Поделиться
У нас в гостях был музыкант-виртуоз, виолончелист Борислав Струлёв.
Наш гость рассказал о том, почему свой путь в музыке связал с виолончелью, о том, как играл в шахте на глубине 300 метров, о Белгородском музыкальном фестивале и о сотрудничестве с митрополитом Белгородским и Старооскольским Иоанном.
_______________________________________________________
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Алла Митрофанова и Константин Мацан.
А. Митрофанова
— Добрый светлый вечер!
К. Мацан
— А сегодня у нас в гостях музыкант, виолончелист, продюсер Борислав Струлёв. Добрый вечер, Борислав!
Б. Струлёв
— Добрый вечер! Спасибо, что пригласили.
Наше досье:
Борислав Струлёв. Родился в 1976 году в Москве. Обучался игре на виолончели с 8 лет. В 1992 году стал победителем Всероссийского конкурса молодых артистов в Москве и лауреатом Международного благотворительно
К. Мацан
— Если ваше имя набрать в поисковике, то… Знаете, журналисты так делают перед программой, набирают имя гостя в поисковике. Одна из последних новостей, которая связана с вами, очень загадочная. Если только заголовок прочитать. Речь в ней идет о концерте виолончели не в концертном зале, и даже не на крупном фестивале, а в шахте на глубине 350 метров. Вот давайте тем, мимо кого эта история, может быть, мимо прошла, да и тем, кто ее читал и знает, напомним ее подробности из первых уст. Что это было, что это за концерт у вас был?
Б. Струлёв
— Спасибо за такой вопрос чудный. Ну, во-первых, конечно, это была, прежде всего, акция, а не концерт. В чем-то даже миссия. И в рамках нашего фестиваля, которому уже пять лет — Белгород мюзикфест, Борислав Струлёв и друзья — где-то полтора года назад директор шахты в городе-герое Губкине ко мне обратился и спросил: «Борислав, вот вы уже несколько раз приезжали в рамках фестиваля, играли для наших шахтеров, их жен, детей в нашем доме культуры. А что, если попробуем, и вы опуститесь и сыграете в шахте?» Я, практически не думая, тут же сказал: «Давайте!» И вот полтора года подготовки, представляете?
А. Митрофанова
— Полтора года!
Б. Струлёв
— Полтора года подготовки, во-первых, действительно чтобы это произошло в рамках фестиваля. Мы приехали 3 марта. Мало того, наш один из самых главных попечителей фестиваля и ближайший друг, и человек, который невероятно ценит и любит музыку, сам музыкант, является сильнейшим духовным центром, Старооскольский и Белгородский митрополит Иоанн освятил этот поступок, это деяние, миссию. И вместе с нами был там, на глубине 340-350 метров, присутствовал при этой акции. Эта акция действительно получила много внимания от СМИ. И прежде всего это, конечно же, — как вы говорили раньше, не то, что пиар, или какой-то поступок — это миссия, прежде всего. Показать, что Бах, Иоганн Себастьян Бах, виолончель это орган, орган это металл, металл это руда. То, что добывают наши настоящие мужчины в очень, очень тяжелых условиях. И вот этот акт, который впервые отметился рекордом России.
А. Митрофанова
— То есть, вы таким образом сделали изящный поклон, передали спасибо из нашего времени Иоганну Себастьяну Баху? Получается так?
Б. Струлёв
— И так. Я уверен, что если бы Бах был жив, он бы приехал на эту миссию, на эту акцию, и послушал свою музыку вот в этих металлических, из руды… Концертный новый зал под землей. Во-первых, я хочу всем поклониться, кто присутствовал там. Огромное спасибо всем, кто организовал. И так было всё гладко, на одном дыхании. И конечно, эти глаза шахтеров, которые слушали не песни, и не какую-нибудь поп-музыку, или что-то. А это был Бах на виолончели. Одно из самых серьезнейших и очень духовных произведений, написанных для виолончели. И конечно же, это на всю жизнь — в моем сердце такой след, который никогда не уйдет. Конечно же, надеюсь, что и все те ребята, которые были там, тоже запомнят. Может быть, это будет какой-то традицией, в рамках фестиваля мы будем продолжать уже по накатанной делать такие вещи. Ну, и потом в этот же день вечером был огромный концерт уже в доме культуры, опять был полный зал. И уже все люди переоделись, поднялись. И в рамках фестиваля — конечно, когда я вышел в каске на сцену уже в Белгороде на фестивале — люди встали, аплодировали. И конечно, мы нашей энергией, нашими деяниями сделали это. И мне кажется, это принесло свет, принесло некое невероятное тепло и добро в это место, где этого никогда не было.
А. Митрофанова
— А вы людям объясняли эту мотивацию — что у вашего музыкального инструмента есть струны, которые родом, к примеру, из таких же рудников, в которых работают они.
Б. Струлёв
— Изумительно! Конечно же, конечно же! Поэтому моя первая была фраза вот об этой… Такой вот цикл получился: Бах — орган, орган — металл, металл — руда. Струны, шпиль… Во-первых, мы вообще не знали, как мой инструмент будет себя вести на этой глубине, там определенная температура всегда.
А. Митрофанова
— А как он, кстати, себя вел? У вас же виолончель 1844 года.
Б. Струлёв
— Инструмент вел себя зябко, честно могу сказать. Потому что плюс 8, и я вижу, что чуть-чуть как бы слеза пошла с грифа. И вот это отсутствие влаги, или наоборот, или что-то… Но я ее протер, обнял, и мы, конечно, вместе сыграли, отработали. Есть видео, потом можно это все посмотреть на Ютубе, спасибо тем, кто приезжал и снимал. И конечно, этот рекорд это всего лишь способ обратить внимание и наших дорогих радиослушателей, и зрителей и на виолончель, и на то, что это мы сделали. И вот все эти моменты, с одной стороны, может кто-то даже и ругает — что это за рекорд, что это такое? Но вы знаете…
А. Митрофанова
— Ну, может быть, несколько чувствуется натяжка что ли — почему обязательно нужно было спускаться в шахту, если вечером вы для той же самой аудитории давали концерт уже в привычном пространстве?
Б. Струлёв
— Но, вы знаете, может быть это частица или часть и характер нашего фестиваля, меня лично, и тех людей, которые мне это предложили. Потому что этого не было никогда, и действительно, вот это ощущение, что ты находишься, сидишь и создаешь музыку там, где еще никогда она не была. Вы знаете, мне кажется, это должен испытать каждый артист. Это чуть-чуть как ощущение, как какие-то поп-звезды хотят полететь в космос, или спеть что-то… Это действительно, и романтично, и опасно, и было очень, мне кажется, и важно. И конечно, мы отметили страшное горе, которое случилось в Воркуте, мы почтили память, и мы приурочили именно такой серьезной, такой большой «Аве Марией» — духовной музыкой, именно которая оказалась там. Получилось вот такое уникальное слияние, которого еще никогда не было.
К. Мацан
— Вы так нежно говорите о виолончели — вы ее обняли, вы ее протерли, вы с ней вместе отработали концерт. Для музыканта, надо полагать, это действительно личные отношения с инструментом. Я бы хотел вас спросить — а как так получилось, что вы именно виолончель выбрали спутником музыкальным по жизни? Потому что со стороны это всегда вопрос — огромное количество инструментов в симфоническом оркестре. И когда человек, допустим, играет на скрипке, это вроде как понятно, потому что это самый такой… Ее называют королевой музыки, это самый распространенный
Б. Струлёв
— Во-первых, я родился в семье музыкантов, и все они певцы — вокал, вокал, опера, невероятные романсы, песни, хоровое мастерство. Мой папа был у основ великого хора Владимира Николаевича Минина. Я помню, я рос среди этого. Свиридов, Рахманинов, «Литургия». Этот коллектив гордостью был Советского Союза, страны, сейчас России. И дедушка мой, дядя Олег Анофриев… Вы знаете, семья была… вот ощущение, что сапожник без сапог. Потому что уже 6 лет, 7 лет — «Ну, будет петь, вокалист. Типичный вокалист вырос у нас Бориславчик». А как же заниматься? Где же сольфеджио, какая-то школа? Надо какой-то инструмент — конечно, рояль. Потому что два инструмента было в доме, бабушка когда-то играла в Киеве в четыре руки с Владимиром Горовицем. Все концертмейстеры, мама пианистка. И вот она районная школа, уже практически около 8 лет, всё, назад дороги нет, ждать невозможно. И директор школы говорит: «Извините, всё, набор на фортепиано закончился, перебор. У нас осталось два инструмента для вас — скрипка и виолончель». Мама меня практически взяла за ручку — «Пойдем отсюда, пойдем в другие школы». Настолько это было чуждо — что это за инструменты? Мы вокалисты, пианисты, и вдруг скрипка, виолончель? Ну никого мы не знаем из этого мира, это другое. (Смеются.) И директор школы сказал: «Вы подумайте. Значит, смотрите — берем скрипку — занимаешься и играешь все концерты стоя». «О Боже!» — сказал я себе. — «А если выберешь виолончель, тогда ты будешь заниматься, ездить и играть концерты всегда сидя на стуле». Понимаете, для ребенка, который стоит — семь с половиной или восемь лет — и чувствует, что всю жизнь стоять или присесть на стуле… Потому что я представлял и знал, что занятия это огромный труд, огромный, в чем-то даже молитвенный труд, предстоит обязательно. Много-много часов, может быть тысячи, миллионы часов. Поэтому вот так банально с юмором, а может быть даже, и я верю, только с каким-то Божественным деянием, я и приобрел инструмент, который самый близкий к вокалу. Где каждая струна за собой ведет, так сказать, тот или иной голос, формат его. Нижняя струна «до» — это Шаляпин, Гяуров, верха — это Каллас, теноровые невероятные — это Марио Дель Монако. И с детства, каждую пьеску, которую я только вот начинал разбирать, все мои близкие — мамочка, все всегда меня учили: «Бориславчик, да, у тебя нет слов…» Мы же играем, у нас ноты, сонатная форма, пьесы, там нету. Но каждая нота должна иметь слово, должна иметь связь с человеком, который слушает. Ты играешь маленькую пьеску под названием «Лягушечка» — буквально 5-6 нот, а ты задумайся — что может быть с лягушкой? Вот она сидит около пня, прилетел комарик, рядом земляничка — одно настроение, и одно прочтение этих нот. А вдруг какой-нибудь рыболов взял и на глазах папы и мамы забрал эту лягушечку для ловли рыбы — это уже другой стресс. То есть, поэтому мое прочтение теперь и всегда осталось оперным. Моя манера подачи музыки, игры — что я бы ни играл, это всегда история, это подтекст, это драма. Даже все те люди, которые сто раз знают, чем закончится «Отелло», «Пиковая дама», «Севильский цирюльник», и т.д., но люди ходят на этот жанр, на эту историю, на слово, на ноту, на эту красивейшую мелодию. Поэтому я виолончелист-пев
К. Мацан
— Предлагаю в этом убедиться и послушать музыкальный фрагмент, или музыкальную пьесу целиком.
Б. Струлёв
— Давайте.
К. Мацан
— У нас по плану сейчас что будет?
Б. Струлёв
— Давайте начнем музыкальный дайджест с великой гениальной музыки Каччини «Аве Мария».
(Звучит музыка.)
А. Митрофанова
— Борислав Струлёв — виолончелист, продюсер, директор Белгородского музыкального фестиваля сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». И мы говорим о виолончели, о ее связи с вашей жизнью — поскольку я, слушая вас, поняла, что для вас она абсолютно живое существо. Как вы ее любите, как вы с ней спускались в шахту, заботились о ней так, как будто она, простите, ваша девушка. А вы ощущаете действительно как живое существо этот инструмент рядом с вами?
Б. Струлёв
— Вы знаете, это и есть абсолютная служба искусству, и слияние с инструментом. Потому что если оно не жило во время игры на нем, то тогда искусство неживое. И оживлять композитора, который написал произведение 200, 150, 70, 60, неважно, сколько лет назад, и сделал так, что Бетховен, Шуман, Моцарт, Шопен, Сме́тана, Дворжак, Хренников находятся вот рядом за счет определенных метафизических атмосферных, духовных прежде всего, способов. Это и есть то, что называется — идет в сердце, передается в зал. Потому что одним напором, одним гениальным мастерством, где получается гамма, или… Это должен быть абсолютный комплекс. И когда ты слушаешь гениального исполнителя, скажем, старой школы, того же Хейфеца, ты удивляешься — как же, как же это вообще могло быть?! Сейчас очень многие очень хорошо играют на инструментах, это абсолютная правда, очень всё двинулось. И просто сотни, сотни, сотни, сотни тысяч музыкантов к своим двадцати годам уже абсолютно владеют, изумительно мастерство идет вперед на всех континентах. Я уж не говорю про Азию, где из-за того, что многие русские педагоги туда уехали, очень и очень много профессионалов. Но к концу дня идет вопрос — достанете ли вы свой бумажник, пойдете ли вы покупать билет и сидеть в зале, слушать живьем два часа этого музыканта. Купите ли вы целый диск этого же музыканта, и будете ли его слушать, или это временное. Конечно, время меняет многое. И я считаю, что какое-то глубокое духовное и живое — это то, что и движет, и отделяет ремесленника от музыканта, который отдал всё, чтобы быть рядом с тем или иным инструментом. И это абсолютно неважно — виолончель, или отбойный молоток, или швея… то есть вообще, все люди действительно обладают, и очень это важно почувствовать. Я, например, думаю, как того или иного ребенка направить на тот или иной инструмент. У меня была вот такая история. Казалось бы совершенно выбрано чудом каким-то, потому что никто не предполагал, что я буду играть на виолончели. Ну, а если ребенок идет и слушает оркестр, и говорит: «Я хочу флейточку». А например, пальцы, тело, или вообще расположено… Если вспомнить фильм Феллини, помните? «Репетиция оркестра». Какая-то все-таки расположенность.
К. Мацан
— Хороший вкус у виолончели — «Не хочу в Коста-Рику, хочу в Милан». Я ее понимаю. (Смеются.)
А. Митрофанова
— И к тому же еще чувство собственного достоинства, судя по всему, тоже у нее очень присутствует. Дама с характером.
К. Мацан
— Я бы вот о чем хотел спросить — вы произнесли уже несколько раз слово «искусство». Вообще, в среде людей, занимающихся музыкой, и не только музыкой, и актеров, наверное, и художников, есть такое клише, оно иногда звучит — «служить искусству». И с одной стороны понятно, о чем речь. Это вот то, о чем вы сказали — всего себя отдавать этому делу. А с другой стороны, с точки зрения человека верующего, мы понимаем, что ни к чему, кроме Бога, сердцем полностью нам привязываться не рекомендуется. Что служить, в конечном итоге, можно только Богу. Существует опасность, наверное, подмены понятий. То есть, поставить в своей жизни искусство как некую высшую планку, выше которой ничего нет. И может быть, немножко этим самым запутаться. Вы как для себя на этот вопрос отвечаете? Есть какая-то иерархия?
Б. Струлёв
— Абсолютно очень просто — дело в том, что в жаргоне, искусство это и есть Бог.
К. Мацан
— В каком смысле?
Б. Струлёв
— Это и есть то, что… Моя задача все-таки сделать из музыкальной фразы, и из того, что я делаю, из своей жизни как виолончелиста — что-то сверхъестественн
К. Мацан
— Это вопрос целеполагания.
Б. Струлёв
— Абсолютно верно.
А. Митрофанова
— Искусство как служение, как некая форма пути навстречу Богу, получается, да?
Б. Струлёв
— Да, абсолютно. Вот мы сейчас ведем нашу передачу из потрясающего места — монастырь. Но у каждого музыканта есть свой монастырь в сердце и в душе тоже. Я должен встать в 7 утра, промолиться на инструменте определенное количество часов, потом сделать что-то, что бы я мог это где-то показать. Встретиться — дирижер, репетиция… Невероятная совершенно самоотдача, тысячи глаз на меня смотрят. И я должен подавить в себе эго… Я не ботинки пришел показать, не новый фрак, и не вовремя улыбнуться, прищурившись лукаво для первого ряда кому-то. А я должен донести то, что я еще в 7 утра пятнадцать лет назад задумал. На мне, понимаете, некая ответственность, как над митрополитом Белгородским и Старооскольским Иоанном, который ведет службу… Во-первых, физическая нагрузка — надо отсидеть час, и все время работать сердцем, душой, и какими-то вещами, которые нельзя почувствовать и нельзя отрепетировать. Во-вторых, этот весь духовный настрой. Потом, вот у спортсменов как, посмотрите, боксеров, или каких-то других — целый о́рган такой опеки вокруг них — «Так, левее, выше, промокни лобик, значит, сейчас будет пятый раунд, соберись, сделай». Я один на сцене, у меня нету никакого человека, который: «Так, сейчас выйдешь играть вторую часть, чуть-чуть левее, так, направь, подтяни, «ля» повыше, палец сгруппируй. Всё, пошел, работаем!»
К. Мацан
— Можно сказать: «Быть или не быть?»
Б. Струлёв
— Совершенно верно. То есть, понимаете, это такая нагрузка, и такое вот тяжелейшее… соединение времен, местоположения, самоотрешения, проводник между музыкой и композитором, виолончелью, возможностями виолончели, залом. Компенсация акустики, подача — как сел, плюс какие-то… положил в кармашек привычный платочек или нет? Какие-то бывают вещи — вот принято встать на колено поцеловать икону, какой-то сделать обряд, в конце концов. Также и у музыкантов, свои какие-то есть…
К. Мацан
— Есть своя внутренняя и внешняя дисциплина, которая…
Б. Струлёв
— Немыслимая внутренняя дисциплина, без которой нету, нету искусства.
К. Мацан
— Без которой не бывает результата настоящего. Давайте послушаем музыку еще раз. На этот раз у нас будет…
Б. Струлёв
— Одно из моих любимых произведений великого Петра Ильича Чайковского, с моего нового диска, альбома — «Ноктюрн».
(Звучит музыка.)
А. Митрофанова
— Борислав Струлёв — виолончелист, продюсер, директор Белгородского музыкального фестиваля сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». И здесь также Константин Мацан и я, Алла Митрофанова. Через минуту продолжим наш разговор.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. У нас сегодня в гостях виолончелист, музыкант, продюсер Борислав Струлёв. В студии Алла Митрофанова и Константин Мацан. Борислав, вы до эфира рассказывали такую историю, которая меня очень заинтересовала, своей опять-таки необычностью. Вы мне рассказали про композитора британского, Джона Тавенера, который, если я вас правильно понял, пишет русскую духовную музыку.
Б. Струлёв
— Да, совершенно верно.
К. Мацан
— Как такое возможно? И что это значит?
Б. Струлёв
— Знаете, я был очень счастлив познакомиться с ним, и я горжусь, что я сделал премьеру его произведения «Святый Боже» в Нью-Йорке, с колоссальным хором. Это произведение для хора и виолончели соло. И после этого, конечно, я заслушался его творчеством, потому что я обожаю духовную музыку — и Черепнин, и Свиридов... Слушаю хоры, хоры, хоры — для меня эта вокализация это абсолютный мой конек, и кумир в искусстве. Поэтому что виолончель это и есть вокализация, и пение. Поэтому я был очень счастлив, когда я был приглашен на Праздник славянской письменности Кирилла и Мефодия. И я исполнил это произведение в Ханты-Мансийске на открытой, что называется open air, сцене. И понимаете, виолончель в этом произведении несет такую роль… Батюшка сначала начинает, молится, и хор вторит. Это, во-первых, невероятной красоты музыка. В оригинале, конечно, это было написано для виолончели и хора — может быть, 12-ти человек, 15-ти, 20-ти. Но когда я вышел на эту открытую сцену в Ханты-Мансийске и посмотрел, какое количество певцов, и что придумали организаторы — поставили может быть 12, 13 разных хоров на сцене. Это было, конечно, незабываемо. Это была премьера, уж точно в Ханты-Мансийске, и я надеюсь, что… Я потом исполнял это произведение на своем фестивале Белгород мюзикфест, Борислав Струлев и друзья, пару лет назад. И конечно, мечтаю показать и сделать это тоже в Москве, в Санкт-Петербурге
А. Митрофанова
— Борислав, вы знаете, когда вы рассказываете про то, какую роль играет ваша виолончель в музыке. Говорите, что она может в данный момент исполнять роль священника, петь за священника. Когда вы говорите, что музыка это сродни молитве. Я представляю, какую реакцию ваши слова могут вызвать у такой резко консервативной части публики, которая считает, что — нет, молитва это молитва, и никак иначе, батюшка это батюшка, и никак иначе. И вот этот метафорический ряд будет ей непонятен. А вы могли бы пояснить, а в каком смысле музыка это молитва, не происходит ли здесь, например, подмены понятий. Чтобы, скажем так, никто не волновался и не переживал на эту тему.
Б. Струлёв
— Вы знаете, мне кажется, что виолончель сама по себе, ее человеческий тембр и голос, и произведение под названием «Святый Боже», где виолончель солирует, а потом вторит хор, ни у одного человека на Земле не вызовет ни одного вопроса. И все — те, кто ходит в храм, молятся и присутствуют на службах, просто вспомнят и услышат практически аналогичную и музыку, и молитву, которую они привыкли. Это просто лишь виолончельный звук…
А. Митрофанова
— Иная форма.
Б. Струлёв
— … без слова. «Святый Боже» (поет) — вторит мне хор. И конечно, я не буду петь, или что-то такое позерствовать в этом плане, естественно нет. Я просто играю эти ноты, подкладывая текст. Поэтому, мне кажется, тут абсолютно некому и незачем на эту тему переживать. И так сказать, никто ни у кого ничего не забирает, а только дополняет.
К. Мацан
— Композитор британский Джон Тавенер, с которого мы начали. Расскажите про него, если вы что-то о нем знаете. Что ищет человек и что находит человек в этой русской музыкальной духовной традиции, если он так ей интересуется. И пишет, как вы говорите, музыку в этом стиле. Что британца так зацепило?
Б. Струлёв
— Вы знаете, он … нашел себя. Он нашел себя в этой невероятной, трудной, огромной теме святой музыки, именно ортодоксальной. Может быть, он должен был именно родиться в Британии, может быть что-то не полюбить, или что-то не доделать… вот перестроиться на это. И именно вот этот конфликт того, что он практически не обладает русской речью, и может быть… Он писал в своих строках о своем творчестве, что он был поражен рахманиновской «Литургией», вот этим вот владением — как музыка может и должна влиять на человека, используя церковь. Мне кажется, это было, есть и будет сильнейший инструмент. И если он решил отдать себя целиком этому, и отдает, и делает и получается действительно глубочайшее произведение. Иной раз слушаешь, и думаешь: «Господи, ну не может быть, чтобы это было написано таким композитором». Он идет к своей цели, это большой великий путь, и он справляется, честь ему и хвала. И то, что мы рядом, музыканты, это чувствуем и можем своей игрой помогать и играть его музыку, это и есть слияние. Значит, он написал не зря, значит, я исполнил, мы сейчас поговорили, человек, радиослушатель, пойдет послушает. И вот он, треугольник — Бог любит троицу.
К. Мацан
— Давайте вернемся к вашему творчеству. Если вашу биографию творческую почитать, то, если я правильно понимаю, один из ваших таковых знаковых концертов, после которого вы, что называется, знаменитым проснулись в музыкальном мире, это был Карнеги-холл, ни много ни мало.
А. Митрофанова
— 1999-й год.
К. Мацан
— Ну, по крайней мере, так пишет интернет.
Б. Струлёв
— Это действительно был дебют мой в Карнеги-холл, с величайшим американским пианистом, выходцем из Польши, единственным студентом, другом близким Владимира Горовица. Байрон Дженис — величайший шопенист. И также рахманиновские концерты, которые он записал когда-то — это были эталоны, эталонные записи. Мы с ним дружили и дружим, и играли. И конечно, когда он меня позвал на совместную сонату Шопена в Карнеги-холл, это было незабываемо для меня, это был творческий аванс великого маэстро. И огромное ему спасибо за это. Он меня и окрылил, и как-то вот приблизил к главному, что есть в жизни каждого музыканта, это определенные вот эти сцены. Это как выиграть, олимпийскую медаль получить, всю жизнь заниматься. И вот эти доли секунды, и это происходит. Вот люди занимаются, занимаются, занимаются, конкурсы, но вот ради какого-то… Вот за 25 лет вот этот концерт произошел. А теперь буду работать вот к этому эпохальному какому-то невероятному мероприятию. Или виолончель прозвучит вот там-то. Поэтому, сказать, что проснулся известным, неизвестным — я к этому очень отношусь скептически. Поскольку ты можешь быть суперзвездой в России, приезжаешь в какую-нибудь другую страну, тебя знать никто не знает. Или, скажем, есть гениальный в Рейкьявике скрипач, он приедет сюда, будет пустой зал, потому что люди не знают. Хотя интернет, и т.д. Это, понимаете, как бы… Я родился в Москве, проехал и объездил всю Россию, был, что называется, протеже Тихона Николаевича Хренникова, такого музыкального олигарха советского, удивительнейшего человека, с огромным добрым сердцем. И потрясающий, умнейший был человек, я ему очень благодарен. И спасибо моему педагогу, которая меня к нему привела в детстве. После этого в моей жизни были перестановки, я работал и учился в Америке очень много лет. И сейчас я приезжаю на родину, домой, и так получилось, что я смог организовать фестиваль — Белгород мюзикфест, Борислав Струлев и друзья — нам уже пять лет. На нем побывали выдающиеся совершенно, гениальные музыканты. И Мишель Легран, и великая Елена Васильевна Образцова, которая приехала, я никогда не забуду. И Виктор Викторович Третьяков, Моторин, великий бас. В этом году Ильдар Абдразаков. Всегда все после репетиции или до концерта, или после, мы посещаем храм. И митрополит Иоанн понимает это, и даже если идет огромнейший пост или очень большая занятость в плане службы, он все равно как-то отметит, и тот или иной музыкант имеет возможность поклониться, подойти. И конечно же, в рамках фестиваля, на пятилетии, когда мы открывали 27 февраля в этом году, буквально вот недавно — всё пролетело на одном дыхании. Митрополит Белгородский и Старооскольский Иоанн мне вручил орден, церковный орден. Я вот сегодня с ним сижу, около сердца тепло. И я ему за это очень признателен и благодарен, потому что, знаете, очень много бывает разных наград, титулов. В 90-х это что-то значило, сейчас это ничего не значит. Потом опять это будет… Приходящее, уходящее, понимаете. А вот какие-то такие вещи — они навсегда.
А. Митрофанова
— Давайте мы послушаем сейчас музыку. Посоветуйте, что нам поставить для наших слушателей.
Б. Струлёв
— Сергей Васильевич Рахманинов, «Вокализ».
(Звучит музыка.)
К. Мацан
— Борислав Струлёв, виолончелист, музыкант, продюсер, сегодня в гостях в программе «Светлый вечер». Мы прослушали гениальнейшее произведение, одно из моих любимых. У меня каждый раз сердце сжимается, когда я слушаю «Вокализ» Рахманинова в разных исполнениях. Спасибо вам огромное! И на этом фоне читаю в справке, которую мы подготовили к сегодняшней программе про вас — что первый в мире джазовый виолончелист. Что это такое вообще?
А. Митрофанова
— Вы знаете, это большой парадокс, по-моему. Даже не в том смысле, что вы на виолончели исполняете джаз. Но в том смысле, что то, что вы сейчас говорили о музыке, когда она проживается вами как молитва, когда для вас это своего рода способ общения с Богом — выходит так. Какое отношение ко всему этому имеет джаз? Музыка, которую традиционно считают мозаичным резонансом что ли, я даже не знаю, как… Хотя я джаз очень люблю. Расскажите о вашем ощущении.
Б. Струлёв
— Во-первых, спиричуэлс определенная часть населения на нашем глобусе считает… И вообще в джазе идут и происходят… Конкретно с родиной джаза, он из Америки — это тоже молитва. И спиричуэлс, и блюз — это общение, это какие-то истории, это фолк, это настолько всё тоже смешано и перемешано. И вообще, как вам сказать? — гармония, гармония, это и есть ответ, который спасает нас от каких-то вот чересчур… от каких-то моментов, которые нас сбивают с толку и с правильного пути. Гармония. А это такое гармония? Это в джазе импровизация, но потом разрешение аккорда. Для меня пишут выдающиеся гениальные джазовые музыканты, например… Зная виолончель очень хорошо, какие-то ноты, я это выучиваю, и понимая, что как актер, как оперный певец, как театральный музыкант-виолонч
А. Митрофанова
— Это очень условная такая градация, знаете. Кому-то эта музыка, которую вы называете плохой, или таковой считаете, наоборот, очень нравится.
Б. Струлёв
— Согласен. Но это моя жизнь, это моя музыка, мои стили, моя виолончель. И естественно, прожив с 1993-го года достаточное уже количество времени в Нью-Йорке, я конечно же подружился и впитал, и сыграл с очень многими гениальными легендарными джазовыми музыкантами, что тут говорить. Когда я был приглашен на концерт-трибьют Оскару Питерсону, а это пианист, перед которым многие снимали шляпы, как говорят в музыкальном мире. Понимаете, это все равно не делает из меня джазмена. Это, наверное, какие-то пиар-ходы тех или иных журналистов. Да, я играл, и играю, и есть в планах очень много соединений с потрясающими молодыми и не только, музыкантами. Сейчас на фестиваль мой приезжал потрясающий гениальный джазовый пианист Ильдар, выходец из Советского Союза, живет уже очень много лет в Америке, протеже Дэйва Брубека. Но он уже сам как композитор сочиняет и несет невероятно новую музыку. Я его назвал джазовый импрессионист, как Дебюсси.
А. Митрофанова
— Как красиво.
Б. Струлёв
— Джазовый импрессионист. Вы знаете, вот обязательно после передачи мы обменяемся координатами, я вам хочу — вот это всё, что я говорю — предоставить, дать возможность послушать, посмотреть. Уверен, что вы, прослушав, согласитесь, что действительно это так и есть. Есть определенные старые хиты 40-х годов — Луи Армстронг, Барбра Стрейзанд уже позже, но…
А. Митрофанова
— Элла Фитцджеральд.
Б. Струлёв
— Элла Фитцджеральд, и т.д. Но я тоже очень люблю и я помню свой визит в Магадане к Вадиму Козину.
А. Митрофанова
— Класс!
Б. Струлёв
— Который пел «Отвори калиточку…» в валенках с двумя зубами на челюсти. Был красный рояль, комнатка, в которой он принимал гостей. Мы тогда были в туре по всему Дальнему Востоку — Чита, Благовещенск, Магадан, Комсомольск-на-А
А. Митрофанова
— Вы видели Вадима Кузина?
Б. Струлёв
— Мы пришли со Святославом Игоревичем Бэлзой, он говорит: «Ребята!..». А мы тогда были в туре с Денисом Мацуевым, моим одноклассником, великим музыкантом, пианистом российским, супер, супер, супер-человеком, и мы…
А. Митрофанова
— Какой у вас класс был удачный! (Смеется.)
Б. Струлёв
— Дети, дети, дети, которые чуть-чуть может быть не так разбирались. Святослав Игоревич Бэлза говорит: «Бориславчик, а вы хотите пойти посмотреть на местную Эйфелеву башню в Магадане?» Эйфелева башня — ну, это как бы игра слов. С другой стороны, это был единственный ярчайший музыкант, суперзвезда — Вадим Козин. И мы пришли поклониться, провели с ним какое-то время. И его музыка, и вообще та музыка — Изабелла Юрьева, эти невероятные танго, невероятные фокстроты, эта душевность — мне кажется, настолько это не должно быть потеряно именно сейчас. Это тоже невероятный стиль музыки, который, как и джаз, как и блюз, должен существовать, жить, и находить какие-то отклики. Но в ответ на ваш вопрос я хочу привести пример, и в конце нашей передачи все-таки поставить сенсационную композицию — митрополита Иоанна, которую я, спасибо ему огромное, он предоставил мне ноты только мелодии, мелодии под названием «Небесная колыбельная». И я обработал, исполнил это, добавил хор, добавил определенную музыкальную структуру, добавил молитву. И сделал из этого свое приношение видения, как я ценю, как я приношу себя… Я так и назвал это произведение на моем последнем диске «Виолончельное шоу» — заканчивается этот диск произведением «Иоанн». Это произведение, которое уже было исполнено не раз, это было даже пару раз на стадионах с невероятными эффектами, это было такое театральное невероятное действо. И я надеюсь, что мы это произведение еще не раз покажем. Я бы очень хотел, чтобы оно прозвучало на вашей радиостанции.
А. Митрофанова
— Давайте мы это сделаем. Это было бы замечательно по-моему. И очень достойный финал нашего эфира. Напомню нашим радиослушателям, что в гостях у нас был Борислав Струлев, виолончелист, продюсер, директор Белгородского музыкального фестиваля. И здесь были также Константин Мацан и я, Алла Митрофанова. Слушаем произведение, которое называется «Иоанн». И судя по описанию, очень интригующе это должно быть.
(Звучит музыка.)
Послание к Римлянам святого апостола Павла
Поделиться
Апостол Павел
Рим., 100 зач., IX, 1-5.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами декан доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Человек, который знакомится с основами духовной жизни, постепенно узнаёт, что в ней есть свои этапы, которые можно было бы назвать этапами возрастания во Христе. Но какой же этап можно было бы назвать высшим? Ответ, который может показаться парадоксальным, звучит в отрывке из 9-й главы послания апостола Павла к Римлянам, который читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 9.
1 Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом,
2 что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему:
3 я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти,
4 то есть Израильтян, которым принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования;
5 их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь.
В истории спорта существует немало рассказов о благородных поступках спортсменов или их тренеров. Обычно благородство заключается в том, что люди либо помогают сопернику, либо даже отдают победу тому, кто в силу независящих от него причин проиграл, хотя по всем правилам должен был победить. Некоторые спортсмены не пользуются чужой бедой, отдавая победу тому, кто, по их мнению, победил бы при прочих равных. Несомненно, подобное поведение похвально и достойно всякого уважения. Но не знаю, бывали ли в истории ситуации, когда спортсмен в честном соревновании был бы готов отдать победу тому, кто не достоин и явно проиграл. Логика спорта в том, что побеждает сильнейший.
В отрывке из послания к римлянам, который мы сейчас услышали, апостол Павел выражает свою сердечную боль о братьях по плоти — иудеях. Жертвенность его позиции сложно переоценить, потому что фактически он выражает готовность быть отлучённым от Христа, то есть отказаться от спасения, если это жертва, его любовь поможет вернуть ко Господу тех, кто столетиями был Божьим народом, тех кто столетиями соблюдал завет, тех, кто столетиями ждал Мессию.
Можно отнестись к словам апостола Павла скептически. Кто из нас ради красного словца не говорил громких речей, кто не намеревался быть щедрым, жертвенным, любящим, но в итоге поступал иначе. Однако с большой уверенностью можно сказать, что для апостола Павла выраженная позиция — это позиция выстраданная и последовательная. Он был гоним от иудеев, и они многократно пытались его убить. Но если мы, например, посмотрим на его гимн любви из 13-й главы 1-го послания к Коринфянам, мы увидим, что готовность быть отлучённым от спасения ради братьев напрямую с ним соотносится, ведь любовь, по словам апостола, не только долготерпит, не только милосердствует, она всё покрывает и никогда не перестаёт.
Ещё интереснее, что именно такой жертвенный подход Павел ассоциирует с подходом самого Христа. Объясняя жертву Христову, апостол пишет, что мало кто из нас на самом деле был бы готов умереть за грешника. Может быть, за благодетеля кто-нибудь и согласился бы умереть, но не за того, кто этого не достоин. И тем поразительнее для него любовь Божия, ведь Христос умирает за нас тогда, когда мы были ещё грешниками. По сути, когда Павел говорит, что он готов духовно умереть за братьев по плоти, он выражает готовность поступить так же, как Христос поступил по отношению ко всему миру.
Конечно, позиция апостола Павла может быть названа дерзновенной. Но ведь именно он сам в разных посланиях призывает учеников «иметь ум Христов», или «иметь те же чувствования что и во Христе Иисусе», или «вырастать в меру возраста Христова». Иными словами, он в самых разных высказываниях подчёркивает, что в высших проявлениях христианской жизни, мы призваны вести себя, как Христос. Не просто быть моральными, не просто благочестивыми, но желающими блага и вразумления всем, даже тем, кто этого недостоин. Конечно, мы приходим к этому не сразу. Сам Павел в других посланиях говорил и жёсткие слова в адрес иудеев, но даже жёсткие слова не отменяли главного: его любви. И этой любви к тем, кто нам не нравится, кто, как кажется, её не достоин, нам следует у него поучиться.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«О духовной пользе болезней и жизненных трудностей». Архимандрит Симеон (Томачинский)
Поделиться
В этом выпуске программы «Почитаем святых отцов» наша ведущая Кира Лаврентьева вместе с архимандритом Симеоном (Томачинским) на основе книги проповедей святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «О болезнях души и тела» говорили о духовной пользе посылаемых в нашу жизнь испытаний.
Разговор шел о значении слов апостола Павла «Когда я немощен, тогда силен», о том, для чего в нашу жизнь могут посылаться болезни и другие испытания, а также о том, как стоит относиться к тем, кого мы привыкли считать своими врагами и недоброжелателями.
Ведущая: Кира Лаврентьева
Все выпуски программы Почитаем святых отцов
«Почему слова Христа не принимали?» Священник Антоний Лакирев
Поделиться
У нас в студии был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.
Разговор шел о евангельских притчах о Царстве Небесном и о том, как они воспринимались слушающими и почему многие не принимали слов Христа и Его учения.
Этой беседой мы завершаем цикл из пяти программ, посвященных евангельским притчам о Царстве Небесном.
Первая беседа с протоиереем Павлом Великановым была посвящена притче о сеятеле;
Вторая беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена притче о пшенице и плевелах;
Третья беседа с протоиереем Павлом Великановым была посвящена притчам о закваске и о горчичном зерне;
Четвертая беседа с протоиереем Андреем Юревичем была посвящена притчам о жемчужине, сокровище и неводе.
Ведущая: Алла Митрофанова
Все выпуски программы Светлый вечер
