«Песочная анимация по воспоминаниям о войне». Анатолий Скринников, Екатерина Шеффер, Алексей Ермаков

У нас в студии были автор воспоминаний о Великой Отечественной Войне Анатолий Скринников и создатели «Театра на песке»: художник Екатерина Шеффер и актер Алексей Ермаков.

Мы говорили о том, как сохраняется память о войне, как вера в Бога укрепляет в тяжелых ситуациях и о том, как возник проект «Помню», в котором через песочную анимацию оживают детские воспоминания о военных годах.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан. Христос Воскресе! На Светлой седмице встречаемся мы в эти радостные дни у нас сегодня большая компания в студии, нечасто так много гостей одновременно, но вот сегодня и день особенный, и праздник приближается — 9 мая, как, наверное, очень близко к тому, что было в мае 45-го, когда на Светлую седмицу пришлась Победа, 6-го была Пасха, 9-го День Победы, вот также и в этом году у нас 2-го мая Пасха, День Победы рядышком совсем, поэтому вот об этом сочетании веры, веры в Бога, веры в человека, в его силу, в его жертву и в победу и о радости весны мы сегодня поговорим. У нас сегодня трое гостей: Екатерина Шеффер, художник по песку. Добрый вечер.

Е. Шеффер

— Здравствуйте.

К. Мацан

— Отец Екатерины, Анатолий Антонович Скринников. Добрый вечер.

А. Скринников

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Вы — ребенок войны?

А. Скринников

— Да.

К. Мацан

— И мы сегодня будем про ваши воспоминания военные, в том числе, говорить. И артист Алексей Ермаков, работник «Ведогонь-театра» и тоже создатель «Театра на песке». Добрый вечер.

А. Ермаков

— Добрый вечер. Христос Воскресе!

К. Мацан

— Воистину Воскресе! Ну вот много тем я в беседе обозначил, прозвучали слова про «Театр на песке», давайте сразу расскажем слушателям, что один из проектов этого театра — это песочный спектакль по воспоминаниям Анатолия Антоновича про войну, про детство, не только про войну, но и про послевоенные годы, про детские годы проект, который называется «Помню», он есть в Ютюбе, с замечательной музыкой, читает артист тексты воспоминаний и это очень берет за душу, очень трогает. Вот расскажите, пожалуйста, из чего вообще вырос и «Театр на песке», и этот проект, раз уж мы сегодня в преддверии 9-го мая говорим. Екатерина...

Е. Шеффер

— Я могу сказать, с чего вообще началось мое увлечение песком: когда-то мы владели усадьбой моих предков, так случилось, и там была удивительная история: одна маленькая девочки, давно, в 19-м веке, она умерла достаточно рано, и на окне явился образ Пресвятой Богородицы с Младенцем на руках, после чего моя прабабушка построила храм святой Аллы, единственный храм в России, и дело в том, что фотография этого образа хранилась у нас в семейном альбоме и когда я ее видела, я не понимала, почему она в этом альбоме, но мне всегда казалось, что она нарисована песком, хотя я понимаю, что в 19-м веке тогда еще этого не было и не могло быть, но с этого момента, когда я увидела и узнала эту историю, в дальнейшем, мне очень хотелось нарисовать историю этой девочки песком, и я стала этим заниматься, я рисовала до этого, но песком никогда, и с этого момента я увлеклась этим рисованием, это был мой первый мультик, который я сделала, видело выпустила, и с этого момента моя связь с песком установилась.

К. Мацан

— Давайте мы скажем, может быть, тем, кто не знает, хотя, я думаю, сегодня многие себе представляют, что такое песочная анимация — это видео проект, когда мы видим руки художника, который песком творит чудеса, рисует лица, фигуры, людей, движения, если это снять, если это все происходит под музыку, то получается совершенно такой особый вид искусства, это то, чем занимается «Театр на песке», если я правильно понимаю. А вот обращение к воспоминаниям вашего папы, который сегодня у нас в студии, Анатолий Антонович, и желание сделать песочный спектакль по воспоминаниям ребенка войны, из чего это выросло, в чем важность для вас этого начинания?

Е. Шеффер

— Папа рассказывал мне свои истории детства с самого моего детства, конечно, я все это помню и мне всегда было это очень близко и интересно, и мне казалось, что это нужно как-то донести, и когда я стала заниматься песком и тем более, когда у нас появился театр, началась как раз пандемия в России уже, и мы уединились, но получилось, что мы не смогли уже выступать так часто и стали делать видео, и видео первое создали про истории моего отца, истории его детства, и с этого у нас появилась такая мысль: сделать спектакль в итоге, к чему мы сейчас и пришли.

К. Мацан

— Алексей, вас спрошу: вы, как артист, с разными материалами работаете, вот столкновение с этим материалом, он очень проникновенный, очень личный, очень трогательный в самом высоком таком смысле слова, что вы почувствовали, когда с ним встретились?

А. Ермаков

— Ну, для меня это уже не первая работа с документальным материалом, я работал, участвовал в спектакле, сделанном по воспоминаниям людей воевавших и как раз людей того времени, мне эта работа очень знакома. Как вам сказать, мне, наверное, это от родителей передалось, потому что чтить память и интересоваться своим прошлым, прошлым своей семьи, во мне это видно заложено, потому что я не знаю, откуда это берется. Мне, к сожалению, узнать подробно в таких деталях свою биографию, биографию своих предков уже вряд ли удастся, потому что ни дедов, ни бабушек моих уже нет, мне может только папа или мама что-то рассказать, но уже в таких деталях я вряд ли что-то узнаю. Я с чувством огромной благодарности брался за этот материал и, конечно, интересом, для меня это имеет такое значение, как будто прикасаешься к чему-то жизненно важному.

К. Мацан

— А можно вас попросить прочитать что-то, то, что было записано в рамках проекта «Помню» какую-нибудь историю, мы обсуждали перед эфиром, что мы можем прочитать, поэтому, говоря «какую-нибудь» я имею ввиду, какая вам первая приходит на ум?

А. Ермаков

— Ну вот давайте как раз, я думаю, это, может быть, в тему будет нашему эфиру.

Читает:

Тогда же был еще и второй случай, когда она сидела в доме, кормила трехмесячного ребенка, а я был рядом у ее ног, а старший брат бегал и собирал после разрыва, после налета авиации осколки от бомб, и он прибежал домой, вошел в дом и за ним вошел немец, и мама была очень растеряна и не понимала, что происходит. Немец на ломаном русском языке ей сказал, когда увидел в углу комнаты икону: «Это хорошо, что ты верующая», Он спросил: «В Бога веришь?» Она сказала: «Да». А он говорит: «Хорошо. Мне нужны мешки». А она: «Нет у меня никаких мешков». Тогда он взял пододеяльник, наволочки, взял Юрку и за руку увел. Мама пыталась его остановить, кричала, чтобы он оставил ребенка, а он повернулся и сказал: «Не беспокойся, я верну его». А жили мы на Шаумяна, рядом с нами была кондитерская фабрика, немцы ее когда оккупировали, начали грабить, тут же вывозить оттуда все, что там осталось, и он взял Юрку с собой, и Юрка вернулся через какое-то время, у него была тюбетейка на голове, так вот эту тюбетейку немец насыпал полную конфет и отпустил его, не причинил ему никакой беды и зла.

К. Мацан

— Спасибо, потрясающая история про то, как вера спасает. Анатолий Антонович, вы сейчас не в первый раз, наверное, слышали, как ваш же текст, ваше воспоминание читает артист замечательно, вы с каким сердцем этот текст слушаете, вам не больно это все еще раз вспоминать, еще раз прослушивать?

А. Скринников

— Я скажу так, с детских лет мне военные эпизоды, вообще уровень войны и после войны сразу запомнился пятнами большими и эти эпизоды, которые рассказывает Алексей, они у меня так и сидят с детских лет, как будто это было со мной вчера, то есть настолько ярко, я их просто запомнил и рассказываю, когда я их рассказываю, я переживаю, как будто я побывал в это время там, это действительно так.

К. Мацан

— Потрясающую историю мы услышали и на радио «Вера» это очень естественно — про то, что в углу висела икона и мама была верующая, и молилась, а какие ваши самые яркие воспоминания о вере из детства и вообще из жизни, ведь время было такое, которое для многих слушателей ассоциируется с атеизмом, с подавлением всего церковного.

А. Скринников

— Да, знаете, мы были пионерами и комсомольцами и, конечно, в школе о религии не было никакого разговора никогда, но в доме у нас всегда, мы верующая семья, и мама всегда брала нас на великие православные праздники, и пасхальные, и Вербное, и Троица, Рождество, все отмечались в доме всегда, это были большие праздники, это мама делала очень сердечно так, и мы это очень хорошо запоминали, учитывая, что были страшно голодные годы это был как праздник, она всегда что-то находила, чтобы приготовить нам к празднику какой-нибудь подарок, пирог испечь или приготовить какую-нибудь вкусную еду, что было очень редко тогда в это время, но это были праздники для семьи всегда. У меня четверо братьев были, я был средний, младший еще не родился, он в 49-м, трое нас было во время войны, и семья держалась всегда таким стержнем православным, это было всегда. Другое дело, что мы, дети, росли уже не прицерковленные, то есть мама не заставляла нас ходить в храм, мы ходили на пасхальные праздники, но это было очень так аккуратно и осторожно, я так понимаю, родители не очень хотели, чтобы это доходило до школы, но в школе нас за это не преследовали, я не скажу, что мы чувствовали какое-то давление в школе по этому поводу, нет, потому что многие дети вокруг нас, тоже были из семей верующих и поэтому как-то это все оставалось скрытно, так сказать, это очень спасало, и это вот, кстати, необычайно сильно объединяло семью, вот эти торжественные православные праздники, и Троица, это прекрасно, когда украшался дом, и пахучие травы, и ветки, и все мама украшала, это было замечательно, это все так с детства и осталось у всех.

К. Мацан

— У нас сегодня в гостях создатели «Театра на песке», художник по песку Екатерина Шеффер и актер Алексей Ермаков, и Анатолий Антонович Скринников, человек, прошедший войну, ребенок войны, папа Екатерины, мы в таком большом составе сегодня говорим о воспоминаниях о войне, о проекте «Театра на песке» «Помню», спектакле по воспоминаниям Анатолия Антоновича. Екатерина, я не могу у вас не спросить: вы так остро реагируете на эти истории, на эти рассказы, хотя, казалось бы, вы их знаете, слышали много раз и работали с ними для спектакля, что в них для вас? Можно ли здесь отделить личное от художественного или эти тексты никогда не станут для вас литературными памятниками, каждый раз заново вы их проживаете?

Е. Шеффер

— Конечно, да, вообще песок, он каждый раз мне дает возможность рисовать заново и, несмотря на то, что те же самые образы, это какая-то каждый раз новая волна, какая-то энергия внутренняя и безусловно то, что связано с моей семьей, с моим отцом — очень меня это трогает, когда я рисую, очень.

К. Мацан

— Вы назвали проект «Помню», а о чем мы должны помнить по отношению к войне, как вам кажется, вот сегодня, спустя столько лет, когда уже много фильмов, мифология вокруг войны, мифология в хорошем смысле слова, как народная память сложилась, вот для вас про войну — это про что?

Е. Шеффер

— Лично для меня это, наверное, папин опыт, который он там получил, вот эти детские воспоминания, потому что я считаю, что в два с половиной года себя помнить — это действительно уникально, я так себя не помню в два с половиной, а его воспоминания настолько, видимо, были яркие, мощные, что он помнит, и я помню теперь, потому что он это все рассказывал, а я это все представляла и, наверное, именно то, что он пережил, эмоции скорее, они абсолютно разные, просто это важно как-то хранить в себе, видимо, вот это.

К. Мацан

— Я помню, у меня прабабушка, она была в войну уже взрослой, а бабушка была тоже ребенком войны, и она рассказывала, что самой ее большой такой детской мечтой, которую она вынесла из тех лет, вот представлением о самом большом счастье было наестся до отвала белого хлеба со сладким чаем с сахаром, вот вы киваете, вам понятно, наверное, о чем это говорит, и мне кажется, что в таких деталях, подробностях, вот если их хранить, то самая главная память о войне сохраняется, вот та самая радость со слезами на глазах, о которой мы слышим в каждый праздник. А для вас лично, я вот обращаюсь к создателям спектакля, какой эпизод, какая история стала, может быть, в личном плане самой трогающей, неожиданной, заставившей о чем-то задуматься, Алексей, вот можно вас спросить об этом?

А. Ермаков

— Мне, на самом деле, очень трудно вычленить какой-то один эпизод, меня поразили почти все истории, почти все картины воспоминаний Анатолия Антоновича, но, пожалуй, я бы выделил эпизод, мы его называем «Ночные птицы», он такой, несколько, как легенда, что ли, городская, легенда города Ростова...

К. Мацан

— А давайте прочитаем, мы о нем не договаривались перед программой, но раз вы вспомнили, давайте прочитаем его.

А. Ермаков

— Давайте прочитаем

Читает:

На Центральной Садовой улице, раньше она улица Энгельса была, был дом такой пятиэтажный или шестиэтажный, где я не помню, что там до войны было, но и тогда этот дом был такой большой, его разбили и от него остались только стены и по ночам, после десяти часов вечера оттуда, со стен этого дома, туда забраться было нельзя, потому что только стены дома стояли, никаких ни лестниц, ни перекрытий и высота там пяти-шести этажей, начинали раздаваться крики, такие жуткие детские крики, как будто ребенок начал кричать, а потом просто надрывался уже в криках и ему никто не может помощи оказать. И люди собирались огромной толпой, вот вся площадь внутри, это была большая площадь перед большим сквером, где раньше храм стоял, люди собирались по вечерам и с ужасом слушали и смотрели, не могли понять, что это было такое и пытались объяснить, и разные ходили толки, но кончилось все тем, что вроде бы согласились с тем, что это кричат какие-то ночные птицы, которые селились в проемах окон в этих стенах, потому что трудно было предположить, что это было, так сказать, какое-то чудодейственное, только таким образом и могли объяснить.

А. Ермаков

— Мне понравился этот эпизод, как раз он какой-то, он в целом, мне кажется, является образом детей войны, вот эти непонятно откуда-то берущиеся крики, которые пугали всю округу, то ли детские, то ли птицы, как можно было перепутать крики птиц с детским плачем? И разумеется, это наводит на какой-то даже такой тихий ужас внутри, когда это читаешь, это передает такое общее настроение даже так можно было бы назвать художественный фильм о детях войны, так скажем.

К. Мацан

— Екатерина, а у вас есть любимый эпизод?

Е. Шеффер

— Да, мне нравится многое, я как бы пережила с папой это, видимо, пока изображала и вообще с детства, но мне нравится очень эпизод, когда мать, моя бабушка, она бегала за водой к Дону, я очень хорошо просто это представляю, как к Дону можно пройти через эти старые дома, старые улицы, она побежала, оставила детей всех в доме в подвале и прибежала к Дону, а он был полон погибшими и красного цвета была вода, но она набрала воды, побежала обратно, шла перестрелка и одно ведро пробило пулей, так она вернулась с одним ведром только, ее, конечно, очень сильно соседи поругали за то, что она бросила детей и могла погибнуть, но вот это переживание женское...

К. Мацан

— Вы знаете, вы так это пересказали, а я когда слушал эту историю, там есть деталь, которая врезается в память: бабушка приходит к Дону и да, река красная, и трупы плавают у берега, и вы так сказали: «она набрала воды и пошла» — она же вошла в эту воду, разгребала руками, чтобы освободить, видимо, какой-то чистой воды набрать, вот эта тонкая деталь — это так много говорит и об ее характере, о готовности, о том, что ради детей она готова была даже на это, о том, чего ей это стоило, и о том, как потом одно ведро все равно пролилось, потому что бомбежка, это какие-то совершенно потрясающие вещи. Анатолий Антонович, а вот вы сейчас, из сегодняшнего дня как смотрите на День Победы сегодняшний, вот он сегодня такой, какой он есть, в прошлый год пандемийный он был очень тихий, потому что не разрешали собираться, до этого много лет он был громкий, с парадами, программами телевизионными, и слава богу, что они есть, что этой дате и победе людей воздаются почести. С другой стороны, кто-то скажет, что надо бы потише, побольше вот про семью, про личные воспоминания, про подвиг жертвенный людей, а вот вы сегодня с каким чувством переживаете именно вот сегодня День Победы, как праздник?

А. Скринников

— Вы знаете, это очень дорогое животрепещущее состояние, которое не проходит никогда. Вот День Победы буквально когда был объявлен, я не помню этого эпизода именно в 45-м году, я только помню, что в 45-м году нас при живых родителях отдали в детский дом, опухших от голода и в детском доме нам устроили праздник в этот день или, может, спустя день-два, но просто посвященный Дню Победы был праздник: в небольшом помещении на сцене построили лодку деревянную, поставили из простыни парус, сделали капитанскую будку и мы, дети, там выступали перед родителями, кто пришел, и мы выступали, пели песни, стихи говорили всякие, и вот это потрясающее осталось в памяти, потому что когда закончился этот праздник, и мы все пошли спать, то мы, дети, собрались, потихонечку там прибежали от воспитателей тайком в эту комнату и до глубокой ночи играли еще на этом пароходе.

К. Мацан

— Вы так выражали радость?

А. Скринников

— Да, это очень сильные впечатления.

К. Мацан

— Потрясающе, спасибо огромное. Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами у нас в студии создатели «Театра на песке», художник по песку Екатерина Шеффер и артист, работник «Ведогонь-театра» Алексей Ермаков и отец Екатерины Анатолий Антонович Скринников, ребенок войны. У микрофона Константин Мацан, не переключайтесь.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан. У нас сегодня в гостях создатели «Театра на песке» Екатерина Шеффер, художник по песку и Алексей Ермаков, артист, работник «Ведогонь-театра» и Анатолий Антонович Скринников, отец Екатерины Шеффер, ребенок войны, автор воспоминаний о войне, по которым в «Театре на песке» создали спектакль, проект, который называется «Помню», вот сегодня мы уже несколько отрывков из него услышали, Алексей читал, и еще сегодня услышим. Ну вот мы начали в конце прошлой части говорить о ваших Анатолий Антонович, воспоминаниях именно о Дне Победы, что-то еще хотели сказать?

А. Скринников

— Я просто хотел сказать, что такой эпизод еще очень сильный, это мама рассказывала, я не помню, мне было полтора года, когда война началась. Она, когда объявили о том, что немцы напали, отец работал с братом маминым, строили Россельмаш, большой сельскохозяйственный завод в Ростове, и они оба пришли с работы домой, и отец объявил маме, что они уходят на фронт, их призывают, а она с тремя маленькими, старшему четыре года, мне полтора года и младшему три месяца. И она говорит: «Ты уходишь на фронт, а как я буду кормить детей, чем, я же могу оторваться от них даже на секунду». Ну, он так подумал, вернулся в военкомат и сказал, что вот я ухожу, а дети у меня остаются, и как их выкармливать, чтобы они выжили в этой ситуации? Ему сказали: ты иди не как по мобилизации, а как вольнонаемный, и тогда жена будет получать хлебные карточки на детей. Ну, так он и поступил, ему этот поступок стоил очень дорогого, до 75-го года он не был признан участником Великой Отечественной войны, потому что он уже в октябре под Ельней Жуков сдерживал немцев, и отец принимал там участие в боях, был тяжело ранен, тяжело контужен и после лежания в госпиталях, у него до 30-ти осколков в теле оставались до самой смерти, и он пришел, его демобилизовали, потому что психически уже было ненормальное состояние, его отпустили, а то, что он был участником войны, не признавали до 75-го года, только потом тех, кто ушел на фронт вольнонаемным, признали участниками Великой Отечественной войны. Я когда маму спрашивал, говорю: «Ты получала какие-то карточки?» Она говорит: «Ни одной, ничего». Но там уже началась такая каша, потому что Ростов, два раза немцы его взяли, наши выбили их оттуда, потом Сталин хотел удержать Ростов вместо Сталинграда, но Малиновский, он был командующим тогда, он просто понял, что Ростов не удастся удержать, слишком голые степи были за Доном и если немцы выбьют из Ростова войска, то потом их просто будут в степи расстреливать, и он их повел дальше к Сталинграду, за что Сталин очень был недоволен Малиновским, но все-таки не наказал его сильно. А мы вот таким образом, с мамой первый раз, когда немцы пришли, а потом мы перебрались в Краснодарский край уже в Шкуринскую, за Кущевку и там до 44-го года находились в деревне, куда и отец вернулся после ранения, вот такой эпизод. Но самое потрясающее, конечно, я помню очень хорошо: 45-й год, когда мы, наверное, бы умерли, если бы государство нас не защитило и не забрало в детский дом, это было очень тяжелое время, но слава богу, остались живы, и воспоминаний необычайно много прекрасных о том, какие были люди после войны, мы дети, но это прекрасно помним, это было столько внимания, доброты друг к другу, для нас, для маленьких были праздники такие: 7 ноября, первомай, демонстрации — это было что-то потрясающее совершенно, мы находились с утра целый день на улице, потому что это было какое-то одно счастье человеческое осознавать, что победили, и люди были добрые, сердечные, друг другу все старались всегда помогать. У меня прошла большая жизнь, я сейчас смотрю и думаю: тогда были другие люди, сейчас мы немножко испортились, если честно сказать.

К. Мацан

— Я бы хотел попросить прочитать еще отрывок, меня который очень зацепил — про котенка, и потом я хотел бы о нем кое-что спросить.

А. Ермаков

— Давайте, как раз это такое небольшое свидетельство того непростого и даже отчасти, наверное, и жуткого времени. Кстати, хочу сказать, что когда выпустили этот видеопроект «Помню», были отзывы от слушателей, и некоторые говорили, в частности, про эпизод с портретом Сталина, что все это неправда, что всего этого не было, и вот поразительная вещь, что вот сидит перед нами живой свидетель того времени, и люди говорят, что этого не было, и вот как раз это вопрос о том, что нужно ли хранить память и вообще, можно ли жить без прошлого, без знания о прошлом. Я думаю, этот проект наш «Помню» как раз тоже в этом помогает разобраться, потому что я считаю, что, не зная прошлого, бессмысленно смотреть в будущее. А теперь эпизод про котенка.

Читает:

Про котенка такой эпизод был в моей жизни, даже до сих пор я чувствую вину перед этим котенком, потому что я взял его в плен, и он за диверсионные действия был приговорен мной к смертной казни, и я должен был его казнить за то, что он совершил эти диверсии, и я помню, я до сих пор это ощущаю, что я это неизбежно сделал бы, потому что взял его за шиворот, какую-то щепку нашел и вел его на казнь, и я понимал, что я ничего не могу сделать, чтобы его не казнить, это вот до сих пор во мне сидит, вот эта страшная такая вещь. Слава богу, мне навстречу шла какая-то женщина по тропинке, она увидела, что я как-то странно держу котенка за шиворот, она забрала его, меня отругала и унесла котенка, и я до сих пор очень благодарен за это. Вот этот эпизод у меня в глазах так и застыл, так что я благодарен Богу за то, что эта женщина попалась мне на пути.

К. Мацан

— Знаете, это очень бьющий в сердце эпизод еще и тем, что в воспоминаниях ваших, которые стали основой спектакля «Театра на песке» «Помню» есть не только слова об ужасах войны, о том, как было тяжело жить, но и такие вот самообличающие эпизоды, когда автор говорит о своих спорных поступках, за которые может быть горько, обидно или стыдно, а вот как вы сейчас, из сегодняшнего дня на тот свой поступок смотрите? Вы сказали: благодарны Богу, что он остановил, уберег, о чем это?

А. Скринников

— Вы знаете, это действительно так, и до сих я благодарен этой женщине, которая встретилась мне на пути, я задавал сам себе вопрос: я бы его казнил? Казнил бы, это вот неминуемо я того котенка должен был убить, и то, что она встретилась и забрала, до сих пор как будто это вчера произошло, и я благодарен Богу, что он эту женщину мне послал.

К. Мацан

— Это, конечно, такой эпизод, почему бьющий в сердце — потому что ведь настолько перегружен ребенок, как бы мы сейчас сказали: информацией о войне, обо всем происходящем, столько ужасов вокруг, я даже не могу вообразить, я могу фантазировать на эту тему, но представить себе этого я не могу, что ребенок начинает играть в то, чтобы котенка именно, не в клубок с ним играть, и даже не союзником его, своим солдатом, партизаном назначить, а именно диверсантом, которого нужно казнить.

А. Скринников

— Да, это факт, так было.

К. Мацан

— А воспоминания уже послевоенные, там же в проекте не только про войну, уже после Дня Победы.

А. Скринников

— Были очень интересные воспоминания, дети болели много всякими детскими болезнями: корь, скарлатина, всякие такие, я, например, очень тяжелой болезнью переболел — менингитом, который меня отбросил на два-три года в развитии. Но что мне запомнилось, такой эпизод был, когда я с тортом: был такой эпизод, когда в больнице у одной из девочек был день рождения, и родители принесли торт, который сами испекли по всей вероятности, но мы, конечно, смотрели все с таким вожделением на этот торт, думая, что нас угостят и действительно, торт разрезали и каждому, сколько нас там было ребятишек, каждому досталось по кусочку, а когда мне попался мой кусочек, мне предложили, у меня была такая глупая в детстве особенность: если меня ругали, я чаще всего улыбался и молчал, и здесь был такой же эпизод, я стеснялся, улыбался и отказался взять этот торт, хотя безумно хотелось его, конечно, взять, а кончилось все тем, что всех угостили, часть большую какую-то оставили девочке, спрятали, чтобы ей досталось на следующий день, а ночью кто-то этот торт съел, утащили. И утром эта девочка бедная проснулась и скандал был такой, плач, и все собрались, стали выяснять, кто съел торт, оказалось, что я оказался самый виноватый, потому что я глупо улыбался, когда все заметили, что я не взял свой кусочек и решили, что я, наверное, и утащил.

К. Мацан

— То есть вы не сказали, что это не вы?

А. Скринников

— Конечно, я говорил, что это не я, но меня не послушали, меня положили на стол, оголили мой зад и какой-то дощечкой шлепали меня по заду, чтобы я признался, что я этот торт съел, я горько плакал, но я до сих пор жалею, думаю, кто-то его съел, а меня таким образом наказали. Но этот эпизод такой, очень запоминающийся.

А. Ермаков

— Кто-то съел и живет припеваючи, улыбается.

К. Мацан

— Я бы вот о чем хотел спросить еще, немножко, может быть, сейчас отвлекаясь именно от войны, от воспоминаний, мы все-таки неслучайно говорим про спектакли «Театра на песке» и смотришь эти спектакли, эти видео и вот я, по крайней мере, себе задаю вопрос: какое-то очень особенное искусство, очень трогающее, а вот Екатерина, вам, как художнику, который занимается и умеет заниматься не только «Театром на песке», какие возможности для вас открывает именно песочная анимация, в чем ее такая особенность, чего можно в ней достичь, чего не достигнешь в других видах искусства?

Е. Шеффер

— Да, я об этом тоже думаю иногда, вообще меня очень привлекает, что это моментальное действие, что это сейчас — и все, и исчезает, и мне это очень нравится, потому что то ли это связано вообще с нашей жизнью, что все настолько быстротечно и в данном случае какая-то эмоция моя, она может повторяться от спектакля к спектаклю, но каждый раз это что-то по-новому все равно, и я это чувствую, я это знаю, поэтому, наверное, онлайн, не видео именно, а даже когда идет спектакль это интереснее, потому что это какая-то эмоция внутренняя проходит.

К. Мацан

— А спектакли прямо под живую музыку у вас идут?

Е. Шеффер

— У нас по-разному, есть и под музыку живую.

А. Ермаков

— У нас и под живую, и под фонограмму есть, но дело в том, что Екатерина всегда рисует естественно, вживую на спектаклях и это еще больше создает атмосферу происходящего и настоящего, что это происходит именно здесь и сейчас, в этот момент на глазах у зрителя и какая-то доля секунды — и уже этой картины нет, как будто ветром сдуло, как будто волной смыло песок, это вообще очень поэтично, это искусство, конечно, оно напоминает музыку, потому что также оно проходит, отзвучало, и песочек тоже исчез.

К. Мацан

— У нас сегодня в гостях создатели «Театра на песке» Екатерина Шеффер, художник по песку и артист Алексей Ермаков, работник «Ведогонь-театра» и «Театра на песке», как создатель его, и Анатолий Антонович Скринников, отец Екатерины, ребенок войны, в «Театре на песке» есть проект, который называется «Помню» — это спектакль по воспоминаниям Анатолия Антоновича. Те наши слушатели, которые с нами сегодня с самого начала уже многое, к их радости, услышали, еще кое-что, может быть, мы сегодня услышим, но вот пока еще возвращаясь к песочной анимации, я когда к программе готовился, меня эта мысль ваша, Екатерина, очень так зацепила, что песок хранит память и историю, такой материал, расскажите об этом подробнее.

Е. Шеффер

— Это даже сложно, наверное, словами передать, я это чувствую, когда я рисую песком, вообще песок же вечный материал, он много тысяч лет, наверное, существует на земле и такое впечатление, что это передается и во время того, как я рисую, и через меня, я ощущаю удивительную его какую-то вечность, и, наверное, он помогает очень в рисовании, потому что, как я стала заниматься песком, мне вообще больше ничем не хочется рисовать, я рисовала акварелью много достаточно, карандашом, а сейчас ничем, кроме песка.

А. Скринников

— Я просто хочу добавить, что меня поражает, когда она увлеклась рисованием на песке — это лица, которые она создает, когда смотришь в лицо, то такое ощущение, что оно живое и сейчас с тобой заговорит, это поразительно совершенно и никак, я думаю, если на холсте написать — такого ощущения нет, а вот здесь как будто сейчас буквально происходит, мгновенно, это очень интересно.

К. Мацан

— Я поймал себя на мысли, когда смотрел ваш спектакль, я видео смотрел вынужденно, не вживую, но все равно, что ведь песочная анимация, она немыслима без света, который просвечивает песок и возникает такая интересная, если угодно, особенная метафизика света и это роднит это искусство с иконописью в каком-то смысле, для нее тоже очень важен свет не только как физические фотоны, а вот, как само ощущение. Вот я помню, что, по-моему, у отца Павла Флоренского в «Иконостасе» эта мысль есть, чем живопись в этом смысле от иконописи отличается: для живописца свет — это просто то, что светит на объект, который ты рисуешь, а в иконописи есть сам свет, он сам является, и в нем являются с того света, с другого света, в ином свете объекты святые, они просвещены и они иные, и при этом такие же, как мы, мы видим окно в другой мир, в другой свет, то есть свет сам по себе становится предметом изображения, а объекты — лишь то, что дает этому свету проявиться, и с песком также, получается, то есть песок есть то, через что должен пройти свет, чтобы мы что-то увидели, это очень интересно.

А. Скринников

— И когда еще всему этому соответствует музыка и стихи читает Алексей, прекрасно читает, вот лермонтовский цикл у них, я смотрел, это замечательно, это настолько хорошо на душу ложится, и так воспринимаешь это хорошо, просто замечательно.

К. Мацан

— Какие еще спектакли, кроме «Помню» у вас есть?

Е. Шеффер

— У нас есть спектакль по сказке Андерсена «Дикие лебеди», это наш первый спектакль, наверное, с Алешей, мы с удовольствием его играем до сих пор. Потом, «По небу полуночи ангел летел» — это как раз на стихи Лермонтова. Есть еще у нас «Удивительная Ирландия», основанный на легендах Ирландии спектакль, достаточно такой загадочный, интересный. Есть детские, «Легенды Крыма». Сейчас «Маленького Принца» мы создали, буквально недавно была премьера.

К. Мацан

— Есть еще один эпизод, который меня тоже потряс своей красочностью в деталях, вообще там очень много деталей, видно, что художник наговаривал, вспоминал, а в одной детали целая судьба, эпизод про то, как ваша мама убежала в бомбоубежище с двумя детьми, а старший спал, она не смогла его разбудить и потом пришлось вернуться, вот расскажите про это.

А. Скринников

— Да, это такая была история, бомбежки были частые, а жили мы на втором или на третьем этаже в центре. И мама, когда бомбежки начинались, она хватала нас и спускалась в подвал, а тут в очередной раз получилось так, что старший брат уснул, она схватила меня, схватила маленького и решила, что она сейчас спустится вниз в подвал, нас оставит и вернется за ним, но когда она с нами спустилась вниз, ее уже из подвала не выпустили, и Юра остался там лежать, а когда бомбежка кончилась, она нас взяла, поднялась наверх и когда подошла к квартире, а это был последний этаж, и увидела, что двухсоткилограммовая бомба пробила чердак, и буквально легла у двери, а за дверью где-то в пяти метрах Юра спал в кровати, если бы эта бомба взорвалась, то там бы и от дома ничего не осталось, а когда вызвали саперов, и они пытались понять, в чем дело, она не взорвалась, там оказалось, были во взрывателе насыпаны опилки и записка: «Чем можем, тем поможем», это вот спасло.

К. Мацан

— То есть очевидно, эту бомбу на заводе производили пленные наши и тайком вот так — потрясающе, никогда я таких вещей не знал, что это было вообще.

А. Скринников

— Такая история была, да. Ну и после этого отец когда вернулся, мы уехали, а наши освободили Крым в 44-м году и туда начали вселять людей, родители поехали туда, потому что давали освобожденный дом, давали корову и пожалуйста, живи, все это было бесплатно, но людей оттуда выселили, а туда вселяли беженцев таких, как мы. И вот мы где-то жили год в Крыму, просто мы жили недалеко от Керчи и Феодосии где-то в горах, я помню, маленький, что были горы вокруг, море от нас было достаточно далеко, где-то так 20-30 километров, и там было очень малярийное место, отцу с его психикой было это противопоказано, у него там были эпилептические припадки и поэтому врачи ему сказали: меняйте климат, вам здесь нельзя жить, и мы оттуда через год уехали, опять вернулись в Ростов. Ну а пока там жили, родители работали, а мы, дети, типа детского сада что-то было в селе организовано, с нами работали женщины, которые следили за нами, а вокруг деревни были окопы сплошные, и мы в этих окопах бегали, играли. И вот был такой эпизод, когда я был в майке и в трусах, жарко было, и я в окопе нашел лимонки круглые с колечками...

К. Мацан

— Вы их «шишками» называете, подумали, что это какие-то игрушки...

А. Скринников

— Да, они красивые были такие, темные, и я их начал цеплять на руки, мне показалось мало, я накидал их еще...

К. Мацан

— Вы их начали цеплять за кольца на пальцы.

А. Скринников

— Да, и еще за пазуху набрал и пошел к воспитательнице, и я помню, как она стоит и видит, что я иду с этими гранатами, и она кричит: «Дети, ко мне! А ты иди отсюда! Уходи, уходи, высыпи, где ты их взял!?» Было очень досадно высыпать эти красивые игрушки, но к счастью ни одна из них не взорвалась, кольцо не хватило сил выдернуть.

К. Мацан

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Давайте мы скажем, что скоро премьера спектакля «Помню», именно живого спектакля, на который можно прийти, в наше пандемийное время это вообще большая радость, что куда-то можно прийти и посмотреть, всю информацию об этом можно искать в интернете, информацию о «Театре на песке» о наших сегодняшних гостях. Спасибо огромное за тот разговор, который сегодня, я уверен, никого из наших слушателей не оставил равнодушным. Екатерина Шеффер, художник по песку, отец Екатерины, Анатолий Антонович Скринников, ребенок войны, автор воспоминаний о войне и Алексей Ермаков, актер, работник «Ведогонь-театра» и создатель «Театра на песке».

А. Ермаков

— Приходите на нашу премьеру 9-го мая, будем рады вас видеть, мы поделимся своими эмоциями и воспоминаниями о том тяжелом и в то же время, наверное, и счастливом времени.

К. Мацан

— «Светлый вечер», у микрофона был Константин Мацан. Христос Воскресе!

Гости:

Воистину Воскресе!

К. Мацан

— И с наступающим Днем Победы!