Поделиться
Фото: Vasily Ledovsky/Unsplash
…Я не знаю и уже не узнаю, что они чувствовали на протяжении последних лет своей жизни. Сколько раз их охватывал страх, сколько раз были они на грани смерти, что ощущали, когда наступало облегчение, как вновь обретали надежду, что мы втроем опять окажемся вместе. “Сынок, – повторяла мать по телефону, – единственное, чего я хочу от жизни, – снова увидеть тебя. – И сразу: – “Что ты делал пять минут назад, перед тем как позвонил?” – “Ничего, мыл посуду”. – “А, очень хорошо, очень правильно: мыть посуду – это иногда полезно для здоровья”.
Это был фрагмент из большого эссе поэта Иосифа Бродского, из мемуарно-биографического сочинения под названием «Полторы комнаты». Читал Кирилл Иоутсен. Бродский закончил этот текст – написав его по-английски – в 1985-м, напечатал в нью-йоркском «Книжном обозрении» зимой 1986-го, – когда у нас здесь слабо-слабо разгоралось то, что будет названо международным словом «перестройка».
Через год после этой иностранную публикации Бродский получит свою Нобелевскую и довольно скоро его первая подборка стихов появится на родине, в «Новом мире». Само же эссе выйдет там же только в середине девяностых в переводе Дмитрия Чекалова за год до кончины Бродского.
Зачем же я положил сюда свою закладку, и – главное – отчего он написал эту вещь по-английски?
…Писать о них по-русски значило бы только содействовать их неволе, их уничижению, кончающимся физическим развоплощением. Понимаю, что не следует отождествлять государство с языком, но двое стариков, скитаясь по многочисленным государственным канцеляриям и министерствам в надежде добиться разрешения выбраться за границу, чтобы перед смертью повидать своего единственного сына, неизменно именно по-русски слышали в ответ двенадцать лет кряду, что государство считает такую поездку “нецелесообразной”. Повторение этой формулы по меньшей мере обнаруживает некоторую фамильярность обращения государства с русским языком. А, кроме того, даже напиши я это по-русски, слова эти не увидели бы света дня под русским небом. Кто б тогда прочел их?
Действительно – кто? Горстка эмигрантов, именитых и не очень, которые, как и Бродский, вынужденно уезжая, как бы умирали для родных и близких, уходили на «тот свет», в котором живым уже не суждено видеться с живыми. Эта боль – куда страшнее физической, рассказать о ней художественно – почти невозможно. Конечно, поэт мог бы написать и по-русски, но – для кого, для тех же эмигрантов?
Что мог бы я сказать им? Каким образом исцелить? Ни одна страна не овладела искусством калечить души своих подданных с неотвратимостью России, и никому с пером в руке их не вылечить: нет, это по плечу лишь Всевышнему, именно у него на это достаточно времени. Пусть английский язык приютит моих мертвецов. По-русски я готов читать, писать стихи или письма.
Однако Марии Вольперт и Александру Бродскому английский сулит лучший вид загробной жизни, возможно, единственно существующий, не считая заключенного во мне самом. Что же до меня самого, то писать на этом языке – как мыть ту посуду: полезно для здоровья.
Я не знаю другого примера в нашей литературе, с такой немыслимой силой регистрирующего горечь и боль. Кому-то, быть может, он покажется крайней степенью отчаяния и даже – проявлением гордыни, пусть и замешанной на тяжелой душевной травме. Нет, думаю я сейчас, это было публичным проявлением мужества с помощью единственного доступного писателю инструмента. Терпение стало действием, заговор приёмом – душевным посланием и предостережением: слово сильнее власти. Оно, действительно – поступок олимпийца, который летит к своей цели, как сказали бы древние, с кровоточащим сердцем в руке…
«Журнал от 26.12.2025». Ольга Зайцева, Арсений Федоров
Поделиться
Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.
В этот раз ведущие Наталия Лангаммер и Анна Леонтьева, а также руководитель проекта «Академия журнала Фома» Ольга Зайцева и заместитель главного редактора Радио ВЕРА Арсений Федоров вынесли на обсуждение темы:
— Рождественские подкасты Академии журнала «Фома»;
— Яркие моменты из работы на Радио ВЕРА в 2025 году;
— Старение человека — как не бояться и принимать это, как дар от Бога?
— Как не терять время, не тратить впустую, а использовать на благо.
Все выпуски программы Светлый вечер
Дедилово. Церковь Параскевы Пятницы (Тульская область)
Поделиться
Если вы вдруг оказались в селе Дедилово под Тулой, то вряд ли пройдёте мимо церкви великомученицы Параскевы Пятницы. Она видна издалека — яркая, цветная, радостная. Снаружи храм весь расписан жёлтым, голубым и красным орнаментом. При взгляде на него невольно представляется пасхальное яйцо-крашенка, горсть конфет «морские камешки» или сказочный пряничный домик. Стоит храм на берегу реки Шиворонь, почти у самой воды. Каменную церковь возвели здесь во второй половине 19-го столетия. До этого на её месте был деревянный храм, который дважды перестраивался, поскольку быстро ветшал. И вот в 1869-м году прихожане решили, что нужна капитальная постройка. Собрали деньги и возвели небольшую однокупольную це́рковку, к которой позднее, уже в 1890-х годах, была пристроена невысокая шатровая колокольня.
С тех пор и до 1934 года храм Параскевы Пятницы жил привычной молитвенной жизнью. А потом в церкви устроили клуб... Вот только сельчане, боясь осквернить святыню, ходили в него крайне неохотно. Тогда в храме расположили крупорушку — цех по очистке и переработке зерна в крупу. Через несколько лет крупорушка переехала. Храм не стали больше использовать для колхозных нужд. Долгие годы он просто стоял, разрушался и оседал. К началу 1990-х, когда храм Великомученицы Параскевы вернули Русской Православной Церкви, на нём не было ни купола, ни колокольни. На восстановление церкви трудилось всё село от мала до велика. А когда храм поднялся из руин и пришло время его расписывать, за дело взялся местный художник-самоучка Юрий Горяченков. Целых 11 лет в одиночку он трудился над наружной росписью храма. И получилась яркая, тёплая, радостная красота, которая делает солнечным даже пасмурный день.
Все выпуски программы ПроСтранствия
Тотьма. Церковь Входа Господня в Иерусалим (Вологодская область)
Поделиться
На въезде в вологодский городок Тотьму, на высоком берегу реки Сухоны, стоит удивительной красоты храм с кровлей кирпично-красного цвета и почти чёрными маковками куполов — Церковь Входя Господня в Иерусалим. Кажется, что стоит она не на земле, а белоснежным кораблём торжественно плывёт в прозрачной синеве северного неба.
Входо-Иерусалимский храм ассоциируется с величественным кораблём не случайно. В конце 18 века, когда возводилась эта церковь, город Тотьма был одним из центров отечественного мореходства. Здесь начинался речной путь, ведущий в Северное море. Из Тотьмы по реке Сухоне, а затем — через Каму, уходили суда к берегам Сибири, Дальнего Востока, и тогда ещё русских Аляски и Алеутских островов. Исследователи отправлялись осваивать новые земли и составлять карты. Купцы ехали добывать пушнину. На средства, вырученные от торговли этим ценным товаром, и был возведён в 1791 году Входо-Иерусалимский храм. Финансировали строительство известные в городе купцы, братья Григорий и Пётр Пановы, основатели торговой компании «Русская Америка». Тотемские архитекторы отразили в здании храма Входа Господня в Иерусалим дух города мореходов. Церковь получилась похожей на корабль с мачтами устремлённых в небо куполов. Интересно, что в подобной стилистике построены практически все храмы в Тотьме. Этот архитектурный стиль даже получил впоследствии название «тотемское барокко».
Его отличительной чертой стал способ украшения фасадов особым орнаментом, так называемыми «картушами». Это композиции из переплетения причудливых завитков. Церковь Входа Господня в Иерусалим богата украшена разнообразными видами картушей. Они напоминают узоры, которыми когда-то украшали поля географических карт.
В богоборческие 1930-е храм серьёзно пострадал. К счастью, в начале 70-х годов ХХ столетия власти взяли Входо-Иерусалимскую церковь под государственную охрану. Однако серьёзные реставрационные работы начались только в 1995-м, когда указом Президента Российской Федерации храм Входа Господня в Иерусалим был признан объектом культурного наследия федерального значения.
Сегодня «тотемский корабль», как часто называют церковь, встречает каждого, кто въезжает в город. Входо-Иерусалимский храм — действующий. Богослужения проходят на втором этаже. А на первом символично расположился Музей мореходов. И после молитвы можно прикоснуться к славным страницам истории города Тотьмы и нашего Отечества.
Все выпуски программы ПроСтранствия
