«Христианин в современном обществе». Егор Бероев

У нас в гостях был актёр Егор Бероев.

Наш гость поделился, как начался его путь в мире кино, рассказал о своей семье, о том, как они вместе с супругой актрисой Ксенией Алфёровой поддерживают детей с особенностями развития, почему это для них важно, а также что для него значит быть христианином в современном обществе.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели, приветствует вас. Меня зовут Кира Лаврентьева. И как всегда в это время мы говорим о пути христианина в светском обществе. И сегодня с радостью хочу представить вам нашего гостя, актера театра и кино Егора Бероева. Здравствуйте, Егор.

Е. Бероев:

— Здравствуйте, Кира.

К. Лаврентьева:

— Егор, столько разных званий и всего-всего.

Е. Бероев:

— Не правда.

К. Лаврентьева:

— Как бы можно было вас представить там на полчаса. Как бы вы себя представили сами?

Е. Бероев:

— Я, у меня на самом деле званий-то нету, слава Богу.

К. Лаврентьева:

— Я имею в виду разного рода занятий.

Е. Бероев:

— Егор Бероев.

К. Лаврентьева:

— Так.

Е. Бероев:

— Актер.

К. Лаврентьева:

— Так.

Е. Бероев:

— Все.

К. Лаврентьева:

— Все. Остановимся на этом.

Е. Бероев:

— Очень просто.

К. Лаврентьева:

— Насколько я знаю, вы представитель актерской династии, у вас и бабушка и дед были актерами, и родители. Но как-то они были, по-моему, против того, чтобы вы пошли по их стопам. Если не ошибаюсь, бабушка, по-моему, хотела, чтобы вы вообще художником стали?

Е. Бероев:

— Да. Вы изучили мою биографию.

К. Лаврентьева:

— Это было несложно.

Е. Бероев:

— Вы знаете, мы как раз недавно обсуждали с Ксенией, с моей женой, мой процесс обучения. Я люблю ей рассказывать про то, что я плохо учился. Она говорит, ну, зачем ты об этом рассказываешь? Как сказать, может, такое время было, может, было не очень интересно. Хотя школа у меня была потрясающая, на Арбате, 12-я школа французская, я изучал французский язык углубленным методом. Несколько было разных уроков на французском языке, и это было прям классно. И вообще состав педагогов по всем предметам был потрясающий, если кто-то имеет отношение к этой школе и услышит меня, то со мной, абсолютно уверен, будут все согласны. Это было большое счастье учиться в этой школе. Но я учился плохо, и соответственно, когда плохо учишься, поступать куда-то сложно. Как бы выбора нету особо-то. В театральный, куда еще? И был такой шанс, так как мой дед имел большие хорошие взаимоотношения такие человеческие с людьми, связанными с искусством из Америки, Германии, других стран, то у меня была возможность поехать учиться в художественный колледж куда-то. Но для меня вырваться из арбатской компании, друзья, уехать куда-то, я вообще не представлял себе. Я как бы совсем не хотел. И тогда замаячил театральный институт.

К. Лаврентьева:

— Ну, что это было безнадежное какое-то дело. Ну, пойду. Раз уж некуда мне больше.

Е. Бероев:

— Просто некуда было идти, да, и поэтому естественно, я пошел в театральный.

К. Лаврентьева:

— Я сейчас послушала, Егор Бероев пошел в театральный университет, потому что ну, больше некуда было.

Е. Бероев:

— В институт.

К. Лаврентьева:

— Да. Какое хорошее в общем-то решение было в итоге.

Е. Бероев:

— Ну, да, да.

К. Лаврентьева:

— И вы быстро себя ощутили вот в этой актерской какой-то такой ипостаси.

Е. Бероев:

— Это было очень интересно. Четыре года я учился, забылись все предыдущие друзья, какие-то школьные тусовки, и вообще другой ритм жизни. И мы, приходя в институт в восемь-девять утра, уходили оттуда в двенадцать, в час ночи, и это был такой беспрерывный, красивый, глубокий и с потрясающими педагогами. Римма Гавриловна Солнцева была нашим основным педагогом, это был курс Верещенко, и это было большое счастье на самом деле. Видите, я все время делюсь с вами тем, что мне очень повезло с учителями в жизни. Римма Гавриловна Солнцева, ученица Василия Топоркова, это прямой ученик Станиславского, это была школа МХАТа, это была система Станиславского. И конечно, я считаю себя носителем системы Станиславского и адептом этой системы. Я держусь крепко за нее и стараюсь, это не всегда просто, я вам скажу точно, но мне очень повезло со всеми педагогами, которые были на курсе.

К. Лаврентьева:

— Что такое носить эту систему сейчас в нынешней ситуации с театром, с кино?

Е. Бероев:

— Вы знаете, это на самом деле система, которая очень нужна в жизни. Это вот «верю», это вот, как сказать, основа нашей профессии, это вера в предлагаемые обстоятельства. Основа религии, это что?

К. Лаврентьева:

— Вера.

Е. Бероев:

— Это вера. Поэтому это очень помогает в жизни. Знаете, говорят иногда: актер, ну актеры умеют типа претворяться, умеете типа врать. Я говорю, нет, ребята, актер всю жизнь ищет себя настоящего.

К. Лаврентьева:

— Это вообще!

Е. Бероев:

— То есть мы как бы, мы должны быть... Почему многие актеры обращаются в религию, к вере? Почему мы хотим этого — настоящести, и чураемся лжи, не просто чураемся, а иногда даже боремся с ней? Как, например, я причисляю себя к тем людям, которые сейчас в это смутное время лжи, беспрерывной лжи, потоком со всех телевизоров...

К. Лаврентьева:

— С каждого утюга.

Е. Бероев:

— Радио, везде нам везде врут. И конечно, мы хотим правды. И конечно вот эта удивительная система погружения в предлагаемые обстоятельства твоего героя... То есть предлагаемые обстоятельства для чего? Чтобы погрузиться в них, нужно изучить их. То есть, например, там Раскольников, я должен понять его, где, что, где он родился, как он живет, что он одевает, что он любит есть, пить, с кем общается.

К. Лаврентьева:

— Все вот это у Достоевского? И каждый раз получается, каждый раз, когда вы играете...

Е. Бероев:

— Конечно, естественно, и не только, оттенки героя Раскольникова могут мелькать и в других, и в «Братьях Карамазовых», я очень много там, предположим, всегда даже в других ролях я обращаюсь к роману «Братья Карамазовы», который я очень люблю, к разным героям. Мне близок очень Иван, и я как-то всегда вот к этому метущемуся, душе его, очень близкой самому Федору Михайловичу, я всегда обращаюсь.

К. Лаврентьева:

— Ищущей, да?

Е. Бероев:

— Да. Мы всегда любим, когда какая-то роль серьезная — раньше я ходил в Третьяковскую галерею, я был в Третьяковской галерее раз пятьдесят — и когда ты ходишь, смотришь на эти картины, то тебе каждый раз приходит что-то новое, интересное, полезное для твоей работы. Поэтому такие вечные вещи, связанные с классикой, с великими выдающимися писателями, кинорежиссерами, театральными режиссерами, очень нам помогают в жизни и возвращают нас к истокам человечности, именно человечности. Я кстати очень хочу поблагодарить Машу Шукшину за ее речь, сейчас, когда она получала там какую-то награду, она говорила именно о таком катастрофическом падении культуры, о том, что сейчас людей делят на какие-то группы непонятных там каких-то заблудившихся людей, и при этом вот остальных надо как-то — тех, кто не хочет участвовать в этом идиотизме — их нужно как-то отдельно. Ну, вот понимаете, мы кинулись как-то сразу за все, но мысль как-то держим.

К. Лаврентьева:

— Да, держим.

Е. Бероев:

— Поэтому вот эта система Станиславского, поиск чего-то настоящего, желание держаться истоков какой-то честности, потому что все настоящие художники, я имею в виду тех даже, кого мы упомянули, Достоевский или там кто-то из других авторов, кто кого любит — это потрясающая честность, в первую очередь, перед самим собой. Если он честен перед собой, то он никогда не будет врать другим. Понимаете?

К. Лаврентьева:

— Это очень глубоко.

Е. Бероев:

— Самое сложное это быть честным перед собой.

К. Лаврентьева:

— Насколько это длинный путь поиска себя, когда тебе приходится искренне, честно, так, чтобы тебе поверили, погружаться в каждую роль.

Е. Бероев:

— Четыре километра.

К. Лаврентьева:

— И все. Но зато, хотя бы понятен...

Е. Бероев:

— Батюшка Дмитрий Смирнов ответил бы так: четыре километра.

К. Лаврентьева:

— Все четко. Нет, ну просто вы говорите о поиске себя, а людям, далеким от театра, кажется что наоборот актеры теряют себя за ролями, это же такая серьезная история, духовная отчасти.

Е. Бероев:

— Конечно, здесь ответственность-то большая. Ответственность за то, за что ты берешься. Я вот, к сожалению, в ущерб — все-таки я работаю актером, это мой заработок — мне приходится отказываться...

К. Лаврентьева:

— От части работ.

Е. Бероев:

— От ролей. Вот недавно я отказался от картины одной. А недавно еще и не пошел на пробы, просто даже не пошел на пробы, потому что я не готов, я не готов, это не моя история.

К. Лаврентьева:

— От чего вы обычно отказываетесь, что не ваша история?

Е. Бероев:

— Я не люблю немотивированное зло, когда вот просто зло ради зла. Да, я иногда соглашаюсь на роли отрицательные, но мне очень важно, чтобы была какая-то...

К. Лаврентьева:

— Мораль.

Е. Бероев:

— Какая-то мораль. Чтобы зритель что-то понял. Я готов быть плохим в команде — есть хороший, есть плохой.

К. Лаврентьева:

— Чтобы было понятно, где добро, где зло.

Е. Бероев:

— Чтобы было понятно, да, чтобы зритель вынес из этого какой-то смысл добра. Потому что все-таки искусство — это добро в первую очередь, это светлое, только светлое, я настаиваю на этом. Сто процентов, темного искусства не бывает.

К. Лаврентьева:

— Актер-мужчина это же столько искушений и внутренних и внешних.

Е. Бероев:

— Конечно, неимоверно.

К. Лаврентьева:

— То есть тебе надо быть таким твердым.

Е. Бероев:

— Четыре километра.

К. Лаврентьева:

— Четыре километра и все. И все будет более-менее понятно.

Е. Бероев:

— Да, да, да. Поэтому немотивированная глупость, которая пишется очень часто, к сожалению, это, может быть, такое время, такое немножко потерянное.

К. Лаврентьева:

— Тяжело жить во время перемен, да, говорят? А сейчас какое-то время перемен.

Е. Бероев:

— Перемен? Ну, может быть.

К. Лаврентьева:

— Какой-то просто суп творится, какая-то просто солянка. Смысл потерян будто.

Е. Бероев:

— Сейчас, знаете, Кира, не время перемен, а сейчас, может быть время, когда мы должны точно понять: да или нет. А сейчас ушло это вот посерединке. Раньше можно было прокатить, мы на компромиссе, мы вроде и там и там — нормально, там разберемся.

К. Лаврентьева:

— И с вашими, и с нашими.

Е. Бероев:

— То сейчас перед нами поставили, мы должны выбрать: мы здесь или мы там. Это как сказать, либо мы верим, либо мы не верим. Потому что, приходя в храм, мы не можем не верить в Кровь и Тело Христово. Когда говорят, да ну что вы, батюшки болеют, когда выпивают Чашу, они же выпивают потом.

К. Лаврентьева:

— За всеми потребляют.

Е. Бероев:

— Я говорю, в смысле, что вы говорите, болеют от Тела и Крови Христовой? Основа религии — это?..

К. Лаврентьева:

— Вера.

Е. Бероев:

— Вера.

К. Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. Напоминаю вам, что сегодня с нами актер театра и кино Егор Бероев. Меня зовут Кира Лаврентьева. И мы говорим о пути христианина в светском обществе. Вот по поводу христианства, Егор, а когда вы впервые вообще посмотрели в сторону Церкви, когда это случилось?

Е. Бероев:

— Как сказать, в моей семье дома были иконы, я помню с детства, их было немного. Никогда не было это культурой, никто не молился перед едой, никто не молился по утрам, ни вечером. Дед говорил, что он атеист, но всегда когда садился за руль, говорил: «С Богом». Ну, то есть стандартная история советских людей. Но при этом бабушка всегда, заходя в церковь, ставила свечку. Мы ходили на праздники. Но как-то это знаете так «лайт».

К. Лаврентьева:

— Это хорошо.

Е. Бероев:

— Это прекрасно.

К. Лаврентьева:

— Но в какой момент вы поняли, что это история про вас?

Е. Бероев:

— И вы знаете, мне кажется, что то ценное, что было в этом советском времени, вера — все-таки это очень интимное дело, это не то, о чем мы говорим направо-налево. Сейчас есть такая тенденция немножечко, некоторые любят как-то педалировать это.

К. Лаврентьева:

— Есть.

Е. Бероев:

— Вера — это личное дело каждого. И это то, о чем обычно не говорят. И вот в советском времени, в этих людях была какая-то глубинная вера. Может быть, не было воцерковленности, культуры молитвы или причастия, или служб, но при этом какие-то чистые порядочные жители деревень Костромской области.

К. Лаврентьева:

— Но жили-то все равно по Закону Божию, как ни крути.

Е. Бероев:

— Конечно, абсолютно, абсолютно, да. И мы всегда заходили в церковь с бабушкой, и она любила постоять в храме, не знаю, может быть, это было нечасто. Но крестился я в двадцать три года. Да, крестился я в двадцать три года.

К. Лаврентьева:

— Это был собственный какой-то выбор?

Е. Бероев:

— Нет, это был... Ну выбор-то в любом случае собственный.

К. Лаврентьева:

— Да. Но кто-то помог?

Е. Бероев:

— А помог, конечно. Я встретился со своей женой.

К. Лаврентьева:

— Ксенией Алферовой, напоминаю нашим радиослушателям.

Е. Бероев:

— И я думаю, что это был и ее тоже какой-то путь.

К. Лаврентьева:

— Поиск.

Е. Бероев:

— Поиск, да. Который у женщины, как у души семьи... Она поняла, что муж должен быть крещен. И как-то, наверное, я должен быть отчасти благодарен ей. Потом, наверное, это моя крестная мать Елена Цыплакова, которая тоже очень много дала мне по части воцерковленности и любви к молитве и, наверное, того духовника, с которым она меня познакомила. Это удивительный, просто невероятный человек, которого я очень люблю, отец протоиерей Алексей Потокин. Вы его наверняка встречали.

К. Лаврентьева:

— Горячо любим.

Е. Бероев:

— Дай Бог ему здоровья. Мы ходим к нему в храм, где они служат вместе со своим братом Михаилом Потокиным. И это духовник, с которым познакомила меня как раз Лена Цыплакова, за что я ей очень благодарен, и с которым мы до сих пор, слава Богу, вместе, неразрывно и тесно достаточно. Так как у него есть литературный дар, он очень много читает и пишет книги. Он написал потрясающую, есть у него даже такой литературный труд по разбору «Мастер и Маргарита». Он даже мне помогает править сценарии.

К. Лаврентьева:

— Вот я только хотела сказать, это должен быть такой тонко настроенный на вас священник, чтобы у вас получился диалог, сотворчество. А насколько вам было легко открыться кому-то, прийти и рассказать свою жизнь на исповеди, это не такая-то легкая задача для многих, особенно мужчин.

Е. Бероев:

— Ну конечно. Ну как, поначалу это было очень сложно. Тут же важно, эта исповедь должна быть очень сердечной.

К. Лаврентьева:

— Конечно, конечно.

Е. Бероев:

— Она должна быть затратной.

К. Лаврентьева:

— Не вот это вот...

Е. Бероев:

— Не формальной, а такой, со слезами, очень много отец Дмитрий Смирнов об этом говорил, о такой исповеди через преодоление.

К. Лаврентьева:

— Вам приходилось себя преодолевать?

Е. Бероев:

— Некоторые бывают.

К. Лаврентьева:

— До сих пор?

Е. Бероев:

— Не часто.

К. Лаврентьева:

— Такого нет, раз преодолел себя и все теперь мне легко и хорошо, свободно?

Е. Бероев:

— Нет, нет, нет. Знаете, они разные. Мне еще жизнь подарила людей, которые познакомили меня с Афоном, и пока не началась эта вакханалия с...

К. Лаврентьева:

— С вирусом.

Е. Бероев:

— С вирусом, да, я ездил два раза в год на Афон. Сейчас как только будет возможность, я продолжу туда. Просто сейчас надо, работы много, но мы обязательно выезжали туда дня на три-четыре, и конечно, Афон — это удивительное место. Наверное, на Афоне это не..., хотя это очень красиво, интересно, познавательно, очень и энергетически, вот как-то духовно очень сильно, когда ты видишь все эти святыни, поприкладываешься к ним, смотришь на этих монахов.

К. Лаврентьева:

— Первый удел Пресвятой Богородицы.

Е. Бероев:

— Просто невероятно. Но самое основное на Афоне — это молитвы, это службы, а служба...

К. Лаврентьева:

— Ночные.

Е. Бероев:

— Постные службы длятся шесть часов.

К. Лаврентьева:

— С трех часов ночи, по-моему, или с четырех.

Е. Бероев:

— С пяти до одиннадцати где-то вот так. Где-то около пяти начинается и до одиннадцати. Это такая постная служба, не в пост чуть меньше, но все равно это три часа такого труда.

К. Лаврентьева:

— Духа над телом.

Е. Бероев:

— И это конечно невероятно, это очень здорово. Всем привет ребятам из нашей любимой кельи, поклон отцу Авраамию — келья святого Модеста, в которую я езжу.

К. Лаврентьева:

— Когда ты приезжаешь из таких мест, очень важно не растерять то, что ты оттуда привез. У вас быстро это получается, или не получается?

Е. Бероев:

— Поэтому надо ездить не раз в год, почаще.

К. Лаврентьева:

— Накапливать ресурс. Егор, знаете, большая часть нашей страны, конечно, знаете, большая часть познакомилась с вами, когда вы играли Фандорина. Как не сказать об этом? Замечательная совершенно роль и первая ваша серьезная роль, такого человека благородного, искреннего, преданного, аристократа. Насколько вам тогда, совершенно молодому, в общем-то, человеку, далось внутреннее перерождение в этого героя, получилось невероятно гармонично, можно пересматривать, пересматривать и радоваться.

Е. Бероев:

— Вот как-то сошлось так, как-то вот сошлись звезды, и был крайне удачный материал, очень интересный, очень разнообразный, очень вкусный. Потом мы снимали в Болгарии и это были невероятные съемки, очень подлинные...

К. Лаврентьева:

— Такая красота, такая природа.

Е. Бероев:

— Такие честные, мы редко так снимаем — честно. Конечно, это была очень интересная работа, совместная с режиссером Джаником Файзиевым, которому я очень благодарен за такой вот очень скрупулезный и очень близкий...

К. Лаврентьева:

— Самоотверженный труд.

Е. Бероев:

— Мы как-то очень понимали друг друга, очень какой...

К. Лаврентьева:

— Тонкость.

Е. Бероев:

— По кирпичикам какой-то такой и при этом ненавязчивый, очень легкий, в удовольствие. Конечно, это замечательный состав актеров, и вообще вся команда, мы когда видим друг друга, конечно, мы вспоминаем эту работу. Это такая естественность и самобытность тех мест — Болгария — это невероятно, те люди, которые там принимали участие, актеры, они какие-то настоящие. Там же очень много болгар снималось, они играли турков, и крестьян, и воинов — очень много.

К. Лаврентьева:

— Я не просто так после нашего разговора об Афоне вспомнила про Фандорина, не было таким запасным вопрос, который нужно задать, абы что задать. Что бы вы ни играли, на мой взгляд, на взгляд очень многих людей, с которыми я общалась на эту тему, какое-то внутреннее благородство присутствует в ваших ролях вне зависимости от роли, даже если роль такая, знаете, сомнительного характера, я имею в виду с нечеткой репутацией положительной, но довольно житейская, вот например, в каких-то сериалах на телевидении. Это все замечательно очень. Но тем не менее всегда есть внутреннее благородство. Вы видите это благородство в сценарии, когда вы читаете перед тем, как согласиться или отвергнуть роль? Как вы отбираете положительных героев? По поводу добра и зла я уже поняла, должна быть мораль. А вот герой такой, вроде не злой, вроде не добрый, такой просто добрый умный мужчина, который мечется в жизни, и симпатию к нему безумную испытываешь.

Е. Бероев:

— Я вам расскажу одну историю про одного известного актера, я не буду называть его имя, он очень статный мужчина, он моего возраста где-то, и он на примерке — исторический фильм, меряют на него роскошный какой-то камзол, художники рядом, гримеры — и он говорит: А вот можно на лице какой-то шрам. — А зачем, откуда шрам, там вообще нет. — Ну, вот чуть-чуть, как будто бровь порезана вот здесь.- А зачем? — Понимаете, костюм красивый, я красивый...

К. Лаврентьева:

— Нужно немножко подпортить, ложку дегтя.

Е. Бероев:

— Нет, я не вижу благородства, когда я читаю сценарий, и более того, я считаю, что мне кажется, я даже не знаю, что такое благородство, я отношу себя к людям...

К. Лаврентьева:

— Это стремление к чему-то чистому, светлому, доброму, вечному.

Е. Бероев:

— Знаете, я тоже не очень хорошо с этим знаком, со всяким стремлением к «чистому». Когда у вас заставки на радио «Вера» и прекрасный голос, который говорит «Светлый вечер», я понимаю, что вот это вот стремление к «чистому». А у меня стремление к «чистому», когда крестьяне с вилами грузят сено на телегу или работают с грязными руками, коров доят — это какое-то стремление, какое-то естество настоящести, оно уже не в благородстве. Оно в какой-то честности, порядочности, но к благородству, наверное, не имеет отношения. Может быть, я выгляжу похожим на тех благородных людей, которые были, но я, наверное, благодарен моим родителям, деду Вадиму Бероеву, который тоже играя разведчика, смотрелся очень, как вы говорите, благородно. Но благородство — наверное, это «Ваше благородие, госпожа удача», наверное, туда. И когда мы касаемся в наших работах этих офицеров, этих патриотов, фильм «Территория», помните, геологи это такие офицеры геологии.

К. Лаврентьева:

— Аж, дух захватывает, да?

Е. Бероев:

— Это наши шестидесятые годы.

К. Лаврентьева:

Гордость такая.

Е. Бероев:

— Гордость, да. Вот это в них благородство какое-то. А мы немножечко можем быть звеньями в цепи, но нам до этого благородства, я бы даже не упоминал это слово «благородство». Я должен обязательно вспомнить, раз мы упомянули этот фильм «Территория», я не могу не упомянуть события, страшного события, которое произошло на днях. Погиб наш друг и режиссер выдающийся режиссер, который снял фильм «Территория», фильм «Новая Земля», я принимал участие в фильме «Территория» — Александр Мельник. Он долгое время был руководителем Фонда Андрея Первозванного, который привозил Благодатный Огонь, он занимался этим, он был очень близок с Якуниным в создании этого Фонда и потом стал писать сценарии и снял потрясающий фильм «Территория», просто удивительный фильм. Это невероятный человек, очень верующий, и вот давеча несколько дней назад, на учениях, как говорят, но это был выбор натуры, скорее, потому что он готовился снимать большой проект про Север, про людей, про таких благородных офицеров, мощных, настоящих, про каких он всегда хотел снимать. Он сорвался со скалы, и министр по чрезвычайным ситуациям Евгений Зиничев бросился за ним спасать его и тоже сорвался со скалы, и погибли два таких выдающихся...

К. Лаврентьева:

— Царство им Небесное.

Е. Бероев:

— Царство им Небесное, пусть земля им будет пухом, помолимся за них. Это большая-большая утрата. Оба большие серьезные мужики.

К. Лаврентьева:

— Большие люди.

Е. Бероев:

— Которых будет очень не хватать нам.

К. Лаврентьева:

— Для России, да. Хорошо, что мы вспомнили фильм «Территория», правда?

Е. Бероев:

— Было очень много планов и у одного, и у другого. Очень много планов и надежд на них.

К. Лаврентьева:

— Да. «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. Напоминаю вам, что сегодня у нас в гостях актер театра и кино Егор Бероев. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы вернемся после короткой паузы.

К. Лаврентьева:

— Еще раз здравствуйте, дорогие радиослушатели. «Вечер воскресенья» на радио «Вера» вновь приветствует вас. Меня зовут Кира Лавреньева. И напоминаю, что в этом часе с нами актер театра и кино Егор Бероев. И также хочу напомнить вам, уважаемые радиослушатели, хотя уверена, что знают это и так многие, Егор — соучредитель и директор благотворительного фонда поддержки детей с особенностями развития «Я есть», и этот фонд фактически несете на раменах своих вы с вашей женой...

Е. Бероев:

— Да, уже десять лет.

К. Лаврентьева:

— Ксенией Алферовой. И знаете, Егор, прежде чем мы поговорим о фонде, о вашем участии в нем, о делах, которые там осуществляются, проектах, очень женский вопрос мне хочется задать. Как вообще случилось, что мужчина, с мужчинами это очень редко бывает, с таким неравнодушием открытым сердце, да, это громкие слова, но это так и есть, вместе со своей женой окунулся во всю эту историю благотворительности, историю очень тяжелую, учитывая ПНИ, всю нашу систему, это говорить-говорить, не переговорить, часа не хватит? Как вы вообще на это пошли, что вас сподвигнуло?

Е. Бероев:

— Не переусердствуйте в придыхании, Кира.

К. Лаврентьева:

— Не могу, правда, не могу.

Е. Бероев:

— В этой ситуации все очень конкретно и все очень просто. Жизнь как-то наверху сводит тебя с какими-то ситуациями. Ты попадаешь в области в какой-то интернат или в коррекционную школу, знакомишься с этим миром, скрытым от наших глаз, миром особенных детей, особенных подростков и дальше людей, которые находятся в психоневрологических интернатах и умирают там, и понимаешь, что есть некая несправедливость. Ты можешь и должен что-то сделать в этом направлении. Потом у нас с Ксенией в какой-то момент сформулировалась какая-то необходимость отдать.

К. Лаврентьева:

— Потребность.

Е. Бероев:

— Стране и людям, все-таки я благодарен за то, что нас любят. Нас люди действительно любят, и я это чувствую, и нам доверяют, поэтому эта степень доверия, которая лежит на нас, мы хотим ее...

К. Лаврентьева:

— Оправдать?

Е. Бероев:

— Вернуть. Мы хотим что-то сделать. И возникают те темы, которые близки уже. Дальше мы начинаем, мы сначала лечили детей, собирали деньги, лечили детей. А потом вдруг увидели вот этих ребят, особенных, с синдромом Дауна, с аутизмом, с ДЦП, с разными ментальными особенностями, и мы увидели людей, которые работают с ними, и увидели, что это потрясающе светлые удивительные люди. Они становятся лучше, и мы тоже хотим быть лучше, хотим, чтобы эти люди жили с нами, мы хотим, чтобы они работали рядом с нами, чтобы они ходили в кафе, в театр, в рестораны, в спортзалы, в бассейны вместе с нами.

К. Лаврентьева:

— Вели обычную жизнь, адаптированную.

Е. Бероев:

— Вели такую же жизнь, потому что мы будем лучше становиться, мы нуждаемся в них. И вот пошло-поехало, грубо говоря. Вот эта история с фондом, нам помогли зарегистрировать его, постепенно наращивался оборот. И теперь мы достаточно большие. Может быть, мы не такие большие в рейтингах фондов, которые лечат детей, потому что мы обычно не мелькаем в этих рейтингах, потому что у нас не такие большие бюджеты. Фонд, который лечит детей, аккумулирует огромное количество средств, нам такое большое количество средств не нужно, мы занимаемся информированием, социализацией, у нас очень много мастерских, занятий, студий. В том числе не только в Москве. В Ростове потрясающий филиал, замечательный, удивительный, руководитель Татьяна Степанова и команда прекрасная — большой всем привет. И сейчас вот большой проект, который мы делаем вместе с ВДНХ, нам же передали павильон на ВДНХ, где мы создаем такую большую классную интегративную платформу, площадку, которая будет объединять и интегрировать, задействовать всех резидентов ВДНХ. Это такая большая классная идея директора ВДНХ, очень хорошего, Сергея Шогурова, с которым мы бок о бок идем с нашей командой, очень точный, конкретный и очень деятельный человек. И это будет прям большая красивая история, где будет пространство в основном для подростков и особенных и обычных, где они будут объединяться. Это будут и артистические мастерские, там импровизационные какие-то баттлы, и мастерские, где будут заниматься, и психологические какие-то занятия, в том числе и для родителей, которые воспитывают таких детей. То есть это будет такая большая активная красивая площадка. У нас будет открытие, мы обязательно попросим радио «Вера» проанонсировать это открытие. Очень красивый павильон ВДНХ, мы заканчиваем ремонт, который там делается. Конечно, на это нужны деньги. Я об этом говорю, потому что фонд благотворительный, и руководитель всегда будет нуждаться в деньгах. Поэтому если у кого-то есть какие-то предложения и возможности, то мы открыты всегда, деньги небольшие, но они нужны, это под конкретный проект. Мы обычно собираем деньги под конкретный проект. То есть у нас есть какой-то наш бюджет фондовский, и остальные проекты нуждаются...

К. Лаврентьева:

— В реализации.

Е. Бероев:

— В конкретных вливаниях. Я стараюсь лишних денег в этой ситуации не брать.

К. Лаврентьева:

— А кто генерирует эти идеи новые?

Е. Бероев:

— У нас самый главный генератор идей, это конечно Ксения. Она такой идеолог, и она больше как женщина, вы сказали, что мужчина там... в благотворительный фонд — правильно.

К. Лаврентьева:

— Вы сказали про придыхание. Егор, но если честно, это есть. Очень мало мужчин, которые искренне погружаются в эту историю, вот так, засучив рукава.

Е. Бероев:

— Благотворительность — это женское дело. Я люблю этих людей, я люблю, искренне люблю. Мне хорошо с ними, мне хорошо с ребятами с особенностями, я чувствую себя с ними классно. Вот у нас наш уже сын Влад Саноцкий, который живет сейчас в деревне, вот я сейчас отснимусь несколько дней, поеду к нему опять, мы там перестраиваем дом, увеличиваем тот дом, в котором он живет, потому что он очень...

К. Лаврентьева:

— Можете немножко рассказать о нем.

Е. Бероев:

— Влад Саноцкий — это тоже наш воспитанник нашего фонда, ему уже сорок первый год, Они со своей мамой Галей были постоянными гостями всех наших мероприятий фонда, принимали участие в разных проектах фонда: видео, фильмах, роликах и, к сожалению, три года назад Гали не стало. И мама Галя, мама Влада, как-то косвенно завещала нам его, и мы стали опекунами Влада и он теперь наш член семьи, у него есть замечательный тьютор, Игорь, его друг, брат, как совсем близкий человек. Они очень дружат. С ним очень весело, он очень много знает, он знает много стихов, у него потрясающий юмор, мы шутим с ним, хулиганим, я что-то с ним..., когда он хохочет, и это очень здорово. Это знаете, эти люди особенные в дореволюционной России всегда были центром компании, они были душой двора, они всегда были источником юмора, хорошего настроения, легкости, света.

К. Лаврентьева:

— Света, только хотела сказать.

Е. Бероев:

— Это такое слово «убогие», потому что у Бога, они были у Бога ближе, и мы были бы рядом с ними ближе к Богу. Мне кажется, это напрямую имеет отношение к религии, к вере, к христианству, к православию.

К. Лаврентьева:

— Конечно.

Е. Бероев:

— И близость к таким людям, наверное, наша задача сделать так, чтобы им было хорошо жить с нами. Мы, конечно, много стараемся говорить об этом нашему государству, не всегда государство слышит, но тем не менее, есть все-таки люди, чиновники, которые стараются что-то сделать. Плюс к этому есть, конечно, друзья. Друзья, которые помогают, которые финансируют фонд, которые финансируют программы. Я очень благодарен моему другу Нареку Сираканяну, которого я не могу не упомянуть, потому что с его фондом «Взрослеем вместе», который он сейчас сделал, который поддерживает другие благотворительные фонды, он придумал разные грантовые программы, которые помогают фондам жить. То есть своим фондом помогает благотворительным фондам в разных направлениях. Он может помочь сделать сайт или развить какую-то структуру менеджерирования фонда или помочь с оплатой сотрудников. Это серьезная большая помощь огромному количеству фондов, которые он взял под себя.

К. Лаврентьева:

— От коллег по цеху театральному есть какое-то соучастие?

Е. Бероев:

— Конечно, конечно. Очень помогают ребята музыканты, певцы, кто участвует в наших мероприятиях, актеры.

К. Лаврентьева:

— Бывает такое, что вот: Егор возьми меня с собой на ваше мероприятия?

Е. Бероев:

— Часто, очень часто. Хотят. Я прям люблю ребят, искренне благодарю их за это. Не то слово, не я должен их благодарить. Моя благодарность не нужна, они делают это точно не для моей благодарности. Мы вместе, мы соратники, мы вместе идем одной дорогой. И конечно я просто даже не буду называть, потому что это целая плеяда актеров, причем очень мощных актеров, первого эшелона, звезд шоу-бизнеса, первого эшелона, которые принимают участие в наших мероприятиях, поют, танцуют, читают стихи, просто присутствуют и принимают участие в каких-то акциях.

К. Лаврентьева:

— Ситуация меняется?

Е. Бероев:

— Меняется.

К. Лаврентьева:

— Не так быстро, как хотелось бы? Но меняется.

Е. Бероев:

— Как сказать, как хотелось бы.

К. Лаврентьева:

— Еще десять лет назад о детях с особенными потребностями не говорили так легко и просто не встречали так благожелательно.

Е. Бероев:

— Абсолютно точно. И конечно журналисты, я благодарен журналистам, большое количество интервью, которые мы дали, которые хотели с нами беседовать, приглашали нас, то есть это большая команда, которая состоит из разных профессий, и каждый может помочь, по бартеру сделать что-то, чтобы двинуть эту ситуацию вперед. К сожалению, мы немножечко с этой Ковид, мы немножечко затормозились, потому что эта сегрегация немножко ожесточила людей, то есть мы сейчас откатились назад. Мы же открывали интернаты, потом все начали закрывать, закрывать. И более того, люди стали... мы же сейчас не обнимаем друг друга, вы заметили? Мы боимся, напугали нас, и мы боимся друг друга. Не знаю, как некоторые отнесутся к тому, что я кинусь обнимать. Я-то обнимаю, целую, так же как всегда. В этой ситуации конечно сложно. Я надеюсь на наше правительство, на президента, на то, что Россия выкарабкается из этого кошмара. Я боюсь, что то, как идет мир и Европа, им будет сложнее, но у меня надежда на Россию, что мы все-таки не пойдем по этому страшному пути, который нам предлагает эта страшная организация ВОЗ, а что мы выберем какой-то свой, и Роспотребнадзор все-таки станет нашим российским ведомством, а не ведомством...

К. Лаврентьева:

— Импортозамещения.

Е. Бероев:

— Мы сможем увидеть в лице наших руководителей, которые так жмут эту ситуацию, в том числе, в министерстве здравоохранения, которые все-таки смогут сохранить людей, Россию, детей и не следовать всем этим страшным протоколам, которые калечат людей.

К. Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. В этом часе с нами актер театра и кино, соучредитель и директор благотворительного фонда поддержки детей с особенностями развития «Я есть» Егор Бероев. С вами Кира Лаврентьева. Егор, а как сейчас обстоят дела по объединению детского дома интерната для детей с особыми потребностями с так называемыми учебными квартирами, чтобы дети не шли в психоневрологический интернат, чтобы они не попадали после восемнадцати лет, как это сейчас происходит на всю жизнь.

Е. Бероев:

— Сложно. Большим препятствием этому является по-прежнему не принятый закон о распределенной опеке, не принятый в том виде, в котором он нужен обществу. Было много редакций, которые Дума пыталась каким-то образом все время провести, но они сам закон уничтожали, то есть он был бессмысленным в тех редакциях, которые предлагала нам Дума. Причем это уже какие-то энные переделки, потому что изначально мы ратуем за ту версию, которая была одобрена правительством, которая была одобрена на каких-то заседаниях, боюсь ошибиться в этих тонкостях, но тем не менее это уже государством принятая версия. Но потом мы откатились... Я говорил об это Владимиру Владимировичу, он вроде услышал, но как обычно на каких-то энных коридорных все это как-то затормозилось. Хотя это очень-очень нужно. И если этот закон будет принят, огромное количество фондов, огромное количество церковных организаций, в том числе наш прямой соратник и друг владыка Пантелеимон — Фонд милосердия, который мы очень любим, смогут двинуться вперед в этом развитии, смогут дать возможность ребятам жить в обществе и не умирать в стенах этих психоневрологических интернатов, в которых творятся чудовищные вещи. Если мы в Москве еще что-то где-то можем как-то исправить и держать как бы под контролем, то, что творится в России в этих психоневрологических интернатах. Это страшно.

К. Лаврентьева:

— Меня совершенно потрясла история, которую вы рассказывали, что пришли в один из ПНИ, там был мальчик, он был совершенно закормлен транквилизаторами, и вы спросили его: Ты любишь читать? — Да — А ты кого читаешь? — Диккенса. И вы поворачиваетесь ко всему медперсоналу и говорите: А вы знаете вообще, кто такой Диккенс? «Молчание было ему ответом».

Е. Бероев:

— Это интересные и очень умные люди.

К. Лаврентьева:

— Конечно.

Е. Бероев:

— Очень умные, они мыслят немножечко иначе, чем мы, нестандартно, но...

К. Лаврентьева:

— Они же в этом тоже, им же тоже тяжело, понятное дело.

Е. Бероев:

— И к сожалению, вот эта коррупция, прямая коррупция, которая там происходит, я говорил об этом и президенту, говорил всегда и много и тысячу раз повторял, что здесь прямой конфликт интересов. Директор психоневрологического интерната является единовременным заказчиком, поставщиком и единственным контролером качества услуг. Вы представляете, что это такое. То есть это сам себе король. Просто король. Более того, за этих ребят никто не может вступиться, потому что он король. Это как такое, они рабы, им государство на них выделяет деньги, и он, грубо говоря, существует на это, причем деньги немалые, и мы предлагаем этими нашими проектами, которые мы предлагаем государству, сопровождаемое проживание, версию, которая будет гораздо дешевле.

К. Лаврентьева:

— Егор, чтобы у нас не было с вами такого некоего междусобойчика, для наших радиослушателей поэтапно, коротко весь план взаимодействия. Вы приезжаете в регион, вы встречаетесь с руководством ПНИ, ну например.

Е. Бероев:

— С руководством области.

К. Лаврентьева:

— У вас есть наверняка конкретные предложения по оптимизации жизни детей внутри этих учреждений.

Е. Бероев:

— Да, конечно.

К. Лаврентьева:

— Вы их высказываете, как их немножко вывести в люди, как дать им жизнь. Я понимаю, именно эти предложения вы им высказываете. Насколько часто идет руководство на это?

Е. Бероев:

— Очень редко.

К. Лаврентьева:

— Почему, как вы думаете? Потому что система?

Е. Бероев:

— Потому что система. Я думаю, что мы влезаем на ту территорию.

К. Лаврентьева:

— На чужую.

Е. Бероев:

— На чужую территорию, на которой уже все распределено, все деньги распределены, и боятся, что контроль, что-то изменится и будет как-то по-другому, и они не смогут использовать свои схемы вытягивания этих бюджетных денег. Потому что это же преступление. Это просто преступление. То, как к ним обращаются, ну, не знаю. Мы же сейчас уже не можем обращаться ни в какие суды по правам человека. И у нас тоже суды не очень работают. Поэтому тут возможность этим людям, чтобы кто-то их защитил. А эта распределенная опека может дать возможность этим людям иметь не одного опекуна, а несколько.

К. Лаврентьева:

— То есть вы предлагаете это вариант — распределенная опека? Что это в себя включает?

Е. Бероев:

— Конечно. Я думаю, это разговор серьезный.

К. Лаврентьева:

— Серьезный, долгий просто касательно этой темы, которую мы подняли.

Е. Бероев:

— Нам пришлось уйти из нескольких областей просто потому, что региональная власть не была готова к этим изменениям. Они очень хорошо к нам относились, они с нами фотографировались, но не были готовы к изменениям. Но, тем не менее, у нас есть положительные сдвиги. Я думаю, что это отчасти Ростовская область, в которой происходит большая работа нашего филиала во главе с Татьяной Степановой. Это, я думаю, что с большим потенциалом Костромская область, не такая финансово активная, но с потрясающим губернатором, Сергеем Константиновичем Ситниковым, очень честным, на мой взгляд, и очень достойным руководителем своей земли, с которым мы очень хорошо поняли друг друга и думаю, что мы двинемся. Вот сейчас мы справимся с проектом ВДНХ, потому что туда большое количество денег, и нам нужно эти деньги, чтобы двинуть эту историю с павильоном. И потом мы опять вернемся в Костромскую область и сделаем там то, что хотим сделать. Я думаю, что там нас слышат, и там чудесные люди, очень желающие какого-то светлого изменения.

К. Лаврентьева:

— Будем надеяться, что все это получится. Егор, вы много рассказывали про вашу дочь.

Е. Бероев:

— Да? Много разве?

К. Лаврентьева:

— В интервью это есть. Как вы ей читаете, как вы с ней, везде с собой берете. Вы и Ксения для меня одно целое. Поэтому я и говорю так, вы, а может Ксения рассказывала. Тем не менее, сейчас она подросток, как это все складывается сейчас.

Е. Бероев:

— Да, с ней очень интересно.

К. Лаврентьева:

— Четырнадцать ей?

Е. Бероев:

— Четырнадцать лет. Она очень высокая красивая. Очень хорошо одевается, сама выбирает себе одежду. Она думающий человек, со своей позицией, с прекрасным чувством юмора, у нее очень хорошо подвешен язык, потому что мы много ей читали, очень много ей читали, регулярная была, причем она очень любила, когда ей читают. Началась учеба в школе. Я не знаю, что сказать в этом отношении. У нее много друзей, она умеет дружить, она интересный собеседник.

К. Лаврентьева:

— Она с вами также в делах фонда включена или уже чуть-чуть дальше? Пока думает, присматривается?

Е. Бероев:

— Я думаю, что она так же близка, и так же искренне относится к нашим подопечным, к Владу. Шутит с Владом. Они там перешучиваются, подкалывают друг друга и очень хорошо общаются, мне нравится. Я думаю, она выросла как раз таким человеком именно благодаря нашей работе в фонде. Она видела это с детства, она общалась с этими детьми, она принимала участие в наших мероприятиях, играла с ними, и у нее есть уже большое количество друзей в нашем интернате ДДИ № 8 на Борисовских прудах, с кем она всегда общалась, Маша, Ваня.

К. Лаврентьева:

— В общем, растет ребенок, растет.

Е. Бероев:

— Да.

К. Лаврентьева:

— У вас была прабабушка Мария, которая укрывала монахинь у себя дома.

Е. Бероев:

-Да, да.

К. Лаврентьева:

— За это была преследуема некоторое время чекистами, допрашиваема.

Е. Бероев:

— Да, Ксения говорит, что она, наверное, молится там на небесах за нас. Действительно уникальная какая-то женщина была. Она была горбунья, это в Орле, был храм, в котором был монастырь, на территории храма был монастырь женский, и она была при храме, служкой при храме, и потом когда пошли гонения на Церковь, я даже был там, был в архивах, читал допросы, ее допрашивали, допрашивали монахинь. Конечно, они сделали свой выбор в пользу веры и Бога. Конечно, расстреляли священника, и она укрывала у себя на дому монахинь, монастырь. И потом она лечила руками людей и помогала справиться с психологическими сложностями во время войны. Была женщина в Орле, дочь ее изнасиловали, и она разговаривала с ней, помогла спасти ее от самоубийства и вернула ее к жизни. И потом когда мой прадед, дядя Гриша, он был летчиком, повредилась у него спина, нужно было катапультироваться, у него была большая серьезная травма спины, и она лечила ему спину, вылечила, и он перевез ее в итоге в Ригу. Она жила остаток ее жизни в Риге, тоже служила при храме и потом, когда она умерла, ее хоронила вся Рига. Когда гроб несли, на гроб село такое количество голубей, что его пришлось опустить на землю.

К. Лаврентьева:

— Да вы что?

Е. Бероев:

— Это реальная история, которую мне рассказывали люди, которые были на похоронах, наши родственники. И мать Мария, может быть, она была скрытой монахиней, я не очень знаю, видел ее фотографии, они есть у нас. Думаю, что во многом, за то, что у нас получается, я должен быть благодарен матери Марии за то, что она, наверное, молится за нас на небесах, матушка Мария.

К. Лаврентьева:

— А вы за нее здесь. Такая некая молитвенная связь сквозь века.

Е. Бероев:

— А мы за нее здесь. Да.

К. Лаврентьева:

— В интервью Владимиру Легойде на телеканале «Спас» в программе «Парсуна» вы сказали такую фразу: я проводник, я инструмент, если бы не было высшего указа по поводу меня, ничего бы не было.

Е. Бероев:

— Да, конечно.

К. Лаврентьева:

— У вас есть реально это ощущение, что вы проводник.

Е. Бероев:

— Абсолютно, на все воля Божия. И более того, я когда прошу о чем-то Бога, наверное, самая главная фраза, которую я говорю, это — Господи, сотвори волю Твою. Не сделай так, как я хочу.

К. Лаврентьева:

— Пожалуйста, мою волю.

Е. Бероев:

— Не сделай так, да, мою, вот я хочу так. А просто сотвори волю Твою.

К. Лаврентьева:

— У вас есть готовность внутренняя эту волю принимать?

Е. Бероев:

— Да.

К. Лаврентьева:

— Любую.

Е. Бероев:

— Я не знаю, я не могу сказать. Готовность есть.

К. Лаврентьева:

— Понятно, все мы можем сказать.

Е. Бероев:

— Тем не менее, мы должны быть готовы к разным вещам, к разным событиям в нашей жизни, тем более, сейчас, но мы не должны забывать, что мы ответственны за свой выбор и, я думаю, что наш выбор христианский, православный должен быть исключительно согласно нашим принципам православным, только лишь, и никаким другим. Тут важно не терять, не терять это умение и тоже просить, наверное, об этом умении увидеть правду и ложь, и сказать, не промолчать уйти, а сказать «нет» лжи. Я думаю, что если так, то ничего не страшно абсолютно.

К. Лаврентьева:

— Не бойся, только веруй.

Е. Бероев:

— Конечно, конечно. Самое главное, страха никакого нет, если ты делаешь во имя Господа, во имя веры, во имя честности и добра.

К. Лаврентьева:

— Это был прекрасный Егор Бероев.

Е. Бероев:

— Спасибо.

К. Лаврентьева:

— Актер театра и кино, уважаемые радиослушатели.

Е. Бероев:

— Спасибо.

К. Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера» был с вами в этом часе. Мы прощаемся с вами. Егор, огромное вам спасибо за это разговор.

Е. Бероев:

— Спасибо вам за то, что пригласили.

К. Лаврентьева:

— Пролетел на одном дыхании. Огромное спасибо. С вами была Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья. Всего вам доброго и до свидания.