У нас в гостях был автор и основатель миссионерского проекта «Вопросы батюшке», председатель епархиальной комиссии по защите прав семьи, материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Мы говорили об особенностях и смыслах жизни в монастыре, а также о том, в чем схожи монашество и семейная жизнь. Отец Макарий ответил, что в себя включают этапы подготовки к тому, чтобы стать монахом, с какого возраста можно начать трудиться в монастыре, платят ли монахам зарплату, а также зачем приезжают в монастыри люди, которые выбрали для себя путь семьи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Добрый вечер, дорогие друзья, в светлой студии радио «Вера» на Андреевской набережной вас приветствует Александр Ананьев — профессиональный неофит, будем считать, который продолжает задавать свои вопросы неофита тем добрым людям, которые решаются на них ответить. И сегодня я вновь приветствую в студии замечательного собеседника, миссионера, церковного публициста, основателя и руководителя миссионерского интернет-проекта «Вопросы батюшке» иеромонаха Макария Маркиша. Добрый вечер, отец Макарий.
о. Макарий
— Здравствуйте, дорогой Александр, дорогие слушатели, рад с вами беседовать, отвечать на ваши вопросы, помогать вам и самому мне это тоже очень интересно и приятно.
А. Ананьев
— Я представляю себе вашу работу в рамках, в частности, миссионерского интернет-проекта «Вопросы батюшке» довольно детально — это такой компьютер, клавиатура, видеокамеры, какие-то там смартфоны, еще что-то...
о. Макарий
— Допустим, да.
А. Ананьев
— И это нормально, сейчас XXI век, мы все в своих смартфонах, в своих компьютерах, всю информацию, которую мы получаем, мы получаем из них, но как только я задумываюсь о том, что вы, в первую очередь, посвятили свою жизнь монашескому служению, вы являетесь иеромонахом, человеком, в мире которого по моему неофитскому взгляду, должно быть лишь место молитве уединенной или с братьями и жизни, лишенной всяческих мирских источников искушений и неправильной информации, таких, как телефон и компьютер, интернет, радио и телевидение, и газеты с глянцевыми журналами тут у меня возникает какое-то смущение, так это или не так?
о. Макарий
— Был такой замечательный человек, скончался он три или четыре года назад, архиепископ Амвросий (Щуров) Ивановский, тогда еще назывался он Ивановск, Ивановский и Кинешемский, был наш правящий архиерей очень долгое время на Ивановской кафедре, он же меня и рукополагал в диаконы, он же меня рукополагал во иереи, в иеромонахи, и вот эти ваши соображения, почему я вспомнил-то, потому что то, что это противоречие, которое вы сейчас высказали, оно было во мне с первого буквально дня моего иерейского священнического рукоположения, я был монах, пострижен в монашество, через три недели рукоположен в диаконы, иеродиаконы, служил в монастыре и никаких проектов не вел, так, интернетом пользовался, как пользуются письмом обычным, люди пишут письма личные такие, я писал письма, кому понадобится, из монастыря выходил очень редко и вообще ничем не занимался помимо богослужений и кое-каких, может быть, информационных дел случайных. А потом меня рукополагают в иереи, то есть я становлюсь иеромонахом, и это было в 2004 году, мне было 50 лет, и сразу начинается жизнь другая, жизнь-то налаживается, а не разлаживается наоборот. В общем, я побежал к владыке Амвросию и стал ему об этом рассказывать, говорю: «Владыка, я, получается, как корова на льду, копыта разъезжаются, с одной стороны, я монах, с другой стороны, я и швец, и жнец, и в дудочку игрец». И владыка прекрасно понял, о чем идет речь, мою проповедь или исповедь он понял сразу, с полуслова и говорит: «Ты знаешь („на ты“, по-моему, он нас называл, он старше нас всех, по-моему, „на ты“, ну и хорошо, и правильно), ты — говорит, — не смущайся этим делом, тебя Церковь призвала, как монах, ты даешь обет верности Церкви...», я уже сейчас от себя добавляю, потому что это владыка не говорил в тот момент, я сейчас это понял, когда человек вступает в брак, он дает обет верности жене и своей семье — это малая Церковь, когда человек принимает монашество, он дает те же самые, в принципе, обязательства верности, самоотдачи, только уже большой Церкви — вот разница между семьей и Церковью, между браком и монашеством, так что тебя Церковь призывает, значит, трудись, действуй, что нужно Церкви от тебя, то исполняй с радостью и благодарностью Богу. Так вот он коротко, понятно мне это рассказал, и с тех пор уже почти 20 лет, 15, 16 никаких у меня тут разномыслий на эту тему нет, что нужно — делаю.
А. Ананьев
— Но я правильно понимаю, что жизнь монашествующих за последние, скажем, 25 лет довольно сильно изменилась?
о. Макарий
— Ну так, понимаете, жизнь вообще изменилась, если вы уберете слово «монашествующих» из вашего наблюдения, получится совершенно очевиднейший тезис. Мало того, не 20 лет, а любой период времени всегда несет с собой перемены.
А. Ананьев
— Не так давно мы с вами имели потрясающий разговор, что время в мирском языке и время в церковном языке, оно течет иначе, и если время сминает вот этот наш обычный мирской язык, его модифицирует, изменяет, делает стремительно, то язык Священного Писания таким незыблемым фундаментом остается, неизменным.
о. Макарий
— Так да, мы и добиваемся этой неизменности.
А. Ананьев
— И вот с моей стороны, вот по ту сторону монастыря, снаружи я смотрю так, поверх стены монастыря и думаю: вот, люди, которые живут также, как 15 веков назад.
о. Макарий
— Ну и очень хорошо, наш Спаситель и 20 веков назад жил. Понимаете, наша задача здесь не разделить, а соединить, вот эти уже почти философские формулировки и категории не разделяешь, вот как говорят, я не помню, кому принадлежит это замечание: иконостас, он не отделяет верующих людей, молящихся от алтаря, а сочетает их, подключает их к алтарной жизни, он служит соединительным звеном, не разделительным. Вот у меня в кармане сотовый телефон лежит, который я отключил, чтобы он сейчас не звонил, ну что сказать, этот сотовый телефон отделает меня от моих собеседников? Если бы не телефон, значит, я должен бы сесть в метро или в автобус и ехать, каждому там что-то сказать — отделяет, нет? Он меня с ними соединяет, я нажимаю кнопку и говорю: «Иван Иванович, здравствуйте, до свидания». Вот примерно то же самое, близко то же самое составляет связь монашеского служения в отношении святыни недвижимого содержания церковной святыни и той самой мирской жизни, о которой вы говорите с каким-то таким нескольким пренебрежением, не надо пренебрегать, Господь — Спаситель всех, Господь пришел на эту землю, в этот мир ради каждого человека, для того, чтобы дойти до Его даров, принять Его дары существует Церковь, в Церкви разные функции, кому что.
А. Ананьев
— Я просто воспринимаю монашеский путь, как высший из возможных путей, ну вот для мужчины, в частности и если, как ко мне обращаются и говорят: «Раз в тебе недостаточно силы духа, раз в тебе недостаточно какой-то веры — ну ладно, хорошо, пусть у тебя будет семье и живи с телевизором в доме...»
о. Макарий
— Ой, нехорошо, ой, это просто ересь.
А. Ананьев
— Серьезно?
о. Макарий
— Это просто ересь, поскольку это унижение брака, вот такая формулировка, как у вас, я понимаю, вы не выступаете в качестве пророка или проповедника такие тоже у нас бывают, которые унижают брак уже с некоторым апломбом, но у вас какой-то эмоциональный взгляд, он ошибочный, это нехорошо. Не надо брак унижать, нет, это решение Гангрского Собора, была ересь Евстафия на эту тему, она же, естественно, служит продолжением всевозможных гностических ересей антихристианских. Ни в коем случае брак нельзя унижать, брак — тоже вершина, вот не та, как вы говорите, а как гора «Эльбрус», вот две вершины, да, одна, быть может, повыше, неизвестно, в какое время, сейчас я, как священник уже говорю вам, представитель комиссии по материнству, семье и детству, уже глядишь, может быть, уже и брачная жизнь становится повыше монашеской, может быть, не знаю, не в этом дело, важно, что две вершины.
А. Ананьев
— А почему? В силу того, что благочестивая и твердая, уверенная, надежная брачная жизнь случается все реже?
о. Макарий
— Ой, трудно сказать, почему, это сложная тема, особенно мы с вами, мужчины, здесь, может, как раз уместно сейчас на мужчин немножко критику навести. Знаете, друзья, большая война, память сохранили мы о Отечественной войне, когда огромное количество мужчин просто лежало костями, мертвыми телами в полях, «в пяти соседних странах зарыты наши трупы», как сказал поэт. Ну что делать, мало мужчин, значит, и в брак мало кто вступает, далеко не все вступают, вот сегодня войны нет, слава Богу, нигде трупы не зарыты, а мужчин маловато и приходится часто эти разговоры вести и лично, в ходе исповеди и в ходе переписки, и с многими женщинами, кто разведен, кто что, кто как и приходится им эту аналогию выводить, ну что делать, нет их.
А. Ананьев
— По поводу объединяющей функции, что монастырской стены, что алтаря: разве одной из задач того, кто принимает монашеский путь, не является выстраивание стены между миром и вот этим богослужебным пространством монастыря?
о. Макарий
— Хороший вопрос, ответ упирается в понимание слова «мир», как мы хорошо знаем, их, по, крайней мере, два принципиально разных, одно понимание слова «мир» из слов апостола Иоанна: «Дружба с миром есть вражда против Бога, не дружите с миром» и так далее, а вторая сторона — слова того же самого апостола Иоанна: «Так возлюбил Бог мир, что Сына Своего Единородного отдал, да всяк верующий в Него не погибнет, но имеет жизнь вечную». Ну явно два разных мира, ну согласитесь, с одним нельзя дружить, общаться, и мир ненавидит вас, потому что он Меня прежде вас возненавидел с Евангелием, а другое в другом контексте: этот мир возлюбил Бог так, что Своего Сына отдает на смерть, понятно, два разных понимания мира, две разных реальности за этим словом. Кстати, сказать, греческое слово всего-навсего одно, слово «космос», вот то самое слово «космос» — гостиница около ВДНХ или куда там летают космонавты — это и есть тот самый мир космоса, означает, исходное значение по-гречески: «прекрасный», о космос, «космо» — украшаю. Так вот, две разных реальности, одна реальность — это творение Бога, которое добро зело, а другая, с другим смыслом, та греховная составляющая этого мира, которая его портит. Так вот, от греховной составляющей этого мира, конечно, надо строить стену, будем говорить так, помогать строить стену всем и каждому, в том числе, и самим себе, а добрую сторону мира, разумеется, надо приобщать, помогать, содействовать и участвовать в этой жизни.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на светлом радио, я Александр Ананьев, мы продолжаем разговор с иеромонахом Макарием (Маркишем), в частности, вот сейчас говорим о том, что такое стена, разделяющая монастырь от мира и что такое тот мир, о котором я и спрашиваю отца Макария, конечно же, тема нашей сегодняшней программы: «Монашеский путь», о котором у меня, как я понял, довольно приблизительные, очень условные и во многом ошибочные представления. Какой мир имею я ввиду, отец Макарий — я имею ввиду мир за окном нашей студии, на берегу Андреевской набережной, там прекрасная, красивая набережная, симпатичные молодые девчонки идут с картонными стаканчиками кофе, кораблики проезжают, на них музыка играет, периодически проплывает кораблик с рекламой, по ту сторону Москвы-реки магазины какие-то. Монастырская стена, высокая, отстроенная, она ограждает вот это вот пространство молитвы от этого мира, чтобы люди, которые посвятили себя этому пути, не искушались, не отвлекались, не обращали взоры свои туда, а лишь в сторону дома.
о. Макарий
— Ну что ж, хорошую картину вы нарисовали, но надо, конечно, ее, как всегда, конкретизировать, вот берут, детям книжку дают, книжку-раскраску, там контуры, дети берут карандаши разноцветные и рисуют там, клубника красная, помидоры тоже красные, баклажаны синие. «Все мне дозволено — говорит апостол Павел, — но не все полезно, все мне дозволено, но ничто не должно обладать мною». И картинка ваша применима ко всем, и если просто обычный человек разинет рот на кораблик, который плывет по Москве-реке, куда билет стоит две тысячи, два тех самых «куска», скажет: «А у меня нет, а почему я бедный?» Начнет какие-то ставить вопросы и требовать что-то такое, пойдет, может, громить магазины, что делают иногда в некоторых местах, не столь отдаленных, сколь заброшенных, но это безобразие, хотя ему бы надо поставить стену, сказать: на чужой каравай рот не разевай, в точности та же самая логика, что для монаха, монаху это не нужно, этот кораблик, который плывет, если он не хочет проповедовать или его не поставили пол мыть или что-нибудь еще делать, ну мало ли, но по идее, по крайней мере, к части этой картины да, к монашеству отношения не имеет, это чуждый мир, лишний, не потому он чуждый, что он плохой, а потому что он ненужный, лишний, отвлекающий, точно также, как для монаха, так для человека со скромным достатком, это одна сторона, и это мы очень хорошо поймем. А вторая сторона, вторая часть раскраски: в этом мире, который вы нарисовали, аккуратно посмотрите, что в нем позитивно, а что в нем негативно, что в нем ведет к добру, что в нем ведет к злу, что в нем требует участия Церкви, трудно сказать, в магазине, например, скажем, антитабачная пропаганда, к примеру, чтобы Церковь в лице, может быть, монашествующих, помогла нашим торговцам бакалейными товарами ограничить потребление табака, но это я с ходу выдумал, почему бы и нет, в конце концов. Да, значит, здесь, может быть, будет участие тех самых монашествующих, опять-таки, может быть, не по своей инициативе, а по призыву священноначалия. Есть понятие монашеского служения, вот есть документ довольно важный, такой, может, немножко пошловатый, суховатый в чем-то, более административный, называется «Положение о монастырях и монашествующих Русской Православной Церкви», два года назад, если не совру, было принято Архиерейским Собором, и там есть раздел «Монашеское служение», не служение себе самому или своим каким-то молитвенным устремлениям, а служению обществу.
А. Ананьев
— Обществу или братьям?
о. Макарий
— Этот раздел, о чем я говорю, он посвящен именно обществу, именно общественной роли монастырей, мы знаем: помощь больным, обездоленным, может быть, педагогическая какая-то, просветительская работа, еще какая-то. Да, по служению миру, по тому самому миру в позитивном смысле этого слова, которому мы не враги, мы враги миру в греховном смысле этого слова.
А. Ананьев
— А вот сейчас я хотел бы рассказать и вам, отец Макарий, и нашим слушателям, почему я сегодня хотел поговорить именно о монашеском пути: несколько дней назад мне посчастливилось присутствовать на предпремьерном показе фильма, не сочтите сейчас за рекламу, это вовсе не реклама фильма, тем не менее, который я посоветовал посмотреть всем своим друзьям, даже далеким от Церкви, фильм, который называется «Где ты, Адам?» продюсер протодьякон Александр Плиска, режиссер Александр Запорощенко. Представьте себе документальный фильм о жизни монахов на Священной горе Афон в Афонском монастыре Дохиар, документальный фильм на широких экранах по всей стране в кинотеатрах, если можно было бы себе это представить недавно, то это было бы смело, сейчас я так счастлив, что этот фильм показывается даже на больших экранах, это прекрасно. Я его посмотрел один раз, я его посмотрю еще несколько раз, я не был ни разу на Святой горе, я надеюсь, что однажды я там окажусь, может быть, снимут же когда-нибудь ограничения с наших передвижений. К сожалению, я не смогу встретиться с игуменом Афонского монастыря Дохиар старцем Григорием, который почил не так давно, но вот именно ему посвящен этот фильм, его размышлениям, его рассказам и все то, что я знал или, мне казалось, я знал о монашестве, когда я окунулся в эту атмосферу размеренную, когда я прожил все четыре времени года вместе с создателями этого фильма, когда я вместе с братьями, у них была на голове вот эта камера, «гоу про» которая называется, и они строили стену между, собственно, морем и островом, чтобы не затапливало, и эта стена стала метафорой — выстраивание стены между миром суть морем и монашеской общиной. Вот они строили эту стену, я понял, что я ничего не знаю, и мне очень чего много хочется спросить.
о. Макарий
— Расскажите, очень интересно.
А. Ананьев
— Например, меня до глубины души тронула сцена пострижения в монахи молодого красивого сильного человека в белой рубашке, ему на вид было лет 28-30, его постригали в монахи, и старец Григорий, уже закончив постриг, он плакал, плакал и я не понимал, почему, а самое главное, я не понимал, почему вот эта сама сцена, при всей своей красоте и глубине, до мурашек, она мне казалась какой-то пугающей, причем я еще у жены своей тоже спросил, говорю: «Слушай, ты как оценила вот эту сцену пострижения в монахи вот этого молодого парня?» Она говорит: «Ты знаешь, мне почему-то было страшно».
о. Макарий
— Есть такой момент, да, вот мы ползем по полу, там ползут греки-то нет?
А. Ананьев
— Нет, там не ползли, но клали земные поклоны в этих углах и ножницы там трижды бросали.
о. Макарий
— Да, подаждь ми ножницы. Понимаете, это эмоциональное наше восприятие тех или иных событий, вы говорите, он плакал, а давайте такой простейший зададим вопрос: когда свадьба, ведь тоже слезы бывают, слеза далеко не всегда признак депрессии, признак горя, признак каких-то негативных эмоций, сплошь и рядом слезы, даже в нашем языке: «слезы счастья», «слезы радости». Слеза — признак и результат какого-то глубокого эмоционального переживания, другое дело — не все его имеют, очевидно, что пожилой архимандрит, как вы его описываете — человек, глубоко чувствующий, глубоко сочувствующий, глубоко переживающий, конечно, я ничуть не удивлюсь появлению слезы на его глазах. Наши епископы и архиереи — это ведь монахи все, и вот одного архиерея поздравляли с десятилетием его пребывания на кафедре, такая, почти что домашняя обстановка, потому что он запретил праздновать это дело из своей скромности, просто пришли, пришла сестра-монахиня из одного монастыря, дарит ему букет роз и говорит: «Вот, владыка, здесь десять роз в ознаменование десяти лет ваших на кафедре», какие-то такие разумные добрые слова. Он берет эти розы с благодарностью, кланяется, говорит: «Спасибо вам, розы, очень хорошо», стоит на амвоне, держит этот букет: «Они — говорит, — такие красивые, но на них еще и шипы есть, и на каждой из этих роз столько шипов» — и задохнулся, действительно, он не то, что слез выпустил поток из глаз, но было ясно, что он в таком же самом эмоциональном состоянии находится. Это совершенно естественно, совершенно естественное чувство человека, эмоциональное, открытое, откровенное, вот слово «откровение» русское — это открытие, открытие души навстречу друг другу, навстречу событиям, навстречу этому молодому человеку, который становится частью его братства, частью его семьи монашеской.
А. Ананьев
— С одной стороны, да, я видел глаза тех монахов, которые подходили к нему, чтобы обнять своего нового брата и видел его глаза, и это было какое-то абсолютное счастье. С другой стороны, я не мог избавиться от ощущения, что я наблюдаю за кончиной человека в реальном времени, понимаете, о чем я говорю? И по сути ведь так и есть, и вот здесь мы вступаем в область моих заблуждений и иллюзий, действительно ли вот сам момент пострижения человека в монахи, момент, когда он принимает вот этот монашеский путь является символической смертью для мира? Потому что он даже имя другое дает.
о. Макарий
— Ну да, понимаете, спорить я не могу, потому что какой-то элемент вполне объективный ваших наблюдений, наблюдений, точнее, кинематографистов, которые передают, разумеется, все тут есть, но в то же время я пытаюсь снять такую, знаете, остроту и трагичность ваших наблюдений. Как мы с вами говорили только что о бракосочетании: а что, девушку не оплакивают, когда она выходит замуж? Они тоже меняют и имя, их тоже эти подружки оплакивают.
А. Ананьев
— Раньше оплакивали, сейчас просто гуляют.
о. Макарий
— Кстати сказать и быть может, это признак деградации самого института брака, ну не в массе своей, но те, кто гуляет. Если немножко в сторону от монашества, зато конкретно по браку, замечательная простейшая такая притча, которую рассказывал один из покойных наших священников пожилых: девушка выходит замуж, мама собирает ей чемоданчик маленький, девушка смотрит на маму, говорит: «Мама, что ты мне такой маленький даешь чемоданчик, бабушка, когда ты замуж выходила, тебе такой огромный сундук дала!» Мама говорит спокойно, без эмоций: «Дочка, так я же на всю жизнь выходила замуж, а тебе на пару месяцев хватит». (общий смех)
А. Ананьев
— Какой кошмар. Мы сейчас прервемся на секунду, а потом продолжим проводить параллели между монашеством и супружеской жизнью, выяснять, в каком возрасте можно стать монахом, могу ли я, к примеру, стать монахом.
о. Макарий
— Но у вас, по-моему, жена есть...
А. Ананьев
— Вот хороший вопрос.
о. Макарий
— А зачем такие вопросы заострять?
А. Ананьев
— Вы знаете, я сидел там, в зале, во время того фильма, я ощущал себя там, и среди них, в этом монастыре, может быть, на какое-то мгновение я почувствовал и запах, и ощущение, и мне стало интересно, я могу ли я? Вот об этом и поговорим на радио «Вера», сейчас полезная информация, а через минутку мы вернемся.
А. Ананьев
— Мы возвращаемся в светлую студию радио «Вера», здесь неофит Александр Ананьев, который переполнен иллюзиями, фантазиями, заблуждениями, в частности относительно своих перспектив среди монашествующей братии, а мои иллюзии деликатно, мудро, аккуратно и с юмором развевает руководитель миссионерского интернет-проекта «Вопросы батюшке», председатель епархиальной комиссии по защите прав семьи, материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий Маркиш. Еще раз добрый вечер, отец Макарий.
о. Макарий
— Здравствуйте еще раз.
А. Ананьев
— Ну вот сейчас попробуем выяснить, что же я неправильно понимаю, давайте для начала рассмотрим, через какие этапы подготовки человеку нужно пройти, чтобы начать новую жизнь в качестве православного монаха. Давайте возьмем, вот сейчас идет у нас по Андреевской набережной мужчина, ему на вид лет 45, симпатичный, хорошо одетый, вот если он подойдет к вам и скажет: «Батюшка, отец Макарий, хочу посвятить остаток своей жизни служению монашескому, что мне делать?»
о. Макарий
— Вы знаете, очень хороший вопрос и опять-таки я продолжу свою стратегию некоторого смягчения остроты этих вопросов. Смягчение происходит вот по какому фронту: тот же самый человек, который ходит по набережной или где бы то ни было, сколько бы ему лет ни было, начиная от сознательного возраста 18 лет, кончая уже совсем, он решил жениться, и он, если это нормальный человек и нормальная у него невеста, то факт этого брака таков: до тех пор, пока не состоялось бракосочетание, будь то в ЗАГСе или в храме — он не муж, она не жена, когда они вступили в брак — все, что называется, по рукам ударили, поцеловались, колечками обменялись, все, с этого момента они уже муж и жена в нормальных условиях отныне и навсегда. Монашеская жизнь, которую мы поставили в параллель с браком, устроена удивительным образом, но совершенно не так. Вот этому молодому человеку или человеку средних лет, 45 по сравнению со мной молодой, а так вообще уже немолодой, неважно, я бы ответил: «Дорогой мой, что вы хотите на сегодняшний день делать хорошее между вами и Господом, а что вам полезно делать — вот здесь есть Андреевский монастырь и кругом огромное количество других монастырей, придите в один из них, какой ближе к дому и который вам больше нравится, подойдите к игумену или к благочинному, скажите: благословите, позвольте мне у вас пожить недельку другую. Игумен благословит: давайте, тем более нам тут надо яму выкопать или класть кирпичи, раствор мешать или даже на кухне просто помогать» — и отлично, и вы входите в жизнь монастыря, для начала, конечно, может, со стороны, а потом постепенно все глубже и глубже, по существу, образ жизни не отличается от остальных братьев, ну, может, не с первой недели получится. Мало того, вы можете стать послушником монастыря, даже формально вас внесут в списки какие-то, выдадут, может, даже подрясник для ношения, станете просто одним из братьев и полностью, не беру своих слов назад, сто процентов всего состава строя практики монашества вы воспримете. Затем пожив так в течение какого-то времени, кто неделю, кто две, кто год, кто два, будучи послушником, потом скажете: «Знаете, батюшка, я, пожалуй, сейчас возвращаюсь, мне позвонили из дома, там дела всякие и вообще я невесту себе нашел, и вообще вот вам ваш подрясник, до свидания». И вот в этом случае никакого нравственного нарекания такому человеку не должно быть, об этом говорит тот документ, который я упоминал: «Положение о монастырях и монашестве». Послушник, который решает изменить свой путь жизненный (может, в другой монастырь переходит, тоже возможно) не подлежит никакой отрицательной нравственной оценке, если он уже принял постриг, ну, тогда понятно, это уже разговор другой, а если это послушник или гость — ну живи ради бога, интересуйся, узнавай, знакомься, вникай, трудись, потом, дальше получится, как получится.
А. Ананьев
— С какой целью приходят вот такие 45-летние мужчины, о которых мы говорим, в монастырь, чтобы пожить месяц, другой, с какой целью они приходят, что они получают?
о. Макарий
— Они получают живой опыт монашеской жизни, то, что на словах не особо передашь, но вот из фильма, как я понял, вы что-то получили.
А. Ананьев
— Но редко кто из них становится действительно на путь монашества, они просто приезжают, ну вот у меня была тоже такая фантазия, я, к сожалению, ее тоже так и не реализовал: приехать в какой-нибудь монастырь и потрудиться, вместо того, чтобы поехать в отпуск куда-нибудь там в Египет, приехать в отпуск в монастырь. Зачем люди туда приезжают, что они получают, что я могу получить от этого опыта?
о. Макарий
— Ну как, получить, как будто ждете премиальных.
А. Ананьев
— Нет, не премиальных, что это за опыт?
о. Макарий
— Это опыт, который составляет содержание нашей христианской общей гражданской жизни, вы что-то узнаете. Почему едут кто в горы, кто на рыбалку, кто еще что-то делает, кто восстанавливает храмы, кто работает в больнице, каждый трудится...
А. Ананьев
— То есть возвести благочестие своей христианской жизни в абсолют на какое-то короткое время?
о. Макарий
— Слово «абсолют» здесь лишнее, не абсолют, а альтернатива, вот посмотри, как еще бывает вот так вот. Ну, другое дело, конкретно к вам — я не рекомендую этого делать людям, которые состоят в браке, вам нужно, если вы едете в отпуск, то его проводить с женой, а понятно, что в монастыре вы его с женой не проведете.
А. Ананьев
— То есть дорога мне в монастырь закрыта?
о. Макарий
— Ну а зачем? Все-таки есть три основных жизненных пути: брак, монашество, безбрачие, безмонашество. Те люди, которые находятся на середке: безбрачие, безмонашество, вот им есть такая возможность знакомства с монашеством, человеку, состоящему в браке, будем говорить, неуместно это.
А. Ананьев
— Вообще для меня это открытие, отец Макарий, потому что мы вот не так давно с женой говорили, я размышлял над тем, чтобы отправиться в монастырь в Переславль-Залесский, у нас был чудесный разговор с игуменом этого монастыря, игуменом, отцом Пантелеимоном, он молодой очень такой, приглашал, и жена говорила: «Слушай, я буду счастлива, если ты поедешь туда на неделю, на две, на месяц просто пожить». Я думал, что это нормально...
о. Макарий
— Это жена так сказала: «буду счастлива»?
А. Ананьев
— Да: «если тебе это нужно, я буду рада».
о. Макарий
— Понимаете, это женская природа, она не хочет вас останавливать.
А. Ананьев
— Но это неправильно?
о. Макарий
— Я, конечно, понимаете, в чужой дом с фонариком не ходишь, но вам бы, я так посоветую, для наших слушателей, для публики, в таком случае обнять свою жену и сказать: «Дорогая, да куда же я без тебя, да что ты, смеешься, что ли?»
А. Ананьев
— В конечном итоге так и получилось, и мы сели смотреть телевизор.
о. Макарий
— И прекрасно, так и должно быть.
А. Ананьев
Вот такой вот финал этой истории, но я думаю, что история продолжится, потому что я знаю, что чем-то я могу быть полезен этому замечательному монастырю и просто съездить, поговорить, пообщаться, может быть...
о. Макарий
— Ну, съездить можно и вдвоем вполне, пообщаться, поговорить, а вот пожить, уже... Впрочем, знаете, как, мелким шрифтом: зависит просто от обычая конкретной обители, вот я долгое время, восемь лет, собственно, начало моей священнической жизни было в женском монастыре, и там есть гостиница, в гостинице живут люди обоего пола, на то она и гостиница, и приезжают гости, опять-таки, обоего пола и вполне можно было встретить и мужа и жену с детьми они приезжают, там живут некоторое время, два-три дня живут, неделю, кто как, что-то делают полезное, потом уезжают.
А. Ананьев
— Но это, как говорит одна моя хорошая знакомая: «Давайте не путать туризм с эмиграцией», пожив в монастырской гостинице, как мы с женой в прекрасной, очень уютной монастырской гостинице при Троице-Сергиевой Лавре, а там замечательная гостиница, просто чудесная — это все равно туризм, даже если ты приезжаешь туда и останавливаешься там для того, чтобы пойти к пяти утра или в полпятого на раннюю литургию.
о. Макарий
— Какой-то, безусловно, тут контакт есть, это вопрос количественный, я помню еще свои молодые годы, я с детьми приезжал еще на другом континенте известный Троицкий монастырь Джорданвилль, такой тоже опыт полезный, это еще, как я сказал, помните: сто процентов общения с монашеской жизнью. Конечно, тут ста процентов не будет, но какая-то дола процентная будет полезна.
А. Ананьев
— Следующий вопрос: итак, одной из причин, по которым тому 45-летнему симпатичному мужчине не позволено будет встать на монашеский путь, являются его супружеские обязанности, его брак, жена и пятеро некормленных детей.
о. Макарий
— Нехорошее слово «обязанности», ну что за обязанности, обязанности — я заплатил налог и забыл, все.
А. Ананьев
— Ну хорошо, супружеская ответственность.
о. Макарий
— Супружеская жизнь, сам факт его брака, брак — это живое существо, которое составляют двое. У меня нет обязанности правой руки по отношению к левой, нет обязанности, но эта правая рука тоже приросла к плечу.
А. Ананьев
— Не у всех, у меня между руками есть какие-то свои негласные договоренности, одна другой немало должна. Тем не менее, кроме вот этой причины какие-то еще могут быть теоретические преграды, стоящие между этим 45-летним мужчиной и монастырем?
о. Макарий
— Может статься, что у этого 45-летнего мужчины есть мама или бабушка, или еще какие-то родственники.
А. Ананьев
— У всех есть какие-нибудь родственники.
о. Макарий
— Ну видите, возьмем меня, мне было 46 лет, когда я приехал в монастырь, у меня была мама пожилая, но при этом у меня был и остается брат, который с ней живет в одном доме, у него там жена и сноха мамина, соответственно, внуки и у них такая семейная жизнь, а я приехал из-за рубежа, и до того 15 лет не принимал участия в их семейной жизни, так что для меня вот этой вот хозяйственно-практической задачи — помогать своим пожилым родственникам не было реальной, соответственно, я отправился в монастырь. И в больших семьях, когда есть несколько братьев и сестер, часть из них вполне может распорядиться своей жизнью и стать монахом и монахиней.
А. Ананьев
— Другими словами, если у тебя на иждивении есть человек, который требует твоей помощи и внимания, то игумен откажет тебе в этом и скажет: «Нет, давай-ка, занимайся мамой, бабушкой».
о. Макарий
— Так ты сам, прежде чем соваться к игумену, сам должен у себя почесать в затылке и понять, что извини меня, что с ними-то будет.
А. Ананьев
— Ну а если душа просит, если очень хочется, если ты видишь свое будущее в этом?
о. Макарий
— Это не разговор, честное слово, если очень хочется, то можно — это не христианство.
А. Ананьев
— Замечательное высказывание. По поводу возраста: вы сказали — от 18 лет можно стать монахом.
о. Макарий
— Стать монахом и прийти в монастырь — немножко разные явления природы, стать монахом — значит принять монашеские обеты, здесь уже будет ограничение по возрасту, может быть, зависит от правящего архиерея, от условий монастыря, но это безусловно не 18 лет, это, скорее, скажем, 30 или больше даже, я, честно говоря, не помню цифру, может быть, в «Положении о монастырях и монашестве» она фигурирует, может быть, не фигурирует, но я был свидетелем одного такого, не совсем приятного инцидента, мы были в гостях в одном монастыре, и игумен (даже не игумен, неважны подробности), один из высокопоставленных духовных лиц прочитал письмо правящего архиерея достаточно жесткое, он прочитал его вслух монашествующим: «Достопочтимый такой-то-такой-то, прошу меня больше не беспокоить просьбами о постриге лиц, которые не достигли такого и такого возраста», это вежливое выражение очень серьезного нарекания.
А. Ананьев
— Выстраданное.
о. Макарий
— Ну да. Да, действительно, пострижение в монашество, то есть принятие монашеских обетов у молодых людей не допустимо, а вот какой именно молодой — ну, достаточно зрелый. И вот эти люди становятся послушниками, потом они могут становиться рясофорными иноками так называемыми, инокинями, рясофор — значит, они уже носят рясу, клобук, только мантия им еще не дана, но они еще не принесли монашеских обетов, это может продолжаться годами, если не десятками лет, если они пришли молодыми.
А. Ананьев
— От чего это зависит?
о. Макарий
— От индивидуальных обстоятельств, я думаю. Не знаю, понимаете, я не был никогда игуменом, не был духовником в монастыре, естественно, но я прекрасно понимаю, что принятие монашеских обетов в свое время, когда я уже пришел в монастырь, я уже был немолодым человеком, и архиерей, который дал согласие на мой постриг, понял, что тут уже вопрос более-менее решен, мне было в 2002-м 48 лет, а если бы мне было 18, была бы обстановка немножко другая.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на радио «Вера» сегодня посвящены монашескому пути, у меня есть немало вопросов, которые, в первую очередь, вызваны тем, что я недавно посмотрел фильм протодиакона Александра Плиска и режиссера Александра Запорошенко «Где ты, Адам?» Потрясающий фильм о жизни афонского монастыря Дохиар и его игумена, старца Григория. Кстати, по поводу того, что мужьям с женами ездить в монастыри — в случае с Афоном это же невозможно?
о. Макарий
— Не получится, но Афон, в нашем рассказе о монашестве Афон в каком-то смысле особая точка. Помните, мы говорили, что монах, монастырь — это связь мира небесного с миром земным, но Афон будет в этой связи где-то особенно, может быть, с Божьей помощью близок к небу, будем надеяться на это, туда добраться непросто...
А. Ананьев
— А вы были там?
о. Макарий
— Нет.
А. Ананьев
— Но хотелось бы?
о. Макарий
— Опять-таки, поскольку я монах...
А. Ананьев
— Это не от вас зависит.
о. Макарий
— Это не от меня зависит, и я таких даже особенных хотений не ставлю, я езжу туда, вот я почему приехал к вам на радио «Вера» — потому что меня архиерей благословил участвовать в ваших радиопередачах, за что я ему благодарен, разумеется.
А. Ананьев
— И от нас благодарность.
о. Макарий
— Но если владыка скажет: «Отец Макарий, ты знаешь, ты теперь езди не на радио „Вера“, а вон туда, копать ямы» — ну, придется мне копать ямы без лишних вопросов.
А. Ананьев
— Вот хороший вопрос относительно жизни повседневной человека, избравшего монашеский путь: в вашей жизни, получается, вообще нет места слову «хочу»?
о. Макарий
— Опять, мы тут даже с кем-то беседовали на эту тему недавно, оно есть, это «хочу», но я его реализовать должен, это «хочу», уже с очень большим разбором: я хочу спать, к примеру, но мне надо сейчас вставать и идти на богослужение, тут вопрос понятен, значит «хочу» в сторону, а теперь говорю: я вот хочу чай попить — ну, можно и попить, может быть, почему бы и нет? Вот вам два полюса.
о. Макарий
— А бывает, еще никто не садится, а я вот захотел чаю, реально бывает такое, вот сидишь, что-то делаешь, еще не время для ужина, например, а чувствуешь жажду или голод, поста нет в это время, уже ты поел, попил чай, и бутерброд съел, может, даже и с маслом, если не пост, возможно, да. Вот эти вот «хочу-не хочу», будем говорить так: не то, что нет места «хочу-не хочу», а нет места бесконтрольному следованию своему «хочу», что, опять-таки, для каждого человека относится, но в монашестве это гораздо более строгий контроль.
А. Ананьев
— Но если задуматься — да, то это такой путь для всех нас, по обе стороны стены монастыря. Возвращаемся к возрасту: насчет «от» вы исчерпывающе ответили на этот вопрос, а вот насчет «до» — до какого возраста можно прийти в монастырь к игумену и попроситься стать одним из братьев монастыря? Почему я спрашиваю — есть такая убежденность, что в монастырь могут приходить те, кто может принести реальную пользу жизни этой обители, у которых есть силы, у которых есть опыт, у которых есть возможность быть полезными братии, потому что обуза, наверное, никому не нужна, в частности, вот в фильме очень много было посвящено одному из монахов, который был инвалидом детства, абсолютно немощным человеком, игумен, старец Григорий, его нежно любил, рассуждая о том, могу ли я пожалеть, что могу ли я сожалеть, что совершил постриг над тем или иным монахом — не могу, у меня нет такого права, но и за этим читается, что и наверное, где-то в глубине души, может быть, у него возникали вопросы: а может быть, не стоило вот такого немощного, хорошего, но абсолютно бесполезного в бытовом плане человека принимать в эту братию.
о. Макарий
— Понимаю остроту вашего вопроса, и вы сами, и все, дорогие слушатели наши, понимаете, что здесь ответа такого, более-менее общего и формального не будет, он невозможен, вы правильно совершенно изложили ситуацию с отцом Григорием в Дохиаре и где бы то ни было. Что можно сказать по практическим соображениям: пожилые люди, ведь они многие страдают от одиночества и всего прочего, вот он думает: пойти мне в монастырь, уйти, прийти — это хорошая очень разница, нельзя «уходить» в монастырь, в монастырь можно только прийти. Ну и вот кто-то хочет это сделать, понимая свой старческий возраст, болезни, все остальное, просто не этично даже, вот придет, начнет просить: возьмите меня, и тем самым ставит игумена, а может, даже архиерея, которому последнее решение принадлежит, перед некой нравственной дилеммой, принять его-не принять, у нас ресурсы очень ограниченные, монашества сейчас не так много, очень так растянуты людские ресурсы в монастырях, поэтому пожилым людям, тем, кто желает это сделать в наше время такая вот, казалось бы, не вполне этичная практика, но если задуматься, то она очень разумна: он вместо своего труда и участия приносит материальное какое-то пожертвование, он говорит: «вот, я владею, некоторой недвижимостью, вот у меня есть квартира, вот я ее с удовольствием вам передаю в собственность, ну и рассчитываю на ваше гостеприимство» — почему бы и нет? Зададим такой вопрос, я знаю людей, которые, услышав такую практику, просто начинают скрежетать зубам и метать искры из разных частей тела, а если подумать, действительно, аккуратно, нравственно оценить этот поступок, что в этом плохого? Ровно ничего.
А. Ананьев
— Нет в этом момента покупки?
о. Макарий
— Не вижу, каждый дает, что-то приносит, вот я прихожу в монастырь, что-то приношу, самого себя, свои силы, свои способности, свои средства, средства-действия, другой человек приносит свои материальные средства, что в этом плохого? Это может быть очень плохо, как из любого доброго дела сатана намеревается и с успехом добивается того, чтобы извлечь зло — да, когда мягко выражаясь, неблагонадежно, а грубо говоря, просто злонамеренные люди, такие тоже встречаются, пытаются таким образом просто людей охмурить, выманить из них материальное пожертвование, но это безобразие, за которое они несут ответственность перед Богом и перед Церковью, их извергают из сана и прогоняют вон. Да, такое бывает, увы, в семье не без урода, этот лозунг дедушки Крылова, он должен быть нам всем известен, но если нет, то почему нет?
А. Ананьев
— Вы в очередной раз, отец Макарий, дорогой, ответили на вопрос, который я не успел задать, я действительно слышал о том, что любой человек, вот даже тот симпатичный нам 45-летний мужчина, который гуляет по Андреевской набережной сейчас (ну это у нас образ такой нарисован), вот если он принимает решение посвятить себя монашескому служению, вот свою двухкомнатную квартиру в Мневниках, свой автомобиль импортного производства, а также свои дорогие часы он должен собрать аккуратно в кучу и принести в монастырь, куда он приходит?
о. Макарий
— Слово «должен» здесь неуместно, а остальное — вместо «должен» запишите «возможно». Моя-то подача в ответ на предыдущий вопрос — это нравственное решение, нравственный выход для того человека, который явно пожилой, иногда беспомощный, иногда больной, иногда страдающий от каких-то болезней тяжелых, и он или она желает закончить свои дни за стенами монастыря, он понимает, что просить об этом было бы неразумно, неправильно, а в то же время такая возможность есть, а почему бы и нет, если достаточное большое материальное благосостояние у него есть, почему бы его не пожертвовать этому монастырю и тем самым оправдать себя, свою собственную совесть.
А. Ананьев
— Почему я использовал глагол «должен» — потому что человек отказывается от мира и в качестве убедительного доказательства, в первую очередь, самому себе, ну как ты можешь отказаться от мира, но не отказаться от имущества? У человека, который избрал этот путь, нет ничего.
о. Макарий
— Ну, в общем, да, тут вы правы, «Положение о монастырях и монашествующих» содержит позицию простую, что монах не владеет имуществом, под этим не надо подразумевать зубную щетку, надо думать, или записную книжку и даже компьютер, и сотовый телефон по нашему времени.
А. Ананьев
— Но акций не должно быть?
о. Макарий
— Но действительно, дай-ка я, вот квартира в Мневниках есть, я ее, пожалуй, сдам, пойду-ка я жить в монастырь, а квартира-то будет мне приносить доход, и я, как из монастыря уйду, поеду в отпуск там на Багамские острова, есть эти все неразумные вещи. Могу вот поделиться своим живым опытом: когда я пришел в монастырь, у меня действительно зубная щетка была, пара туфель, личные вещи, компьютер, а автомобиля не было, потом добрый один человек, который сейчас существует прекрасно, а я уже стал иеромонах, монах и иеромонах — это разные, совершенно функции, как я в начале передачи говорил, иеромонаху он действительно нужен, реально. Он говорит: «Вот тебе доверенность, вот тебе ПТС, вот тебе ключи, вот тебе автомобиль, сколько сможешь, пока он не сломается, проездишь». Слава богу, уже он второй десяток лет ездит со мной или я с ним, кто на ком неизвестно, но ездит. Это была машина чужая, не моя, дали мне, я катаюсь, а потом произошла интересная история: стали всюду ставить видеокамеры и как ты аккуратно не ездишь, а глядишь — где-то зацепишь сплошную или лишний километр в час, начали приходить извещения о штрафах, кому они стали приходить — владельцу машины, это просто неприлично, пришлось машину переоформлять на себя, вот так я стал владельцем автомобиля, я ее не искал быть владельцем, но по условиям жизни священнической вот приходится так нести это бремя.
А. Ананьев
— Монахам платят зарплату?
о. Макарий
— Где как, по обстановке, если этот монах в моем лице занимает должность: одну десятую ставки преподавателя в духовной семинарии, значит, есть платежная ведомость, надо расписаться, получи, что там есть. Одна десятая не так много, но тот самый автомобиль, который живет, тоже он очень любит всякие угощения разные, будучи очень стареньким, о нем нужно очень много заботиться, значит, все эти средства уходят туда.
А. Ананьев
— У нас просто осталось две минуты буквально, у меня поэтому здесь такой блиц-опрос. Не все успеваю спросить, к сожалению, отец Макарий, есть ли у монахов современных, понятно: СНИЛС, ОМС, ИНН, паспорт, загранпаспорт?
о. Макарий
— Все, что требуют законы государства, где мы живем, все должно быть, особенно если насчет паспорта кто-то начнет выкаблучивать, может иметь очень неприятный разговор с архиереем. Да, такие люди есть у нас, тоже в семье не без урода, мы уже говорили на эту тему, ну что сделаешь, опять-таки?
А. Ананьев
— Ну а зачем человеку паспорт, если он не собирается покидать стены монастыря?
о. Макарий
— Паспорт должен быть у гражданина Российской Федерации, а раз он должен быть, значит, он будет, а если он не будет, значит, ему дадут соответствующий втык, а загранпаспорт, если он ездит за рубеж, если его отправляют за рубеж, то будь любезен оформлять.
А. Ананьев
— А приходится ездить монахам?
о. Макарий
— Кому как, мне приходится время от времени.
А. Ананьев
Последний вопрос: приходилось ли вам, отец Макарий, встретив какого-то человека в своей жизни, сказать ему: «Слушай, Федор, а вот мой тебе совет: ступай в монастырь, вот в монастыре тебе место» — вы давали кому-нибудь такой совет?
о. Макарий
— Просто холодный совет не давал и не дам, а теплый, об этом заходит речь, если человек говорит: «Вот жена меня оставила, дети выросли, вот не знаю, куда деваться — Смотри, а вот такой вариант, очень даже хороший, почему бы вам не попробовать, тоже, как мы с вами говорили, приезжайте в монастырь, познакомьтесь с жизнью, это сколько угодно».
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Вот, как минимум, три моих заблуждения, они исчезли и все благодаря вам, я думаю, что у наших слушателей тоже этот разговор оказался полезным. Сегодня мы беседовали с моим дорогим гостем, автором и создателем, основателем миссионерского интернет-проекта «Вопросы батюшке», председателем епархиальной комиссии по защите прав семьи, материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии иеромонахом Макарием Маркишем. Спасибо вам, отец Макарий. Я все-таки обязательно съезжу в место отпуска с благословения жены, мне очень хочется почувствовать на себе, что такое монашеская жизнь, пусть это будет мое слабое грешное человеческое «хочу».
о. Макарий
— Помоги вам Бог.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое, я Александр Ананьев, вернуться к нашему разговору вы можете на нашем сайте radiovera.ru, до новых встреч.
о. Макарий
— До свидания.
Чувство полёта в картине Константина Юона «Купола и ласточки»
Константин Юон очень любил Сергиев Посад и часто изображал его в своих работах.
Картину «Купола и ласточки» он написал в 1921 году, когда Православие было объявлено вне закона. Пейзаж напоминает нам, что только с Богом наша жизнь имеет смысл.
— Картина «Купола и ласточки» Константина Юона дарит ощущение полёта. Кажется, что потолок Третьяковской галереи сейчас распахнётся, и ты взмоешь туда, где только птицы купаются в синем небе. Правда, Маргарита Константиновна?
— Да, Наташа, похоже. Такого эффекта художник добился за счёт оригинального ракурса. Мы видим церковные купола так близко, как будто парим вокруг них вместе с ласточками. И зелёные крыши домов остались далеко внизу.
— Интересно, как художнику удалось написать храм с такого труднодоступного ракурса?
— Он работал на колокольне Троице-Сергиевой лавры. Это вид на Успенский собор, расположенный в нескольких метрах. С этой точки Юон писал один единственный раз. «Купола и ласточки» выбиваются из ряда его картин, посвящённых Сергиеву Посаду.
— Юон часто изображал этот город в своих работах?
— На протяжении всей своей жизни. Художник очень любил Сергиев Посад, называл его сказочно прекрасным. В своем дневнике рассказывал, как был потрясён, когда приехал туда в первый раз. Панорама, которая открылась перед художником, оказалась такой выразительной, что в большинстве своих работ он изображал город со стороны вокзала. Воссоздавал своё первое впечатление, хотел показать, каким Посад открывается путешественнику.
— Один и тот же вид рисовал?
— На всех работах Константина Юона, посвящённых Сергиеву Посаду, узнаваем самобытный ансамбль Троице-Сергиевой лавры. Но при этом каждая картина уникальна. Живописец стремился остановить мгновение в его неповторимости. Он рисовал людей на улицах, показывал стремительно текущую жизнь с её хлопотами и одновременно — растворённые в этом потоке приметы вечности.
— Приметы вечности?
— Всё то, что напоминает человеку о Боге — небо, солнечный свет, церкви, увенчанные золотыми крестами.
— Картина «Купола и ласточки» вся состоит из таких примет. На ней нет людей, только небо, церковные маковки и птицы.
— И это неспроста. «Купола и ласточки» Константин Юон написал в 1921 году, вскоре после того, как в Троице-Сергиевой лавре прекратились богослужения. Православие было объявлено вне закона. И художник в своей картине дал понять, что не согласен с этим.
— Поясните, пожалуйста, Маргарита Константиновна, как он это дал понять?
— Посмотри, Наташа. Полотно поделено на две части по горизонтали: внизу — город, над ним — чистый голубой небосвод. А на переднем плане — церковные купола. Четыре ослепительно белых, со звёздами, и центральный, сияющий золотом. Они стоят на крепких барабанах и тянутся ввысь ажурными тонкими крестами. Словно соединяют воедино два измерения: землю и небо, короткое человеческое бытие и пространство Бога. Так художник показал, что только с верой, только в Церкви жизнь обретает смысл.
— Хотела бы я побывать в Троице-Сергиевой лавре, подняться на колокольню, посмотреть, что изменилось с тех пор, как Юон написал свою картину.
— Кое-что изменилось. Купола Успенского собора, например, теперь не белые, а синие — они поменяли цвет во время очередной реставрации в середине двадцатого века. Но главное осталось неизменным. Старинный монастырь по-прежнему даёт возможность подняться над суетой. Дарит душе чувство полёта, которое образно показал Константин Юон в своей картине «Купола и ласточки», одном из ярких шедевров Третьяковской галереи.
Мощь веры во Христа в красках Василия Сурикова
С Богом мы всегда побеждаем, что бы ни случилось!
Художнику Василию Сурикову в своей картине «Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Вереники и проконсула Феста» удалось показать силу и мощь веры во Христа.
— Добрый день! Покажите, пожалуйста, поближе репродукцию картины Василия Сурикова. Это типографская работа?
— Печать на холсте. Но в нашем салоне художник может выполнить копию маслом. Работу, которую вы попросили показать, часто заказывают, хотя она сложная по сюжету. Я даже её название никак запомнить не могу, столько в нём незнакомых имён.
— Да, название непростое. Полностью оно звучит так: «Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Вереники и проконсула Феста». В этих словах кратко описано событие из библейской книги Деяний святых апостолов.
— А что это за событие? Хотелось бы узнать о нём подробнее.
— Пожалуйста, я могу рассказать. Главный герой картины Василия Сурикова — апостол Павел, находится под арестом по обвинению иудеев. Вот он, справа, в сером хитоне из грубой ткани, что-то говорит судьям, протянув руку вперед.
— А в чём его обвиняли?
— Иудеи считали, что проповеди апостола настраивают еврейский народ против его религиозного закона. Они поклялись убить Павла и непременно сделали бы это. Но он был гражданином Рима, и судить его мог только представитель римского императора в Иудее. Эту миссию выполнял упомянутый в названии картины проконсул Фест. Он держал Павла под стражей. Заключение не только лишало апостола свободы, но и спасало от мести иудеев.
— А где на картине проконсул Фест?
— В центре полотна, лицом к зрителю, в красно-белых одеждах, с золотой цепью на шее — символом римской власти.
— Как настороженно прислушивается Фест к словам Павла.
— Фест был язычником. Всё, что говорил апостол, звучало для него более чем странно. По речам Павла проконсул понимал, что перед ним человек умный и образованный, но не мог принять его слова о Воскресении Христа. Наверное, именно с таким выражением лица, как на картине Василия Сурикова, Фест сказал проповеднику: «Безумствуешь ты, Павел! Большая учёность доводит тебя до безумия!».
— А кто на полотне изображён на троне, с золотой диадемой на голове?
— Иудейский царь Агриппа. Он правил вместе со своей сестрой Вереникой, которую мы видим сидящей по левую руку от Феста.
— Красавица Вереника явно скучает. Видимо, ей не интересны богословские споры. А вот Агриппа настолько внимательно слушает Павла, что весь подался вперед.
— Агриппа воспринял разговор с апостолом, как словесный поединок. Фест пригласил царя на суд как эксперта. Сам проконсул считал христианство разновидностью иудейской веры, в которой тоже не разбирался. А еврейский монарх был знатоком библейских книг. И Василий Суриков показал, что в первую очередь к Агриппе Павел обращает свою речь. Фигуры иудейского монарха и христианского апостола — ключевые на этой картине.
— И как протекал их спор?
— Павел говорил настолько последовательно, убедительно и логично, что царю нечего было возразить. Он мог опровергать слова подсудимого, но не пророков, которых тот цитировал. А древние праведники свидетельствовали о Спасителе мира, которому надлежит быть Распятым и Воскреснуть. В ответ на пламенную проповедь апостола Агриппа лишь обронил иронично: «Ещё немного, и ты убедишь меня стать христианином»
— То есть, победа была за Павлом?
— Победил Спаситель, и не в споре, а в противостоянии злу. А Павел причастен к Его Победе, и тем силён. Василий Суриков сумел показать эту мощь в картине «Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Вереники и проконсула Феста». Босой, в простой одежде, стоит христианин перед судьями. Но несомненная вера во Христа читается в его взгляде и жестах и преображает облик в образ победителя.
— Потрясающая картина! Я столько раз держала в руках её копию, а так бы хотелось увидеть оригинал!
— Думаю, это не составит особого труда! Полотно Василия Сурикова хранится в Третьяковской галерее.
Когда за дело берётся Господь. Яна Юревич
Часто бывает так: делает что-то человек, усердно делает, из сил выбивается, а результата нет. И требуется какой-то нечеловеческий рывок. Тогда за дело берётся Господь.
Несколько лет назад, в один из выходных дней февраля решили мы семьей куда-нибудь съездить. Жили мы тогда в Подмосковье и была у нас пара любимых мест. Одно из них мы коротко называли «Кладбище». В том месте и правда было кладбище, на его территории стоял красивый старинный храм, всё это располагалось на холме. Если же объехать кладбище и встать за ним, то с этого холма открывался восхитительный вид.
И мы решили провести вечер, любуясь этим видом. По дороге купили пиццу. Доехали до места, съели пиццу, пообщались, собрались ехать домой. А так как мы свернули с нашей дороги в сторону, нужно было развернуться. Сделать это можно было немного съехав с наезженного покрытия, ведущего вниз с холма. Летом в этом не было бы совершенно никакой проблемы. Но вот зимой... Дорога, ведущая вниз была покрыта даже не снегом. Она была покрыта практически голым льдом. И машина, под собственным весом, начала сползать вниз. Колеса прокручивались, им просто не за что было зацепиться. Машина спускалась все ниже и ниже. А внизу — тупик и все заметено снегом. От меня помощи никакой — я на пятом месяце беременности младшим сыном, старшему сыну — полтора года, тоже ничем не поможет, хорошо еще, что просто спал в машине, не плакал. Вокруг были дома, на холме и вокруг него располагалась небольшая деревенька, но все равно было безлюдно. Тем временем начало темнеть. Ситуация складывалась с одной стороны комичная, но с другой — довольно тревожная.
Вдруг внизу откуда-то появились люди. Увидели нас, начали помогать, толкать нашу машину наверх, подкладывать какие-то ветки под колеса, но ничего не помогало — машина была слишком тяжелой и продолжала спускаться все ниже и ниже.
Чуть погодя ровно на то место, где мы стояли вначале, приехал большой джип. Водитель джипа так же увидел нас, предложил прицепить трос к его машине и попробовать вытянуть нашу наверх. Так и сделали, но мощности джипа не хватило, и он сам чуть не присоединился к нам на ледяном склоне. Хорошо еще, водитель джипа вовремя заметил, что еще немного и тоже поползет по льду вниз, и остановился.
Что делать? Только молиться. Так и поступили. В той ситуации мы уже испробовали все. Наших сил явно не хватало. О чем мы и сказали Богу в молитве. И что же?
Буквально через несколько минут, неизвестно откуда приехал трактор. И совершил тот самый рывок, который был необходим, в два счета вытянув нашу тяжеленную машину наверх. Водитель трактора принял нашу благодарность, при этом отказавшись от оплаты своей помощи. Как внезапно появился, так внезапно и уехал. А мы стояли рядом с машиной на вершине холма, с которого началось наше «ледяное» приключение, и благодарили Бога за Его любовь и заботу о нас. Произошло то, что на первый взгляд выглядит совпадением, случайностью. Но у Бога случайностей не бывает.
Автор: Яна Юревич
Все выпуски программы Частное мнение