«Путь художника-иллюстратора». Герман Мазурин

У нас в студии был художник-иллюстратор Герман Мазурин.

Наш гость поделился воспоминаниями о том, с чего начался его творческий путь, который принес ему успех и известность, а также рассказал, чем иллюстратор близок к актеру, и кто, на самом деле, скрывается за нарисованными книжными героями.

Ведущий: Константин Мацан

---

К.Мацан:

- «Светлый вечер» на радио «Вера».

Здравствуйте, уважаемые друзья!

У микрофона – Константин Мацан.

В гостях у нас сегодня Герман Алексеевич Мазурин – заслуженный художник России, профессор Художественного института имени Сурикова, почётный член Российской Академии Художеств.

Добрый вечер!

Г.Мазурин:

- Добрый вечер!

К.Мацан:

- Знаете, дорогие радиослушатели, человек-легенда сегодня у нас в программе! И чтобы просто за всеми теми регалиями вы могли себе представить и визуализировать, как-то проникнуться к тому, кто у нас сегодня в гостях, просто всем советую: вспомните свои детские книжки, свои старые книжки, советская литература для детей, издательство «Деткнига»… и, вот, просто представьте себе книжку про дядю Стёпу, например… или про старика Хоттабыча… и, вот, почти наверняка, я вас уверяю, те картинки, которые в голове у вас всплыли из детства – это картинки нашего сегодняшнего гостя, это иллюстрации Германа Мазурина. Поэтому, я очень рад, что Вы сегодня у нас в гостях! Это… такое… прикосновение к легенде, к живой истории.

Перед нами… вот… книги Вы разложили на столе Ваши… того самого «Старика Хоттабыча», «Дядю Стёпу»… и, если позволите… ну… я не могу такой вопрос не задать просто – а Вы помните, как Вы придумывали дядю Стёпу? Вот, эти иллюстрации, которые мы все сейчас знаем, и помним уже просто как классические.

Г.Мазурин:

- Ну, конечно!

Во-первых, я, в то время, ещё учился в институте, был на третьем курсе. И у нас было учебное задание – иллюстрация к детской книге, и профессор нам предложил свою тему – «Сказки о звёздах»… в то время была… это… сказки о Кремлёвских звёздах… и можно было выбрать какую-то другую.

Я почему-то решил не как все, я решил выбрать другую, и сказал: «Можно, я выберу другую?» – «Какую?» Ну, я… так… честно говоря, наобум… это судьба… я сказал: «Дядю Стёпу», например». Он говорит: «Пожалуйста! Делайте «Дядю Стёпу». И я, значит, взялся за эту тему.

Ну… во-первых, моё детство было во время войны, и книг никаких не было. Книги были у меня… я любил очень читать… книги были у моего отца, который ушёл на фронт, и, как только он ушёл, сразу же пропал без вести. Я рос, можно сказать, всю войну, один – мать была на работе, и всё время было посвящено чтению книг, которые оставил отец. У него были книги в сундуке. Я открыл, и первая, которая сверху лежала, была книжка «Тихий Дон». А мне было 9 лет, и я стал читать «Тихий Дон».

А картинок там не было, я и стал их рисовать в тетрадке школьной, и то, что я придумывал – я их… там… приклеивал. Ну, это была… такая… тяга… как бы… изобразить то, что было в моём воображении, а в воображении было не так уж много. В провинциальной Пензе я мало читал книг. Дома не было детской – ни одной. А, вот, все были… сундук книг – Мамин-Сибиряк, «Дженни Герхардт»… там… Драйзер, Марк Твен… ну, вот – все такие книги… Толстой, в основном. Отец любил очень Толстого.

И я от… можно сказать, в то время, от голода, и от нищеты, от неустроенности – ни электричества, ни тепла… было очень… да… я зачитывался книгами – как бы, отвлекался.

А потом привык ходить в библиотеку. Мы с ребятами ходили в библиотеку и очень много читали. И про детские книги я просто не знал.

К.Мацан:

- А правда ли, что на экзамене в училище… или в школу художественную, Вы нарисовали портрет Сталина? Как… такое… вступительное задание.

Г.Мазурин:

- Да. Это… значит… когда я увидел объявление… на улице объявление: «Открыт приём в детскую художественную школу». Это было в 1946 году, сразу после войны. И, не задумываясь, я, с товарищем в нашем дворе: «Пойдём, запишемся, и будем там рисовать… пойдём!» – и мы с ним пошли записываться в школу.

А когда пришли – там, в общем, нас двое было всего – никаких ни экзаменов, ничего… ну, просто мы пришли узнать, как нам быть с этим делом, потому, что мы хотим рисовать.

Нам сказали: «Нарисуйте что-нибудь». Я не знал, что нарисовать. Мне в голову ничего не приходило! Но я, вообще, рисовал. И даже, больше того, я нарисовал дома копию с календаря – портрет Сталина. Ну… на картоне… на фанере, на фанере…

К.Мацан:

- Интересно, как отнеслись к этому в приёмной комиссии – это же могло быть расценено, как… такое… не знаю… кощунство какое-то… или издевательство… маленький мальчик…

Г.Мазурин:

- Никакой комиссии никогда там и не было…

К.Мацан:

- Ну, кто принимал, я имею в виду… учителя какие-то…

Г.Мазурин:

- Ну, принимал… преподаватель был Детской художественной школы – он был студент Художественного училища. Я, как сейчас, помню – Пётр Соколов. Потом он стал, в будущем, директором Одесского художественного училища.

Ну… он с фронта пришёл, был матрос, в тельняшке, в таких… широких клешах! Он вошёл… значит: «Ну, нарисуй что-нибудь!» Ну, я не знал, что нарисовать, и я вспомнил портрет Сталина в календаре… не знаю… я взял и его нарисовал – в профиль, так… с усами, всё… похоже получилось.

Он говорит: «Что ты наделал!» – потом он ко мне подошёл… и говорит: «Что ты наделал! Нарисуй что-нибудь такое, что тебя волнует, без чего ты жить не можешь… ну, вот, как будто, ты переживаешь что-то… вот… просто у тебя… ты волнуешься!»

Ну… я думал, думал, что же… и вспомнил следующую страничку в этом календаре… ну, такой, отрывной календарик… на этом календаре была картина Перова «На могиле сына». Старик со старушкой – на могиле сына… там… плачут… ну, известная картина в Третьяковке. И я её… по воображению… вспомнил, конечно… и её нарисовал. Он – за голову схватился! «Такой бездарь… – говорит, – Ничего не можешь, вообще!... Ну, ладно, оставайся…» – а потому, что некого больше было… и мы вдвоём остались.

К.Мацан:

- Классическая история будущего выдающегося художника! Ему кто-то должен был, в начале биографии, сказать: «Вы никогда не будете рисовать!» А потом, через много лет, Вы на стуле сидите: «Мы все знаем Ваши картины!»

Г.Мазурин:

- Ну, да… и я ему благодарен… он учился на пятом курсе, в это время, в училище – после фронта… пришёл с фронта матрос такой, орденоносец! А лет-то ему было в это время… лет… двадцать один…

К.Мацан:

- Но если вернуться к «Дяде Стёпе». Когда… у Вас была встреча с Михалковым, с Сергеем?

Г.Мазурин:

- Ну, естественно…

К.Мацан:

- Вот, что он сказал? И как Вы это вспоминаете? Что Вы почувствовали, когда мэтр литературы… вот… похвалил рисунки?

Г.Мазурин:

- Да… значит, сначала я… ну, когда было я взялся за эту тему, я… ну, естественно, у нас были какие-то… советы учителя, как поступать надо… надо прожить жизнь этого героя, которого ты изображаешь – это главное. Надо стать этим героем… надо… ну, мне как-то… вот… представлялся он добрым, милым человеком… высоким… и я искал этот типаж и среди своих товарищей, и среди толпы, и среди студентов. Ну, и, кстати, у нас… на нашем курсе учился Олег Львов – высокого роста… два метра и пять сантиметров он был, волейболист прекрасный… и он мне подходил. И я его… он рядом – вот, в одной комнате с ним вместе жили, а в комнате нас было 13 человек. И я его избрал, и сделал… вот… таким… добрым, милым. Ну, мне так казалось.

Вот, кстати, эта книжка, и эти рисунки того времени – они, вот, здесь напечатаны… я показываю…

Для этого – надо было посмотреть на Москву… движение… дворы… мальчишки… и всё изучить. И я этим и занялся. И педагог наш – Борис Александрович Дегтярёв… и Пётр Иванович Суворов – два педагога у нас было… они меня одобрили, и поддерживали, и очень весело… так… относились – добрые были очень… очень хорошие, умные и добрые люди… я им глубоко благодарен.

И когда эти рисунки были сделаны – в конце семестра… просмотр… как обычно… оценку мне поставили… там… пятёрку – а педагог наш… ещё перед этим, правда… перед экзаменом… ещё не было экзамена, а просто он видел уже рисунки… он сказал: «А ты не хотел бы показать их автору, Михалкову?» Я говорю: «Не возражаю», – а что мне? Я приехал из Пензы, и, вообще, ничего не знаю. Я даже телефона никогда не видал, и… потом у меня получилось приключение.

Ну, он говорит: «Так, сейчас я позвоню», – и он набрал телефон, позвонил Михалкову, и говорит: «Серёжа, вот, тут один у меня студент сделал «Дядю Стёпу». Не хочешь посмотреть?» Тот говорит: «Пу-усть приезжает!» – «Ну, собирайся, бери рисунки и поезжай». Указал мне адрес, всё… этот адрес я запомнил – ну, он там же сейчас находится, на площади Восстания. И я, значит, поехал.

Поехал с рисунками, пришёл туда, вошёл в лифт... в лифте я никогда не был, и не знал, что такое лифт… и общежитие у нас было на первом этаже… кстати, не было там лифта… и в институте не было лифта, в котором я учился.

Вот… ну, меня консьерж спрашивает: «К кому?» Я говорю: «К Сергею Владимировичу Михалкову». – «Пожалуйста, поднимайся наверх». Я поднялся наверх, хлопнул дверкой… когда туда лифт приехал – я выйти не могу! Не знаю, как открывается. Я биться там начал, стучать… она мне снизу кричит: «Что там у Вас случилось?» Я говорю: «Да я не знаю, как открыть дверь».

Ну… пока это всё… там… я не разобрался… ну, в общем, шум поднялся. Напротив лифта дверь открылась, вышел молодой человек… ну, так… в 10 классе он учился тогда, десятиклассник… примерно, десятый класс: «Что случилось?» – «Да, вот, я не могу выйти…» – «А Вы – к кому?»… Да, он говорит: «Вот, там нажмите…» – я вышел. Он говорит: «Вы – к кому?» – «К Сергею Владимировичу Михалкову». – «Проходите», – и в эту квартиру, из которой он вышел, он показывает.

Я вхожу – там Сергей Владимирович…

К.Мацан:

- А – кто был молодой человек? Это…

Г.Мазурин:

- Да. Сергей Владимирович говорит: «Это – мой сын, Андрон».

К.Мацан:

- Андрон Кончаловский.

Г.Мазурин:

- Кончаловский. Но он – мальчик тогда был.

Ну, он: «Проходите в кабинет». Ну, кабинет – самый простой… комната… там… ничего особенного нет такого… и никакого ни роскошества, никакой ни мебели особенной. Но зато было на стене очень много этюдов… и рису… этюдов. Небольшие этюды художников – таких, как Серов, Суриков… там… я не знаю… Перов… ну… передвижников, в основном… Савицкого… я запомнил много… очень хорошие этюды. Ну, это же… они были друзья. Потому, что… я имею в виду «они»… дед Михалкова… не дед, нет, подождите… Кончаловский был…

К.Мацан:

- Ну, отец супруги Сергея Владимировича, да?

Г.Мазурин:

- Да, отец супруги… Сергей Владимирович женился на дочери Кончаловского… вот, так… и их дед был – Суриков… вот… получается. Ну, и они дарили друг другу эти этюды. Я, конечно, посмотрел это…

К.Мацан:

- Потрясающе…

Г.Мазурин:

- Ну… рисунки он мои посмотрел, они ему очень понравились… кстати, вот, здесь они, в книге, напечатаны… плохие рисунки! Сейчас-то я вижу – они плохие.

К.Мацан:

- Вы имеете в виду – качество печати, или само художественное исполнение?

Г.Мазурин:

- Ну, художественное… ну, конечно…

К.Мацан:

- То есть, Вам не нравятся Ваши первые работы?

Г.Мазурин:

- Первое же моё… это моя первая иллюстративная работа! Ну, мало было опыта… но в ней что-то есть живое – наблюдения, Москва… едут… там… машины… дядя Стёпа там с мальчишками… снимает змея… пожарники… там… ну, всё происходит – масса всяческих приключений, которые описаны – я же их все прожил! Я все их – играл! То есть… по идее… это надо – обязательно проигрывать… художник-иллюстратор…

К.Мацан:

- А проигрывать – как? Вы, прямо, пришли на какое-то место… вот… постояли рядом с городовым… я не знаю…

Г.Мазурин:

- Обязательно! Это – обязательно… с милиционером. Ну, то есть, не разговаривал… я – рядом с будкой. Я их рисовал… это обязательно нужно! Нужно… художник должен пережить… стать этим предметом, который ты рисуешь.

Если рисуешь облако – надо стать облаком. Если рисуешь Бармалея – надо стать Бармалеем. Надо стать… ну, как, вот, актёр!

То есть, актёр – это… в общем… человек, у которого есть воображение… у простого человека нет такого воображения, а у актёра – есть. У него – память, он наблюдает… у него есть воображение… и он придумывает и сочиняет основанные на жизни… то, что он увидел – он это и изображает. Актёр.

Так – и художник-иллюстратор должен быть актёром. Но, к тому же, он должен быть ещё – и художником-декоратором, и художником-гримёром, и художником по костюмам, и художником… там… света, освещения… там… мизансцены… строить всё. То есть, короче говоря, стать режиссёром.

А я, вообще-то, в детстве мечтал быть… работать в кино, но так не получилось в жизни. И, в результате, моя работа сейчас является – как будто, я режиссёр-постановщик, я живу жизнью героев, которых изображаю, живу в тех обстоятельствах, которые описаны, и, фактически, у меня – очень интересная жизнь! Вот. Я их проживаю – жизни всех своих героев.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

- Герман Алексеевич Мазурин – заслуженный художник России, график, иллюстратор, книжки с иллюстрациями которого мы все хорошо знаем, сегодня у нас в гостях в программе «Светлый вечер».

Вот, Вы много раз уже эту мысль произнесли – что художник должен прожить жизнь того персонажа, которого он рисует…

Г.Мазурин:

- Обязательно.

К.Мацан:

- А, вот… Вы иллюстрировали книгу «Обломов» Ивана Гончарова…

Г.Мазурин:

- Да.

К.Мацан:

- … один из величайших романов русской литературы – и его проживали? Обломов для Вас – это про что? Мы его… мы по-разному, скажем так, привыкли трактовать этот образ.

Для кого-то – это про лень. Для кого-то – это, наоборот, про нежелание… какой-то пустой суеты. Этот обломовский вопрос: «А для чего?... Для чего, как Штольц, участвовать в сделках, быть в обществе? Что это прибавляет к моей жизни, к моей душе? Ничего». Вот, это другой Обломов – такой, который, на самом деле, обращён к каким-то предельным вопросам: «Ради чего я живу?» – и, вокруг себя, в суете города – не находит ответа на этот вопрос, и, поэтому, лежит на диване.

А, вот, Ваш Обломов – это какой Обломов?

Г.Мазурин:

- Ну, во-первых, мне он очень близок – этот… вообще… герой. Я… в общем-то… лениться люблю. Не люблю, а… и, в общем-то, это не лень, если глубже рассмотреть. Я много раз, конечно, читал, и много раз думал на эту тему – что это не лень. Он не ленивый.

Ведь, во-первых, он был первый перестройщик, по моим понятиям – потому, что он лежал на диване, и обдумывал, как переустроить сельское хозяйство, чтобы оно было прибыльным. Чтобы оно было прибыльным не просто из-за прибыли, а из-за… вот… ты трудишься с радостью и с восторгом… с радостью ты делаешь свою работу, и за это у тебя… там… какое-то есть вознаграждение, и ты даёшь людям другим тоже… вот. И, вот, он хотел… не рабский труд, не подёнщина, а – восторженный труд. Это было будущее… так сказать… спланировано – какой должен быть человек. И Обломов – это гениальный образ русского… такого… человека… настоящего.

И где-то, я вижу, это образ – самого Гончарова. Гончаров такой был ведь. Ведь, он, в общем… хотя, он был помещик, вообще-то, но… в принципе, он был неторопливый, и, вообще, очень такой… умный, добрый, восторженный… и гениальный писатель он был. Он был – гениальный писатель!

И, между прочим, Ленина спросили: «Назовите лучшего писателя». Он назвал: «Гончаров. И роман «Обломов» – лучший». Я слышал тоже в радиопередаче об этом – очень мне понравилось… что… Ленин Обломова уважал.

К.Мацан:

- Это характеризует Ленина с хорошей стороны.

Г.Мазурин:

- С хорошей стороны, да…

К.Мацан:

- Есть повод что-то хорошее о нём вспомнить.

Г.Мазурин:

- Вот… и мне он очень близок. Он не ленивый, он – нерешительный. И – неторопливый. Потому, что если Штольц придумал – и сразу сделал, немедленно, то ему надо было обдумать тщательно, без ошибки. И он долго обдумывал, и не решался… там… ну… любое дело сделать – даже посуду помыть, и то, надо было решение на это. А он – не решался. Откладывал. Я тоже – всё время откладываю, подальше, подальше… вот… не сразу решаюсь. А потом – как-то сяду сразу, сделаю…

За это время обдумывается и зреет замысел, и зреет та работа, которую мне нужно… зреет удовольствие – и я делаю её в удовольствие.

Я приучил себя к такой мысли, которую я вычитал в детстве у Марка Твена, когда читал «Тома Сойера». Когда Том Сойер красил забор, он вывел великий закон жизни – что всякую работу можно превратить в удовольствие! И – наоборот. Всякое удовольствие может стать работой. Всё зависит от твоего отношения. И я как-то, с детства, привык всё делать с удовольствием.

К.Мацан:

- А у Вас бывало такое, что… обратный процесс включался – когда удовольствие превращается в работу, и… что тогда с этим делать?

Вот, Вы всю жизнь занимаетесь книжной иллюстрацией, и это – Ваше любимое дело, это Ваше призвание. Но… когда столько лет занимаешься, пусть и любимым, но одним и тем же делом, помимо роста мастерства, наверняка возникает и какая-то рутинность, может быть… какое-то ощущение того, что «я всё это уже знаю», в каком-то смысле… или нет? И бывает ли такое, что надо каким-то волевым усилием сейчас себя заставить относиться к чему-то не как к работе, а как к удовольствию? Может быть, «заставить» – плохое слово, но… вот… изменить отношение… и это требует какой-то волевой установки, что: «Сейчас, несмотря ни на что, я перенастроюсь, и буду к этому относиться не как к работе, а как к чему-то большему».

Г.Мазурин:

- Бывает… всегда так бывает.

Во-первых, в каждой работе – в любой работе – есть часть… такая… удовольствия, восторга, а есть часть – рутинная. В любой работе – какой угодно. И это надо… в общем… твёрдо уяснить. Всё равно, её надо выполнять. И, поэтому, когда вот эта рутинная работа – я себя заставляю делать, несмотря на то, что мне не хочется.

К.Мацан:

- А что это у художника за рутинная работа? Какие-то предварительные наброски, рисунки… или что?

Г.Мазурин:

- Рутинная работа… ну, вот, например… в книге есть лучшая работа, удовольствие, и ты её… вот… создание макета. То есть, я её когда придумываю, сочиняю – кто куда пойдёт, что делать, как… все события, которые будут происходить… я, вообще-то, рассказчик, по своей сути – и мне хочется рассказать больше, чем писатель.

И если Гончаров написал, что Обломов лежал на диване… там одно слово – «диван»… а, простите… а – какой диван? Диван того времени. Для этого я поехал в Ленинград, пошёл в музей – правда, не Гончарова, музей Гончарова в Ульяновске, а в Ленинграде я был… там… ну… Петербург я рисовал несколько дней – Петербург, дворы, улицы, где ходил, где гулял Обломов, на каком диване он лежал – это квартира Достоевского, а мебель – та же самая была. Потому, что Достоевский снимал меблированные комнаты – и там такая же мебель. То есть, я всю квартиру, в которой жил… я нарисовал все стулья, предметы… там… лампы… даже как он мыл руки. Что, это был водопровод, что ли? Не было водопровода, а это был кувшин, это был таз… значит, вот, это всё я изучал, всё это делал. И когда… это удовольствие у меня было.

А когда я начинаю выполнять – это уже… там труднее… Когда трудное дело, и мне трудно, я достаю эти рисунки, и вижу: живой кувшин, живой… там… стол, на столе лежат какие-то… тарелка немытая – у меня их полно. Я беру, и рисую немытую тарелку… я её со вчерашнего дня не вымыл. Я такой же Обломов. Значит… или, там – смятая постель. Например, я встал, и её не убрал – я рисую смятую постель. Вот, это – удовольствие! А рутина – это переносить, вот, сюда, в книгу.

Ну, не рутина… а там тоже – увлекаешься живым. Надо, чтоб было – живое. И когда я сейчас преподаю, со студентами… вот, я это… я им приношу свои рисунки, показываю оригинал иллюстрации, и… если картинка заинтересовала… вот… одна картинка у меня… картинка, а к ней – материала… десять, пятнадцать, а, может, и двадцать, и тридцать листов рядом – к каждой картинке. Это – детали… там… эскизы… варианты – как он пошёл, как он сел… множество, множество – огромный скапливается материал. И он весь во мне живёт, и даёт мне возможность – как посмотреть на это, и у меня сразу возникает опять удовольствие.

Когда я со студентами разговариваю – а у них нет этого материала. Весь материал у них… они талантливые, они способные, они… но, вот, этой практики сейчас нет – рисования в альбоме.

Альбом всегда со мной – всегда, везде… ну… в поезде… там… в вагоне… и где угодно… там… в горах… там, я не знаю… на море… я везде с альбомом, рисую.

К.Мацан:

- А у них нет практики рисования, в смысле… они рисуют на планшетах? Или просто…

Г.Мазурин:

- Они… да, они рисуют, во время занятия, на планшетах…

К.Мацан:

- Ну, в смысле… я имею в виду планшет электронный…

Г.Мазурин:

- А…

К.Мацан:

- … или нет практики – потому, что нету самого стремления много сделать подготовительной работы перед финальным аккордом? То есть, есть какое-то желание… быстро, сразу сделать рисунок… и… вот… к следующему перейти?

Г.Мазурин:

- Нет… не все. Это те… ну, большинство так… большинство, которые рисуют без материала… ну, взял, в Интернете посмотрел, и… как бы… на телефон переписал…

К.Мацан:

- Что-то придумал.

Г.Мазурин:

- … да… и… как бы… это второстепенное, получается. А своего увидеть… Но выдающиеся… то есть, не выдающиеся, а те, которые выделяются из толпы – такие есть, каждый раз есть.

Вот, сейчас у нас… такая фамилия у неё очень хорошая… Яна Половинкина. Она сейчас сделала «Маленькие трагедии» Пушкина на дипломной работе.

К.Мацан:

- Интересно.

Г.Мазурин:

- Тысячи рисунков она произвела, тысячи! Вот… всё, что касается этого материала. Ну, я её наталкивал, своё показывал… но, в конце концов… Пушкин – это… ну… неодолимая, вообще, сила такая… то есть, литература. И – времени мало на дипломную работу. Хотя, целый год даётся.

Ну, она получилась очень хорошая у неё, но... меньше, чем она могла сделать. Потому, что времени много ушло на подготовительный вот этот материал. А на исполнение – на завершение, для того, чтобы это получилось… не хватило времени.

Но… она закончила, всё хорошо закончила, и сейчас она получила сразу заказ на издание трёхтомного собрания лирики Пушкина. То есть, вот, будет книга с её иллюстрациями, три тома – лирика Пушкина.

И… её заметили сразу… потому, что она это делала. А другие, кто ленился… вот… это… подготовительный материал делать – ну… они тоже хорошие… ну… найдут свой путь… там… в другой литературе, в другом месте.

К.Мацан:

- А что заставляет человека, молодого, будущего художника… вот, он выбирает, куда поступать, на какое отделение… и поступает именно на факультет графики, на отделение… в мастерскую книги. Из всех разных возможностей. Что здесь особенного? Что заставляет людей, вот, именно сюда идти?

Г.Мазурин:

- Это – только страсть и любовь к книге. Я, с детства, любил, естественно, книгу… ну, так получилось… и я другого не представлял себе.

Правда, я, вообще-то, хотел стать художником кино – мультипликатором. То есть, рассказчиком, и рассказывать в фильме – мультипликацией. Но так случилось, что в этот год приёма не было. Я во ВГИК приехал поступать, а там написано было объявление, что в этом году приёма нет.

Ну, пришлось мне поступать в Суриковский институт. Я подумал, что я потом перейду. Но – не стал переходить, потому, что мне понравилась работа с книгой. Это… вот… как работа режиссёра, и это и любимая моя работа, замечательная, и я без неё не могу, и я считаю, что я правильно сделал выбор.

К.Мацан:

- Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы.

Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» легендарный иллюстратор, художник – Герман Алексеевич Мазурин, заслуженный художник России, профессор художественного института имени Сурикова, почётный член Российской Академии Художеств.

У микрофона – Константин Мацан.

Не переключайтесь!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

- «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается.

Ещё раз, здравствуйте, уважаемые друзья!

У микрофона – Константин Мацан.

В гостях у нас сегодня Герман Мазурин – художник-иллюстратор, график, человек, чьими картинами оформлено множество книг, которые у всех у нас есть, которые мы все, наверняка, помним из детства – «Дядя Стёпа», «Обломов», «Старик Хоттабыч»… «Тома Сойера» же тоже, по-моему, Вы иллюстрировали… множество книг, всего не перечислишь.

Вот, мы сегодня об этом всё разговариваем, Герман Алексеевич рассказывает… Я бы, знаете, о чём бы хотел спросить…

Когда я готовился к программе, я посмотрел на одном сайте список-подборку книг с Вашими иллюстрациями – где-то это обложка, где-то это и внутренние иллюстрации, много разных… я вот на что обратил внимание. Книги… примерно… ну, советских лет, понятно, и начала 90-х… детские книги… смотришь тиражи – 100000, 200000…

Г.Мазурин:

- 300000…

К.Мацан:

- Гигантские тиражи детских книг!

Г.Мазурин:

- И даже 1000000.

К.Мацан:

- Смотришь – тоже с Вашими же иллюстрациями – книги, допустим, уже нулевых годов – 15000 тираж… там… 7000, плюс 5000 дополнительный тираж. Вот, как Вы это переживаете? Что Вы об этом думаете? Что Вы здесь чувствуете? Что так изменилось?

Г.Мазурин:

- Честно говоря, никак не переживаю! Нет… сожаление есть, что если раньше книга выходила такая… стоимость её была 5 копеек… «Дядя Стёпа», там… миллионным тиражом… два миллиона… есть такая книжка, которая – два миллиона тираж… это значит – в каждом доме она была. И, поэтому, её все и знают.

Ну… кроме этого, я делал и много других книг, которые маленьким тиражом – и их уже меньше знают.

А сейчас выходят – и 2000 тираж, и 3000… ну… вот… 5000.

Потому, что система издательств и торговли книгами устроены так, что больше их не продашь, их трудно очень продать. Ну… потому, что… ну, так устроено.

К.Мацан:

- Но, при этом, есть и другая тенденция. В том смысле, что… я замечаю, как родители, просто, с детьми и раннего школьного, и дошкольного возраста, с детьми, которые любят читать… множество красивых книг выпускают и сегодня – и зарубежных, и переводятся…

Г.Мазурин:

- Да.

К.Мацан:

- … и есть много книг с иллюстрациями, которые, я считаю… для детей… ни сердцу, ни уму ничего не прибавляют, а есть, действительно, красивые книги – и дети любят, и восхищаются, и не только историей, текстом, а и иллюстрациями.

То есть, не всё так плачевно.

Но… а как Вы себя сегодня, как художник, чувствуете… что называется… на рынке? Если так вопрос стоит…

Г.Мазурин:

- Вот, на рынке, получается, так… что… вот, «Дядя Стёпа»… у меня в руках книжка «Дядя Стёпа» – она переиздаётся в разных вариантах, самых разных!

Вот, в данном случае – для плохо видящих, крупным шрифтом. Другие… там… для национальных… разных… других национальностей – башкир, там… ну… у нас по России – башкиры, марийцы, мордва… для них… для нерусских школ очень много.

И для меня это – приятно, гордость. Больше того, они изданы и за рубежом – в Индии, и в Румынии, или… раньше, давно изданы… в Молдавии, в Грузии, во всех странах они издавались, переиздавались. Мне это приятно. Это создаёт мне какую-то известность. Но это раньше было, в молодости, что известность имела какое-то значение. А сейчас уже, когда мне много лет… ну, известный… ну, и что? Ну, я так думаю… ну, и что?

А, вот, когда хорошая книга сейчас… вот, последняя… Вы будете, может быть, как-то меня осуждать, или… я не знаю, как отнесётесь к этому… мне предложили переиздать, маленьким тиражом в 70 экземпляров, «Старика Хоттабыча». Но – её переделать в такое… подарочное… суперподарочное издание. Вот, это… а тираж-то – только 70 экземпляров!

К.Мацан:

- Эксклюзив!

Г.Мазурин:

- Она будет очень дорого стоить! Больше того, мне гонорара за это не платят, а мне только дадут две книжки. И я, ради двух книжек… вот… буду… уже месяца два я работаю, и ещё придётся месяца три-четыре делать. То есть, старые картинки используются, но переделываются заново, добавляются, меняется макет… ну… такое издание, вот… это мне выдаёт много гордости – что… шикарное издание! А то было – массовое, миллионным, или стотысячным тиражом. Ведь, у «Старика Хоттабыча», кстати… ну… наверное… я сейчас точно не могу сказать, но 30, или 32 издания было. Они у меня не все есть, некоторых нет, которые… даже некоторые вышли под другой фамилией. То есть, рисунки – мои, всё – моё, обложка – моя, но подпись: «Художник – Петров». Я такую книгу покупал, такое было…

К.Мацан:

- Ну, мошенников много… к сожалению…

Г.Мазурин:

- Мошенники… были, даже такие, да.

И, поэтому, сейчас мне… вот… должно быть не с… такое издание, чтоб я мог показать студентам: «Вот, как надо делать!»

И, вот, такую, я… книжка, вот, «Обломов» вышла сейчас, маленьким тиражом, и я её дарю Пензенскому художественному училищу – библиотекам, в основном. Ну… мне, как автору, три экземпляра положены… ну, я уже остальные купил задорого, чтобы подарить библиотеке… ну… такой… хорошей библиотеке, чтобы они остались в памяти. И студенты чтобы меня уважали за качество рисунков.

А, вот, эта – первая книжка, студенческая, про которую я рассказывал…

К.Мацан:

- «Дядя Стёпа»…

Г.Мазурин:

- … ну, конечно, качество рисунков – ну… стыдоба… я б такие сейчас не принял бы у студентов… это двойка!

К.Мацан:

- Это – Ваш взгляд, с высоты Вашего опыта, и…

Г.Мазурин:

- … и лет!

К.Мацан:

- … и педагога, который высокие требования предъявляет. Нам, как читателям, всё нравится, в этом смысле!

А, вот, смотрите… к детской книге часто предъявляют требование… такого… воспитательного характера – чтобы она… как-то… благотворно влияла на души детей. Понятно, что мы все хотим избежать назидательности, нарочитости, морализаторства, но, всё-таки, мы понимаем, что там, где детская книга, там… как-то… мы хотим какого-то плодотворного, позитивного воздействия, влияния. Это может быть в содержании – сказка ложь, да в ней намёк, какое-то научение добру… но это касается текста и сюжета, смысла. А, вот, как эта функция… если она реализуется в иллюстрации, то как она связана? Может быть рисунок, в воспитательном смысле, хороший или плохой? Вы для себя, как художник, задачу какого-то… такого… ну… просвещения, воспитания молодого поколения – видите, ставите?

Г.Мазурин:

- Обязательно! Обязательно… это главная задача. То есть, когда я делаю книжку… ну… она имеет значение для детского возраста, я представляю себя покупателем, который приходит в «Книгу»… или мальчиком – как я приходил в библиотеку и просил: «Дайте мне её почитать…» – и я её когда читаю, я расту… я живу добрыми… А мерзкие книги, которые сейчас иногда бывают… просто мерзкие, специально сделанные, нарочно… ну, задача такая у них… я отрицаю полностью, и считаю, что в этом не надо делать работы. Но, почему-то, какие-то издатели делают это. Ну… имеется в виду… о развитии… там… каких-то, вот… сейчас… новых ценностей европейских – среди детей, в детсаду уже… их… там… в общем, намекают, что они могут выбрать…

К.Мацан:

- Да, бывает такое… а как это…

Г.Мазурин:

- Это нельзя… нельзя это делать! А делают. Для чего? Это – политика.

К.Мацан:

- Просто интересно… если мы говорим именно об иллюстрации, как это для художника проявляется… вот эта попытка… «не сделать человека хуже», скажем так?

Если человек – писатель, если он пишет буквами текст, он строит сюжет. Он какую-то историю рассказывает, и он понимает, что он может… там… не знаю… через этого персонажа показать плохую сторону человека, через этого – хорошую сторону человека, и он имеет какие-то рычаги для высказываний, что такое «хорошо», и что такое «плохо». Но это – текст.

А у художника – как это проявляется?

Г.Мазурин:

- Так же!

К.Мацан:

- Вот, нарисую здесь человека… там… с лукавостью во взгляде, и ты будешь предавать… вот… что… что… как это работает?

Г.Мазурин:

- Ну, так же! Вообще… то есть… значит…

Вот, у меня одна студентка – я не буду называть её фамилии – талантливая очень! Мне было с ней трудно работать – она закончила в этом году. И сделала она иллюстрации к рассказам О’Генри. Замечательно сделала, очень хорошо.

И когда она сказала: «Я буду делать О’Генри…» – я говорю: «Не надо… Вам она не пойдёт…» – «Почему?» – «Вы – другой человек!» – она не человек, которому О’Генри близок. Она: «Нет, почему? Мне нравится…» Ну, сделала, всё… защитила.

На самом деле, она – другой человек. Она другой… О’Генри… такой… лёгкий, весёлый…

К.Мацан:

- … ироничный…

Г.Мазурин:

- … ироничный, да… а она… вот… она везде видит… ну… серьёзность какую-то – ей надо другую литературу.

Но она… потом она созналась, после защиты. Она сказала: «Я это сделала, просто… то – я умею, а вот этого – я не умею, я специально выбрала то, что мне не близко». Специально. Нарочно.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

- Герман Мазурин, заслуженный художник России, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Очень интересно – то, что Вы говорите. Потому, что для меня это… такая… неожиданная мысль, что для художника-иллюстратора есть авторы «его» и «не его».

Г.Мазурин:

- Есть авторы, за которых нужно браться, и не нужно. А как Вы определяете, кто «Ваш» автор? Даже, может быть, те, кого Вы не иллюстрировали, но могли бы, но хотели бы? Кто «Ваш» герой, в этом смысле? Какие они?

Г.Мазурин:

- Ну, вот, мне… я не знаю, стоит ли об этом говорить… я мечтал многие годы… даже несколько десятилетий… давно, с молодости мечтал делать Чехова.

К.Мацан:

- Так… и не сложилось, не пришлось?

Г.Мазурин:

- Нет, почему? Я сделал…

К.Мацан:

- «Каштанка», да…

Г.Мазурин:

- … «Каштанку», да. И это – близко. Но это – жизнь собаки… это… вообще… в общем, всё равно – Чехов мне близок. Но я хотел сделать – «Попрыгунья».

К.Мацан:

- Так… да…

Г.Мазурин:

- Вот… это мне очень близко, и я хотел бы, вот, об этом сделать… но не пришлось. Вот, всё время были – заказы, работа, другое… то есть, я делал, я пытался… что-то сделал, оно отложено, но не закончено… но… не осуществилось. И я уже сейчас – не осуществлю.

К.Мацан:

- Почему?

Г.Мазурин:

- Ну… потому, что возраст уже… для этого надо быть молодым.

И… мне казалось… вот… «мой» автор Чехов. А попал… другое. Когда началось-то – с этого. А потом я стал уже… у меня амплуа такое – художник для младшего школьного возраста, советская литература – вот, мой жанр был. И советская… я ж не только делал Михалкова… и Барто, и Баруздин, и Иосиф Дик, и масса, масса других советских писателей, и поэтов, которых я иллюстрировал… Маяковского даже.

То есть, жанр был таков: книга для детей младшего школьного возраста.

К.Мацан:

- А, вот, смотрите… какая это очень важная тема… Вы поднимаете…

Г.Мазурин:

- Это – амплуа…

К.Мацан:

- Вы сказали, что мечтали сделать Чехова, а так сложилось, в итоге, что Вашим амплуа стало, может быть, то, к чему Вы специально не стремились, а эта тема Вас сама нашла…

Г.Мазурин:

- Да.

К.Мацан:

- Для многих людей, я думаю… не так-то просто бывает в жизни это принять. «Вот, я всю жизнь хотел делать одно, а моей профессией, моей работой, моим делом стало – другое. И я… как-то… к этому никогда, вроде, и не стремился, и не считал, что это моё, но так сложилось…» – и здесь можно горевать, можно думать о прошедших годах, что «вот… я… там… не настоял… не предпринял усилий… я плыл по течению… я не приложил усилий, чтобы делать то, что я хотел…», а можно относиться так, как Вы сейчас демонстрируете – в известном смысле слова, философски, и воспринимая это, как… Божий Промысел…

Г.Мазурин:

- Да!

К.Мацан:

- … судьба…

Г.Мазурин:

- Да.

К.Мацан:

- Вы так к этому относитесь?

Г.Мазурин:

- Я понимаю так Божий Промысел. Это… у меня такая есть, в одном из журналов… есть такой детский журнал «Роман-газета», и там меня просили о себе написать. И я написал о себе, что я верю в судьбу. Вот, судьба так сложилась, что – вот, так. А могла сложиться по-другому. И она была бы – другая… но тоже моя.

К.Мацан:

- А был момент трудности принятия этой судьбы, этого Божьего Промысла? Что… вот… я мечтаю – Чехова, а иллюстрирую детских советских писателей, и надо как-то себя…

Г.Мазурин:

- Они мне тоже нравятся!

К.Мацан:

- То есть, Вы легко это приняли?

Г.Мазурин:

- Да. Легко.

К.Мацан:

- Это – что, мудрость такая?

Г.Мазурин:

- То есть, нет… я нахожу в каждой… вот, как Том Сойер… в каждой работе – любая, даже неинтересная… может быть, текст неинтересный, а я нахожу там своё – то, что мне интересно рисовать, то, что мне хочется…

К.Мацан:

- До программы Вы обмолвились, что у Вас правнуку… сколько… девять лет?

Г.Мазурин:

- Девять лет.

К.Мацан:

- На моей памяти, я впервые в программе на радио «Вера» общаюсь с прадедушкой.

Г.Мазурин:

- Да…

К.Мацан:

- Я, просто, даже нашим радиослушателям скажу – я надеюсь, что я Вас этим не буду смущать, – что нашему гостю… восемьдесят семь лет. Правильно, я не путаю?

Г.Мазурин:

- … девять.

К.Мацан:

- Восемьдесят девять уже! То есть, у Вас через год – юбилей. Видите… я даже не знал… у меня неправильная информация была. И… ну… просто я восхищён Вашей бодростью – и телесной, и душевной, и духовной. Спасибо Вам за наш разговор! Но он ещё пока не закончен…

Что такое – быть прадедушкой? Это – каково? Как Вы это чувствуете?

Г.Мазурин:

- Ну, во-первых… я не очень… я не с ними сейчас живу…

К.Мацан:

- Это понятно…

Г.Мазурин:

- … они живут отдельно. И они – другие. И я об этом сожалею – что они не такие, как я. Но они такие и не могут быть – слишком большое меж нами расстояние! Они – другие. Но они – очень хорошие!

Они – весёлые, жизнерадостные, энергичные, вообще… и мне радостно, что… я их, вообще-то, не воспитываю – потому, что воспитывает мой внук, и мне на воспитание мало достаётся времени…

Короче говоря, я рад, что у меня – два замечательных внука, я их очень люблю, и сожалею, что я мало для них делаю, мало их воспитываю… мало им читаю… но пытаюсь. Когда мы бываем вместе…

К.Мацан:

- … правнукам…

Г.Мазурин:

- … правнукам… но внуку-то я уж точно читал. А ещё, вдобавок, я забыл сказать, что… я всегда рисовал своих близких во всех героях, и обязательно их везде стараюсь рисовать. Я их всегда рисую тоже в альбомах, и они являются героями следующих иллюстраций – я их беру за образы. Поэтому, мне интересно всё время рисовать эти картинки… я их не выдумываю из головы – это мои правнуки… раньше была – дочка… потом был её сын – внук… понимаете? То есть, он мой внук – её сын. То есть, я их всех, во все книжки, рисую, как живых людей.

К.Мацан:

- А правда ли, что когда Вы иллюстрировали «Каштанку», Вы… в каком-то смысле… себя изобразили, как главного героя?

Г.Мазурин:

- Ни в каком смысле! Я просто… точно…

К.Мацан:

- Автопортрет?

Г.Мазурин:

- Автопортрет. Я пытался сделать, прям, как можно более похожее… ну, не совсем получилось. Но, всё равно, все узнают.

Узнают… и «Каштанка» – это была история тоже… это целая передача! Что это была собачка на улице – она нашлась, и я ей сказал: «Пойдём к нам. Будешь у нас жить». А я, как раз, делал… мне надо было её нарисовать – собаку… я не умел рисовать собаку.

И она пришла, и… в общем, я её запустил… потом нарисовал… потом говорю: «Иди домой!» – а она не пошла. И она у нас жила года два, или три. В мастерской у нас жила собака общая…

К.Мацан:

- Как вы её назвали?

Г.Мазурин:

- Каштанка.

К.Мацан:

- Так и назвали…

Г.Мазурин:

- Мы так её и назвали – Каштанка. 

К.Мацан:

- А если с себя списывали героя…

Г.Мазурин:

- Да.

К.Мацан:

- … чем он Вам близок? Почему – с себя?

Г.Мазурин:

- Ну, во-первых, он клоун. А я, в детстве… ну, у меня много было «мечт»… и одна из «мечт» была – стать клоуном.

Когда мне было восемь лет, приехал в Пензу цирк-шапито, я в цирке увидел клоуна, и клоун был тогда – Румянцев. Слышали когда-нибудь такой…

К.Мацан:

- Ну, «Карандаш» знаменитый…

Г.Мазурин:

- «Карандаш», да.

К.Мацан:

- Потрясающе…

Г.Мазурин:

- Вот, я его видел живого… это было в 1941 году. В 1942 году! Во время войны… значит… цирк-шапито был… и… нет… ну, может быть… ну, в общем, в детстве – это точно!

Ну, мы, конечно… у нас билетов не было. В цирк мы пробирались какими-то другими способами… и я решил стать клоуном. Мне хотелось смешить людей.

А, в результате, моя работа сейчас иногда и является этим – я должен нарисовать картинку так, чтобы люди улыбнулись, с юмором отнеслись к действительности… и… в общем… на хорошие их качества подействовать, хорошие развить… не плохие, а хорошие.

К.Мацан:

- Я где-то читал, в одной из статей о Вас, что у Вас… либо высказывание такое есть, либо такой… какой-то… жизненный принцип – рисовать каждый день. И тогда Вы становитесь счастливым.

Г.Мазурин:

- Да! Да! Это – точно! Вот. И если я не рисовал… ну, сейчас иногда бывают такие… ну… там… в больницу надо сходить, к врачу, там… я ещё в больницы… так… особенно-то… не очень хожу… но когда я не рисую, я чувствую – жизнь не полная!

А когда приезжаю… вернее, в путешествиях приходится – вот, в путешествии… куда-то поехал, в деревню поехал, в гости в Пензу, там, на родину, к родственникам… иногда в командировку за границу – везде, конечно… я был в Китае, например, преподавал, и оттуда привёз 15 альбомов, заполненных рисунками.

К.Мацан:

- Причём… вот… китайской техникой…

Г.Мазурин:

- Конечно…

К.Мацан:

- … которую Вы там и изучили, и освоили…

Г.Мазурин:

- Это я изучил, да. Я там преподавал 2 года… и уже там есть и ученики, они мне пишут – вот, позавчера я получил письмо от одного… от переводчика. Он мне прислал письмо, что давно… файл такой «Скучаю о Вас!»

К.Мацан:

- Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу!

Мы Вам желаем каждый день рисовать, каждый день…

Г.Мазурин:

- А я это делаю!

К.Мацан:

- … быть счастливым, и не переставать радовать нас и новыми иллюстрациями… и мы, конечно, знаем, и читаем книги с Вашими рисунками. Спасибо огромное!

Г.Мазурин:

- Я, вот, вам подарю эти книжки – вашей редакции…

К.Мацан:

- Ой… ну, это, прям… в редакцию радио… в музей радио «Вера»!

Г.Мазурин:

- Да, в музей… а у вас есть музей?

К.Мацан:

- Теперь надо будет организовать.

Г.Мазурин:

- Пожалуйста!

К.Мацан:

- Раз у нас есть теперь книжки от Германа Мазурина, то – обязательно!

Спасибо огромное!

Герман Мазурин – заслуженный художник России, график, иллюстратор, профессор художественного института имени Сурикова, почётный член Российской Академии Художеств – сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

У микрофона был Константин Мацан.

Спасибо!

До свидания!