Главная › Программы › Светлый вечер › Исторический час

«Историк Тимофей Грановский»

Гость программы — кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Татьяна Агейчева.

Разговор шел о жизни, судьбе и достижениях российского историка первой половины 19 столетия, преподавателя и автора лекций по истории Средневековой Европы — Тимофея Грановского.

Ведущий: Дмитрий Володихин

Д. Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы сегодня поговорим об историке девятнадцатого столетия, за которым закрепилась необычная слава, он в исторической науке что-то вроде духовного знамени партии русских западников того времени, и вот мы со всех сторон наведем на него объективы и увидим, что это за знамя такое, и чем был хорош и силён этот историк. Речь идёт о Тимофее Николаевиче Грано́вском. И для того, чтобы рассказать вам об этом человеке с пониманием дела, мы пригласили к нам в гости специалиста по истории русской исторической науки, кандидата исторических наук, доцента Университета имени Разумовского Татьяну Владимировну Агейчеву.

Т. Агейчева:

— Добрый вечер!

Д. Володихин:

— Ну что ж, по традиции мы просим сначала предложить визитную карточку человека, о котором пойдёт речь, в трёх-четырёх фразах, что это за личность такая и что о ней прежде всего должно всплывать в сознании у наших уважаемых радиослушателей, когда заходит разговор о Грановском или заходит сетевая дискуссия.

Т. Агейчева:

— Ну, если мне позволено будет в самом начале похулиганить немножко, я бы сказала так о нём: мамы всякие нужны, мамы всякие важны, в том смысле, что заслуги в собственно исторической науке Грановского не настолько велики, чтобы много и долго о них говорить, а вот влияние на развитие исторической науки и профессионального сообщества в России он оказал не маленькое.

Д. Володихин:

— Короче говоря, это необычный историк, который для науки сделал мало, но создал в ней определённую атмосферу для будущих поколений. Ну что же, замечательное резюме, а теперь давайте попробуем проследить его судьбу. Человек прожил недолгий век, но успел добраться до высот исторической науки, возглавлял одно время историко-филологический факультет Московского Императорского университета, это, в общем, достижение. От каких корней он шёл?

Т. Агейчева:

— Ну, здесь история не самая экзотическая. Грановский Тимофей Николаевич происходил из не самого богатого дворянского рода, провинциального, из Орловской губернии. Отец его должен был служить, исполнять чиновничью работу для того, чтобы обеспечивать своё семейство. Ну и, как водится в таких семьях, вполне обычных для русского провинциального дворянства, начальное образование его тоже было не самого лучшего качества: домашнее, бессистемное, вот что попадётся под руки, по тому юный Тимофей и учился. Спасало его главным образом то, что дед Тимофея Николаевича Грановского собрал очень неплохую библиотеку и вот тоже так бессистемно, бесцельно, но он много читал и уже в ранней юности увлёкся романтической литературой, французским романом романтическим, очень любил Вальтера Скотта.

Д. Володихин:

— Это ж когда было-то, вот его юность романтическая?

Т. Агейчева:

— Он родился в 1813 году. Собственно, это вот эпоха романтизма, которая на подступах здесь.

Д. Володихин:

— Это значит, что вот всё это он начал любить где-то в постдекабристскую эпоху, где-то во второй половине 20-х.

Т. Агейчева:

— Ну да, где-то даже, может быть, пораньше, накануне декабристов, потому что в тринадцать лет его уже отправили учиться в Москву. А вот до того это, конечно, исключительно такое домашнее развлекательное воспитание, кроме того, он занимался языками уже дома и постигал английский, французский язык. И вот близкие Тимофею углядели в нём хорошо развитую память и некоторую одарённость и поэтому считали, что, конечно, нужно собраться, сконцентрировать усилия, в том числе, финансовые, и всё-таки попытаться дать мальчику приличное образование.

Д. Володихин:

— А насколько высоко летала его семья?

Т. Агейчева:

— Это, действительно, такая вот, знаете, средняя «минус», скажем так, категория.

Д. Володихин:

— lower middle, что ли, как сейчас говорят?

Т. Агейчева:

— Ну вот давайте мы немножко по-другому, с другой стороны зайдём. Вот для того, чтобы иметь более или менее пристойное финансовое состояние для своей семьи, его отец работал чиновником в местном орловском соляном управлении, такой чиновник по табелю о рангах средней категории, невысокий. Хорошо, что уже имел дворянство.

Д. Володихин:

— Ну что ж, в конце концов, те, у кого дворянского звания не было, начинали с более низкого старта. Итак, Тимофей Николаевич отправляется получать образование.

Т. Агейчева:

— Да, и вот настолько смогли мобилизовать свои ресурсы родственники, что сумели определить своего сына в московский такой элитный частный пансион под руководством немца Ки́стера, а этот самый Кистер очень заботился о реноме своего учебного заведения, поэтому приглашал на работу учителей из Московского университета. И вот в этом пансионе Грановский понял, что такое образование, что такое историческое образование. При этом преподаватель этого пансиона историю таким образом преподавал, что и о серьезных вещах говорил, но и присовокуплял к ним всякие легкомысленные штучки, например, присоединял к истории всякого рода происшествия, которые случаются на Москве, и вот серьезная история, мировые процессы у него соединялись с этими происшествиями московскими, то есть сама история получалась и строгой, и большой, но и занимательной, и такой вот локального характера.

Д. Володихин:

— Это я себе представляю: «Дети, мы добрались до завершающего 30-летнюю войну Вестфальского мирного договора, а сейчас лето в Муми-доле».

Т. Агейчева:

— Я так полагаю, что все-таки этот преподаватель стремился вовлечь в историю, как в личный процесс учеников и вот поэтому таким образом действовал, потому что они прибегали на занятия и рассказывали о том, что они видели в Москве, какие происшествия наблюдали, как они могут быть интерпретированы.

Д. Володихин:

— А время шло, и таким образом меньше работать приходилось преподавателю. Ну, хитрый. Но так или иначе, Тимофей Николаевич, очевидно, понял, что преподаватели из университета, они интересные люди.

Т. Агейчева:

— А еще он понял, что склонен вообще к гуманитарному творчеству, к интеллектуальной работе, и вот первые его упражнения, например, в литературном творчестве тоже относятся ко времени учения в этом пансионе. И он хорошо себя там проявил, потому что через два года обучения получил даже специальную награду: серебряную медаль пансиона.

Д. Володихин:

— Чудесно. Ну, а из пансиона он вышел, пожелав продолжить обучение?

Т. Агейчева:

— Нет, он вышел из пансиона неожиданно для самого себя: уехал на каникулы и не вернулся в пансион, потому что отец задумался о том, не отдать ли своего сына в военную службу. А мальчик был нежный, трепетный, застенчивый, не очень здоровый, и поэтому три года родители выясняли отношения на предмет будущности своего сына, и довыяснялись до того, что по совету родственников, которые, вероятно, тоже активно участвовали в этом сложном процессе, в конце концов, решили, что надо отправить мальчика учиться в Петербург, в университет, все-таки не в армию, что, собственно, и произошло в 1831 году, Грановский отправился в свободное плавание, и в Санкт-Петербургском университете он поступил на философско-юридический факультет.

Д. Володихин:

— Но не историк.

Т. Агейчева:

— Да, но тогда еще отдельно не было же таких факультетов, это случится несколько позже, и учили там в основном на, скажем так, чиновников, но юный Грановский решил, что для подготовки к поступлению на какой-то иной факультет у него силенок пока еще маловато, может не случиться, поэтому удовлетворился философско-юридическим факультетом, и подготовки ему как раз оказалось достаточно, и не самый это был сильный, не самый популярный факультет, но тем не менее, да и вообще для Петербургского университета время было непростое, не самое лучшее, скажем так, и преподаватели были не самого высокого класса, и здесь приходилось мириться с целым рядом неприятных моментов, в том числе, с тем, что финансовое положение юного Грановского было тоже очень нехорошим, поэтому приходилось ему подрабатывать, и тут сработала его склонность к литературному творчеству, он пытался как-то поучаствовать в каких-то таких литературных делах, но при этом еще подрабатывал в департаменте Министерства иностранных дел, переписывал там бумаги.

Д. Володихин:

— Ну, литературным трудом это не назовешь, но деньги дает.

Т. Агейчева:

— Да, каким-то образом он выживал, но все-таки что ему дал Санкт-Петербургский университет — возможность систематического теперь уже, не беспорядочного, как в детстве, а систематического выборочного чтения. Читал он очень много, читал литературу по философии, по истории, по теории литературы, то есть вот набирал интеллектуальный багаж и по истории, конечно.

Д. Володихин:

— Ну и когда же он все-таки пойдет по тропе исторического знания, а не философского? Хоть и близко, но разные вещи.

Т. Агейчева:

— Да, но это тоже не сразу же случится, потому что по окончанию университета он работал в Гидрографическом департаменте помощником библиотекаря и подрабатывал в петербургских тоже литературных изданиях, например, в «Библиотеке для чтения», в «Дамском журнале», с маленькими такими литературными опытами, которые сами по себе ни славы, ни успеха ему не принесли, но его способности были отмечены, и поэтому через знакомых из вот этих самых журналов Грановский вышел на контакт с очень известным в свое время человеком по фамилии Станке́вич. Вот этот персонаж и нам с вами, и нашим слушателям вообще-то должен быть неплохо знаком по курсу литературы и истории еще в средней школе, потому что он был во главе такого общественно-политического кружка 20-30-х годов XIX века в Москве, в рамках которого обсуждали как раз и философские вопросы, и вопросы смысла истории, и судьбы России.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. И поскольку Тимофей Николаевич Грановский увлекался немецкой музыкой, был романтического настроя человек — ну что же, сейчас у нас будут звучать знаменитые немцы: Вольфганг Амадей Моцарт, «Рондо».

Звучит музыкальное произведение

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, мы продолжаем разговаривать о Тимофее Николаевиче Грановском, который добрался до кружка, где обсуждались разнообразные высокие политические, философские, исторические смыслы, а обсуждались они как раз с точки зрения миросозерцания западников, таких русских европейцев, и в этом смысле он очень пришелся ко двору.

Т. Агейчева:

— Да, и через кружок Станкевича он вошел вообще в довольно широкий круг творческой и интеллектуальной элиты русской. Давайте некоторые имена, фамилии назовем, чтобы это было понятно: например, Грановского познакомили с Пушкиным, он сошелся и близок довольно был с Белинским, Огарёвым, Герценом тогда — это круг влиятельных людей, он с Некрасовым водил знакомства, и в общем, список можно продолжать, и был вполне оценен за тот потенциал, который в нем его вот эти коллеги увидели, и в конечном итоге именно благодаря участию в кружке Станкевича и всем этим знакомствам Грановского подпихнули в сторону исторической науки, потому что его познакомили еще с одним влиятельным человеком...

Д. Володихин:

— Это вот как выглядит: «Брат, мы даем тебе задание, ты будешь наш человек в истории, и давай, ознакомься, тебя продвинут», вот звучит именно так — так оно и было, или я немножко утрировал?

Т. Агейчева:

— Давайте я несколько попроще изложу эти сюжеты, потому что его просто познакомили с попечителем Московского учебного округа графом Строгановым, тот, в свою очередь, оценил таланты, прежде всего литературные таланты молодого человека и предложил ему за казенный счет трехлетнюю стажировку в Берлинском университете с тем, чтобы потом Грановский мог преподавать историю европейскую в Московском университете. Ну, чего уж лучше? Конечно, Грановский отправился в эту командировку, ему было двадцать три года, ему хотелось посмотреть мир.

Д. Володихин:

— Чего уж лучше иметь таких знакомых.?

Т. Агейчева:

— И очень полезно для себя провел время, потому что к тому, что он уже был знаком с трудами тогда выдающихся историков того времени и философов, таких как Юн, Гиббн, Тьерри́, Гизо́, Ни́бур и так далее, историки-профессионалы хорошо эти все имена знают. А учился в Берлине у таких тоже известных историков, как Ра́нке, например, который больше других ему нравился, Савиньи́, Ра́умера, то есть это был очень неплохой багаж, и постигал он и языки, и философию, и географию, и логику. Лето мог себе позволить проводить в путешествиях по Германии, Австро-Венгрии, беседовать с представителями тоже науки, например, чешской, короче говоря, опыт он приобретал такой неплохой, и с европейской историей тоже ознакомился довольно близко, и решил, что, собственно, европейская история — это и есть та путеводная звезда, на которую русские должны ориентироваться, и пришел к выводу о том, что в самой истории нужно постигать не столько факты, сколько ее логику, ее смыслы, а опять же, смыслы русской истории суть смыслы европейской истории, которой надо соответствовать. И вот примерно с такими настроениями он вернулся домой, попутно еще увлекшись новацией философской, Гегелем, гегельянским учением, которое он с удовольствием включил в свое мировоззрение.

Д. Володихин:

— Ему двадцать шесть лет, на дворе конец 30-х годов, и Стро́ганов водворяет его в Московский университет.

Т. Агейчева:

— И в Московском университете позиция Грановского такова: заниматься кабинетными исследованиями ему скучно, он полагает, что поскольку он постиг некие истины, то он может себе позволить просвещать соотечественников.

Д. Володихин:

— Немцы-то ему рассказали, как правильно относиться к историческому знанию.

Т. Агейчева:

— Да, поэтому ему интереснее было работать на кафедре, читать лекции. Он говорил, что один год работы на кафедре, (я имею в виду кафедру, как место, с которого выступают лекторы) так вот, один такой год лекционной работы гораздо важнее для историка, чем три года работы кабинетной, исследовательской.

Д. Володихин:

— Но поскольку он сам кабинетной работой не занимался, по большому счету, сложно сказать, что он про это знал.

Т. Агейчева:

— Это правда. Но вот он видел цель такую просветительскую, он считал, что он уже может со всей искренностью, потому что человек-то он был действительно неплохой очень. Можно даже сказать, чистый, идеалист во многом.

Д. Володихин:

— Энтузиаст просвещения.

Т. Агейчева:

— И энтузиаст просвещения, да, это все так. Вот когда он попал в Московский университет, в общем, как-то он увидел в Московском университете разные партии, где, с одной стороны, выступали все те же западники и либералы в лице Бодя́нского, Редкина, Крюкова, а с другой стороны — позор просто и ужас — охранители в лице Погодина...

Д. Володихин:

— Целого ряда других представителей консервативного православного миросозерцания.

Т. Агейчева:

— Я хотела еще назвать Шевырёва, потому что Шевырёв активно себя чуть позже по отношению к Грановскому проявит.

Д. Володихин:

— Но Шевырёв скорее — историк литературы, а не в чистом виде историк.

Т. Агейчева:

— Это правда, но просто сам Шевырёв тоже ведь прошел такой путь эволюционный от либерализма все-таки к государственнической идее и к охранительной позиции, поэтому все-таки, наверное, стоит, иметь его в виду, стоило его назвать.

Д. Володихин:

— Ну что ж, я так понимаю, что имея за спиной Строганова, Грановский начинает расти в чинах и делает это достаточно быстро.

Т. Агейчева:

— Да не получилось у него в чинах вырасти быстро, но ему удалось быстро нарастить популярность. Вот это были у него такие несовпадающие процессы, потому что он не очень скоро защитил первую свою диссертацию, которая ему давала возможность как раз роста в статусе, простите, потому что он, опять же, не торопился. Он считал, что ему нужно самому сначала прийти к каким-то твердым убеждениям по разным вопросам и только потом писать исследовательскую работу, поэтому его диссертация была защищена уже в 1845 году только. Он довольно много лет проработал без серьезного какого-то ученого статуса в Московском университете, хотя лекции читал.

Д. Володихин:

— Мы разъясним этот момент: первая диссертация в Российской империи называлась «магистерская» — это то примерно, что сейчас кандидатская диссертация в наши времена. И, по большому счету, его место требовало для того, чтобы он просто оставался на нем — защититься, он защитился, и перед ним открылись перспективы. Но в принципе, вот эти несколько лет, это не так-то и много. Что было дальше? Кстати, я думаю, что мы под конец передачи поговорим о его диссертациях, ну а сейчас пролетим их быстрым экспрессом.

Т. Агейчева:

— Да. Дальше он просто начал читать лекции, это были лекции по зарубежной, во-первых, европейской истории в Средневековой ее части. Но если говорить о хронологических границах, то он обычно говорил о промежутке от XV до XVII века. Иногда, если это было необходимо, давал обзоры из Античности и о периоде вот в преддверии Великой Французской революции, то есть выходил некоторым образом за рамки, потому что хотел показать общие закономерности исторического развития, которые проявляются во всех европейских государствах на разных этапах. И, кроме того, читая лекции в университете, он еще по собственной инициативе начал читать публичные лекции, полагая, что просвещать нужно всех, не только студентов университета.

Д. Володихин:

— Это были бесплатные лекции?

Т. Агейчева:

— Бесплатные лекции, да.

Д. Володихин:

— Такой просветитель в буквальном смысле этого слова, то есть он не столько зарабатывал себе на жизнь, сколько пытался подарить другим свои знания.

Т. Агейчева:

— Совершенно верно. И вот такие лекции он начал читать с 1843 года, у него было несколько циклов таких вот лекций, опять же, по Средневековой истории прежде всего, и по западноевропейской истории, в рамках которых он давал такую сравнительную типологическую картинку развития разных европейских стран в разное время, опять же, демонстрируя единство исторического процесса и его закономерность.

Д. Володихин:

— Ну что ж, как быстро он занял профессорское место?

Т. Агейчева:

— Я уже сказала, что в 1845 году он защитил магистерскую диссертацию, в 1849 году — докторскую диссертацию, ну вот и отсчитывайте от докторских диссертаций вот эти все сюжеты. Собственно, доктором он стал в 1850 году, после защиты докторской диссертации.

Д. Володихин:

— Учитывая то, что доктором он стал, а заодно и профессором, на исходе 40-х — начале 50-х, а скончался в 1855 году, для того, чтобы сделать последний шаг в своей ученой карьере — занять место декана историко-филологического факультета, ему оставалось не так-то много времени, но это произошло, выходит, очень быстро.

Т. Агейчева:

— Нет, это тоже произошло не быстро, потому что деканом историко-филологического факультета Московского университета он стал в 1855 году.

Д. Володихин:

— Это и есть быстро, всего пять лет.

Т. Агейчева:

— И он умер в 1855 году, вот в чем проблема.

Д. Володихин:

— Это было уже сказано.

Т. Агейчева:

— Это было сказано, но просто тогда мы с вами должны как-то иначе относиться к сюжету о скорости.

Д. Володихин:

— Ну, пять лет, для профессора превратиться в декана за пять лет в нынешние времена это скорость торпедного катера на морской глади. Очевидно, в те времена все было несколько сложнее.

Т. Агейчева:

— Сложнее в том смысле, что для Московского университета тоже эти времена были непростые. Во-первых, историко-филологический факультет был молод, он выделился в Московском университете только в 1850 году. А с другой стороны, в Московском университете было немало преподавателей-специалистов по всемирной истории, как теперь у нас принято говорить, и почти никого не было по русской истории, поэтому выбор декана — это вопрос не самый простой, вот кто, какого направления специалист должен быть, поэтому в конечном итоге избрали вот такого популярного, влиятельного на тот момент человека, каковым уже был Грановский, с этим флером популярности от его публичных лекций.

Д. Володихин:

— То есть сыграла роль не протекция, а именно его ораторская популярность, его, скажем так, воспринятость студенческой аудиторией как некоего своего кумира.

Т. Агейчева:

— В том числе и потому, что нужно было придать популярности непопулярному тогда еще историко-филологическому факультету.

Д. Володихин:

— Ну что ж, милостив буди к нему Господь, к Тимофею Николаевичу, если ему это на самом деле удалось. Ну а теперь, дорогие радиослушатели, я должен напомнить вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы ненадолго прерываем наш разговор для того, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ имени Михаила Васильевича Ломоносова, Татьяна Владимировна Агейчева, мы беседуем об историке Тимофее Николаевиче Грановском, человеке, который получил известность в середине девятнадцатого столетия, как преподаватель, оратор, как человек, который завоевал популярность студенческой аудитории своими лекциями по истории средневековой Европы. Давайте окунемся в его преподавательский быт, что, собственно, было привлекательного, интересного в его лекциях, ведь многие из них дошли до наших дней, их можно прочитать, они изданы.

Т. Агейчева:

— Это правда, но здесь я бы хотела вернуться к тому, с чего я начала: некоторое несоответствие вот такой вот научной ценности как таковой его трудов и общего впечатления, настроения, которое производила его деятельность, потому что вот как Грановский, например, зарабатывал популярность? Прежде всего, как лектор, он был чрезвычайно обаятельным человеком в этом смысле, несмотря на очевидные недостатки по части как раз ораторского искусства, потому что голос у него был слабый, потому что имел он дефекты дикции, и студенты его как-то сразу же, правда, по-доброму, но тем не менее, прозвали «шепелявым профессором». Но он был настолько чистосердечен, настолько демонстрировал любовь к тому, о чем он говорит, настолько демонстрировал способность управлять самим собой, своими эмоциями, потому что когда он входил в историю уж очень эмоционально, он самого себя сдерживал для того, чтобы сохранять такую внешнюю холодность, отстраненность и объективность. И здесь еще надо добавить вот какое свойство: ведь он неслучайно упражнялся в литературном творчестве, то есть он умел внести в изложение литературные образы и вообще подать художественным таким способом материал, и вот все эти качества вместе очень привлекали к нему студентов. А если мы к этому добавим еще очевидную идейную направленность...

Д. Володихин:

— Вот об этом чуть подробнее.

Т. Агейчева:

— ...то здесь, конечно, Грановскому равных не было.

Д. Володихин:

— Что за идейная направленность?

Т. Агейчева:

— А идейная направленность такова, что он, не так чтобы совсем явно, но очень умело, через анализ европейского материала, наводил слушателей на мысль о необходимости политических преобразований в России.

Д. Володихин:

— Такой умеренный революционер.

Т. Агейчева:

— Например, так он говорил: вот если, скажем, к такому-то времени в Европе потерпел крушение феодализм, и это было закономерно и неизбежно, и привело к положительным результатам в итоге в европейском политическом и экономическом устройстве, то как, по-вашему, должно случиться в России?

Д. Володихин:

— Что звучит примерно как: «вот хорошо бы и в России».

Т. Агейчева:

— Да, то есть это вот такие были бесхитростные, естественно, по-доброму манипуляции, которые он использовал как лекторские приемы и вот так вот, собственно, во всех сюжетах, во всех темах, которыми он занимался, происходило.

Д. Володихин:

— Это называется «политическая озорнина». Помнится, Михаил Петрович Пого́дин, историк гораздо более фундаментальный, побывав на его лекциях, отозвался нелицеприятно.

Т. Агейчева:

— А я могу даже процитировать из дневников Погодина, это короткая цитата, поэтому вы мне позволите, я думаю, вот что Погодин записал: «Был на лекции Грановского — такая посредственность, что из рук вон. Это не профессор, а немецкий студент, который начитался французских газет».

Д. Володихин:

— Но за идейную направленность ему многое прощалось.

Т. Агейчева:

— Многое прощалось, даже вот эта очевидная легковесность.

Д. Володихин:

— Ну вот, допустим, тексты его лекций опубликованы, с ними, повторяю, можно познакомиться. Вопрос весь в том, как с точки зрения нашего дня их оценивать? Они были востребованы только по идейному соображению, или они были изложены хорошо с литературной точки зрения, или с точки зрения философской, или, может быть, на них была мода? Вот текст, не интонация, не обаятельность, не голос, а сам текст что даёт для понимания того, каким преподавателем был Грановский?

Т. Агейчева:

— Я бы так сказала: конечно, качество текста очень неплохое — самого по себе, как он организован, каков стиль литературный Грановского, лекции Грановского читаются легко и приятно, и, конечно, это привлекает само по себе. Вот здесь, если вы соединяете образ автора, который хорошо был уже известен, с этим текстом, то эффект получается очень и очень неплохой. Кроме того, надо сказать о том, что всё-таки Грановский пытался выстраивать материал системно, таким образом, чтобы действительно показать не просто перечень исторических событий, а попытаться пустить читателя в логику и смыслы исторического процесса, и вот это свойство его материала, конечно, не могло не найти отклика в сердцах и в умах его читателей.

Д. Володихин:

— То есть, иными словами, он был популяризатор исторического знания, немного политический публицист и в какой-то степени — систематик той фактуры по европейскому Средневековью, которая была ему известна.

Т. Агейчева:

— Плюс сердечный человек, к которому тянулись.

Д. Володихин:

— Ну да, это для преподавателя значит очень многое. Сейчас, когда часто переходят на дистантное образование, в значительной степени сильные стороны профессоров уничтожаются. Но, правда, вместе с ними исчезают и слабые, потому что через экран что сильный, что слабый профессор будет преподавать примерно одинаково, очень многое сглаживается. Но у Тимофея Николаевича такой возможности не было. И вот мы послушали отношение его коллег, может быть, есть что-то, характеризующее отношение самой студенческой аудитории к нему?

Т. Агейчева:

— Есть кое-что. Давайте начнем с того, что Грановский близко к себе студентов подпускал, в том смысле, что он приглашал их к себе домой. Например, по выходным он отводил специально утренние часы для того, чтобы принимать в режиме посиделок домашних за чаем у себя студентов, где они могли обсуждать самые разные вопросы, и студенческие, и научные, и так далее. Он был открыт, поэтому студенты к нему относились с большой симпатией. А вот когда, например, Грановский защищал свои диссертации, то вот это вот стремление его поддержать, в особенности если находились оппоненты серьезные, вроде Шевырёва, о котором мы с вами уже сегодня говорили, студенты рассматривали эти защиты как битву на ринге.

Д. Володихин:

— «Нашего бьют!»

Т. Агейчева:

— И Грановский, конечно, был для них победителем, и они его поддерживали, они устраивали ему овации в итоге. И он выходил триумфатором из такого рода испытаний, настолько триумфатором, что по окончании диспута, например, на Грановского его коллеги иной раз даже жаловались, потому что считали, что Грановский провоцирует своих студентов к бунту.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». Мы беседуем с замечательным специалистом по истории русской исторической науки Татьяной Владимировной Агейчевой, и обсуждаем судьбу и труды историка Тимофея Николаевича Грановского — знамение русского западничества в исторической науке. Ну а сейчас будет правильным послушать еще одного замечательного европейского композитора, как раз романтика, это было очень близко умонастроению Грановского: Людвиг ван Бетховен, «Лунная соната», третья часть.

Звучит музыкальное произведение

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, мы продолжаем разговор о судьбе и трудах российского историка девятнадцатого столетия Тимофея Николаевича Грановского, который недолгое время возглавлял историко-филологический факультет Московского Императорского богоспасаемого университета. Ну что ж, историк — это не только преподаватель, это еще и ученый, Грановский не склонен был, как было сказано, к кабинетному труду, он больше был склонен к преподаванию, но тем не менее, ему пришлось писать его диссертации, защищать их, пришлось время от времени заниматься научным трудом, что-то из его наследия, наверное, стоит помянуть. Ну и наконец, как человек, который проходил обучение на философском факультете Санкт-Петербургского университета, наверное, он должен был усвоить определенную философию и методологию, потому что этот род образования подталкивает человека к внедрению философии во все сферы гуманитарного знания. Давайте посмотрим, что у него были за диссертации, что за научные труды.

Т. Агейчева:

— Ну, давайте начнем, и это логично будет, с диссертаций, и дальше потом добавим кое-что о трудах. Вот главные его диссертации — магистерская и докторская, напомню, что первая была защищена в 1841 году, и называлась она так: «Волин, Иомсбург и Венета», об истории ганзейских городов«. А вторая докторская диссертация, защищенная в 1849 году, была посвящена аббату Суге́рию и более широко — общинам во Франции.

Д. Володихин:

— Вот уточним: религиозным общинам.

Т. Агейчева:

— Да, да. И кроме того, можно отдельно назвать такую его работу: «О современном состоянии и значении всеобщей истории». Это работа поздняя, уже 1852 года, но ее можно, во всяком случае, зафиксировать как отдельное сочинение, потому что о Грановском больше, и о его научных трудах мы больше узнаем по многочисленным конспектам и изданиям его лекций, и выходили они в разные годы, в разном составе, в разных вариациях, включая его публичные лекции, где-то это были его собственные конспекты, где-то конспекты, сделанные его слушателями.

Д. Володихин:

— Ну а что такое его диссертация — это толкование суммы фактов под определенным научным углом, так сказать. Знания сравнительные, если я правильно понимаю. Он не пытался сделать открытие, он пытался дать новые трактовки.

Т. Агейчева:

— Давайте попробуем все-таки с вами подойти к разрешению этого вопроса через исследование методологии, мировоззрения научного.

Д. Володихин:

— А вот здесь как раз его труд о состоянии исторической науки, наверное, даст нам правильное направление, потому что писал он его уже будучи зрелым историком и дал сумму своих взглядов. Очевидно, здесь есть определенные ключики в его методологии. Итак, его методология.

Т. Агейчева:

— Дмитрий Михайлович, скажите, пожалуйста, какой термин вам нравится больше: «коллаж», «синтез», «эклектика»?

Д. Володихин:

— «Мешанина».

Т. Агейчева:

— Давайте будем использовать этот термин, потому что в научном мировоззрении Грановского вот это самое присутствует со всей очевидностью, потому что он кусочками взял философию и историю Гегеля в свое мировоззрение, органическую теорию Э́верса, здесь можно добавить такие общепросвещенческие подходы, вот в нашей исторической науке у Татищева эта идея очень хорошо присутствовала, о том, что все народы в своем развитии проходят разные возрасты: младенчество, юность, зрелость и так далее.

Д. Володихин:

— Впоследствии творцы цивилизационного подхода тоже будут говорить о том, что общество — это организм, у организма есть свой жизненный цикл, этот жизненный цикл предполагает возраста.

Т. Агейчева:

— Да. И последний кусочек вот в этой мешанине — это представление о влиянии на формирование народа природно-географического фактора. Вот из всего этого складывалось общее мировоззрение. Как в системе можно его изложить, это мировоззрение? Ну, во-первых, всемирная история — это, безусловно, процесс единый, созданный и управляемый единоначально абсолютным духом, и история для абсолютного духа — это инструмент самопознания. Собственно, движение истории, оно для того и существует, чтобы абсолютный дух себя познавал.

Д. Володихин:

— Абсолютный дух — это термин гегелевской философии, и для наших радиослушателей, очевидно, будет не бесполезно просветиться: а что, собственно, Гегель называл в словосочетании «абсолютный дух»?

Т. Агейчева:

— Творец, единое начало, я так это понимаю, знаете, поскольку все-таки все мы индивидуально понимаем вот эти вот философские идеи, я думаю, что это такой компромиссный вариант.

Д. Володихин:

— То есть вот честно сказать: Господь Бог — уже нельзя...

Т. Агейчева:

— Не нравится, да. А без Него плохо.

Д. Володихин:

— Да, и, честно сказать, эта идея в моей башке еще неудобна, поэтому посередине получается такое коверкание Священного Писания, и была тьма, и носилась идея над водами, поэтому получается так, что абсолютный дух — это что-то вроде светской версии Творца: вот он как бы Бог, но не совсем, и люди с их историей есть способ для него понять, что он есть такое. То есть это как бы такой прыжок за пределы христианства, но с лонжей, которая все-таки держит и не дает тебе абсолютно из него выпасть.

Т. Агейчева:

— Со спасательным кругом, я бы так сказала, резиновым, вокруг хилого тельца.

Д. Володихин:

— Ну тогда лучше резиновой утеночек.

Т. Агейчева:

— Может быть, и утеночек, это уж кому как больше нравится. Но давайте продолжим, да?

Д. Володихин:

— Давайте.

Т. Агейчева:

— В этой единой истории, управляемой абсолютным духом, разные народы временами получают от абсолютного духа некую идею, которую они в своей истории должны реализовать, то есть они в этот момент становятся лидером мирового исторического процесса, и эту идею они должны реализовать. Реализовав, народы ослабевают и лидерство в мировом процессе передают как эстафетную палочку другим народам. И теоретически во второй уже части своей жизни Грановский к этому пришел: все народы могут оказаться владельцами такой эстафетной палочки. Что нарабатывают народы? Идеалы, нравственные идеалы, идеалы развития, иными словами, они растут и способствуют прогрессу всего человечества. Вот в этой общей схеме дальше Грановский рассуждает следующим образом, немножечко позволяя себе отходить от Гегеля, если Гегель полагал, что в этой истории олицетворением народа является государство, оно же является показателем зрелости народа, то Грановский полагал, что народ, как носитель народного духа, то есть творческого начала, такой воплощенной нравственности в истории народа, вот именно народ генерирует из своей среды государство, которое ему соответствует, то есть здесь у него возникает такая цепочка: личность-народ-государство, где в основе всех процессов и вектор задает всем процессам — нравственность, нравственное начало, которое вот на этих ступенях воплощается.

Д. Володихин:

— Причем нравственное начало, опять-таки, в светском варианте.

Т. Агейчева:

— В светском варианте, совершенно верно, которое тоже не статично, а динамично развивается. Нравственность — некое растущее явление. И здесь он пытается соединить такие элементы: общее и особенное, общее и индивидуальное, потому что вот, например, личность в истории — что такое? Великие люди, выдающиеся люди — это тоже инструмент преобразований, но не самостоятельно, они не ломают об колено народы и историю, но они всегда выражают то, что историей уже подготовлено и востребовано вот той самой народной нравственностью, народным духом, о котором мы уже сказали.

Д. Володихин:

— Что-то мне это напоминает. Один из великих русских историков сказал про Петра I: «Собирались в дорогу и ждали кого-то, вот пришел Петр».

Т. Агейчева:

— А это так и есть. Это так и есть, и Грановский, собственно, у истоков этой идеи-то и стоял, в том числе, в русской исторической науке. Но и кроме того, народы для того, чтобы получить эстафетную палочку, проходят через разные возрасты. И ничего просто так не происходит, потому что есть еще, как я уже говорила, природный фактор — вот какая природа, такой и народ. И здесь у нас и органической теории находится место, потому что народ растет сам из себя.

Д. Володихин:

— Ну что ж, теория, хоть и представляет собой салат из множества ингредиентов, звучала, очевидно, в своих прикладных аспектах очень привлекательно и надо думать, Тимофей Николаевич не зря заработал у студенческой аудитории популярность, потому что такая аудитория, она в высшей степени легко задевает младые умы. Ну а время нашей передачи, дорогие радиослушатели, подходит к концу, и мне остается от вашего имени, позвольте мне поблагодарить Татьяну Владимировну Агейчеву за ее роль гида, принятую на себя, и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

Т. Агейчева:

— Всего доброго.

Все выпуски программы Исторический час

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Другие программы

Семейный час

«Обиды в семье». Иеромонах Макарий (Маркиш)

Скачать

Гостем программы «Семейный час» был председатель епархиальной комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).

Мы говорили об обидах в семье, почему дети часто обижаются на родителей и как научиться искренне прощать.

Все выпуски программы Семейный час

Читать полностью

Другие программы

Пайдейя

«Цели воспитания детей». Татьяна Воробьева

Скачать

В программе «Пайдейя» на Радио ВЕРА совместно с проектом «Клевер Лаборатория» мы говорим о том, как образование и саморазвитие может помочь человеку на пути к достижению идеала и раскрытию образа Божьего в себе.

Гостьей программы «Пайдейя» была Заслуженный учитель России, детский психолог высшей категории Татьяна Воробьева.

Мы говорили о том, как помочь ребенку преодолевать страхи и не допускать невротических состояний, а также о том, как родителям определить для себя цели в воспитании детей и как формировать душевные качества у ребенка.

Ведущая: Кира Лаврентьева

Все выпуски программы Пайдейя

Читать полностью

Другие программы

Богослужения вечера

Тексты богослужений праздничных и воскресных дней. Всенощное Бдение. 9 ноября (вечер 8 ноября) 2025г.

Вечер 08.11.25

Неде́ля 22-я по Пятидеся́тнице.

Мч. Не́стора Солу́нского.

Глас 5

ВСЕНО́ЩНОЕ БДЕ́НИЕ

Вели́кая Вече́рня

Диакон: Воста́ните!

Хор: Благослови́.

Иерей: Сла́ва Святе́й и Единосу́щней и Животворя́щей и Неразде́льней Тро́ице всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Священнослужители в алтаре:

Прииди́те, поклони́мся Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Христу́ Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Самому́ Христу́, Царе́ви и Бо́гу на́шему.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Ему́.

Псало́м 103, предначина́тельный:

Хор: Благослови́, душе́ моя́, Го́спода./ Благослове́н еси́, Го́споди./ Го́споди, Бо́же мой, возвели́чился еси́ зело́./ Благослове́н еси́, Го́споди./ ... / Вся прему́дростию сотвори́л еси́./ Сла́ва Ти, Го́споди, сотвори́вшему вся.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Вели́кая ектения́:

Диакон: Ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)

Диакон: О Свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.

О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии Святы́х Бо́жиих Церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.

О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.

О вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем, Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, честне́м пресви́терстве, во Христе́ диа́констве, о всем при́чте и лю́дех, Го́споду помо́лимся.

О Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, Го́споду помо́лимся.

О гра́де сем (или: О ве́си сей), вся́ком гра́де, стране́ и ве́рою живу́щих в них, Го́споду помо́лимся.

О благорастворе́нии возду́хов, о изоби́лии плодо́в земны́х и вре́менех ми́рных, Го́споду помо́лимся.

О пла́вающих, путеше́ствующих, неду́гующих, стра́ждущих, плене́нных и о спасе́нии их. Го́споду помо́лимся.

О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.

Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Блаже́н муж:

Хор: Блаже́н муж, и́же не и́де на сове́т нечести́вых.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Я́ко весть Госпо́дь путь пра́ведных, и путь нечести́вых поги́бнет.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Рабо́тайте Го́сподеви со стра́хом и ра́дуйтеся Ему́ с тре́петом.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Блаже́ни вси наде́ющиися Нань.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Ектения́ ма́лая:

Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Твоя́ держа́ва, и Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Го́споди, воззва́х, глас 5:

Хор: Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя./ Услы́ши мя, Го́споди./ Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя:/ вонми́ гла́су моле́ния моего́,/ внегда́ воззва́ти ми к Тебе́.// Услы́ши мя, Го́споди.

Да испра́вится моли́тва моя́,/ я́ко кади́ло пред Тобо́ю,/ воздея́ние руку́ мое́ю/ — же́ртва вече́рняя.// Услы́ши мя, Го́споди.

Стихиры воскресные, глас 5:

На 10. Стих: Изведи́ из темни́цы ду́шу мою́,// испове́датися и́мени Твоему́.

Стихира: Честны́м Твои́м Кресто́м, Христе́,/ диа́вола посрами́л еси́,/ и Воскресе́нием Твои́м жа́ло грехо́вное притупи́л еси́,/ и спасл еси́ ны от врат сме́ртных:// сла́вим Тя, Единоро́дне.

Стих: Мене́ ждут пра́ведницы,// до́ндеже возда́си мне.

Стихира: Воскресе́ние дая́й ро́ду челове́ческому,/ я́ко овча́ на заколе́ние веде́ся,/ устраши́шася сего́ кня́зи а́дстии,/ и взя́шася врата́ плаче́вная./ Вни́де бо Царь сла́вы Христо́с,/ глаго́ля су́щим во у́зах, изыди́те:// и су́щим во тьме, откры́йтеся.

На 8. Стих: Из глубины́ воззва́х к Тебе́, Го́споди,// Го́споди, услы́ши глас мой.

Стихира: Ве́лие чу́до,/ неви́димых Соде́тель, за человеколю́бие пло́тию пострада́в,/ воскре́се Безсме́ртный./ Прииди́те оте́чествия язы́к, Тому́ поклони́мся:/ благоутро́бием бо Его́ от пре́лести изба́вльшеся,// в Трие́х Ипоста́сех Еди́наго Бо́га пе́ти навыко́хом.

Стих: Да бу́дут у́ши Твои́// вне́млюще гла́су моле́ния моего́.

Стихира: Вече́рнее поклоне́ние/ прино́сим Тебе́, Невече́рнему Све́ту,/ на коне́ц веко́в, я́ко в зерца́ле пло́тию возсия́вшему ми́рови,/ и да́же до а́да низше́дшему,/ и та́мо су́щую тьму разруши́вшему,/ и свет Воскресе́ния язы́ком показа́вшему:// Светода́вче Го́споди, сла́ва Тебе́.

На 6. Стих: А́ще беззако́ния на́зриши, Го́споди, Го́споди, кто постои́т?// Я́ко у Тебе́ очище́ние есть.

Стихира: Нача́льника спасе́ния на́шего,/ Христа́ славосло́вим:/ Тому́ бо из ме́ртвых воскре́сшу,/ мир от пре́лести спасе́н бысть./ Ра́дуется лик а́нгельский,/ бе́гает де́монов пре́лесть,/ Ада́м пады́й воста́,// диа́вол упраздни́ся.

Стих: И́мене ра́ди Твоего́ потерпе́х Тя, Го́споди, потерпе́ душа́ моя́ в сло́во Твое́,// упова́ душа́ моя́ на Го́спода.

Стихира: И́же от кустоди́и науче́ни быва́ху от беззако́нник,/ покры́йте Христо́во Воста́ние,/ и приими́те сре́бреники, и рцы́те/ я́ко нам спя́щим, из гро́ба укра́ден бысть Ме́ртвый./ Кто ви́де, кто слы́ша, мертвеца́ укра́дена когда́,/ па́че же пома́зана и на́га,/ оста́вльша и во гро́бе погреба́льная Своя́?/ Не прельща́йтеся иуде́е,/ навы́кните рече́нием проро́ческим, и уразуме́йте,// я́ко Той есть вои́стинну Изба́витель ми́ра, и Всеси́льный.

На 4. Стих: От стра́жи у́тренния до но́щи, от стра́жи у́тренния,// да упова́ет Изра́иль на Го́спода.

Стихира: Го́споди, ад плени́вый,/ и смерть попра́вый, Спа́се наш,/ просвети́вый мир Кресто́м честны́м,// поми́луй нас.

Стихиры мч. Нестора Солунского, глас 8, подобен: «О пресла́внаго чудесе́...»:

Стих: Я́ко у Го́спода ми́лость, и мно́гое у Него́ избавле́ние,// и Той изба́вит Изра́иля от всех беззако́ний его́.

Стихира: Не́сторе, страда́льче чу́дне,/ всеору́жием Христо́вым себе́ обложи́л еси́,/ чу́вственне у́бо Ли́ю спле́тся, того́ погуби́л еси́,/ неви́димыми же неви́димаго стрела́ми велиа́ра/ ты запя́л еси́ и умертви́л еси́./ Те́мже побе́ды венце́м// твою́ главу́ венча́ Великодарови́тый.

На 2. Стих: Хвали́те Го́спода вси язы́цы,// похвали́те Его́ вси лю́дие.

Стихира: Словесы́ Боже́ственными укрепля́ем, Не́сторе му́дре,/ и́стинно Дими́трия му́ченика,/ го́рдаго мучи́теля му́жески умертви́л еси́,/ и уме́ршаго и ад разо́ршаго/ испове́дав Бо́га Безсме́ртна,/ смерть непра́ведну подъя́л еси́, сла́вне./ Те́мже Жизнь, ра́дуяся,// неконча́емую насле́довал еси́.

Стих: Я́ко утверди́ся ми́лость Его́ на нас,// и и́стина Госпо́дня пребыва́ет во век.

Стихира: Боже́ственный ю́ноша был еси́,/ телесе́ красото́ю, му́дре, сия́я/ и благода́тию Боже́ственною укра́шен,/ и си́лою удобре́н./ Те́мже Ли́еву разори́в си́лу си́лою Вседержи́теля,/ ра́дуяся, пострада́л еси́/ и лико́м счи́слился еси́ страда́льцев,// с ни́миже, ра́дуяся, нас помина́й.

Догматик, глас 5:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Догматик: В Чермне́м мо́ри,/ Неискусобра́чныя Неве́сты о́браз написа́ся иногда́./ Та́мо Моисе́й, раздели́тель воды́:/ зде же Гаврии́л, служи́тель чудесе́./ Тогда́ глубину́ ше́ствова немо́кренно Изра́иль;/ ны́не же Христа́ роди́ безсе́менно Де́ва./ Мо́ре по проше́ствии Изра́илеве пребы́сть непрохо́дно;/ Непоро́чная по Рождестве́ Эмману́илеве пребы́сть Нетле́нна./ Сый, и пре́жде Сый,/ явле́йся, я́ко Челове́к,// Бо́же поми́луй нас.

Вход с кади́лом:

Диакон: Прему́дрость, про́сти.

Све́те Ти́хий:

Хор: Све́те Ти́хий святы́я сла́вы Безсме́ртнаго Отца́ Небе́снаго, Свята́го, Блаже́ннаго, Иису́се Христе́! Прише́дше на за́пад со́лнца, ви́девше свет вече́рний, пое́м Отца́, Сы́на и Свята́го Ду́ха, Бо́га. Досто́ин еси́ во вся времена́ пет бы́ти гла́сы преподо́бными, Сы́не Бо́жий, живо́т дая́й; те́мже мир Тя сла́вит.

Диакон: Во́нмем.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Проки́мен воскре́сный, глас 6:

Диакон: Прему́дрость во́нмем. Проки́мен, глас шесты́й: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся.

Хор: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся. (На каждый стих)

Диакон: Облече́ся Госпо́дь в си́лу, и препоя́сася.

Стих 2: И́бо утверди́ вселе́нную, я́же не подви́жится.

Стих 3: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня, Го́споди, в долготу́ дний.

Диакон: Госпо́дь воцари́ся.

Хор: В ле́поту облече́ся.

Ектения́ сугу́бая:

Диакон: Рцем вси от всея́ души́, и от всего́ помышле́ния на́шего рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Го́споди Вседержи́телю, Бо́же оте́ц на́ших, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Поми́луй нас, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды, на каждое прошение)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, и всей во Христе́ бра́тии на́шей.

Еще́ мо́лимся о Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, да ти́хое и безмо́лвное житие́ поживе́м во вся́ком благоче́стии и чистоте́.

Еще́ мо́лимся о блаже́нных и приснопа́мятных созда́телех свята́го хра́ма сего́, и о всех преждепочи́вших отце́х и бра́тиях, зде лежа́щих и повсю́ду, правосла́вных.

Еще́ мо́лимся о ми́лости, жи́зни, ми́ре, здра́вии, спасе́нии, посеще́нии, проще́нии и оставле́нии грехо́в рабо́в Бо́жиих настоя́теля, бра́тии и прихо́жан свята́го хра́ма сего́.

Еще́ мо́лимся о плодонося́щих и доброде́ющих во святе́м и всечестне́м хра́ме сем, тружда́ющихся, пою́щих и предстоя́щих лю́дех, ожида́ющих от Тебе́ вели́кия и бога́тыя ми́лости.

Иерей: Я́ко Ми́лостив и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Сподо́би, Го́споди:

Хор: Сподо́би, Го́споди, в ве́чер сей без греха́ сохрани́тися нам. Благослове́н еси́, Го́споди, Бо́же оте́ц на́ших, и хва́льно и просла́влено и́мя Твое́ во ве́ки. Ами́нь.

Бу́ди, Го́споди, ми́лость Твоя́ на нас, я́коже упова́хом на Тя. Благослове́н еси́, Го́споди, научи́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Влады́ко, вразуми́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Святы́й, просвети́ мя оправда́нии Твои́ми.

Го́споди, ми́лость Твоя́ во век, дел руку́ Твое́ю не пре́зри. Тебе́ подоба́ет хвала́, Тебе́ подоба́ет пе́ние, Тебе́ сла́ва подоба́ет. Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Ектения́ проси́тельная:

Диакон: Испо́лним вече́рнюю моли́тву на́шу Го́сподеви.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Ве́чера всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.

Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)

Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.

Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.

До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.

Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.

Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Благ и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Бу́ди держа́ва Ца́рствия Твоего́ благослове́на и препросла́влена. Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Лития́: (В практике некоторых приходов иногда опускается)

Поется стихира храма [1] , затем:

Богородичные стихиры Павла Аморрейского, глас 5, подобен: «Ра́дуйся...»:

Стихира: Престо́л Херуви́мский вои́стинну,/ я́ко Превы́шши тва́рей бы́вши:/ в Тебе́ бо Бо́жие Сло́во,/ наш зрак назда́ти хотя́,/ всели́ся, и проше́д с пло́тию из Тебе́, Всечи́стая:/ Кре́стную же стра́сть нас ра́ди восприя́т,/ и Воскресе́ние я́ко Бог дарова́ изме́ншемуся на́шему осужде́нному естеству́,/ тем, я́ко Соде́телю,/ Сы́ну Твоему́ мо́лимся, Богома́ти,// улучи́ти проще́ние и ми́лость в час су́дный.

Стихира: Что Твою́, Богороди́тельнице Чи́стая, нареку́ Це́рковь Богосла́вную?/ Вертогра́д Еде́мский имену́ю,/ и Но́ев, Чи́стая, ковче́г прореку́,/ спа́сший Бо́гу ца́рское свяще́ние,/ весь свят язы́к, Христа́ Бо́га на́шего собо́р:/ Моисе́ову же киво́ту уподобля́ю Тя,/ в не́мже очисти́лище и жезл прозя́бший,/ в не́мже све́щник и ру́чка, кади́льница всезлата́я,// во́ньже прибега́ет всяк ве́рный и испроша́ет ве́лию ми́лость.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Еди́на безнаде́жным Наде́ждо,/ безпомо́щным гото́вая По́моще,/ ми́лости Ро́ждшая Воли́теля Иису́са,/ мою́ поми́луй ны́не не́мощь, Чи́стая,/ и пода́ждь ми помысло́м умиле́ние./ Струя́ми слез са́мых согреше́ний мои́х,/ непобеди́мую потопи́ пучи́ну:/ отжени́ безме́рных мои́х страсте́й бу́рю:/ и испо́лни тишины́ Боже́ственныя смуще́нное се́рдце мое́,/ Христа́ моля́щи,// пода́ти ми согреше́ний соверше́нное оставле́ние.

Диакон: Спаси́, Бо́же, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, посети́ мир Твой ми́лостию и щедро́тами, возвы́си рог христиа́н правосла́вных и низпосли́ на ны ми́лости Твоя́ бога́тыя, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день), и всех святы́х. Мо́лим Тя, многоми́лостиве Го́споди, услы́ши нас, гре́шных, моля́щихся Тебе́, и поми́луй нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (40 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о господи́не на́шем высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к и о всем во Христе́ бра́тстве на́шем, и о вся́кой души́ христиа́нстей, скорбя́щей же и озло́бленней, ми́лости Бо́жия и по́мощи тре́бующей; о покрове́нии гра́да сего́, и живу́щих в нем, о ми́ре, и состоя́нии всего́ ми́ра; о благостоя́нии святы́х Бо́жиих церкве́й; о спасе́нии и по́мощи со тща́нием и стра́хом Бо́жиим тружда́ющихся и служа́щих оте́ц и бра́тий на́ших; о оста́вльшихся и во отше́ствии су́щих; о исцеле́нии в не́мощех лежа́щих; о успе́нии, осла́бе, блаже́нней па́мяти и о оставле́нии грехо́в всех преждеотше́дших оте́ц и бра́тий на́ших, зде лежа́щих и повсю́ду правосла́вных; о избавле́нии плене́нных, и о бра́тиях на́ших во слу́жбах су́щих, и о всех служа́щих и служи́вших во святе́м хра́ме сем рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй. (50 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о е́же сохрани́тися гра́ду сему́, и свято́му хра́му сему́, и вся́кому гра́ду и стране́, от гла́да, губи́тельства, тру́са, пото́па, огня́, меча́, наше́ствия иноплеме́нников и междоусо́бныя бра́ни; о е́же ми́лостиву и благоуве́тливу бы́ти благо́му и человеколюби́вому Бо́гу на́шему, отврати́ти вся́кий гнев на ны дви́жимый, и изба́вити ны от належа́щаго и пра́веднаго Своего́ преще́ния и поми́ловати ны.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Диакон: Еще́ мо́лимся и о е́же услы́шати Го́споду Бо́гу глас моле́ния нас, гре́шных, и поми́ловати нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Иерей: Услы́ши ны, Бо́же, Спаси́телю наш, упова́ние всех конце́в земли́ и су́щих в мо́ри дале́че, и ми́лостив, ми́лостив бу́ди, Влады́ко, о гресе́х на́ших, и поми́луй ны. Ми́лостив бо и человеколю́бец Бог еси́, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́, и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Влады́ко многоми́лостиве, Го́споди Иису́се Христе́, Бо́же наш, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день) и всех святы́х. благоприя́тну сотвори́ моли́тву на́шу, да́руй нам оставле́ние прегреше́ний на́ших, покры́й нас кро́вом крилу́ Твое́ю, отжени́ от нас вся́каго врага́ и супоста́та, умири́ на́шу жизнь. Го́споди, поми́луй нас и мир Твой, и спаси́ ду́ши на́ша, я́ко благ и человеколю́бец.

Хор: Ами́нь.

Стихи́ры на стихо́вне:

Стихиры воскресные, глас 5:

Стихира: Тебе́, Воплоще́ннаго Спа́са Христа́,/ и Небе́с неразлучи́вшася,/ во гла́сех пе́ний велича́ем,/ я́ко Крест и смерть прия́л еси́ за род наш,/ я́ко Человеколю́бец Госпо́дь,/ испрове́ргий а́дова врата́,/ тридне́вно воскре́сл еси́,// спаса́я ду́ши на́ша.

Стих: Госпо́дь воцари́ся,// в ле́поту облече́ся.

Стихира: Прободе́ным Твои́м ре́бром, Жизнода́вче,/ то́ки оставле́ния всем источи́л еси́,/ жи́зни и спасе́ния:/ пло́тию же смерть восприя́л еси́,/ безсме́ртие нам да́руя./ Всели́в же ся во гроб нас свободи́л еси́,/ совоскреси́в с Собо́ю сла́вно, я́ко Бог./ Сего́ ра́ди вопие́м:// Человеколю́бче Го́споди, сла́ва Тебе́.

Стих: И́бо утверди́ вселе́нную,// я́же не подви́жится.

Стихира: Стра́нно Твое́ распя́тие,/ и е́же во ад соше́ствие, Человеколю́бче, есть:/ плени́в бо его́, и дре́вния ю́зники/ совоскреси́в с Собо́ю сла́вно, я́ко Бог,/ рай отве́рз, восприя́ти сего́ сподо́бил еси́./ Те́мже и нам, сла́вящим Твое́ тридне́вное Воста́ние,/ да́руй очище́ние грехо́в:/ рая́ жи́тели сподобля́я,// я́ко Еди́н Благоутро́бен.

Стих: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня,// Го́споди, в долготу́ дний.

Стихира: Нас ра́ди пло́тию страсть прии́мый,/ и тридне́вен из ме́ртвых воскресы́й,/ плотски́я на́ша стра́сти исцели́,/ и возста́ви от прегреше́ний лю́тых,// Человеколю́бче, и спаси́ нас.

Богородичен воскресный, глас 5:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Богородичен: Храм и Дверь еси́,/ Пала́та и Престо́л Царе́в,/ Де́во Всечестна́я,/ Е́юже Изба́витель мой, Христо́с Госпо́дь,/ во тьме спя́щим яви́ся,/ Со́лнце Сый пра́вды,/ просвети́ти хотя́, я́же созда́ по о́бразу Своему́ руко́ю Свое́ю./ Те́мже, Всепе́тая,/ я́ко Ма́терне дерзнове́ние к Нему́ стяжа́вшая,/ непреста́нно моли́// спасти́ся душа́м на́шим.

Моли́тва свято́го Симео́на Богоприи́мца:

Хор: Ны́не отпуща́еши раба́ Твоего́, Влады́ко,/ по глаго́лу Твоему́, с ми́ром;/ я́ко ви́деста о́чи мои́ спасе́ние Твое́,/ е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех люде́й,/ свет во открове́ние язы́ков,// и сла́ву люде́й Твои́х Изра́иля.

Трисвято́е по О́тче наш:

Чтец: Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Пресвята́я Тро́ице, поми́луй нас; Го́споди, очи́сти грехи́ на́ша; Влады́ко, прости́ беззако́ния на́ша; Святы́й, посети́ и исцели́ не́мощи на́ша, и́мене Твоего́ ра́ди.

Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

О́тче наш, И́же еси́ на Небесе́х, да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на Небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго.

Иерей: Я́ко Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Тропа́рь, глас 4:

Хор: Богоро́дице Де́во, ра́дуйся,/ Благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю:/ благослове́на Ты в жена́х/ и благослове́н Плод чре́ва Твоего́,// я́ко Спа́са родила́ еси́ душ на́ших. (Трижды)

Благослове́ние хле́бов:

Диакон: Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Иерей: Го́споди Иису́се Христе́ Бо́же наш, благослови́вый пять хле́бов и пять ты́сящ насы́тивый, Сам благослови́ и хле́бы сия́, пшени́цу, вино́ и еле́й; и умно́жи сия́ во гра́де сем и во всем ми́ре Твое́м; и вкуша́ющия от них ве́рныя освяти́. Я́ко Ты еси́ благословля́яй и освяща́яй вся́ческая, Христе́ Бо́же наш, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, со Безнача́льным Твои́м Отце́м, и Всесвяты́м, и Благи́м, и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь. Бу́ди И́мя Госпо́дне благослове́но от ны́не и до ве́ка. (Трижды)

Псало́м 33:

Хор: Благословлю́ Го́спода на вся́кое вре́мя,/ вы́ну хвала́ Его́ во усте́х мои́х./ О Го́споде похва́лится душа́ моя́,/ да услы́шат кро́тции, и возвеселя́тся./ Возвели́чите Го́спода со мно́ю,/ и вознесе́м И́мя Его́ вку́пе./ Взыска́х Го́спода, и услы́ша мя,/ и от всех скорбе́й мои́х изба́ви мя./ Приступи́те к Нему́, и просвети́теся,/ и ли́ца ва́ша не постыдя́тся./ Сей ни́щий воззва́, и Госпо́дь услы́ша и,/ и от всех скорбе́й его́ спасе́ и./ Ополчи́тся А́нгел Госпо́день о́крест боя́щихся Его́,/ и изба́вит их./ Вкуси́те и ви́дите, я́ко благ Госпо́дь:/ блаже́н муж, и́же упова́ет Нань./ Бо́йтеся Го́спода, вси святи́и Его́,/ я́ко несть лише́ния боя́щимся Его́./ Бога́тии обнища́ша и взалка́ша:/ взыска́ющии же Го́спода// не лиша́тся вся́каго бла́га.

Иерей: Благослове́ние Госпо́дне на вас, Того́ благода́тию и человеколю́бием, всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

У́треня

Шестопса́лмие:

Хор: Сла́ва в вы́шних Бо́гу, и на земли́ мир, в челове́цех благоволе́ние. (Трижды)

Го́споди, устне́ мои́ отве́рзеши, и уста́ моя́ возвестя́т хвалу́ Твою́. (Дважды)

Псало́м 3:

Чтец: Го́споди, что ся умно́жиша стужа́ющии ми? Мно́зи востаю́т на мя, мно́зи глаго́лют души́ мое́й: несть спасе́ния ему́ в Бо́зе его́. Ты же, Го́споди, Засту́пник мой еси́, сла́ва моя́ и вознося́й главу́ мою́. Гла́сом мои́м ко Го́споду воззва́х, и услы́ша мя от горы́ святы́я Своея́. Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя. Не убою́ся от тем люде́й, о́крест напа́дающих на мя. Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой, я́ко Ты порази́л еси́ вся вражду́ющия ми всу́е: зу́бы гре́шников сокруши́л еси́. Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя.

Псало́м 37:

Го́споди, да не я́ростию Твое́ю обличи́ши мене́, ниже́ гне́вом Твои́м нака́жеши мене́. Я́ко стре́лы Твоя́ унзо́ша во мне, и утверди́л еси́ на мне ру́ку Твою́. Несть исцеле́ния в пло́ти мое́й от лица́ гне́ва Твоего́, несть ми́ра в косте́х мои́х от лица́ грех мои́х. Я́ко беззако́ния моя́ превзыдо́ша главу́ мою́, я́ко бре́мя тя́жкое отяготе́ша на мне. Возсмерде́ша и согни́ша ра́ны моя́ от лица́ безу́мия моего́. Пострада́х и сляко́хся до конца́, весь день се́туя хожда́х. Я́ко ля́двия моя́ напо́лнишася поруга́ний, и несть исцеле́ния в пло́ти мое́й. Озло́блен бых и смири́хся до зела́, рыка́х от воздыха́ния се́рдца моего́. Го́споди, пред Тобо́ю все жела́ние мое́ и воздыха́ние мое́ от Тебе́ не утаи́ся. Се́рдце мое́ смяте́ся, оста́ви мя си́ла моя́, и свет о́чию мое́ю, и той несть со мно́ю. Дру́зи мои́ и и́скреннии мои́ пря́мо мне прибли́жишася и ста́ша, и бли́жнии мои́ отдале́че мене́ ста́ша и нужда́хуся и́щущии ду́шу мою́, и и́щущии зла́я мне глаго́лаху су́етная и льсти́вным весь день поуча́хуся. Аз же я́ко глух не слы́шах и я́ко нем не отверза́яй уст свои́х. И бых я́ко челове́к не слы́шай и не имы́й во усте́х свои́х обличе́ния. Я́ко на Тя, Го́споди, упова́х, Ты услы́шиши, Го́споди Бо́же мой. Я́ко рех: да не когда́ пора́дуют ми ся врази́ мои́: и внегда́ подвижа́тися нога́м мои́м, на мя велере́чеваша. Я́ко аз на ра́ны гото́в, и боле́знь моя́ предо мно́ю есть вы́ну. Я́ко беззако́ние мое́ аз возвещу́ и попеку́ся о гресе́ мое́м. Врази́ же мои́ живу́т и укрепи́шася па́че мене́, и умно́жишася ненави́дящии мя без пра́вды. Воздаю́щии ми зла́я возблага́я оболга́ху мя, зане́ гоня́х благосты́ню. Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Псало́м 62:

Бо́же, Бо́же мой, к Тебе́ у́тренюю, возжада́ Тебе́ душа́ моя́, коль мно́жицею Тебе́ плоть моя́, в земли́ пу́сте и непрохо́дне, и безво́дне. Та́ко во святе́м яви́хся Тебе́, ви́дети си́лу Твою́ и сла́ву Твою́. Я́ко лу́чши ми́лость Твоя́ па́че живо́т, устне́ мои́ похвали́те Тя. Та́ко благословлю́ Тя в животе́ мое́м, о и́мени Твое́м воздежу́ ру́це мои́. Я́ко от ту́ка и ма́сти да испо́лнится душа́ моя́, и устна́ма ра́дости восхва́лят Тя уста́ моя́. А́ще помина́х Тя на посте́ли мое́й, на у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́. Ти́и же всу́е иска́ша ду́шу мою́, вни́дут в преиспо́дняя земли́, предадя́тся в ру́ки ору́жия, ча́сти ли́совом бу́дут. Царь же возвесели́тся о Бо́зе, похва́лится всяк клены́йся Им, я́ко загради́шася уста́ глаго́лющих непра́ведная.

На у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Го́споди поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Псало́м 87:

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́, я́ко испо́лнися зол душа́ моя́, и живо́т мой а́ду прибли́жися. Привмене́н бых с низходя́щими в ров, бых я́ко челове́к без по́мощи, в ме́ртвых свобо́дь, я́ко я́звеннии спя́щии во гро́бе, и́хже не помяну́л еси́ ктому́, и ти́и от руки́ Твоея́ отринове́ни бы́ша. Положи́ша мя в ро́ве преиспо́днем, в те́мных и се́ни сме́ртней. На мне утверди́ся я́рость Твоя́, и вся во́лны Твоя́ наве́л еси́ на мя. Уда́лил еси́ зна́емых мои́х от мене́, положи́ша мя ме́рзость себе́: пре́дан бых и не исхожда́х. О́чи мои́ изнемого́сте от нищеты́, воззва́х к Тебе́, Го́споди, весь день, возде́х к Тебе́ ру́це мои́. Еда́ ме́ртвыми твори́ши чудеса́? Или́ вра́чеве воскреся́т, и испове́дятся Тебе́? Еда́ пове́сть кто во гро́бе ми́лость Твою́, и и́стину Твою́ в поги́бели? Еда́ позна́на бу́дут во тьме чудеса́ Твоя́, и пра́вда Твоя́ в земли́ забве́нней? И аз к Тебе́, Го́споди, воззва́х и у́тро моли́тва моя́ предвари́т Тя. Вску́ю, Го́споди, отре́еши ду́шу мою́, отвраща́еши лице́ Твое́ от мене́? Нищ есмь аз, и в труде́х от ю́ности моея́; возне́с же ся, смири́хся, и изнемого́х. На мне преидо́ша гне́ви Твои́, устраше́ния Твоя́ возмути́ша мя, обыдо́ша мя я́ко вода́, весь день одержа́ша мя вку́пе. Уда́лил еси́ от мене́ дру́га и и́скренняго, и зна́емых мои́х от страсте́й.

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́.

Псало́м 102:

Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и вся вну́тренняя моя́ и́мя свя́тое Его́. Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и не забыва́й всех воздая́ний Его́, очища́ющаго вся беззако́ния твоя́, исцеля́ющаго вся неду́ги твоя́, избавля́ющаго от истле́ния живо́т твой, венча́ющаго тя ми́лостию и щедро́тами, исполня́ющаго во благи́х жела́ние твое́: обнови́тся я́ко о́рля ю́ность твоя́. Творя́й ми́лостыни Госпо́дь, и судьбу́ всем оби́димым. Сказа́ пути́ Своя́ Моисе́ови, сыново́м Изра́илевым хоте́ния Своя́: Щедр и Ми́лостив Госпо́дь, Долготерпели́в и Многоми́лостив. Не до конца́ прогне́вается, ниже́ в век вражду́ет, не по беззако́нием на́шим сотвори́л есть нам, ниже́ по грехо́м на́шим возда́л есть нам. Я́ко по высоте́ небе́сней от земли́, утверди́л есть Госпо́дь ми́лость Свою́ на боя́щихся Его́. Ели́ко отстоя́т восто́цы от за́пад, уда́лил есть от нас беззако́ния на́ша. Я́коже ще́дрит оте́ц сы́ны, уще́дри Госпо́дь боя́щихся Его́. Я́ко Той позна́ созда́ние на́ше, помяну́, я́ко персть есмы́. Челове́к, я́ко трава́ дни́е его́, я́ко цвет се́льный, та́ко оцвете́т, я́ко дух про́йде в нем, и не бу́дет, и не позна́ет ктому́ ме́ста своего́. Ми́лость же Госпо́дня от ве́ка и до ве́ка на боя́щихся Его́, и пра́вда Его́ на сыне́х сыно́в, храня́щих заве́т Его́, и по́мнящих за́поведи Его́ твори́ти я́. Госпо́дь на Небеси́ угото́ва Престо́л Свой, и Ца́рство Его́ все́ми облада́ет. Благослови́те Го́спода вси А́нгели Его́, си́льнии кре́постию, творя́щии сло́во Его́, услы́шати глас слове́с Его́. Благослови́те Го́спода вся Си́лы Его́, слуги́ Его́, творя́щии во́лю Его́. Благослови́те Го́спода вся дела́ Его́, на вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

На вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

Псало́м 142:

Го́споди, услы́ши моли́тву мою́, внуши́ моле́ние мое́ во и́стине Твое́й, услы́ши мя в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м, я́ко не оправди́тся пред Тобо́ю всяк живы́й. Я́ко погна́ враг ду́шу мою́, смири́л есть в зе́млю живо́т мой, посади́л мя есть в те́мных, я́ко ме́ртвыя ве́ка. И уны́ во мне дух мой, во мне смяте́ся се́рдце мое́. Помяну́х дни дре́вния, поучи́хся во всех де́лех Твои́х, в творе́ниих руку́ Твое́ю поуча́хся. Возде́х к Тебе́ ру́це мои́, душа́ моя́, я́ко земля́ безво́дная Тебе́. Ско́ро услы́ши мя, Го́споди, исчезе́ дух мой, не отврати́ лица́ Твоего́ от мене́, и уподо́блюся низходя́щим в ров. Слы́шану сотвори́ мне зау́тра ми́лость Твою́, я́ко на Тя упова́х. Скажи́ мне, Го́споди, путь во́ньже пойду́, я́ко к Тебе́ взях ду́шу мою́. Изми́ мя от враг мои́х, Го́споди, к Тебе́ прибего́х. Научи́ мя твори́ти во́лю Твою́, я́ко Ты еси́ Бог мой. Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву. И́мене Твоего́ ра́ди, Го́споди, живи́ши мя, пра́вдою Твое́ю изведе́ши от печа́ли ду́шу мою́. И ми́лостию Твое́ю потреби́ши враги́ моя́ и погуби́ши вся стужа́ющия души́ мое́й, я́ко аз раб Твой есмь.

Услы́ши мя, Го́споди, в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м.

Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

После Шестопсалмия