
Фото: Vasily Ledovsky/Unsplash
…Я не знаю и уже не узнаю, что они чувствовали на протяжении последних лет своей жизни. Сколько раз их охватывал страх, сколько раз были они на грани смерти, что ощущали, когда наступало облегчение, как вновь обретали надежду, что мы втроем опять окажемся вместе. “Сынок, – повторяла мать по телефону, – единственное, чего я хочу от жизни, – снова увидеть тебя. – И сразу: – “Что ты делал пять минут назад, перед тем как позвонил?” – “Ничего, мыл посуду”. – “А, очень хорошо, очень правильно: мыть посуду – это иногда полезно для здоровья”.
Это был фрагмент из большого эссе поэта Иосифа Бродского, из мемуарно-биографического сочинения под названием «Полторы комнаты». Читал Кирилл Иоутсен. Бродский закончил этот текст – написав его по-английски – в 1985-м, напечатал в нью-йоркском «Книжном обозрении» зимой 1986-го, – когда у нас здесь слабо-слабо разгоралось то, что будет названо международным словом «перестройка».
Через год после этой иностранную публикации Бродский получит свою Нобелевскую и довольно скоро его первая подборка стихов появится на родине, в «Новом мире». Само же эссе выйдет там же только в середине девяностых в переводе Дмитрия Чекалова за год до кончины Бродского.
Зачем же я положил сюда свою закладку, и – главное – отчего он написал эту вещь по-английски?
…Писать о них по-русски значило бы только содействовать их неволе, их уничижению, кончающимся физическим развоплощением. Понимаю, что не следует отождествлять государство с языком, но двое стариков, скитаясь по многочисленным государственным канцеляриям и министерствам в надежде добиться разрешения выбраться за границу, чтобы перед смертью повидать своего единственного сына, неизменно именно по-русски слышали в ответ двенадцать лет кряду, что государство считает такую поездку “нецелесообразной”. Повторение этой формулы по меньшей мере обнаруживает некоторую фамильярность обращения государства с русским языком. А, кроме того, даже напиши я это по-русски, слова эти не увидели бы света дня под русским небом. Кто б тогда прочел их?
Действительно – кто? Горстка эмигрантов, именитых и не очень, которые, как и Бродский, вынужденно уезжая, как бы умирали для родных и близких, уходили на «тот свет», в котором живым уже не суждено видеться с живыми. Эта боль – куда страшнее физической, рассказать о ней художественно – почти невозможно. Конечно, поэт мог бы написать и по-русски, но – для кого, для тех же эмигрантов?
Что мог бы я сказать им? Каким образом исцелить? Ни одна страна не овладела искусством калечить души своих подданных с неотвратимостью России, и никому с пером в руке их не вылечить: нет, это по плечу лишь Всевышнему, именно у него на это достаточно времени. Пусть английский язык приютит моих мертвецов. По-русски я готов читать, писать стихи или письма.
Однако Марии Вольперт и Александру Бродскому английский сулит лучший вид загробной жизни, возможно, единственно существующий, не считая заключенного во мне самом. Что же до меня самого, то писать на этом языке – как мыть ту посуду: полезно для здоровья.
Я не знаю другого примера в нашей литературе, с такой немыслимой силой регистрирующего горечь и боль. Кому-то, быть может, он покажется крайней степенью отчаяния и даже – проявлением гордыни, пусть и замешанной на тяжелой душевной травме. Нет, думаю я сейчас, это было публичным проявлением мужества с помощью единственного доступного писателю инструмента. Терпение стало действием, заговор приёмом – душевным посланием и предостережением: слово сильнее власти. Оно, действительно – поступок олимпийца, который летит к своей цели, как сказали бы древние, с кровоточащим сердцем в руке…
Послание к Филиппийцам святого апостола Павла

Рембрандт (1606—1669) Апостол Павел
Флп., 248 зач., IV, 10-23.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Один из самых важных навыков христианина состоит в том, чтобы, насколько это возможно для человека, не зависеть от внешних обстоятельств жизни, не зависеть от скудости или от изобилия, от собственного положения в обществе, и вообще от всего того, что закончится вместе с окончанием земной жизни. В идеале каждый христианин должен со временем прийти к такой свободе, однако её обрести могут совсем немногие. Одним из тех, кто сумел ещё во время земной жизни стать свободным от земного, был апостол Павел, и он рассказал о своём пути в 4-й главе Послания к Филиппийцам. Сегодня отрывок из этой главы звучит во время литургии в православных храмах. Давайте его послушаем.
Глава 4.
10 Я весьма возрадовался в Господе, что вы уже вновь начали заботиться о мне; вы и прежде заботились, но вам не благоприятствовали обстоятельства.
11 Говорю это не потому, что нуждаюсь, ибо я научился быть довольным тем, что у меня есть.
12 Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке.
13 Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе.
14 Впрочем вы хорошо поступили, приняв участие в моей скорби.
15 Вы знаете, Филиппийцы, что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних;
16 вы и в Фессалонику и раз и два присылали мне на нужду.
17 Говорю это не потому, чтобы я искал даяния; но ищу плода, умножающегося в пользу вашу.
18 Я получил все, и избыточествую; я доволен, получив от Епафродита посланное вами, как благовонное курение, жертву приятную, благоугодную Богу.
19 Бог мой да восполнит всякую нужду вашу, по богатству Своему в славе, Христом Иисусом.
20 Богу же и Отцу нашему слава во веки веков! Аминь.
21 Приветствуйте всякого святого во Христе Иисусе. Приветствуют вас находящиеся со мною братия.
22 Приветствуют вас все святые, а наипаче из кесарева дома.
23 Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь.
В самом начале только что прозвучавшего отрывка Послания к Филиппийцам апостол Павел упомянул ту заботу, которую проявили о нём адресаты послания. Эта забота вызвала у апостола радость, но радость сугубо духовную, ведь помогающий другому — помогает в первую очередь самому себе, сам же Павел ни в чём материальном не нуждался, и этот факт он также упомянул в услышанном нами отрывке.
Далее апостол написал, что научился «быть довольным тем, что у него есть». Здесь можно было бы вспомнить и других — не имеющих никакого отношения к христианству — людей. В конце концов, аскетизм — это отнюдь не христианское изобретение. Однако Павел сделал две крайне важных оговорки. Во-первых, он упомянул, что умеет жить как в скудости, так и в изобилии. Во-вторых, он указал на Христа как на Источник своих сил.
Об этих двух апостольских оговорках нам стоит поразмышлять.
Опыт человечества показывает, что зачастую для нас большую опасность представляет не скудость, не бедность и даже не нищета, опаснее всего для человека бывает изобилие. Да, мы склонны к нему стремиться, оно кажется вожделенным, ведь при изобилии возникает иллюзия появления гарантий в нашей жизни, мы начинаем полагать, будто бы наша жизнь становится застрахованной, и мы можем быть совершенно спокойны за себя и за своих близких. Вместе с этим у человека пропадает необходимость веры в Бога и надежды на Него: для чего нужен Бог, если я способен сам устроить свою жизнь? А ещё от изобилия очень непросто отказаться, оно стремится лишить человека духовной свободы.
Апостол Павел, как и любой другой человек, был в зоне риска, и его тоже могло поработить изобилие. Однако с ним этого не произошло, и он не стал приписывать себе самому особые качества личности, нет, он, как и подобает христианину, указал на Христа: Христос давал апостолу возможность пережить и гонения, и непонимание, и тюремные заключения, и избиения, и скитания, и бедность, давал Господь Павлу и способность не потерять себя в изобилии, не стать рабом комфорта и обеспеченности. Христос, по вере Своего апостола, хранил его духовную свободу. Павел же указал нам на свободу жить по-евангельски как на высшую ценность, как на то, что способно привести нас ко спасению. Дай Бог, чтобы мы услышали и поняли мысль апостола Христова!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 45. Богослужебные чтения
Авторы Библии не были учёными и философами в привычном нам значении этого слова. Их работы — это не научные трактаты. Они не использовали сложную богословскую терминологию. Язык Библии — это зачастую язык поэтического образа. Библейские образы — это всегда живая и наглядная иллюстрация той или иной духовной истины. 45-й псалом пророка и царя Давида, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах, служит этому ярким примером. Давайте послушаем.
Псалом 45.
1 Начальнику хора. Сынов Кореевых. На музыкальном орудии Аламоф. Песнь.
2 Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах,
3 посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля, и горы двинулись в сердце морей.
4 Пусть шумят, вздымаются воды их, трясутся горы от волнения их.
5 Речные потоки веселят град Божий, святое жилище Всевышнего.
6 Бог посреди его; он не поколеблется: Бог поможет ему с раннего утра.
7 Восшумели народы; двинулись царства: Всевышний дал глас Свой, и растаяла земля.
8 Господь сил с нами, Бог Иакова заступник наш.
9 Придите и видите дела Господа, — какие произвёл Он опустошения на земле:
10 прекращая брани до края земли, сокрушил лук и переломил копьё, колесницы сжёг огнём.
11 Остановитесь и познайте, что Я — Бог: буду превознесён в народах, превознесён на земле.
12 Господь сил с нами, заступник наш Бог Иакова.
Два ярких образа противопоставлены друг другу в начале только что прозвучавшего псалма. С одной стороны — это море. На уровне инстинкта во всяком из нас живёт страх перед его тёмными глубинами. Они могут таить в себе угрозу и смертельную опасность. А потому образ моря с его вечно волнующимися водами олицетворяет нестабильность, зыбкость и непредсказуемость жизни. В Священном Писании водные стихии нередко связаны с богоборческим началом. Однако у любого моря есть предел. Это горы и земля. Они противостоят водной стихии. Они символизируют твёрдость, устойчивость, незыблемость. Как говорится в другом псалме царя Давида, «Ты поста́вил зе́млю на твёрдых осно́вах: не поколе́блется она́ во ве́ки и ве́ки» (Пс. 103:5).
Контраст моря и земли помогает псалмопевцу передать важную мысль — даже если случится так, что «земля́ и го́ры дви́нутся в се́рдце море́й», то есть даже если то, что мы считали самым стабильным, начнёт вдруг стремительно меняться, даже если они в результате каких-то эсхатологических катаклизмов смешаются с водной стихией, станут её частью, Бог останется таким же, каким Он был всегда. Он вечный и неизменный. А потому, если хотим обрести настоящую опору в этой жизни, необходимо найти Бога и крепко держаться за Него.
В качестве примера такой удивительной устойчивости псалмопевец рисует ещё один образ — это некий город. О нём говорится, что он «свято́е жили́ще Всевы́шнего. Бог посреди́ его́; он не поколе́блется». Речь идёт не просто об Иерусалиме, в котором находился великий храм Соломона, но скорее о всём богоизбранном народе. Господь хранил и до сих пор хранит Своих людей вопреки всему. При этом, по словам псалмопевца, колеблются даже горы и земля, исчезают целые народа и царства, а Божий народ чудесным образом продолжает свой путь сквозь века.
Наконец, ещё один примечательный образ. В конце псалма мы слышим громогласный призыв: «остановитесь и позна́йте, что Я — Бог». Этот призыв адресован не только всем тем, кто, подобно водной стихии, бурлит и волнуется от злобы, страха и других тёмных движений души. Он адресован и всей природе в целом, всей жизни с её стихийной нестабильностью. Весь этот хаос по слову Творца умиряется, становится космосом, то есть порядком. И это прямо перекликается с тем, что сделал Христос, когда вместе с учениками попал в бурю на Генисаретском озере. Он обратился к стихии со словами: «умолкни, перестань». И как говорит Евангелие, «И ве́тер ути́х, и сде́лалась вели́кая тишина́» (Мк. 4:39).
Псалом 45. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 45. (Церковно-славянский перевод)
Поддержим Дом, в котором живут онкобольные дети и их близкие

Саша Захарин сегодня живёт в «Добром доме» — это бесплатная гостиница для семей с онкобольными детьми, которые приезжают на лечение в Москву издалека. Сашу ребёнком уже не назовёшь, скорее юношей — ему 18, но всё равно его вместе с мамой приютили в «Добром доме». Семья прилетела в столицу из далёкой Томской области. То, что у молодого человека рак, выяснилось год назад на осмотре у врача. Из региональной больницы Сашу быстро направили в известный онкоцентр имени Блохина, где он и проходит лечение по сей день. Всё время находиться в больнице ему не нужно, достаточно вовремя приезжать на процедуры. Самостоятельно снимать жильё в Москве длительное время у семьи возможности нет, поэтому «Добрый дом» стал для родителей Саши огромной поддержкой.
В этой социальной гостинице семьи живут бесплатно и самое необходимое у них всегда под рукой — еда, средства гигиены и не только. В «Добром доме» есть большая кухня и свой огород на территории. Для детей оборудована игровая комната, а также место для обучения. Здесь созданы условия для того, чтобы онкобольные подопечные — маленькие и взрослые — могли жить и радоваться простым вещам, продолжать учиться и развиваться. Саша Захарин, например, дистанционно учится в колледже.
Все возможности, что есть в гостинице — это результат добрых дел тысяч неравнодушных людей. Вы тоже можете поддержать «Добрый дом» — место, где тяжелобольные дети и их близкие находят приют и утешение. Для этого оставьте любой благотворительный перевод на сайте «Доброго дома».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов







