко разделял, что нужно. Это в Римской империи то же самое было, это просто позиция Церкви: не путать политику и веру, не потому что это...Знаете, когда ко мне приходят люди политизированные, начинают как-то пытаться меня в какую-то партию затянуть, я говорю: «Хорошо, представляете, я — терапевт в поликлинике, вы ко мне приходите, я не спрашиваю, как у вас температура, болеете вы или не болеете, спрашиваю: партбилет на стол, а потом буду беседовать».

К. Мацан

— Ну давайте тогда все-таки от такого политического измерения, о котором я намеренно спросил, перейдем к личностному. Меня в вашей одной автобиографической заметке очень так согрел момент, когда вы рассказывали, что шли по коридору МГУ, услышали где-то в стороне, что кто-то говорит о каком-то священнике, который беседы проводит, а вы были уже тогда человеком ищущим, желающим какого-то общения на тему веры, подошли: что за священник? Вам сказали, что тогда-то в такой-то квартире он будет проводить беседу, это была квартира, я так понимаю, отца Дмитрия Дудко, вы пришли и, как вы пишете: «плюхнулись на ковер» прямо посередине комнаты...

К. Лаврентьева

— ...и 15 лет больше с этого ковра не вставали.

К. Мацан

— И оказалось потом, что прямо сидели в ногах у отца Дмитрия, который потом вошел в комнату и сел, начал свою беседу и вот 15 лет, как Кира тоже цитирует эту заметку, вы у его ног сидели. Что поразило в пастыре, что было?

о. Александр

— Красота

К. Мацан

— А вот как вы это могли бы описать, объяснить, как-то вот поделиться тем, кто не был тогда с вами, что это была за красота? В чем она была?

о. Александр

— Это умная красота, потому что вошел человек маленький, лысый, седой, такие волосы, не очень густые, уже весьма пожилой человек — он весь светился, и я был тогда молодой человек совсем, похоже, как девушка входит, и человек с первого взгляда влюбляется в девушку: ах! — и все, и прямо у ее ног. Так вот и здесь было, только совсем на другом уровне, на более высоком, духовном уровне, когда увидел человека, он еще ничего не сказал, он просто зашел, знаете, глаза добрые-добрые, весь светится, улыбается, и я просто увидел человека, которого никогда раньше не видел, он еще ничего не сказал, я его еще не услышал, а когда он заговорил, тогда уж я совсем был сражен окончательно, вот это первое впечатление было удивительное, я мог бы сравнить только с влюбленностью в какую-то красивую девушку юноши, но только там другие, естественно, мотивы.

К. Мацан

— А о чем он заговорил, не помните?

о. Александр

— Я не помню, но, наверное, о вере, о Евангелии, о заповедях, о грехе, как с ним бороться, о молитве. Он никогда не говорил на этих беседах, как-то мало интересовался другим, да, он смотрел политические новости, он был в курсе, он очень живой человек, он умер, ему было 83 года, по-моему, если я не ошибаюсь, но он был молод душой, на все очень живо реагировал и вокруг него была молодежь такая, не школьного возраста, а со студенческого и там лет 25, у него было десятки молодых людей, им было интересно, они к нему тянулись, его даже спрашивали, некоторые не понимали, может, не очень воцерковленные, говорят: «Как же, ты такой, уже пожилой человек, тебе за 70, 80, а вокруг тебя одни молодые люди?» Потому что, как и я, молодых людей привлекал, как говорят, масштаб личности, но я бы сказал, что это немножко не то, не такие определения, которые тут требуются, а, скорее, именно красота, которая от Бога, вот есть же у Достоевского: «Красота спасет мир» — какая красота?

К. Мацан

— Христова.

о. Александр

— Христова, конечно, не мужская, женская внешняя красота и даже не красота природы, архитектура, а красота души, какая она должна быть, сотворенная Богом.

К. Мацан

— А вот поскольку мы в программе сегодня говорим о вашем пути к священству: какой, если угодно, главный пример именно того, кто такой священник вы почерпнули из облика отца Димитрия, из общения с ним, чему он вас научил, может быть не напрямую, а своим поведением, своим служением именно того, что такое служение священника?

о. Александр

— Недавно была память апостола Иоанна Богослова и там читался известный его текст, где написано: «Бог есть Любовь» — вот любовь, любовь Бога к людям, он был очень самоотверженный человек, он был предан Богу беспредельно. Вот один момент: я уже алтарник несколько лет, я его сопровождаю, мы с ним в таких тесных отношениях духовных, я прихожу к нему в домовой храм у него был тогда, патриарх разрешил иметь домовой храм, он уже когда был более немощный человек, патриарх Алексий разрешил иметь домовой храм. А я знаю, что накануне у него плохо с сердцем было — ну ничего удивительного, человеку, по-моему, 78 лет, у него плохо с сердцем, вызывали врача, а я гриппом приболел и так себя немножко плохо чувствовал. И я прихожу, а Великий пост, я думаю: сейчас батюшка не будет делать поклоны (а он поклоны все делал в 78 лет, вот великопостных сорок поклонов, он их делал), потому что у него плохо с сердцем, а мне хорошо, я же себя плохо чувствую, значит, чтобы никого не искушать, мы же с ним вдвоем в храме этом, я тоже поклоны не буду делать, так обрадовался немножко внутренне. Каково было мое удивление, с тем, что у него был сердечный приступ, ему прописали домашний режим, лежачий, я имею ввиду, все такое, он начал делать поклоны, и один из врачей, который его пользовал, говорит: «Ну, у такого священника, как у отца Дмитрия все непонятно с точки зрения врачебной, вот у него, по идее, плохо с сердцем, он бьет поклоны, что должно быть — ну, скорая помощь и больница, а у него все проходит».

К. Мацан

— Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех Святителей в Раменках сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

К. Лаврентьева

— Отец Александр, вашей биографии есть один очень тонкий, но в то же время судьбоносный момент: когда вы, будучи сыном интеллигентных образованных родителей, но не ходящих в храм на каком-то этапе поступаете в университет и, как там написано в биографии: вы действительно искали смысл жизни, вы искали смысли жизни, это бывает у многих молодых людей, вообще у каждого человека определенный Божий призыв рано или поздно скорее всего наступит. Вы принимаете крещение, там тоже удивительная история, но вы не останавливаетесь на этом, вы принимаете крещение и дальше у вас еще больший призыв, я так понимаю, идет внутренний, такое бурление некое, и вы там ищете Библию, вы ищете выходы, я обратила внимание на это, то есть какой силы должен быть этот внутренний призыв, чтобы человек шел, шел, шел и искал эти выходы, искал эти двери, искал людей, которые ему расскажут о истине. Почему я это спрашиваю: сейчас, в принципе, последние несколько лет очень популярна тенденция, что если ты чувствуешь какие-то переживания, если на тебя наплывает какой-то кризис, ты должен идти к психологу, ты должен разбираться со своими чувствами, ты должен разматывать клубок, и как обычно, это идет по одной и той же схеме: детство, отрочество, юность, ошибки родителей, детские травмы, неврозы, наверное, ты просто очень травмирован и, наверное, тебя надо просто подлечить, но в каком-то смысле я подозреваю, что это действительно работает, ведь призывы очень разные бывают и кризисы бывают очень разные, но вы в какой-то момент очень грамотно с Божьей помощью определили, что это за кризис и определили его происхождение. Вот сейчас, если молодой человек почувствует вот эту волну, которая его толкает явно куда-то, а выбор огромен, информационное пространство необъятно, это море, океан, сейчас интернет, он тебя заведет куда угодно, раньше-то хотя бы можно было философские книги почитать, то, что вы, я так понимаю, и делали, искали истину, какие-то ответы в философии, сейчас намного проще и быстрее запутаться и пойти не туда, как понять человеку, что именно это за призыв, еси он не может определить сразу этимологию конкретного чувства и конкретного духовного порыва и призыва? Прошу прощения, если мой вопрос сам запутанный, как клубок, о котором я говорю.

о. Александр

— Да, но это наша душа человеческая. Знаете, когда у меня возник такой вопрос: «зачем я живу?» очень остро, вот я помню, так сформулировал: вот я ученый, пойду в науку, стану ученым, стану академиком, а дальше что? И что? И я не находил ответа, зачем все? Зачем я живу, зачем я родился, зачем что-то делаю, какой в этом смысл, куда я иду, зачем мне жизнь дана? А как жить? Жить можно совершенно по-разному. Вот сейчас, конечно, интернет, но жизнь очень широкопланова всегда была, просто сейчас через интернет с этим можно познакомиться теоретически, а практически у меня были друзья-наркоманы, была разные друзья, может, не друзья, а хорошие знакомые, были бандиты, ну, не бандиты, а такие, с большой дороги, которые могли бесправные действия совершить, совершенно разные люди, ну, улица есть улица, Москва есть Москва. И с разными нравственными категориями, нравственной шкалой ценностей, и вот я думал: куда? Знаете, отец Дмитрий любил заповеди цитировать блаженства: «Блаженны алчущии и жаждущие правды», он всегда делал упор: жаждущие, не правдивые, как кажется, блаженны правдивые и обретшие истину, а почему-то в Священном Писании и Евангелии Господь говорит: «жаждущие», чтобы нам в богословие не уходить далеко, но понятно, что раз Бог есть — ищем Бога, нельзя Богом насытиться никогда, всегда можно только алчить и жаждать. И, кстати говоря, человек в какой-то момент перестает интересоваться духовной жизнью, в церковь ходит, он причащается, исповедуется и уже святых отцов он почитал — все одно и то же, все святые отцы примерно об одном пишут, разные века, в разные тысячелетия даже, но по-разному, но, как, знаете, жену разлюбил, раньше не мог с ней наговориться, а сейчас: «ну ты, дорогая, иди, иди, на кухне, чего-нибудь сделай, а я телевизор посмотрю», так и с Богом. И вот это, когда человек алчет это действительно призыв Божий, и Господь его ведет, ведь психология, да, у них сложнее, я им сочувствую, психологам, я их очень уважаю, никогда не препятствую, если у меня берут благословение пойти к психологу, только говорю: смотри, чтобы психолог был адекватный, не какой-нибудь эзотерик и так далее, пожалуйста. Но ко мне на исповедь психологи ходят...

К. Мацан

— Но психологи же тоже люди.

о. Александр

— Да, а мне больше понравилось, одна у меня была прихожанка, она стала получать психологическое образование, одновременно решила, что ей надо психологически разобраться с собой, она пошла к какому-то очень хорошему специалисту, женщине тоже, психологу, там жуткие деньги за прием один и так далее. И вот она с ней как-то вошла в контакт, ходит к ней, учится и одновременно лечится, она спрашивает у нее, как у светила в этой области, типа: «МарьИванна, а когда у вас проблемы, вы куда ходите?» МарьИванна отвечает (я, конечно, придумал имя-отчество, естественно) говорит: «Когда у меня проблемы, я хожу в церковь». Поэтому на вопрос, что если человек алчет, Бог возбудил в нем, как вы правильно сказали, Кира, и Бог его ведет, лишь бы его душа жаждала истины. И я занимался дзен-буддизмом, очень любил каратэ заниматься, поэтому в какое-то время занялся буддизмом, вот так, не очень глубоко, но что-то пытался читать и так далее, даже чуть-чуть медитировал, капельку совсем, благо не ушел туда, далеко, а то пришлось бы возвращаться тяжело. В детстве был атеист, в юности, то есть из атеизма пришел и все это не удовлетворяло, когда я пришел в Церковь, когда я обрел, нашел, пришел в Церковь и вот, опять же, вспоминаю одного прихожанина, лет, наверное, 18 назад: он сидит в церкви, уже я вышел из алтаря, уже давно служба кончилась, а он очень занятой человек, такой банкир, экономист, все такое, ему есть куда побежать. Он сидит такой, улыбается. Говорю: «Ты чего сидишь?» Он говорит: «А куда мне идти? Я дома».

К. Мацан

— Потрясающе. Вот смотрите, вы сказали об этом поиске правды, и о таком процессе, когда человек рисует себе будущую жизнь: ну во стану я академиком, ну и что дальше и ради чего все это? Награды, премии и статус с собой в могилу не заберешь, но в этой связи всегда возникает вопрос, что: ну есть же академики и верующие академики, не все же в поисках правды отказались от намеченной карьеры и пошли в священники или отказались просто от намеченной карьеры и стали размышлять дерзать о том, чтобы остаться в Церкви уже именно как священнослужитель, вы такой выбор совершили, я так понимаю, тоже не без, само собой, не без благословения отца Димитрия, может быть, с его какой-то подачи, вот как это было, почему поиск смысла жизни, правды, какой-то высшей цели, которая свойственна, наверное, многим людям и многих приводит к вере во Христа у вас конкретно все-таки совместился с желанием быть именно священником?

о. Александр

— Вы знаете, меня, наверное, просто Бог изо всех сил толкал к этому, тут моя заслуга минимальна, что я так, может, несильно сопротивлялся. Я еще только крестился, еще ни отца Дмитрия не знал, в храм не ходил, вот крестился и крестился, прочитал Евангелие и крестился, все, больше я ничего не делал, даже, может, и позыва в храм пойти не было, а чего, я крестился, Евангелие прочитал, что еще надо-то? И мы сидим с моим другом детства и беседуем о русской литературе, хотя я математик, он химик тогда был, потом стал бизнесменом, ну как-то литературная беседа. И вдруг он мне говорит: «Саш, не хочешь ты стать священником?» Это вот человек, которые недавно стал ходить в церковь, он намного позже меня воцерковился, человек, который в церкви ни разу не был, и даже мысли не было об этом. Следующая фраза была: «Саша, пойдем в это воскресенье в церковь». Я замолчал, поражен, совершенно как-то неожиданно было, никак я об этом никогда не думал, вот именно в церковь ходить, священником стать, замолчал вообще просто, ничего не ответил, а потом тихо, без него в воскресенье пошел в церковь первый раз в жизни. Я ему ничего не сказал, но это был как, призыв Божий, как по-другому это определить. И тоже стал об этом думать, но было не очень четко, но внутреннее желание росло, особенно когда с отцом Дмитрием стал общаться и, конечно, это был такой удивительный человек, пример очень яркий такого священника настоящего. И он мне как-то, я уже был алтарник, он мне говорит: «Саша, ты не хочешь стать священником?» А я, поскольку об этом думал, у меня фраза вырвалась, говорю: «Откуда вы знаете?» В принципе, ничего тут удивительного нет, батюшка спрашивает у своего алтарника, не хочешь ли ты стать священником? Поскольку у меня уже внутри, что называется, «горело», у меня прямо знаете, как спусковую пружину распрямили, и после этого отец Дмитрий стал меня готовить именно к священству.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели, «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас. У нас в гостях протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех Святителей в Раменках. У микрофона мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Отец Александр, в первой части программы мы с вами очень много говорили о поиске смысла жизни, о обретении веры, о приходе в храм и, знаете, все это время у меня напрашивался вопрос, мне кажется, для меня он вполне логичный и, может быть, на него нельзя ответить четко, но я все-таки попытаю счастья: вот когда ты почувствовал этот призыв, ты пришел к Богу, ты пришел в храм, ты обрел веру, принял крещение, прочитал Евангелие, в вашем случае вы стали священнослужителем, то есть достигли максимума для мужчины в Православной Церкви и, казалось бы, ты приник к этому источнику живой воды, и вот теперь ты можешь уже заниматься спасением, своим прямым послушанием, заниматься своей душой, грехами, молитвой, соединением со Христом, что самое важное, бывает ли такое, что человек на пути своем уже в вере, в храме, пусть даже в священстве, я не знаю, может ли быть такое, что он через какое-то время вновь чувствует этот призыв и вот здесь сложнее, скорее всего, будет уже разобраться, что это, ведь ты уже в храме, ведь ты уже молишься, ведь ты уже, казалось бы, стараешься вести какую-то духовную жизнь, но тем не менее тебя Господь дальше к чему-то призывает, и вот здесь наверняка, я так думаю, сложнее разобраться, к чему именно. Как понять, чего хочет Бог, если ты прямо чувствуешь, что Он чего-то от тебя хочет?

о. Александр

— Что уже внешне все нормально?

К. Лаврентьева

— Да, да.

о. Александр

— Но так это ведь относится к любому христианину, мы уже говорили: «блаженны алчущие правды» на эту тему и задача священника и любого христианина — это чтобы идти к Богу всегда, не останавливаться никогда, никогда не считать, что он чего-то достиг. Знаете, я сейчас, конечно, когда я не был священником, я плохо представлял, что это такое, вообще не представлял, у меня был такой, смотря на своего батюшку, феерическое что-то такое, такой фейерверк, яркость, вспышка, при том это не потому, что я не знал автобиографию отца Дмитрия, она была очень сложная, полна скорбей, непонимания и гонения со стороны властей и непонимания среди своих, но как-то, знаете, эмоция есть эмоция, она рациональна. И когда становишься священником, проходит новизна, первые несколько лет, и ты понимаешь, что это крест, крест, который, если ты не молишься, если ты по-настоящему не каешься, он может тебя раздавить, то есть ты взял тяжелый крест и если ты с Богом, ты будешь его нести легко и радостно, если ты начнешь уходить в бытовую жизнь, как все люди: «что ж я, не человек?» то будут какие-то не очень приятные моменты в жизни и поэтому очень важно, я уже повторяюсь, но это важно еще раз сказать, надо постоянно, как очень правильно сказала Кира в начале нашей передачи, что пытаться слушать Бога и очень бояться, что ты перестанешь Его слышать, то есть когда тебе перестанет быть интересно заниматься своей деятельностью, проповедовать, исповедовать, служить, конечно, Божественную литургию прежде всего, читать святых отцов, заниматься своей духовной жизнью, потому что если ты своей духовной жизнью не будешь заниматься, ты в чужой ничего не поймешь, потому что когда к тебе приходит человек, то можно формально подойти: «В чем грешен? Короче. Еще короче. Это к делу не относится. Все, прощаю и разрешаю, иди отсюда», а можно пытаться ему помочь. Если тебе не интересно исповедовать, если тебе не интересно проповедовать, если тебе неинтересна духовная жизнь, то, конечно, ты превратишься в требоисполнителя, то есть ты чисто внешне будешь исполнять требы и так далее, то есть ты просто такой одушевленный робот.

К. Лаврентьева

— Но это тоже огромный внутренний конфликт.

о. Александр

— Да, это плохо кончается всегда. Но чтобы вот этого не было, требуется такое внутреннее духовное напряжение, чтобы ты не потерял любовь к Богу и к людям, а наоборот, в ней возрастал. Конечно, Бог скорбями, болезнями, событиями в жизни, людьми помогает любому человеку и, конечно, священнику, идти к Нему, то есть Он, конечно, человека никогда не оставляет один на один со своими проблемами, человек один на один остается со своими проблемами только в одном случае — если он забывает о Боге, что есть Бог, который готов помочь, тогда он один на один с проблемой, их не решает, там уныние, психопатия, и даже уже не психологи, а психиатры, таблетки, может, какие-то и так далее, но это я крайности беру. Если ты, вот я из своего опыта, пусть не очень большого, но тем не менее, вот когда совсем плохо и ты молишься, вот тогда ты по-настоящему познаешь Бога.

К. Мацан

— Знаете, у меня, наверное, уже в каком-то смысле профдеформация от регулярного общения с атеистами, но когда слова верующими произносятся: «слышать Бога, следовать воле Божьей» я понимаю, что для людей, которые не погружены глубоко в духовную жизнь, в аскетику, в церковную действительность или, может быть, верующие и исповедуют себя православными, но, скорее, смотрят со стороны, присматриваются к религиозной традиции, для них эти выражения требуют пояснения, потому что ближайшим образом понимаются, как голоса в голове — слышать Бога. Как можно следовать воле Божьей, когда ты не знаешь, кто Он, где Он? Вот вы сегодня уже цитировали Послание апостола Иоанна, которое недавно в Церкви читалось в день памяти апостола, где есть слова: «Бога никто никогда не видел» и это говорит не атеист, это говорит величайший апостол, и тем не менее верующий в языке, в лексике своей говорит эти вещи, что: «я слышу голос, он меня к чему-то зовет, он призывает, я хочу ему следовать». Вот как, вынося за скобки эти, понятно, стереотипные поверхностные такие натуралистические толкования, понятно, что мы не говорим о галлюцинациях, о голосах в голове, но вот в нормальном смысле, вот как узнать эту волю?

о. Александр

— Прежде всего у нас есть Евангелие, его можно просто почитать и там как раз Христос явился, чтобы показать Бога. Помните, когда апостол Филипп спрашивает: «Господи, покажи нам Отца», и Господь отвечает: «Филиппе, видя меня, неужели ты не понял, что видел Отца?» То есть Христос, для нас Евангелие — это явление Божие, если вы хотите посмотреть Бога — почитайте Евангелие, не как такую историческую книжку, а именно как то, что Бог явился, здесь, конечно, требуется вера, естественно, какая-то минимальная, но, кстати, папа прочитал Евангелие давно, и он мне сам рассказывал, говорит: «Странно, из-за этой книжки столько крови пролилось, столько копий сломалось, что тут такого-то?» Когда он стал уже верующим к концу жизни своей, он еще, слава богу, жив, уже ближе к 70-ти, сейчас ему 90, и он говорит: «Я взял Евангелие — какая бездна премудрости!» Все-таки требуется вера, а так я могу рассказать один случай: я был диаконом, ну и на меня стал, если по-человечески сказать: нападать алтарник, он был старше меня, ему было уже под 60, а мне было 30 лет, и как-то он стал меня немножко притеснять, и даже священники защищали меня некоторые, которые мне сочувствовали, а он был такой мужчина 60-летний, крепкий такой, его не так просто было сбить с того, что он решил. И он прямо во время литургии иногда, не то, что он меня ругал, но как-то сделает, что вот...Я литургию служу и думаю: надо молиться за него, за себя, я не могу к нему негативные чувства испытывать особенно во время литургии, я стал молиться. Вдруг я в какое-то утро прихожу, а он там был постоянно, и вдруг я почувствовал к нему любовь, человек, который меня гнал, не так, как новомучеников коммунисты, конечно, и рядом не стояло, но тем не менее, и вдруг я почувствовал к нему любовь, хотя он ко мне никак не изменился, но Бог меня изменил по отношению к нему от такого: за что мне это? Вот, знаете, любовь — это же смысл жизни, если ты любишь — ты живешь, если ты не любишь — ты живешь, чтобы найти любовь, это у всех и у атеистов тоже, у них только прилагается любовь к власти, к женщине, и к мужчине, они сейчас любовь и с этим связывают, а первоисточник любви — это Бог и поэтому люди явно-неявно, все без исключения ищут Бога, те, которые уж совсем в любви разочаровались, не ищут любви, но это уже люди, которые выбрали ад фактически, поэтому подспудно все ищут Бога. А можно ведь напрямую было обратиться, и Бог тебе даст любовь, это будет явление Божие в тебе, такое явное явление Божие к тебе. Ну а поскольку любовь — это, мы вот тут слово говорим: «любовь», а что это такое, никто не скажет. Сколько поэтов по этому поводу писали поэмы, стихи, романы, у философов сколько работ, и все равно никто ничего не скажет, это вещь абсолютно таинственная, все понимают, о чем говорят, кто любил хоть раз детей, жену, мужа, Родину, тем более Бога, но описать может только единственное высказывание апостола: «Любовь не ищет своего, милосердствует, не ищет зла, сорадуется истине» и так далее, вот эти внешние проявления.

К. Мацан

— Да, 13-я глава Первого послания к Коринфянам апостола Павла.

о. Александр

— Но это все-таки все равно внешнее, апостол Павел просто не мог это сказать, он выразил только внешние моменты, пусть они вроде как внутренние такие категории: истина, милосердие, все равно это внешние категории, а любовь, она еще более глубокая вещь. И вот когда ты вдруг, вот я сказал уже, что во имя скорби ты к Богу обращаешься, и Бог тебе отвечает именно чем — что Он тебе дарует любовь, и ты начинаешь видеть что-то великое, что-то неописуемое, ты понимаешь, что Бог есть, пока человек Его еще по-настоящему-то и не увидел, вера еще не совсем такая, сознательная, что ли, а когда он хоть раз с Богом встретился, конечно, у людей обычных это нечасто в жизни бывает, это у святых, они все время с Богом общаются духовно, у нас это с вами, хоть было раз-два-три раз в жизни такие моменты яркие, уже человек скажет: «Ну как это Бога нет? Я увидел».

К. Мацан

— У нас сегодня в гостях протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех Святителей в Раменках в Москве.

К. Лаврентьева

— Отец Александр, в начале нашей программы мы много говорили о вашем духовнике, протоиерее Дмитрии Дудко. Вы сказали, что он поразил вас своей красотой и в продолжение сказали, что вообще христианин должен в итоге как бы сиять Христовой красотой, мне очень понравилась эта фраза. И Костя совершенно правильно, на мой взгляд и справедливо спросил, что глас Божий, который мы слышим, воля Божия, которую слышит верующий человек, а для человека неверующего это вообще такие непонятные понятия, и в тот же мой вопрос вкладывается еще одна ваша фраза: вы сказали о том, что человек, который всем сердцем постоянно не ищет Христа и перестает хотеть понимать, что от него хочет Бог, он в конце концов придет к каким-нибудь психологам, психиатрам, таблеткам, за исключением каких-то конкретных медицинских случаев, я имею ввиду. Отец Александр, из всего этого у меня собирается один-единственный вопрос: когда у нас сейчас столько уже в доступе в интернете и в книжном формате святых отцов, Евангелие, толкования на Евангелие, все полностью, слава богу, СМИ сейчас есть православные, все можно у всех спросить, батюшки в доступе, запретов нет и когда все понятно, все перечитано и в какой-то момент ты приходишь все равно так или иначе к определенному вопросу: в чем самая главная задача христианина — чтобы постоянно быть со Христом, ведь вера и надежда на Бога — это всегда хождение по воде, ты всегда идешь по воде, но только ты начинаешь надеяться на себя — ты проваливаешься в эту воду, опять же, кричишь: Господи, помилуй, помоги! И тебя Господь вытаскивает за руку. Отец Александр, а на чем зиждется эта надежда? Ведь иногда очень хочется и в себе найти какие-то ресурсы, и на себя опереться, ведь те же самые атеисты (не очень люблю это название, скорее, пока не нашедшие для себя ответов каких-то), они упрекают нас в том, что мы слабы, в том, что мы не можем опереться на себя, а опираемся вот на Бога, мы не можем найти силу в себе, а ищем ее в Боге и вот здесь мой вопрос: есть ли тут какая-то гармоничная такая единая дорога сосуществования человека и Бога вместе, где человек не умаляется прямо до нуля, но надеется на Бога, но в то же время и себя помнит, то есть, есть ли тут какое-то сотворчество человека или Бога или, чтобы поддерживать вот эту духовную жизнь нужно запастись аскетическими практиками и постараться себя умалить до минимума, забыть себя и полностью вообще не надеяться на свои силы, надеяться только на Бога, где здесь правильный путь, где здесь золотой царский срединный путь?

о. Александр

— Знаете, это просто от непонимания, что действительно вот если Бог, то мы должны что, в Нем раствориться и потерять свою личность, потерять свое «я» ...

К. Мацан

— Это буддизм.

о. Александр

— Это буддизм, да, как некоторые буддизм называют такой формой атеизма, потому что у них и Бога-то нет.

К. Мацан

— Ну, я имею ввиду, что личного Бога, как личного Отца, как того, к кому можно обращаться.

о. Александр

— Да, личного бога нет и они должны свою личность тоже потерять и вернуться в это состояние обезличенное, может, для буддизма это так, а вот для христианства нет, у нас именно личный Бог, Он создал, сотворил других личностей, то есть нас с вами и в каком-то моменте, конечно, творчество Божие продолжается до сих пор, когда он пытается как некий ювелир, огранять эти неограненные алмазы, то есть нас с вами и превратить их в бриллианты, это делает Бог в процессе нашей жизни из нас, чтобы такие очень красивые камушки засияли яркой красотой. И, знаете, Бог сам, он не хочет распада нашей личности, с другой стороны, у нас есть пример прекрасный, всем нам понятный, по крайней мере, кто хоть немножко помнит школьный курс литературы: Евгений Онегин — личность незаурядная, многим одаренная, там и сила воли, и ум, и красота, но большой эгоизм, большое такое самомнение о себе. Чем кончил — ему ничего в жизни не интересно.

К. Лаврентьева

— У Базарова также в «Отцах и детях».

о. Александр

— У Базарова да, но, может быть, в Евгении Онегине как-то более уже оттенено, чем у Базарова.

К. Мацан

— Ну, короче, русская хандра им овладела понемногу...

о. Александр

— Да, да, и Печорин то же самое, собственно говоря, все это эгоисты, если у Базарова все-таки было мировоззрение такое осознанное, в этом смысле он был верующим человеком в какой-то степени. В таком смысле, как Бердяев говорил: «Атеизм — вера с черного хода», то у Печорина и у Онегина, у них такой эгоизм был в чистом виде, они не обременяли себя всякими идеологиями, спасение народа и так далее, у них вообще любви не было ни к кому особенно, так вот, и они схлопнулись, такие необычные, красивые и, в принципе, талантливые, они схлопнулись, им даже было тяжело с самими собой и, хотя тут, может не совсем корректно литературным героям противопоставить реального человека, реальную личность — это отец Дмитрий, который, в 82 года всем интересовался, литературой, он писал стихи, много писал стихов, до последнего момента, а поэтическое творчество считается признаком молодости, это молодые пишут стихи, почему — потому что он любил людей. Поэтому любовь, а мы сегодня много с вами о ней говорили, она как раз и каким-то таинственным образом, с одной стороны, ты готов отдать все свое другому, Богу или людям вплоть до положения живота, то есть до смерти, кстати говоря, люди которые отдали жизнь за других людей, они у атеистов тоже ценятся, их подвиг, вот я был советский человек, мне было 23 года, когда СССР рухнул, даже 24, и я помню вот это: подвиг Матросова, Гастелло, еще что-то в нашей школе, они за людей погибли, отдали свою жизнь, они отдали все, не то, что они отдали что-то из своей жизни: время, силы душевные, они отдали всю свою жизнь, и это находит отклик у всех.

К. Мацан

— А вот смотрите, вы сказали: «Атеизм — вера с черного хода», цитируя Бердяева, и вот привели в пример и Евгения Онегина, и Печорина, мы их как-то окрестили эгоистами, наверное, это не неверно, безусловно, мы понимаем, о чем речь, но ведь можно заметить и другое, что это тоже герои не статичные, я вот просто со школьного курса литературы помню, что не случайно последняя из частей романа «Герой нашего времени» — часть, которая называется «Фаталист», где Печорин совершает в каком-то смысле героический поступок, ему не все равно становится, он готов пожертвовать собой ради другого и вот нас, помню, учила наша мудрая учительница, что: смотрите, неслучайно этим роман заканчивается, то есть мы оставляем героя все-таки не с совсем закостенелым сердцем, а с тем, что и у него есть движение, и у него есть надежда и для него есть надежда, человеку, в принципе, свойственно стремиться себя отдавать другому, как бы он в себе это не душил и так легко это задушить, но до конца это задушить невозможно, это в природе человека. То же самое, наверное, и Онегин, которого тоже мы оставляем в конце романа его в кризисе, а кризис — это то, зачем следует возрождение или перерождение. Вот в этом смысле я у вас, как у пастыря хочу спросить: вы согласны с этим тезисом, что вот такое изменение личности, оно в человеке заложено, человеку хочется стремиться в этом смысле к Богу?

о. Александр

— Знаете, когда люди, избравшие эгоизм в отношении людей, они ведь все равно иногда начинают собачек всяких разводить, их хоронят с почестями, чуть ли не человеческими и так далее, завещают им типа свои поместья, ну, это немножко не в наше время, не у нас, точнее, но все равно человек, у него потребность любить, когда человек любит и жертвует собой, вот тогда его личность раскрывается. Я почему взял Печорина и отца Дмитрия — это факты жизненные, любая теория — это теория (я, как бывший ученый), насколько она совпадает с жизнью, настолько она верна, мы можем все, что угодно здесь наговорить, это может быть не жизненно, это будут просто наши домыслы, а вот факт, что вот люди, просто мне неудобно каких-то людей конкретных в эгоизме обвинять, поэтому я беру реальную личность и литературных героев, тем более, что в любом человеке, как вы правильно сказали, есть всегда возможность возродиться, в самом заблудшем человеке, как тюремный священник уже 15 лет, и я вижу, что эти люди, совсем которые пали на дно нравственности, то есть серийные убийцы, киллеры, торговцы наркотиками и так далее, у них есть эта возможность и когда они это делают, Бог начинает воскрешать их душу. Поэтому вот это надуманные вещи от непонимания, что если я себя отдаю, моя личность растворяется — нет, как раз личность, ее основное проявление, ее основная внутренняя и внешняя жизнь — это любовь, а любовь — это всегда и мне хорошо, и я понимаю, что я сияю Божественным светом, и в то же время людям хорошо то, что я стяжал Божий свет, и он в виде любви изливается на окружающих, то есть тут нет противоречий, она видимая.

К. Лаврентьева

— У нас сегодня такой философский час получился, помимо основного пути к священству...

о. Александр

— Какие вопросы, такие ответы (смеется)

К. Лаврентьева

— Да, потрясающе, спасибо огромное, отец Александр, но все-таки у нас несколько минут остается до окончания программы и хочется спросить все же про ваше священство: в какой-то момент вы сказали, что после воцерковления, после того, как ты пришел к вере, после того, как ты стал священником в какой-то определенный момент ты понимаешь, что это крест и от тебя зависит, нести его легко и радостно, соединяясь со Христом, о чем мы сегодня много говорили или выполнять все формально и стать в итоге исполнителем треб...

о. Александр

— Ну да, деньги зарабатывать.

К. Лаврентьева

— Ну да, честно скажем, не очень большие. Вы много лет священнослужитель у вас большой пастырский опыт, как поддерживать вот этот интерес к людям, когда, получается, все верующие люди так или иначе ходят по одному кругу, исповеди они все равно, я так понимаю, похожи одна на другую, проблемы похожи между собой, проблемы верующих христиан, ну, все мы люди, у всех у нас быт, жизнь, работа, дети. Как нести это служение каждый день, как заново, каждый день, как будто ты вчера рукоположился?

о. Александр

— Кира, у вас, я знаю, есть дети, трое?

К. Лаврентьева

— К счастью, есть.

о. Александр

— Да, а сколько старшему?

К. Лаврентьева

— Восемь скоро будет, сейчас семь с половиной.

о. Александр

— Вот видите, вы семь с половиной лет возитесь с человеком, проблемным, как любой ребенок, почему вы с ним возитесь — потому что вы его любите.

К. Лаврентьева

— Но тем не менее сейчас тема материнского выгорания, она занимает топ среди тем психологов, педагогов.

о. Александр

— Да, потому что люди, именно пытаясь стяжать, думать, как воспитать ребенка — это главное, забывая, что воспитание ребенка, если я не стяжал любовь к нему, к ребенку, оно не очень эффективно, мягко говоря, поэтому и здесь, если ты любишь людей, тебе, как интересы своего ребенка, у меня взрослые дети, старшей 23, потом 21, 20...

К. Лаврентьева

— 10 детей у отца Александра.

о. Александр

— И мне интересно, как моя дочка, я за нее переживаю, это естественно, любой отец переживает за своего ребенка, у меня папе 90, мне 53, а он за меня переживает, тут тоже самое

К. Лаврентьева

— А пастырское выгорание, усталость чисто человеческая?

о. Александр

— А это потому что человек перестал, он ушел с пути любви, можно ведь и детей своих разлюбить, есть же такое выгорание родительское: все, надоели, катитесь все вы куда подальше, детки мои и так далее, потому что сейчас детки проблемные, правда, сын у меня учится, им там на лекции сказали: нашли папирус египетский, где-то, боюсь соврать, тысячелетие до нашей эры, там написано: «Дети непослушные, время последнее» и так далее...

К. Лаврентьева

— Да, это Сократ, по-моему.

о. Александр

— Нет, это древнеегипетский папирус, еще до Сократа там лет за пятьсот.

К. Лаврентьева

— Ну, значит, все одно и тоже было.

о. Александр

— Все одно и тоже. Так вот, можно любовь к ребенку потерять, хотя это кажется естественно, а можно потерять, да и к маленьким тоже: пеленки-распашонки, каша, болезни, одно и то же, а жить-то когда? Жить-то когда, где жизнь-то? Как мне одна женщина, тоже православная, звонит моей матушке, говорит: «Матушка, когда радость-то будет?»

К. Мацан

— У нас очень мало времени остается, но невозможно не спросить: а что делать? Что сделать, чтобы любовь вернулась?

о. Александр

— В двух словах: у нас в церкви послушания, нам дают тюрьму, вот я сейчас там храм строю, я настоятель строящегося храма, то есть приходится входить в вещи, которые вообще, я все-таки был математик, специалист по ядерным двигателям, а тут таджики, узбеки, стройка, совсем все другое — если ты душу вкладываешь, ты начинаешь это любить, надо вкладывать в детей душу, надо вкладывать в свое служение священникам душу, не формально: так-так, я все сделал, я побежал, у меня там, знаете, машина ремонтируется, еще что-то, те же самые дети, надо сказать: ты душу вкладывай ты не разлюбишь ни ребенка своего, если ты священник — свое дело не разлюбишь, если ты врач, педагог все тоже самое.

К. Мацан

— У сатирика Андрея Кнышева есть такой афоризм: «Человек — это создание, в которого Бог вложил всю свою душу». На этой оптимистической ноте мы наш сегодняшний разговор закончим, спасибо огромное. Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех Святителей в Раменках сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер», у микрофонов были Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо, до свидания.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное, всего доброго.

о. Александр

— До свидания.