«Писатель-мемуарист Анатолий Краснов-Левитин: воспоминания его ученика». Надежда Белякова, протодиакон Вячеслав Кокарев

У нас в гостях были кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук Надежда Белякова и протодиакон Вячеслав Кокарев.

Мы продолжили вспоминать церковного писателя-мемуариста Анатолия Краснова-Левитина: своими воспоминаниями делился его ученик — протодиакон Вячеслав Кокарев.

Первую и вторую программы, посвященные Анатолию Краснову-Левитину, можно найти по следующим ссылкам:

https://radiovera.ru/pisatel-memuarist-anatolij-krasnov-levitin-nadezhda-beljakova-petr-chistjakov.html

https://radiovera.ru/pisatel-memuarist-anatolij-krasnov-levitin-gody-jemigracii-nadezhda-beljakova-petr-chistjakov.html

Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.

---

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать. И сегодня четверг, как всегда в это время в эфире наша совместная программа радио «Вера» и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея —

К. Толоконникова

— Добрый вечер, дорогие слушатели, дорогие друзья.

А. Пичугин

— С нами сегодня Надежда Белякова, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук, кандидат исторических наук. Добрый вечер.

Н. Белякова

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— И протодиакон Вячеслав Кокарев, ученик Анатолия Эммануиловича Краснова-Левитина. Здравствуйте.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Здравствуйте. Да, я ученик и, в общем, познакомился с Анатолием Эммануиловичем в конце 1963 года.

А. Пичугин

— Да, мы сегодня сразу уже практически обозначили тему: будем говорить про замечательного, очень неординарного человека.

К. Толоконникова

— Без которого, в общем, трудно представить себе вот этот ландшафт того времени, о котором мы говорим.
А. Пичугин

— И вообще историю Церкви ХХ века. Человек, который, наверное, какие-то хитросплетения церковной истории нашей ХХ века сделал доступными. Благодаря его трудам, его запискам, воспоминаниям, именно они активно публиковались сначала в самиздате, потом, когда стало возможным, издавались книги. Многие люди через них как раз и знакомились с жизнью Церкви в советский период. И конечно, мы очень давно хотели поговорить про Анатолию Эммануиловича. И вот, слава Богу, сегодня у нас есть возможность поговорить ещё и с человеком, который на протяжении нескольких десятилетий дружил и близко с ним общался.
К. Толоконникова

— Расскажите нам, как вы познакомились в 1963 году.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Я помню, в лавру ездил, и там такой отец Наум был, тогда он был молод ещё. Вроде я как начал у него исповедоваться немножко, он был моим духовным учителем, так сказать, наставником. Он мне дал письмо такое к одному человеку звали, его Анатолий Берестов, он сказал, что хочет меня с ним познакомить, чтобы я поехал к нему. Два слова об Анатолии Берестове: в то время он был студент медицинского вуза, потом он стал врачом, детский невропатолог, защитил кандидатскую, потом докторскую, стал профессором. В итоге даже уже в конце 80-х Берестов стал главным детским невропатологом города Москвы. Но в итоге в 90-м году он принял дьяконский сан и совмещал свою должность — тогда он директором был института церебральным больных, это где-то в Царицыно. И таким образом он стал совмещать деятельность священнослужителя с медицинской деятельностью.

А. Пичугин

— И до сих пор совмещает.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Он совмещает, да, но откровенно скажу прямо, что человек он уже очень старый, на шесть лет старше меня. В общем, сейчас он так сказать, немножко очень старый и немножко отошёл как бы от дел, может что-то ещё делает — не знаю точно. И вот он меня познакомил в своё время с Анатолием Эммануиловичем. Я приехал к Берестову домой, там был и брат его, теперь известный Рафаил Берестов, который сейчас находится на святой горе Афон, но он на год старше. Но откровенно хочу сказать, что он и в те годы ещё, я знал, что в этой семье, вот у Берестовых, у них не совсем здоровая была наследственность по психической линии. И этот Миша, или Рафаил теперешний, в общем, я считаю, что в какой-то степени он подвержен заболеванию такому. Нет, это вот только я говорю о Берестове. И вот встретился я там с Рафаилом теперешним — это так просто. Ну, а Берестов в своё время мне сказал: «Пойдём, я тебя познакомлю с очень интересным человеком». В лавре монахи многие Анатолия Эммануиловича боялись, поэтому цель, конечно, отца Наума просто меня с Берестовым была познакомить. Ну а Берестов где-то с Анатолием Эммануиловичем недавно познакомился и сразу повёз меня к нему. Это уже было в начале 1964 года, по-моему, я сейчас даже не помню, или в самом конце 63-го. В общем, приехали мы в Кузьминки и попали там в дом такой деревянный.

К. Толоконникова

— Там какая-то крошечная комнатушка была, да?
Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Это была попросту почти что сторожка для сторожа. Это ты входил в холодные какие-то такие сени, потом узкий очень коридор, где вешали одежду. И дальше печка как-то была встроена и топка здесь — у него было отопление дровами. А дальше комната, буквально на метров 10, не больше, и одно окно. Там стоял стол такой, здесь тахта такая довольно большая, какой-то комодик маленький. И ещё в стол — он на этом столе под окном писал. А тот стол — там и готовили, и ели. Вот такая обстановка. Иногда у него и по несколько человек, и 6, и 8, и на этот стол накрывалась еда.

К. Толоконникова

— Он же пишет о том, что у него были журфикс, то есть каждый четверг его двери были открыты, к нему мог прийти кто угодно.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Это позже. Тут ещё интересно: у нас такая была история уже, так сказать, знакомства с ним. Ведь в 70-м году его осудили. А вот до этого времени там менялись люди, которые были. В общем, это была вторая судимость, первая у него была в 1934 году. Сейчас пишут, не знаю что, но как он мне говорил, что он входил в какую-то меньшевистскую... сейчас написали по-другому немножко. Его, в общем, задержали, а отец у него был крупный адвокат, но он его тогда сумел, а это 34-й год был, признать, так сказать, психически неуравновешенным. Но это так — он был вполне нормальный. И ему удалось, так сказать, избежать этой судимости. Дальше учился, все знают где и что. Короче говоря, а вторая судимость у него 48-м или в 49-м году была — это, значит, по 58.10, по-моему 8 лет он получил, но точно не помню. И до 56-го года он в лагере был, в общем лет 7 по-моему. Потом реабилитирован был. А в 1970 году уже у него была статья 190-я «прим». Она снята потом была в 80-м или в 79-м году. Эта статья была снята как антиконституционная. Это, значит, распространение заведомо ложных, клеветнических, так сказать, измышлений, порочащих советский строй и так далее. Вот такая статья. Но ему хотели сделать и 70-ю, потому что по этой давали только три года, а по 70-й могли и 7 и 10 дать. Я тоже был тогда в заключении по другой статье — случайно попал, не имел отношения. Но тем не менее меня, когда вербовали, а вербовали меня дважды, и до посадки Анатольевна Эммануиловича и после, в общем, я видел, что они на 70-ю тянут. Мне все блага предлагали, я категорически отказался, потом получил за это 10 лет. Но неважно, это я не специально об этом говорю и никогда вообще о своей судимости не говорил и так далее. Она, кстати, у меня снята в 77-м году официально через суд.

Н. Белякова

— Расскажите ещё про Анатолия Эммануиловича.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Я и хочу рассказывать. Вот, значит, три судимости, третья у него была судимость в 70-м году. Когда он вышел в 56-м году, то стал работать школьным учителем. Потом деньги, которые он получил как реабилитированный человек, за неправильно осуждение своё он получил деньги, и ему удалось на эти деньги купить вот эту халупу буквально. Все удобства на улице были, также и вода приносилась, и остальное всё. В общем, его путь такой, что он работал учителем. В 59-м году, даже раньше, началась, так сказать, очень антирелигиозная кампания, инспирированная Хрущёвым. И тут он попал как, в общем, религиозный человек. Узнали, что он учитель, и его из школы попросили. Но ему же надо было как-то жить. И вот он начал неофициально сотрудничать с журналом ЖМП.

А. Пичугин

— Отец Вячеслав, простите, тут, наверное, стоит сделать небольшое отступление. Если мы говорим об этом времени — вот хрущёвская антирелигиозная кампания, вы её сейчас упомянули. Но это совпадает, я так понимаю, и со временем вашего личного прихода в Церковь, да? То есть в условиях жёсткого административного давления как-то вы всё равно религиозные чувства переживали, и случился ваш приход в Церковь именно тогда.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Ну, во-первых, я из дворянской семьи, по линии бабушки, со стороны мамы. Она внучка помещицы была и рассказывала, как она отдыхала у бабушки до 17-го года включительно. Закончила она сначала гимназию, потом учился на высших женских курсах сестёр Полторацких — это историко-филологический. В 19-м году она оставила, может 4-й курс не закончила, но тем не менее по полной программе она восприняла это дореволюционное образование. Потому что на этих курсах и в 18-м году ещё была старая профессура, всё было по-старому, называли их «господа», несмотря на 18-й год. Я жил на Гоголевском бульваре, и у нас жил такой протоиерей Василий Серебренников, его считают московским старцем. И действительно, он был человеком прозорливым, я бы даже сказал, кандидат медицинских наук, сын царского генерала и доктора и профессора отоларинголога.
Когда я жил в общей квартире, мы как бы через прихожую входили во всю квартиру, а у них через эту прихожую были ещё две большие комнаты, одна была ещё разделена на две части, и кабинет. И вот в этом кабинете была аппаратура 1924 года, привезённая. Даже раньше — это они приехали в 24-м. Они привезли всю аппаратуру немецкую. Там стояли специально для больных аппараты. А он примерно 17 лет был известным врачом в Москве, а отец его вообще профессор. Семашко тогда их пригласил — вот этого отца его Николая Николаевича. Он был действительным статским советником, во время Первой мировой войны он уже был генерал-майором императорской армии. А в 1904 году... у отца Василия Серебренникова стоял портрет человека с эполетами, и он говорил, что это его папа — заместитель главного врача во время русско-японской войны — вот этот Николай Николаевич. Мне было 11 лет, когда он умер, но я с ним уже беседовал. В общем, он был индифферентным по отношению к религии. Зато его жена Мария Алексеевна и сам Василий Николаевич, который в 1945 году стал священником, были крайне религиозными. И через эту семью я узнавал о религии.
Но дело в том, что я вообще тянулся к религии. Если бы их и не было, всё равно бы я... Я стал ходить в церковь, все 38 храмов — это было уже в конце 50-х, начале 60-х, 38 храмов примерно было. Потом в территорию Москвы включили и зелёную зону, и храмов стало больше, примерно 44. Я везде был. Тогда, конечно, и пение другое было. Протодиаконы кое-где ещё настоящие были. В лавру я ездил. Кстати, я застал на себе такой чисто административный нажим во время хрущёвщины. В начале 60-х годов я приезжал в лавру, а там была милиция — молодые ребята-милиционеры ходили после армии. Я был такой очень видный парень, у меня мать бывала за границей и привозила мне хорошую одежду оттуда, я отличался от многих и внешне. И эта милиция заметила меня, ко мне эти ребята подходили, спрашивали, что я тут делаю и так далее. Два раза меня там забирали: сначала в милицию. Там была комната милиции, а дальше ещё одна комната, мне предложили пройти туда. Там сидел гражданский человек, ясно кто, он начал у меня спрашивать, зачем я туда езжу. Я, конечно, сказал, что меня архитектура интересует. Тот говорил, что не надо сюда ездить, понятно, какая тебя архитектура интересует — такие, в общем, полуугрозы. Потом второй раз через какое-то время, несколько месяцев, тоже со мной этот же беседовал. А потом он начал: а кто ты, что ты? Ещё больше. Я сказал, что учусь в инженерно-экономическом институте. «А на каком факультете?» — говорит. Я говорю, что на машфаке. Смотрю, он так улыбается, а потом говорит: «А кто ректор, а декан кто?» Я сказал, что Алексей Павлович Степанов. Он прям расплылся, говорит: «А я тоже закончил этот институт и этот факультет». И начал так доброжелательно говорить: «Слушай, кончай ездить сюда, у тебя могут быть неприятности и так далее». В общем, такая вещь, давление такое оказывалось. Потом они пытались, а я уже знал, как от них избавиться. Смотрю, если ко мне направляется милиционер, то я сразу в храм. Всё, дальше в храм они не входили. Такое вот было. Они, вообще, вылавливали абитуриентов, которые в семинарию поступали. Так что давление было такое.

А. Пичугин

— Друзья, мы напомним что в гостях у светлого радио сегодня: протодиакон Вячеслав Кокарев, ученик Анатолия Эммануиловича Краснова-Левитина, о котором мы сегодня говорим; Надежда Белякова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук. И наша программа совместная с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди».

К. Толоконникова

— Мне как-то привычнее Анатолия Эммануиловича называть Левитиным-Красновым всё-таки, потому что Краснов — это же псевдоним, а Левитин натуральная фамилия. Скажите, пожалуйста, а какой он на вас произвёл первое впечатление? Потому что он человек такой был огненный. Каким вы его запомнили, каким вы его увидели в первый раз?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Сейчас отвечу, но потом продолжу мысль, как вот встретился, какие люди там были. Я же начал подводить очень подробно. На это скажу так, что это был человек, так сказать, такого профетического дара, прежде всего. Недаром, так сказать, с одной стороны, еврей. Однажды он мне рассказ, что подвыпивший сидел на Гоголевском бульваре...

К. Толоконникова

— А он говорил, что ему мало было нужно для того, чтобы... разгорячиться.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Ну, мало не мало, да, и немного, но в общем, вот он сидел и видно было, что человек, выпивший. Подходит к нему какой-то парень и говорит: «Смотри, еврей, а пьяный!» Он говорит: «Это потому, что у меня мать русская». Ну вот так. Человек он был необыкновенный, немножко фигура такая странная, у него был животик, узкоплечий довольно, в очках, человек некрасивый, но очень отзывчивый, добродушный. Он проявлял ко всем очень большое внимание, любовь такую проявлял. И вот в начале мы начали говорить, ещё два слова. После того, как он вышел, его из школы попросили. Но надо было на что-то жить, и он неофициально устроился в этот самый ЖМП, потому что официально ему не давали там. Он писал статьи под другими фамилиями, но гонорары получал. Потом, когда не помню, что послужило, в общем там снятие было митрополита Николая, условия изменились, пришёл Питирим. Ну, в общем, его оттуда попросили. Даже он начал самиздат, так сказать, что-то написал, и в общем, сказали, что «мы не можем с вами больше сотрудничать». Ну вот и здесь как же ему было жить? А тогда тем, кто не работал за тунеядство давали статью не меньше года. Но он там устраивался... я помню, что он работал полотёром, например.

К. Толоконникова.

— Или, по-моему, в аптеку он устраивался — паковать какие-то лекарства.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— В различные церкви устраивался работать. Был в Подмосковье храм, куда, в общем... но там был настоятель, который был осведомитель органов... Короче говоря, Анатолию Эммануиловичу надо было как-то жить, и вот тут он начал писать диссертации для студентов. При этом сам он богословского образования не имел, но он был такой эрудит, всю жизнь в библиотеках. И он за неделю писал вот эти кандидатские работы за неделю. И знаете, все работы кандидатские, я же преподавал в академии и всё это видел, имел, так сказать, возможность ознакомиться, в основном компилятивные, все абсолютно, за исключением немногих. А здесь Анатолий Эммануилович по крайней мере грамотно писал, его работы были не компилятивные. Брал он, по-моему, 300 рублей. Тогда это, в общем, такая зарплата была, что 2-3 месяца на неё был можно было прожить. Но он был совершенно бескорыстный — но за работу. И вот в начале у него эта публика, я её всю видел, были в основном церковные ребята из духовной академии. Потом в 65-м году, когда было дело Синявского и Даниэля, тут у него появились уже другие ребята, они и религией интересовались, и в то же время политикой.

К. Толоконникова

— То есть 1965 год как точка отсчёта, да?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Примерно да. Вот эти ребята обновили нас, мы были другие немножко. Я церковный был, но в академии не учился. Сейчас расскажу об этом. И появились Женька Кушев, сейчас он умер, Вера Лашкова была, ещё там... не помню, фамилии разные. Да Саша Гинзбург приходил, потом его посадили. Я у его матери ездил тогда, смотрел, как там собиралась диссидентствующая публика, хотя тогда этого слова не было. После 70-х годов — диссидент... просто антисоветчики были.

К. Толоконникова

— Или «демократическое движение», как они сами себя называли.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, Гинзбург написал «Белую книгу». В общем, к нему ребята приходили, они были крещённые, некоторых он крестил — вот этих, что я назвал. И так вот публика, его кружок, что ли, немножко начала изменяться. Ученики, которые были из религиозного лагеря, это был Владимир Бороздинов, который умер сейчас, протоиерей, писал стихи. И он особенно был близок с Анатолием Эммануиловичем тем, что он стихи писал. В наше время, уже после Перестройке, в Российской Федерации он, по-моему, был член даже Союза писателей, может быть города Москвы, не знаю. Но этот человек немножко сломался на хорошей жизни, хорошем бытии. И он там прекрасно проживал, богато, в Балашихе настоятелем. И ещё тогда, где-то в 68-м году, наверное, был я на его венчании, в Вешняках это было. Потом он на моём был. Было у меня две свадьбы: одна дома, а потом я венчался. Дома я об этом не говорил. У меня родители — мать коммунист была, отец военный — я им не говорил, что я венчался. И вторая свадьба была для религиозных, тоже человек на 30 я оплатил стол. И вот этот Володя Бороздинов, священник, он мне предоставил своё помещение. Там у нас были гости после венчания, тоже человек 30. Там был такой Николай Павлович Иванов, старый друг Анатолия Эммануиловича, тайный священник. О нём можно отдельно рассказать — это необыкновенный был человек тоже. И там была именно церковная публика.
Но это так я — отвлёкся. И вот тогда же кто был? Вот Берестов был, из церковных к нему ходили, Бороздинов, ещё был Темерциди такой. Этот, кстати, не бросил его, а вот и Бороздинов и Берестов отошли, испугались просто с ним общаться. Остался я, из старых церковных, и тут много новых уже было. Он включился здесь в правозащитное движение, ездил к Якиру, Красину, и туда и я ездил тоже. Я не боялся ничего, просто такой я, вероятно, человек. Эти ребята всего испугались, бежали. А я ездил и к матери Гинзбурга, там бывал, и у Красина и Якира. Потом я два письма подписал, отправил их в Всемирный совет церквей, ещё Папе эти два письма. Из-за этого могли быть крупные неприятности, потому что надо было подпись поставить — кто ты, где работаешь. Я работал, потому что я вуз закончил. Но меня не успели преследовать, потому что через несколько месяцев меня как раз арестовали по другому делу. Хотя там вначале 190-я «прим» просто не прошла, её на суд не пропустили — была у меня и такая статья политическая. Был я и на суде у Анатолия Эммануиловича.
К. Толоконникова

— А как вам удалось на него попасть? Это же тоже было непросто.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— А меня из тюрьмы привезли, я был осуждён тоже.

К. Толоконникова

— А, понятно, вас вызвали.

А. Пичугин

— Напомним, друзья, что в программе «Светлый вечер» на светлом радио мы сегодня вспоминаем Анатолия Эммануиловича Левитина-Краснова. Или Краснова-Левитина, кстати, Ксения? Ведь где как, мне привычней Краснов-Левитин — не знаю, почему.
К. Толоконникова

— А то некоторые его ещё Левитиным-Шавровым называют по книжке.
А. Пичугин

— Да. У нас совместная программа светлого радио и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова — директор музея. Протодиакон Вячеслав Кокарев, ученик Анатолия Эммануиловича Левитина-Краснова. И Надежда Белякова, кандидат исторических наук и старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук. Я — Алексей Пичугин. Мы вернёмся сюда через минуту.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, друзья, что сегодня у нас совместная программа светлого радио и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея, Надежда Белякова, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук, протодиакон Вячеслав Кокарев, ученик Анатолия Эммануиловича Краснова-Левитина, о котором мы сегодня и вспоминаем. Вспоминает отец Вячеслав о своей многолетней дружбе с Анатолием Эммануиловичем, и мы с удовольствием это всё слушаем.

К. Толоконникова

— А вот вы называете себя учеником Анатолия Эммануиловича. В каком смысле учеником, в чём ученичество?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Ученичество прежде всего в том, что Анатолий Эммануилович прежде всего выступал против сотрудничества Церкви с органами и за свободу Церкви. Вот я таких же взглядов всю жизнь придерживался. Мне категорически претило какое-либо сотрудничество. Потому что Анатолий Эммануилович, например, говорил так, что вообще сотрудничество ещё и до революции было призренным делом. Например, он говорил, что полицейского... нет, это уже были чины. Сотрудник — это одно, тайный филёр, информатор. Полицейский чин, например, до революции или жандармский чин не допускался в офицерское собрание. Вот это он мне говорил. И говорил, что сами те, кто вербуют, они презирают этих людей, которых они завербовали, потому что для них это... ну и люди должны, так сказать, стучать на своих. Вот этот принцип я через всю жизнь пронёс и образ Церкви, какая она должна быть. И нам казалось, что сейчас вот в 91-м году наступит Перестройка, будет новая власть и так далее, новые дела, но оказалось всё далеко не так. Я знаю очень много чего, об этом и говорили, но я об этом-то не буду говорить — о тех связях наших высших церковных...

К. Толоконникова

— Я так понимаю, что Анатолий Эммануилович именно в связи с этим и разочаровался в обновленчестве. Хотя сохранил симпатию к Введенскому до конца жизни.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, Введенский был для него кумиром. Это был сверхталантливый тоже человек, как я понял. Он шесть факультетов закончил только Московского университета и закончил консерваторию. По четыре часа он играл на фортепиано. Такой анекдотический случай, когда Введенский был в Ульяновске.

А. Пичугин

— В эвакуации.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Тогда ещё не было ставки на кого-то, поэтому собрали Алексия, по-моему и Сергий (Старогородский) там был и обновленческий архиерей. И там дали каждому по церкви и отдельную квартиру. В общем, через стенку в квартире у Введенского какая-то тётка с детьми жила. А он играл на фортепиано. Она не знала, как к нему обратиться, говорит: «Ваше величество, у меня же дети, а вы играете по четыре часа!»

А. Пичугин

— А Анатолий Эммануилович вообще в быту часто Введенского вспоминал?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Вы знаете, он буквально был его кумир. И потом приходил даже сын Введенского — отец Владимир. Он меня поразил своим внешним видом, что это священник. Он мне сказал, что это человек, крайне похожий на своего отца. Но кроме вот этой внешней похожести... он был одет, почти как полубомж такой, в тапочках был. Он где-то недалеко жил, но он не надел ботинки, пришёл в тапочках к нему. Я спросил, на что же он живёт — говорит, что на Калитниковском кладбище покойников отпевает. И говорит, что он мне дорог, потому что очень похож на отца. И вот когда в 90-м году приехал Анатолий Эммануилович, ему тут с квартирой помогли, тут был Темерциди такой Володя, который тоже его не бросил и помогал ему.

К. Толоконникова

— Вы сказали, перед тем, как мы вошли в студию, что вы участвовали в проводах Анатолия Эммануиловича.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, вот тут как раз в 74-м году я появился в Москве, а Анатолий Эммануилович уже отбыл свой срок. И я тут же с ним встретился, это где-то в июле, и в сентябре его проводили. Жил он уже не в той квартире, которую ему дали. Кстати, квартиру ему дали перед посадкой перед самой, за несколько месяцев.

К. Толоконникова

— То есть забирали его уже оттуда, из этой новой квартиры.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Даже это вспомню — как забирали. Я к нему ездил очень часто, до двух раз в неделю. Приехали мы на эту новую квартиру. Он, конечно, был рад, действительно, после этой халупы, где он жил, для него это была райская квартира. Приехали и его нет, не можем мы открыть, звоним — нет. Не помню, дали ли ему телефон, телефонный аппарат. Но он был очень небрежный человек, в смысле того, что не было нового замка — вот что там строители дали, какой-то замок, тот и был, который двумя копейками можно открыть. Я дёргал, дёргал, потом достал две копейки, открыл, вхожу. Что меня поразило, что почему-то икон нет — вот это странно очень. И такой немножко полухаос такой был. Я не понял и ушёл. А в этот же вечер, так странно просто совпало, звонит мне кагэбэшник почему-то позвонил. Ещё до этого они пытались тогда завербовать меня. Это было за несколько месяцев после статьи «Драма в Вятке». Но это отдельно можно рассказать, пока не буду касаться. А тут это же кто такой я знал. И он говорит, зачем же... он был арестован, и тут же меня... вот сейчас, где Тихоновский институт, там была генеральная прокуратура города Москвы. И мне он привёз повестку, что меня вызывает следователь по особо важным делам. А принёс кагэбэшник мне — вот это я помню. Это да, когда его арестовали, вот эта квартира была. А потом, когда он вышел... он же женился на тётке Глеба, такая Лидия Иосифовна...

А. Пичугин

— Здановская.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Конечно, да. И сестра Агафья была её Иосифовна. А Клавдия Иосифовна умерла, когда я как раз появился, на сороковой день я был. Меня просил Глеб вечную память провозгласить. Так что я эту семью, конечно, очень хорошо знал. И он жил уже где-то, точно не помню, хотя несколько раз с ним встречался, скорее всего на...

К. Толоконникова

— На Чистых прудах.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, вот там на Жуковского. А когда проводы, какие же были проводы — была отдельно снята квартира. Неделю были проводы, там был накрыт стол. Ему дали деньги какие-то, Анатолию Эммануиловичу, он был бессребреник. Он накрывал, там были бутерброды всевозможные, вино, водка стояла. А внизу в этом доме, где, я сейчас не помню, кто-то мне дал адрес, в общем такая большая была приклеена записка, что проводы Анатолия Эммануиловича на таком-то этаже, в такой-то квартире. Там не было закрыто. Два раза я там был, был и Сахаров. Не помню, был ли Солженицын, потому что в своё время они встречались, это был 1965 год. Он прислал ему телеграмму, помню, «борцу за свет и правду» — его так называли. «Поздравляю с пятидесятилетием, желаю всяческих и всяческих...» А потом он меня однажды просил, не помню, какой это год был, может быть 66-67-й, они встречались. Где сейчас храм Христа Спасителя, там был бассейн «Москва», и вот они там встречались. А я ходить должен был с газетой. Если нет наружки, то, значит, я должен был эту газету вот так держать и ходить. А если бы я, допустим, её в карман положил, значит я обнаружил наружку. Но никакой наружки не было, там они встречались. Так что я к Солженицыну не подходил, тем не менее такие пересечения были. Вот таким образом. А потом он в 90-м году неожиданно появился.

А. Пичугин

— Друзья, мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня протодиакон Вячеслав Кокарев, ученик Анатолия Эммануиловича Краснова-Левитина, о котором мы сегодня говорим; Надежда Белякова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук. И наша программа совместная с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Вопрос: как вы вы эмиграции общались с Анатолием Эммануиловичем и общались ли вы как-то нет?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Нет, я не общался. Один раз я был... я продолжал иногда... Агафья ко мне очень симпатизировала, мою одну знакомую они крестили, она крёстной матерью была. Поэтому я с Агафьей Иосифовной общался. Пришёл к ним туда, и звонит Анатольевна Эммануилович оттуда, из Швейцарии. Вот там я один раз с ним поговорил по телефону.

А. Пичугин

— А Лидия Иосифовна так к нему и не смогла выехать тогда?

К. Толоконникова

— Почему? Выехала.

А. Пичугин

— Нет, сразу она не выехала, она выехала лет через восемь, наверное.

Н. Белякова

— Она смогла поехать в Швейцарию, когда он попал в аварию, в автокатастрофу.

А. Пичугин

— И то её не выпускали, по-моему.

Н. Белякова

— Там была эпопея с её выездом. И она недолго пробыла и потом вернулась обратно. Она с ним никогда не жила в Швейцарии, насколько я знаю.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Могу так сказать, что, конечно, я с Анатолием Эммануиловичем был связан тесно. Брак был у них фиктивный, прямо скажу. Я так вот приходил раза два, Глеб, по-моему, сидел в то время.

К. Толоконникова

— А переписку наладить с Анатолием Эммануиловичем не получилось?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Нет, никакой переписки не было. И вот тут как раз появился вдруг Берестов в 90-м году и говорит, что был на платформе какой-то Чоп и встретил Анатолия Эммануиловича.

К. Толоконникова

— Чоп — это в смысле Закарпатье, вот это имеется в виду?
Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, через Венгрию. Встретил Анатолия Эммануиловича он здесь, в Москве. Тут же мне Володька ещё этот Темерциди позвонил и сказал, что Эммануилыч...

К. Толоконникова

— А вы его так называли «Эммануилычем» между собой?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да. Он, знаете, как всех называл? «Ребёнки».

К. Толоконникова

— Да, он об этом пишет — «ребёнки».

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да. Встретился с Эммануилчем, где-то сняли ему квартиру.

А. Пичугин

— А Володька — вы так говорите... Володька Темерциди — он ещё не был тогда пострижен, рукоположен?
Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Он был тогда... я его путь кратко скажу. Он находился тогда в РПЦ у нас, в Московской Патриархии, игумен он был Кириак.

А. Пичугин

— Тогда — да? Ну, Кириаком мы его все помним, конечно.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Ну, Кириак, но для меня-то он Володька. В общем, Кириак иногда говорил я ему, но мы по-старому так ещё. Это потом он уже перешёл там куда-то — сначала в Зарубежную, потом что-то такое он епископом стал и так далее. Он с ним имел, так сказать, дело, но не особенно, он же в Пятигорске где-то жил. Иногда он появлялся, звонил, но я с ним мало общался, но тем не менее. Однажды он говорит мне, что вот у нас богослужение будет и там будет будет Глеб. А я хотел Глеба увидеть. И это вот единственный раз я был просто для того, чтобы увидеть Глеба. Это было где-то в конце 90-х. И что интересно — это был полуподвал, там переулок, где с одной стороны находится театр имени Маяковского. И вот там было несколько епископов, все они были в форме, богослужений там вёл Глеб и ещё какой-то епископ. Очень просто — там был батон, который нарезался, там вино пустили. В общем, висела икона — Мень там на иконе был изображён. Но тогда они были все совместно. Глеб уже был протопресвитером, вот я его последний раз и видел — это в конце 90-х. И вот что характерно — там был некий Яков Кротов, который там рукоположился, это в тот день было. Кстати, тут как-то лет 5-6 назад — у меня телефон его сохранился, я ему позвонил и напомнил, что я вот такой-то и был... он даже в какой-то степени. А я вот в этой церкви... я же там не принимал участие в богослужениях, так сказать, я как-то так относился... Потом же мне этот Володя два или три раза предлагал епископство. Он рукоположил вообще чуть ли не 20-30 человек. Вот он мне просто говорит, что у них нет ни одного человека с академическим образованием. Он говорит: «Я тебя просто вижу в епископах». Я говорю: «Спасибо, но я не хочу ничего». И на этом, в общем... вот это про Темерциди. А потом он даже с Глебом лично разругался почему-то. В какую-то другую церковь он ушёл, не знаю, как она там у него называлась. В общем, он умер несколько лет назад — этот Володя Темерциди.
К. Толоконникова

— Как же встреча-то устроилась в 90-м году с Эммануилычем-то?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Очень просто: звонит Берестов, который, в общем, от него бежал и говорит, что его встретил там-то, на вокзале. Потом Темерциди объявился, тоже позвонил, говорит, что Эммануилыч здесь, давай приезжай, дал адрес, где ему сняли квартиру. Вот тут мы и встретились. Короче говоря, встречались очень плотно. И Глеба тут я видел и так далее ещё не раз. Анатолий Эммануилович выезжал, кстати говоря, в Питер выезжал, один он ездил. Были они с Глебом у меня дома.

К. Толоконникова

— А это была частная поездка или он встречался с какими-нибудь общественными деятелями?Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Объясню. Это была Перестройка, уж конец её, 90-й год. И вот Эммануилыч, когда приехал, и говорит: «Мне, Алексий II прислал письмо». Но я понимаю, что он прислал письмо потому, что ему сказали там, где нужно. Потому что и Сахарова так же в этот момент реабилитировали, пригласили. То есть были такие люди ключевые, которые как бы из протестных людей. Но он просто привёл, что вот Сахарова — Горбачёв сам лично, а тут Патриарх, значит. Притом прислал очень замечательное письмо, что «Анатолий Эммануилович, дорогой, вот вы боролись, мы вас приглашаем». И вот он на три месяца только приехал. Я с ним очень плотно встречался. Он был человек, конечно, необыкновенный. Мы куда-то ездили, где жил Вадим Шавров, он уже умер, по-моему, к этому времени, его не было тут. И вот он целовал дом, в котором жил Вадим — подошёл, поцеловал.

К. Толоконникова

— Такая у него была дружба к нему, такое чувство очень светлое.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, Вадим — вот то, что он его поставил там фамилию, когда вот эти очерки написал. Единственное, что тут есть какие-то фотографии, он фотографировал — вот весь его вклад в эту книгу, Вадима Шаврова. Но о нём могу отдельно сказать, кстати правнук Тургенева, что это за человек, как он уверовал в лагере, где с Анатолием Эммануиловичем был. Человек, крайне молодо выглядевший. Даже не верили, когда он носил... 15 или 16 у него орденов и медалей было. Он настолько молодо выглядел, что однажды он пришёл в музей, в Успенский собор Кремля, тогда, в советское время. Там сразу на входе гэбэшник стояли в чёрных костюмах, их видно было. Он раскрыл акафистник, подошёл как раке патриарха Гермогена и запел, акафист стал читать. А они не знали, как его взять, потому что там и иностранцы вокруг, а он поёт и читает.

К. Толоконникова

— До конца дочитал?
Протодиак. Вячеслав Кокарев

— И поклоны клал. Но потом его пригласили... и он надел все эти... так сначала реакция была, что, мол, ты кто такой, ты надел... а ему лет 35 на вид было. А это был 1965 год, но ему уже за сорок было.

К. Толоконникова

— Да, Левитин о нём вспоминает как о красавце, таком дамском угоднике.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, огромного роста, чёрные волосы у него были — вот Вадим Шавров. Помню я его очень хорошо. Потом он, кстати, за хулиганку попал где-то в конце 60-х. Я помню, что я поехал на этот суд. Так, значит, прокурору позвонили, сказали, что это сын генерала, сам он репрессирован. Так я таких прокуроров не видел — он давай его защищать всячески, что это наш фронтовик и так далее. В общем, ему там что-то условное дали. Но, конечно, он был антисемит, хотя Анатолий Эммануилович был евреем. И он выпивший ехал в каком-то трамвае и засветил кому-то по морде с соответственным высказыванием. И его задержали и вот хотели... в общем, там выступал прокурор в его защиту. И я никогда не видел таких выступлений. И ему условно, что ли, дали, не помню — вот такой был Вадим.

К. Толоконникова

— А у Анатолия Эммануиловича не было мысли вернуться?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, я помню мы с ним на Старый Арбат ходили, тогда же там движения не было, и там можно было и выступать. Он говорит: " А можно ли мне выступить?" Я говорю: «Анатолий Эммануилович, но вас не поймут — что это вы вдруг».

К. Толоконникова

— То есть на Арбате, среди уличных певцов?
Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, на Арбате. Но что потом и было: дело в том, что он выступил в Библиотеке иностранной литературы. Я был на этом выступлении. Ему уже было тяжело, у него так немножко здесь пена... но говорил он без остановки, и у него речь огненная такая была. И вот откуда уже узнали, каким образом — пришли ученики середины 50-х годов. Вот последние его ученики пришли, он же был учитель-то необыкновенный литературы.

К. Толоконникова

— То есть ученики школьные, его ученики из Марьиной рощи — вот эти вот?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, они нашли и пришли туда — несколько человек. Я потрясён был. Но вообще там были разные люди.

А. Пичугин

— А мне сейчас вдруг подумалось, но это, наверное, Надежда знает: а есть ли какие-то архивные записи его видео — Анатолия Эммануиловича?

К. Толоконникова

— Ведь можно было уже тогда записать видео.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Я не знаю никаких видео. Есть запись, когда он у меня дома говорил, я записал его. Он читал Андрея Белого стихотворение о Штайнере: «Мастер Экхарт нашего прогресса...» и так далее. У меня где-то есть, и ещё там что-то он говорит, но надо найти. Но у меня даже воспроизводить кассеты...

К. Толоконникова

— Это аудиозапись, да?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Аудиокассета есть у меня. Вот если она не размагнитится, там можно услышать его голос. Видео, конечно, нет.

А. Пичугин

— А вы тоже не встречали нигде?
Н. Белякова

— Видео не видела. Есть аудиозапись и её расшифровка — разговора Евгена Фосса по телефону с Левитиным-Красновым перед его эмиграцией.

А. Пичугин

— А, это ещё 74-й год.

Н. Белякова

— Да, 73-й. Он записал её на такую пластиночку и сохранил. Она лежит в архиве, насколько опять же она не размагничена, не знаю, но теоретически она существует.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Но у меня 90-го года, когда он приезжал.

Н. Белякова

— Может быть, в «иностранке» что-то записывали в его последний визит.

А. Пичугин

— Ну да, кстати, может быть.

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Тут я давал уже концерты духовной направленности. Моя идея этих концертов... собственно говоря, я был миссионер, и тогда... в общем, конечно, не скромно о себе сказать, потому что я себя не равняю с Менем, но был Мень и второй я был, но у нас совершенно разные были... Моя задача была средствами поэзии и музыкального искусства, поскольку я исполнитель, как вокалист я делал такие программы, чтобы донести через русскую культуру религию. Это совершенно другое — не прямо проповедовать Евангелие, хотя после я отвечал очень много на вопросы, там куча была записок. И мне помогали их по темам сортировать. И после часового концерта я ещё час отвечал на вопросы. Тем не менее я проехал, можно сказать... и в Ужгороде побывал, в Калининграде и на Дальнем Востоке был: Владивосток, Артём, Находка. Концерты были самоокупаемые. Я пианиста ещё брал с собой, чтец иногда ездил с нами. Вначале я в Москве начал давать такие концерты духовные. Когда в академии ректор узнал, он был поражён, и для них это было — это как?

А. Пичугин

— Отец Вячеслав, а о смерти Краснова-Левитина вы как узнали?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Ну вот когда я там был, уже у меня были концерты, и Анатолий Эммануилович об этом узнал и мне говорит: «Я тебя позову. Скоро я уеду и тебя вызову».

К. Толоконникова

— Туда — в Швейцарию?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да. «Вопрос решим с концертами», — но это так, я и без концертов бы к нему поехал. И вот раздаётся звонок где-то в 91-м году, не помню — в феврале или в марте не помню. Это был Анатолий Эммануилович, я его сразу узнал: «Здравствуй, дорогой. Всё, я тебе вызов оформил. Скоро ты ко мне приедешь», — вот это такой был звонок. И потом кто-то мне позвонил где-то через 10 дней и сказал, что Анатолий Эммануилович умер. А умер так, что гулял около дома, там какое-то озеро рядом, около этого озера небольшая возвышенность. А у него был инсульт, и он упал. И, в общем, нашли его — вот частично даже воды его тело касалось, частично нет, то есть у кромки воды он умер. И бездыханное тело, так сказать, нашли. А надо сказать, что когда он только приехал, и Берестову боялся его, один из последних учеников, как и Владимир Бороздинов, но он врач-невропатолог. И я в этот момент был, а у Анатолия Эммануиловича микроинсульт случился. Приехал Берестов именно как врач к нему. Вот как раз я вспоминаю, что у него был микроинсульт.

К. Толоконникова

— Это вот в 90-м году, когда он приезжал, да?

Протодиак. Вячеслав Кокарев

— Да, вот тут у него уже, да. И что ещё его тут потрясло — смерть Меня. Мы когда-то к Меню ездили. Вот я помню, у Меня бурундучок ещё такой бегал на втором этаже. У него дача хорошая была, вернее дом, где он жил. И Анатолий Эммануилович был потрясён этим убийством, он тогда просто не находил себе места — это я сейчас хорошо помню.

А. Пичугин

— Спасибо вам большое, уже пора заканчивать программу. Напомним, что сегодня мы говорили про Анатолия Эммануиловича Левитина-Краснова. У нас в гостях были: протодиакон Вячеслав Кокарев, ученик Анатолия Эммануиловича Краснова-Левитина; Надежда Белякова, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук. И наша программа совместная с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея —

К. Толоконникова

— Спасибо вам, дорогие друзья, что были с нами. Пишите нам: podspudom@yandex.ru.

А. Пичугин

— info@radiovera.ru — адрес редакции. Благодарим вас и прощаемся: до новых встреч. Я думаю, что у нас ещё будут программы, посвящённые Анатолию Эммануиловичу, просто потому, что это важный персонаж. Мы очень долго подбирались к нему, к его жизни, хотели поговорить. И вот наконец сегодня сделали это.

К. Толоконникова

— И сегодня, мне кажется, какие-то очень важные штрихи к портрету.

А. Пичугин

— Да. Спасибо, до свидания.